Текст книги "Никогда не называй это любовью"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Дороти Иден
Никогда не называй это любовью
Глава 1
Когда Кэтрин отвергла очередное платье, в котором должна была пойти на званый ужин, Люси потеряла терпение и с фамильярностью, позволенной лишь человеку, прослужившему в доме уже много лет, неодобрительно проговорила:
– Вот уж действительно, мисс Кэтрин, глядя на вас, можно подумать, что вы принимаете у себя королевскую чету.
– На мой взгляд, в некотором роде так оно и есть, Люси. Лично я считаю мистера Парнелла некоронованным королем Ирландии.
– Во всяком случае, пока он не надел корону, вряд ли он станет возражать против вашего старого платья из голубого шелка.
– В том-то и вся беда, – нахмурилась Кэтрин, – что оно старое. Два года минуло с тех пор, как это платье вышло из моды.
– Прежде вы так не рассуждали. Вы говорили, что здесь, в глубокой провинции, вам не понадобятся новые платья. Хм, словно капитану приятно видеть свою жену в потрепанной одежде.
Кэтрин пожала плечами, не ответив на это замечание, ибо Вилли уже давным-давно не обращал внимания, во что она одета, и Люси наверняка бы заметила это, если бы не ее возраст. Ее восприимчивость с годами все более притуплялась. Однако старая женщина была слепо привязана к Вилли и ни за что не признала бы никакой критики в его адрес.
– Так или иначе, – продолжала Люси, – из всего, что я слышала, ясно: мистер Парнелл вряд ли вам понравится. Говорят, он человек самых строгих правил. И очень суров.
– Откуда тебе это известно, Люси? – с явным интересом спросила Кэтрин. – Кто распространяет такие слухи?
– Знаете, мисс Кэтрин, я читаю газеты. Особенно с тех пор, как капитан занялся политикой. А сколько всякого хвастовства насчет того, что якобы представляет собой ирландская партия! И эти постоянные попытки расстроить бедного мистера Гладстона [1]1
Гладстон Уильям Юарт (1809–1898) – премьер-министр Великобритании в 1868–1874, 1880–1885, 1886, 1892–1894 годах, лидер Либеральной партии с 1868 года. Правительство Гладстона подавляло национально-освободительное движение в Ирландии; в 1882 году осуществило захват Египта.
[Закрыть]… Вообще-то неплохо было бы капитану поучить их хорошим манерам. Ладно… какое же все-таки платье мне готовить?
– Наверное, коричневое вельветовое. К нему я приколю мою брошь с топазами. По-видимому, ты совершенно права, Люси. Не следует особенно наряжаться для мистера Парнелла. Он так много работает с бедным населением, что разодеться слишком богато и вычурно будет проявлением скверного вкуса.
– Вам пришлось много заплатить за то, чтобы так одеваться, – грустно заметила Люси.
Кэтрин улыбнулась с еле заметной печалью.
– Да… мне уже за тридцать, и у меня трое детей. Кроме того, у меня было предостаточно нарядов еще тогда, когда Вилли не мог себе позволить купить мне что-нибудь очень модное и дорогое. Только не делай вид, что забыла об этом.
Люси, якобы пропустив это замечание мимо ушей, спросила:
– А кто будет на званом ужине?
– Только несколько друзей. Мы с Вилли решили не приглашать много народу сегодня. Как-никак ужин мы даем впервые. Разумеется, будет О'Горман Махоун. Кстати, ужин – это его идея. Ну, еще придут полковник Коултерст, полковник Ноулан, Джастин Маккарти. И мистер Парнелл, если, конечно, придет.
Держа в руках расправленное платье, Люси посмотрела на хозяйку.
– Вы хотите сказать, что еще не совсем уверены, придет ли он?
Кэтрин приколола брошь с топазами к кружевному воротничку, критически осмотрела ее и, отколов, протянула Люси, чтобы та положила ее на место.
– Мистер Парнелл – человек совершенно непредсказуемый, Люси, как ты, наверное, уже сама догадалась. Возможно, ему стоило бы поучиться хорошим манерам, поскольку он так и не ответил на мое приглашение. Однако я думаю, что это просто оплошность с его стороны. Ведь он очень занятой человек. Он придет на ужин. В конце концов, мы с Вилли даем этот ужин в его честь.
Почему она так сильно волнуется в ожидании человека, которого не видела ни разу в жизни?.. Почему так старательно выбирает наряд в надежде очаровать его, она, женщина, кому уже за тридцать? Почему? Особенно если принять во внимание, что она даже не знает точно, явится ли он к ним. Сейчас имя Парнелла было буквально у всех на устах в правительстве, и он, несмотря на свою молодость, считался самым блестящим парламентарием. И все-таки, похоже, не было таких, кому бы он нравился как человек. Чарлз Стюарт Парнелл. Родился в Ирландии тридцать четыре года тому назад, вырос в то же самое время, что и Кэтрин, только родом он из Эйвондейла, графство Уиклоу, в то время как Кэтрин родилась в Ривенхолле, Эссекс.
Она задумалась над тем, что теперь Ривенхолл представляется ей таким местом, где всегда стоит лето. Перед ее мысленным взором предстали качели под ветвями тисового дерева, бродящий в прескверном настроении павлин, белые платья ее и сестер, сверху напоминающие шляпки грибов, когда девушки рассаживались на лужайке на пикнике; Люси в накрахмаленных и ослепительно белых чепце и переднике, выплывающая из летних сумерек и оповещающая всех, что пора отправляться спать… Желтое небо, черные деревья и воздух, напоенный ароматом цветущих роз.
Правда, лето навсегда перестало для нее существовать в тот год, когда скончался отец. В тот самый год, когда капитан О'Ши, лихой, энергичный ирландский капитан 18-го гусарского полка, начал ухаживать за ней.
Он, едва дождавшись похорон ее отца, предложил ей выйти за него замуж. Писаный красавец, обаятельный, остроумный, лучший наездник в своем полку. Семью его составляли мать и сестра Мэри. Хотя члены семейства О'Ши были католиками, а отец Кэтрин сэр Джон Пейдж Вуд – англиканским священником и королевским капелланом, ни сестры, ни братья, ни мать Кэтрин, которая тоже имела отношение к королевскому двору, будучи фрейлиной королевы, не сочли вероисповедание капитана помехой. Дорогой Кэтрин не надо было переходить в католическую веру. Ей просто пришлось дать обещание воспитать в этой вере их будущих детей.
Совершенно убитая кончиной любимого отца, Кэтрин, младшая из тринадцати детей и его любимица, была беспредельно благодарна Вилли за его чуткость, нежность, сострадание и великодушие, не умея отличить благодарность от любви. Ведь ей было всего восемнадцать. Но она очень быстро стала взрослеть и вскоре обнаружила в Вилли величайшую незрелость, следствием чего были часто повторяющиеся финансовые кризисы, ставшие, как ей казалось, неизменной частью его жизни вкупе со склонностью к обильным возлияниям, которые он делил со своими многочисленными соотечественниками, при этом все время полагаясь на свое обаяние и остроумие. Но, к несчастью, в основном Вилли доверял своему вздорному, драчливому характеру. Кэтрин стала солидной матерью семейства с рождением третьего ребенка, который, как и первые два, был принят Вилли и его матерью, болезненной пожилой дамой, завернут в изысканные кашемировые платки и с громоздкой церемонией крещен в Бромптонской молельне [2]2
Римско-католическая церковь в итальянском стиле в Лондоне; часть украшающих ее статуй апостолов перенесена из Сиенского собора; славится органной музыкой. Построена в 1884 году.
[Закрыть]. На этот раз Кэтрин отказалась даже войти в церковь, а стояла снаружи, одинокая дама в изысканной одежде, наблюдая за снующими вокруг голубями и ожидая, когда ей вернут ее дитя.
Она слышала, что Чарлз Парнелл был протестантом. Должно быть, он необыкновенный человек, если так преуспел, обретя столь могущественную власть в католической стране.
Тем не менее Кэтрин узнала о его существовании совсем недавно. Несмотря на то, что ее всегда занимала политика (отец внушил ей чувство социального сознания, а ее дядя, лорд Хадерли, ставший лорд-канцлером [3]3
Один из ведущих членов кабинета, спикер палаты лордов.
[Закрыть], когда к власти снова пришло правительство мистера Гладстона, часто приглашал их с Вилли на званые обеды), она не проявляла глубокого интереса к ирландскому вопросу до тех пор, пока сам Вилли наконец не решил всерьез начать свою политическую карьеру, баллотируясь на выборах в графстве Клэр.
Кэтрин знала, что с тех пор, как скончался мистер Исаак Батт [4]4
Исаак Батт (1813–1879) – деятель ирландского национального движения, один из лидеров ирландской оппозиции в англ. парламенте.
[Закрыть], у ирландской партии не было лидера и что недавно на место мистера Батта был избран Чарлз Стюарт Парнелл. Он был протеже мистера Батта, и старик, обладавший неизменно изысканными манерами и весьма популярный среди как ирландских, так и английских политиков, несколько лет назад написал следующее: «У нас есть блестящая кандидатура, историческое имя, молодой Парнелл из Уиклоу, и, если я не ошибаюсь, сакс [5]5
Имеется в виду англичанин в отличие от ирландца.
[Закрыть]посчитал бы его безобразным, хотя этот парень воистину красавец». Как-то раз О'Горман Махоун и Вилли, оба раскрасневшиеся от успеха, наполнили дом шумом и смехом. Кэтрин в жизни не видела такого огромного ирландца, как О'Горман Махоун. Высоченного роста, седой, с красивым скуластым лицом, испещренным шрамами, он был знаменитым дуэлянтом – человек, выдвинувшийся из рядовых благодаря личным заслугам, друг королей и императоров. С годами он стал относиться к ирландской политике со сдержанной иронией, словно она развлекала его.
Они с Вилли похвастались, что целовались со всеми девушками Клэра и пили со всеми мужчинами этого графства.
– Знаете, миссис О'Ши, вашему бедняге мужу не по вкусу ирландское виски. Но смею вас заверить, пил он как настоящий мужчина.
– И восхищался каждым младенцем в жалких лачугах от Клэра до Лимерика, – вставил Вилли, поморщившись. – Мда, мне было трудно отличить, где подстилка для свиней, а где кроватка с ребенком…
О'Горман громоподобно расхохотался.
– Да, честно говоря, они считали, что Вилли слишком хорошо одет для истинного ирландца. Однако его поцелуи переубедили их.
– Я просто старался реабилитировать ирландскую партию в манере одеваться, раз больше ничего не смог сделать, – скромно заметил Вилли. – И держу пари, что это производит намного больший эффект в парламенте, нежели все красноречие Парнелла. Пусть Англия знает, что и среди нас есть цивилизованные люди.
– Вы были бы намного цивилизованнее, если бы захотели сделать что-нибудь для Парнелла. Мне сказали, что он почти завершил свою поездку в Америку, которая далась ему с огромным трудом.
– Что вы имеете в виду? – в первый раз вмешалась в разговор Кэтрин.
– У него очень слабое здоровье, но это его совершенно не волнует. Он весьма необщительный и скрытный человек и враждебно относится к любому упоминанию о его недомоганиях. У бедняги нет женщины, которая позаботилась бы о нем. Вот хорошо бы вы, миссис О'Ши, сделали что-нибудь для него.
– Я?
– Все это ради партии, женщина, – произнес мистер Махоун, отпивая огромный глоток виски и показывая, чтобы его стакан снова наполнили до краев. – У него масса влиятельных сторонников, и мы могли бы с помощью его победить Англию. Разве я не прав, Вилли?
Наверное, Вилли сильно желал блистать на политическом небосклоне, но ему очень и очень не хотелось ссориться со своими светскими, утонченными английскими друзьями. Еще во время службы в армии он умудрился наделать долгов на пятнадцать тысяч фунтов, чем почти разорил отца, к тому же он любил светскую жизнь… Капитан О'Ши всегда заводил друзей и знакомых среди влиятельных и богатых людей, несмотря на то что его времяпрепровождение с ними несколько раз чуть не довело его жену и детей до полной нищеты.
Кэтрин, к своему несчастью, уже давно поняла, что Вилли покрой его костюма заботит больше, чем семья, и что ей следовало бы носить дорогие наряды, как и приличествует знатной даме, к тому же иметь постоянный дом и мужа, занимающего прочное положение в жизни. Поэтому ее крайне обрадовало решение Вилли заняться политикой.
Но сразу возникла дилемма, поскольку капитану О'Ши не хотелось ссориться со своими светскими друзьями, что неизбежно должно произойти, как только он сблизится с непопулярным и дурно воспитанным мистером Парнеллом. И О'Гормана Махоуна ему также не хотелось обижать, ибо колоритная и всесокрушающая личность последнего открывала ему двери любого дома.
И Вилли пошел на компромисс, заявив, что они с Кэт желают дать в Лондоне званый ужин и пригласить на него мистера Парнелла, хотя он совершенно уверен, что этот малый не придет.
– Он совершенно лишен хороших манер. Я слышал, что он просто-напросто игнорирует все приглашения.
Кэтрин ощутила на себе пронизывающий взгляд темных глаз О'Гормана Махоуна.
– Ну, по-моему, это сугубо женское дело – не допустить, чтобы такое случилось, не правда ли, миссис О'Ши?
– Да как же я смогу не допустить этого?
– Не спрашивайте меня об этом! Используйте ваши женские уловки. – И он вновь взглянул на нее задумчиво-оценивающе. – Если я не ошибаюсь, у вас их в запасе неисчислимое множество. Вы могли бы, таким образом, сослужить службу вашей стране.
– Ошибаетесь, мистер Махоун. Я не ирландка.
– Но вы замужем за ирландцем, что делает бедную старую Ирландию вашей страной. И не надо причинять ей боль, миссис О'Ши.
Кэтрин вымученно засмеялась.
– Вы говорите так… словно судьба Ирландии зависит от самого обычного званого вечера.
– Дуб вырастает из крошечного зернышка, миссис. Как бы там ни было, еще никто не говорил мне, что Чарли Парнелл не любит женщин. Он даже сообщил, что одна женщина собиралась отправиться с ним в Америку. Однако то ли она сбежала от него, то ли он – от нее. Я не знаю, что там случилось на самом деле.
Вилли заметил, что категорически возражает, чтобы его жена стала нянькой для мистера Парнелла. Тут мужчины пьяно повздорили насчет того, что можно и чего нельзя ожидать от жены политика, но потом сами сочли, что выпили лишнего и пора прекратить эту нелепую дискуссию. О'Горман Махоун одним глотком осушил полстакана чистого виски, повращал сверкающими и лукавыми глазами, после чего медленно и обдуманно проговорил:
– Миссис О'Ши, вы способны бросить к собственным ногам любого мужчину. Даже старого пуританина Гладстона! Я ведь только спросил, не сможете ли вы быть снисходительны к усталому мужчине. Разве это за пределами ваших незаурядных способностей? Если вы скажете, что это так, то я ни за что вам не поверю.
Кэтрин вообще не намеревалась что-либо отвечать, ибо в этот момент с любопытством думала о предстоящей встрече с мистером Парнеллом. Во время ужина она посадит его рядом с собой и, если в самом деле окажется, что он не умеет вести себя в светском обществе, сделает все, что в ее силах, чтобы помочь ему выйти из неловкого положения. Конечно, это не за пределами ее способностей. Она очень часто помогала отцу в его приходе, беседовала с множеством людей самых различных слоев общества, и богатых и бедных, очень сочувствовала несчастным и обездоленным, поэтому не считала, что столкнется с какими-либо трудностями в общении с мистером Парнеллом.
Несмотря на то что сама она не была ирландкой, ей очень хотелось после свадьбы отправиться с Вилли на весь медовый месяц в путешествие, – он отказался. Это было тринадцать лет тому назад, в 1867 году, дела тогда обстояли довольно скверно из-за очередного голода, и Кэт могла бы расстроиться, увидев труп, лежащий в сточной канаве, или случайно натолкнуться на похоронную процессию, проделывающую свой скорбный путь по направлению к церковному кладбищу. Все тогда было слишком печально: ирландцы голодали, словно наслаждаясь своими несчастьями и нищетой, словно радуясь при виде своих картофельных полей, почерневших от поразившей их болезни. Со времени кончины королевы нация точно заболела, бесконечно устала от своих неуклюжих, никому не нужных и шумных ссор с буйными и неукротимыми соседями.
Будучи лендлордом, несмотря на то что его имение в Лимерике было заложено и – перезаложено, Вилли объединился с Англией против крестьян, постоянно приносящих ему сплошные неприятности.
Конечно, если бы они с Кэт ограничились визитом в Дублин и получили бы приглашения на балы и приемы в Дублинский Замок, то они прекрасно проводили бы время. Огромные гостиные Дублинского Замка были словно специально обставлены для нескольких самых прекрасных нарядов и драгоценностей в Европе. И никому там не было никакого дела до зловонных подвалов, освещенных единственной сальной свечой, до грязных трущоб, где в одной комнатушке ютилось две, а то и три семьи; да, многие способны отвести глаза от протянутой исхудалой руки умирающего с голоду ребенка, напоминающего скелет, или от груды лохмотьев, когда-то бывших человеком, а теперь обретших вечный покой в тенистой аллее.
Но разве мог Вилли надеяться, что его новоявленная жена с ее надоевшим ему унаследованным от отца социальным сознанием, – от которого она вскоре отвыкнет, как он считал, – будет надевать свои прекрасные, сшитые по последней моде платья из ее приданого, не обращая внимания на иную, господствующую в Дублине «моду», представляющую собой залатанные черные платки, поношенные юбки и башмаки на деревянной подошве или детские платьица, едва ли не рассыпающиеся при дуновении ветра, обнажая костлявое плечико или ягодицы?
Он решил, что не может надеяться на это. Поэтому повез ее в Париж, где они провели время так весело и расточительно, как им хотелось.
Из Парижа, миновав Харфордшир, они отправились в малюсенький домик на Харроу-роуд, где родился первенец Кэтрин Джералд; потом – в более крупный дом в Бьюфорд-Гарденз, где появились на свет Нора и Кармен и где Вилли стал вести светскую жизнь, которая была ему не по средствам; потом – в этот уродливый, огромный викторианский особняк Уонерш-Лодж в Элшеме, принадлежащий тетушке Кэт, где они теперь и жили, пользуясь ее добротой и великодушием… Это путешествие продолжалось тринадцать лет и стало для Кэтрин совершенно мучительным, когда все ее чувства и привязанность (что это никогда не было любовью, она осознала очень давно) к слабовольному, потакающему одним своим желаниям мужу давным-давно умерли.
– Мисс Кэтрин! – донесся до нее голос Люси. – Вы выглядите так, словно в мыслях находитесь где-то очень далеко отсюда.
– Так оно и есть, Люси. Только расстояние исчисляется не милями, а годами. – При этих словах Кэтрин вздрогнула и, тряхнув головой, снова вернулась в настоящее. – Не знаю почему, но я вспоминала день моей свадьбы.
Сморщенное, испещренное морщинами лицо Люси смягчилось. Ей безумно нравилось говорить о свадьбах, тем более теперь речь шла о свадьбе ее дорогой мисс Кэтрин, о которой она заботилась с младенческого возраста.
– Тогда на вас была белая кружевная шляпка, а по полям ее красные розы, их так любил капитан. Вы были похожи на ангела. А потом вы чуть не испортили свою красоту слезами и мыслями о том, что совершаете ошибку. Я еще пристыдила вас. Вообразите только, вот бы капитан увидел свою невесту всю в слезах!..
– С тех пор он достаточно часто видел ее в таком состоянии, – резко заметила Кэтрин.
Но Люси не обратила на эти слова внимания. Она ухаживала за своими питомицами – за Кэтрин и ее сестрами, Эммой, Клариссой и Анной; она присматривала за тем, чтобы они держали головы высоко, а спины – прямо, и исполняла свой долг, не заботясь о себе.
– Я не стану сейчас выслушивать ваши ворчания. У вас прекрасный, красивый муж, который стал членом парламента, и трое премиленьких детей. Как вам не стыдно, мисс Кэтрин! Ну так что, мне укладывать ваши вещи на ночь?
Кэтрин снова впала в мечтательные раздумья, на этот раз перед ее мысленным взором предстали ее дети: ее красавец сын Джералд, который учится сейчас в приготовительной школе [6]6
Частная школа, обычно интернат для мальчиков от 8 до 13 лет; готовит учащихся к поступлению в привилегированную частную среднюю школу.
[Закрыть], и две девочки с розовыми личиками и ласковыми голубыми глазами. Тетя Бен называла их мотыльками, но они скорее похожи на цветы, на веселые букетики розовых, голубых и белых цветов. Единственная радость в жизни, что доставил ей Вилли, – это ее дети.
– Мои вещи на ночь? – Кэтрин поднялась. – Да, конечно, Люси. Я не хочу ехать одна поздно ночью, поэтому остановлюсь в отеле «У Томаса».
Люси ничего не сказала на это, поскольку, отвечая, ей пришлось бы задеть капитана, которого она очень любила. Она знала, что у него есть апартаменты в Лондоне и он редко приезжает в Уонерш-Лодж в другой день, кроме воскресенья, когда отводит детей к мессе. Ему не захотелось бы сопровождать жену домой поздней ночью. Он настаивал на том, чтобы она устраивала для него определенное количество приемов, не обращая внимания на сетования жены в связи с тем, что остаток ночи ей приходится проводить в отеле «У Томаса», где ее знают с детства. Ей бы следовало наслаждаться возможностью вырваться из скучной, однообразной провинции, а она заявляла, что ей нравится жить в Элшеме и играть роль бесплатной компаньонки ее старухи тетки. Хотя вряд ли ее можно было назвать бесплатной компаньонкой, поскольку старая леди предоставляла в распоряжение О'Ши дом, слуг и оплачивала огромное количество их расходов. Она делала все это, ибо Кэтрин оставалась ее любимой племянницей и тетушке хотелось, чтобы она находилась как можно ближе к ней, очень старой и очень богатой. Кэтрин прекрасно понимала, что существующее положение вещей вполне устраивает Вилли, хотя в его намерения и не входило, чтобы это каким-то образом мешало их браку. Так что Кэтрин, холеная, ухоженная и необыкновенно привлекательная, часто появлялась в светском обществе.
Прожив с мужем тринадцать лет, Кэтрин всегда прекрасно знала, что у него на уме. Он не был для нее загадкой. Она давным-давно уговорила себя, что ее счастье воплощено в их детях. Но от интересного званого вечера она по-прежнему могла получить удовольствие. Вилли всегда признавал, что Кэтрин – прирожденная хозяйка дома. И она предвкушала этот вечер, не забывая и о довольно сложной проблеме, которая может возникнуть. Она знала многих ирландских друзей Вилли, большинство из них были весьма добродушны, любили поболтать и крепко выпить, как и сам Вилли. Но она предчувствовала, что мистер Парнелл окажется человеком, отличным от всех этих мужчин, и про себя считала, что его холодность и отталкивающие манеры просто-напросто фасад, за который дано проникнуть только чуткой женщине.
– Мисс Кэтрин, я уже дважды к вам обращаюсь, – донесся до нее строгий голос Люси.
– О, прости, Люси, я не слышала.
– Я спросила, на какой поезд вы намереваетесь поспеть.
– На тот, что отходит в пять тридцать – довольно рано. Я обещала вначале заглянуть к тете Бен, поскольку завтра утром могу не успеть. Я выпью с ней чаю и через час вернусь.
Когда Кэтрин приехала к тетушке, у нее сидел молодой человек, мистер Джордж Мередит. Ежедневно после обеда он читал старой леди. Она вращалась в интересных литературных и политических кругах, особенно тогда, когда был жив ее супруг, член парламента. Много замечательных грандиозных празднеств и званых вечеров повидала эта гостиная, увешанная старинными гобеленами. Теперь тетя стала слишком стара (ей было почти девяносто) и не могла больше устраивать в Лодже званые вечера, но по-прежнему привечала у себя молодых и талантливых писателей и поддерживала их. Слушая чтение молодого человека, она получала истинное наслаждение, поскольку тот обладал очень приятным голосом, хотя это и не давало ему права читать то, что вздумается, особенно из своих собственных сочинений. Старая леди находила, что они совершенно лишены вкуса. Возможно, когда он станет признанным писателем, уже прошедшим испытание временем, как его старинный друг мистер Троллоп, ей и придутся по душе его сочинения. Только к тому времени она, разумеется, будет уже на небесах. Конечно, жаль, но так было лучше для их дружбы, и посему он ограничивался чтением произведений мисс Остин, мистера Теккерея и мистера Троллопа.
Как только Кэтрин переступила порог тетушкиного дома, ей показалось, что мистеру Мередиту безумно хочется сбежать. Он начал низко кланяться, стараясь ступать только по коврам, что было одной из многочисленных прихотей тетушки Бен, очень не любившей, чтобы кто-нибудь расхаживал по отполированным до блеска полам в любой обуви, кроме мягких комнатных тапочек, которые она специально держала для гостей.
Старуха подняла к племяннице морщинистое лицо для поцелуя.
– Я рада тебя видеть, Кэтрин, однако не ожидала твоего визита.
– Ну как же, тетушка, я ведь говорила вам, что обязательно зайду к вам выпить чаю перед отъездом в город.
– О да, конечно, до чего же я забывчивая! Ты ведь даешь званый ужин! Как мило! Самое время тебе немного повеселиться, развеяться. Ты слишком много внимания уделяешь старухе и детям. Не стану отрицать, что мне очень приятно твое общество, да и для мотыльков оно полезно, но все-таки время от времени тебе надо бывать и в обществе мужчин. Я имею в виду не только Вилли. Ведь ты очень привлекательная женщина, Кэтрин. Пора это обнаружить какому-нибудь мужчине.
Кэтрин заглянула в тусклые, угасающие глаза старухи, напоминающие сорванные вчера колокольчики.
– Я имею в виду настоящего мужчину, голубушка моя. Тебе известно мое мнение о Вилли. Мне очень жаль говорить это, но я всегда относилась к нему как к школьнику-переростку. И вообще, я принимаю его у себя лишь потому, что он твой муж.
– Но, тетушка Бен…
– Послушай, деточка, мне восемьдесят восемь лет, и уж позволь мне быть довольно циничной. Я не говорю, что ты должна влюбиться. Это может вызвать весьма значительные затруднения и неприятности. Но надо наслаждаться зрелой беседой и дружбой с людьми противоположного пола. Мне, например, повезло – всю мою жизнь у меня была такая возможность. И без этого никак нельзя обходиться умной и интеллигентной женщине. Ты еще молода. Время у тебя есть. И жизнь отнюдь не кончается в Элшеме.
Кэтрин рассмеялась. Проницательность тетушки всегда забавляла и удивляла ее.
– Это будет всего-навсего небольшой политический ужин, тетушка Бен. Вилли решил, что нам обязательно надо пригласить мистера Парнелла. Вероятно, он окажется очень глупым.
– Глупым! – Старая дама вся подалась вперед, чтобы стукнуть Кэтрин своим веером. – Как нехорошо, что это ты такая глупая, Кэтрин! Возможно ли, что человек, обладающий властью большей, чем Даниел О'Коннел [7]7
Даниел О'Коннел (1775–1847) – лидер либерального крыла ирл. нац. движения. С 1829 года глава ирл. фракции в англ. парламенте.
[Закрыть]… Я как-то встречалась с О'Коннелом, и он показался мне настолько великолепным оратором, что я не чувствовала под собою ног. Впоследствии от одного воспоминания о нем я впадала в оцепенение. С тех пор я поняла, что если в ирландце есть хоть какая закваска, то он непобедим и, значит… О чем это я?
– Мы говорили о мистере Парнелле.
– Ах да! Если он сумел добиться власти большей, чем Даниел О'Коннел, то единственное, чего от него нельзя ожидать, – это глупости. Весьма вероятно, дитя мое, что ты тоже впадешь в оцепенение, как и я.
– Если он придет, – заметила Кэтрин шепотом.
Тетушка Бен удивленно посмотрела на нее.
– Боже мой, а ты что, думаешь, он не придет? Во всяком случае, по-моему, можно смело утверждать, что если он все-таки придет, то уж сбежать ему ты не позволишь!..
* * *
Одевшись для выезда в город, Кэтрин зашла пожелать спокойной ночи детям.
С радостными криками они устремились к ней, несмотря на попытки мисс Гленнистер удержать их. Кэтрин часто задумывалась о том, подходит ли эта молоденькая девушка на роль гувернантки для двух маленьких девочек. Она довольно неаккуратна, к тому же есть нечто унылое и отталкивающее в ее чопорной внешности. Кроме того, ей приходится помнить о неустроенности в своей жизни и понимать, что необходимость напускать на себя веселый, бодрый вид, тайно бросая завистливые взгляды, – не худший вариант.
– Мамочка, ты едешь в Лондон, да? – капризно спросила Нора.
А Кармен добавила:
– Чтобы повидаться с папой?
– Да, милые. Мы с папой устраиваем званый ужин. Люси упаковала мой саквояж. Поэтому сейчас мисс Гленнистер почитает вам на ночь сказку, а я надеюсь, что вы будете хорошими девочками и не станете шалить.
– Мама, а ты будешь танцевать с папой? – спросила Кармен.
Нора, с презрительной снисходительностью старшей, надменно проговорила:
– Мама будет танцевать со многими джентльменами. Правда, мамочка?
– Но не с такими красивыми, как папа? – взволнованно спросила Кармен.
– Глупышка, ну откуда может взяться джентльмен, красивее папы?! Ведь тогда мама просто не вышла бы за папу замуж! Правда, мамочка?
– Или позвала бы его, чтобы он стал нашим папой! – заявила Кармен.
Нора перестала свысока смотреть на сестру и страстно воскликнула:
– Мамочка, ведь правда, что мы с Кармен самые твои любимые? И ты приведешь нам еще одного ребеночка?
Еще один ребенок. Дети не понимают, о чем спрашивают. Как она может сказать им, что у нее никогда больше не будет детей! Эта часть ее жизни с Вилли разрешилась однажды утром полтора месяца тому назад, когда он заехал за ней в отель «У Томаса». Правда, он должен был заехать за ней накануне вечером, чтобы отвезти на бал! Переодевшись в бальное платье, она сидела в ожидании его с десяти часов вечера до полуночи. Так и не дождавшись мужа, она в ярости сорвала с себя платье, швырнула его на пол и отправилась спать.
Вилли, смущенный, появился после завтрака, утверждая, что он совсем забыл о ней и вспомнил только полчаса тому назад. Он забыл о бале, ради которого уговорил ее приехать в город, переодеться и ждать его… Да, да, у него совершенно вылетело это из головы. И он задержался в клубе. Из Ирландии приехали какие-то его друзья. Кэтрин прекрасно понимала, чем оканчивались такие встречи. Она хорошо знала ирландцев.
Да, она хорошо знала ирландцев. Один из них сейчас стоял прямо напротив нее. При ярком солнечном свете она отчетливо видела на красивом лице Вилли следы бурно проведенной ночи. Еще она видела его умоляющие глаза, его подчеркнуто смущенную улыбку. Она знала, что вот-вот он начнет объясняться по поводу еще одного скверного поступка, еще одного проявленного к ней неуважения, пренебрежения ею. Она понимала, что не было никаких земляков, с которыми он якобы задержался в клубе допоздна. Ибо с некоторых пор знала настолько точно, что даже не было необходимости посылать ему вслед детектива: Вилли далеко не преданный и верный ей супруг.
Она не сомневалась, что он ни за что не откажется от потакания своим прихотям и что его очень мало волнует, пьян он или трезв, примет она его в свои объятия с радостью или нет. Меньше всего его заботили мысли о возможности доставить ей удовольствие. Да и вообще, что за дурацкая мысль – наслаждаться любовью с одной только женой! Не лучше ли обратиться к тем женщинам, для которых занятие любовью – работа!
Кэтрин знала, что Вилли считает себя обычным мужем, ну, может быть, немного лучше, чем обычным, из-за своих красоты и обаяния. К сожалению, он не понимал в данный момент и, наверное, уж никогда и не поймет, что его обаяние и красота не вечны. И в один прекрасный день они исчезнут навсегда. Как исчезли они для нее. Кэтрин старалась не думать о других женщинах до тех пор, пока ни одна из них не возникала на ее дороге, пока Вилли был осторожен. Ее сестра Анна уже давно предупреждала ее о подобных вещах. Жена очень счастлива, если ее муж никогда не сбивается с истинного пути.
Но явиться к ней прямо из объятий какой-то женщины и стоять с виноватой детской улыбкой, ожидая, что она простит его за это бесконечное унижение, да еще хотеть от нее поцелуя! Кэтрин, сотрясаясь от презрения и отвращения, отпрянула от мужа, заявив, что с этой минуты их фактическому браку конец: он остается только номинально, и что, если он попытается хоть пальцем коснуться ее, она закричит.
