Текст книги "Преследуемый Зверем Братвы (ЛП)"
Автор книги: Джаггер Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Глава 7
Нина
– Нина?
Мои глаза все еще закрыты, когда я хмурюсь. Я чувствую, как сознание медленно уплывает. Нахмуриваясь, я снова слышу свое имя. Мягкая рука убирает волосы с моего лица. Со вздохом я распахиваю глаза, и резко сажусь.
– Воу! Воу! Остановитесь, леди.
Это Фиона склонилась надо мной, озабоченно хмурясь, или, я почти уверена, что это Фиона. Мои очки сняты, и мое зрение туманно.
– Мои… мои очки.
– Они у меня есть.
Звук голоса моего брата успокаивает меня. Фигура приближается, и я чувствую, как его руки прижимают очки к моим. Медленно надев их, я вижу, как внезапно все становится на свои места. Мой пульс все еще учащен, когда я медленно осматриваюсь вокруг.
Моргаю от яркого света и белых стен я понимаю, что нахожусь в больничной палате. Но, по крайней мере, меня окружают знакомые лица. Фиона и Виктор сидят по обе стороны моей больничной койки. А за ними-Лев, Зоя и Николай.
– Как ты себя чувствуешь?
Хмурясь я поворачиваюсь к Виктору.
– Как будто меня сбил грузовик.
Его лицо мрачнеет, и он морщится.
– Ну, так и было.
– Врачи говорят, что с тобой все будет в порядке, Нина, – мягко говорит Фиона, успокаивающе сжимая мою руку. – Но они собираются оставить тебя на ночь или две, чтобы ты проследить за показаниями. Ты здорово ударилась головой, – она хмурится. Я поднимаю руку к голове и морщусь, дотрагиваясь до бинта.
– Насколько плохо?
– Ничего такого, из-за чего бы они волновались, но сегодня вечером я лечу к неврологу из Лос-Анджелеса.
Я поворачиваюсь и улыбаюсь брату.
– Ты не обязан этого делать.
– Да, я должен.
Я тянусь и беру его за руку.
– Я должен был направить с собой людей, – хрипло рычит он. Его глаза затуманиваются от ярости, когда он качает головой. – Я, блядь, должен был…
– Виктор, – тихо говорю я, похлопывая его по руке. – Со мной все в порядке. – Но вдруг я бледнею. – Твою мать, Вик, у меня был пистолет, и я стреляла в ответ…
– Об этом позаботились, – он слегка улыбается. – Первые полицейские на месте преступления… друзья. Сейчас пишут ваши отчеты о том, как ты оказалась в центре ужасной бандитской перестрелки.
– А пистолет?
– Какой пистолет?
Я улыбаюсь.
– Как бы то ни было, – ворчит Лев с другого конца комнаты. – Это была чертовски невероятная стрельба, Нина.
– Это… это было?
– Девочка, – Фиона поднимает бровь. – Ты уложила десятерых парней.
Я хмурюсь. Мои мысли возвращаются к моей слепой стрельбе через разбитое лобовое стекло под дождем. Но потом вдруг все встает на круги своя. Я ахаю, когда мой разум воспроизводит удар по крыше машины, как будто он упал с гребаного неба, чтобы спасти меня или что-то в этом роде. Я помню пулеметную очередь, и как потенциальные убийцы падали и отступали.
Виктор хмурится.
– Ты что-нибудь помнишь?
– Нет, – вру я. Потому что я помню… я помню его руки. Я помню его глаза. И я помню его губы, я запомню этот поцелуй на всю оставшуюся жизнь. Но по какой-то причине я знаю, что не смогу никому об этом рассказать. Я знаю, что так же не могу упомянуть о той помощи, которую мне оказал. Я не могу упомянуть, что думаю, что зверь наблюдал за мной, может быть, даже преследовал меня. Точно так же, как я не упоминаю о его присутствии во время стрельбы на крыше, когда он схватил меня, а я выстрелила в него.
Так что он остается секретом, моей тайной. Моей темной, трепещущей сердце, покалывающей кожу тайной.
– Хоть что-нибудь?
Я качаю головой.
– Я была на обеде, но он продлился недолго. Я остановила машину на красный свет, а они… этот грузовик просто врезался в меня из переулка опрокидывая машину.
– Господи, Нина, – бормочет Фиона, снова беря мою руку и сжимая ее.
– Есть идеи, кто это был?
Губы Виктора сжимаются.
– И да, и нет. Люди, которых вы застрелили, были просто наемными мускулами – русскими, у некоторых были связи в Братве. Но никого примечательного. Это не было нападением другой семьи или что-то в этом роде.
– Такое чувство, что где-то здесь есть “но".
Он мрачно кивает и поворачивается, чтобы на секунду взглянуть на Николая, прежде чем повернуться обратно.
– Прошлогоднее дело с Федором Кузнецовым…
Я хмурюсь. Мой взгляд скользит к Льву и Зои, и я вижу, как он берет ее руку и сжимает. Несколько месяцев назад Федор, который на самом деле был отчужденным отцом Льва, попытался убить его и Зои в отместку за сделку, которую Лев ему испортил. Несмотря на это испытание, на минуту мне показалось, что Николай, один из лучших капитанов моего брата и Льва, на самом деле работает на Федора. Но в конце концов оказалось, что он играл с Федором только для того, чтобы сблизиться с ним.
Очень короткая версия этой истории такова: много лет назад Федор напал на официантку в Москве. Результатом этого ужасного нападения стал Николай. А много лет спустя он отомстил Федору, убив его и положив конец всем этим тяготам, связанным с Львом и Зоей.
– Это ответный удар Волковых? – Формально Федор работал на Волковых, конкурирующую братву. Но Юрий Волков, глава семьи, несколько раз заверял Виктора, что Федор действовал по своему усмотрению и что никакой агрессии между двумя семьями нет, да бы не пошатнуть хрупкое мирное соглашение, которое у нас есть.
Виктор качает головой.
– Нет. Но есть кое-какая новая информация о нем.
Лев, нахмурившись, делает шаг вперед.
– Я ушел из дома, когда мне было одиннадцать, Нина. Но, похоже, после того, как я ушел, Федор стал брать себе ”протеже", мальчиков, в которых видел потенциал, как… – он хмурится. – Головорезы, наверное. Дети, на которых он мог бы направлять свою жестокость, превращая их в бойцов или солдат для своих собственных гребаных маленьких дрязг.
Я задумалась. Вкратце я уже разговаривала со Львом о его биологическом отце, который не так уж сильно отличался от Богдана, моего приемного отца. Оба безжалостные, беспощадные, жестокие куски дерьма.
– В частности, были два таких протеже, которые впоследствии стали силовиками, вызывающие страх в братском мире Москвы. Однако десять лет назад один из них был убит, а другой попал в тюрьму, Сибирский гулаг, известный как Дыра. – хмурясь Лев продолжает – Туда попадают худшие из худших. Это черная дыра, куда они выбрасывают зло, чтобы забыть о нем. Как ядерные отходы.
Я прикусываю губу.
– Лев, к чему ты говоришь…”
– К тому Нина, что, – тихо говорит Николай, делая шаг вперед. – Несколько месяцев назад из этого гулага впервые сбежали. Человек вырвавшийся из дыры – протеже Федора. Его зовут Костя Романов. Но внутри его называли Зверем.
Я вздрагиваю, чувствуя, как учащается пульс.
– Почему…
– Потому что он дикий зверь, – ворчит Николай. – Потому что он дикий, жестокий, бесчувственный убийца, и я более чем обеспокоен, тем, что его прорыв так близко совпадает с убийством мной Федора, это не случайность.
Жар трепещет глубоко внутри меня. Зверь. Это тот человек, который поцеловал меня сегодня вечером. Человек, который спас меня, но в то же время и человек, который пытался забрать меня. Человек, который присматривал за мной, но также, и следил.
Человек, которого я не могу решить, бояться мне или не нет, или же безнадежно желать.
Я все еще пытаюсь это понять, когда Виктор и остальные члены моей семьи уходят. Я все еще обдумываю это, в то время как дюжина вооруженных охранников и трое полицейских в форме, которых мой брат назначил моим личным больничным часовым, проверяют меня.
Когда приходят медсестры с лекарствами, чтобы помочь мне уснуть, я просто киваю. Потому что все мои мысли сосредоточены на Звере – монстре, который почти похитил меня и который только что украл один-единственный, прекрасный поцелуй.
Когда начинают действовать лекарства, комната исчезает. Но чем темнее становится, то почти единственным что я могу видеть становится он.
Глава 8
Костя
Москва, тринадцать лет назад:
– Ты его получил?
Я слышу его, но не могу ответить. Адреналин все еще бьет слишком сильно. Я до сих пор покрыт слишком большим количеством крови, чтобы думать о чем-либо, кроме того, как раздеться и принять душ, чтобы увидеть, где моя кровь, а где нет.
С содроганием я стягиваю через голову разорванную рубашку. Мое плечо вопит в агонии, когда оно двигаться, и новая волна скользкой влаги стекает по моему боку. Нашел кровь, которая принадлежит мне.
– Костя! – орет Федор с дивана. Поворачивая голову, что бы снова наорать на меня. – Ты, блядь, понял?!
– Da, – бормочу я. Пошатываясь, я иду в ванную, снимая с себя оставшуюся одежду. Вода холодная, но я все равно не чувствую ее. Я прислоняюсь головой к стене, позволяя воде обрушиться на меня заглушая эхо криков.
Через минуту вода начинает плеваться и пахнуть кислятиной. В этом дерьмовом многоквартирном доме это не такая уж редкость. И это означает, что пришло время выбираться отсюда. Я растираю себя полотенцем для рук, вытираясь как можно тщательнее. Я сиплю, когда, выходя из ванной, меня тут же хватают за горло и бросают на пол
– Как ты смеешь!! – Федор с рычанием, бросается на меня. В руке у него полицейская дубинка, и я вздрагиваю, когда он ударяет меня по боку. Пытаюсь уклониться от него, но он ломает мне костяшки пальцев. Я издаю шипение, но когда он ударяет меня по кровоточащему плечу, я взвываю от боли.
– Как ты смеешь игнорировать меня в моем собственном гребаном доме, неблагодарная маленькая дворняжка! – рявкает он на меня. Он снова бьет меня, плюет и выпрямляется. – Еще один раз, Костя, ты, блядь, забрал это?
«Это» – деньги, которые ему задолжал организатор бокса. Вот где я только что был: “возвращал это” тем способом, который у меня получается лучше всего: грубой силой.
“Da, Федор! – Я ворчу. – Да, они у меня.
– Давай сюда, – рявкает он.
Кивая я шаркаю к своим окровавленным штанам на полу. Я вытаскиваю из кармана пачку денег, протягивая ему.
С ухмылкой Федор, выхватывает их. И внезапно его поведение меняется.
– А-а, видишь, мой мальчик? – хихикает он. – Все, о чем я прошу, – это немного уважения в этом доме. Вот и все. Ты делаешь это, и все хорошо, да?
– Да, Федор, – киваю я. – Да, сэр.
Он пролистывает считая пачку банкнот. Затем усмехается.
– Молодец, Костя. Ты хорошо поработал.
– Их было больше, чем мы думали.
– Ничего такого, с чем бы ты не смог справиться.
В офисе, в который я только что ворвался, должен был находиться организатор и двое его охранников. Вместо этого там было пятнадцать вооруженных людей. «Были» – в прошедшем времени. Теперь никто из них не дышит.
Дверь в квартиру открывается, и входит Дмитрий с коробкой пива на плече.
– А-а! А вот и мой призовой боец! – Федор усмехается. Отворачиваясь от меня он подходит к Дмитрию, чтобы обнять. – Как все прошло?
Дмитрий пожимает плечами.
– Никаких проблем. Он заплатил за то, что должен, пока плакал.
Федор смеется.
– Хорошо. Хорошо. И это у тебя?
– Dа, конечно. – Дмитрий улыбается своей обаятельной улыбкой подмигивая мне. Он вытаскивает из кармана пачку денег и протягивает ее Федору.
– Очень хорошая работа, мой мальчик.
– Nyet problem. – Дмитрий пожимает плечами. – Но я все равно сломал ему челюсть, чтобы преподать урок о временных рамках.
Федор хихикает, когда мой старший “брат” открывает ящик пива и достает два. Он открывает одну для Федора, потом для себя, а потом поворачивается и видит меня, все еще мокрого после душа и истекающего кровью.
– Какого хрена ты голый, Костя?
Федор смеется.
– У малыша возникли проблемы с заданием.
Я хмурюсь..
– Это просто инкассация, Костя. Тебе не нужно было их трахать. – Дмитрий смеется
Я закатываю глаза, а он и Федор хихикают.
– Все оказалось сложнее, чем мы думали, вот и все, – ворчу я.
Дмитрий ухмыляется.
– Пришлось испачкать руки, братишка? Ты что, разучился драться?
– Их было пятнадцать, – рычу я.
Но они оба уже направляются к дивану с деньгами и пивом. Я делаю вдох и позволяю гневу отпустить меня. Они просто дразнят меня, вот и все. Это то, что делают семьи. Вот что значит быть частью единого целого. Это просто поддразнивание, и все. Я знаю, Федору небезразлично, что я вернулся домой живым. Я знаю, что его незаинтересованность в небольшом промахе, который я получил сегодня, должна закалить меня – сделать сильнее. Так что в следующий раз, когда за соседней дверью окажется еще двенадцать человек и дюжина пистолетов, я буду лучше подготовлен.
Без него я был бы мертв. Поэтому я принимаю поддразнивание как есть, и двигаюсь дальше.
Я направляюсь в комнату, которую делим с Дмитрием. Я натягиваю на себя какую-то одежду. Но тут что-то бросается мне в глаза. Поворачиваясь я смотрю в окно через двор на соседний многоквартирный дом. Я хмурюсь, когда вижу, как он поднимает руку. Когда он опускает ее, я рычу.
Я не знаю маленькую девочку, которая живет напротив меня. Но я узнаю жестокость, когда вижу ее. Она вскрикивает, забиваясь в угол комнаты. Но через окно я вижу, как мужчина, это возможно, ее отец, несется к ней с ремнем в руке. Я не слышу звука ударов, но почти ощущаю их на себе.
Вздрагивая каждый раз, когда он бьет ее снова и снова. Я прикусываю щеку, сжимая все сильнее и сильнее, пока я не чувствую вкус крови. Наконец мужчина останавливается. Он еще что-то кричит маленькой девочке, а потом пьяно шатаясь выходит из комнаты, оставив ее дрожащую в углу.
Но когда он уходит, она медленно поднимается на ноги. Шаркая ногами к окну, она выглядывает наружу. Я оглядываю широкий пустой двор. Ее глаза бесцельно блуждают, но когда они внезапно переходят на меня, она останавливается, растерянная.
Пятьдесят футов друг от друга, по воздуху, и мы совершенно незнакомы. Но медленно на ее губах появляется легкая застенчивая улыбка. Она машет рукой. Не успеваю опомниться, как машу в ответ улыбаясь. Возможно, это первый раз за последние годы.
– Костя! – ревет Федор. Я хмурюсь и оглядываюсь на дверь. Я оборачиваюсь, но девушки уже нет, ее шторы опущены. Снова улыбаясь, но никому не машу.
– Костя!
С ворчанием я возвращаюсь в гостиную.
– Da?
– Мне нужно, чтобы ты сходил за пивом, – ворчит Федор с дивана, где смотрит футбол.
Я физически истощен. Я устал от драки и убийства пятнадцать человек из-за пары тысяч баксов. У меня все еще течет кровь. Но Федор поворачивается, улыбаясь мне.
– Эй, и купи что-нибудь вкусненькое на ужин. Может, пиццу? – усмехается он. – Ты это заслужил, мой мальчик. Подмигнув, он бросает мне пачку денег.
Я улыбаюсь.
– Dа, Федор.
– Это мой мальчик.
Настоящее время:
Она так прекрасна, когда спит.
Быть рядом с ней снова – это… волнующе. Это заставляет мое сердце биться сильнее от потребности в ней. Если быть честным, это заставляет и другие части меня тоже тосковать и изнывать по ней. Издавая стон я скольжу взглядом по ее спящей фигуре.
В моей голове идет борьба. Идет битва между мужчиной во мне, который хочет защитить ее, и зверем, который хочет сорвать с нее эти больничные одеяла и растерзать ее прямо здесь. Это та часть меня, которая хочет разбудить ее, обернув ее ноги вокруг моей талии, в то время как мой толстый член погружается в ее тугую маленькую пизду.
Чтобы она проснулась, от моего языка, глубоко погруженного в ее сладость, когда она простонет мое имя,
Я тихо рычу, сдерживая себя, прежде чем монстр во мне полностью возьмет верх. Это борьба – и притом постоянная. Я хочу ласкать ее, как нежный цветок. Но также я хочу трахнуть ее, словно животное. Глубоко вдыхая, я отступаю от нее.
Весь план пошел наперекосяк. Но ведь это история моей жизни, не так ли? Часть меня все еще хочет забрать ее и отвести туда, где я смогу присматривать за ней вечно. Но с неохотой я понимаю, что здесь ей безопаснее всего.
Мне удалось проскользнуть в ее больничную палату мимо небольшой армии охранников и полицейских, патрулирующих этот этаж. Но это только потому, что я поднялся на семь этажей по внешней стороне здания, а затем миновав два крыла, проскользнул в ее окно. Но когда я буду уходить отсюда, я добавлю себя к списку тех, кто наблюдает за ней, защищая ее.
В кармане тихо жужжит телефон. Прежде чем вылезти в окно, я еще раз окидываю взглядом Нину. Подтягиваясь я двигаюсь к помещению рядом с ней. Оно пустует, но там есть маленький подоконник, на который я могу взгромоздиться, чтобы ответить на звонок.
– Что ты обнаружил?
Эрик мочит какое-то время.
– Я спрашиваю, что ты…
– Нет, я слышал. Но я звоню не по этому.
Мой взгляд хмуриться. Я передал Эрику кое-что из огнестрельного оружия, которое нашел во время перестрелки, когда эти животные пытались причинить ей боль и забрать ее у меня. Они думали, что им достанется легкая добыча. Но они не учли меня, следящим за ней. Поскольку я наблюдал за ней всю ночь. Я вспоминаю о мягкой, бесхребетной маленькой киске мужчины, которого напугал одним взглядом и одной фразой: “держись от нее подальше”.
Он не представлял угрозы. По крайней мере, не так, как те мужчины, которые пришли за ней позже. Но я не потерплю, чтобы хоть один шакал кружил вокруг нее, обнюхивал, выискивая слабые места. Я прожил так долго, особенно в тюрьме, потому что могу увидеть дьявола в людях. Есть преступники, а есть злые люди, которые совершают злые поступки, потому что это заложено в них природой. Тюрьма научила меня видеть разницу.
Ее “кавалер”, этот мягкий, бесхребетный мужчина, не был злом. И я не думаю, что он намеревался причинить ей боль или даже манипулировать ею, как это делают некоторые мужчины, когда речь заходит о прекрасной невинности, такой как у Нины. И все равно: он должен был уйти. Нужно было ему уточнить, чтобы он держался подальше от того, что ему не принадлежит.
Потому что она моя.
Но те люди с пистолетами, которые сбили ее с дороги, – это совсем другая история. У кого-то были чернила Братвы, а у кого-то нет. Однако все они выглядели как наемные убийцы. На первый взгляд то, что произошло сегодня вечером, выглядело как удар от Братвы. Но кусочки не складываются. И в этом случае все стороны ошибаются. Вот тут, то в игру вступает Эрик-чтобы выяснить, кто охотится за моим ангелом, основываясь на оружии и фотографиях татуировок, которые я передал ему.
– Тогда зачем ты звонишь?
Эрик прочищает горло. Даже если он и храбрый мужчина, он определенно нервничает.
– Мы закругляемся, приятель.
Я хмурюсь.
– Прошу прощения?
– Послушай, парень, я не задаю вопросов, не выбираю команды или стороны, и не играю в политику. Но то дерьмо что ты затеял? Я не могу в этом участвовать.
Моя челюсть скрежещет.
– Я думал, мы договорились.
– Мы так и сделали.
– Я плачу тебе, ты добываешь мне информацию…
– Да, но это не Москва, товарищ. Чикаго-маленький городок, и я слышал о тебе от целой кучи людей. Деньги или нет, но, если станет известно, что я помог тебе уничтожать целые отряды, это будет плохо для меня.
Я снова хмурюсь.
– О чем ты говоришь? Нацистские ублюдки?
– Команда Уайатта? Торговцы оружием? Нет, чувак, к черту этих фашистских ублюдков.
– Тогда я не понимаю, в чем у нас проблема. – я отвечаю огрызаясь.
– Я говорю не об избиении нацистов, брат. Я говорю обо всех остальных командах, которых ты уничтожал и опрокинул ради денег и оружия.
Я становлюсь все более и более хмурым.
– Прошу прощения? – Я понятия не имею, о чем он говорит. Единственная “команда”, которую я уничтожил, это те маленькие ублюдки со свастикой, которые продавали ружья на треногах. И людей, которые собирались убить Нину сегодня вечером. Кроме этого, я был словно гребаный призрак в этом городе.
– Послушай, я знаю, что ты задумал. И как бы там ни было, хэй, это же Чикаго, верно?
– И что же я делаю?
– Ты отрываешь от него кусок. Послушай, парень, я не испытываю к этому негатива. И если тебе понадобится работа в будущем, ты знаешь, где меня найти. Но не раньше, чем осядет пыль…
– Я ни хрена не отрываю.
Эрик вздыхает.
– Послушай, брат, я слышу то, что слышу. Большой русский ублюдок с кучей чернил Братвы захватывает территорию, вербуя парней за большие деньги, уничтожая другие команды? Я знаю, что ты не в команде Виктора Комарова, потому что это ниже его достоинства. И ты не Волков, потому что они с Кащенко заключили мир в Чикаго. Так что, как я понимаю, ты одинокий волк, создающий свою собственную империю или что-то в этом роде.
Я сжимаю от злости челюсть. Но я ничего не говорю.
– Так что смотри, брат. Удачи и всего такого дерьма. Но я ухожу, пока стрельба не прекратится. Ничего личного.
Вешая трубку, я устремляю свой взгляд в темноту ночи. Мой пульс глухо стучит в груди, и мои чувства обостряются.
Эрик одновременно прав и неправ. Он прав в том, что я одинокий волк, одинокий хищник, вышедший на долгую охоту. Но я не строю никакой империи. Я никого не вербую и не охочусь ни за чьей территорией или интересами.
А это значит, что в этом городе есть еще один одинокий волк. Но он совершил ошибку, придя за тем, что принадлежит мне. Он совершил ошибку, стреляя в Нину.
А теперь я собираюсь поохотиться на него. Кем бы он ни был.
Я снова через окно проскальзываю обратно в комнату Нины. Тихонько проскальзываю к ее кровати склоняясь над ней. Я закрываю глаза и вдыхаю аромат ее волос, прислушиваясь, как она глубоко дышит во сне. Прежде чем я успеваю усомниться в себе, я вытаскиваю запасной телефон из кармана и кладу его ей под подушку. Это еще не тот шаг, который я был бы готов предпринять. Но обстоятельства изменились.
Я опускаю губы и нежно целуя ее в лоб.
– Однажды ты спаса меня, мой ангел, – тихо шепчу я. – Теперь я сожгу сам Ад дотла, чтобы спасти тебя.
