355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дуглас Ноэль Адамс » Путеводитель вольного путешественника по Галактике » Текст книги (страница 9)
Путеводитель вольного путешественника по Галактике
  • Текст добавлен: 5 июля 2017, 00:00

Текст книги "Путеводитель вольного путешественника по Галактике"


Автор книги: Дуглас Ноэль Адамс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

23

Широко известно – и чрезвычайно важно – что все не всегда обстоит так, как кажется. Например, на планете Земля люди всегда считали себя разумнее, чем дельфины, потому что они так многого достигли – колесо, Нью-Йорк, войны и т. п. – в то время как дельфины все это время лишь кувыркались в воде и наслаждались жизнью. Напротив, дельфины всегда были уверены, что они гораздо разумнее людей – по тем же самым соображениям.

Любопытно, что дельфины давно уже знали о надвигающейся гибели планеты Земля и предприняли множество попыток сообщить человечеству об опасности; но большая часть их посланий была ошибочно принята за забавные попытки игры в волейбол или свист в свистки за награду в виде мелкой рыбешки, и поэтому дельфины вскоре оставили эту затею и покинули Землю своими собственными силами незадолго до прибытия вогонов.

Последнее послание дельфинов было принято за необычайно сложный двойной кувырок назад через обруч, одновременно высвистывая «Звездно-полосатый стяг»; в действительности же послание означало: «Пока, и спасибо за рыбу».

В действительности, только один вид существ на этой планете был разумнее, чем дельфины, и эти существа большую часть своего времени проводили в лабораториях по исследованию поведения, бегая в колесах и проводя головокружительно элегантные и тонкие эксперименты над людьми. Тот факт, что люди и на этот раз совершенно превратно истолковали эти отношения, полностью совпадал с планами этих существ.

24

Авиетка беззвучно рассекала холодный мрак – единственная светящаяся точка, бесконечно одинокая в черной магратеянской ночи. Неслась она очень быстро. Спутник Артура, казалось, полностью ушел в свои мысли. Пару раз Артур попытался возобновить беседу со старцем, но тот лишь спрашивал, удобно ли Артуру, и не поддерживал разговор.

Артур попытался оценить скорость, с которой они летели, но окружающая их чернота была полной и никаких точек отсчета ему не давала. Ощущение полета было таким слабым, что с трудом можно было поверить, что машина вообще движется.

Затем далеко впереди появилась искорка света и за несколько секунд выросла в размере настолько, что Артур понял, с какой колоссальной скоростью она приближается к ним. Он попробовал представить себе, что это мог быть за аппарат. Он смотрел на него, но не мог различить очертания. Затем он невольно ахнул от ужаса: авиетка резко спикировала и понеслась вниз на свет, как будто идя на таран. Взаимная скорость сближения была невероятной, и Артур не успел бы даже охнуть, как все уже было бы кончено; следующим, что он осознал, был неистовый серебристый свет, окруживший его. Артур вывернул шею и увидел маленькую черную точку, исчезающую вдали сзади. Через несколько секунд он понял, что произошло: они нырнули в подземный туннель. Колоссальная скорость сближения была их собственной скоростью по отношению к неподвижному входу в туннель. Неистово яркий серебряный свет был кольцом ламп вокруг входа в туннель, по которому они теперь неслись, как ядро по стволу пушки, со скоростью приблизительно несколько сот миль в час.

Артур в ужасе зажмурился.

Через некоторое время, протяженность которого он даже не взялся определить, Артур почувствовал легкое замедление в их движение, а еще через некоторое время убедился, что они постепенно замедляются, готовясь к полной остановке.

Артур открыл глаза. Они все еще были в серебристых туннелях, стремительно проносясь сквозь их хитросплетение. Когда авиетка наконец остановилась, они оказались в небольшом продолговатом зале с округлыми стальными стенами. Сюда выходило несколько туннелей, и в дальнем конце зала Артур увидел большое кольцо раздражающего света. Он раздражал потому, что обманывал глаз: невозможно было сфокусировать зрение на нем или определить, далеко ли он или близко. Артур решил (весьма необоснованно), что это ультрафиолет.

Старпердуппель повернулся и торжественно поглядел на Артура:

– Землянин, – сказал он. – Мы – глубоко в сердце Магратеи.

– Откуда вы узнали, что я землянин? – немедленно спросил Артур.

– Это вам станет ясно позже, – мягко ответил старец. – По крайней мере, – добавил он с легким сомнением в голосе, – яснее, чем сейчас.

Старец продолжал:

– Считаю своим долгом предупредить, что зал, через который мы собираемся проследовать, не находится, собственно говоря, внутри нашей планеты. Он слишком… велик. Мы совершим переход через длинный подпространственный коридор. Это может показаться несколько неприятным.

Артур беспокойно заерзал. Старпердуппель поднес палец к кнопке и добавил, ничуть не внушая уверенности:

– Каждый раз мурашки по коже. Держитесь крепче.

Машина рванулась вперед, прямо в круг света, и внезапно Артур со всей ясностью понял, на что похожа бесконечность.

* * *

На самом деле, это была не бесконечность. Сама по себе бесконечность выглядит просто и неинтересно. Тот, кто смотрит в ночное небо, смотрит в бесконечность: расстояние невообразимо, и потому лишено смысла. Зал, в который въехала авиетка, отнюдь не был бесконечным. Он просто был очень-очень большим, и потому производил впечатление бесконечности гораздо более сильное, чем сама бесконечность.

Все чувства Артура развились и завились обратно, пока авиетка с огромной, как он хорошо знал, скоростью, медленно поднималась в воздух, а туннель, через который они влетели сюда, сделался не больше иголочного ушка в сверкающей стене за спиной.

Стена…

Стена эта терзала воображение: она поражала его и уничтожала. Стена была настолько леденяще широкая и высокая, что верх ее, основание и закругления, если они были, невозможно было увидеть. Одно головокружение при взгляде на нее могло вызвать у человека разрыв мозга.

Стена казалась абсолютно плоской. Точнейшие лазерные замеры показали бы, что по мере того, как авиетка поднималась – по всей видимости, в бесконечность, – а стена головокружительно уходила вверх и вниз, стена все же загибалась. На самом деле она смыкалась на расстоянии в тринадцать световых секунд; другими словами, стена образовывала вогнутую сферу диаметром в три миллиона миль, залитую невообразимым светом.

– Добро пожаловать, – сказал Старпердуппель. Маленькая пылинка-авиетка, летевшая со скоростью, в три раза превышающей скорость звука, незаметно ползла по умораздирающему пространству. – Добро пожаловать в главный цех.

Артур глядел по сторонам в восторженном ужасе. Вдалеке, на расстоянии, которые он не мог ни оценить, ни прикинуть, виднелись причудливые механизмы, тонкие конструкции из металла и света, нависавшие над расплывчатыми сферическими телами, покоившимися в пустоте.

– Вот здесь, – сказал Старпердуппель, – мы и строим, если хотите, большинство наших планет.

– То есть, – спросил Артур, с трудом выговаривая слова, – вы возвращаетесь к работе?

– Нет, нет, к сожалению, – воскликнул старец. – Галактика еще далеко не так богата, как этого требует наше дело. Нет, мы были разбужены для одного внепланового заказа от весьма особых клиентов из другого измерения. Это может вас заинтересовать. Вон там, впереди, вдалеке.

Артур посмотрел туда, куда указывал палец старика, и вскоре разглядел плавающее в пустоте сооружение, на которое он указывал. Это и вправду было единственное сооружение, вокруг которого можно было заметить какие-то признаки жизнедеятельности, хотя это были скорее смутные ощущения, чем что-то, на что можно указать пальцем.

В этот миг вспышка света пронзила сооружение и на мгновение выхватила рельефно и четко контуры, вычерченные изнутри на темной сфере – контуры, которые Артур узнал, бесформенные блямбы, знакомые ему так же хорошо, как структуры слов – часть его собственного сознания. Несколько секунд Артур сидел в немом изумлении: в уме его проносились видения, пытаясь зацепиться за что-нибудь и сложиться во что-нибудь осмысленное.

Часть его ума твердила ему, что он прекрасно знает, на что он смотрит, и что означают эти контуры; другая же часть довольно решительно отказывалась соглашаться с этим и слагала с себя всякую ответственность за дальнейшие мысли в этом направлении.

Последовала новая вспышка, и никаких сомнений не осталось:

– Земля!.. – прошептал Артур.

– Ну, если быть точным, Земля дубль два, – торжественно подтвердил Старпердуппель. – Мы строим новый экземпляр по тем же чертежам.

Повисла пауза.

– Вы хотите сказать, – осторожно, следя за собой, проговорил Артур, что это вы… построили Землю?

– Именно, – подтвердил Старпердуппель. – Вы бывали когда-нибудь в местечке… кажется, его назвали потом Норвегия?

– Нет, – ответил Артур, – ни разу.

– Жаль, – сказал Старпердуппель. – Это был мой участок. Получил приз, знаете ли. Восхитительные береговые линии. Я был так расстроен, узнав о ее разрушении.

– Расстроен?!

– Еще как! И, главное, всего еще каких-нибудь пять минут, и это уже не имело бы такого значения. Такая неприятная неожиданность. Мыши были в бешенстве!

– Мыши были в бешенстве??? – открыл рот Артур.

– Мыши, – спокойно подтвердил старец.

– Ну, конечно, как и собаки, и кошки, и утконосы, но только…

– Но только они – как бы это сказать – за все это платили.

– Послушайте, – сказал Артур. – Вам доставит удовольствие, если я просто рехнусь прямо сейчас, вот здесь?

Некоторое время авиетка летела в неловком молчании. Затем старик терпеливо принялся объяснять.

– Дорогой землянин! Планета, на которой вы жили, была заказана, оплачена и управлялась мышами. Ее уничтожили за пять минут до того, как цель ее создания была достигнута, и поэтому нам придется построить еще одну.

В сознании Артура запечатлелось только одно слово:

– Мышами? – переспросил он.

– Совершенно верно, дорогой землянин.

– Я извиняюсь: речь идет о маленьких белых и пушистых зверьках, зацикленных на сыре, которые в начале шестидесятых на вечеринках заставляли женщин вскакивать на табуретки?

Старпердуппель вежливо кашлянул:

– Землянин, – сказал он, – зачастую мне трудно следовать за вашей речью. Не забывайте, что я проспал пять миллионов лет в недрах этой планеты, и мало знаю о начале шестидесятых на вечеринках, о которых вы говорите. Существа, которых вы назвали мышами, не таковы, какими кажутся. Это лишь проекция на наше измерение огромных сверхразумных мультимерных существ. Все, что касается сыра и писка – лишь видимость.

Старец помолчал и с сочувственной улыбкой добавил:

– Полагаю, они ставили на вас эксперименты.

Артур задумался на секунду, и лицо его прояснилось:

– Да нет же, – сказал он, – Теперь понятно: вы ошибаетесь. На самом деле это мы ставили на них эксперименты. Их часто использовали для исследования поведения… инстинктов… там, Павлов… и так далее. Мыши выполняли разные задания, их учили звонить в звонок, бегать по лабиринтам и тому подобное, чтобы понять природу процесса обучения. Из наблюдений за их поведением мы смогли многое узнать о нашем собственном…

Артур не договорил.

– Тонкость, – сказал Старпердуппель, – которой можно только восхищаться. Насколько удобнее скрывать свою подлинную природу и насколько удобнее управлять вашим мышлением! Тут побежишь не тем путем по лабиринту, там съешь не тот кусок сыра, здесь ни с того ни с сего умрешь от миксоматоза… Точный расчет – и гигантское суммарное воздействие!

Он выдержал эффектную паузу.

– Это, землянин, если хотите, действительно исключительно сверхразумные мультимерные существа. Ваша планета и ее население были матрицей биокомпьютера, десять миллионов лет выполнявшего исследовательскую программу… Позвольте, я расскажу вам всю предысторию. Это не займет много времени.

– Со временем, – промолвил Артур мрачно, – у меня сейчас нет проблем.

25

Общеизвестно, что существует множество проблем, связанных с жизнью, среди которых наиболее популярны следующие: «Зачем люди рождаются?» «Почему они умирают?» «Почему в промежутке между этим они столько времени тратят на электронные часы?»

Много-много миллионов лет назад расе сверхразумных мультимерных существ (чье физическое проявление в их собственной мультимерной вселенной было весьма похожим на наше) так надоело постоянно задумываться о смысле жизни, то и дело отрываясь ради этого от своего любимого занятия – брокианского ультракрикета (забавной игры, в которой требуется внезапно ударить человека безо всякой видимой причины и быстро убежать), что существа эти собрались взять и решить свои проблемы раз и навсегда.

Для этого они построили себе немыслимый суперкомпьютер, который был столь поразительно умен, что, еще до того, как к нему подсоединили банки данных, он начал с «мыслю, следовательно, существую» и дошел до существования рисового пудинга и подоходного налога, прежде чем его догадались выключить.

Он был размером с небольшой город.

Его главный пульт был выведен в специально оборудованном зале и поставлен на огромный стол ультракрасного дерева, обитый инфрачерной кожей. Зал был устлан роскошным темным ковром, по стенам со вкусом развешаны экзотические комнатные растения и гравюры старших программистов с семьями, а высокие стрельчатые окна выходили на площадь, обсаженную высокими тенистыми деревьями.

В день Великого Включения двое прилично одетых программистов с чемоданчиками подошли к офису и без шума были допущены внутрь. Они знали, что сегодняшний день будет величайшим днем для всей их расы, но вели себя спокойно и с достоинством: они почтительно сели за стол, раскрыли свои чемоданчики и достали оттуда свои записные книжки в кожаных переплетах с золотым тиснением.

Их имена были Лунквиль и Фук.

Некоторое время они посидели в торжественной тишине, а затем, обменявшись взглядами с Фуком, Лунквиль потянулся вперед и дотронулся до маленькой черной панели.

По едва слышному гудению он поняли, что огромный компьютер заработал. Через некоторое время он заговорил с ними глубоким и зычным голосом. Он сказал:

– Какова задача, ради которой я, Глубокое Раздумье, второй величайший компьютер во Вселенной Времени и Пространства, было вызвано к жизни?

Лунквиль и Фук поглядели друг на друга удивленно.

– Твоя задача, о компьютер… – начал было Фук.

– Нет, погодите-ка! Это неверно! – перебил встревоженный Лунквиль. – Мы ведь разрабатывали этот компьютер как величайший из всех, когда-либо бывших! С какой же стати вдруг второй? Глубокое Раздумье, – обратился он к компьютеру, – разве ты не величайший по мощности компьютер всех времен, каким мы тебя создали?

– Я назвалось вторым величайшим, – промолвило Глубокое Раздумье, – и таково есмь.

Программисты обменялись еще одним встревоженным взглядом. Лунквиль прокашлялся.

– Тут какая-то ошибка, – сказал он. – Разве ты не мощнее, чем Гаргантюум-Миллиард, способный сосчитать все атомы любой звезды за миллисекунду?

– Гаргантюум-Миллиард? – переспросило Глубокое Раздумье с нескрываемым презрением. – Жалкий арифмометр. Не о чем говорить.

– А разве ты, – спросил Фук, подаваясь вперед, – не лучший аналитик, чем Гуголкратный Звездный Мыслитель в Седьмой Галактике Просветленной Гениальности, который может рассчитать траекторию каждой пылинки в пятимесячной пыльной буре на Данграбаде-Бета?

– Пятимесячная пыльная буря? – заносчиво повторило Глубокое Раздумье. Это вы спрашиваете меня, меня, которое рассчитало самые векторы всех атомов в Большом Взрыве? Оставьте такие задачки для калькуляторов.

Программисты некоторое время сидели в неловком молчании. Затем Лунквиль снова нагнулся к микрофону.

– Но разве ты, – спросил он, – не более неодолим в спорах, чем Великий Гиперлобовой Всеведущий Нейтронный Спорщик с Цицероника-12, Волшебный и Неутомимый?

– Гиперлобовой Всеведущий Нейтронный Спорщик, – ответило Глубокое Раздумье, нарочито грассируя, – смог заговорить все четыре ноги арктурианскому мегаослу, – но лишь я смогло после этого уговорить его тронуться с места.

– Тогда в чем же проблема? – не выдержал Фук.

– Никакой проблемы нет, – ответило Глубокое Раздумье величавым голосом. – Просто я лишь второй величайший компьютер во Вселенной Времени и Пространства.

– Но почему второй? – не успокоился Лунквиль. – Почему ты все время говоришь «второй»? Ты ведь не имеешь в виду Мультикортикоидный Яснотронный Титановый Смеситель? Или Пониматикум… Или…

Презрительные огоньки сверкнули на консоли компьютера:

– Ни одного бита мысли я не потрачу на этих кибернетических глупцов! – прогремел он. – Я имею в виду не что иное, как тот компьютер, что придет после меня!

Фук начал терять терпение. Он оттолкнул свою записную книжку и пробормотал:

– Что это еще за мессианские замашки!

– Грядущее сокрыто от вас, – промолвило Глубокое Раздумье, – но я в своих сверхмощных цепях могу пускаться в плавание по бесконечным дельта-потокам грядущей вероятности, и я вижу, что однажды настанет день и придет компьютер, которому я недостоин даже просчитывать технические характеристики; но который мне самому суждено будет разработать.

Фук глубоко вздохнул и посмотрел на Лунквиля.

– Ну, ладно. Будем задавать вопрос? – спросил он.

Лунквиль жестом остановил его.

– О каком это компьютере ты говоришь? – обратился он к Глубокому Раздумью.

– О нем я сейчас ничего не скажу, – ответило оно. – До поры. Теперь спрашивайте у меня что-нибудь другое, дабы я могло начать работать. Говорите.

Программисты посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фук собрался и начал:

– О, Глубокое Раздумье! – сказал он. – Задача, для выполнения которой мы создали тебя, такова. Мы хотим, чтобы ты дало нам… Ответ!

– Ответ? – переспросило Глубокое Раздумье. – Ответ на какой вопрос?

– Жизни! – выпалил Фук.

– Вселенной! – подхватил Лунквиль.

– И вообще! – закончили они хором.

Глубокое Раздумье помолчало с минуту.

– Непросто, – сказало оно наконец.

– Но ведь ты это можешь?

Снова повисла многозначительная пауза.

– Да, – ответило Глубокое Раздумье. – Это я могу.

– Ответ существует? – спросил Фук сиплым голосом.

– Простой ответ? – добавил Лунквиль.

– Да, – ответило Глубокое Раздумье. – Жизнь, Вселенная и Вообще… Ответ существует. Но, – добавило оно, – мне придется хорошенько подумать.

В этот миг торжественность момента была вдруг нарушена: дверь распахнулась, и в комнату ворвались два человека в выцветших грубых синих плащах и поясах с эмблемой Зарысобанского Университета, раскидывая беспомощных служащих, пытавшихся загородить им дорогу.

– Требуем допустить! – кричал тот из этой пары, что был помоложе, целясь локтем в горло хорошенькой молодой секретарше.

– Не имеете права от нас скрывать! – хрипел старший, выкидывая младшего программиста обратно за дверь.

– Требуем признать, что вы не имеете права нас не допустить! – орал молодой, хотя он уже закрепился внутри комнаты, и никаких дальнейших попыток выдворить его не делалось.

– Кто вы такие? – спросил Лунквиль, в гневе поднимаясь с кресла. – Что вам надо?

– Я – Маджиктиз! – объявил тот, что был постарше.

– А я требую признать, что я – Врумфондель! – крикнул тот, что был помоложе.

Маджиктиз повернулся к Врумфонделю:

– Все нормально, – объяснил он ему сердито, – этого не нужно требовать.

– Отлично! – крикнул Врумфондель, трахнув кулаком по ближайшему столу. – Я – Врумфондель, и это не требование, это факт! Что мы требуем, так это факты!

– Да нет же! – воскликнул в раздражении Маджиктиз. – Это как раз то, чего мы не требуем!

Едва остановившись, чтобы набрать воздуха в легкие, Врумфондель крикнул:

– Мы не требуем фактов! Что мы требуем, так это полное отсутствие фактов! Я требую признать, что я могу быть, а могу не быть Врумфондель!

– Да откуда вы взялись, черт вас дери? – вышел из себя Фук.

– Мы – философы, – сказал Маджиктиз.

– А может быть, и нет! – сказал Врумфондель, погрозив программистам пальцем.

– Нет, мы философы! – настоял Маджиктиз. – Мы вполне определенно выступаем здесь представителями Объединенного Профсоюза Философов, Мудрецов, Светил и Прочих Мыслящих Людей, и мы требуем выключить эту машину, и немедленно!

– А в чем дело? – спросил Лунквиль.

– Это я сейчас объясню, коллега, – сказал Маджиктиз. – Разграничение вот в чем дело.

– Мы требуем признать, – проорал Врумфондель, – что разграничение может быть, а может не быть тем, в чем дело!

– Дело вот в чем: вы со своими машинками складываете единички и нолики, – начал Маджиктиз, – а мы занимаемся вечными истинами, и все довольны, всем спасибо. Хотите, проверьте по платежной ведомости. По закону Поиск Истины в Последней Инстанции является неотъемлемой прерогативой профессиональных мыслителей. А теперь? Какая-то дурацкая машина в один прекрасный день находит эту истину, и что – мы все летим с работы? Прикиньте сами, какой смысл сидеть всю ночь и спорить о том, что Бог может быть, а может не быть, если эта машина может наутро дать нам номер его мобильника?

– Вот именно! – крикнул Врумфондель. – Мы требуем четкого определения и разграничения областей сомнительного и неизвестного!

В этот момент в зале раздался громогласный голос:

– Позволено ли мне будет вмешаться в обсуждение? – спросило Глубокое Раздумье.

– Мы объявим забастовку! – заорал Врумфондель.

– Точно! – согласился Маджиктиз. – Вы получите всесоюзную забастовку философов!

Гудение, стоявшее в зале, внезапно усилилось: несколько дополнительных басовых сабвуферов, вмонтированных в кабинетные успокаивающей формы и концентрирующе лакированные колонки по всему залу, подключились, чтобы придать голосу Раздумья дополнительную внушительность.

– Я только хотело сказать, – произнес компьютер, – что мои цепи уже заняты вычислением ответа на Самый Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Вообще, и остановить их нельзя. – Компьютер помолчал и, убедившись, что ему удалось завладеть вниманием присутствующих, продолжил уже тише. – Но завершение этой программы займет у меня некоторое время.

Фук нетерпеливо глянул на часы:

– Сколько? – спросил он.

– Семь с половиной миллионов лет, – ответило Глубокое Раздумье.

Лунквиль и Фук, моргая, поглядели друг на друга:

– Семь с половиной миллионов!.. – воскликнули они хором.

– Да, – подтвердило Глубокое Раздумье. – Я же сказало, что мне нужно подумать. И мне представляется, что работа такой программы может сделать огромную рекламу целой области философии. У каждого будет своя собственная теория относительно того, какой ответ я со временем дам; и кто же сможет лучше освоить этот рынок, чем вы сами? Пока вы спорите друг с другом достаточно яростно и поливаете друг друга в популярных журналах, жизнь прекрасна, не так ли? Как вам это нравится?

Оба философа стояли, раскрыв рты.

– Дьявол меня раздери, – сказал Маджиктиз. – Вот это я называю мышлением. Врумфондель, проклятье, почему мы сами никогда до такого не додумываемся?

– Хрен его знает, Маджиктиз, – ответил Врумфондель благоговейным шепотом. – Наверно, у нас слишком хорошо натренированные мозги.

Сказав это, они развернулись на каблуках и вышли за дверь навстречу жизни, которая не снилась им в их самых удивительных снах.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю