Текст книги "Поверженный"
Автор книги: Джалол Икрами
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Ег, о соображения основательны, – сказал Хасан-бек, – здесь вести такие дела очень трудно даже для столь опытного командира, как вы. А в Восточной Бухаре у нас будет широкое поле действия. Там сейчас в самом разгаре басмаческое движение.
– Ты тоже мне так советуешь?
– Да.
– Хорошо, так и решим! – сказал Энвер, поглядывая на Сами-пашу. – Завтра же отправимся! Сообщи друзьям, чтобы начали собираться.
– Это я возьму на себя, – сказал Хасан-бек. – Здесь начальники милиции почти все наши соплеменники… Я все это учел. Заместитель начальника городской милиции Бортанли – мой друг. Я сегодня же с ним поговорю. А вечером доложу свой план.
– Хорошо, – сказал Энвер, – раз так, то мы и сегодня пойдем в гости!
Восьмое ноября в тот год пришлось на пятницу. В этот день все, в том числе ЧК, полномочное представительство Российской Федерации и Назират иностранных дел, получили сообщение, что Энвер-паша вместе с его друзьями выехали на два дня в близлежащие тумени на охоту. Все были крайне удивлены этой вестью. Ведь только накануне вечером распространилось известие, что в этот день в Большой мечети Бухары Энвер будет на молитве. Работники ЧК, да и других учреждений, были обеспокоены: а не уловка ли это? Не воспользуется ли Энвер мечетью, чтобы произнести перед народом проповедь, дезорганизующую, контрреволюционную речь?
Но все приняло другой оборот. Рано утром Энвер, Сами-паша, Хасан-бек, Муиддин-бек, старшина Нафи выехали на конях через ворота Намаз-гох и направились в сторону Карши.
А из ворот Кавола выехали – и тоже на конях – заместитель начальника городской милиции Бортанли и старшина Халил-бек. Догнав на каршинской дороге отряд Энвера, они присоединились к нему и тут же, не отдохнув, поскакали дальше. В тяжелых хурджинах у большинства всадников были запасы провизии на несколько дней, также деньги, золото и оружие. Отряд Энвера беспрепятственно проехал Карши и поскакал дальше, в направлении Кабадиана.
Эта дорога стала его последней дорогой – дорогой смерти.
В горной Санг Кале, где разместился лагерь Асада Махсума, уже давно наступила зима. В конце ноября выпал глубокий снег. Под его тяжестью прогибались шалаши и шатры. Жильем для большинства воинов Асада служили теперь землянки. Хорошо еще, что успели запастись топливом. Но провизия уже кончалась. Закирбай сообщал снизу, что ему стало трудно доставать продукты, так как красные все теснее и теснее сжимают кольцо, и еще труднее доставлять их наверх.
Съев почти все запасы, воины Асада с жадностью смотрели на лошадей. Асад Махсум предвидел, что могут сделать голодные люди, и заявил, что не снести головы тому, кто попытается зарезать лошадь. Сначала, пока еще было немного пшеницы и сухарей, люди терпели, но когда и это иссякло, они готовы были нарушить приказ. Махсум это понимал. Он решил еще раз сам проверить, нет ли внизу корзины, не доставлены ли продукты, и если окажется, что ничего нет, то разрешить зарезать самых старых коней.
Корзин с продуктами не было. Асад Махсум в сопровождении нескольких человек подошел к краю обрыва, посмотрел в бинокль. В кишлаке шла мирная жизнь. По улице бегали и резвились ребятишки, из труб валил дым, там либо пекли лепешки, либо готовили плов. На крыше здания сельсовета развевался красный флаг. На скамейке подле бакалейной лавки сидели несколько человек и, видно, спокойно беседовали. На склонах холмов почти не было снега, там паслись телята и козы, принадлежащие жителям кишлака. Не видно было ни одного человека в военной форме.
Глядя на мирный кишлак, Асад Махсум подумал (о чем мечтал уже не раз): нельзя ли спуститься вместе с воинами вниз, а там найти дорогу на Душанбе, в Гиссар? Нет, нельзя! Есть, правда, дорога на Карши и Гузар, но она опасна. К тому же очень трудно спустить столько людей сразу: многие из них тут же разбегутся, а не то еще сообщат красным. Нет, невозможно. Эти мысли терзали его.
Махсум оторвался от бинокля. Он приказал поджечь кучу хвороста, лежащего на краю обрыва. Хворост задымил, и дым густым столбом поднялся в небо. Погода была тихой и безветренной. Столб дыма, поднявшийся в небо, был особым сигналом, он подавался только в очень трудную минуту. Закирбай и его приспешники хорошо это знали. Махсум снова стал пристально глядеть в бинокль на дом Закирбая. Но там никого не было видно.
– Вот проклятый изменник! – прошипел Асад в сердцах. – Мало я тебе хорошего сделал? Чтоб ты ослеп, неблагодарный! Ну, погоди, еще попадешь в мои руки!
Вдруг раздался чей-то крик:
– Смотри сюда, вот сюда, под обрыв! Эй! Эй!
– Замолчи, дурак! – Асад Махсум схватил бинокль и начал вглядываться в указанную сторону. Он увидел идущих к пещере людей во главе с Закирбаем. Они несли большие тяжелые мешки.
Это был давно не доставлявшийся провиант…
Верно говорится, что голодный готов броситься на обнаженный меч, лишь бы схватить кусок маячащего за мечом хлеба. Сейчас все взоры устремились в ту сторону, где шли люди с мешками. К их счастью, в тот час ни в кишлаке, ни на дороге не было красноармейцев, и это дало возможность доставить драгоценный груз куда им надо. Вскоре снизу дернули веревку, прикрепленную к валуну. Это был условный знак – можно поднимать груз. Люди Асада Махсума, преодолевая с огромным усилием тяжесть, втащили долгожданную корзину. В ней оказалось два мешка с мукой. Освободив корзину, они тут же спустили ее обратно. Так было доставлено много продуктов: мясо, сало, вино, рис, хлеб, сахар, чай, орехи, кишмиш, лук, морковь и вообще все, что нужно человеку, чтобы сохранить силы.
Люди, доставившие провиант, подняли руки. Это означало, что больше ничего нет, что они прощаются и говорят «аминь» и да будет на всех благословение божие.
Асад Махсум приказал привести лошадей, их нагрузили драгоценными мешками и погнали в военный лагерь.
А в лагере тем временем готовилось пиршество. По приказу Асада Махсума повара развели под большими котлами огонь, варили шурпу и мошоба, в чойджушах кипятили воду для чая. И злой дух голода пока покинул лагерь. Но кто знает, надолго ли?
Махсум стоял в землянке, в которой хранилось продовольствие, и отдавал распоряжения.
– Сегодня, так и быть, ешьте вволю, но с завтрашнего дня надо резко ограничить питание. Наши повара, дай им только волю, за два дня израсходуют все запасы. Вы должны быть на страже. Часть муки, риса и масла отложите совсем в сторону, как неприкосновенную, на черный день. Их выдавать можете только по моему личному приказу.
Все понимали, что Махсум не очень уверен в своем будущем. Не знал, доставят ли еще сюда когда-нибудь продовольствие, не представлял себе, когда и в каких условиях они будут спускаться с вершины.
Среди пакетов с чаем оказался небольшой пакет, адресованный лично Асаду Махсуму. Асад дрожащей от волнения рукой взял пакет и поспешно сунул в карман. Затем он обратился к своему главному помощнику – пятисотнику Урунбаю – и отдал ему распоряжение собрать после еды всех на площадке.
Как это ни странно, придя домой, он застал Ойшу и ее мать в хорошем настроении; они весело болтали, приготовляя все для плова.
Услужливая челядь принесла своему начальнику баранье мясо, мешок риса, сало, лук, морковь, хлеб, чай, сахар, кишмиш.
– Что ж, неплохо живете, – усмехнувшись, сказал Асад Махсум, – аппетит у вас не пропал.
– Конечно, – сказала Ойша, – от вкусной пищи мы, женщины, становимся еще прекраснее, а мужчины еще сильнее… И наконец, когда начнется долгожданное сражение, вы спустите нас с вершины горы!..
Ойша говорила шутливо, и Махсум, подхватив ее тон, ответил:
– Прекрасно!
Можете не сомневаться…
Причина радости обеих женщин заключалась не в том, что они собирались вкусно поесть. Но об этом будет сказано ниже. А сейчас нужно присмотреться к Махсуму, ведь он получил какое-то важное письмо, доставленное вместе с продовольствием.
Письмо было от Закирбая. Он сообщал, что красноармейцы появляются все чаще в близлежащих кишлаках. Они явно ищут, кто и откуда обеспечивает лагерь Махсума продовольствием. Поэтому снабжать лагерь продуктами становится все труднее. В то же время, писал Закирбай, положение красноармейцев незавидное и ухудшается с каждым днем. Дело в том, что Энвер-паша собрал в Душанбе многочисленное войско, призывает всех курбаши стать в его ряды. И если Асад Махсум найдет возможность спуститься с горы и соединиться с Энвером, то это намного приблизит день победы.
Прочитав письмо, Асад Махсум призадумался. Что делать? Там внизу совершаются большие дела, а он отсиживается в этой горной мышеловке. А что, если, накормив посытней воинов, сегодня же спуститься с горы и принять бой? Конечно, жертвы будут, зато можно спасти основную часть войска и вырваться из окружения. Другого выхода нет! Сидеть на месте и надеяться на чудо? Все равно погибнут и воины и он сам. Погибнут бесцельно, бесславно, так и не приняв участия в большом деле. Надо посоветоваться с людьми, сказать им, что пришло время сражаться.
Асад порывисто вскочил и вышел из комнаты. У дверей стоял пятисотник Урунбай, разговаривая со слугами.
– Ну, – обратился к нему Асад, – подготовили людей?
– Все построены на площадке и ждут вас!
– Закирбай прислал мне из Бухары письмо, – сказал, притворяясь веселым, Асад. – Идемте скорее, чтобы сообщить радостную весть всем.
– О, поздравляю вас! – воскликнул Урунбай, следуя за своим начальником.
На площадке собралось около двухсот воинов. Они дрожали от холода. Вместе с Урунбаем Асад Махсум поднялся на высокий плоский валун, улыбаясь, обвел взглядом строй воинов и громко, весело начал речь: – Героические мои братья, преданные мои воины! Я собрал вас, чтобы сообщить вам радостную весть, полученную мной сегодня. Верные люди из Бухары написали, что близится час нашей победы, нашего освобождения. Для того чтобы его ускорить, великие иностранные государства хотят нам помочь. Они послали к нам замечательного человека, опытного военачальника, зятя халифа, прославившегося в мировой войне господина Энвер-пашу! Под его руководством свыше двухсот тысяч воинов, вооруженных с избытком английским, французским, германским оружием… Энвер-паша уже взял Душанбе и призывает под свое победоносное знамя всех бойцов за веру, за ислам! Мой бухарский друг написал мне, что пока мои воины не соединятся с армией Энвер-паши. Наш отряд, мол, хоть и невелик, но проявил себя отлично в бою, каждый воин в нем может быть приравнен к десятку воинов противника. Все это написано по поручению самого Энвер-паши, который назвал нас отрядом победителей в священной войне! Наши соратники ждут нас, с ними вместе – нас ждут победы.
Конечно, продираться придется с боем. Вот я и собрал вас, чтобы посоветоваться, что делать. Положившись на милость божию, собраться с силами и сегодня же неожиданно ударить по врагу, открыть путь для победы над ним, или снова сидеть сложа руки, терпеть и ждать другого, более удачного случая?
Воины молчали. Тишину пронзил резкий голос пятисотника Урунбая:
– Давайте рискнем и ударим по врагу!
– Днем или ночью? – раздался чей-то вопрос.
– Думаю, что лучше всего после вечерней молитвы, – ответил Асад Махсум. – Сразу пойдем в наступление… Нападем неожиданно. Ведь они не могут даже предположить, что мы нападем в это время. Можно было бы и ночью, но именно тогда враги особенно бдительны.
Асад вместе с Урунбаем ушли с площадки.
К тому же в темноте мы можем не сразу найти дорогу. Ведь наша задача сейчас не в том, чтобы разгромить противника, а в том, чтобы расчистить себе путь для перехода к Энвер-паше.
– Верно, верно, – раздались голоса.
– Ну, если вы согласны, то сейчас я и пятисотник Урунбай проведем осмотр каждого из вас… Посмотрим, в каком состоянии ваше оружие, сколько патронов, чего вам не хватает. Я должен все знать.
А мы тем временем пройдем во двор Махсума к Ойше. Но прежде чем зайти в дом, объясним, почему Ойша и ее мать были сегодня в приподнято-радостном настроении.
В тот час, когда Махсум стоял на краю обрыва и смотрел вниз, не появится ли желанная корзина с продовольствием, Ойша получила письмо от Карима. Письмо принес один из караульных со сторожевого поста по дороге в лагерь Махсума. Это была единственная дорога, ведущая вниз. Ойше стало ясно, что Карим наладил связь с людьми Асада и привлек кого-то из них на свою сторону. Как раз вчера на посту дежурил один из этих людей. Закончив свое дежурство, он нашел удобную минуту и передал письмо Ойше, приняв меры предосторожности. Карим писал Ойше о своей горячей любви и преданности, просил, чтобы она берегла себя и мать, чтобы пока была с Асадом приветливой и ласковой, не злила его. Ведь Асад жестокий человек, от него можно чего угодно ждать. А Карим так беспокоится о ней, так жаждет встречи!
Карим принимает все меры к тому, чтобы заставить Асада сдаться без боя, без напрасного кровопролития. Если же из этого ничего не выйдет, придется дать бой и разгромить весь его лагерь. Во время боя Ойше и ее матери надлежит найти какое-нибудь надежное укрытие… Затем Карим просил Ойшу, приняв меры предосторожности, сообщить через подателя сего письма о планах Асада Махсума.
Письмо Карима, словно луч солнца в глухую холодную ночь, наполнило радостью сердца Ойши и ее матери. Давно не имели они от него вестей, и это приводило их в отчаяние.
– Выйдем ли мы когда-нибудь из этой крепости, избавимся ли от этого ада? – все еще сомневаясь, спрашивала мать.
– Да, день избавления близок! – уверенно отвечала Ойша. – Не стал бы Карим зря писать нам такое письмо.
Ойша и молодой человек, принесший письмо, вместе продумали план действий. За домиком, где жила Ойша, была низина, доверху заросшая густым кустарником. Тут часто прогуливалась Ойша. Средь трав высился молодой, еще очень тоненький одинокий чинар. Ойша называла его Каримом, нередко подходила к нему и, обняв его, горько плакала. Под его опавшей осенней листвой положили дощечку, под которую условились класть письма и ответы на них. Прощаясь с Ойшой, молодой «письмоносец» сказал, что через два часа придет за ее ответом.
И Ойша, пользуясь отсутствием Асада, села писать письмо.
Письмо начиналось словами стихотворения Хафиза, которые соответствовали чувствам и переживаниям Ойши:
«Боже, сделай так, чтоб любимый здоровым Вернулся ко мне и избавил меня от упреков. Все Ваши поручения и советы мы выполнили точно. Днем и ночью ждем Вас с нетерпением», – писала Ойша, но ей пришлось тут же спрятать начатое письмо, за дверью послышались шаги, в комнату вошел Асад. Не глядя на Ойшу, он прямо прошел в свою комнату, вызвал слугу, взвалил ему на плечи тяжелый ящик с патронами для винтовок и сказал, куда их нести. Затем вернулся к Ойше.
– Плов должен быть готов сегодня к закату. После вечерней молитвы мы нападем на врага.
– Значит, это будет плов «охират», – насмешливо сказала Ойша.
– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурясь, спросил Асад.
– Только то, что это будет последний наш плов. Ведь мы, беззащитные женщины, когда начнется стрельба, погибнем…
– Не глупи, – оборвал ее Асад. – Вы двинетесь с места только после того, как мы пойдем в атаку и враг будет разбит!
Асад Махсум стремительно вышел из комнаты. Ойша переглянулась с матерью.
– Знает ли об атаке Карим? Я напишу ему об этом, его надо предупредить. Как важно, чтобы он об этом знал заранее!
Ойша вытащила из ящика свое незаконченное письмо и стала быстро его дописывать. Затем тихонько вышла из дому и положила письмо в условленном месте. Как только она ушла, из-за густых кустов вышел черноусый юноша, подошел к тонкому чинару, вынул из-под дощечки письмо и быстро ушел.
Еще не стемнело, когда Асад Махсум вывел свой отряд. За поворотом по склону горы шла единственная узкая тропинка. По ней и должны были спуститься воины. Но сначала Махсум послал несколько человек разведать обстановку. Вернувшись, они сообщили, что внизу все спокойно, нигде они никого не повстречали, а у красноармейцев, по-видимому, какой-то праздник, издали доносятся звуки барабана, бубна, кар-ная…
– И давно слышится оттуда музыка? – спросил Махсум.
– Нет, недавно.
Вскоре после вечернего намаза.
– Выслали вперед людей?
– Послали. Двое дошли почти до половины пути. Все мирно, спокойно.
– Хорошо! Если аллаху будет угодно и он поможет нам, то мы пойдем в атаку, застанем врага врасплох и до одного уничтожим! – сказал Махсум и, понизив голос, отдал приказ: – За избавление, за победу, вперед!
Все вооружились винтовками. На страже стоял пятисотник Урунбай, он следил за порядком и поторапливал проходивших мимо него воинов – то уговорами, то окриками, то угрозами, то сладкими обещаниями скорой победы. Вот воины уже вступили в кишлак, расположенный у подножия горы. Очутившись в мирном кишлаке, они почувствовали себя свободно. Но хитрый Урунбай, хорошо знавший, что такое коварство, забеспокоился, его как раз смущали тишина и безлюдье. Он встал посреди улицы, подозвал к себе воинов и приказал им открыть ворота всех домов, и если там окажутся спрятавшиеся мужчины, вытащить их на улицу.
Воины кинулись выполнять приказ и вскоре привели двух крестьян.
– Они стояли за воротами и следили за нами, – сказал один из воинов.
– Не бойтесь нас, – сказал Урунбай, – мы не враги вам, мы пришли, чтобы освободить вас от посторонних. Скажите, где тут красноармейцы?
– Мы не знаем, – ответил один из приведенных.
– Странное дело, – проворчал Урунбай, – только сегодня вы ели, пили чай с красными и уже не знаете, где они!..
– Да, не знаем, – вступил в разговор и другой крестьянин. – Мы не пили с ними чай и понятия не имеем, куда они ушли…
– Если вы не хотите рассказать нам, избавителям вашим, как было дело, значит, вы наши враги. Вас нужно уничтожить, как паршивых псов! Облокул, а ну-ка, веди их!
Облокул с помощью еще двух воинов подтащили крестьян к краю дороги, отскочили от них и, подняв винтовки, стали прицеливаться.
– Раз! – скомандовал Урунбай. Крестьяне не тронулись с места. Молчали.
– Два! – воскликнул он и поднял руку, словно хотел еще что-то сказать. Но в ту же секунду из-за угла раздался выстрел и пятисотник, вскрикнув, упал на землю. Его люди опешили, они не ожидали такого поворота событий, но потом быстро сообразили и бросились бежать.
Попытка спастись бегством оказалась напрасной – пули сыпались на них со всех сторон. Им оставалось только ползти по земле, прятаться за оградами и беспорядочно отстреливаться…
Те воины Махсума, которые еще не успели войти в кишлак, мгновенно побежали обратно, чтобы скрыться на вершине горы. Как Махсум ни кричал на них, ни пугал, ни грозил, приказывая им остановиться, все было напрасно.
Спасая свою жизнь, они не слушались даже его.
Когда стало совсем темно, в лагерь вернулись полтораста воинов. Погибли или попали в плен полсотни человек.
У поворота на склоне горы Махсум оставил стражу из преданных ему людей, а сам поднялся в свой лагерь. Он был бледен и угрюм, глаза яростно сверкали.
– Что там произошло с Урунбаем? – спросил он у воинов, которые были рядом с пятисотником.
– Первая же пуля свалила его.
– Теперь совершенно ясно, что красные ждали нас. Значит, они знали о наших планах… Значит, в рядах наших воинов есть предатель!
– Что вы, начальник! – воскликнул слуга Махсума. – Мы все верны вам, преданы душой и телом!
– Если вы преданы и верны, – с горькой иронией сказал Асад Махсум, – то объясните, почему они были подготовлены? Почему, почему, почему?!
Все молчали. Махсум крепко сжал ладонями голову и застонал… Потом, затихнув, сел на валун и глубоко задумался. Все молча глядели на него.
После долгого молчания Махсум вскочил с валуна и резко сказал:
– Прежде всего нужно выявить предателя и разрубить его на куски! Вдруг заговорил немолодой воин, находившийся в отряде Махсума с самых первых дней его существования:
– Дело не в предателе… Так нам на роду написано, такова наша судьба…
– Так что же, я должен подчиняться судьбе? – яростно воскликнул Махсум.
– Да, – ответил спокойно тот же воин, – от судьбы не уйдешь… Как бы человек ни старался изменить ее, ничего не выйдет. Лучше покориться ей! Если мы не спустимся с горы, то все помрем от голода и холода. Станем пищей для воронья…
– Заткни свою глотку, глупец! – крикнул Асад, схватив воина за ворот с такой силой, что ткань затрещала. – Ты хочешь учить меня? А может, ты продался красным, служишь большевикам? А?
– Совести у вас нет, – начальник, говорить такое… – сказал воин, отрывая от своей груди пальцы Махсума. – Это я-то предатель! В ваш отряд я пришел одним из первых… Кто у вас есть преданнее меня!
Поглядите в мои глаза. Вот уже около года, как я ушел с вами из родного дома, не вижу ни жены, ни детей. А вы, вместо того чтобы поблагодарить меня, особенно в такой тяжелый день, как сегодня, называете предателем…
Асад Махсум молчал, а тот, после короткой паузы, продолжал:
– Мы окружены красными со всех четырех сторон. Мы головы не можем высунуть из этого ада. Наши воины с каждым днем хиреют, а многие из них стоят сейчас на пороге смерти. Боеприпасы приходят к концу. Так не лучше ли объявить мир?
Он едва успел договорить эту фразу, как раздался револьверный выстрел. Пожилой воин упал мертвый. Почти одновременно с выстрелом прозвучал крик обезумевшего Асада Махсума:
– Это ждет каждого, кто окажется предателем!
А между тем внизу, в кишлаке, Карим, занявший в одном из домов небольшую комнату, отчитывал младшего командира отряда своего соединения:
– Почему ты без моего разрешения и преждевременно открыл стрельбу?
– Я не стерпел…
– Из-за того, что ты не смог сдержаться, сорван вырабатывавшийся много месяцев план! Понял? Что теперь мне с тобой делать?
– Если бы мы сидели не шелохнувшись, пятисотник расстрелял бы совершенно непричастных к нашему делу крестьян.
– Нет, не расстрелял бы, – резко сказал Карим. – Дело в том, что воины Махсума хотели застигнуть нас врасплох и напасть… А ты по глупости погубил весь наш план!
– Я не мог сложа руки смотреть, как будут погибать ни за что ни про что бедняки крестьяне!..
Карим не успел ответить младшему командиру – дверь в комнату отворилась, и вошел русский боец, отдал честь, вынул спрятанный за пазухой пакет и протянул его Кариму, отчеканив:
– Срочный.
Пакет был из Бухары, из Военного назирата. В письме сообщалось, что Энвер-паша, находясь в Душанбе, привлек в свой стан многих курбаши и собирается выступить в сторону Байсуна. А посему Кариму надлежит как можно скорее покончить с Асадом Махсумом и воспрепятствовать его присоединению к отрядам Энвера. Карим отпустил нарочного и продолжил разговор с младшим командиром:
– Вот центр попрекает нас за то, что мы еще не разоружили шайку Махсума…
Что же я им скажу? Стыдно даже сообщить, что все было подготовлено, тщательно разработано, да испортил все дело один мягкосердечный… Впрочем, сейчас говорить об этом ни к чему! Вот вернемся в Бухару, там и подумаем, что с тобой делать. А сейчас отправляйся к командиру, туркмену, и скажи, что я арестовал тебя на трое суток!
– Есть! – ответил арестованный и вышел из комнаты.
Карим вызвал своих помощников. Двое из них были русскими, двое – из местных.
– Товарищи, я получил из центра малоприятные известия, – сказал Карим и прочел им письмо. – Что будем делать?
После короткой паузы заговорил один из помощников Карима, Владимиров:
– Я допросил попавших к нам в плен воинов Асада… Они говорят, что в лагере положение очень тяжелое, они голодают, болеют… Боеприпасы у них на исходе…
– Это значит, что если мы будем держать их в осаде, то в один прекрасный день они вынуждены будут сдаться?
– Да, получается так… Волей-неволей…
– Было бы у нас время, хорошо бы продлить осаду, – сказал второй помощник, – но сейчас из Душанбе наступает Энвер… Да и Махсум, хорошо знающий эти места, может что-то сообразить… Найти никому не известную тропинку и обойти нас. Грозящая ему опасность заставит пошевелить мозгами. И по этой тропинке он спустит все свое войско!
– Но как? Где?
– А как он получает продовольствие и оружие? По этой, неведомой нам пока тропинке…
– Вы правы! – сказал Карим. – Медлить больше нельзя! Я думаю пойти посоветоваться к местному имаму… Говорят, что он хороший, порядочный человек и нам сочувствует. А утром я сам, взяв с собой караульного, поднимусь на гору, спокойно поговорю с Махсумом и предложу ему мир.
– А согласится ли Махсум заключить с нами мир?
– У него безвыходное положение, его собственные воины заставят мириться, – ответил Карим.
– Может быть, лучше мне пойти наверх, а не вам?..
– Вы не знаете характера Махсума! Это хитрый и коварный враг! Он может все так запутать, что вы и не заметите, как попадете в его лапы… К тому же мое появление там окажет благотворное воздействие на его людей. А для того чтобы постовые нас пропустили, нужна помощь имама, он поговорит с ними, объяснит, как обстоит дело, и мы пройдем…
– Хорошо, слушаюсь!
– Итак, товарищи, еще раз ознакомьтесь с нашими планами, разделите между собой обязанности, а я иду к имаму.
– Товарищ командир, – остановил Карима его помощник Берди, – кишлачный имам действительно хороший человек, но не лучше ли сначала поговорить с кузнецом Али? Он тоже высказывал пожелание побеседовать с вами об этом.
– Прекрасно! – воскликнул Карим. – Вот вместе и пойдем!
Вы знаете его дом?
– Конечно, знаю.
Кузница находилась во дворе дома Али. В этот день ему пришлось закрыть ее раньше обычного, еще до вечерней молитвы: в кишлаке ожидали нападения отряда Махсума. Нападение, как мы знаем, было отбито, воины Асада бежали, красноармейцы разошлись по своим местам, и Али разрешили снова открыть свою кузницу.
Вот он и сидел у пылающего горна, работал при свете висячей лампы, которую сам смастерил. По заказу Карима он должен был вместе с подручным к завтрашнему дню сделать сто пар лошадиных подков.
С треском выскакивали и рассыпались огненные искры из пылающего кузнечного горна.
Дважды за вечер Али протирал закоптившееся стекло от висячей лампы, и она ярко освещала не только кузницу, но и площадку перед ней.
Ловко работая длинными кузнечными щипцами, Али вытащил из горна кусок раскаленного железа, положил на наковальню и стал бить молотом. Искры так и сыпались. От жара у Али раскраснелось лицо. Несмотря на седину, посеребрившую всю голову, руки его работали с прежней мощью, удары по наковальне говорили о не покинувшей его энергии, о большом опыте и умении. Хотя капли пота становились все гуще на его изрытом морщинами лбу, он работал не покладая рук.
Подле кузницы, на небольшой суфе, вечером обычно собирались односельчане, и пожилые и молодежь, беседовали о событиях дня, просто болтали, шутили, смеялись… Но в этот вечер суфа пустовала. Всех напугала стрельба, разогнала по домам… Да и сам Али сегодня не хотел отвлекаться, у него была срочная работа.
Али был поглощен работой, когда в кузницу вошли Карим и Берди. Али отложил молот в сторону.
– Здравствуйте, здравствуйте, – ответил он на их приветствие. – Добро пожаловать! Извините только, у меня беспорядок… Усадить вас даже некуда.
– Ничего, – сказал Карим.
– Мы, дядюшка, пришли к вам за советом, – сказал Берди. – Паренек пусть закроет двери и идет домой.
Если что понадобится, я сам сделаю.
– Спасибо, спасибо, – пробормотал Али, крайне удивленный тем, что нужно закрыть кузницу. – Значит, прервать работу?
– Да, – сказал Карим, – вы ведь устали, наверное…
Тем временем подручный кузнеца закрыл по его указанию дверь. Карим, примостившись на каком-то ящике, сказал:
– Нужно кончать войну, дядюшка, не правда ли? Пора народу обрести покой. И вот мы пришли к вам за советом.
– Что я могу посоветовать вам? Вся военная наука в ваших руках…
– Мы хотим прекратить войну мирным путем, – сказал, присоединившись к разговору, Берди. – Вы однажды сами что-то такое говорили…
– Да, да, да, припоминаю… Ведь и те, что в том лагере, наверно, наши же люди! Они взяли оружие в руки, чтобы поддержать революционную власть. Они только не знают, кто из вождей прав… Вот их и ввели в заблуждение… К чему же это братоубийство? А если они спустятся вниз, сдадутся добровольно, их простят?
– В этом можно не сомневаться, – заверил Карим, – непременно простят! Но нужно, чтобы они это поняли, чтобы увидели ясно, кто друг, а кто враг!.. Вот мы и решили послать наверх делегацию из трех человек, чтобы они объяснили Асаду Махсуму бессмысленность дальнейшего кровопролития и предложили ему сдаться, заверив, что революционное правительство простит их заблуждения.
– Ну и хорошо! – воскликнул кузнец.
– Что ж, – продолжал Карим, – раз вы согласны с таким решением, то пойдете с нами в составе делегации.
– Я?
– Да, именно вы – трудящийся человек, сторонник мира, настоящий представитель народа.
Опешивший кузнец не знал, что и думать. Как он, простой кузнец, может от имени Красной Армии идти с предложением заключить мир к этому кровопийце Махсуму! Да станет ли Махсум слушать его, кишлачного кузнеца? От него может быть лишь один ответ – пуля! Али не боится смерти, но он не хочет бессмысленно погибнуть! Вот если б смертью своей он мог принести мир, счастье для народа.
Али молчал, думал.
– Так если вы согласны, – снова заговорил Карим, – то мы сейчас пойдем вместе к имаму, поговорим с ним спокойно, постараемся его убедить, что необходимо его участие в мирной делегации, и если он согласится, то мы втроем завтра же утром с белым флагом в руках поднимемся наверх.
– Я, имам и вы? – спросил кузнец.
– Да, мы втроем. Считаю, что достаточно Кузнец умолк. Он понял, чего хочет Карим.
– Втроем? – Али вдруг порывисто вскочил с места. – Хорошо, согласен, идемте к имаму, послушаем, что он скажет… Наш имам – образованный и справедливый человек. Он может дать дельный совет; что он посоветует, то я и сделаю!
– Хорошо, – сказал Берди, – только мы все просим вас первым начать разговор.
– Неужто имам станет слушать мои советы! Он человек ученый, сам знает, что ему делать.
– Если он такой ученый, он быстро поймет, чего мы от него ждем…
– Хорошо, согласен, идем! – решительно сказал кузнец. Имам увидел, что к воротам его дома подходят трое – два красных командира и кузнец Али. И не на шутку испугался. Он задрожал, и тысячи мыслей одна страшнее другой пронеслись у него в голове. Почему идут к нему красные командиры, да еще вместе с кузнецом? Неужели арестовать его? В чем он провинился? Что плохого сделал? И какое отношение к этому имеет кузнец Али?
– Мы просим простить нас, что в такое позднее время беспокоим, стучимся в вашу калитку! – сказал Карим.
Этот вежливый тон успокоил имама.
– Ничего, ничего, пожалуйста! – пригласил он гостей.
– Мы пришли посоветоваться с вами, ваша милость, – начал разговор кузнец. – Вот этот брат, наш командир, и этот брат Верди хотят выразить свое глубокое к вам уважение… И хотя час поздний, я сказал, что господин наш имам не рассердится и всегда даст мудрый совет по важному делу, не терпящему отлагательства.
