Текст книги "Под сенью виноградных лоз"

Автор книги: Джанет Дейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

У Кэтрин вырвался вздох, полный сожаления.

– Я никогда не подвергала сомнению ничего из того, что он делал на винодельне. Некоторые вещи меня удивляли, например, зачем мы закупаем такое количество винограда у других производителей, но я предпочитала поменьше общаться с Эваном. В прошлом он позволял себе кое-какие двусмысленности, а то, что не было высказано, говорили его взгляды. От Эвана Дауэрти можно было всего ожидать, уж такой это был мужчина. Когда нянька моих сыновей забеременела и выяснилось, что он был тому виной, я возмутилась и настояла, чтобы он женился на ней. Он послушался, но при этом ничуть не остепенился. Думаю, что в каждой женщине он видел свою потенциальную добычу, и не успокаивался, пока не завоевывал ее.

Голос ее стал глуше, взгляд был устремлен как бы внутрь себя, в ее далекое прошлое. Сэм поставил на стол бутылку.

– Так что же случилось в тот вечер, Кэтрин?

И тут произошла еле заметная психологическая подмена: противниками отныне были не Келли и Кэтрин, а Кэтрин и Сэм.

– В тот вечер? – Она обратила к нему невидящий взгляд, потом собралась и несколько секунд внимательно разглядывала его, пока не поняла: он не успокоится, не узнав всю правду до конца. – Был поздний час. Я вышла на прогулку. Мне было грустно и одиноко в тот вечер и как-то не по себе. Раньше я всегда была при деньгах и не привыкла стесняться в тратах. Но после катастрофы у меня осталось так немного. Особенно трудно было свыкнуться с этим в первый год. Меня возмущала моя бедность. Я не хотела смиряться с ней, но в тот вечер я осознала наконец, что отныне моя жизнь будет зависеть от того небольшого дохода, что приносит имение.

На солнце набежало облачко, и терраса погрузилась в тень. Легкий порыв ветра подхватил концы шарфа на шее Келли и принялся трепать их в воздухе.

– Когда в темноте я различила фигуру Клода, спешившего куда-то, я поняла, что мне необходимо с кем-то поговорить, пусть даже это будет ребенок. Я окликнула его и спросила, почему он так поздно гуляет. Он ответил, что идет домой, и показался мне расстроенным, непривычно тихим. Я решила, что, может быть, у него неприятности в школе, и спросила, что случилось. Вначале он не хотел мне говорить, но потом признался, что видел, как Эван грузит вино из погребов в свой грузовик. Он был очень растерян.

«Зачем мсье Дауэрти это делал?» – подумала я.

Я старалась придумать объяснение, зачем могло понадобиться Эвану грузить вино так поздно и без помощи рабочих, но все это не выдерживало никакой критики. Я велела Клоду идти домой к деду и не беспокоиться, а сама немедленно пошла поговорить с Эваном. В конце концов я обнаружила Эвана в погребах. Но прежде чем увидеть, я услышала его. Насвистывая что-то, он тащил бутыли с вином.

– Куда вы переносите их? – Кэтрин встала, решительно загородив ему проход между рядами бочонков.

– Так, так, так! – Рот его искривился в эдакой ленивой, дразнящей ухмылке, в то время как бутылочно-зеленые глаза его беззастенчиво обежали взглядом всю ее фигуру. Несмотря на холод подземелья, она почувствовала, что ее бросило в жар. – Убей меня, если это не вдовушка собственной персоной, и к тому же совершенно одна? Заскучали одна, желаете побеседовать, не так ли?

– Я, кажется, задала вам вопрос!

– Здесь в погребах зябко. Вам следовало бы одеться потеплее, во что-нибудь более плотное, чем эта блузочка. – Он поставил на пол бутылки. – Лучше вам надеть мою куртку, а не то, не ровен час, просквозит вас до смерти.

Он повел плечами, сбрасывая куртку, и от этого движения под клетчатой рубашкой его четко обозначились мускулы. Невольно она обратила внимание на это.

– Мне не нужна ваша куртка, – намеренно холодно проговорила Кэтрин и смерила его ледяным взглядом.

Но никакого действия это не возымело, и Эван приблизился к ней.

– Как это «не нужна»! – Кэтрин упрямилась, чувствуя, что если сдастся, то утратит в его глазах всякий авторитет. – Перестаньте! Мы только накинем ее вам на плечи, и вы согреетесь!

Когда он протянул руки, чтобы укутать ее в куртку, первым побуждением ее было отодвинуться, отпрянуть. Но она взяла себя в руки и дала ему накинуть ей на плечи куртку и стянуть воротник у горла. Куртка сохранили тепло его тела и его крепкий мужской запах. Запах этот не давал ей дышать.

– Вот так. Разве не лучше? Поплотнее запахнув на ней куртку, он коснулся ямочки на ее подбородке, легонько погладил ее.

Лицо Кэтрин по-прежнему оставалось холодно-невозмутимым.

– Мне интересно знать, что вы собирались делать с этими бутылками и с теми, что в грузовике. – Она старалась не отвлекаться, не потерять хладнокровие.

– Продать их, конечно. – Лениво окинув ее взглядом, он улыбнулся – неспешно, высокомерно.

– Кому же?

– Одному знакомому в Сан-Франциско. – Выпустив из рук отворот куртки, он провел пальцем По ее щеке. – Я так и знал, что кожа у вас очень гладкая. И могу поклясться, что гладкая она не только на щеке.

На этот раз она оттолкнула его руку.

– Что за знакомый такой? Он изобразил улыбку.

– Знаете, не могу припомнить, как его фамилия!

– Вы торгуете незаконно! Вы таскаете мое вино и продаете его на черном рынке! Как я раньше-то не догадалась! – Она была взбешена.

– Ну бросьте, бросьте! Не стоит из-за этого так волноваться! – проворковал он. – Вы взваливаете на себя слишком уж большой груз! Слишком много работаете. Это все от одиночества, понимаю. Особенно трудно небось по ночам, когда рядом нет мужчины. Некому обнять, прижать к груди. Ох как не сладко, должно быть!

Руки его потянулись к плечам Кэтрин.

– Прекратите! – Рванувшись, Кэтрин отвернулась от него. – Вы втянули меня в бутлегерство! Да понимаете вы, что произойдет, если вас поймают?

– На забивайте этим свою хорошенькую головку. Ничего не произойдет. Не впервой. – Он повернулся так, чтобы лицо ее было обращено к нему.

– Не впервой? – Сначала ее охватил гнев, а потом страх перед тем, какими последствиями эта его деятельность может обернуться для нее. Кэтрин в ужасе отшатнулась – не от него, а от мысли, что может случиться.

– Вы понимаете, что, если вас поймают, меня лишат лицензии и завод будет конфискован! Я разорюсь!

– Я очень осторожен. – Он придвинулся к ней, голос его был мягким и сладким, как мед. – Уверяю вас, что я очень осторожен. Вы можете рассчитывать, что Эван и тут вас не подведет. А вы и не знали? А каким образом, думаете, вы получали прибыль в последние годы? Не от продажи церковного вина, это уж точно! Нет, я честно делился с вами прибылью.

– Вы должны это прекратить. Риск слишком велик! – Она хотела было отступить еще на шаг, но уперлась в бочонки.

– Вы беспокоитесь обо мне. Приятно сознавать это! – Он оперся руками о бочонок, заключив Кэтрин в кольцо. – И вообще мне в вас многое приятно!

Кэтрин уперлась руками ему в грудь, чтобы удержать его на расстоянии.

– Да ничуть я не беспокоюсь о вас! – опять вспылила она. – Это я о себе беспокоюсь.

– У вас глаза горят как синие угольки. Я всегда подозревал, что за холодностью вашей таится огонь. – Он взял ее за подбородок.

Она попыталась отвернуться, но безуспешно.

– Перестаньте! Оставьте меня в покое! – Она хотела оттолкнуть его, отодвинуться, чтобы он не был так близко. Но он лишь обнял ее за плечи.

– Но на самом-то деле вы не хотите, чтоб я оставил вас в покое, правда? – доверительно шепнул он.

– Хочу! – Она запрокинула голову, чтобы бросить на него сердитый взгляд, и тут же поняла свою ошибку, потому что рука его сжала ей голову, и губы его приникли к ее губам.

Она боролась, крепко сжав губы, но он то впивался в них, то осыпал их мелкими поцелуями, не обращая внимания на то, что руки ее отталкивают его, а тело выгнулось, стремясь освободиться. Когда она принялась отбиваться, он засмеялся тихим гортанным смехом.

– Кошечка сердится? Тем громче она мурлычет! Дай-ка послушаю!

Без всякого труда он отвел и сцепил ей руки за спиной и уткнулся ей в шею, лаская губами бившуюся там жилку.

Чуть ли не стеная от собственной беспомощности, Кэтрин закрыла глаза – как же ненавидела, как презирала она его за то, что он заставил вспомнить минуты их близости с Клейтоном, когда Клейтон целовал ей лицо и шею, возбуждая ее, волнуя, вспомнить, как сжимали ее руки Клейтона, и она знала, что еще ни одному мужчине и ни одной женщине не было так хорошо вместе! Как хочет она испытать это вновь, этот жар и эту жажду, боль, преображаемую в безотчетное счастье!

Забывшись воспоминаниями, она не чувствовала, как крепко вцепляется пальцами в его рубашку, прижимаясь к нему, не чувствовала, как напрягается ее тело в жажде еще более тесной близости, не чувствовала ничего до тех пор, пока ее вдруг не обдало холодом и сразу же вслед за этим жесткая рука его легла на ее обнаженную грудь.

– Нет! – Она дралась, лягалась и царапалась, пытаясь высвободиться. – Пусти! Слышишь! Пусти же!

– Вы слышите, что говорит мадам? – произнес мальчишеский голос, старавшийся звучать посолиднее.

– Клод! – Кэтрин почти выкрикнула это – таким облегчением для нее было увидеть эту долговязую фигуру высокого не по тегам мальчишки с таким серьезным выражением лица.

Эван покосился на него через плечо.

– Я вижу, этот щенок опять за тобой приплелся? Лучше пусть отправляется восвояси, ты не находишь? – Он опять повернулся к ней и осклабился. – Он еще маленький, ему не понять!..

Он прижал к себе ее бедра, так чтобы она ощутила твердую выпуклость впереди.

– Иди себе, мальчик! – сказал он, не сводя с нее глаз. – Леди не нуждается в твоей помощи.

Кэтрин обомлела, шокированная его совершенным безразличием к присутствию Клода.

– Как и в твоем! – придя наконец в себя, выпалила она и опять попыталась вырваться, но он лишь смеялся над ее усилиями.

Внезапно Клод бросился к ним и вклинился между ними, стараясь оторвать от нее Эвана. Тот обернулся и сильно отпихнул Клода, так что мальчик, отлетев, растянулся на каменном полу.

Эван ухватил теперь Кэтрин за кисть и держал, не давая вырваться.

– Убирайся! – приказал он Клоду. – Не то я так двину, живо хвост подожмешь! – И засмеялся, глядя как Клод, стоя на четвереньках, с потемневшим от гнева лицом поднимается на ноги. – Вот теперь нам не помешают! – И он с улыбкой опять притянул к себе Кэтрин. – Легкая паника естественна. Но у тебя это затянулось. Ладно, я не тороплюсь.

– Нет, – не сказала, а почти выдохнула она, упираясь в него руками.

Раздался какой-то глухой звук, и Эван замер, словно ошеломленный. Катрин увидела, как закатились его глаза и как он медленно осел на пол. Клод смотрел на нее с выражением ужаса.

– Клод ударил его, – пояснила Кэтрин. – Ударил, защищая меня, и убил. Клод вовсе не хотел его убивать. Это был трагический несчастный случай, и я сразу поняла, что должна его так представить.

– Почему? – Сэм подался вперед, силясь понять. – Почему ты не стала звонить в полицию?

– И тем вызвать скандал судебного расследования? – Кэтрин покачала головой. – Как могла бы я объяснить свое появление в погребах в столь поздний час? Сказать, что я пришла туда для беседы с Эваном Дауэрти? Мы оба знаем, что подумали бы люди. И сейчас бы подумали, а тогда нравы были еще строже. И разве я могла допустить, чтобы полиция заподозрила его в связях с бутлегерами? Раскрытие этого преступления означало бы для меня полный крах. А Клод… Ведь Клоду было только шестнадцать лет. Это погубило бы всю его жизнь!

– И вы скатили бочку с полки, имитируя несчастный случай, – высказала догадку Келли, сразу же подумав об отце и обо всех тех, чью жизнь бесповоротно и круто изменил поступок Кэтрин. Смерть Эвана Дауэрти означала, что сын его вырос без отца, а она, Келли, лишилась деда.

– Да, так я и сделала. Мне надо было превратить это в несчастный случай, – сказала Кэтрин; она медленно кивнула, сразу словно съежившись от усталости. – А потом я повернулась и увидела Гила, он смотрел на меня – холодно, осуждающе. – Она обхватила себя за плечи, как будто ей стало холодно от воспоминаний. – Я так и не знаю, почему он вдруг там очутился. Он любил красться, выслеживать, вынюхивать. Может быть, в тот вечер он играл в какую-нибудь игру. Мы никогда не говорили с ним об этом. – Через стол она пристально глядела на Келли, ее глаза смиренно молили об участии. – Гибель Эвана была несчастным случаем.

– Да, – мягко сказала Келли, сожалея, что захотела выяснить правду.

– Если позволите, – пробормотала Кэтрин и потянулась за палкой, – я очень устала. Думаю, мне лучше пойти прилечь.

Сэм пришел ей на помощь – отодвинув ее стул, он придержал ее под руку, помогая встать. Таким заботливым, внимательным Келли его еще не видела.

– Ты просто устала, а больше ничего? – негромко спросил он.

Ее белая голова взметнулась вверх – подобие ее былой уверенности.

– Конечно!

Вот и все, подумала Келли, и ничего-то нового, доказывающего вину или невиновность отца, она не узнала.

– Кэтрин! – Она выждала, пока старуха обернулась. – Я не задавала вам этот вопрос – в тот вечер вы возле завода выдели еще кого-нибудь?

– Еще кого-нибудь? – В глазах Кэтрин мелькнуло страдание.

А может, то был испуг?

– Видели, правда? Взгляд старухи затуманился.

– Когда я наклонилась, чтобы посмотреть, жив ли еще Эмиль, а потом подняла глаза, единственное, кого я увидела, был призрак. Маленький мальчик, который смотрел холодно и осуждающе. Я все глядела и глядела, а он исчез.

Кэтрин медленно двинулась к двери на террасу, и Келли поймала на себе суровый взгляд Сэма.

– Очень нужно тебе было спрашивать? – Он вернулся к столу.

Она не ответила Сэму, лишь пожала плачами.

– Думаешь, она видела там Гила?

– Думаю, что видела она именно то, что сказала, – призрак.

Сэм говорил очень уверенно. Но, на беду свою, Келли не верила в призраков, если те не были призраками во плоти.

22

Обшитые деревом стены библиотеки поблескивали в лучах утреннего солнца, щедро лившегося в окна. Мягкими шагами Келли ходила по комнате, то проводя пальцем по кожаным корешкам на полке, то трогая лупу на письменном столе. Тишину нарушил приглушенный звук телефонного звонка. Подходить она не захотела: пусть ответят миссис Варгас или Кэтрин. Она чувствовала беспокойство и, не зная чем себя занять, ненавидела себя за такое настроение.

Подойдя к окну, она печально вздохнула. Вчерашний день ничего ей не принес, хотя… Огорченно поджав губы, Келли вынуждена была признать, что это не совсем так. Она проникла в кое-какие семейные тайны, но этот новый груз не облегчил ее ноши.

– Вас к телефону, мисс Дуглас, – неслышно ступая, в дверях появилась домоправительница.

– Спасибо, миссис Варгас.

Келли вернулась к столу и сняла отводную трубку.

– Келли Дуглас слушает.

– Келли, это Хью.

– Хью! – Все, о чем она боялась думать это время, сразу же нахлынуло на нее. – Как дела? Как Диди проинтервьюировала Джона Тревиса? Получилось?

– Великолепно. Позвонил я вот почему…

– Да?

– Тебе придется связаться с твоим агентом, Келли. Ему предстоят кое-какие переговоры, и, как я думаю, он не захочет их вести, предварительно не побеседовав с тобой.

– Что за переговоры? – Келли невольно вскинула подбородок, чувствуя, что уже знает ответ.

– Келли… – Хью пробормотал ее имя с явной укоризной и сожалением. – Ты, разумеется, не нуждаешься в том, чтобы я растолковывал тебе все, называя вещи своими именами…

– Именно нуждаюсь!

Долгая пауза, а за ней новый тяжелый вздох.

– О Боже… Ну-ка принеси мне стаканчик винца, чтоб я мог промочить горло и проветрить мозги и сказать что-нибудь дельное… – Чтобы как-то смягчить неловкость, Хью прибегнул к цитате.

– Не нужно дельною, Хью, скажи только правду.

– Я думал, правда и так бросается в глаза, Келли.

– Да уж… В Айове говорят: торчит как медный гвоздь в свином ухе, – сухо ответила ему Келли. – Меня хотят снять и заменить в программе другим ведущим, верно? – И не дожидаясь, пока Хью это подтвердит, она продолжала: – Можешь сказать им там, что я буду бороться, отбиваться когтями и зубами, и отбиваться отчаянно. Отец достаточно уже попортил мне жизнь, и я не собираюсь, чтобы теперь он стоил мне работы. И карьеры.

– Келли, лично против тебя никто ничего не имеет.

– Это не так, Хью! На самом деле это именно очень личное!

– Ну попробуй же понять! Твоя репутация, твой авторитет оказались самым серьезным образом подорваны.

– Мне это очень хорошо известно. Как и то, что все можно поправить.

– Каким образом? – Голос Хью выдавал его скептицизм.

Точного ответа на этот вопрос у нее не было.

– Возможно, если б меньше думали о том, кем меня заменить, а больше о том, как исправить положение, выход был бы найден. Я отнюдь не единственная жертва, пострадавшая, как физически, так и морально, от алкоголика-отца. Возможно, мне стоило бы взять интервью у какого-нибудь видного деятеля, сумевшего завоевать себе имя вопреки дурной репутации своего отца. Схожая история могла бы повлиять на мнение телезрителей о моей персоне. Найти выход, Хью, дело вовсе не безнадежное.

– Может быть, – пробормотал он, задумчиво и уже менее скептически.

– Во всяком случае, Хью, я позвоню моему агенту, чтобы он позаботился о защите моих интересов и начал хлопотать о возмещении ущерба. Если начальство пожелает вести со мной эти переговоры, то я готова. Но ни о чем другом речи быть не может.

– Понятно.

– Надеюсь. Очень надеюсь, Хью.

Она повесила трубку, немедленно ощутив потребность в свежем воздухе.

Очутившись в нижнем холле, она распахнула дверь террасы и вышла наружу. Ей хотелось тепла и солнечного света. Утреннюю тишину прорезал вой полицейской сирены, но Келли не хотелось думать, что это может иметь отношение к ее отцу.

Пройдя по цементным плитам террасы, она ступила на газон, густая трава которого пружинила при каждом шаге. Еще не доходя до бетонной балюстрады, окаймлявшей крутой склон, она услышала голоса, доносившиеся со стороны розария. Достигнув перил, она увидела Натали Фужер и обнимавшего ее Клея Ратледжа.

Баронесса резко оборвала поцелуй и оттолкнула Клея, вырываясь из кольца его рук. Клей что-то произнес, но Натали покачала головой и, высвободившись, быстро пошла по направлению к террасе, голова ее была опущена, и она не видела Келли. Клей с раздражением отвернулся и, срезая путь, зашагал через сад к фасаду дома.

Когда их отделяло всего несколько шагов, Натали увидела Келли. Испуганно вскинув на нее глаза, она покосилась в сторону розария, а потом опять взглянула на Келли – бледная, трепещущая.

– Вы видели, – пробормотала Натали.

– Я видела вас с Клеем. Меня это не удивило. Я давно подозревала, что у вас роман. – Натали прятала глаза, но все же Келли разглядела выражение замешательства и вины на ее лице.

– Пожалуйста, поверьте, что это вовсе не то, что вы думаете. Все уже кончено. Я больше не могу выносить его прикосновений. – Легкая дрожь отвращения, пробежавшая по ее телу, не казалась притворной. – Я говорила ему, но он и слушать не хочет.

– Когда погиб ваш муж, вы ведь не в розарии находились, правда? – наобум вдруг сказала Келли. – Вы потихоньку ускользнули, чтобы встретиться с Клеем.

– Мы были тогда вместе, верно. – Она взволнованно потерла кисть руки.

– А Эмиль вошел за вами следом, правда?

Натали глядела на нее своими карими глазами, испуганная, смущенная. Ответа не требовалось.

– Лучше бы было мне не видеться с ним. Это была ошибка.

– Что произошло? Ваш муж застал вас вдвоем? – Келли вполголоса так и сыпала вопросами. – Произошла ссора? Драка? Клей ударил его?

– Нет. Нет.

– Она была напугана, Сэм.

Она сидела на широкой и ветхой бетонной перекладине балюстрады, откуда открывался вид на долину внизу.

Заходящее солнце освещало вершины западного хребта, заливая янтарным светом все вокруг. Необозримые виноградники, одинокие дубы в долине, строения стали похожи на пожелтевшую гравюру. Сэм стоял рядом с Келли, подняв ногу на балюстраду и обхватив рукой колено.

– Чем напугана? – задал Сэм вопрос, который ей хотелось от него услышать.

– Не знаю. – Она катала бетонные крошки разрушившейся перекладины. – Может быть, она боится Клея, потому что он убил барона. Может быть, боится, потому что убила его она сама. А может быть, она боится, что узнают о ее неверности мужу. Не исключено, что об этой неверности она искренне сокрушается. – Запрокинув голову и прищурившись, Келли смотрела, как солнце постепенно становится ярко-багряным. – Кто знает, что происходит в ее душе? Но тут замешана ложь, Сэм. Она утверждает, что находилась с Клеем, и то же самое говорит про себя и про Клея Гил. Что, если Клей не был в момент убийства барона ни с Гилом, ни с Натали? Но разве докажешь это!

– Ты и не докажешь. – Сэм искоса взглянул на Келли. – Лучше сообщи в полицию сведения, которые ты раздобыла, а они уже все выяснят. Это их работа.

– Правильно. И добавь пикантной щепотки секса и неверности в историю, и без того достаточно скандальную, – возразила Келли. – И что я сообщу полиции? Что Натали Фужер созналась мне в своем романе с Клеем Ратледжем и рассказала, как потихоньку ускользнула от всех, чтобы встретиться с ним, и как Эмиль выследил ее? Для нее проще простого все отрицать, а Клей уже имеет алиби. Мое слово ничего не значит против них двоих. А никаких доказательств у меня нет. Сэм помолчал.

– Полиция считает, что обнаружила место ночевки твоего отца; в ущелье, что над мельницей старого Бейла. Один из лесничих вышел на это место после того, как какой-то турист сообщил, что видел дымок от костра.

– Откуда тебе это известно? В «Новостях» об этом ничего не было.

– Беседовал сегодня с одним лесничим. Он мне и сказал. Место там дикое, необжитое. Они пытаются окружить его и арестовать. Пока что они доставили туда собак, посмотреть, не возьмут ли те его след на стоянке.

– А они уверены, что это именно он?

– Они нашли пластиковый мусорный мешок, а в нем консервы и рубашку, похожую на ту, что ты описывала. Они считают, что он спешно покинул это место, возможно, заслышав шаги лесничего. Если им повезет, он будет под присмотром уже к утру.

«Под присмотром» – это то же самое, что «в тюрьме», только сказанное в более вежливой и обтекаемой форме. В тюрьме и обвиняемый в убийстве. Келли бросила взгляд на север, туда, где над горизонтом высился конус горы Сент-Хелен.

– Ты должна быть довольна. – Голос Сэма был очень спокоен, ровен.

– Я и довольна.

– Довольна? Но говоришь ты так, словно этого не чувствуешь.

– Я стану радоваться, когда его действительно поймают. А пока… – Келли стряхнула с пальцев бетонные крошки. – …передо мной все еще стоит вопрос, виновен ли он. А также кто врет и почему. Я должна придумать способ вытрясти из них правду.

– Брось ты это дело, Келли!

– Сидеть сложа руки? Сэм, но ведь, может быть, он невиновен!

– А может, виновен. – Он снял ногу с балюстрады, выпрямился. – Не тебе это выяснять.

– Но больше-то никто не пытается! Посчитали его виновником, и точка!

– Но это еще не основание, чтобы тебе влезать в это дело. Ты тут совершенно ни при чем, и я не желаю, чтобы ты вдруг очутилась в самой гуще событий!

– Но почему? – Келли вскочила, от слов его веяло холодом. – Потому что он пьяница и бузотер?

– Ты сама сказала это. Не я. Ну и что произойдет, если он попадет в тюрьму за что-то, чего не совершал! Разве это так уж страшно, а, Келли? После того ада, в который он превратил твою жизнь, он получит по заслугам. А твое дело сторона. Там ты и оставайся.

– Не могу. Это мой отец! – бросила она ему в ответ.

Он окинул ее долгим мрачным взглядом.

– Это впервые ты его так назвала.

– Какая разница? Это ничего не меняет!

– Должно менять! Ты, Келли, как никто, знаешь, что он недостоин таких забот. Не впутывайся.

– Не могу. И не хочу.

Она собиралась уйти, но он преградил ей дорогу.

– Но зачем? – требовательно спросил он ее. – Думаешь, если ты докажешь, что он невиновен, он испытает благодарность? Да в ту же минуту, как он выйдет из тюрьмы, он напьется! Сама не знаешь, что ли! А может, рассчитываешь в конечном счете заслужить этим его любовь?

Резко отстранив его, она ушла со слезами на глазах. До самого дома она боролась с рыданиями, каждый глоток воздуха заставлял сжиматься саднящие легкие. Душу переполняли самые разнообразные чувства, но на первом месте все-таки был гнев. Три ступеньки, ведущие в нижний холл, и Келли метнулась в библиотеку.

Там она начала рыться в ящиках стола, пока не нашла телефонную книгу. Перелистнув страницы до буквы Р, она провела пальцем по столбцам фамилий и отыскала нужную, после чего подняла трубку. Быстро набрав номер, она подождала.

– Мне нужен мистер Ратледж, – сказала она голосу на другом конце провода.

– Простите, кто его спрашивает?

– Мисс Дуглас.

Она присела на краешек стола и подождала еще немножко.

Наконец ей ответил Гил Ратледж.

– Да, мисс Дуглас. Чем я могу быть вам полезен? Но, пожалуйста, покороче. У. меня сегодня вечером гости.

– Я буду говорить очень кратко, мистер Ратледж. – Она старалась, чтоб голос ее звучал сдержанно и холодновато, не выдавая бурлящего в ней гнева. – С самого начала хочу вас предупредить, что Кэтрин об этом ничего не знает. Это касается только меня и вас.

– В чем дело? – Он явно торопился.

– Мне известно, что в момент гибели барона ваш сын не находился рядом с вами. Если мой отец из-за этого пострадает, простая справедливость требует, чтобы ему это компенсировали.

– Что вы говорите?

– Пока что я не говорю никому ничего. Но, разумеется, это может измениться.

Голос его упал до сердитого невнятного шепота:

– Но это шантаж!

– Шантаж – грубое слово, мистер Ратледж. Я задумала лишь сделку. Поразмыслите над моим предложением. Я еще позвоню. – Она повесила трубку, потом помедлила, пытаясь успокоиться. Гнев уступил в ней место раздражению. Келли провела рукой по телефонному аппарату.

– Одного лжеца я отыскала, Сэм, – прошептала она. – Теперь мне предстоит отыскать правду.

Слишком долго она жила во лжи. Лжи о синяках, оставшихся на теле после отцовских побоев, о сломанной руке. И в той бесконечной лжи, которой окружал ее отец. Ей надо выяснить, очередная ли это его ложь. Выяснить, виновен он или невиновен. Это единственный способ перестать быть жертвой, единственный способ завоевать наконец свободу.

Она делает это для себя, а вовсе не для отца. Но она не знала, каким образом втолковать это Сэму. И это причиняло ей боль гораздо большую, чем она готова была признать.

Когда Сэм поднялся по лестнице, намереваясь идти спать, было уже очень поздно, весь вечер он прождал Келли, надеясь, что она придет помириться с ним. Он не сомневался, что, подумав, она поймет, что единственным его желанием было уберечь ее от новой боли, которую может ей причинить Дауэрти, если не оправдает ее ожиданий.

Проходя мимо ее двери, Сэм замедлил шаг, постоял немного, не подходя к самой двери. Если бы они не поссорились, он был бы с ней этой ночью. Это и сейчас еще возможно, стоит только подойти к двери.

Нет. Не станет он извиняться за все, что, черт его побери, наговорил! Он был прав. Ничего, кроме страданий, Дауэрти ей не доставлял. Пора ей понять, что он не переменился. Этот человек – закоренелый лгун и пьяница. Пора ей очнуться и усвоить истину.

И крупными шагами он уверенно направился в свою комнату.