Текст книги "В когтях у хищника"

Автор книги: Дороти Иден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 18

Когда Антония вернулась в дом, в холле был один Саймон. Он поднимал к губам палец, на котором сидел лимонно-желтый Джонни, и причмокивал губами. Внимательно оглядев Саймона блестящими глазками-бусинками, попугайчик вдруг потерся маленьким крючковатым клювом о губы хозяина, а затем взволнованно о чем-то затараторил.

Услышав шаги Антонии, Саймон осторожно довернул голову:

– Ты закрыла дверь? – прошептал он.

– Да.

– Я запер Птолемея в сарае. Айрис рассвирепеет, если узнает. – Он погладил по гладкой спинке птички пальцем. – Мне надо больше заниматься с Джонни. Он забывает свой словарный запас. К тому же он стал такой нервный.

Услышав, что из кухни возвращается Айрис, Саймон быстро открыл клетку и впустил в нее попугайчика. Пожалуй, не один Джонни стал нервным, решила Антония. Саймон сам ведет себя словно мальчик, который тайком таскает варенье. Если он хочет быть счастливым с Айрис, ему следует тверже отстаивать свои права. Однако решится ли он когда-нибудь на это?

Взглянув на них, Айрис прошла мимо.

Заметив, что она удаляется, Саймон тихо сказал:

– Знаешь, Тони, ты не сердись на Айрис из-за этих таблеток. Она хотела как лучше.

Однако теперь пропавшие таблетки и беспорядок в ее комнате были ничто по сравнению с тем, что она только что услышала от Дугала Конроя.

– А, ты об этом, – рассеянно ответила Антония. – Взгляни-ка, мисс Рич снова забыла свой зонтик.

Саймон тихонько вскрикнул. Затем он засуетился, как старик:

– Ну и ну! Надо же! Это, конечно, оттого, что сейчас сухо. Вот она и забыла зонтик.

– Вряд ли он ей очень нужен, – весело сказала Антония. – Лично мне показалось, что она немного того. – Улыбаясь, Антония постучала пальцем по голове. Иногда Саймон сам похож на старушку, переживает из-за пустяков, подумала она. Интересно, что бы с ним было, если бы тетя Лаура оставила все деньги ему?

Поднявшись наверх, Антония приняла ванну и переоделась в вечернее платье. Какие уж там таблетки снотворного или даже свалившееся вдруг на нее огромное состояние, если она только что поняла, что Дугал Конрой любит ее! Ей вообще теперь не надо снотворного, потому что вместо сна ей хочется постоянно думать о Дугале – о его золотистых бровях, до смешного серьезных глазах и светлой улыбке.

Ей хотелось позвонить Генриетте и сообщить:

– Я все-таки изменила вашего сына! Теперь ему нравятся рыжие волосы.

Однако, похоже, наследство повлечет за собой кучу забот. Подумать только, что у престарелой тетушки Лауры оказалось столько денег! Известно, что дядя Джо был довольно богат, но он умер двадцать пять лет тому назад, и тетя Лаура легко могла бы потратить все его сбережения на свои бесконечные странствия по свету. Видимо, она оказалась чрезвычайно бережливой. К тому же она, наверное, очень удачно вложила деньги и преумножила капитал покойного мужа. Бедная Тетя Лаура, ей пришлось навсегда успокоиться в Могиле под высохшими цветами.

Антония снова вспомнила о странных росчерках пудры на туалетном столике. Вечерело, включив свет, она еще раз взглянула на буквы. Однако теперь она различила в слое бледно-розовой пудры лишь едва заметные следы. Неужели она приняла их за буквы? Вероятно, она просто была слишком взволнованна.

Она взяла тряпку и решительно смахнула пудру. Сегодня вечером они с Дугалом найдут что-нибудь более важное, чем эти призрачные иероглифы. Она вдруг вспомнила о Гасси и поежилась.

"Дугал!" – думала она, отчаянно вызывая из памяти его милые глаза, слегка шершавую щеку и прикосновение к ее губам нежных, но настойчивых губ.

– Теперь ты моя звездочка, – прошептала она. – Не оставляй меня. – Постепенно ужасное видение о том, как залитое лунным светом море проглатывает тощее тельце перепуганного мальчишки, отступило. Чтобы подбодрить себя, Антония даже принялась мурлыкать популярную песенку, расчесывая перед зеркалом волосы и любуясь их янтарным блеском.

К обеду Айрис велела всем быть уже одетыми. Антонии оставалось как-нибудь пережить три часа. После она вернется в Хилтоп, встретится с Дугалом, и они непременно найдут то, что спрятал Гасси.

Теперь в его волосах, наверное, запутались водоросли, а между неподвижными пальцами скользят мелкие рыбешки.

Антония до последнего оставалась наверху и спустилась только тогда, когда все уже сидели за столом.

Джойс Холстед, в ярко-красном бархатном платье напоминавшая плюшевое кресло в оперном театре, увидев ее, прогремела:

– Ага! Теперь я знаю, из-за кого у Антонии блестят глазки!

– Да? – добродушно отозвался Саймон. – Из-за кого же?

– Из-за Дугала Конроя, конечно. Я их застала. Антония, ты не против, что я рассказываю?

Айрис передала Антонии стакан шерри.

– Антония! – взволновалась Айрис. – В тебя влюбился Дугал?

– Вряд ли. Он слишком благоразумен. Видите ли, – просто сказала девушка, – он не охотник за приданым.

– Боже правый, неужели вы такая богатая? – с любопытством спросила Джойс.

– Я и сама не подозревала, но, похоже, что да. Вернее, буду богатой в следующем месяце, когда мне исполнится двадцать четыре года. Я получу наследство моей тети, – объяснила она Холстедам. – Почти полмиллиона. Звучит внушительно. Честно говоря, мне даже страшновато.

– Вот это да! – выдохнула Джойс.

– Антония, но ты не должна была об этом узнать, – мрачно сказал Саймон.

– Об этом рассказал тебе Дугал Конрой? – спросила Айрис. – По-моему, это не совсем этично. Как ты считаешь, Саймон? Я имею в виду волю завещателя.

– Видите ли, – отвечала Антония, по-прежнему обращаясь к Холстедам, – у моей дорогой тетушки Лауры была забавная идея, будто неведение о размерах наследства защитит меня от искателей приданого. Однако ей никак не приходило в голову, что об этом смогут узнать другие и единственной, для кого это останется тайной, буду я. Согласитесь, что это немного неудобно.

Ральф Билей впервые за время обеда заговорил:

– Не слишком ли вы торопитесь с выводами насчет мотивов других? – Он вертел в длинных тонких пальцах бокал шерри. От волнения его лицо показалось Антонии перекошенным, нос – почти крючковатым, глаза – неестественно близко посаженными, а рот – плоским прямым шрамом.

– Не думаю, что я тороплюсь с выводами, – весело ответила она. – Для некоторых деньги – единственное утешение в жизни. Лично я считаю их просто ерундой. Я мечтаю, чтобы меня полюбили из-за меня самой.

– Не будь ребенком, – сказала Айрис. – Кто это считает деньги ерундой? Саймон, ради бога, наполни людям бокалы. Какой уж из тебя бармен! – Она потянулась за бутылкой шерри. Ее белые плечи над золотистым платьем были гладкими и узкими, как у ребенка. Уложенные короной вокруг головы волосы блестели, как раскрывшиеся почки ивы. Если бы не усталое бледное лицо и блестевшие от напряженной мысли глаза, могло показаться, что эта женщина – олицетворение ласки и нежности.

Ясно было, что разговор ей не нравился. Так же, как и Саймону. Он залпом осушил бокал, и его лицо побагровело.

– Я поговорю завтра с Конроем, – услышала Антония, как он сказал Айрис, принимая у нее бутылку.

– Ну, если Антония уже все знает, поздно, – беззаботно ответила Айрис. – Все равно она бы скоро об этом узнала. Жаль только, что не получилось такого чудесного сюрприза ко дню ее рождения. Нам с Саймоном очень этого хотелось.

– А что, если, – начал Дэвид Холстед, как обычно, серьезно и обстоятельно, – Антонии не суждено вступить во владение наследством…

– Что, если вы не доживете до следующего месяца, – весело закончила за него Джойс. – Кому достанется все это богатство?

Однако раньше, чем кто-либо успел ответить, в холле случился страшный переполох. Птицы Саймона заверещали от ужаса. Проволока клетки зазвенела. Из общего фона птичьих голосов выделился вдруг пронзительный и жалобный крик.

Саймон первым добежал до двери. Однако и остальные тоже успели увидеть, как через холл пронесся белый кот с желтой птичкой в зубах.

С одной стороны проволока клетки оказалась проломлена. Видимо, сквозь узкую щель в ней Птолемей и просунул свою воровскую лапу к беззаботно чистящему перышки Джонни.

С горестным воплем Саймон бросился в погоню.

Первой, естественно, заговорила Джойс Холстед:

– Да ведь это же тот желтенький! По-моему, Саймон в нем души не чает.

– Не то слово, – печально отозвалась Айрис. Она пыталась соединить сломанные прутья клетки. Внутри беспокойно метались птицы, словно лоскутки окрашенного в яркие тона шелка. Раскрывая крошечные клювики, они кричали резкими хриплыми голосами.

– Что ж, – не могла не добавить Айрис с гордостью, – Птолемей все-таки молодец! Хорошему коту всегда удается поймать добычу.

В это время в холл вошел Саймон. На его ладони безжизненно лежал желтый попугайчик, открывая и закрывая клюв. Птолемей до крови расцарапал Саймону два пальца.

– Саймон, мне очень жаль, – сказала Айрис. Он протянул ей птичку. Голубые глаза несчастного толстяка были полны гнева и отчаяния.

– Смотри, что наделал твой кот! Смотри!

Айрис подошла к мужу.

– Что поделаешь, дорогой. Кот есть кот, разве я могу его изменить? Я же сказала, мне жаль, я действительно очень сожалею. Но, в конце-то концов, это всего лишь птичка! – Просунув ему под руку ладонь, она трогательно обняла его неохватный торс. – Ради бога, не будь таким сентиментальным.

Саймон бросил на супругу изумленный и полный укора взгляд. Затем стряхнул ее руку и, прижав птичку к груди, молча ушел наверх.

Айрис посмотрела ему вслед и развела руками:

– Большой ребенок, да и только! Впрочем, мы не позволим этому испортить наш вечер. Ральф или Дэвид, не могли бы вы сделать что-нибудь с клеткой, пока не случилась еще одна трагедия? А затем, если Саймон не спустится, мы начнем обедать без него.

Саймон так и не вышел к обеду, который, казалось, тянулся удивительно долго. Было нетрудно догадаться, о чем думали все. Какой несчастливый дом. Сначала здесь исчезает мальчик – хоть и стервец порядочный, но тем не менее человек. Теперь вот умирает любимая птичка Саймона. Кто следующий?

За все время этого необыкновенно унылого обеда приятным оказалось лишь одно – у Беллы снова как будто осветилось от радости лицо. Хотя Гасси так и не появился и, скорее всего, утонул, все было готово для того, чтобы ее больной муж наконец перебрался в Хилтоп. Белла с благодарностью поглядывала на Айрис, которая приложила все усилия, чтобы ему немедленно разрешили покинуть больницу.

Сама Айрис старалась об этом молчать:

– Бедолага, пожалуй, он долго не протянет, а значит, Белле придется ухаживать за ним. Но если они могут провести хотя бы немного времени вместе – пусть. Надо быть человечнее.

В восторге от заботливости Айрис, Джойс и Дэвид Холстеды умильно кивали. Антония тоже была бы в восторге, если б не знала о голубом лоскутке, зацепившемся за куст под обрывом. И если бы она могла не думать о Саймоне, который горевал сейчас над умирающей птичкой.

Ясно было, что Белла любила мужа гораздо больше, чем своего непутевого сына. Теперь хоть ей было чему порадоваться. Несмотря на то, что это каким-то странным образом напоминало взятку…

Все уже были готовы отправиться в город, когда вместе с Айрис в холл спустился Саймон. Его веки опухли, как будто он плакал. Айрис нежно придерживала его под руку.

– Мы готовы, – весело объявила она. – Давайте выпьем еще на дорожку. Ну же, Саймон! Залей свое горе.

– Джонни умер? – тихо спросила у него Антония.

Он посмотрел на нее опухшими от слез глазами:

– А как ты думаешь? – Затем громко и вызывающе захохотал: – Зато Джойс сможет теперь украсить свою шляпку. Правда, смешно? А? Смех да и только!

Глава 19

Увидев ее возле ворот, Дугал спросил:

– Как вам удалось сбежать?

Антония засмеялась. Легкое платье из светлой ткани, которая поблескивала в лунном свете, делало ее похожей на пушинку или брызги моря. Казалось, она даже не слышала ни о каких подозрительных происшествиях, а уж тем более об убийстве. Конрою снова захотелось ее поцеловать, однако он сдержался. Атония Вебб, с ее грязнящими рыжими волосами, отчаянной смелостью и невероятным богатством, конечно, не для него. Ему лучше найти девушку со спокойным лицом, для которой он с радостью будет всю жизнь трудиться. Ну, а Антонии надо забрать свои деньги и благополучно уехать. Можно считать, что все это лишь сон.

И все же ему ужасно хотелось до нее дотронуться. Чтобы сдержать свой порыв, ему даже пришлось стиснуть пальцы.

– Я очень просто от них сбежала, – доложила она. – Я сказала, что у меня болит нога – она на самом деле болела – и что мне нужно немного отдохнуть. Айрис увязалась со мной в раздевалку, но, слава богу, ненадолго. Затем я выскользнула через другой выход и взяла такси.

Дугал заметил в ее волосах цветок. Ему показалось до смешного нелепым, что в вечернем платье и с цветком в волосах девушка собирается расследовать здесь убийство.

– Там повсюду были цветы, – рассказывала она. – Очень красивые. Но у меня было странное ощущение, будто все отравлено. Им наверняка хотелось, чтобы я сегодня немного напилась. Тогда было бы гораздо проще подсунуть мне таблетки снотворного, которые они стащили. А затем представить все так, будто я сама их припрятала, чтобы проглотить при первом же удобном случае. Вчера ведь была только репетиция. Знаете, мне даже немного жаль Джойс и Дэвида. Очевидно, их собирались использовать Исключительно как свидетелей – причем подлинных. Они ведь превосходно для этого подходят – недалекие, доверчивые, падкие до лести. Ну, а Ральф Билей необходим в этом спектакле на роль врача.

– Перестаньте! Этого не будет! – резко сказал Дугал.

– Дугал, если я не доживу до своего дня рождения, все деньги получит Саймон? – спросила Антония.

Ее бесстрастный тон, с которым девушка так спокойно рассуждала о том, что действительно легко могло случиться, казался Конрою невыносимым.

– Да, все деньги получит Саймон, – только и ответил он.

– Саймон! – эхом повторила девушка. – А ведь он плакал над мертвой птичкой. – Она взяла его под руку. – Ладно, пойдемте, нам надо спешить. Дугал, да вы дрожите!

– Я замерз. Мне пришлось вас немного подождать. – Ему совсем не было холодно, хотя с моря дул свежий ветер и, словно шелком, шелестел травой на холме. Белый особняк, застывший на фоне лунного неба, казался теперь враждебным и зловещим. Они войдут в него последний раз, решил Дугал. Вот только найдут то недостающее звено, которое соединит исчезновение Гасси со всем случившимся с Антонией. Ему нестерпимо хотелось взять ее на руки, отнести в машину и навсегда увезти подальше из этого таинственного и зловещего места.

Однако было бы бесполезно убеждать Антонию не участвовать в поисках. Впрочем, сейчас, когда в доме оставалась одна Белла, которую наверняка уже снабдили новой бутылочкой, им вряд ли угрожала опасность.

– Давайте покончим с этим, – сказал он. – Но обещайте, как только найдем какую-нибудь улику, сразу же отправляемся в полицию.

– Идет, – легко согласилась она. – Как только найдем. Но сначала давайте отыщем Беллу.

Как они и ожидали, Белла оказалась на кухне. Услышав шаги, она с тревогой подошла к двери. Бутылки с бренди не было видно, однако на столе стоял пустой стакан, а щеки Беллы подозрительно краснели.

– Мисс Вебб! – воскликнула кухарка. – Мистер Конрой! Разве вы не на танцах?

– Белла, – серьезно начала Антония, – мы хотим найти то, что было у Гасси. Нам необходимо осмотреть его комнату.

Белла отпрянула назад. Ее лицо сразу стало настороженным.

– И что же, вы думаете, у него такое было?

– Пока не знаем. Но это очень важно. Это выведет нас на то, что с ним случилось.

Глаза Беллы наполнились слезами:

– Слишком поздно. Его уже нет в живых. Он утонул. Полиция говорит, что теперь почти нет надежды. Завтра мне придется все рассказать Джиму. Мы всегда боялись, что Гасси плохо кончит. Может, так оно и лучше – пока он не натворил дел. Только это и успокаивает.

Похоже, выпитое натолкнуло Беллу на мрачную философию.

Дугал твердо произнес:

– Извините, Белла, но, позволите вы или нет, Мы все-таки обыщем комнату Гасси. Если не мы, это все равно сделает полиция.

– Полиция! – В глазах женщины снова мелькнул страх, как будто полиция могла появиться в доме в любую минуту.

– Боюсь, что да. Проводите нас, пожалуйста. Белла молча показала на дверь против кухни

и разрыдалась, яростно кусая кулаки, чтобы сдержаться.

Однако времени на жалость у них не было. Антония первой вошла в маленькую комнатку и включила свет. Они увидели лишь узкую кровать, комод, стул и истертый шерстяной коврик на полу. В банке с зеленоватой водой вяло шевелились два головастика. Они безмолвно напомнили, что совсем еще недавно здесь был Гасси, и это казалось трогательнее всего. Антония на минуту склонилась над банкой. В это время Дугал начал тщательный поиск, выдвигая ящики и приподнимая на кровати матрас и одеяла.

Они не нашли ничего особенного – лишь скупые мальчишечьи сокровища – сломанный перочинный ножик, круглую белую раковину с пляжа, набор рыболовных крючков и забытых в протухшей воде несчастных головастиков.

– Ужасно трудно искать, когда не знаешь, что именно ищешь, – пробормотала Антония. – Если он получил это от старушки, это может быть колечко или… – Она резко остановилась, услышав слабый крик.

Был ли это действительно крик? Звук донесся откуда-то издалека. Может, это ветер или пролетающая над морем птица?

Антония застыла на месте:

– Дугал! Послушайте!

Снова раздался тихий и бесконечно печальный крик – как будто кричал кто-то навсегда потерявший надежду.

Антония пулей выскочила из комнаты.

Дугал поспешил за ней, но в коридоре Белла ухватила его за локоть. В руке она что-то держала.

– Может, вы ищете это, – сказала она задыхающимся шепотом. – Сказать по правде, я даю вам это только потому, что мисс Вебб была добра к Гасси. Она единственная была к нему добра. – Ее голос дрогнул и оборвался.

Не глядя на какой-то плоский предмет, Дугал сунул его в карман, и собрался было догнать Антонию, но Белла снова остановила его.

– Не туда, – прошелестела она. – В другую сторону.

– Но я должен догнать Антонию.

– Она ничего не найдет и все равно вернется сюда. Пойдемте, я покажу.

Ступая впереди нетвердой походкой, Белла, похожая на огромную мышь, повела Дугала к подвальной лестнице. Когда, спустившись по ней вниз, Белла завозилась с замком, из-за двери отчетливо послышался вопль.

– Ну, будет, будет! – раздраженно сказала Белла. – Уймись. Мы не собираемся слушать это всю ночь.

Она открыла дверь – внутри было почти темно.

– Вот кого вы, наверное, искали, – запыхавшись, сказала Белла. Я показываю вам ее только потому, что беспокоюсь о ней. Сначала говорят, якобы она навсегда исчезла, потом она вдруг снова появляется. Не нравится мне это. Надо бы кому-нибудь сообщить. – Внезапно женщина сжала локоть Дугала и заглянула ему в лицо маленькими острыми глазками. – Только не говорите, что это я вам показала! – попросила она. Затем, как будто услышав что-то, она судорожно глотнула воздух и прошмыгнула мимо него наверх.

Шагнув в холодную комнату, освещенную лишь слабым пламенем свечи, Дугал смутно различил чей-то силуэт. В углу на походной кровати, кроме которой в комнате не было больше никакой мебели, примостилась чья-то щуплая фигурка.

– Кто это, черт возьми? – испуганно спросил он.

Женщина подняла голову. В тусклом свете свечи он увидел, что на ее щеках блестят слезы.

– Будет с вас и этого, назойливый господин Конрой! – раздался за его спиной чей-то низкий голос.

Прежде чем Дугал успел оглянуться, его сильно ударили по голове.

* * *

Антония думала только об одном – о комнате в нежилом крыле, откуда снова раздался крик. Придерживая длинные юбки, она миновала не застеленную ковром лестницу и побежала к третьей по коридору комнате. В спешке она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли за ней Дугал. Она непременно должна успеть прежде, чем запрут дверь и выключат свет. Ей необходимо увидеть, кто кричит там за дверью о помощи или просто от горя и одиночества.

Дверь оказалась незаперта. Антония повернула ручку и распахнула ее. В комнате было темно, лишь из окна проникал слабый свет луны.

– Есть здесь кто-нибудь? – прошептала Антония. Ей показалось, что в полумраке кто-то пошевелился. От волнения сердце чуть не выпрыгивало из ее груди. Нащупав выключатель, она включила свет.

Комната оказалась пуста. Повсюду по-прежнему лежала пыль. На полу виднелись следы, но за последние несколько дней их мог оставить кто угодно. В пыли на камине Антония тоже заметила какие-то разводы – как будто кто-то водил пальцем. Что это? Неужели опять эти странные иероглифы? Ей показалось, что она различила неровные очертания «М». Антония задумчиво уставилась па букву. Она едва услышала, как дверь закрылась. Повинуясь скорее инстинкту, чем слабому звуку, она обернулась.

Странно, что дверь закрылась так тихо. Если бы виною тому был сквозняк, дверь бы громко хлопнула. Ее сердце снова бешено забилось в груди. Девушка стремительно пересекла комнату и повернула дверную ручку. Но дверь не открывалась. Ее заперли!

Ужас наполнил ее. Антония принялась греметь ручкой и кричать:

– Откройте дверь! Эй, кто вы там, не валяйте дурака и откройте дверь! Что за шутки!

В ответ – тишина.

В прошлый раз эту дверь запирали изнутри, и Антония могла спокойно идти на все четыре стороны – озадаченная и испуганная, но свободная. Теперь же она стала пленницей.

Она неистово забарабанила в дверь кулаками:

– Ради бога, кто там играет со мной такие идиотские шутки! Пожалуйста, откройте!

Снаружи послышался слабый звук, как будто кто-то тихонько засмеялся. Затем раздался голос, который она слышала тогда в телефонной трубке в Окленде:

– Капельку терпения, Антония, дорогая. Сейчас твоя очередь.

Затем она услышала звук удаляющихся шагов. Приникнув к двери, девушка оцепенела от страха, не смея даже позвать на помощь.

Когда наконец Антония смогла пошевелиться, она подошла к окну и попыталась его открыть. Однако, вероятно, оттого, что им давно не пользовались, раму заклинило. В любом случае, до земли было слишком далеко, а удобной пожарной лестницы здесь не было. Нет, отсюда не выбраться, разве что разбить окно и выпрыгнуть…

Чей это все-таки голос? В доме сейчас только Дугал. Но это, конечно, не он. Следом за ней в дом вполне мог вернуться Саймон, Ральф Билей или безобидный на вид Дэвид Холстед. А может, это вообще какой-нибудь незнакомец?

Кто бы он ни был, казалось, будто он явился прямо из ее кошмарного сна. Она вспомнила, как во сне такой же низкий голос говорил ей «Теперь твоя очередь» и протягивал к ней огромные руки.

В легком вечернем платье ей стало холодно. Ужаснее всего было то, что теперь она боялась кричать. В первую ночь в Хилтопе она слышала крики и хлопанье рамы. Неужели того человека тоже до ужаса запугали? Не начать ли ей тоже стучать по оконной раме?

Дугал, где ты? Почему ты не пошел за мной? Что с тобой случилось, Дугал… или… Но даже в мыслях она не в силах была этого произнести. Нет, только не Дугал!

Присев возле стены на корточки в этой жуткой пыльной комнате, Антония как будто оцепенела.

Она опять услышала крик. Откуда-то далеко снизу, но совершенно отчетливо донесся чей-то несчастный голос. Теперь она разобрала даже слова:

– Где Лаура? – кричал кто-то. – Лаура! Спасите Лауру! Спасите бедную Лауру!

В наступившей затем тишине Антония услышала, как в саду замяукал белый кот Айрис. Его голос нисколько не походил на вопль, который он якобы издавал, когда дрался с чужим котом. Или тогда все-таки кричал Птолемей?.. «Хорошему коту всегда удается поймать добычу», – самодовольно и жестко сказала наутро Айрис. Неужели и Антония – лишь чья-то добыча? Но чья? Чья?

– Ла-ау-ра… – снова раздался одинокий голос, и Антония, закрыв уши руками, зарыдала.