Текст книги "Никогда не называй это любовью"
Автор книги: Дороти Иден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Глава 14
Утром Чарлз уехал в Дублин, а Вилли приехал в Элшем. Кэтрин обнаружила его дома, возвратившись от тетушки Бен. Он развалился на софе в гостиной, рядом с ним стоял графинчик с бренди. Если она ожидала от мужа скандала и вспышки ярости, то он разочаровал ее. Правда, в его глазах теплилась ярость, но за этим не было ничего, кроме скрытого удовлетворения! Его супруга, всегда такая высокомерная и самодовольная, доказала, что и сама подвержена всем человеческим слабостям. А значит, в его глазах она больше не будет занимать прежнего высокого положения.
Но, возможно, он задумал большее? В Кэтрин потихоньку закрадывалось подозрение, что Вилли предусмотрел такую ситуацию с самого начала. И поскольку в этом положении он не будет публично унижен, подобная ситуация вполне устраивала его.
– Ты беременна, любовь моя, – проговорил он, намеренно растягивая слова. – Ну, и кого ты ждешь, мальчика или девочку?
– А почему это так интересует тебя?
– Как раз меня-то это очень даже интересует, поскольку этот маленький ублюдок будет носить мое имя. Не смотри на меня с таким гневом, Кэт. Тебе бы следовало благодарить меня, стоя на коленях. Должен тебе сказать, что Парнелл, хотя мне всегда не нравился этот малый, поступил наконец по отношению ко мне честно. Намного честнее моей же собственной жены. И как он только догадался, что я не пристрелю его на месте?
Ответ Кэтрин был ледяным, ибо ее передернуло от презрения к его лицемерию.
– Я думаю, – спокойно ответила она, – что он очень ценен для тебя, пока жив. И как ты смеешь заявлять, что я должна благодарить тебя, когда ты сам решил выжать из этой ситуации как можно больше для себя! Это ты должен благодарить нас с Чарлзом.
– «Нас с Чарлзом»! Не надо так говорить, Кэт, – раздраженно проговорил он. – Это оскорбляет меня. И, Бога ради, веди себя со своим любовником осмотрительно, или, клянусь, я устрою публичный скандал. И без того предостаточно слухов. Только я и сдерживаю их.
– Что ты хочешь этим сказать?
– На данный момент меня более-менее устраивает такое положение вещей. Можешь намекнуть тетушке о дополнительной сотне, иначе кое-что не получится. Я намереваюсь устроить несколько приемов во время летнего перерыва в парламенте. Нам предстоит важная работа. Кстати, сколько времени ты собираешься выглядеть презентабельно? Надеюсь, до Рождества? Мне бы хотелось, чтобы ты непременно присутствовала на этих приемах. Полагаю, ты сможешь убедить Гладстона прийти на один из них.
– Ты что, с ума сошел? Вряд ли он явится, если не хочет видеться с мистером Парнеллом.
При этих словах лицо Вилли исказилось от презрения. Но он быстро взял себя в руки и довольно дружелюбно продолжил:
– Выходит, нам придется иметь дело с более мелкой рыбешкой. Чемберлен не откажется. Как и лорд Рэндолф Черчилль. И Дилк, и Росбери, и Лабушер. Ты можешь сказать тете, что тебе нужны кое-какие новые наряды. Ведь ты по-прежнему очень красива, дорогая. – Его взгляд скользнул по ее осиной талии. – Никто никогда не скажет, что ты родила четверых детей. И что скоро ожидаешь пятого. Ну, надеюсь, твоя сестра Анна поможет мне на приемах, когда ты не сможешь показываться на публике. Анна очаровательная женщина, и я восхищаюсь ею. Кэт, подойди сюда.
Она вся сжалась. Вилли коротко рассмеялся.
– Я вовсе не собираюсь тебя насиловать. Просто мне хочется понять, что такого ты нашла в этом Парнелле, поскольку сам я никогда в жизни не мог предположить такого. Он кажется мне очень замкнутым, угрюмым и напряженным. – Похоже, Вилли говорил уже совершенно серьезно. Его глаза были недоумевающе-злыми, ведь было глубоко задето его самолюбие. – Должно же в нем быть что-то, что сбило с пути истинного такую красивую женщину! Что в нем так покорило тебя? Что?
Как она могла объяснить Вилли, что покорило ее в Чарлзе редкое сочетание плоти и духа, такое захватывающее, что устоять перед ним невозможно? Да и как вообще можно объяснить это человеку, который сам никогда не испытывал подобных чувств?
Он резко поднялся, снова охваченный яростью.
– Дети никоим образом не должны быть втянуты в это, слышишь?! Особенно Джералд! Я не позволю, чтобы у мальчика-подростка напрочь разрушились представления о морали и нравственности! Так уж сделай одолжение – будь ему достойной матерью.
Она вспыхнула от негодования и боли: этими словами он ранил ее больнее всего.
– У тебя не будет повода жаловаться, – тихо проговорила она и быстро вышла из комнаты.
* * *
Анна обычно появлялась у них, когда обнаруживались какие-нибудь новые известия. И в этот раз она специально проделала довольно длительный путь, чтобы побеспокоиться о здоровье сестры.
– Вилли говорит, что ты ожидаешь еще одного ребенка. Тебе действительно хочется родить его так скоро после смерти бедняжки Софи? По-моему, тебе нечего сказать на это. А я вот считаю, что мужчины должны быть поумнее. И совершенно не важно, что в чем-то другом они могут пойти на жертвы, здесь, по-моему, они ничего не могут с собой поделать.
Анна вечно оставалась старшей сестрой, более опытной, более изощренной в житейских делах, более осведомленной во всем на свете и более светской, нежели ее милая деревенская Кэт.
И Кэтрин ничего не оставалось, как улыбаться на слова Анны.
– Хотя это может показаться странным, но и мне бы хотелосьэтого ребенка. Как Норе и Кармен. Мы считаем, что это как бы вернет нам малышку Софи.
И в самом деле, девочки ни на секунду не сомневались, что Господь, раскаявшись в своей жестокости, действительно возвращал им дорогую Софи. Они были чрезвычайно возбуждены, а Нора заявила, что больше не будет возлагать цветы на крошечную могилку, поскольку Софи больше там нет.
Казалось, Анна была несколько обескуражена. Она ожидала встретить Кэтрин изможденной, усталой и грустной от мыслей о еще одной беременности. Анне не вполне повезло в браке, и она не понимала, почему Кэтрин, родив уже четверых детей, ждет появления на свет еще одного, а Вилли, который в эти дни пил не переставая, не был серьезен в таких вещах. Разумеется, Кэтрин была бледной, с кругами под глазами, но это совсем не портило ее внешности. С гордой поступью, с пышным ореолом каштановых волос, с изящной шеей и осиной талией, она являла собой женщину, весьма выделяющуюся среди остальных.
У нее вид человека, который в кого-то влюблен, определила про себя Анна. И этот вид сестры еще больше добавлял ей загадочности, особенно если учесть ее весьма холодные отношения с супругом, поскольку Вилли был отнюдь не примерным мужем.
Что же это за тайны? До Анны доходили различные слухи, в которые она, естественно, не верила. Она отговорила Вилли от той глупости с дуэлью. И все-таки у Кэт был слишком сияющий и загадочный вид.
– Как ты сможешь вынести то, что тебе придется просидеть всю зиму в четырех стенах? – громко спросила Анна. – Если, конечно, ты не собираешься принимать гостей. Или гостя.
– Если ты подразумеваешь мистера Парнелла, – сдержанно ответила Кэтрин, – то у него здесь постоянная комната. Полагаю, Вилли уже сообщил тебе об этом. Хотя он не хочет, чтобы об этом говорили повсюду. Ведь люди, как правило, все истолковывают совершенно неверно.
– Да неужели?!
– Конечно же! Даром, что ли, я начинаю присматривать дом таких размеров, где невозможно завести интрижку. Анна, будь добра, в следующий свой приезд привези с собой белой шерсти для ребенка. Шотландской, какую продают у Дебнема. Я не смогу туда выбраться, да и вообще мне кажется, что у меня больше нет сил выезжать в город.
– Да, разумеется, тем более что в парламенте стало весьма скучно с тех пор, как уехал мистер Парнелл.
Даже этот укол не сумел задеть Кэтрин.
– Кстати, заодно можешь привезти шерсть малинового цвета для тетушки Бен. Она обожает яркие цвета! Недавно она связала рукавички для служанок, которые отморозили себе руки. Между прочим, хочу тебе заметить, что тетушка Бен превосходно приняла мистера Парнелла у себя. Она прохаживалась с ним по своей гостиной и рассказывала ему о величайших моментах истории.
– Лучше бы ты почаще приводила к ней Вилли, а не мистера Парнелла, – ядовито заметила сестра.
– Ты прекрасно знаешь, что Вилли и тетушка Бен никогда не виделись с глазу на глаз. И этого не будет никогда. Конечно, жаль, но я ничего не могу с этим поделать. Она оплачивает счета Вилли только ради меня.
– Все счета? – задумчиво спросила Анна. – А ведь в действительности их очень много: Вилли истратил почти четверть миллиона. – И неожиданно добавила: – Не совершай глупостей, Кэт!
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказала. Нельзя попусту растрачивать состояние.
– Ах, так? А тебе никогда не казалось, что мне лучше просто расстаться с мужем?
– Я никогда не советовала тебе подобных вещей. К тому же религия Вилли не разрешает разводов. Даже если ты станешь нищей, как церковная мышь, – легкомысленным тоном добавила Анна, – ты все равно останешься с ним до самой смерти.
– Весьма любопытно, – заметила Кэтрин.
Анна так и не смогла понять того серьезного вида, который приняла сестра специально для нее. Играя с девочками, занимаясь с тетушкой Бен вязанием и дружески беседуя с ней, получая письма с ирландской маркой, вспоминая о темных глазах ребенка, которого она когда-то держала на руках, Кэтрин вела себя совершенно искренне. Она испытывала величайшее облегчение оттого, что Вилли все знал, хотя его приезды теперь случались не чаще двух раз в неделю, былой восторг сменился угрюмой мстительностью и негодованием.
Из-за своей гордости он никогда не заговаривал о будущем ребенке. Однако с нетерпением ожидал той награды, которая была уже не за горами. В Ирландии вступил в силу новый ненавистный закон о преступлениях, и в настоящее время Вилли не имел никакой возможности продвинуться в своей политической карьере. Всем приходилось молча терпеть, как терпела беременная Кэт.
Вилли играл в азартные игры и вел распутный образ жизни, очень часто впадая в состояние жалости к себе. Он был холоден, но вежлив с Чарлзом, когда тот приезжал к ним, и беседовал с ним только о политике, большей частью затрагивая тему своей будущей роли в ирландской партии. Он приписывал успех Килмейнхэмского соглашения исключительно себе, беспрестанно строил какие-то планы и заговоры. Он воображал себя очень умным и влиятельным и считал, что ему все нипочем в окружении столь могущественных друзей. Его высказывания буквально каждую минуту расцвечивались замечаниями типа «мы с Чемберленом» или «я и мои друзья».
Ситуация была наисложнейшей. Чарлз крепко держал свое слово и не останавливался в Элшеме в отсутствие Вилли. Он считал это самым мудрым решением, пока не родится ребенок. И постоянно думал о том, что нельзя допустить, чтобы здоровью Кэтрин что-либо угрожало.
Но мгновения, выхваченные украдкой и проведенные наедине, наполнялись отчаянием, безысходностью и были им не в радость. Кэтрин понимала, что так долго продолжаться не может. И они снова стали встречаться в небольших, тихих отелях. Это было непозволительно, поскольку ее беременность становилась все более очевидной, а Вилли категорически запретил ей выходить куда-нибудь, кроме дома тетушки Бен. Она должна оставаться дома, как и подобает добродетельной супруге, если она посмела совершить такой безобразный поступок, заявил он.
Зима казалась бесконечной. Кэтрин страшно волновалась о здоровье Чарлза. Две недели он пролежал в постели в Эйвондейле с сильной простудой. К тому же в Ирландии постоянно случались всякие неприятности, вызванные суровостью закона о преступлениях. Всеобщее возмущение и негодование возрастали все сильнее и сильнее. Неуловимый и совершенно непредсказуемый капитан Мунлайт снова поднял голову, нанося свои удары каждую ночь, и каждое новое нападение совершалось в сотне миль от предыдущего. Вдобавок ко всему, невидимым ударам подвергались и сами несгораемые члены ирландской партии. Иногда, утверждал Чарлз, они намного неуправляемее, нежели подвыпившие крестьяне в пабе.
Его глаза, и без того выразительные, теперь одни выделялись на лице, и их взгляд долго преследовал Кэтрин даже после его ухода. Взгляд, полный беспредельной печали. Казалось, что за долгие последние месяцы они ни разу не загорались веселым, жизнерадостным огнем.
Тетушка Бен постоянно ворчала по поводу безмерной расточительности Вилли. Несмотря на весьма почтенный возраст, она сохраняла ясный рассудок, когда дело касалось денежных расходов, и раз в месяц садилась за стол, заваленный счетами и чеками, тщательно изучая их.
– Кэтрин, милочка, а это что за счета? Десять фунтов, шестьдесят шесть пенсов из «Дебнем энд Фрибоди».
– Во столько обошелся новый школьный пиджак для Джералда. Из старого он уже вырос. Он стал таким высоким! И еще ему нужна новая обувь и нижнее белье. Извините, но, когда дети растут, одевать их становится очень дорого.
– Все верно, дорогая. Успокойся и приведи его ко мне в следующий раз, когда он приедет домой. Он симпатичный мальчуган, но мне бы хотелось, чтобы ты приглядывала за ним получше.
– Наверное, у нас будет еще один ребенок.
– Наверное. Мда, похоже, детям иногда приходится присматривать за их слабовольными родителями.
– О милая тетя! У меня такой мягкий характер!
– Тогда почему же я терплю тебя рядом с собой? – задумчиво проговорила тетушка Бен. – Ведь тебе известно мое отношение к слабым, бесхарактерным людям.
– Но морально…
– Это кто тут заговорил о морали? Ох, до чего же это меня утомляет! С тех пор как на английском престоле воцарилась немецкая принцесса, все женщины страны, затаив дыхание, начали ходить на цыпочках. Мораль! Нравственные устои! Не хочу даже говорить об этом, Кэтрин. Я всегда говорила о мужестве, честности, достоинстве и лояльности. А это что за счет? Двадцать кустов бирючины!..
– Кстати, я собираюсь сделать погуще живую изгородь на фасаде. А то люди все время заглядывают…
– Какая наглость! Частная жизнь – это право каждого человека. Хотела бы я знать, что может быть интересного в зрелище безобразного старого дома… Ты делала еще какие-нибудь преобразования в нем?
– Ну… у меня есть кое-какие задумки по этому поводу, если вы не сочтете их излишне расточительными. Вам же известно, что мистер Парнелл очень часто наносит нам визиты, если бывает в Англии. Он очень любит работать в тишине и полном покое. И было бы очень удобно оборудовать на первом этаже дополнительную комнату. Я уверена, что все окупится при продаже дома. Вы же не станете бросать деньги на ветер.
– Это уже будет твое дело, дорогая, когда все, что принадлежит мне, станет твоим. И если хочешь потратить деньги, то на здоровье. Я возражаю только против пустых, ненужных трат… Вот, к примеру, счета за вино. Четыре дюжины бутылок шампанского, в то время как есть превосходный рейнвейн, который можно с таким же успехом выставить на стол, если пришли гости.
– О, это все Вилли. Он приглашал влиятельных людей.
– У меня и мысли не было, что это ты. Тебе не нужно для того, чтобы отличиться, так выставляться. В том числе и перед мистером Парнеллом. Делай так, как считаешь нужным, если речь идет о том, чтобы ему было удобно работать. Мне это только в радость.
Кэтрин нежно обняла тетушку, вдыхая аромат лаванды, исходящий от неимоверного количества платков, в которые та была закутана.
– Милая тетушка Бен! Ну что бы я делала без вас?!
Старая дама посмотрела на Кэтрин, как всегда, с любовью и проговорила:
– Не имею на этот счет ни малейшего понятия.
Глава 15
Рождество Вилли проводил дома. Он пребывал в мрачном настроении, был раздражен. Очевидно, он предпочел бы находиться со своей избранной компанией в Лондоне, но он исполнял отцовский долг, а заодно хотел присмотреть за Кэтрин: не собирается ли она устроить свой собственный праздник вместе с любовником. Все это доводило капитана О'Ши до белого каления, однако он упрямо шел по избранному им однажды пути. Ведь он решился не на развод, а на постоянное ожидание грядущего вознаграждения и при этом испытывал нечто вроде садистского удовольствия, бдительно наблюдая за женой. Если он несчастлив, так пусть будет несчастна и Кэтрин. Вообще в нем вовсю бурлила его кельтская кровь, она сталкивалась с его возбужденным умом и глубочайшей меланхолией – в результате он постоянно сильно напивался. И тогда, как в истинном кельте, в нем вспыхивала жажда мести.
Тем не менее дети получили от праздника подлинное наслаждение. Пока они видели отца только с лучшей стороны, а Джералд просто восхищался им, стараясь во всем ему подражать. Мальчику безумно хотелось так же безукоризненно одеваться и быть таким же превосходным наездником. К превеликому счастью, он совершенно не замечал разлада между родителями. Он оставался в превосходном расположении духа, был все время весел и бодр, а когда настало время возвращаться в школу, поцеловал на прощание мать, как всегда, с обожанием. Если девочки пока еще не знали, откуда берутся дети, то Джералд это знал и поэтому с огромной нежностью наказал матери, чтобы та берегла себя.
Что сталось бы, узнай ее почти взрослый сын правду?
Наверное, хорошо, что другой ее гость приехал в Элшем после того, как Джералд отправился в школу.
Чарлз провел Рождество в Эйвондейле. Он часто писал Кэтрин, но не виделись они целый месяц: Чарлз ждал до тех пор, пока окончательно не убедился, что Вилли уехал.
И вот в одно морозное утро Чарлз запросто вошел в особняк, как к себе домой. За ним по пятам семенил его любимый ирландский сеттер.
Кэтрин отпустила слуг, которые стояли как вкопанные, наблюдая за этим нежданным вторжением. Мистер Парнелл казался таким оживленным и стремительным – он отложил в сторону свою дорожную накидку из толстого твида, а большой рыжий пес стал носиться по комнате, обнюхивая мебель, словно, как и его хозяин, прибыл к себе домой.
– Я приехал пожелать тебе счастливого Нового года, – проговорил Чарлз и, предварительно убедившись, что все слуги ушли, заключил Кэтрин в объятия. – Ну, как ты поживаешь, дорогая моя? С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? Я привез тебе подарок на Рождество.
Кэтрин невольно зарделась, и неожиданно угрюмый январский день заискрился для нее радостью.
– О, какой подарок? Скажи!
Он щелкнул пальцами, приказав:
– Гроуз, ко мне!
Пес повиновался. Чарлз взял его за ошейник и подвел к Кэтрин.
– Это твоя новая хозяйка. Ты должен неукоснительно слушаться ее и преданно служить ей.
– Чарлз! Но ведь Гроуз – твой любимец!
– Поэтому-то я и дарю его тебе. Ну, полно, почему ты заплакала, и именно сейчас, в такой момент?
Кэтрин промолчала. Она лишь положила голову ему на плечо и тут же почувствовала, как теплый язык Гроуза нежно лижет ей руку. Наконец она проговорила:
– Только ты можешь дать мне такое счастье!
– Но ведь иногда я доставлял тебе и горе, правда? Ладно, давай лучше сосредоточимся на будущем счастье.
– А Гроуз не заскучает по Эйвондейлу?
– Нет, конечно. А у меня теперь здесь два друга, к которым я буду приезжать в гости. Кроме того, ты, женщина, часто остаешься совершенно одна в доме. И мне будет намного спокойнее при мысли, что теперь с тобой рядом моя собака. Скажи девочкам, что они могут дрессировать его. Он очень способный пес.
– Они полюбят его.
– Тогда давай позовем их и познакомим с ним.
И в доме началось веселье, какого здесь не было очень давно. Это был самый счастливый вечер за все последнее время. Кэтрин обожала Чарлза, когда он был весел и беспечен. Она не была уверена, что кто-нибудь еще, кроме нее и ее семьи, когда-нибудь видел его таким. Когда пришли Джейн и мисс Кумб, Гроуз принялся ласкаться к ним. Правда, пока он по-прежнему всякий раз возвращался к хозяину, ложась у его ног, но Чарлз сказал, что очень скоро он перенесет свою верность на новую хозяйку.
– Скоро у нас будет новая сестренка, – сообщила Нора, которая, как обычно, совершенно не умела хранить секреты. – Вы приедете посмотреть на нее, мистер Парнелл?
– Конечно! Но, кстати, тебе известно, что маленькие сестренки иногда оказываются маленькими братиками?
– Нет, это будет сестренка, – решительно проговорила Нора. – Так сказал маме Бог. Он очень сожалеет о том, что сделал с нашей последней маленькой. Он забрал ее к себе обратно. Но я думаю, он сделал это по ошибке.
– Мисс Нора! – воскликнула Эллен. – Бог никогда не ошибается. Как вы только можете говорить такое?
– Вот поэтому-то он и возвращает нам ее обратно! – тоном, не допускающим возражений, вскричала Нора.
А Кармен робко добавила:
– У Софи были карие глаза. Мамочка говорит, что ей больше всего на свете нравятся карие глаза.
– Какого бы цвета ни были ее глаза, – сказал мистер Парнелл серьезно, – ты можешь не сомневаться, что я буду одним из самых преданных ее поклонников.
Ну и, конечно, после таких разговоров не могло быть иначе – родилась девочка. Она появилась на свет в марте. Это был крепкий, здоровенький ребенок. В то время как Кэтрин оставалась в постели после родов, Вилли почти не посещал ее. Лишь несколько раз он потрудился выказать некий интерес к новорожденному, но только для того, чтобы рассеять подозрения слуг. Однако они по-своему толковали отсутствие интереса у хозяина: девочка была совершенно не похожа на него, она являла собой точную копию матери, вот хозяин из-за тщеславия и не интересовался ребенком. Ему лишь хотелось, чтобы со стороны все считали, что у него прекрасная, крепкая семья.
Однако хозяйка дома не обращала внимания на пренебрежение мужа. Она была полностью поглощена малышкой. Она любовалась ее крохотным личиком и постоянно всем показывала ее – а чаще всего мистеру Парнеллу, когда тот приезжал. Слуги же считали, будто такому великому человеку нравилось это. Ну и что, что он холостяк, ему, верно, тоже нравится возиться с малышами, рассуждали они.
И вот в доме воцарилось счастье. А все из-за маленькой Клер, за которой присматривала нянька, молодая, краснощекая деревенская девушка с огромным бюстом, полюбившаяся всем домочадцам. Много радости приносил, конечно, и пес, сделавшийся к этому времени совершенно домашним. Теперь всем казалось, что хозяйка не страдает от одиночества. Она снова очень похорошела, к ней вернулось веселое настроение и бодрость духа. Наконец-то мрачная тень крошки Софи исчезла навсегда.
Постепенно в Ирландии стало спокойнее, поэтому Чарлз предпочитал почаще уезжать оттуда и в результате проводил в Элшеме очень много времени. Вилли снова уехал в одну из своих периодических поездок в Мадрид. Ему надоела эта мертвая неподвижность и то, что партия пока бездействовала. Он знал: Парнелл через Кэтрин ведет переговоры с премьер-министром, однако эти переговоры обязательно будут длительными и медленными, прежде чем принесут хоть какие-нибудь плоды, если вообще принесут их. Традиционно считалось, что либералы не пробудут у власти слишком долго, а как только они уйдут с политической арены, ирландской партии придется решать, не лучше ли договориться с консерваторами, чем терпеливо ждать, когда их хладнокровный, но, безусловно, честный знакомый мистер Гладстон возвратится к власти.
Разочаровывало то, что, похоже, жизнь утратила свою энергию. Кое-кто из ирландской партии подстрекал к действию и тайно усмехался, если предпринимались попытки подрыва общественных зданий в Англии. Однако их лидер призывал к спокойствию и терпению, а сам исчез со сцены.
Многие без труда догадывались, где найти его, и снова на всех перекрестках трепалось имя Китти О'Ши. К счастью, ее муж не знал об этом, хотя ходили слухи и о том, что ему самому кое-что известно. Но едва ли он мог осуждать женщину, о которой вся пресса писала, что она преданно работает на партию и даже имеет дружеские отношения с премьером.
Разумеется, коллеги Вилли не знали о непосредственных причинах такого его поведения. А ведь все было очень банально – обыкновенные деньги.
Больная сестра Вилли скончалась. Чтобы присутствовать при печальном событии, Вилли снова отправился в Испанию, и Кэтрин вскоре получила письмо из Мадрида:
Если тетя настаивает на том, чтобы ты ходила к ней через парк в ненастье, имей в виду, ты можешь заболеть, так что тетя поступает весьма неразумно. Если она обвиняет меня в расточительности, то ты можешь честно рассказать ей о том, что вследствие серьезной болезни моей сестры пришлось прибегнуть к огромным расходам на ее лечение. В отеле с меня дерут страшные деньги, поэтому я остался практически ни с чем. И не пью ничего, кроме шестипенсового вина. А ведь мне обязательно нужна гостиная, где я мог бы заниматься важными государственными делами.
Тетушка Бен все чаще ворчала на то, что Вилли постоянно требует денег, но после особенно холодного и дождливого лета она посоветовала Кэт пожить в Брайтоне до начала зимы или до Рождества, если она захочет. Девочкам пойдет только на пользу свежий морской воздух. Кармен выглядит совсем осунувшейся, а Нора слишком быстро растет. Малышка Клер стала кругленькой и пухленькой, как розочка, но и ей тоже не мешает отправиться на побережье.
– Посмотри, может, удастся уговорить твоего мужа поехать с вами. Это вышло бы намного дешевле, чем его бесконечные поездки за границу. Кроме того, если он будет иногда оставаться с детьми, ты сможешь время от времени приезжать ко мне. Не думаю, что тебе захочется вдыхать морской воздух по многу недель кряду.
Дом стоял на Медина-Террас окнами на море. Кэтрин занялась его обстановкой. Там была местная смотрительница, миссис Петерс, и домоправительница, Гарриет Булл. И вот Кэтрин, Нора, Кармен и малышка с нянькой, прихватив с собой Гроуза, которого просто не могли оставить дома, в ноябре выехали на побережье. На время школьных каникул к ним должен присоединиться Джералд. Неохотно и ворча Вилли обещал прибыть на Рождество. До Рождества оставался месяц.
В последний раз, когда Кэтрин с Чарлзом были в Брайтоне, он принес в жертву свою бороду. Кэтрин написала ему, что на этот раз этого делать совсем не нужно. Он собирался приехать как можно скорее. Море пойдет и ему на пользу, постоянные бодрящие прогулки по холмам и свежий воздух наполнят его легкие новой силой, и тогда его никто не узнает. Они могли бы проводить целые дни вдвоем. Единственное, что она посоветовала в целях предосторожности, – это чтобы у них были раздельные комнаты. Ведь всегда оставалась вероятность того, что неожиданно приедет Вилли. А он намеренно появлялся таким образом. Не то чтобы происходящее его серьезно волновало, но ему доставляло удовольствие устроить неприятную сцену, тем более что в последнее время он становился все несдержаннее и несноснее.
И вот настала неделя небывалого блаженства. Целыми днями они гуляли по холмам, заходили перекусить в небольшие гостиницы или устраивали на свежем воздухе пикник, который Кэтрин подготавливала сама, поскольку считала домоправительницу недостаточно предусмотрительной и расторопной. Однажды, глядя на Кэтрин, раскрасневшуюся на воздухе, с развевающимися на ветру волосами, Чарлз сказал, что еще никогда не видел ее такой красивой.
– У тебя, верно, что-то со зрением, дорогой. Не забывай, мне почти тридцать семь.
– В тридцать семь, в сорок семь, в восемьдесят семь… ты всегда будешь красивой. Запомнишь мои слова?
– А надо?
– Да, на тот случай, если когда-нибудь я сам не смогу произнести их.
Она резко остановилась.
– Никогда больше не говори такого.
– Это всего лишь мимолетное замечание. – Он взял ее за руку. – Полно, не смотри на меня с таким осуждением. И не думай о смерти. Предсказывая, мы накликаем ее.
– Это ты своими словами накликаешь ее!
– Кэт! – рассмеялся он. – Дорогая! А знаешь, ты становишься еще красивее, когда так сурово смотришь. Что тебя беспокоит? Боюсь, ты просто вынудишь меня прожить всю мою жизнь до конца.
Она бросилась в его объятия. Ветер развевал ее платье, растрепавшиеся волосы били его по лицу. Стоя на высоком утесе, они слились в единое целое, а под ними бушевало серое море.
– Пошли домой, – наконец сказала она. – Мисс Кумб поведет девочек на прогулку. И дома никого не будет.
– Дорогая, ты вся дрожишь.
– Я чувствую холодное дыхание смерти. Тебе известно это ощущение?
– Да, – кивнул он, и взгляд его потемнел.
– Пошли домой, дорогой.
От сильного порыва ветра входная дверь с грохотом захлопнулась за ними. Кэтрин повела Чарлза по лестнице в свою спальню. Когда они вошли, она заперла дверь и сбросила с себя накидку. Он вынул из ее волос оставшиеся шпильки, и роскошные волосы рассыпались по ее плечам. Потом он неторопливо начал расстегивать высокий воротничок ее платья. Шея Кэтрин была настолько изящна и красива, что грех скрывать ее за китовым усом и накрахмаленным воротничком, заметил он. И плечи тоже. Но особенно он любил ее грудь, скрытую сейчас от него лишь занавесом ее волос. Его пальцы были нежны, опытны, и, чувствуя его ласки, она испытывала нестерпимое наслаждение. Как всегда, его ласки были новыми, возбуждающими, чарующими. Наверное, всяческие преграды и ощущение постоянной опасности делали их соитие еще более волнительным. К тому же это случалось так нечасто… Хотя она так не считала. Она не сомневалась, что, если бы он был ее законным мужем и лежал с ней рядом каждую ночь, она все равно отвечала бы так же страстно на ласки любимого человека.
Им не следовало задерживаться подолгу за запертой дверью: скоро могли вернуться дети. А миссис Петерс со своим лошадиным, продолговатым лицом и поджатыми губами, похоже, имела на кухне своего осведомителя. Да так оно и было: когда они выходили из спальни, Кэтрин заметила силуэт, метнувшийся в сторону и тут же исчезнувший в детской спальне. Это была служанка Гарриет Булл. Кэтрин сразу узнала ее по рыжим волосам, торчащим из-под чепца. Словно она могла что-нибудь услышать, прижавшись к стене!
К счастью, Чарлз ее не заметил, и посему эта легкая тень на их совершенной любви не потревожила его. Излишне любопытная служанка, излишне любопытная домоправительница. Что ж, скоро приедет Вилли, и им не о чем будет шептаться друг с другом.
И действительно, Вилли приехал на неделю раньше и без всякого предупреждения. Он появился к вечеру. Дети пили чай на кухне, малышка уже спала, а Кэтрин с Чарлзом, расслабившись, сидели у горящего камина в гостиной.
В дверь постучала миссис Петерс, сообщив, что ей хотелось бы зажечь газ, но Кэтрин сказала, чтобы она не входила. До чего приятен огонь, исходящий из камина! Она сидела на коврике возле огня, положив голову Чарлзу на колени. Он распустил ее волосы, поэтому пришлось спешно приводить их в порядок, когда постучала миссис Петерс. Не успела эта женщина, обладавшая незаурядным чутьем, удалиться, как зазвонил дверной колокольчик.
Кэтрин вскочила; ее сердце яростно билось. Она не сомневалась, что приехал Вилли. И, едва услышав его голос, она поняла, что ее опасения подтвердились.
