Текст книги "Под сенью виноградных лоз"

Автор книги: Джанет Дейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Кэтрин остановила лакея.

– Когда увидите моего внука, передайте ему, что я желаю с ним поговорить.

– Слушаюсь, мадам. – Лакей с поклоном отошел.

– В чем дело, Кэтрин? – раздался насмешливый голос Гила. – Сэм опять досадил тебе каким-то своим поступком?

Она медленно повернулась к нему. Он стоял сбоку от нее с коньячной рюмкой в руке – на губах его играла довольная улыбка, а в глазах сверкала ненависть.

– К счастью, Сэм не такой, как ты, – ответила она, окидывая сына холодным взглядом.

Лицо его потемнело от гнева, на шее вздулась жила, он поглядел на нее с неприкрытой злобой и глотнул коньяку, сделав видимое усилие сдержаться.

– Твой сегодняшний прием наверняка вызовет толки и волны разговоров по всей долине. Но ведь формальное соглашение еще не подписано, не так ли? Я собираюсь сегодня побеседовать с бароном. И кто знает? Результатом могут стать другие волны – волны смеха.

– Я не настроена сегодня пикироваться с тобой, Гил, – сказала Кэтрин, не скрывая своего нетерпения. – Для тебя это всегда было вопросом личного соперничества, в то время как на самом деле это не так. Ревность между тобой и братом причинила много зла. Она как филлоксера, что пожирает виноградники; доберется до корней, а тем временем глядишь – и вино погибло. Я не позволю, чтоб это продолжалось. Правда, я надеялась, что, когда встанешь на ноги, ты сам это поймешь. Но я ошиблась. – Внезапно она почувствовала, как устала – грустная старая женщина. – Джонатан умер, а ты все еще не угомонился.

– И поэтому ты решила, что вправе сбросить меня со счетов? – спросил он тихо и грозно.

– Ты несчастный злой старик, – пробормотала она и отошла, на этот раз опираясь на палку.

Обходя гостей, она направилась на террасу, где столы были расставлены свободнее – одни совсем убраны, другие подвинуты для тех, кто предпочитал поболтать сидя. Таких оказалось не много. Занятая своими мыслями, Кэтрин не заметила Сэма, по плитняку дорожки шедшего к террасе.

– Сэм, Сэм, мне надо поговорить с тобой! – воскликнула она, убыстряя шаг.

Он остановился, досадливо взглянув на нее.

– Я везу Келли Дуглас назад в Дарнел. Вернусь примерно через полчаса.

– Ничего с ней не сделается, если подождет несколько минут. – Ответ ее прозвучал резко. Выдержка изменила ей. – Входи. – Ее капризный тон задел Сэма – он весь как бы подобрался, сжался от него. Когда он открывал дверь террасы и пропускал ее вперед, челюсти его были стиснуты и на щеках играли желваки. Готовясь встретиться с ней взглядом, он невольно принял вызывающий вид.

– Что же так не терпит отлагательств?

– Я говорила с Эмилем.

– И вы с ним пришли к соглашению. Знаю. Слышал за ужином. – Сэм не старался умерить жестокость того, как это было сказано, – обида с новой силой проснулась в нем. – Ты могла бы предупредить меня и раньше, чем об этом узнал весь свет. Думаю, что такую малость от тебя я все же заслужил.

– Я обязательно собиралась тебе сказать. Мы с Эмилем договорились, что объявления не будет… – Она осеклась и замолкла, не докончив фразы. – Но я не об этом хотела говорить с тобой. Несколько минут назад Эмиль сообщил мне, что тебе не нравится идея назвать вино Ратледжей и именем Фужера тоже. Это правда?

– Да. – Он собирался ограничиться только таким кратким ответом, но передумал.

– Ей-богу, Кэтрин, ума не приложу, почему ты сама относишься к этому по-другому. С детских лет я помню, как ты постоянно говорила, что в один прекрасный день название нашего имения будет значить не меньше, чем названия «Петрю», «Мутон-Ротшильд» или «Марго». Ты посвятила этому жизнь. Виноградники, лоза, вино – кроме них, ничто тебя не интересовало. А теперь все. Точка. – Он бросил взгляд на нее и покачал головой. – Нет теперь такого названия, как «Ратледж-Эстейт». Осталось лишь «Фужер-Ратледж» или «Ратледж-Фужер». А «Ратледж-Эстейт» перестало существовать.

– А тебе это крайне важно. – Она глядела на него со странным выражением.

У него вырвался горький смешок.

– Господи, Кэтрин, да ведь я Ратледж. У всех нас в жилах не кровь, а вино!

Он повернулся и пошел, оставив ее безмолвно стоять в холле.

Выйдя из дома, Келли ожидала увидеть на пороге подъездной аллеи джип Сэма. Но там стоял «Ягуар» с открывающимся верхом, покрашенный в цвет, какой бывает у гоночных английских автомобилей. Сэм вышел и открыл ей дверцу.

– Автомобиль, достойный преуспевающего винодела! – пошутила она.

– Я вывожу его из гаража, когда хочу произвести впечатление.

Подождав, пока она сядет и расправит юбку, он захлопнул дверцу.

– Я под впечатлением, – заверила его она, глядя, как он обходит машину, направляясь к месту водителя.

– Вот и хорошо. – Он открыл дверцу. – Если хотите, я могу поднять верх.

Она покачала головой.

– Вечер такой прекрасный. Оставьте как есть. – Ветер и шум сократят разговор во время поездки, а это устраивало Келли.

Едва отъехав от дома с его огнями, Келли увидела звезды в ночном небе, а рядом с ними толстый лунный серп. На Силверадо-Трейл было пустынно. Молнией, без малейшего усилия неся свой причудливой формы капот, пронесся спортивный автомобиль. Порывы ветра охватывали открытую машину, донося приглушенный шум двигателя и аромат долины. Она повернулась, подставляя лицо ветру, без мыслей, без чувств.

Вскоре автомобиль сбавил ход, и Сэм свернул с автострады на дорогу, ведущую к пригородам Сент-Хелен. Последние две мили промелькнули как миг.

Когда он въехал на подъездную аллею и остановился, выключив мотор, Келли даже испытала легкое сожаление.

– Недолгая поездка. – Он повернулся к ней, закинув руку на спинку сиденья.

– Да, совсем недолгая. – Она отстегнула ремень и уже потянулась к ручке дверцы, чтобы выйти. – Спасибо, что подвезли. Я… – В вечерней тишине она различила слабые звуки музыки и замерла, прислушиваясь, завороженная знакомой мелодией и воспоминаниями, которые она пробуждала в ней. – Испанские гитары, – пробормотала она.

Вскинув голову, Сэм тоже прислушался.

– Наверное, рядом лагерь сезонных рабочих.

– Должно быть, – негромко согласилась она, все еще погруженная в прихотливую вязь мелодии.

– Сколько вы еще здесь пробудете? – Вопрос этот вырвался у него сам собой.

– Я уезжаю завтра утром.

– Завтра? – Он удивленно наморщил лоб. – Я думал, вы собираетесь остаться еще на несколько дней.

– Другие остаются. Им надо отснять еще несколько натурных сцен. Сезонные рабочие на виноградниках, грузовики с виноградом на автострадах, работа в давильнях и все такое прочее, но я для этого им не нужна, – пояснила она. – Моя миссия окончена.

– Значит, это наше прощание.

Сэм поднес руку к ее лицу, пальцы его перебирали ее темные пряди, потом рука его коснулась шеи, ласково провела по подбородку.

– Значит, прощание. – Она слегка задыхалась, и голос ее прозвучал не так уверенно, как ей хотелось в эту минуту, когда он так внимательно глядел на нее.

Она почувствовала перемену в них обоих, что-то возникло между ними. Ее охватило волнение, давнее желание опять пробудилось в ней, она потянулась к его запястью, думая, что не хочет этого прикосновения. Но это было ложью. Она его хотела.

И все же Келли пробормотала:

– Мне надо еще сложиться. Я пойду.

– Конечно, – согласился он, наклоняясь к ней еще ближе. Свободная рука его скользнула по ее шее вверх, к лицу.

Большим пальцем он чувствовал, как бьется ее пульс в унисон его собственному; это биение и ее неподвижность – других знаков поощрения ему не было нужно.

Сэм тихонько потерся губами о ее губы. Влажное прерывистое сладостное прикосновение. Он почувствовал, что это ей приятно, губы ее дрогнули в робком ответном поцелуе. Он захотел повторения и получил его; он привлек ее к себе и запустил пальцы в ее прическу, вытащил шпильки, уничтожив последние преграды между ними.

Сэм не заметил того момента, когда ее губы разомкнулись и языком он ощутил ее язык – но ощущение это было чистым и свежим, как дождевая вода. Его можно было пить без конца, не боясь насытиться. Но желание не умирало в них – оно было тут, горячее, как этот вечер, как дальний рокот гитары, как его губы, требовательно приникавшие к ее губам. Но среди этого жара он знал, что его ждет успокоение.

Откинувшись на спинку сиденья, Келли наклонила голову, чтобы не встречаться с его вопрошающим взглядом, теперь, когда в ней бушевали тщетные желания. Утром она уезжает. Ничего не выйдет, ничего не может произойти.

Она глубоко дышала, вдыхая теплый запах земли, который ей напоминал его. Она просунула руки за борт его пиджака. И секунду подержала их там, чтобы вернуть себе самообладание, ощутив его мускулы и сухожилия, его силу и твердость. Это придало ей решимости.

– Прощайте, Сэм.

Она вылезла из машины и поспешила к входу.

Сэм глядел ей вслед, не шевелясь, пока не стукнула за ней дверь. Тогда он разжал ладонь и поглядел на лежавшие у него на ладони шпильки. Шпилек было пять. Он сунул их в карман и нажал на стартер спортивной машины: в рокоте двигателя утонули звуки одинокой гитары вдали.

Кэтрин стояла у окна, глядя на поворот подъездной аллеи, еще долго после того, как скрылись хвостовые огни «Ягуара».

Званый вечер и обязанности хозяйки были позабыты, а мысли ее вращались вокруг разговора с внуком, вновь и вновь возвращаясь к нему. Глаза ее потускнели, плечи поникли, и она тяжело опиралась на палку, похожая на то, чем была на самом деле, – на сбитую с толку старуху.

– В чем я виновата? – прошептала она в темноту.

Во мгле, у обочины подъездной аллеи, что-то шевельнулось. Она глянула довольно рассеянно, что там такое. Глаз не сразу различил мужскую фигуру, и тем более не сразу она поняла, что это Эмиль.

Что он там делает в одиночестве? Почему не с гостями? Она нахмурилась еще сильнее, увидев, как он повернул на старую вьючную тропу и исчез под сводами деревьев.

Ей надо с ним поговорить. Но она все стояла у окна, и целая минута прошла, пока она собралась с силами для того, чтобы действовать. Четко постукивая палкой по полу в такт шагам, она вышла из передней гостиной, пересекла мраморный холл, направляясь к входной, красного дерева двери.

Выйдя из дома, Кэтрин миновала подъездную аллею, оставила позади лужайку, что протянулась между аллеей и вьючной тропой. Вне круга света, что падал из окон, зрение тотчас же изменило ей. Она давно уже замечала, что вечерами видит плохо. Теперь же мрак показался ей непроницаемым, и она остановилась, со всех сторон окруженная темнотой. Черные тени вокруг слились воедино, образуя глухую стену.

Кэтрин помедлила в нерешительности, потом двинулась обратно к дому. Но ей надо было поговорить с Эмилем. Во что бы то ни стало. Разве не говорила она Келли Дуглас, что знает вьючную тропу так хорошо, что может пройти по ней вслепую, с закрытыми глазами?

Это было истиной как тогда, так и сейчас. Ведомая интуицией и памятью, с помощью палки Кэтрин медленно и осторожно двигалась вперед.

Постепенно доносившиеся с террасы звуки замерли, и тишина лесистых кущей сомкнулась вокруг нее. Дважды Кэтрин слышала впереди голоса и останавливалась, прислушиваясь. И каждый раз приходила к выводу, что это шелест листвы на ветру.

Из-под ноги покатился камешек. Она оступилась и чуть не упала, но палка спасла ее – она сохранила равновесие. Кэтрин прижала руку к груди, чувствуя, как колотится сердце.

– Глупая старуха! – шепнула она, обращаясь к себе самой. – Бродишь невесть где в темноте и без фонарика! Поделом тебе, если упадешь и сломаешь себе шею!

Но все же она продолжала путь, двигаясь теперь значительно осторожнее. Путь этот казался длиннее, чем при дневном свете. Она даже начала волноваться, что ненароком сбилась с тропы. Кэтрин все чаще и чаще останавливалась и вглядывалась, что там впереди, ожидая увидеть, как в темноте пробивается луч света от фонаря охраны во дворе винодельни.

Внезапно этот свет замаячил вдали, мерцая между ветвями. Она облегченно вздохнула, радуясь, что не заблудилась. И только сейчас приостановилась, недоумевая, зачем это Эмиль отправился на винный завод и откуда ему оказалась известна эта вьючная тропа. Мысленно она отогнала от себя эти вопросы – она сможет ответить на них очень скоро.

Она все шла и шла, теперь уже уверенная, что дойдет, как по маяку ориентируясь по горящему фонарю охранников. Пройдя так еще несколько метров, Кэтрин услыхала голоса впереди.

– Эмиль? – вопросительно окликнула она. Голоса тут же смолкли. Кэтрин нахмурилась, так как была уверена, что голоса не почудились ей.

– Кто это? Кто там? – вскричала она, в ответ послышалось, как кто-то отскочил с тропинки в сторону, но видно ничего не было лишь густая чернота вокруг. Она опять пошла вперед со все возрастающим замешательством, напряженно вслушиваясь в каждый звук.

Наконец она достигла залитой светом площадки – двора винного завода. Но окинув его взглядом, она не обнаружила там ни малейшего признака Эмиля. Решив, что он прошел внутрь, она направилась к массивным, обитым деревом дверям, исключив для себя всякую мысль о том, что все это ее воображение.

Откуда-то с дальнего угла здания вдруг раздались приглушенные проклятия. Она увидела скорчившуюся там темную фигуру.

– Эмиль? Это вы? – воскликнула она, шагнув вперед.

Человек резко выпрямился, вскинул голову, и в ярком свете фонаря охраны отчетливо стало видно его лицо. Кэтрин изумленно застыла, но тут же воскликнула:

– Что вам здесь нужно?

От звука ее голоса он выронил предмет, который держал в руке, и ринулся прочь в темноту, топотом нарушая тишину.

Что это он уронил? Она двинулась было вперед, но на земле в тени здания заметила какой-то силуэт, еле различимый в темноте. Похоже, это… Рука Кэтрин метнулась к горлу.

Господи Боже, да он как мертвый!

Поняв это, Кэтрин внутренне отпрянула, и в сознании ее, хотя она и заставляла себя двигаться вперед, замелькали образы и картины. Мужчина перед ней лежал ничком и был без чувств. Она опустилась на колени и коснулась облаченного в черный пиджак плеча. Плечо вяло поддалось под ее прикосновением.

– Эмиль! – Крик этот застрял в ее горле. Он не был без сознания. Он был мертв.

Кэтрин поняла это прежде, чем взялась за его руку, чтобы нащупать пульс. Она подняла глаза. И сразу же ее охватило чувство, более грозное, чем то, что все это deja vu.[7]7
  Уже видено (фр.).


[Закрыть]

14

Стук все не прекращался, громкий, настойчивый, Келли зарылась головой в подушку, стараясь заглушить его. Не помогало. Она сонно что-то простонала протестующе, но тут неясный голос произнес ее имя. Сбросив подушку, она с трудом подняла голову и отвела от лица пряди волос. Глаза слипались. Она поморгала, чтобы разомкнуть веки, и бросила мутный взгляд за окно, через которое сочился жемчужно-серый рассвет.

– Келли! Ради Бога, проснись! – Стук в дверь возобновился, теперь уже с такой силой, словно дверь испытывали на прочность.

Келли узнала голос Диди и ответила хрипло спросонок:

– Иду!

Вылезая из постели и подняв в изножье шелковый халат, она прошлепала к двери, раздраженная, хмурая. Она терпеть не могла, когда ее будили вот так. Отперев дверь, она распахнула ее. Диди ворвалась в комнату.

– Скорей одевайся! – бросила она Келли. – Времени нет! Ночью убит барон.

– Что? – Моментально проснувшись, Келли опять отбросила с лица волосы.

– То, что слышала, – барон убит, как в «Криминальной хронике»! – Подойдя к чемодану, который Келли сложила накануне, она принялась доставать оттуда вещи. – Подозреваемый арестован. Ребята сейчас там, в тюрьме. Я говорила с Хью, и он велел нам подготовить репортаж.

Она достала из чемодана шелковую рубашку – розово-желтую с кружевами и такие же панталоны.

– Когда это произошло? Где? Каким образом? Почему?

Времени смущаться не было, и Келли, скинув халат и ночную рубашку и оставив их лежать так, как есть, принялась натягивать белье.

– Вчера поздно вечером. Вскоре после того, как ты уехала. – Диди вытащила из чемодана ее серо-коричневую юбку и золотистую блузку и положила их на кровать. – Кэтрин обнаружила труп возле винодельни. Барона ударили по голове, как значится в сообщении, каким-то тупым предметом. Что же касается почему, то этот вопрос тебе лучше задать тому, кто это сделал. – Из бельевого мешка она достала колготки и кинула их Келли, а вслед за ними швырнула прямо к ее ногам бежевые босоножки. – Наш фургон уже на пути от залива. Сейчас сварю нам с тобой кофе и жду тебя в машине! – Она бросилась к дверям так быстро, что даже юбка взметнулась – та самая, в которой она была накануне до самого вечера.

Через пять минут Келли была готова. Она сбежала по лестнице к выходу – распущенные волосы летели, раздуваемые ветром, тяжелая матерчатая сумка билась о бок, оттягиваемая ее косметическими принадлежностями, щетками, гребнями и лаком для волос.

Диди была в машине, и двигатель уже работал, когда Келли скользнула на место рядом с водителем.

– Расскажи мне подробности! – Установив на коленях зеркальце, она принялась накладывать грим – работу эту она научилась делать быстро и мастерски. – Как очутился барон на территории винного завода?

– Этого или никто не знает, или никто не хочет говорить.

Свернув с автострады, она ехала теперь по улице.

– Кэтрин должна это знать, – рассудила Келли – на тонкую основу она накладывала пудру и румяна. – Ты говоришь, что тело обнаружила она, а это значит, ей было известно, что барон будет на заводе. Не может быть простым совпадением, что они оба там очутились.

– Разумно. Но Кэтрин не говорит ни с кем, кроме полиции. По-моему, с полицией она уже побеседовала. Один из присутствовавших там полицейских чуть было не проговорился, что именно она помогла опознать того типа, которого они потом арестовали.

– А кто это? – Келли очертила розовым контур губ и добавила помаду, потом перешла к глазам.

– Имя они еще не сообщили.

– До официального предъявления обвинения они, видимо, его не обнародуют. Он не из числа гостей? – Она красила ресницы тушью, превращая их из коричневых в черные.

– Нет. Полиция допросила всех там присутствующих, прежде чем им было позволено уйти. У меня сложилось впечатление, что среди задержавшихся гостей преступника не было.

– Непонятен мотив преступления. – Келли ловко закручивала пряди волос в узел. – Зачем кому-то понадобилось убивать барона Фужера?

– Может быть, простая ссора, так неловко окончившаяся, – предложила, пожав плечами, Диди.

– Или ограбление, – сказала Келли без большой убежденности.

– Почему бы и нет? Как раз сейчас в долине работает масса бедняков-сезонников.

– Я знаю. – Но инстинкт подсказывал ей, что причина не в этом.

За недостатком времени разговор пришлось прекратить, так как Диди подъехала к зданию муниципалитета, где располагались заодно полицейский участок вместе с тюрьмой. Келли насчитала по меньшей мере три другие телевизионные группы, столпившиеся на обочине. Судя по надписям на их фургонах, все они прибыли с залива.

Келли увидела стоявших в стороне Стива и Рика и подошла к ним. Диди следовала за ней.

– Есть новости? – спросила она, держа наготове блокнот и ручку.

– В некотором роде, – кивнув кому-то, ответил Стив.

Повернувшись, Келли увидела, как от своей группы отделилась Линда Джеймс и направилась прямо к ней – все в Линде дышало враждебностью.

– Что вы здесь делаете? – напустилась на нее Линда. – События на Западном побережье освещаю я.

– Мы готовили передачу об имении Ратледжей, где произошло убийство. – Она не делала даже попыток отвечать примирительно – слишком ранний был еще час, она не успела даже выкурить сигарету и нуждалась в чем-нибудь посущественнее, чем глоток кофе.

– Вот и занимайтесь своей передачей. А репортаж об убийстве предоставьте мне, – распорядилась Линда.

– Делай свое дело и не мешай нам делать наше, – парировала Келли.

Линда бросила на нее колючий взгляд.

– Делайте, делайте, пока вас не прикрыли! – И, повернувшись на каблуках, она отошла.

– Вот сука! – пробормотала Диди.

Келли ничего не сказала, но думала она то же самое, когда внимание ее привлек подкативший к обочине джип. Сэм вылез из машины и, увидев телевизионщиков, заколебался в нерешительности. Казалось, кроме нее, никто его не заметил. Извинившись, Келли отошла к нему. Он выглядел усталым и осунувшимся, словно после бессонной ночи, смуглые впалые щеки поросли щетиной.

– Я мог бы догадаться, что застану вас здесь. – Сказано это было угрюмо и недовольно, напряжение этой долгой ночи сделало его раздражительным.

– Как Кэтрин? – осведомилась она.

– Превосходно.

– А баронесса?

– Не давите на меня в погоне за информацией, Келли, – предупредил он, давая понять, что не в настроении и не намерен больше отвечать на вопросы журналистов.

Келли легко могла себе представить их орды, осаждающие имение Ратледжей с той самой минуты, как стало известно об убийстве барона.

– Я беспокоилась, Сэм, – негромко сказала она. Он испытующе посмотрел ей в глаза.

Потом с коротким усталым вздохом кивнул.

– Доктор держит ее на успокоительном. Она тяжело восприняла все это. – Он помолчал, потом хмуро добавил: – Этого не должно было произойти.

Келли различила в его тоне самоупрек и положила руку ему на плечо – это был первый раз, когда инициатива прикосновения принадлежала ей. – Даже если бы вы были там, Сэм, вы бы не смогли предотвратить происшедшее.

Он начал было что-то объяснять, но осекся и посмотрел на нее взглядом, в котором вновь сквозила недоверчивость, опасливость, вызываемые как ее профессией, так и ею самой. Обидно все же. Она хотела, чтобы Сэм ей верил. Хотя и не понимала, почему это вдруг стало так важно.

Наконец он выговорил:

– Может быть, да, а может быть, и нет.

Какая-то машина с затененными стеклами подъехала и припарковалась на площадке, предназначенной только для служебного транспорта. Мужчина в темном костюме хотел было вылезти, но опять нырнул внутрь, доставая портфель. Репортеры всей толпой сразу же устремились к нему.

– Кто это? – Келли с любопытством наблюдала эту сцену.

Мужчина выпрямился, рассветные лучи заиграли на металлических дужках его очков. На лоб упала прядь волос.

Он отбросил ее назад и повернулся к напиравшим на него репортерам, прежде чем она успела разглядеть его лицо.

– Зелински, окружной прокурор, – отвечал Сэм. Келли испуганно вскинула на него глаза и тут же устремила их назад, на прокурора Зелински. Неужели это Олли Зелински? Олли, лучший и единственный друг ее детских лет! Он часто говорил, что будет учиться на юриста.

Ноги ее сами собой несли туда, где ей лучше всего было бы видно его. Она даже не замечала, что и Сэм следует за ней. Она не сводила глаз с высокого стройного мужчины в костюме и галстуке.

В конце концов она разглядела его лицо. Это был Олли – длинный, нескладный Олли, с кадыком, прыгающим на его шее, когда он говорил, в очках, чьи по-прежнему толстые стекла увеличивали его светло-карие глаза, делая их еще больше и круглее. «Совенок Олли» – так дразнили его дети.

Ну и парочка: Совенок Олли и Пышка Лиззи! Она даже заулыбалась, вспомнив, какими они были: толстушка, а рядом тощий паренек – постоянный повод для острот и издевательств всего класса, что тем более заставляло их из чувства самосохранения держаться вместе, превратив в конце концов в неразлучных друзей.

Теперь, когда они опять встретились. Келли думала о том, что Олли стал окружным прокурором, а она вскоре будет вести собственную программу на национальном телевидении. Она испытывала гордость – гордость за них обоих.

Олли вел эту импровизированную пресс-конференцию с несомненным мастерством. В лицо ему целились микрофоны, вопросы сыпались со всех сторон, на отдельные он отвечал, от прочих отмахивался.

Забыв о прошлом, она слушала теперь этот твердый баритон.

– …Обвиняется в убийстве.

– Вы говорили с ним? – выкрикнул стоявший позади Олли репортер. – Он объяснил, почему убил барона?

– Обсуждение мотивов преступления на этой стадии расследования неминуемо превратится в пустые домыслы, – отвечал Олли. – Что же касается первого вашего вопроса, то нет. Лично я с ним не говорил. – Взгляд его, блуждавший в группе репортеров, от которых он ожидал новых вопросов, на секунду задержался на Келли.

Следующий вопрос выпалила Линда Джеймс:

– У него есть семья?

– У него… – Олли умолк и перевел взгляд на Келли, в глазах его затеплился свет. Он узнал ее. Этого она не ожидала, хотя кто еще так хорошо ее знает?

Он быстро опустил глаза, чтобы больше не встречаться с ней взглядом. Когда он опять поднял голову, в глазах его было страдание. Неожиданно у нее засосало под ложечкой.

– У него есть дочь. Она давно уже уехала из наших мест. Насколько мне известно, других родственников он не имеет.

Мужской голос где-то сзади жалобно произнес:

– Перестаньте толкать меня, я же иду!

– Вот он! – громко крикнул репортер, и в выкрике этом потонул тихий горловой звук, какой издала Келли.

Лишь один Сэм стоял достаточно близко, чтобы услышать его. Он бросил взгляд на нее, не сводившую глаз с седого арестанта, в сопровождении трех полицейских шедшего к машине. Прищурившись, Сэм оглядел ее посеревшее, с испуганно расширенными глазами лицо.

Другие журналисты бросились к арестованному, чьи руки были стянуты за спиной наручниками. Но Келли застыла на месте и лишь глядела, не в силах ни побежать, ни даже шевельнуться.

В передние ряды репортеров энергично протиснулась Линда Джеймс и просунула микрофон между полицейских.

– Как вы отнеслись к обвинению в убийстве, мистер Дауэрти?

– Я не убивал! Я невиновен, слышите, вы? – выкрикнул Лен Дауэрти, обращаясь ко всем репортерам сразу и упираясь, в то время как руки полисменов тянули его к машине. – Это все подстроено! Они пытаются навесить на меня то, в чем я невиновен! Я никогда и никого не убивал, а тот, кто скажет, что это не так, – распоследний лгун!

– Вы можете доказать это, мистер Дауэрти? – с вызовом бросила Линда Джеймс.

– Я… – Голос изменил ему. На мгновение он вдруг превратился в немощного испуганного старика. Но в ту же секунду, как он увидел Сэма, гнев опять закипел в нем и к нему вернулась храбрость.

– Ратледжи все равно этого не допустят. Они хотят отнять у меня землю и навесили на меня обвинение в убийстве, чтоб добраться до моей земли. Это ложь! Я не убийца! – Он вдруг увидел Келли и вытянул шею, чтобы не терять ее из виду. – Скажи им, Лиззи-дочка! Тебя они послушают! Скажи, что твой старик-отец никогда не был убийцей. Ты ведь знаешь, что я невиновен, Лиззи-дочка! Знаешь!

Он выкрикивал что-то еще, но слов уже не было слышно, потому что охранники втолкнули его на заднее сиденье машины. Но все присутствующие уже вертели головами, желая увидеть «Лиззи-дочку», понять, кто это, где она находится. В непосредственной близости находилась только одна женщина – Келли.

– Он обращался к тебе, правда, Келли? – спросила Линда Джеймс не без удовольствия в голосе. – Ты дочь Леонарда Дауэрти, да?

Долгую секунду Келли молчала, чувствуя на себе недоверчивый взгляд Диди, пристальный прищур Сэма. Но она знала, что от правды не уйти, особенно теперь, когда эту правду почуяла Линда Джеймс. Ее не замаскируешь никакой новой ложью, и новое притворство не облегчит признания, надо повернуться лицом к действительности.

– Да, – сказала она помертвевшим голосом. Не было больше ни страха, ни гнева, ни возмущения, лишь свинцовая тяжесть неизбежности.

И тут же ее забросали вопросами, атакуя со всех сторон. Перед ней вырос лес микрофонов. На нее нацелились объективы. По горькой иронии судьбы вместо того, чтобы, как бессчетное число раз, быть среди атакующей оравы репортеров, теснящей жертву, она переместилась теперь в центр этой оравы, сама став этой жертвой.

– Когда в последний раз вы видели отца?

– Считаете ли вы его виновным?

– Что вы почувствовали, узнав, что ваш отец обвиняется в убийстве?

Она отказывалась отвечать и избегала встречаться глазами с репортерами.

– Мне нечего добавить, – настойчиво твердила она, норовя улизнуть, но всякий раз они настигали ее.

Куда бы она ни поворачивала, там уже тут как тут оказывался некто с микрофоном, камерой, блокнотом или же магнитофоном. Взятая в кольцо, толкаемая со всех сторон, Келли пыталась пробиться, но репортеры стояли в несколько рядов.

Неожиданно чья-то рука ухватила ее за плечо, кто-то загородил ее слева, рука принялась освобождать для нее проход, и голос Сэма требовательно воскликнул:

– Отойдите! Дайте нам пройти!

К Сэму присоединился Олли, прикрывший ее справа. Вместе они протолкались через журналистскую орду прямехонько к джипу Сэма. Сэм раздвинул толпу, а Олли помог Келли влезть на место рядом с водительским.

– Увези ее поскорей отсюда, Сэм! – сказал Олли и торопливо стиснул ей руку. – Прости меня, – пробормотал он и тут же отвернулся, чтобы отогнать рвущихся репортеров.

Машина двинулась. Келли не знала, куда он везет ее. Более того, она и не хотела знать. Невидящим взглядом она уставилась вперед, в то время как ветер, вея в открытую машину, щипал холодом ей лицо. Она не чувствовала ветра. Она ничего не чувствовала. Пока еще нет.

Где-то в середине извилистой дороги, ведущей к хребту Майакемэс, Сэм завернул на полянку возле журчащего ручья, окаймленного высокими мшистыми деревьями.

Он выключил двигатель, и кругом воцарилась тишина. Келли сидела неподвижно, с отрешенным лицом и крепко сцепленными пальцами.

Когда Сэм думал о Лене Дауэрти и представлял его себе в качестве отца – вечно пьяного, вечно являющегося причиной какой-нибудь истории, – с губ его едва не срывались ругательства – откровенные, грязные. Собственными родителями он похвастаться не мог – те нечасто вспоминали о его существовании, нечасто баловали его появлением на его школьных состязаниях или родительских собраниях. Но что такое стыдиться родителей, он не знал. Да за одно это Дауэрти можно возненавидеть!

Какого черта он пренебрег безопасностью? Дауэрти и за сотню миль нельзя было подпускать к заводу! Слишком долго он таился в тиши. Надо было это понимать, а он позволил прочим мыслям вытеснить из головы мысль о Дауэрти. А среди прочих, без сомнения, была мысль о Келли.

– Куда они повезли его? – прервала молчание Келли.

Прежде чем ответить, Сэм набрал побольше воздуха. Как бы хотел он знать способ уберечь, защитить ее! Но это было невозможно.

– В окружную тюрьму в Наппе.

Она кивнула так, словно речь шла о погоде. Он искал в ней следы потрясения, но глаза ее были ясны и безмятежны, цвет лица – нормальный. Она сумела овладеть своими чувствами. Умение это было неотъемлемой частью сильного характера, который он в ней ощущал, и он знал, что до той поры, пока кончится вся эта история, характер ей понадобится.

– Что вы собираетесь делать? – спросил он, думая о том, как великолепно она выглядит, сидя здесь. Красивая, одинокая.

Она сделала движение, словно собиралась пожать плечами.