Текст книги "Владычица небес"

Автор книги: Дункан Мак-Грегор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава седьмая. Тяготы подозрения

Гвидо недоверчиво улыбнулся.

– Как то есть знал? Что навело тебя на мысль сию?

– Ничего меня не наводило, – ответил Бенине с неохотою. – Мне бив голову такое не пришло. Сервус сам мне сказал.

– Когда?

– В ночь перед убийством. Он пришел в мою комнату – встревоженный, побледневший…

И Бенине рассказал все то, что поведал ему рыцарь.

– Ну и ну-у-у! – протянул Маршалл, и не пытаясь скрыть изумление. – Так значит, старина Сервус подозревал нас всех? Ах, я дурень! И что меня дернуло поехать сюда? Ведь не хотел же, клянусь пышной грудью Иштар, владычицы нашей, не хотел! Ах!

– А что ж поехал? – грубо спросил философ.

– Да по письму же и поехал. «Не медли! – писал мне Сервус. – Я готов предложить тебе такую вещь, какой ты в жизни не видывал!» И что за вещь такая, подумал я, бросил все дела и поехал.

– И что за вещь?

– Тьфу! Ваза из цельного розового агата! На кой она мне нужна, эта ваза? У меня самого подобных полдюжины!

– Гм-м… – Гвидо смущенно посмотрел на гостей. – Лумо толковал, мол, досточтимый Сервус писал дяде, что продаст ему нечто невиданное, дядя обрадовался и послал нас сюда. А приехали, рыцарь показал нам колет, расшитый сапфирами и мелкими бриллиантами, и боле ничего не предложил…

– Интере-есно, – протянул философ, в глубине души недовольный таковым поведением лучшего друга. – Значит, он вытянул вас всех сюда посредством обмана? Не удивлюсь, если Заир Шаху вместо «невиданного сокровища» он пытался подсунуть золотое яблоко или еще какую подобную чепуху.

– Все это еще раз подтверждает твой рассказ, Бенино, – сказал Гвидо, улыбаясь. – Он и в самом деле решил любым путем собрать всех, на кого падало подозрение. Вот только странно, что он все-таки не уберегся. Как говорят, предупрежденный об опасности почти спасен… Он же получил клинок в спину – ночью, когда всяк бережется вдвойне! Нет, пока не могу этого уяснить. Ладно, идемте отдыхать, друзья. Все устали – нынче был тяжелый день… Вон уж сумерки давно наступили…

Только поднявшись, Пеппо понял, что действительно устал. Взяв брата под руку, он повис на нем и так доехал до своей комнаты. А там Бенине уложил его в кровать, накрыл покрывалом и удалился. Спустя несколько мгновений юноша уже спал.

* * *

Пробуждение было не из приятных. Дикий вопль, примерно такой, какой издал Ламберт, обнаружив хозяина мертвым, раздался перед самой утренней трапезой.

Пеппо вскочил, холодея от одной мысли о том, что его брат мог оказаться следующей жертвой злокозненного убийцы. Вылетев в коридор, он нашел там Леонардаса, который, квохча как испуганная курица, бегал взад-вперед и всплескивал длинными руками.

– Что случилось? – крикнул Пеппо, загораживая ему дорогу.

– Не знаю! – истерично взвизгнул в ответ офирец. – Кто-то орал! Я не могу больше! Я уеду! Уеду!

Юноша плюнул и побежал вниз, надеясь застать там кого-либо более здравомыслящего. Там оказался один Маршалл, с отсутствующим видом попивавший вино из серебряного кубка и, кажется, не слыхавший никакого шума. Он единственный не уходил отдыхать, а просидел тут с утра до утра – сначала с остальными гостями, а потом один.

– Ты слышал? – и ему крикнул Пеппо, дрожа от ужаса.

– Что? – меланхолично спросил шемит.

Не ответив, юноша развернулся и бросился снова наверх. Но на лестнице он столкнулся с Бенине – тот мчался, как раненая волчица к своему волчонку. Едва он завидел Пеппо, как глаза его радостно вспыхнули. Схватив брата в охапку, он так сильно прижал его к себе, что юноша чуть не задохнулся.

– Мальчик мой! – закричал Бенино, срываясь на фальцет. – Где ты был? Я обшарил твою комнату и десяток других! Я искал тебя!

– Я тоже искал тебя! – задушевно пробормотал Пеппо в отворот его куртки. – Там орали, я испугался, я побежал…

– Ах, какая трогательная картина! – издевательски пропел за спиной философа Заир Шах. – Прямо-таки больно смотреть!

– А ты не смотри! – Уже не первый раз в этом доме Бенино позволял себе грубости – наверное, уже чувствовал себя хозяином. – Иди вниз, сейчас я найду Гвидо…

– Зачем еще? – недовольно фыркнул старик.

– Разберемся, что к чему, – туманно ответил философ, увлекая брата за собой.

Гвидо встретился им в одном из рукавов коридора. Он был так же бледен, как тогда, когда нашли тело Сервуса Нарота.

– Ты слышал крики? – спросил его философ. – Где-то там, в правом крыле дома.

– И слышал и… видел… – хмуро ответил маленький дознаватель. – Теренцо убили.

– Что?! – разом воскликнули братья Брассы, непроизвольно подаваясь назад.

– Это Лавиния кричала… Они уснули, а проснулась она уже одна. То есть Теренцо лежал рядом, но был мертвее мертвого: горло перерезано от уха до уха.

– А… оружие? – Глотка философа пересохла, и теперь он скрипел, как несмазанная телега.

– Кинжал… мой…

Гвидо тоже говорил с трудом, но Пеппо отлично понимал его чувства. Сначала рыцаря закололи кинжалом Лумо Деметриоса, а теперь Теренцо зарезали кинжалом Гвидо Деметриоса. Все это было очень странно.

– Все это очень странно…

Бенине настороженно смотрел на бледное лицо маленького дознавателя, вдруг обнаруживая в нем неприятные изъяны: хитрые глаза, чей взор ускользал, как у человека с нечистыми помыслами, слишком вздернутый нос, веснушки… Ну разве у честного мужа могут быть веснушки?

Философ понимал, что несправедлив сейчас, но ничего с собою поделать не мог.

– Да, все это очень странно, – с нажимом повторил он, отталкивая брата себе за спину.

– Подумай же, Бенино. – Гвидо умоляюще посмотрел в глаза философа – теперь его взор никуда не ускользал, а, напротив, был прям и открыт. – Подумай, зачем бы я стал оставлять свой кинжал в комнате, где только что убил человека? Я бы унес его и спрятал или выбросил бы…

– Ты хитер, – отворачиваясь, сказал Бенине. – Кто тебя знает…

– Он не виноват, Бенино, – вступился за малыша Пеппо. – Убийца нарочно подбросил его кинжал в комнату Теренцо.

– Помолчи! – сурово остановил его брат. – Иди к себе, запрись на засов и никого не пускай. Я приду позже.

Юноша с укором посмотрел на Бенино, но перечить не стал – сие было бесполезно, ибо упрямее заупрямившегося философа мог быть только раздраженный осел.

Когда Пеппо скрылся за дверью своей комнаты – а Бенино с Гвидо проводили его туда, – они пошли успокаивать Лавинию, которую, по словам младшего Деметриоса, вряд ли успокоил придурковатый Леонардас. Так оно и было. Рядом с трупом несчастного толстяка, вся перемазанная в его крови, сидела девушка, а офирец примостился чуть ли не у нее на коленях. Кажется, пыталась утешить его она: рыдая в полный голос, он визжал, что никогда больше не выедет из родного Офира, чем бы его ни заманивали. Он клялся, что продаст всю свою коллекцию задешево, а лучше отдаст ее первому встречному нищему, лишь бы не бояться за свою жизнь, коя, безусловно, дороже всяких там самоцветов и золотых побрякушек.

– Будь мужествен, Леонардас, – повторяла Лавиния, сама едва живая от пережитого. – Возьми себя в руки, прошу.

Бенино, не церемонясь особенно, взял тощего офирца за шиворот и вытащил его за дверь, с удовлетворением заметив облегчение на красивом лице девушки. Там, в коридоре, он прижал его к стене и сквозь зубы зашипел:

– Ты, ублюдок, запомни: будь мужествен, не то я тебе шею сверну, цыплячья твоя душонка! Пшел в комнату!

– В чью? – захныкал Леонардас.

– В свою, глупец!

Пинком отправив офирца в нужном направлении, Бенино вернулся к Лавинии. Она лежала поперек широкого супружеского ложа и не подавала никаких признаков жизни. Над ней, склонившись, стоял Гвидо и усердно размахивал тонкими ручками. Философ снова насторожился: всего несколько мгновений назад он видел ее целой и невредимой, а сейчас… Уж не этот ли – подозрительно мелкий ростом – тип воспользовался моментом и прирезал ее тоже?

– Помоги мне, – буркнул Гвидо, увидев входящего Бенино. – Только вы ушли, как она в обморок свалилась…

Устыдившись своих мыслей, философ быстро подошел к низкому, как в комнате Сервуса Нарота, столику, взял бутыль с вином и, налив немного ароматного красного себе в ладонь, принялся растирать ей виски. Через некоторое время Лавиния пришла в себя.

Гвидо, будто самый нежный и любящий брат, присел на корточки перед нею и, заглядывая в лицо, проговорил:

– Мне так жаль, милая… Как могло случиться такое ужасное событие? Ты что-нибудь слышала?

– Ничего… – покачала головой девушка. – Я спала… Мне снился золотой дракон…

– Золотой дракон? – сделал стойку Гвидо. – Что это означает?

– Ничего, – хмыкнул Бенино, испытывая укол ревности. – Это гобелен в сокровищнице Сервуса. Золотой дракон на фоне голубого неба, а под ним, на земле, полыхает пожар.

– А-а-а… – разочарованно протянул маленький дознаватель. – Но, может, во сне тебя обеспокоило что-то?

– Ничего. Вот только… здесь, – она протянула свою белую изящную руку, – стало холодно… Потому что мне снилось, будто я лечу верхом на золотом драконе. Я повернулась на другой бок и сунула руку под Теренцо – он всегда горячий… Был…

Губы Лавинии задрожали, кончик носа покраснел, а прекрасные голубые глаза наполнились слезами. Философ, с жалостью глядя на нее, думал все же о другом: ее руке стало холодно от сквозняка – видимо, как раз в этот момент в комнату вошел убийца.

– Полно, полно, красавица. – Гвидо вздохнул так тяжело, словно Теренцо был для него самым дорогим человеком на свете. – Ах, какое горе! Какое непоправимое горе!

«По Сервусу ты не так убивался», – злобно подумал Бенино, отворачиваясь. Подозрения опять захватили его. Теперь уже странным казалось участие Гвидо, проявленное так открыто.

– Пойдем. – Гвидо взял девушку за руку. – Я отведу тебя к Ламберту – он говорил, помнится, что у него есть успокой-трава. Хорошая вещь!

Философ что-то не припоминал, чтобы у Ламберта была успокой-трава. И когда это младший Деметриос успел с ним поговорить?

– Бенино! Поди пока в мою комнату, подожди меня там.

– Зачем еще? – угрюмо проворчал философ.

– Необходимо, – таинственно и коротко ответил Гвидо, увлекая за собой Лавинию.

* * *

Бенино сидел в комнате Гвидо, где стены были обиты гладкой тканью зеленого цвета с розовыми разводами. Да, бедняга Сервус никогда не отличался тонким вкусом – разве что в драгоценных камнях он понимал прекрасно.

Вспомнив, как он встретил его в этот раз – в ночной рубахе, босой и всклокоченный, Бенино улыбнулся. Но сразу затем вспомнил бездыханное тело, распростертое на роскошном ложе, с клинком в могучей спине. Глаза его повлажнели. Ну почему, почему Сервус не уберегся? Гвидо прав: зная об опасности, он должен был быть настороже каждый миг, а он позволил вонзить в себя кинжал, вовсе не оказав сопротивления.

Бенино вдруг рассердился. Проклятый убийца отделался легко! Тяжелая рука рыцаря даже не коснулась его! Знать бы, кто этот таинственный преступник, посмотреть бы в его наглые глаза – глаза предателя, и разбить в кровь его мерзкий нос – нос предателя… Философ вздрогнул, живо представив себе фигуру без лица (потому что лица он еще не знал); руки его напряглись, пальцы сжались в кулаки. Его вид – утонченный, изящный – многих вводил в заблуждение. Пожалуй, только Сервус да родные знали, сколько силы таит в себе это гибкое тело…

– Вот и я, – бодро сказал Гвидо, возникая в дверях. – Ты уже видел?

– Видел? Что? – недоуменно отозвался философ.

– А вот. Подсунули под дверь утром.

Маленький дознаватель протянул руку и схватил со столика обрывок папируса, на коем красивыми буквами, по-аквилонски, было написано: «Сервуса убил шемит. Посмотри его сапог».

– Какой еще сапог? – не понял Бенине.

– Обыкновенный.

– А как мы посмотрим, если сапог у него на ноге?

– Не на ноге. Он как приехал, так и снял его. То есть он оба сапога снял, а в одном… В одном было вот что…

Гвидо приоткрыл полу куртки (философ заметил там множество карманов), пошарил под нею и выудил… черную жемчужину! Ту, что еще вчера преспокойно возлежала в своем футляре, а тот – в сокровищнице Сервуса Нарота.

– Ах, подлец… – пробормотал Бенино. – Он уволок черную жемчужину! Ах, подлец…

– Но это еще не все! – сообщил Гвидо так радостно, словно кроме жемчужины в сапоге шемита лежал сам убийца рыцаря и аквилонца.

Снова сунув руку под полу куртки, он достал… И в этот раз Бенино был просто сражен… На ладони маленького дознавателя лежал кинжал – его собственный, тот, который он всегда брал с собой в дорогу, на всякий случай.

– О, Митра… – застонал философ. – Ублюдок собирается прирезать кого-то моим кинжалом…

– Именно! – победно воскликнул Гвидо. – И мы должны его остановить, пока не поздно!

– Слушай-ка, Гвидо, – осторожно произнес Бенино. – А ты уверен, что это он?

– Маршалл? Нет, напротив. Я уверен, что это не он.

Маршалл украл жемчужину, только и всего. Убийца – другой.

– Кто?

– Тот, кто написал это славное письмецо.

– Прости, но мне кажется, что это славное письмецо написал Лумо…

– Нет. – Выцветшие брови малыша Гвидо сошлись у переносицы. – Это не Лумо. Ты знаешь, мне очень стыдно признаваться, но мой бедный родственник совсем не умел писать. Читать – да, немного, и только по-немедийски. А сие писано аквилонскими буквами, и почерк хорош… Нет, это не Лумо.

– А где он тогда?

Гвидо промолчал, что весьма удивило философа. Обычно этот маленький человечек был словоохотлив и любезен, а теперь вот отвернулся и не думает отвечать.

– Что ж, пожелаешь – скажешь, – легко решил проблему Бенино. – Ну, а сейчас нам нужно идти вниз. Маршалл там – ждет нас, и Заир Шах тоже. Кстати, а ты не думал о Заир Шахе? По-моему, лучшего убийцы, чем он, нам не найти.

– Надо подумать, – сказал Гвидо, оборачиваясь к философу. Судя по улыбке, он оценил его тактичность. – Вперед!

* * *

Спускаясь по лестнице вслед за маленьким дознавателем, Бенино думал, что тому, по всей вероятности, очень нравится быть полководцем. Здесь, сейчас, он на своем месте. Вот если б ничего не случилось, если б не произошло два убийства одно за другим, вряд ли кто обратил внимание на приемного сына Гая Деметриоса. Ну, сын и сын, что тут такого? Теперь же он был главным лицом: к нему обращались за советом и помощью, на его вопросы отвечали (он напрасно опасался, что гости не воспримут его всерьез и потребуется помощь философа – старого знакомца всех приятелей Сервуса Нарота), его мнением дорожили. Иначе не ему, а Бенине прислали бы этот клочок папируса с…

И тут Бенине как что-то дернуло. А откуда ему знать, что папирус и в самом деле подбросили? Уж не сам ли хитроумный Гвидо нацарапал это послание? Подозрения с новой силой вспыхнули в душе философа. Он вспомнил черную жемчужину и свой кинжал. Странный набор!

Почему ж тогда в том же сапоге не лежал камень Богини Судеб? Да потому, что Гвидо – единственный в этом доме, кто ни демона не понимает в самоцветах. Лал не нужен ему – ему больше пришлась по душе черная жемчужина… Но тут Бенине совсем запутался. Если даже малышу так приглянулась черная жемчужина, зачем он положил ее в сапог Маршалла да еще написал об этом сам себе письмо? Почему не положить ее в свой собственный сапог? И зачем демонстрировать ее Бенино?

Нет, Гвидо никак не укладывался в схему преступления. Надо искать другого убийцу. Философу, в общем, понравилась идея с Заир Шахом. Этот старый астролог так омерзителен, что вполне подойдет для темницы, а потом и топора. К тому же, он свое пожил…

На этой мысли Бенино прервался, ибо ступил в трапезный зал. Здесь уже были: Леонардас, заплаканный и дрожащий, Маршалл, железно-спокойный, с легкой улыбкой на смуглом лице, сердитый и расстроенный Пеппо, Лавиния, бледная, но еще более красивая, чем раньше, и Заир Шах, по обыкновению злобный и еще более страшный, чем раньше. Ламберт, поставив на стол блюдо с маринованной рыбой, тотчас ушел, не в силах смотреть на общество, в котором никогда уже не появится его хозяин.

Усаживаясь, Бенино не преминул укоризненно покачать головой, отчего Пеппо покраснел и опустил глаза: ослушался брата и не стал сидеть в своей комнате в ожидании его. Впрочем, философ отлично понимал мальчика – ему страшно было одному, вот и спустился вниз, к людям.

– Рад видеть вас в полном здравии, друзья. – Голос Гвидо снова был серьезен, даже трагичен, – Но с нами уже нет не только Сервуса, но и Теренцо. Плачь, Лавиния, плачь. Половина горя уходит со слезами, а вторая половина остается в душе навек…

«Интересная мысль», – философ коленкой толкнул под столом ногу брата – Пеппо сметлив и обладает отличной памятью. Он поймет, что нужно Бенино, запомнит и затем передаст в удобное для этого время.

– …И сейчас мы должны объединить усилия, – продолжал между тем Гвидо, – чтобы найти убийцу. Прошу вас, друзья, доверьтесь мне. Я хочу… О, Бенино, так трудно произнести эти слова. Поддержи меня, друг.

– Я поддерживаю, – кивнул философ, чрезвычайно довольный тем, что его назвали другом.

– Благодарность моя не имеет берегов, – церемонно поклонился ему Гвидо. – Так вот, пользуясь поддержкой моего друга Бенино (хитрец, конечно, заметил, что философу понравилось таковое обращение, и не преминул повторить его), я прошу вас всех довериться мне и разрешить осмотреть ваши комнаты.

– Что-о-о? – поперхнулся кусочком семги Бенине. – Вот еще! Не пущу!

– Ты же его поддержал, – ехидно захихикал Заир Шах.

– Откуда я знал, чего ему надо, – буркнул в ответ философ. – Не сердись, Гвидо, но это сущая глупость – осматривать чужие комнаты. Неужели ты думаешь, что убийца прячется в наших дорожных мешках?

– Или в наших сапогах? – ухмыльнулся Маршалл.

Бенино в ужасе посмотрел на него и перевел беспомощный взгляд на Гвидо.

– Нет, – сказал маленький дознаватель. – Убийца мне не нужен. И ваши сапоги мне не нужны. Я буду искать нечто другое.

– И что же?

– Лал Богини Судеб.

Глава восьмая. Бенино сердится

Бенино презрительно засмеялся. – И где ты думаешь его найти? Уж не в моей ли комнате?

– Не могу знать, друг. Возможно, что тебе его подкинули, а скорее всего, я и вовсе его нигде не найду.

– Последнее мне кажется верным, – вздохнул философ. – Если Лал Богини Судеб пропадает, так он пропадает навсегда.

– Точно, – закивал Маршалл. – Легенды гласят, что первым им завладел король паландийский – была такая страна на юго-востоке, Паландией называлась… Так вот, в тот момент, когда благочестивый король произносил лалу свое пожелание, в спину ему вонзилась стрела с наконечником, обмазанным ядом. Бедолага скончался на месте. Выхватив сокровище из его холодеющих рук, паж Алоаний вскочил на коня и был таков – затем пажа на дороге схватили разбойники и повесили, а Лал, конечно, забрали себе. Но они понятия не имели, что он обладает магическим свойством, а потому продали его за корабль, полностью оснащенный и груженный золотом.

Купец, без раздумий отдавший корабль за Лал, отлично был осведомлен о его возможностях, а потому не стал медлить и изменил свою судьбу. Может, ты слышал, Гвидo, о схимнике Иерониме? Вот это и есть тот самый купец. Он мечтал отойти от дел давно, но алчность, коей он страдал от рождения, не позволяла. Такое, представь, столкновение двух сил в душе одного человека: доброта и благочестие против почти безумной жадности. Камень Богини Судеб помог первому победить второе, и в результате наш купец ушел в горы, где прожил до глубокой старости, всей округой почитаемый и любимый. Говорят, умирая, он сказал, что никогда не был так счастлив, как в последние пятьдесят лет…

Ты сам понимаешь, что при таком образе жизни бывший купец не особенно дорожил своим сокровищем. Еще по пути в горы магический рубин украл у него прохожий на постоялом дворе…

– Надоело! – проскрипел злобный старикашка Заир Шах. – Все знают эту историю, Маршалл. Не отвлекай достопочтенного Гвидо от его важных дел.

– Нет-нет, – улыбнулся Гвидо. – Мне очень интересно послушать сию историю. Право же, отец никогда не баловал меня сказками…

– Это не сказка, – обиделся Маршалл. – Это правда. Ну, ты же сам видел Лал!

– Откуда мне знать, обладает он такими удивительными свойствами или нет.

– Обладает! – проревел шемит, потеряв терпение, – Еще как обладает!

– Да, Гвидо, Маршалл прав, – вступил и Бенино. – Лал Богини Судеб действительно чудодействен. Только, кажется мне, мы должны вернуться к делу.

– Так вы позволяете мне осмотреть ваши комнаты?

– Осматривай, – махнул рукой философ. – Можешь начать с моей.

* * *

Конечно, осмотр комнат ничего не дал. Гвидо нашел массу интересных вещей (в частности, в дорожном мешке Леонардаса грустно покоился Красный Отец – гранат, насильственно извлеченный вором из футляра, в изголовье ложа Заир Шаха лежал мешочек с оранжевыми шпинелями), но только не Лал Богини Судеб.

Бенино был не на шутку расстроен: он никак не ожидал, что большая часть присутствующих в доме его друга окажется нечиста на руку. Как же так? Маршалл крал черную жемчужину, Заир Шах – целую горсть шпинелей, а Леонардас – самого Красного Отца! Теперь он не удивился бы, если б у Лавинии обнаружился аметист или розовый жемчуг, тоже прежде принадлежавший Сервусу Нароту.

Сидя в комнате Заир Шаха, обозленного донельзя тем, что шпинели забрали у него обратно, Гвидо и Бенино вполголоса говорили о тех местах в доме, где можно было бы спрятать искомый Лал. Они перебрали чуть не каждый уголок, и Ламберт по их просьбе ходил и проверял, но – ничего не нашел.

– А скажи мне, Заир Шах, – вежливо обратился Гвидо к шипящему от бессильной злобы астрологу. – О чем ты говорил с нашим уважаемым хозяином в ночь его гибели?

– Я? – сделал круглые глаза противный старик.

– Ты.

– Хм-м… – После утраты шпинелей Заир Шаха уже ничто не страшило. – Да, я говорил с ним. Ну и что тут такого? Бессовестный обманул меня! В письме он сообщил, что хочет по сходной цене уступить мне диадему Ормазда – так она называется, очень дорогая вещь. Я бросил все дела и приехал, а здесь оказывается, что он передумал! Он, видите ли, передумал! Какая наглость! Я всю жизнь мечтал о диадеме Ормазда, а он… он… Он украл мою мечту!

– Я понял, – закивал Гвидо, – я понял, любезнейший. Об этом ты и толковал с ним той ночью?

– О чем же еще? – огрызнулся все еще раздраженный неприятным воспоминанием старик.

– Очень хорошо…

– Чего хорошего? – Заир Шах сложил на груди ручки и отвернулся к стене.

– Итак, – забыв о старике, Гвидо вновь говорил с Бенине, – поглядим, у кого же был повод убить Сервуса. Во-первых – не сердись, друг, – у тебя. Ты – его наследник, и будь на моем месте сторонний наблюдатель, он без сомнений свалил бы всю вину на тебя. Я же пока сомневаюсь. Во-вторых – у нашего уважаемого Заир Шаха.

– Что-о-о? – Оскорбленный до глубины души астролог повернул к ним свою страшную физиономию.

– Сервус Нарот обманул тебя, и был, разумеется, не прав. Правду сказать, я не стал бы убивать по столь ничтожной причине, но – всяк мыслит по-своему. В-третьих, у того, кому был необходим Лал Богини Судеб. Леонардас?.. Маршалл? Не знаю…

– Ясно, – надулся Бенино. – Это, наверное, я убил Сервуса и толстяка.

– Я не обвиняю тебя. Я просто ищу – ищу всеми возможными путями.

– Ты разве забыл, что именно из-за камня его собирались убить? Я же пересказывал тебе ту историю с Фенидо, племянником Ламберта.

– Да, конечно, но в таких случаях, как наш, всегда про запас надо иметь еще пару объяснений. Что тебе, Пеппо?

Бенино с неудовольствием обернулся. На пороге стоял его брат, весьма растерянный и смущенный.

– Зачем ты пришел? – резко спросил Бенино, вставая.

– Оставь его, – поднял руку Гвидо. – Ты хотел что-то сказать, мальчик?

– Да… – Пеппо тоскливо посмотрел на брата. – Лавиния пропала…

* * *

– Откуда ты взял? – Гвидо, казалось, был поражен. – Кто сказал тебе?

– Ламберт. Она просила его принести в ее комнату – она теперь в другой комнате, не там, где Tepeнцо– немного розового вина. Он пошел. А когда вер-яулся – Лавинии уже не было. Он обыскал весь дом, лотом я помог ему… Она пропала.

– А в саду вы смотрели?

– Да, конечно. Ламберт первым делом осмотрел сад.

– Великолепно! – воскликнул Гвидо, поднимаясь. – Пойдем, Бенино, примем участие в поисках прелестной особы.

Но поиски прелестной особы ни к чему не привели. Одно стало ясно сразу: ни в доме, ни в саду Лавинии действительно не было. Ламберт, коему здесь был знаком каждый закоулок, заглянул повсюду, но и следа девушки не обнаружил.

– Как же так? – все повторял он плачущим голосом. – Что же это делается? Жили-жили мы с хозяином, никого не обижали, а сейчас вон что – убийства, воровство, похищение! Видно, светлый Митра гневается на нас…

– Похищение? Нет, добрый старик, – невесело усмехнулся Гвидо. – Наша красавица просто сбежала.

– Сбежала? – удивился Пеппо. – Зачем?

– Ты скоро все узнаешь, мальчик…

Бенино был зол как никогда. Вернувшись из сада, он накричал на бедного Пеппо и пинком отправил его в комнату. Затем досталось и Гвидо.

– Не впутывай моего брата в эти грязные дела! – словно зверь в клетке расхаживая по трапезному залу, рычал он. – Займись лучше этим мерзким старикашкой! – Тут он указал на Заир Шаха, мирно восседавшего за столом в ожидании порции пива и опешившего от такого определения, данного ему обычно очень спокойным философом. – Спроси его, спроси, какого Нергала он украл шпинели? Где Лал Богини Судеб?

– Да откуда мне знать? – Мерзкий старикашка обиженно зафыркал. – Ты, Бенино, плохо воспитан, если обвиняешь меня, знаменитого на весь мир астролога, в воровстве.

– А шпинели тебе, видать, Эрлик подкинул? Или пророк его Тарим? Или звезды сбросили с небес? – издевательски парировал Бенине. – Тьфу! Смотреть на вас всех противно, ворье!

В его криках было заметно задетое чувство собственника – мысленно он уже вступил в наследование, и теперь все состояние Сервуса Нарота расценивал как свое. Видимо, от Маршалла сие не укрылось, так как он все то время, пока философ бесновался, весело хихикал в бороду, не забывая при этом пить свое вино. Перед ним уже стояло шесть пустых бутылей и седьмая початая.

– А ты что квакаешь? – напустился на него Бенино. – Молчал бы уж! Украл черную жемчужину? Украл!

– Успокойся, друг, – заговорил Гвидо материнским голосом. – Все будет в порядке…

– Да в каком порядке? Где ты видишь порядок? – взорвался философ. – Всех поубивали, а ты…

Тут наконец ярость его иссякла. Мешком повалившись на табурет, он вытер пот со лба и тихо спросил Гвидо:

– Почему ты сказал «великолепно»?

– Я? Когда? – удивился ничуть не обиженный нападками Бенино маленький дознаватель.

– Когда узнал, что Лавиния исчезла.

– Хм, – ладошкой прикрыл самодовольную улыбку Гвидо. – Да потому, что в этом случае мне все становится понятно.

– Понятно? Что же?

– Все. Вернее… – Тут кошачья мордочка младшего Деметриоса омрачилась. – Я только не знаю, где Лал Богини Судеб.

– Да Нергал с ним, с лалом! – небрежно отмахнулся Бенино. – Ты скажи про убийцу. Кто он, тебе известно?

– Думаю, известно, – по возможности скромно ответил Гвидо.

Философ замолчал. Он и сам не знал, верить ему этому хитрому господину или оставить свою веру для кого-нибудь другого. Он устал от сей странной истории: устал думать о ней, участвовать в ней, говорить о ней – и только о ней. Заявление маленького дознавателя не произвело на него ожидаемого впечатления. Он решил, что сейчас будет названо имя, он поглядит на этого человека и… все-таки не поверит, что это сделал он.

– И кто же он?

– Потерпи немного, Бенино. Я скажу, я обязательно скажу. Мне лишь надо убедиться в этом еще раз.

С этими словами Гвидо вышел из зала прямо в сад, где вскоре скрылся за прекрасными фруктовыми деревьями и кустами, усыпанными красными ягодами.

* * *

Он вернулся мрачнее тучи.

Бенино к этому моменту уже послал Ламберта за братом, дабы позвать его к вечерней трапезе, а тот по собственному почину зашел и к Леонардасу, так что все – все оставшиеся в живых – были в сборе.

В лице маленького дознавателя сейчас не осталось решительно ничего кошачьего. Все черты заострились, а в глубине глаз мелькало некое странное чувство, похожее на боль.

Он взял табурет и отставил его на три шага от стола (таким образом оказавшись разделенным с остальными), уселся, сложил руки на груди и обвел всех пристальным, не слишком-то почтительным взглядом.

– Итак, приступим к нашему делу.

Бенино показалось, что даже голос его изменился: новые, хрипловатые нотки появились в нем.

– Теперь ты можешь назвать имя убийцы?

– Да, Бенино, могу. В моем расследовании я пошел путем самого Сервуса Нарота, то есть – стал подозревать всех. Но не всех вместе, а по очереди. Сначала я – на несколько мгновений всего – решил, что благо родного рыцаря и в самом деле заколол Лумо Деметриос. Но затем понял, что это не так. Я знаю Лумо с детства и могу уверить вас, что он наидобрейшее существо, хотя и очень большое. Но – к Лумо мы вернемся чуть позже.

Второй объект подозрения был ты, Бенино. Пусть тебе не покажется странным, но я заранее знал, что именно тебя назначил наследником Сервус Нарот. Дело в том, что завещание подписывал мой приемный отец, известный вам всем Гай Деметриос, и он был порядком раздосадован решением рыцаря все имущество по своей смерти передать тебе, а потому не стеснялся и выражался достаточно громко – я все слышал.

Затем я прикинул на роль убийцы Леонардаса – против него говорило только одно: он не офирец. Странно, подумал я, зачем ему выдавать себя за офирца? Кого волнует, какого он происхождения? Среди нас есть и туранец – Заир Шах, и шемит – Маршалл, и немедиец – я, и аквилонцы – погибший Теренцо и его сгинувшая ныне супруга Лавиния. Но то, что Леонардас называет себя офирцем, таковым на деле не являясь, еще не служит доказательством его причастности к убийству рыцаря.

Я перешел к Маршаллу. Он был на редкость невозмутим и явно не очень-то интересовался ходом расследования. Обычно люди весьма любопытны, особенно когда дело касается чего-либо таинственного, и активно участвуют в работе дознавателя даже без предложения с его стороны – вот как Бенино.

– Ты просил меня помочь, – нахмурился философ.

– Да, конечно, прости. Так вот. Кроме полной безучастности Маршалла, ничто не говорило о том, что он имеет какое-то отношение к нашему преступлению. Тогда я занялся Заир Шахом. О-о! Он вызывал у меня массу подозрений! Скрыл то, что видел Сервуса в ночь убийства и даже говорил с ним – раз! Был в коридоре в момент гибели Теренцо – два! Украл шпинели – три!

Впрочем, отступая от основной темы моего выступления, замечу, что не только Заир Шах отличился в воровстве ценностей из сокровищницы рыцаря. Тот же Маршалл, например, украл черную жемчужину, Леонардас – Красного Отца, а Лавиния – диадему Ормазда.

– Что? – взвизгнул старик. – Мою диадему?

– Не твою, – мягко произнес Гвидо, – а Сервуса. Вы спросите, как я узнал об этом? Отвечу. Я догнал девушку уже у самых ворот Лидии. Она намеревалась скрыться, но, увидев меня, оказалась столь любезна, что остановила возницу и согласилась переговорить со мной. Она была рада вернуть похищенное, ибо оно жгло ей руки. Да и не по этой причине бедная красавица решилась на побег… Но – о том чуть позже.