Текст книги "Проблеск Света (СИ)"
Автор книги: Дж. С. Андрижески
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
С другой стороны, она была телекинетиком.
С телекинетиками надо соблюдать осторожность, даже если он прикованы к стенам и носят ошейник сдерживания видящих, настроенный на блокирование телекинеза.
Кандалы на лодыжках не спасли бы его, если бы она когда-либо нашла возможность воспользоваться телекинезом, поэтому он их снял. Он не считал нужным сдерживать любого пленника больше необходимого или практичного уровня, что бы они ни сделали.
– Ну? – Касс перебросила свои шелковистые чёрные волосы через одно плечо, её глаза смотрели нетерпеливо.
Балидор взглядом проследил за этим движением, но ничего не сказал.
– Ты расскажешь мне? Про Ярли?
– У нас всё не очень хорошо, – прямо сказал Балидор. – Если события будут развиваться по такой же траектории, без какого-либо вмешательства одного из нас или обоих, то, скорее всего, эти отношения скоро закончатся. При условии, что я не умудрился уже закончить их прошлой ночью.
Он гадал, зачем вообще говорит ей такое.
Он задавался этим вопросом в тот момент, пока произносил эти слова.
Он не поведал этого даже своим друзьям.
И всё же почему-то это не помешало ему поделиться с ней.
И это не мешало ему понимать какой-то глубинной частью своего света, что каждое произнесённое им слово было правдой. Они с Ярли определённо двигались по плохому пути. Они уже катились под откос чуть ли не в свободном падении, и это продолжалось месяцами. И хоть пока он не был готов это признать, вполне возможно, что его отношения с Ярли уже завершились.
Возможно, они оба сейчас пинали труп издохшей лошади, оба не желали отпустить, оба понимали, что всё умерло, но отрицали этот факт.
Мысль удивила его… но не особенно.
Касс тоже выглядела удивлённой.
Затем она улыбнулась ему с пониманием в глазах.
– Ах, – сказала Касс. – Это настоящая причина, по которой ты так часто спускаешься сюда? Отвлекаешь себя от очередных неудачных отношений? От одинокого мытарства своей жизни, Адипан Балидор? Наверное, непросто быть таким примерным, многострадальным, нравственным, чопорным всезнайкой, но мы оба знаем, что это твоя неизбежная судьба…
– Тебе это не наскучило, Кассандра? – перебил он устало.
Последовала очередная пауза, после чего она улыбнулась.
– Не особенно, нет.
Балидор продолжал так, словно она ничего не говорила.
– Это тебя не утомляет? – спросил он. – Ты умная женщина. У тебя были…
Он поколебался, затем сменил направление мысли.
– …Вещи, о которых ты когда-то заботилась. Раньше, имею в виду. Когда я только познакомился с тобой.
Видя, как хмуро ожесточаются линии вокруг её рта, Балидор продолжил прежде, чем она успела вмешаться.
– Ты же не можешь врать себе до такой степени, будто не знаешь, что я здесь, чтобы помочь тебе, – раздражённо сказал он. – Зачем ты тратишь время на это?
Она с бесстрастным взглядом позвенела цепями, приковывавшими её к стене.
– Хм, ну я даже не знаю. Хороший вопрос. Может, потому что здесь у меня нет других вариантов для развлечений, брат Балидор?
– Хрень собачья, – прорычал он. – Ты не настолько безразлична. Ты знаешь, что я единственный, кто вообще взялся за эту работу. Я единственный, кто навещает тебя здесь. Я единственный из всего населения этого бл*дского корабля, кто вообще утруждается говорить с тобой… и уж тем более пытается помочь тебе, хоть как-то достучаться до тебя.
Он видел, как она стиснула зубы, и его тон сделался более едким.
– Ты должна понимать, что они думают обо мне из-за того, что я вообще пытаюсь…
Но в этот раз она перебила его.
– Ну и кто теперь заврался? Брат Балидор?
В этот раз в её голосе прозвучала настоящая злость.
Такая злость, что он умолк, давая ей возможность продолжить.
Наградив его жёстким взглядом, она положила предплечья на колени, скривила губы в холодной улыбке. Её голос сделался тише, но Балидор видел завитки настоящего гнева, которые по-прежнему окрашивали её свет, даже вплетались в её слова.
– Никто на этом корабле даже не знает об этих наших маленьких сессиях, – ровно заявила она. – Ты реально думаешь, что я настолько безгранично тупа? Ты явно не сказал своей драгоценной Элли, бл*дь. Я готова поспорить на хорошие деньги, что Ревику ты тоже не сказал. Или Джону. Или даже Врегу. Может, один-два твоих подчинённых в курсе… но больше никто. И бог знает, что ты сказал, чтобы оправдать то, что ты делаешь со мной здесь, чёрт возьми.
Она кивком указала на секцию стены, которая вмещала запечатлевающие устройства наблюдения.
– Ты приходишь только посреди ночи. Ты отсылаешь всех остальных охранников. Всех, кроме одного, которого ты наверняка заставил поклясться в сохранении тайны. Ты отключаешь камеры.
Он почувствовал, как его лицо потеплело, и раздражённо прищёлкнул языком.
– Откуда ты можешь это знать?
– Я это чувствую, – сказала она чуть жёстче.
Он кивнул, признавая её слова жестом видящих.
– И тем не менее, – продолжил он более сдержанным тоном. – Ты знаешь, зачем я здесь. Мы можем провести это время вместе по-другому. Где ты не будешь пытаться найти слабости, которые дадут тебе ничтожные очки не в мою пользу, просто чтобы доказать, что ты на это способна.
Она криво улыбнулась.
Балидор поймал себя на том, что наблюдает за её лицом пристальнее обычного.
Как всегда, он искал там какой-то признак её – женщины, которую он знал до того, как Тень её заполучил.
Тогда она нравилась ему.
Тогда она очень нравилась ему, если честно.
Даже если не считать его немного смущающие световые и физические реакции на неё, Балидор ловил себя на том, что его притягивало к ней по причинам, которые он не мог до конца объяснить самому себе. Как бы это ни было странно, какими бы разными они ни были, не говоря уж о разрыве в способе их воспитания и возрасте, он ощущал там схожесть, резонанс, который сам себе не мог объяснить удовлетворительным образом.
И он определённо не пытался объяснить это кому-то другому.
Что бы там ни было, от этого ему было странно комфортно с ней.
С ней он мог расслабиться.
Он мог ненадолго выйти из своей обычной роли и просто выдохнуть.
Забавно, даже когда они были друзьями, она всегда подкалывала его тем, какой он сдержанный и чинный… вопреки тому факту, что именно с ней он был наименее «чинным».
Конечно, в Касс даже тогда присутствовала некая резкость.
Но его это никогда не смущало.
Уязвимость, которую он чувствовал под этой резкостью, смягчала то, что она показывала ему на поверхности. Более того, многие причины этой резкости импонировали ему. Честность, которую он чувствовал в ней, верность, готовность высказать своё мнение, вмешаться в то, что ей казалось неправильным, и неважно, кому бы ей ни пришлось противостоять.
Отчасти её привычка обороняться происходила из того, как люди реагировали на её честность.
Отчасти из того, что в детстве её били за честность.
В любом случае, эта резкость никогда его не беспокоила.
Честно говоря, большую часть времени он почти не замечал эту её черту, даже когда она была нацелена на него.
Его невольно трогало то, как она защищала своих друзей.
Теперь это казалось каким-то чёрным юмором, учитывая то, что она совершила, но одной из тех вещей, которые первыми привлекли внимание Балидора к ней, была её настороженная, умилительно оберегающая манера вести себя, когда дело касалось Элли, Ревика и Джона. Тогда это казалось Балидору почти забавным в некоем трогательном смысле – вот эта крохотная человеческая женщина встаёт перед мужчиной-человеком с внушительными бойцовскими навыками и двумя сильнейшими видящими из ныне живущих.
Но почему-то именно она, Касс, взяла на себя миссию оберегать их.
Эта храбрость трогала Балидора.
И да, возможно, боль, которую он чувствовал в ней, тоже трогала его.
Он постарался не позволять себе слишком зацикливаться на той, кого он помнил.
Он знал, что теперь её уже не существует.
Он полагал, что какая-то часть его упрямо продолжала скорбеть по ней отчасти потому, что ему самому часто приходилось действовать так, будто на него подобные вещи не влияют.
Для лидера это часть работы.
Однако здесь он был не совсем Адипаном Балидором.
Он не был уверен, кем именно он здесь был.
– Ты готова начинать? – спросил он в этот раз вежливо.
– Он вернулся? – выпалила она, и в её голосе вновь прозвучала резкость. – Ревик. Меч. Его… эм… жена. Они вернулись?
Балидор вскинул бровь.
Он невольно наградил её слегка развеселившимся взглядом.
И всё же он присматривался к ней пристальнее, ощущая и слыша эмоции, которые жили в избегании произнесения имени Элисон.
Интересно, что с мужем Элли у неё таких проблем не было.
В конце концов, это Ревик недавно целился ей в голову из пистолета.
– Ты спрашиваешь, живы ли они? – сухо спросил Балидор.
Касс пожала плечами.
Вновь он ощутил это её притворное безразличие.
Слегка вздохнув, он прищёлкнул языком, давая ей знать, что не повёлся.
– Да, – сказал он. – Да, они вернулись. Оба вернулись… и оба живы. Лили жива. Дигойз Меч пострадал в Дубае. Он очнулся несколько дней назад.
Она подняла взгляд, прикусив губу.
Это был единственный признак того, что Балидор вообще добивается какого-то прогресса. Не так давно он не увидел и не почувствовал бы так много в её выражении. Не так давно она отпускала лишь циничные остроты.
И всё же она достаточно умна, так что и это могло быть манипуляцией.
– Он навредил ей? – в этом вопросе прозвучала капелька злорадства.
Балидор почувствовал, что это намеренно, но всё равно поморщился от её тона.
Его тон ожесточился, когда он ответил.
– Да, – сказал он. – Ты от этого счастлива?
Она улыбнулась, выгибая бровь в бессловесном вопросе.
Щёлкнув языком тише, чем прежде, Балидор покачал головой, отказываясь заглатывать наживку
Она пристально смотрела на него ещё несколько секунд.
Когда он не заговорил, она выдохнула.
– Где они сейчас? – спросила она более нормальным тоном.
– Они здесь, – ответил Балидор. – На этом корабле.
Касс напряглась.
– Здесь?
Балидор кивнул.
– Да, – он нахмурился. – Это тебя удивляет?
– А… Лили здесь?
– Лили здесь, да. Она с её родителями. Она и Элисон были с Дигойзом, когда он очнулся. Они втроём живут в двух соединённых меж собой комнатах.
Умолкнув, он ждал, чувствуя, как разряды в её свете спотыкаются, когда она отреагировала на новости, что её лучшая подруга детства находится на том же авианосце, что и она, а вместе с ней супруг её лучшей подруги и их ребёнок, которого Касс недолгое время считала своим.
Балидор гадал, были ли её реакции на данном этапе чисто личными, или же на них тоже влияло то, кем и чем все они были.
Конечно, когда-то Ревик тоже был её другом.
Но Ревик также был Syrimne d’Gaos, Вторым из Четвёрки.
Поскольку Териан, Guoreum, Третий из Четвёрки, находился в другой камере, это означало, что вся четвёрка квази-мифологических созданий пребывала на одном судне впервые с тех пор, как свет Касс полностью пробудился. Балидор гадал, не влияет ли это на неё даже в её Барьерной камере.
Он гадал, не может ли она как-то чувствовать это даже в резервуаре, даже с ошейником сдерживания видящих на шее.
Балидор готов был поклясться, что ощутил, как она даже сейчас пытается нащупать Элли и Ревика через ошейник. Он готов был поклясться, что также почувствовал, как она пытается прикоснуться к aleimi Лили через ошейник.
Однако настоящий блок происходил не от ошейника.
Он исходил от самой органической камеры, которая отрезала её от остальной части Барьера, отсекала от Элли и Ревика, а также от Териана и Менлима. Возможно, она могла в некоторой мере обойти ошейник, но ей не удастся пробиться сквозь стены резервуара.
Даже Ревик не сумел проникнуть сквозь них… или сама Элли.
Через несколько минут Балидор ощутил, как она раздражённо сдалась.
– Она сюда придёт? – спросила Касс.
Она прикусила губу, глядя на Балидора и скрестив руки на груди.
Он невольно смотрел на неё в ответ, видя, как лёгкое свечение зеленовато-янтарного света окрашивает кружки её радужек.
Он бы соврал, если бы сказал, что это свечение не заставляло её нервничать.
– Королева Элли, – выпалила Касс, стиснув зубы. – Она снизойдёт до того, чтоб прийти сюда, хотя бы чтобы позлорадствовать? Или они с Ревиком решили, что я больше не заслуживаю их времени?
Балидор покачал головой
Ощутив, как она отреагировала на что-то, должно быть, увиденное на его лице или в свете, он пожал одним плечом в манере видящих, смягчая свой ответ.
– Скорее всего, у них не будет времени, – подумав об этом, вспомнив свой разговор с Элисон ранее этим днём, он невольно фыркнул. – Причина этого может показаться тебе несколько забавной, Кассандра…
Она вздрогнула, когда он назвал её по имени, затем закатила глаза, чтобы это скрыть.
– И что это за причина? – хмыкнула она.
– Они помогают Джону организовать рождественскую вечеринку.
Касс в неверии уставилась на него.
Она покачала головой, в глазах на мгновение промелькнуло смятение, точно она не могла решить, как ей реагировать.
И вновь Балидор увидел там ту женщину, которую помнил.
Которую он почти знал.
– Ты готова начинать, Кассандра? – вновь спросил он.
Когда она посмотрела на него в этот раз, он увидел в её выражении нить уязвимости.
Это застало его врасплох.
Затем в его собственном свете поднялась боль – струйка пламени, которая змеилась в центре его груди. Ответная боль, которую он увидел в ней, шокировала его, затмила его разум, и его свет потянулся к ней.
Он чувствовал в её боли одиночество, желание контакта.
Может, не просто одиночество.
Он чувствовал горе. Так много горя, бл*дь.
Конечно, он знал, что не вся боль её света имела отношение к сексу.
У видящих редко всё сводилось к чему-то одному.
Спустя секунду он отстранился, но всё же задался вопросом (снова!), какого чёрта он делает здесь с ней.
Глядя на неё, Балидор также задавался вопросом, почему он не сказал Элли или Ревику.
Как и упрекнула его Касс, он ни одному из них не говорил об этих своих визитах.
И да, он отключал камеры, чтобы способствовать своему обману, обрывал прямую трансляцию в Тактический Информационный Центр или ТИЦ, и держал все записи этих сессий в зашифрованном файле вне основных серверов.
Не считая помощи единственного союзника Балидора (о существовании которого Касс также догадалась, и который в настоящий момент сидел снаружи за консолью), Балидор организовал промежутки в графике охранных команд, наблюдавших за камерой, чтобы убедиться, что за ними не будут следить.
Конечно, он бы им сказал.
В итоге он знал, что придётся сказать.
Но сначала надо показать им, что это работает.
Ему надо показать, что он оказывает положительное влияние на её свет.
Он должен указать на настоящую, подтверждаемую перемену в ней, чтобы Совет его поддержал или хотя бы разрешил продолжить работу с ней… и оставалось надеяться, что этого окажется достаточно, чтобы спасти её жизнь или хотя бы дать ему больше времени, чтобы попытаться её вернуть.
Того, что имелось у него в настоящий момент, было недостаточно
Далеко не достаточно, чтобы идти к кому-либо из них.
От этой мысли Балидор нахмурился, вновь глядя на ту тёмную структуру в центре её груди, где должно располагаться её энергетическое сердце.
Глядя на неё в Барьере, он знал, что необходимость получения «доказательства» была не единственной причиной, по которой он держал эти сессии втайне.
Он знал, что даже при наличии какого-то доказательства, что Кассандру в теории можно «исправить», для некоторых людей на корабле этого может оказаться недостаточно. По одной лишь этой причине он ощущал в своём свете нежелание говорить кому-либо. Он прекрасно знал, что может вспыхнуть в случае, если кто-то важный узнает, чем он занимается.
Вспомнив, как Ревик стоял над ней, целясь ей в голову и угрожая оборвать её жизнь, Балидор ощутил, как его нежелание усиливается.
С другой стороны, он понимал свои чувства в этом отношении намного лучше, чем притворялся.
Если честно, он многое понимал намного лучше, чем ему хотелось бы.
Глава 3
То, что должно было быть
Может, это из-за того, что он сказал ей перед тем, как они погрузились.
Может, это потому, что Элли уже всплыла в сознании Касс – больше обычного или интенсивнее, или с более искренними эмоциями, или просто в той манере, которая жила ближе к поверхности. В конце концов, именно разум Касс диктует направление их прыжков.
Балидор может направлять, нащупывать, искать возможности. Он может подталкивать её по путям, которые выглядят многообещающими, к вещам, которые мог использовать Тень, где он мог пробраться сквозь её защиты, стремясь сломать её разум…
Но это её воспоминания.
Это её жизнь.
Это её живой свет.
В конечном счёте, он не может пойти туда, куда она не дозволяет ему пойти.
Сложность – в дозволении. Сложность – в создании нужды увидеть, вопреки сопротивлению быть увиденным.
И по какой-то причине сегодня у неё на уме Элли.
Не Элисон Мост.
Нет, не её ощущает Балидор.
Он чувствует Элли Тейлор, лучшую подругу Кассандры.
Элли, человеческую подругу Касс из Сан-Франциско, подругу, которую Касс знала с самых ранних лет, с которой Касс ходила в начальную и старшую школу, с которой они жили вместе, пока Элли посещала колледж, которая была неразлучной подружкой Касс с тех пор, как они обе научились говорить. Элли, которая в детстве жила жизнью, о которой мечтала Касс, у которой была семья, которую Касс мечтала назвать своей… потом Касс говорила себе, что ей должны были позволить стать той, кем стала Элли.
Когда Касс приводит Балидора в свой разум, в мир снов, который они разделят, их света начинают медленно сплетаться в темноте…
***
…Балидор обнаруживает себя на выцветшем жёлтом ковре.
Он сидит точно так же, как и в её камере.
Только здесь он прислоняется к основанию цветастого дивана в доме, который уже знает.
Он осматривается по сторонам со своей низкой точки зрения, видит на стенах знакомые фотографии семьи из четырёх человек – юного Джона, который сплошь состоит из локтей и костей, улыбающихся зубов и толстых как бутылочное стекло очков. Элли ещё с детским лицом, гигантскими глазами и серьёзным выражением. Красивая женщина с тёмными вьющимися волосами, которая стоит на пороге между молодостью и средним возрастом. Мужчина постарше с редеющими волосами, большими ушами, ореховыми глазами, руками рабочего и улыбкой, которая не так уж сильно отличается от улыбки Джона.
Балидор чувствует не только дом и Касс.
Он чувствует разницу во временном периоде.
Он чувствует изменение в мире.
Свет другой.
Он… легче.
Даже если не считать пузыря, который Балидор ощущает на данном доме – пузыря Адипана, Семёрки, Вэша, Ревика, самого Моста; пузыря, в котором Балидор ощущает более молодую версию себя самого… временной период другой. История ещё не сделала из холодной войны света и тени горячую схватку.
Свет серый, да… но это тяжёлое, интенсивное ощущение подавления и зловещего предчувствия отсутствует в ближних элементах Барьера.
Тьма обуздана, пусть и не идеально.
Балидор позволяет своему aleimi адаптироваться к разнице энергий.
С каждым разом переход даётся легче.
С каждым разом он как будто становится более знакомым.
Касс уже почти не борется с ним в открытую.
Раньше она противилась и этому тоже.
Она не желала видеть, какой защищённой она была в свете Элли, даже в таком юном возрасте. Она пыталась противиться и не видеть того, как она бежала в этот пузырь защиты, как это место было единственным пристанищем в мире, где она чувствовала себя в безопасности. Она не хотела видеть, сколько существ присматривало за Элли, оберегало её. Она не желала видеть, как Элли затаскивала Касс вместе с собой в этот пузырь, привечала её внутри, окружала защитой, включала её во всё, что получала сама, включала в свою семью, свой свет, во всю защиту и любовь, словно это какая-то ерунда… словно это не значило весь мир.
Даже сейчас Балидор видит, как часть Касс ненавидит это.
Он чувствует, как часть её ненавидит то, что её заставляют вспоминать, как она зависела от Элли прежде, чем выросла и смогла давать что-то в ответ.
Однако Элли не могла защищать её всё время. Даже тогда Элли не может защитить её.
Когда Касс возвращается домой, это дом в темноте, где она одна.
Когда это промелькивает в её сознании и свете, он ощущает её реакцию.
Он больше не видит жёстких стен. Вместо этого он ощущает части её разума, которых она избегает, обходит тёмные места со сноровкой, которая его раздражает, даже сводит с ума, когда он на кратчайшее мгновение подбирается ближе… когда он чувствует заряд в этих расколах, в глубокой, более сложной интенсивности её света.
Эта комната уже содержит лёгкие нотки того привкуса.
Она ощущается отчаянно грустной.
Балидор на мгновение оставляет её свет, пытаясь расслабиться.
Если он позволит себе сделаться таким же грустным, сессия далеко не зайдёт.
Он сосредотачивается на рождественской ёлке в углу возле длинного окна. Рядом с ней темноволосая женщина с фотографий напевает что-то себе под нос и украшает ёлочные ветви.
Дерево уже наполовину обвешано гирляндами, мишурой и блестящими украшениями. Некоторые из этих украшений изготовлены поистине искусно – изящные безделушки, сияющие внутренним светом; маленькие волшебные замки, олень из фарфора и хрустальные ангелочки.
Другие корявые, раскрашенные детскими ручками, с обрывистыми краями, улыбающимися рожицами, цветами и узорами, которые смешиваются в кучу и выходят за контуры.
Когда кто-то заговаривает на диване над ним, Балидор подпрыгивает.
Затем он поворачивается, глядя вверх.
Там сидит Касс.
Ей около восьми лет.
Иногда в этих снах он бывает ею, так что вообще не может её видеть.
Иногда он не в её теле. Иногда он безмолвный свидетель, наблюдающий с какой-то точки в помещении.
В данном случае, очевидно, второй вариант.
Он не всегда может видеть логику в том, когда он бывает ею, а когда нет.
Однако в этот раз причины отдалённости ясно видны на её лице – синяк под глазом, подбитым кулаком взрослого. Балидор чувствует, как та боль в груди усиливается при взгляде на такой тёмный синяк на маленьком личике с изящными чертами.
– Миссис Тейлор? – говорит она, прочищая горло.
Её голос звучит робко, но это не совсем детская стеснительность.
Он уже слышит лёгкие отголоски той острой, менее детской резкости.
Она уже взрослее, чем должна быть.
– Можно мне помочь? – говорит она, и в её голосе звучит неуловимая тоска.
Эта тоска словно вскрывает грудь Балидора изнутри.
– …Когда Элли придёт, – поправляется она. – Можно я тоже помогу?
Женщина поворачивается, улыбаясь ей.
Женщина красива, ей около тридцати пяти лет. А может, и сорок. А может, даже сорок пять. Балидору все ещё сложно определять человеческий возраст, несмотря на то, сколько он прожил среди их расы. Будь она видящей, она была бы почти его ровесницей, перевалив за четыре сотни лет. Её тёмные, мягко вьющиеся волосы спадают ниже плеч. Она одета в тёмно-зелёное цветастое платье, которое облегает тонкую талию и изгиб бёдер.
Рождественское платье.
– Ты можешь помочь мне прямо сейчас, милая, – говорит она, подзывая её.
Касс вновь колеблется.
Затем, сделав глубокий серьёзный вздох, она соскальзывает с края дивана.
Приземлившись на ноги и уже источая светом ту фальшивую беспечность, она подходит к женщине. Что-то в насторожённости, которую он там ощущает, в страхе, заставляет боль в груди Балидора разгореться с новой силой.
Он видит нечто схожее в глазах женщины, пока Касс идёт к ней.
Жалость, да, но в то же время нечто большее.
Женщина любит её, считает практически своим третьим ребёнком. Она смотрит на синяк на лице Касс. Она уставилась на него, надеясь, что ребёнок этого не замечает, кусая язык, чтобы ничего не спрашивать, и от этого ощущая привкус крови.
Балидор видит там яростную злость – эмоцию, которую узнает в себе.
Это ещё одна причина, по которой ему нравится приёмная мать Элли, Миа Тейлор.
Не эта человеческая женщина навредила ей.
Но Балидору это уже известно.
Он уже видел достаточно детства Касс, чтобы знать, чей кулак наверняка оставил свой след на её лице. И он также знает то, каким маленьким наверняка было прегрешение Касс, чтобы она такое заслужила.
Изначально она кажется стеснительным ребёнком, милым ребёнком, послушным ребёнком.
Иронично или нет, но именно этот кулак превращает её в нечто иное. Именно голос, принадлежащий хозяину этого кулака (голос, который постоянно обвиняет её в том, что она не-милая, не-послушная, не-скромная, не-тихая) превращает её в полную противоположность.
Как это часто бывает (душераздирающе часто), она становится именно тем, в чем он её обвиняет. Он превращает её в образ себя самого, и как послушная девочка, которой она была до того, как он наложил на неё лапы, она отчасти подчиняется.
Но всё же он не ломает её до конца.
Даже её отец не сломил её.
Даже сейчас Балидор видит пламя, переполняющее её грудь.
Оно смущённо трепещет перед ним, скрытое тем, что прячет её истинный свет от мира. Сердце Кассандры – это мягкий кремовый свет с сиреневым отливом, смешивающийся с таким ослепительно белым неподвижным светом… светом, от которого он едва может отвернуться теперь, когда знает, как смотреть.
Из всех вещей в ней её сердце – самое захватывающе сложное.
Оно явно принадлежит не человеку.
Это та часть её, на которую он смотрит и не может осмыслить, как все могли не знать, что она – нечто экстраординарное, что она не только явно и чрезвычайно очевидно видящая, но также нечто куда более редкое.
Её сердце в этом месте вообще не узнать.
Оно вообще не похоже на то, что видит Балидор, когда смотрит на её aleimi теперь, в нынешнем временном периоде, в том далёком Барьерном резервуаре, где Касс закована в цепи Дренгов – в ту чёрную, обсидиановую, похожую на камень структуру, которую Тень выжег и ожесточил вокруг этой прекрасной, изящной вещи, которая живёт в груди её как ребёнка.
Здесь сердце Касс по-прежнему открыто.
Оно ярко горит в её груди как хрупкий цветок, настороженный, но душераздирающе мягкий.
Миа Тейлор любит это сердце.
Карл Тейлор его любит.
Джон его любит.
Элли его любит.
Балидор видел, как маленькая Элли обнимает свою подружку Касси, со всех сил прижимая к себе и источая лишь обожание к этому свету в груди Касси.
– Выбирай то, что нравится тебе больше всего, – говорит Миа Тейлор, показывая на коробку с беспорядочным содержимым, которая стоит на низком стеклянном столике, и снова улыбаясь.
Балидор наблюдает за лицом Касс.
Он замечает серьёзное выражение в её глазах кофейного цвета, когда она рассматривает разные украшения в коробке. Бумажные салфетки относительно отделяют их друг от друга, но, в отличие от её приёмной дочери Элисон, Миа Тейлор – не самая аккуратная женщина. Миа обладает более свободным духом, и её организационные навыки и работа по дому отражают эти черты.
– Мне нравится иметь их в избытке, – доверительно сообщает Миа, улыбаясь Касс и сдувая выбившийся локон с лица. Миа поворачивается к дереву и вешает стеклянного дельфинчика на верхнюю ветку. – Мне нравится иметь возможность выбирать любимчиков… разных любимчиков, понимаешь? Разных из года в год. Если у меня их слишком много, мне не приходится вешать все. Вот почему я также постоянно покупаю новые. Это даёт нам больше выбора, вне зависимости от размера ёлки…
В отличие от многих детей, Касс не игнорирует слова Миа.
Балидор видит, как маленькая девочка с синяком на лице обдумывает эти слова, прервав своё рассматривание игрушек, чтобы хмуро покоситься на ёлку.
Глянув обратно на коробку, она пристально изучает её, и вот Балидор подмечает тот самый момент, когда её глаза загораются.
Как только это случается, Касс наклоняется вперёд и достаёт зазубренное украшение из металла, которое сияет медным цветом в свете полуденного солнца, льющемся через окна.
– Мне нравится вот это, – объявляет она.
Миа с улыбкой переводит взгляд на неё.
Увидев украшение, она одобрительно кивает.
– Одно из моих любимых, – говорит она.
– Что это? – спрашивает Касс, поднимая взгляд.
– Я не знаю, – Миа смеётся. – Отец Элли нашёл его в Азии, – она снова сдувает со лба назойливую прядку волос. – Это символ видящих. Или тибетский? Не знаю.
Касс теперь держит его обеими ладошками, осторожно, как древний артефакт.
– Мне нравится.
Миа кивает, проницательно наблюдая за опущенной головой Касс. Когда та поднимает взгляд, Миа улыбается и нежно говорит:
– Повесь его на ёлку, милая.
Она ласково гладит маленькую девочку по прямым чёрным волосам.
Балидор замечает, что она делает это аккуратно, из-за синяка на лице понимая, что там могут быть и другие ушибы, которых она не видит.
Балидор наблюдает за Касс, когда та вешает плоское металлическое изображение старого символа меча и солнца видящих на самую верхнюю ветку, до которой только может дотянуться.
Та боль в его груди усиливается…
Глава 4
Узнать последним
– Где ты был, брат?
Он вырвался из места, в которое отправились его мысли.
Он осознал, что задумался о той последней сессии.
На некотором уровне он мыслями вернулся к Касс.
Покраснев, он повернулся лицом к женщине-видящей, находившейся перед ним сейчас.
По её лицу он понимал – она знает, что он отсутствовал в эти несколько секунд.
Судя по её лицу, она даже может знать, куда отправился его разум и aleimi.
Ярли, та самая стоявшая перед ним женщина-видящая, хмуро смотрела на него. При этом она сморщила нос и скрестила худые мускулистые руки на груди.
– Забудь, – произнесла она с отвращением в голосе. – Я знаю, где ты был. Я знаю, где ты наверняка находился бы до сих пор, если бы имел возможность. И я бы не хотела, чтобы ты опять перечислял мне каждое другое место, которое ты посещал этим вечером, но опускал то, которое заставляет твой свет наполовину покидать тело.
Уставившись на него теперь уже с нескрываемым отвращением, она добавила:
– Твой свет даже сейчас ищет её. Ты даже сейчас предпочёл бы трахать светом эту злобную сучку. Вот почему ты такой тихий… не так ли, почтенный Адипан Балидор?
Тут Балидор невольно напрягся.
Дело не в явном сарказме в её голосе.
Дело даже не в последних её словах, которые прозвучали холоднее всего.
Бросив на стул у двери бронежилет, который он только что снял, Балидор повернулся к ней лицом. На нём по-прежнему была кобура с оружием, которую он всегда носил на работе, по крайней мере, вне резервуара.
– Я никогда не врал тебе, Ярли, – жёстко сказал он. – Ни разу.
– Ты врёшь себе, брат. Это ещё хуже.
– А может, ты просто сочиняешь свои собственные истории о том, где я, – отрывисто ответил он. – И что это значит. Возможно, твои истории порождены ещё большим заблуждением, чем мои.
Она уставилась на него, и её тёмные глаза становились ещё холоднее, ещё отстранённее.
– Ты говоришь мне такое? – тихо спросила она. – Даже сейчас? Когда я только что застала тебя с ней в твоём свете и разуме… и прямо передо мной?