Текст книги "Богохульство"

Автор книги: Дуглас Престон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 5

Джип, виляя и подпрыгивая на ухабистой почве, отправился назад, к дороге. Очутившись на полосе ровного асфальта, Хазелиус снова прибавил скорость. Форд взялся рукой за потолок и постарался не обнаруживать тревогу.

– Ни единого копа! – улыбаясь, воскликнул Хазелиус.

Проехав с милю, они увидели ворота, встроенные в двойную ограду. Верх забора укрепляла спираль из колючей проволоки, между собой заборы были соединены цепями. В последнюю секунду Хазелиус ударил по тормозам. Завизжали шины.

– Все, что внутри, – охраняемая секретная зона.

Он подошел к столбику и набрал на клавиатуре код. Раздался гудок, и ворота открылись. Хазелиус въехал внутрь и остановил джип рядом с другими машинами.

– Лифт, – сказал он, указывая кивком на высокую башню, примостившуюся сбоку горы. Подъемник гирляндой обвивала спираль из антенн и спутниковых тарелок.

Они приблизились к лифту. Хазелиус вставил карту в прорезь на автомате перед металлическими дверьми и приложил ладонь к сканеру. Мгновение спустя послышался знойный женский голос:

– Добрый день, дорогой. Кто это с тобой?

– Уайман Форд.

– Дай взглянуть на твою кожу, Уайман.

Хазелиус улыбнулся:

– Она имеет в виду: приложи ладонь к сканеру.

Форд прижал руку к теплому стеклу. Внутри двинулась вниз полоска света.

– Подождите. Я проверю, можно ли новенькому войти.

Хазелиус засмеялся.

– Нравится наша охранная система?

– Весьма… необычная.

– Это и есть «Изабелла». Обычно подобные объявления делаются механическим, искусственным голосом, как у Хэла в «Космической одиссее». «Прошу внимания: меню изменилось», – произнес Хазелиус, подражая выговору актера. – У «Изабеллы» же свой особенный голос. Его запрограммировал наш инженер, Кен Долби. По-моему, для этого ему пришлось нанять какую-то рэп-певицу.

– А кто настоящая Изабелла?

– Не знаю. Кен, когда его об этом спрашиваешь, ничего толком не говорит.

Опять раздался медвяный голос:

– Порядок. Парнишка свой. Теперь ты в системе. Смотри не балуй.

Металлические двери с тихим свистом раскрылись, открывая вход в кабину лифта. Хазелиус и Форд поехали вниз. Виды вокруг можно было наблюдать через крошечное окошко. Лифт остановился, и сладкоголосая «Изабелла» предупредила: «Осторожно, ступенька».

Внизу простиралась огромная платформа. Она вела к громадной титановой двери, которую Форд видел из самолета. Ее ширина достигала футов двадцати, а высота – по меньшей мере сорока.

– Это наша база. Кругом тоже немыслимая красота, согласен? – спросил Хазелиус.

– Надо было и здесь построить дома.

– Тут начиналась богатейшая угольная залежь. С этого участка извлекли пятьдесят миллионов тонн угля. Что от них осталось? Одни пещеры. Но нам они подошли идеально. Было крайне важно расположить «Изабеллу» глубоко под землей, чтобы радиация не проникала на поверхность при работе установки на полной мощности.

Хазелиус приблизился к титановой двери.

– Эту крепость мы и называем Бункером.

– Номер, радость моя, – сказала «Изабелла».

Хазелиус нажал несколько кнопок на пульте, вводя код. Секунду спустя голос произнес:

– Входите, мальчики.

Дверь стала подниматься.

– А почему все до такой степени строго? – поинтересовался Форд.

– В проект вложено сорок миллиардов долларов. К тому же большинство наших программ и оборудования секретные.

За дверью начиналась гигантская пещера. Внутри пахло пылью, дымом и самую малость – плесенью, что напомнило Форду о погребе его бабушки. Бодрящая прохлада после пустынной жары казалась великим благом. Дверь с грохотом опустилась, и Форд заморгал, привыкая к освещению натриевыми лампами. Пещера поражала огромными размерами. Глубина ее была футов шестьсот, а высота – пятьдесят. Впереди, в дальней стене, виднелась овальная дверь, за которой тянулся туннель, изобилующий трубами из нержавеющей стали и пучками проводов. Валивший из двери пар ручьями стекал по полу пещеры и медленно растворялся в воздухе. Слева темнела врезанная в камень бетонная стена со стальной дверью. На двери висела табличка с надписью «МОСТ». Напротив стены высились штабеля металлоконструкций, колонн и балок, груды строительных материалов, стоял целый парк: тяжелая техника и с десяток мототележек для гольфа.

Хазелиус прикоснулся к руке Форда:

– Прямо перед тобой – овальный вход к самой «Изабелле». Конденсат – от сверхпроводящих магнитов. Их приходится охлаждать жидким гелием при температуре, близкой к абсолютному нулю. Так достигается сверхпроводимость. Туннель идет в глубь горы. Его диаметр – пятнадцать миль. Внутри и циркулируют пучки элементарных частиц. Тележки нужны для передвижения по туннелю и перевозки всего необходимого. А теперь пойдем, познакомишься с остальными.

Они пошли через пещеру. Эхо шагов раскатывалось по огромному пространству, точно по собору. Форд, будто между прочим, спросил:

– Как продвигаются дела?

– Не очень, – ответил Хазелиус. – То одна проблема, то другая.

– Что за проблемы?

– На этот раз – с программным обеспечением.

Они приблизились к двери с надписью «МОСТ». Хазелиус открыл ее и пропустил Форда в коридор, обшитый деревом и выкрашенный в грязно-зеленый цвет. На потолке горели люминесцентные лампы.

– Вторая дверь направо. Впрочем, давай я сам открою.

Форд очутился в залитой светом округлой комнате с огромными плоскими экранами на стенах. Кабинет напоминал мостик космического корабля, а мониторы – иллюминаторы, смотрящие на просторы Вселенной. Сейчас экраны не работали, на них мигали звездами одинаковые заставки, что усиливало космическое впечатление.

Под мониторами располагались огромные блоки управления, приборные панели и рабочие станции. Посередине кабинета в специальном углублении темнело ретро-футуристическое вращающееся кресло.

Ученые отвлеклись от дел и с любопытством взглянули на Форда. Его поразили их осунувшиеся и бледные, как у пещерных людей, лица и изрядно помятая одежда. Они выглядели хуже, чем студенты-выпускники во время подготовки к последнему экзамену. Форд невольно стал искать глазами Кейт Мерсер, но тут же одернул себя и придал лицу почти бесстрастное выражение.

– Ничего знакомого не замечаешь? – спросил Хазелиус, весело блестя глазами.

Форд огляделся вокруг. Это помещение и впрямь казалось знакомым. Внезапно до него дошло почему.

– Туда, где не бывал человек… – в изумлении пробормотал он.

Хазелиус довольно рассмеялся:

– Угадал! Это помещение точь-в-точь как мостик звездолета «Энтерпрайз» из «Звездного пути»! Мне показалось, что такой дизайн идеально подойдет для центра управления ускорителем частиц.

Общее фантастическое впечатление несколько портила мусорная корзина, доверху наполненная жестяными банками из-под газировки и коробками из-под замороженной пиццы. Пол устилали смятые бумаги и конфетные фантики, а у одной из вогнутых стен лежала на боку неоткупоренная бутылка шампанского.

– Прости, у нас тут бардак. Все мысли о работе. Здесь только половина команды. С остальными познакомишься за ужином. – Хазелиус повернулся к коллегам: – Дамы и господа, позвольте вам представить нашего нового сотрудника, Уаймана Форда. Он антрополог, будет вести переговоры с местным населением. Его прислали по моей просьбе.

Кто-то кивнул, кто-то пробормотал слова приветствия. Лишь на нескольких лицах мелькнули подобия улыбок. Форд был для этих людей лишь поводом минутку-другую отдохнуть от дел. Его это вполне устраивало.

– Я, пожалуй, пройдусь по кругу и быстро представлю тебе каждого в отдельности. А ближе познакомимся за ужином.

Остальные молчали, не выражая особого интереса.

– Это Тони Уордлоу, старший офицер разведки. Он заботится о том, чтобы нас никто не тревожил.

Кряжистый крепыш сделал шаг вперед.

– Приятно познакомиться, сэр.

У него была короткая стрижка, военная выправка и суровое выражение на землисто-сером утомленном лице. Как Форд и предположил, Уордлоу сжал его руку так, будто хотел ее сломать. Форд ответил тем же.

– Джордж Иннс, наш психолог, – сказал Хазелиус, продвигаясь дальше. – Он раз в неделю проводит с каждым из нас беседы, поэтому-то мы до сих пор в своем уме. Представить не могу, что бы мы без него делали.

При этих словах некоторые закатили глаза, другие обменялись многозначительными взглядами, из чего Форд понял, как «высоко» тут ценится помощь Иннса. Психолог пожал новичку руку сдержанно и профессионально – словом, так, как и положено при знакомстве с новым человеком. На нем были тщательно выглаженные брюки «Л.Л. Бин» цвета хаки и клетчатая рубашка. В прекрасной форме, ухоженный, он выглядел так, будто считал, что проблемы бывают у всех вокруг, только не у него.

– Приятно познакомиться, Уайман, – произнес он, глядя на Форда поверх очков в черепаховой оправе. – Наверняка ты чувствуешь себя как ученик, который перешел в другую школу посреди четверти.

– Да, примерно так.

– Если понадобится помощь, я всегда готов тебя выслушать.

– Спасибо.

Хазелиус подвел Форда к жутко неопрятному молодому человеку лет тридцати с небольшим, что сидел за столом, согнувшись в три погибели. Он был тощий как жердь, с длинными жирными русыми волосами.

– Петр Волконский, наш инженер по программному обеспечению. Он русский, из Екатеринбурга.

Волконский нехотя встал из-за стола и оглядел Форда беспокойными, как у сумасшедшего, глазами. Руки он не протянул, лишь кивнул и кратко сказал:

– Привет.

– Очень приятно, Петр.

Волконский сел на место и продолжил бегать пальцами по клавиатуре. Его костлявые лопатки, покрытые дырявой футболкой, торчали, как у ребенка-заморыша.

– А это Кен Долби, – произнес Хазелиус. – Наш ведущий инженер и проектировщик «Изабеллы». Настанет день, и в Смитсоновском институте появится его скульптура.

Долби, афроамериканец лет тридцати девяти, сам подошел ближе. Расслабленный, как калифорнийский серфер, он был высокий, широкоплечий, приветливый и, казалось, простой в общении. Форду он сразу понравился. Как и все, Долби выглядел смертельно уставшим – белки глаз испещряли красные прожилки. Он протянул руку:

– Добро пожаловать! Прости, что встречаем тебя в таком виде. Некоторые из нас на ногах тридцать шесть часов подряд.

Хазелиус повел Форда дальше.

– Алан Эдельштайн, наш математик.

Человек, которого до этой минуты Форд не замечал, ибо тот сидел в стороне от других, оторвал глаза от книги – «Поминки по Финнегану» Джойса – и, пристально глядя на Форда, поднял в знак приветствия палец. Выражение его лица говорило о том, что мир для него – развлечение, к которому он относится с некоторым пренебрежением.

– Как книга? – поинтересовался Форд.

– Очень увлекает.

– Алан – человек немногословный, – сказал Хазелиус. – Но на языке математики говорит с блеском. К тому же он гениальный заклинатель змей.

Эдельштайн ответил на комплимент благодарственным кивком.

– Заклинатель змей? – переспросил Форд.

– У Алана весьма необычное хобби.

– Он держит в качестве домашних любимцев гремучих змей, – объяснил Иннс. – Похоже, они его любят. – Голос психолога прозвучал шутливо, однако Форд уловил в нем едва заметное напряжение.

Эдельштайн, глядя в книгу, произнес:

– Змеи очень интересные и полезные существа. К тому же они едят крыс. А их тут, кстати сказать, полным-полно. – Он бросил на Иннса многозначительный взгляд.

– Алан оказывает нам большую услугу, – сказал Хазелиус. – Благодаря мышеловкам, расставленным по Бункеру и в других местах, нас не тревожат ни грызуны, ни хантавирус. Алан кормит крысами своих змей.

– А как ты ловишь гремучих змей? – спросил Форд.

– С предельной осторожностью, – ответил за Эдельштайна Иннс, усмехаясь и поправляя на носу очки.

Математик приковал к Форду взгляд своих темных глаз.

– Если увидишь змею, дай мне знать. Я покажу тебе, как их ловить.

– Очень любопытно.

– Вот и замечательно, – торопливо произнес Хазелиус. – Позволь представить тебе Рей Чен, нашего инженера по вычислительной технике.

Женщина азиатской наружности, настолько юная, что у входа в ночной клуб у нее непременно спросили бы документы, бодро вскочила со стула, тряхнув черными волосами длиной по пояс. Она была одета как обыкновенная студентка Беркли: в линялой футболке с изображением «пацифика», символа мира, и джинсах с заплатками из кусочков британского флага.

– Привет. Приятно познакомиться, Уайман. – У нее были поразительно умные, чуть настороженные черные глаза. Впрочем, скорее не столько настороженные, сколько усталые.

– Мне тоже.

– Познакомились, и снова за работу! – воскликнула она с ненатуральной веселостью, кивая на свой компьютер.

– Ну вот, кажется, и все, – пробормотал Хазелиус. – Да, а где Кейт? Я думал, она просчитывает, значительны ли радиационные выбросы.

– Она ушла пораньше, – ответил Иннс. – Сказала, что займется ужином.

Хазелиус повернулся к своему стулу и с чувством шлепнул рукой по спинке.

– Во время работы «Изабеллы» мы будто наблюдаем создание Вселенной. – Он усмехнулся. – Что ж, я снова и не без удовольствия сажусь в свое кресло капитана Кирка. Буду наблюдать, как мы всей компанией отправляемся туда, где еще не бывал человек.

Глядя, как он усаживается и с улыбкой закидывает ногу на ногу, Форд подумал, что Хазелиус единственный из всей этой компании не выглядит чертовски уставшим.

Глава 6

В воскресенье вечером преподобный Дон Т. Спейтс осторожно, чтобы не помять брюки и итальянскую рубашку ручной работы, усадил свое тучное тело в кресло для макияжа. Под его тушей заскрипела и заскулила обивочная кожа. Он медленно опустил голову на подголовник. Ванда терпеливо ждала, держа наготове накидку.

– Сегодня сделай меня красавцем, Ванда, – сказал преподобный Дон Т. Спейтс, закрывая глаза. – Сегодня великое воскресенье. По-настоящему великое.

– Вы будете выглядеть на все сто, преподобный. – Ванда надела на него накидку и застегнула ее.

Успокоительно загремели флаконы, запорхали кисточки и зашептались щетки. Особое внимание следовало сосредоточить на пигментных пятнах и красноватой сетке сосудов на щеках и носу. Ванда, мастер своего дела, знала, что ее высоко ценят. А преподобный, несмотря на то что о нем болтали разную ерунду, был, по ее мнению, человеком порядочным и весьма симпатичным.

Лицо Спейтса она обработала быстро и успешно, над ушами же корпела с особым старанием, потому что без грима они словно бы пламенели и оттопыривались чуть более допустимого. Порой, когда преподобный стоял на сцене, освещенной сзади, его уши казались отлитыми из ярко-алого стекла. Дабы скрыть эту красноту, Ванда сначала покрывала их толстым слоем крема, на три тона темнее лица, а в самом конце густо напудривала. Лишь после этого уши смотрелись более или менее сносно.

Оглаживая и похлопывая физиономию клиента, Ванда поглядывала на монитор, подключенный к камере, которая была направлена на преподобного. Порой даже безупречный макияж на экране выглядел жутковато и неестественно, а преподобный должен был представать перед телезрителями в безукоризненном виде.

Ванда маскировала его подобным образом дважды в неделю: по воскресеньям, перед проповедью, которую передавали по телевидению, и по пятницам, перед съемками ток-шоу на кабельном христианском канале.

Но, право же, преподобный был весьма славный человек.

Преподобный Дон Т. Спейтс успокоился и расслабился в умелых и ласковых руках Ванды. Годик выдался не из легких. Враги так и норовили отравить ему жизнь: нещадно поливали его грязью, коверкали всякое его слово. Стараниями атеистов-левых даже его проповеди подвергались гнусным нападкам. Ужасно, когда духовное лицо должно страдать лишь потому, что говорит святую правду. Да, конечно, однажды с ним приключилась маленькая неприятность – в мотеле, с двумя проститутками. Вруны-безбожники чуть не сошли с ума от радости. Но ведь плоть слаба, об этом не раз говорит даже Библия. В глазах Иисуса мы все безнадежные грешники. За свой проступок Спейтс попросил прощения, Господь услышал его и помиловал. Лицемерные же и злобные люди прощают с трудом, если вообще на это способны.

– Теперь зубы, преподобный.

Спейтс открыл рот, и умелые руки Ванды нанесли на поверхность зубов специальную жидкость, благодаря которой на телеэкране они казались жемчужно-белыми, точно ворота в рай.

Потом Ванда принялась за его жесткие апельсиново-рыжие волосы, торчавшие в разные стороны, и вскоре они послушно улеглись в прическу, а благодаря специальному спрею и пудре стали более темными, благородно-рыжими.

– Руки, преподобный.

Спейтс вытащил из-под накидки веснушчатые кисти и положил их на маникюрный столик. Руки всегда волновали Спейтса больше всего прочего. Они должны были выглядеть идеально, ведь служили своего рода помощниками голоса. Плохо размазанный крем на пальце, который запросто могла обнаружить камера, грозил свести на нет все, что он старался передать людям.

На руки ушло пятнадцать минут. Ванда вычистила грязь из-под ногтей, отшлифовала их, удалила заусеницы и кутикулу, покрыла ногти прозрачным лаком и в последнюю очередь намазала руки кремом, благодаря которому они стали менее морщинистыми и такого же цвета, как лицо.

Еще один внимательный взгляд на монитор, пара последних нежных шлепков, и Ванда отошла на два шага в сторону.

– Готово, преподобный.

Она повернула к нему экран. Спейтс изучил свое изображение – лицо, глаза, уши, губы, зубы и руки.

– А что это за пятно на шее, а, Ванда? Ты не обратила на него внимания. Опять.

Прикосновение губки, взмах кисточки, и пятна как не бывало. Спейтс крякнул от удовольствия.

Ванда сняла с него накидку и вновь отошла. Помощник Спейтса, Чарлз, тотчас подскочил с пиджаком. Спейтс расставил руки, и Чарлз надел на него пиджак, одернул рукава, поправил лацканы, смахнул соринки и завязал галстук.

– А туфли, Чарлз?

Чарлз тут же нагнулся и на всякий случай провел бархаткой по туфлям Спейтса.

– Который час?

– Без шести восемь, преподобный.

Читать проповедь в воскресенье вечером – в так называемый телевизионный час пик – Спейтс решил много лет назад. Он назвал свою передачу «Время Господне». Все в голос предрекали ему провал, полагая, будто зрители предпочтут его проповеди передачи и занятия поинтереснее. Однако Спейтс не ошибся и до сих пор выступал в тот же день и в то же время.

Сопровождаемый Чарлзом, он направился из гримерной к сцене и вскоре услышал голоса тысяч правоверных, рассаживавшихся в соборе, откуда велась двухчасовая воскресная трансляция «Времени Господнего».

– Остается три минуты, – шепнул Чарлз ему на ухо.

Спейтс приостановился за кулисами и глубоко вздохнул. На экранах появились обращения к публике, и она мало-помалу притихла. Время приближалось.

Спейтс почувствовал, как божественные силы наполняют всю его сущность святым духом. Он обожал эти последние минуты перед проповедью; с ними ничто на свете не шло ни в какое сравнение. Казалось, в нем разгорается огонь, а душа поет в предвкушении великой радости.

– Народу много? – шепотом спросил он у Чарлза.

– Процентов шестьдесят.

В сердце Спейтса, переполненное ликованием, будто вонзили холодный нож. Шестьдесят процентов… На прошлой неделе было семьдесят. А полгода назад люди каждое воскресенье стояли в очереди, и далеко не всем хватало билетов. Увы, после неприятности в мотеле доходы с проповедей сократились вдвое, телеаудитория уменьшилась на сорок процентов, а скоты с кабельного христианского канала подумывали закрыть ток-шоу «Америка за круглым столом». «Время Господне» переживало худшие за тридцать лет существования времена. Если в ближайшем будущем финансовое положение не улучшится, Спейтс будет вынужден нарушить обязательства по проекту «Прикоснись к Иисусу», благодаря которому он собрал на постройку этого храма средства с сотен тысяч верующих.

Он вернулся мыслями к встрече с лоббистом Букером Кроули, состоявшейся несколькими часами ранее. Сам Господь привел к Спейтсу лоббиста с нынешним предложением. Если все пойдет как надо, значит, в скором времени его дела, в том числе и финансовые, благополучно поправятся. Креационизм против эволюции – этот спор давно устарел и не сулил перемен к лучшему, особенно в наши дни, когда конкурентов-проповедников на телевидении развелось как грязи. Но идея Кроули радовала новизной и обещала немалые прибыли.

Не извлечь из нее выгоды в столь трудные времена было бы просто глупо.

– Пора, преподобный, – послышался сзади негромкий голос Чарлза.

Вспыхнули лампы, и публика разразилась приветственными возгласами. Преподобный Спейтс, склонив голову и вскинув сложенные вместе руки, появился на сцене.

– Время Господне! – объявил он своим звучным густым басом. – Время Господне! Грядет время Господней славы!

Резко остановившись посреди сцены, Спейтс поднял голову и протянул руки вперед, будто о чем-то моля публику. Его пальцы слегка дрожали, а слова раскатывались по всему собору.

– Приветствую всех вас возлюбленным именем Господа нашего и Спасителя, Иисуса Христа!

Гигантский собор взорвался одобрительными криками. На экранах высвечивались надписи, побуждающие толпу без стеснений выражать свой восторг. Преподобный опустил руки, и снова воцарилась тишина, будто в ночном лесу после сильной грозы. Он вновь склонил голову и произнес негромким смиренным голосом:

– «Где двое или трое собрались во имя мое, там и я с ними».

Он медленно поднял голову, стоя к прихожанам вполоборота, и вскинул руку.

– «В начале сотворил Бог небо и землю. – Каждое слово звучало из его уст так, что заставляло верующих трепетать от благоговения. – Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною… – Он многозначительно помолчал и втянул в легкие побольше воздуха. – И Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет! – прогремел его удивительный голос. Секундное молчание, и произнесенное волнующе тихо, почти шепотом: – И стал свет».

Спейтс подошел к самому краю сцены и улыбнулся прихожанам открытой улыбкой.

– Каждому известны эти первые строки книги Бытия, исполненные глубочайшего смысла. Слова эти ясны и однозначны, ибо изречены Господом Богом, друзья мои. Господь рассказывает нам о том, как Он сотворил Вселенную.

Он прошелся, будто в раздумье, по краю сцены.

– Как вы отреагируете, если я сообщу вам, что правительство тратит деньги налогоплательщиков, заработанные кровью и потом, на то, чтобы доказать несправедливость Божьих слов?

Он резко повернулся и обвел внимательным взглядом притихшую паству.

– Поверите вы мне или нет?

По толпе пробежал шепоток.

Спейтс достал из кармана пиджака листок бумаги и потряс им в воздухе.

– Вот, пожалуйста! – воскликнул он неистово вскинувшимся голосом. – Буквально полчаса назад я скачал это из Интернета!

Толпа заволновалась.

– Что же я узнал? Что наше правительство потратило сорок миллиардов долларов, дабы доказать безосновательность книги Бытия! Сорок миллиардов долларов ваших денег пошли на осквернение самой святой книги Ветхого Завета! Вот что творится в стране, друзья мои! Идет безбожно-атеистическая война против христианства! Это ужасно. Ужасно!

Он снова прошелся по краю сцены, сжимая в кулаке лист бумаги.

– Тут говорится о том, что в Аризоне соорудили машину, названную «Изабелла». Многие из вас, конечно, наслышаны о ней.

Толпа зашумела, подтверждая слова преподобного.

– Наслышан и я, – сказал он. – Мне казалось, что это очередной пустой каприз наших властей, но недавно я убедился в том, что правительство преследует вполне конкретную цель.

Он внезапно остановился и повернулся к прихожанам.

– Цель эта, друзья мои, – подтвердить теорию так называемого Большого Взрыва. Да-да, теорию! Тут опять фигурирует это жуткое слово.

Теперь его голос был исполнен презрения.

– Суть Большого Взрыва заключается в следующем: тринадцать миллиардов лет назад крошечная точка в космосе ни с того ни с сего взорвалась, и появилась целая Вселенная. Без малейшего Божьего участия. Да, совершенно верно: эта теория утверждает, что Бог вообще не участвовал в сотворении мира. Именно так смотрят на появление всего существующего атеисты.

Он подождал, пока негодующая толпа успокоится, и снова потряс в воздухе мятым листком.

– Вот о чем здесь написано, дорогие мои! Только вообразите! Целый интернет-сайт, сотни страниц, посвященных сотворению Вселенной, – и ни единого упоминания о Боге!

По толпе прокатился возмущенный рокот.

– Теория Большого Взрыва сродни утверждениям о том, что наши прапрапрадеды были обезьянами, или о том, что многообразие жизни возникло благодаря случайной перестройке молекул в лужице грязи. Словом, эта теория – одна из многочисленных теорий безбожников, антихристиан и приверженцев эволюции, однако она более опасна, чем прочие. Гораздо более опасна.

Поворот, нервные шаги.

– Потому что эта теория отвергает идею о создании Вселенной Творцом. Иными словами, «Изабелла» – прямое нападение на христианскую веру. Теория Большого Взрыва утверждает, что наша прекрасная, совершенная, сотворенная Богом Вселенная возникла сама собой, неожиданно, по чистой случайности. Тринадцать миллиардов лет назад. Однако одной антихристианской теории им мало. Теперь они расходуют сорок миллиардов долларов на то, чтобы доказать ее!

Он опалил публику горящим взглядом.

– Может, пора потребовать с вашингтонских грамотеев такую же сумму? Пусть выделят и нам сорок миллиардов, и мы докажем им истинность книги Бытия! Как вы посмотрите на такое предложение? Тогда либералы в Вашингтоне, эти профессиональные ненавистники Иисуса, от гнева заскрежещут зубами! Так, что пена пойдет изо рта! И наконец перестанут отделять церковь от государства! По их милости об Иисусе перестали говорить в школах, их стараниями из зданий суда исчезли десять заповедей! Они выступают против рождественских елок и вертепов, плюют на самое святое – нашу веру. А потом они же, эти безбожники, не задумываясь пускают наши с вами деньги на доказательство того, что Библия – ложь, что вся наша христианская религия – пустая выдумка.

Поднялся гомон. Некоторые из прихожан вскочили с мест, их примеру последовали другие, а минуту спустя вся паства стояла на ногах. Голоса слились в единый рев протеста.

Экраны с подсказками были выключены. Сейчас их помощь не требовалась.

– Идет война против христианства, друзья мои! Смертельная война, а деньги на ее финансирование собирают с нас! Неужели мы позволим им оплевывать Иисуса Христа, еще и за наш с вами счет?

Преподобный Дон Т. Спейтс резко остановился посреди сцены и, тяжело дыша, взглянул на бурлящую публику, собравшуюся в огромном соборе в Виргиния-Бич. Реакция толпы поражала. Он слышал, видел и чувствовал горячую растущую волну праведного гнева. От всеобщей ярости, казалось, потрескивает воздух. Спейтс не верил своим ушам и глазам. Всю свою жизнь он бросал огромные камни, а на сей раз швырнул настоящую гранату. Свершилось то, о чем он молил и мечтал, чего так упорно добивался.

– Слава Господу и Иисусу Христу! – прокричал он, вскидывая руки, глядя на блестящий потолок и опускаясь на колени. – Господи Иисусе! – Его голос звучал громко и слегка дрожал. – С Твоей светлой помощью мы защитим Отца Твоего от грязных нападок. Мы уничтожим адскую машину и покончим с богохульством, нареченным «Изабелла».