Текст книги "Флорентийский монстр"

Автор книги: Дуглас Престон

Соавторы: Марио Специ
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава 54

Тем временем главный инспектор Джуттари торопил следствие, решительно зажав в зубах сигару "Тоскано". Какое-то время его смущало отсутствие второго тела в так называемом "убийстве Нардуччи". Чтобы совершить двойную подмену, требовалось два тела. Наконец Джуттари нашел подходящее тело – труп латиноамериканца с пробитой головой, оставшийся невостребованным в морге Перуджи в 1982 году. Он, по крайней мере на взгляд некоторых, напоминал тело Нардуччи с фотографии на причале, сделанной после того, как его выудили из воды. После убийства Нардуччи тело этого убитого заранее латиноамериканца похитили из морга и бросили в озеро вместо Нардуччи, тело же Нардуччи спрятали либо в морге, либо где-то еще. Затем, много лет спустя, когда возникла опасность эксгумации Нардуччи, тела снова подменили. Нардуччи положили в его гроб, а латиноамериканца утащили и засунули обратно в холодильник.

Пока Специ был в тюрьме, Джуттари рассказал "Ла Нацьоне" о том, как далеко он продвинулся в деле Нардуччи.

– Да, мы занимались смертью этого человека, последовавшей в 1982 году, и некоторые детали весьма интересны и могут привести нас к чему-то конкретному. Я полагаю, теперь уже вне сомнений, что тело, извлеченное из Тразименского озера, не было телом Нардуччи. И теперь, в свете этих новых фактов, ситуация, возможно, прояснится.

Но, как видно, с этой теорией что-то не сложилось, поскольку мертвый латиноамериканец больше не упоминался в речах Джуттари, и с этой предполагаемой двойной подменой тел все так и оставалось неясным. Адвокаты Специ начали добиваться передачи дела в специальный трибунал для пересмотра. Этот апелляционный суд существует для тех, кто оказался в заключении до судебного процесса. Так в США рассматривают возможность отпустить преступника на поруки, а в Италии определяют, есть ли основания держать его в предварительном заключении, или под домашним арестом, или на каких-либо других условиях. Итальянский закон не предусматривает денежного поручительства, и решение выносится на основании тяжести обвинения и вероятности того, что обвиняемый убежит за границу.

Дата суда над Специ была назначена на 28 апреля. Пересмотр дела должен был проходить перед тремя другими судьями из Перуджи, коллегами и близкими знакомыми государственного обвинителя и следственного судьи. Трибунал по пересмотру дел, как правило, не отменял решения своих коллег, особенно в громких делах, подобных этому, где государственный обвинитель рисковал своей профессиональной репутацией.

18 апреля, через двенадцать дней после ареста Специ, Комитет защиты журналистов закончил расследование дела Специ. На следующий день Энн Купе, его исполнительный директор, отправила по факсу письмо премьер-министру Италии. Вот выдержка из него:

Журналисты не должны бояться проводить собственные расследования в щекотливых делах, открыто высказываться и критиковать официальных лиц. В такой демократической стране, как Ваша, являющейся составной частью Европейского Союза, подобный страх недопустим. Мы призываем Вас позаботиться о том, чтобы итальянские власти разъяснили серьезные обвинения против нашего коллеги Марио Специ и опубликовали все доступные свидетельства, подтверждающие обвинения, или же немедленно его освободили. Преследование Марио Специ и его американского коллеги Дугласа Престона, который опасается вернуться в Италию из страха судебного преследования, внушает итальянским журналистам опасную мысль, что лучше не затрагивать щекотливые истории, подобные тосканским убийствам. Пособничество властей установлению подобной самоцензуры – это анафема демократии.

Копии этого письма были отправлены государственному обвинителю Миньини, послу Соединенных Штатов в Италии, послу Италии в Соединенных Штатах, организациям "Международная амнистия", Форум Свободы, Комитету по правам человека и дюжине других международных организаций.

Это письмо, наряду с протестами других международных организаций, в том числе парижской "Репортеры без границ", видимо, совершили переворот в Италии. Итальянская пресса набралась смелости и дала себе волю. "Заключение Специ – это позор", – восклицала редакторская колонка в "Либеро", написанная вице-директором этого журнала. "Корриере делла сера" поместила на первой странице большую колонку под заголовком "Судопроизводство без доказательств", назвав арест Специ чудовищным. Итальянская пресса наконец заинтересовалась вопросом, что представляет собой арест Специ для свободы прессы и международного имиджа Италии. Хлынул поток статей. Коллеги Специ из "Ла Нацьоне" подписали апелляцию, и газета ее напечатала. Многие журналисты признали, что арест Специ был результатом преследования журналиста, виновного в несогласии с официальной линией следствия, – иными словами, его обвиняли в том, что он журналист. К протесту присоединялись итальянские издательские организации и газеты. Группа известных журналистов и писателей подписала апелляцию, в которой говорила: "Поистине, невозможно поверить, что в Италии настойчивость в поиске истины может быть истолкована как незаконное действие и пособничество виновным".

"Дело Специ и Престона бросает темную тень на международный имидж нашей страны, – заявил президент "Итальянской организации свободы и безопасности информации" лондонскому корреспонденту "Гардиан", – и грозит опустить нашу страну в нижние строчки рейтинга относительно уровня свободы прессы и демократии".

Меня осаждали звонками из итальянской прессы, я давал множество интервью. Мой адвокат в Италии была недовольна тем, что меня так вольно цитируют. Она встретилась с государственным обвинителем Перуджи, Джулиано Миньини, чтобы обсудить мое дело и выяснить, в чем же все-таки меня обвиняют, однако обвинения, разумеется, оставались под грифом секретности. В письме ко мне она отметила, что ощутила со стороны государственного обвинителя "некоторое недовольство" заявлениями, которые я делал в прессе после допроса. Она сухо добавила: "Государственный обвинитель, естественно, недоволен тем, что вопрос вышел на международный дипломатический уровень… Заявления, направленные против государственного обвинителя, не идут на пользу вашему делу, и было бы разумно пересмотреть некоторые заявления, сделанные вами в то время (и произведшие отрицательное впечатление на д-ра Миньини), смягчить и дистанцироваться от них". Она подтверждала, что меня обвиняют в ложных показаниях, данных на допросе, в преступной "клевете", диффамации, попытке обвинения в преступлении невиновного лица и во вмешательстве в важную официальную деятельность. Вопреки моим опасениям, меня не обвиняли в соучастии в убийстве Нардуччи.

Я написал в ответ, что не могу дистанцироваться от сделанных мною заявлений и никак не могу смягчить недовольство Миньини тем, что "дело вышло на международный дипломатический уровень".

В то же время я получил длинный е-мейл от Габриэллы Карлицци, которая, очевидно, оказалась одной из первых покупательниц нашей книги "Сладкие холмы крови".

Вот и я, дорогой Дуглас… Вчера вечером я очень поздно вернулась из Перуджи, за последние три недели я трижды побывала у следственного судьи, потому что, вы знаете, со времени ареста Марио Специ многие люди, годами жившие в страхе, выходят со мной на связь, и каждый хочет рассказать о том, что лично знает о деяниях Марио…

Ты спросишь, почему они молчали раньше?

Из страха перед Марио Специ и перед теми, кого они со всеми основаниями подозревали в стремлении "прикрыть его".

Итак, вернемся к тебе.

Мои занятия в последние дни дали мне возможность убедить д-ра Миньини, что ты никак не мог быть замешан, и, повторяю тебе, Дуглас, в отношении твоей благонадежности следственный судья вполне уверен и спокоен.

Между тем я повторяю приглашение тебе приехать в Италию, и ты увидишь, что со следственным судьей все разъяснится, он готов, если хочешь, даже встретиться в Перудже с тобой и твоим адвокатом – надеюсь, ты не выбрал адвоката Специ – и ты будешь полностью чист от любых подозрений.

Я прочла книгу "Сладкие холмы крови" и должна прямо сказать, что лучше бы твоего имени на ней не было. Книгу затребовала прокуратура, и я думаю, это будет иметь юридические последствия… К несчастью, Дуглас, ты подписался под содержанием книги. Это очень серьезное дело, не имеющее никакого отношения к работе Миньини, однако теперь в глазах системы уголовной юстиции ты рискуешь подорвать свою писательскую репутацию. Специ, опираясь на престиж твоего имени, втянул тебя в ситуацию, которую я сумею смягчить, если ты приедешь в Италию, и потому нам так важно срочно увидеться, поверь. На этой книге, рогса misere, стоит твое имя! Прости, но я прихожу в бешенство, думая о дьявольских уловках этого Специ.

Я жду от тебя известий, тепло обнимаю тебя и твою семью.

Габриэлла.

Еще одно: поскольку я думаю, что "Нью-Йоркер" тоже должен отстраниться от Специ и его действий, я, если хотите, могу объяснить некоторые вещи в интервью, вытащив тебя из ситуации, в которую втянул Специ, то есть я могу продемонстрировать американской прессе твою слабую причастность к "фальшивке".

Я читал, не веря своим глазам, и наконец впервые за несколько недель рассмеялся, осознав нелепость происходящего. Какой романист, какой сатирик мог бы изобрести персонаж, подобный этой женщине? Думаю, никому это не под силу.

Приближалось 28 апреля, день пересмотра дела Специ в трибунале. 27 апреля я переговорил с Мириам. Она страшно боялась предстоящего процесса и сказала мне, что адвокаты разделяют ее пессимизм. Если судья оставит Специ в предварительном заключении, тот проведет в тюрьме еще по меньшей мере три месяца, до следующего пересмотра, а отказ от прежнего решения станет еще менее вероятен. Итальянская судебная система движется с неторопливостью ледника – Специ мог годами сидеть за решеткой, дожидаясь суда.

Адвокаты Специ выяснили, что Миньини собрал на слушание дела всю придворную прессу в полной уверенности, что Специ останется за решеткой. Это было самое заметное дело за всю его карьеру. Национальная и мировая пресса осуждала его все горячей с каждым днем. От победы на этом процессе зависела его репутация.

Я позвонил Никколо и попросил предсказать судьбу Марио. Ответ был осторожным и пессимистичным.

– Судьи в Италии поддерживают своих, – только и сказал он.

Глава 55

В назначенный день 28 апреля 2006 года к тюрьме Капание подъехал фургон, чтобы отвезти Специ и других заключенных, чьи дела были назначены к слушанию на этот день, в трибунал Перуджи. Охранники Специ вывели его во двор и вместе с остальными загнали в клетку в кузове фургона.

Трибунал, одно из известных зданий в средневековом центре города, возвышается над пьяцца Маттеотти, словно воздушный готический замок белого мрамора. Он упоминается в путеводителях, и тысячи туристов ежегодно восхищаются им. Возведенный двумя прославленными архитекторами Возрождения, он стоит на фундаменте стены двенадцатого века, окружавшей некогда Перуджу, которая и сама выросла на массивных каменных блоках этрусского поселения трехтысячелетней давности, вынутых из стен, ограждавших древний город Перусию. Над величественным входом в здание стоит статуя женщины в тунике, с мечом в руках, улыбающейся загадочной улыбкой всем входящим. Надпись на пьедестале называет ее "Iustitiae virtutum domina" – "Госпожой добродетели правосудия". По сторонам от нее два грифона, символы Перуджи, сжимающие в когтях тельца и овцу.

Фургон остановился на площади перед зданием трибунала. Здесь ждала появления Специ толпа журналистов и телерепортеров. К ним стали присоединяться любопытные туристы, чтобы взглянуть на злосчастного преступника, привлекавшего такое внимание.

Заключенных выводили по одному, по очереди. Слушание дела каждого занимало от двадцати до сорока минут. Их окружали журналисты, публика и даже супруги. Мириам приехала в Перуджу на машине и сидела на деревянной скамье в коридоре, ожидая новостей.

В 13:30 настала очередь Специ. Его вывели из клетки и провели в зал суда. Он улучил момент улыбнуться Мириам и поднять большой палец, подбадривая ее.

Три судьи сидели за длинным столом. Все они были женщины, облаченные в традиционные одеяния. Специ посадили посреди комнаты, лицом к судьям, на жесткий деревянный стул без подлокотников и без стола перед ним. За столом справа от него сидел государственный обвинитель Миньини и его ассистент, слева – адвокаты Специ. Их было четверо.

Слушание длилось не двадцать и не сорок минут, а семь с половиной часов. Позднее Специ описывал этот процесс:

"Я не могу точно вспомнить все семь с половиной часов, только обрывки. Я помню страстное выступление моего адвоката Нино Филасто, знавшего, как никто другой, всю историю дела Монстра и всю чудовищность расследования. Этот человек обладал пламенным чувством справедливости. Я помню покрасневшее лицо Миньини, склонявшегося над бумагами под грохот голоса Нино. Помню круглые глаза молодых судебных репортеров, потрясенных, возможно, горячностью речи адвоката, не трудившегося подбирать эвфемизмы. Я слышал, как Филасто упомянул имя Карлицци… Я слышал, как Миньини говорил, что я отрицаю участие в деле Нардуччи и в деле Флорентийского Монстра, но мне еще не известно, что он, Миньини, "располагает чрезвычайно деликатными и щекотливыми материалами", доказывающими мою виновность. Я слышал, как Миньини кричит, что в моем доме найден "скрытый за дверью сатанинский камень, который обвиняемый упрямо именует дверным упором"".

Специ запомнил, как Миньини грозил ему пальцем и негодовал по поводу "необъяснимой озлобленности, проявленной Специ в отношении следствия". Но лучше всего запомнилось ему высказывание Миньини о "чрезвычайно опасной манипуляции сведениями" и слаженном хоре поддержки в средствах массовой информации, возникшем в результате ареста обвиняемого. "Обвинения, представленные сегодня трибуналу, – лишь верхушка айсберга ужасающей величины".

Больше всего Специ удивлялся множеству параллелей между аргументами, представленными трибуналу Миньини, и обвинениями, размещенными Габриэллой Карлицци на ее веб-сайте месяцами раньше. Иной раз даже выражения оказывались близкими, если не дословными повторами.

После обеденного перерыва слушание продолжилось. В какой-то момент Миньини встал и вышел в коридор. А там, за дверью зала, ждала Мириам. Увидев государственного обвинителя, проходящего в одиночестве по коридору, она поднялась и, подобно ангелу возмездия, в ярости направила на него палец.

– Я знаю, вы верующий, – пламенно воскликнула она. – Бог накажет вас за ваши дела! Бог вас накажет!

Миньини побагровел и молча напряженно зашагал по коридору, скрывшись за углом.

Мириам потом говорила мужу, что не могла молчать, когда "слышала, как Миньини кричит в зале, говорит о тебе ужасные вещи, будто ты преступник". Вернувшись в зал, Миньини продолжил выступление, причем речь его больше подходила к духу инквизиции, чем к современному судебному процессу. О Специ он отозвался так: "Высокий интеллект придает еще большую опасность его криминальным способностям". Закончил он словами: "Причины оставить Специ в тюрьме теперь стали еще более основательными, ведь он доказал, насколько опасен, даже оставаясь взаперти, в тюремной камере, сумев организовать кампанию в прессе в свою защиту!"

Специ запомнил этот момент. "Ручка выпала из пальцев председателя трибунала и негромко щелкнула по столу… С этого момента она больше ничего не записывала". Она явно пришла к какому-то заключению.

В заключение, после всех, слово дали Специ.

Я давно восхищался ораторскими способностями Специ – его остроумно построенным фразам, легкому и непринужденному стилю, логической организации информации, когда факты представали один за другим, как в написанной статье: точные, четкие и ясные. Теперь он проявил свой немалый дар перед судом. Глядя прямо на Миньини, Специ начал речь. Миньини избегал его взгляда. Те, кто присутствовал на процессе, рассказывали, что он разбивал обвинения Миньини одно за другим, с налетом легкого презрения в голосе, уничтожая логику теории заговоров и указывая, что у Миньини нет ни одного существенного доказательства в пользу его теории.

Закончив, как позже рассказывал мне Специ, он увидел, что его выступление произвело на судей заметное впечатление.

Специ поблагодарил государственного обвинителя за лестный отзыв о его интеллекте и памяти и перечислил дословно те фразы из речи Миньини, которые намного раньше появились на веб-сайте Габриэллы Карлицци. Он спросил, может ли Миньини объяснить столь исключительное совпадение между его нынешними и ее прежними высказываниями. Он спросил, не верно ли, что Карлицци уже осуждалась за диффамацию, когда десять лет назад написала, что Флорентийский Монстр – это писатель Альберто Бевильакво? И верно ли, что в данный момент указанная Карлицци находится под судом за мошенничество против недееспособных инвалидов?

Затем Специ повернулся к президенту трибунала.

– Я всего лишь журналист, который старается хорошо выполнить свою работу, и я честный человек.

Он закончил.

Слушание завершилось. Двое охранников препроводили Специ на лифте в старинный подвал средневекового дворца, где заперли в крошечную голую камеру, возможно, веками служившую темницей. Он прислонился спиной к каменной стене и сполз на пол в полном изнеможении, с абсолютной пустотой в мыслях. Через некоторое время он услышал шум и открыл глаза. В дверях стоял один из охранников с чашкой эспрессо, который он купил на свои деньги.

– Возьмите, Специ. Думаю, вам это сейчас не помешает.

Глава 56

В тот вечер они снова загрузили Марио Специ в фургон и доставили в прежнюю камеру тюрьмы Капание. Следующий день был субботним. Трибунал заканчивал работу в 13:00. Судьи должны были прийти к решению до этого времени.

В ту субботу Специ в своей камере ждал наступления часа дня. Его соседи по тюремному блоку – успевшие узнать его, хотя и не могли его видеть – тоже дожидались приговора. Наступил час дня, потом половина второго. Время приближалась к двум, и Специ начал готовить себя к тому, что приговор окажется против него. Но вот со стороны заключенных, камеры которых располагались ближе к входу, донеслись радостные крики. Кто-то услышал что-то по невидимому, но включенному на полную громкость телевизору.

– Мужик! Ты свободен! Мужик! Тебя отпускают! Отпускают без всяких условий!

Мириам, дожидавшейся известий в кафе, позвонил один из коллег Марио по газете.

– Фантастическая новость! Поздравляю! Мы победили! По всем пунктам!

"Проведя в тюрьме двадцать три дня, – вещала национальная телекомпания, – журналист Марио Специ, обвинявшийся в создании препятствий правосудию в деле о серийных убийствах во Флоренции, получил свободу. Судьи даже не выставили никаких условий для его освобождения, как практикуется обычно, – ни домашнего ареста, ни конфискации паспорта. Он абсолютно и безусловно свободен".

Это был мощный удар государственному обвинителю Перуджи.

Охранник вошел в камеру Специ с большим черным мусорным мешком.

– Скорее, кидайте все сюда и выходите.

Специ сбросил все в мешок и повернулся к двери, но охранник загородил выход. Оставалось еще одно унижение.

– Вы должны прибрать свою камеру.

Специ решил, что это шутка.

– Я сюда не просился, – сказал он, – и был помещен сюда незаконно. Если ее нужно убрать, убирайте сами.

Охранник прищурился, дернул стальную дверь, оттолкнув Специ, и захлопнул ее. Повернул ключ и сказал:

– Если вам здесь так нравится, оставайтесь!

Специ не верил своим глазам.

Он схватился за решетку.

– Слушай, ты, кретин, мне известно твое имя, и если ты меня сейчас же не выпустишь, я обвиню тебя в незаконном заключении. Понял? Я доложу о твоем поведении.

Охранник помедлил, сделал еще несколько нерешительных шагов к своему посту, потом медленно развернулся, подошел к двери и, словно из милости, повернул ключ. Специ проводили к другому охраннику с каменным лицом, а тот провел его в приемную.

– Почему вы меня не выпускаете? – спросил Специ.

– Надо еще подписать кое-какие бумаги, и… – охранник запнулся. – Сложности с поддержанием общественного порядка снаружи.

Специ наконец вышел из тюрьмы Капанне, держа в руках большой мешок для мусора, и его встретил приветственный клич толпы журналистов и зевак. Никколо позвонил мне первым.

– Невероятное известие! – крикнул он. – Специ на свободе!