Текст книги "Предписанное отравление"

Автор книги: Дороти Бауэрс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Костер казался таким сконфуженным, что инспектор решил, что тот мог не понять вопроса.

– На ферме не хватает рабочих рук, не так ли? – переспросил он.

– О! Полагаю, да, – покраснел Костер. Почувствовав, что нужно объясниться, он добавил: – Не все хорошо работают. Они приходят и уходят.

Вызывающий тон Костера не ускользнул от Пардо. Инспектор решил, что Джордж гордится тем, что сам он не ушел, а остался работать на таком неподходящем ему месте.

Сыщики ушли той же дорогой, по которой и пришли, но на этот раз миссис Селби не попалась им на глаза. В полицейском участке Буллхэма они встретили Коула, на лице которого все еще запечатлелся шок от трагедии. Он сказал, что около четверти часа назад звонил суперинтендант Литтлджон: он спрашивал инспектора Пардо и хотел сообщить, что в участке кто-то ждет его и может рассказать что-то, связанное с убийством девушки.

– Он упоминал имя? – быстро спросил Пардо.

– Не вполне, – извиняясь, сержант добавил, что суперинтендант назвал имя, но он, Коул, не разобрал его. Хотя Литтлджон повторил его, он снова не смог разобрать, на что суперинтендант ответил, что это не имеет значения.

Уверенность Пардо в том, кто это был, побудила его назвать имя, но вместо этого он взял телефон и попросил соединить его с полицией Минстербриджа. После короткого разговора он улыбнулся. Солт знал, что кто бы ни ожидал инспектора в Минстербридже, это был не тот человек, на которого думал последний.

– Карновски, – сказал он и, заметив выражение лица Коула, добавил: – Он поляк, вот вы и не разобрали.

Когда они добрались до «Цапель», было уже почти пять. Дорога в Минстербридж заняла еще несколько минут. В кабинете суперинтенданта Карновски привстал, чтобы поприветствовать инспектора. Актер владел собой не так хорошо, чем при первой встрече с Пардо. Когда вошли сыщики, актер сразу же начал говорить:

– Инспектор, я рад видеть вас. Произошло что-то, чего я не понимаю. Это было занятно, но стало еще занятнее теперь, когда я знаю, что девушка убита.

– Кто сказал вам о том, что девушка убита? – спросил Пардо.

– Мистер Карновски рассказал мне обо всем, – вставил Литтлджон, – и я сообщил ему о найденном в Корби теле. Думаю, вы поймете, что его свидетельство может оказаться полезным.

– Хорошо, – кивнул Пардо. – Пожалуйста, расскажите и мне.

Они сели, и явно возбужденный Карновски снова начал свой рассказ.

Оказалось, что до сегодняшнего дня он не виделся ни с кем из Лакландов, за исключением дознания после смерти миссис Лакланд. Но каждый день он кратко и осторожно беседовал с Дженни, пока утром в понедельник он не увиделся с ней после дознания. Тогда она попросила его больше не звонить ей, пока полиция остается в доме и окрестностях. Она никак не объяснила свою просьбу. Карновски был удивлен, когда в тот же день зазвонил телефон, и голос в трубке попросил его вечером отправиться в Буллхэм и в семь часов встретить мисс Херншоу у мостика в лесу Корби. Там она расскажет ему что-то важное. Если ее там не будет, то ему нужно задержаться на пятнадцать минут и подождать ее: вероятно, она не смогла вовремя выйти из дома. И если она так и не придет, то ни в коем случае не стоит отправляться в Минстербридж либо звонить ей домой – от этого будет больше вреда, чем пользы.

– И звонивший не представился? – спросил инспектор.

– Нет. Он повесил трубку, когда я спросил, кто это.

– Вы сказали «он». Это был мужчина?

– Я не знаю, – Карновски красноречиво развел руками. – Было невозможно понять. Голос звучал, словно эхо. Возможно, он волновался или спешил, не знаю… Но я уверен, что это была не мисс Херншоу.

– Почему?

– Если бы это была она, то не скрывала бы своего имени. Сказала бы, как всегда: «Привет, это Дженни». А если бы она не хотела, чтобы ее услышали другие, то не стала бы так длинно объяснять, куда и во сколько идти, и сколько времени там ждать. Кроме того, теперь мне известно, что она ничего об этом не знает.

– Откуда вам это известно?

– Я только что видел ее. Перед тем, как прийти сюда. Я рассказал ей обо всем, что произошло. И оказалось, что она ничего не знает. Она не назначала встречу и не хотела сообщить мне ничего этакого. Так что я пошел в полицию, ведь мне непонятно, отчего кому-то потребовалось отправить меня в Буллхэм. А теперь я узнал об убийстве девушки.

Пардо почувствовал досаду от того, что Карновски увиделся с Дженни перед тем, как идти в участок. Внезапная мысль заставила инспектора спросить:

– Если о смерти Хетти Пэрк вы узнали от суперинтенданта Литтлджона, то, полагаю, мисс Херншоу не говорила о ней?

– Нет, – удивленно ответил актер. – Никто из нас не знал об убийстве, так что, естественно, мы не могли говорить о нем.

Пардо отбросил эту тему и начал расспрашивать актера о бесполезном путешествии в Буллхэм и обратно, стремясь уточнить хронометраж событий. В этом Карновски смог помочь. От заметил, что звонок раздался в четыре двадцать. Хотя он с самого начала сомневался в bona fide[17]17
  Добросовестность (лат.)


[Закрыть] сообщения, он не стал рисковать, боясь навредить Дженни. Поэтому он прибыл в место назначения еще до семи и оставался там до половины восьмого. Он мог бы задержаться и подольше, но началась буря, и он не видел смысла ждать дальше. Он вернулся в квартиру без четверти девять и написал письмо Дженни. В нем, не вдаваясь в подробности, он сообщил, как долго он прождал в Корби, и попросил сообщить, все ли у нее в порядке. Сам он был вполне уверен, что это какой-то розыгрыш, но на всякий случай отправил письмо, а на следующий день он собирался позвонить. Сначала он подумал, что, возможно, кто-то намеревался ограбить его квартиру, так как по понедельникам у его слуги был свободный вечер. Но как он обнаружил, не произошло ничего такого. Дальнейший опрос Карновски показал, что несмотря на то, что он встречал и обгонял несколько машин в Лондоне, но ни в Буллхэме, ни в его окрестностях он никого не видел. Шел дождь, надвигалась буря, и, вероятно, в то время все уже были в укрытии.

Судя по тону актера, Пардо предположил, что тот не придавал большого значения тому, что его рассказ никто не может подтвердить. Это равнодушие могло означать невиновность, но, с другой стороны, это может быть и блеф. Но если Карновски убил Хетти, почему он поспешил признаться в присутствии чуть ли не на месте преступления во время убийства? Возможно, это часть блефа. И нужно помнить: этот человек является непревзойденным актером.

– Хорошо, мистер Карновски, – сказал инспектор, – несколько дней назад вы оставили мне ваш номер телефона, и мы постараемся проследить вчерашний звонок. Хотя у нас не так-то много шансов на удачу: поскольку это была ловушка, то вряд ли вам позвонили с отслеживаемого номера. Я бы посоветовал вам вести себя, как будто ничего не произошло, а если у меня появятся известия, то я сразу дам вам знать.

Актер собрался уходить, но Пардо остановил его, неожиданно спросив:

– Сегодня вы говорили с мисс Херншоу, не сказала ли она вам, почему она просила вас не звонить?

Карновски замешкался. Пардо решил, что тот даст отрицательный ответ, но актер сказал:

– Мисс Херншоу подозревает, что ее разговоры прослушиваются полицией. Вот она и не звонит.

Он холодно взглянул на сыщиков и получил вежливое разрешение уйти.

Когда он ушел, Пардо вкратце обсудил с Литтлджоном события дня. Он спросил суперинтенданта, что он знает о Джордже Костере.

Литтлджон поджал губы, тщательно взвешивая каждое слово до того, как произнести его.

– Танцплощадок и кинотеатров так много, что даже деревенские парни вроде него становятся слишком высокого мнения о себе. Как бы то ни было, они на виду у девушек. Но у нас до сих пор нет ничего против него. Говорят, что он и миссис Селби, на которую он работает… – суперинтендант сделал паузу и многозначительно посмотрел на инспектора.

– Так добрый, старый Буллхэм поддерживает традиции деревенских скандалов? – ухмыльнулся Пардо. – Ну, кто мы такие, чтобы говорить, что с Буллхэмом что-то не так?

Легкомысленный тон инспектора контрастировал с напряжением на его лице. Подсознательный страх за благополучие Хетти Пэрк столкнулся с ужасным фактом, изменить который было никак нельзя. Теперь он считал, что результат его трудов совсем не может радовать.

Прежде чем покинуть участок, инспектор позвонил на телефонную станцию – выяснить насчет вчерашнего звонка к Карновски, в четыре двадцать. Как он и предполагал, ничего узнать не удалось. Очевидно, что неизвестный воспользовался телефонной будкой. Пока они с Солтом возвращались в «Лебедь и переправу», Пардо размышлял о предстоящей работе. Ему нужно увидеться с доктором Фейфулом – тот сможет помочь на финальной стадии. Также утром ему надо будет сходить к Лакландам. А теперь он мечтал только принять ванну.

Но даже это пришлось отложить. Едва они вошли, хозяин гостиницы встретил Пардо вестью о том, что в гостиной инспектора ожидает молодая леди, отказавшаяся назвать свое имя.

– Она довольно взволнована, сэр. Я сказал ей, что вы можете еще долго отсутствовать, но она не ушла. Сказала, что возвращаться ей может быть небезопасно. Она ждет уже полчаса.

В первую очередь Пардо подумал о Дженни. Солт – о Кэрол, затем он предположил, что из вежливости и Эмили Буллен можно было бы описать как «молодую леди».

Но она не оказалась никем из них. Когда инспектор с Солтом вошли в крохотную гостиную, они с первого взгляда не узнали высокую женщину, нервно вскочившую с кресла у столика. Но когда она заговорила, он понял, что перед ним Эдит Доус.

Горничная была омрачена свалившимися на нее беспокойствами. Самообладание было утеряно, а природная желтоватость кожи сменилась неестественной бледностью. В руках она сжимала сумочку, а увидев Пардо, очевидно, почувствовала, что может больше не сдерживаться, и разразилась потоком слов.

– Ох, инспектор, – вскрикнула она, пока Солт аккуратно прикрывал дверь, – так это правда? Хетти мертва! Мне рассказали об этом в магазине. Никто из нас не в безопасности, никто! Ох, что же мне делать? Чем я могу помочь? Я не могу вернуться в дом!

Пардо взял ее за руку и сказал:

– Ну, мисс Доус, присядьте и возьмите себя в руки. Если вы будете продолжать в том же духе, вам только станет хуже.

Он усадил ее в кресло, а сам устроился на краешке стола и продолжил:

– Да, мы нашли Хетти. Мертвой, как вы и сказали. Это плохое дело, но вам не нужно беспокоиться о том, что делать. Расскажите, почему вы пришли сюда.

Девушка не могла отдышаться, словно после бега. Не поднимая глаз, она прохрипела:

– Я боюсь. Они могут убить меня так же, как убили ее. И я должна рассказать вам кое-что. Я должна была рассказать об этом, но боялась. Но сейчас я боюсь молчать.

– Тогда расскажите, – ответил Пардо. – Кстати, вы пришли сюда прямо из дома?

– Нет, у меня был свободный день, – покачала головой Эдит. – Я была у себя дома; я живу здесь, в Минстербридже.

Пардо на минуту задумался о девушке и о том, что ее страх был скрыт под скорлупой высокомерия. Она перехватила его взгляд, и на ее лице появилось выражение былого достоинства.

– Я не вернусь к Лакландам, – заявила она, но ее голос дрожал. – Я не знаю, почему Хетти… убили. Но если это произошло с Хетти, почему не может произойти и со мной? То, что я сделала, может обернуться против меня, – ее голос перешел в шепот.

– Что же вы сделали? – мягко спросил Пардо.

– Я не хотела говорить полиции. Миссис Лакланд всегда говорила, что за это меня могут посадить в тюрьму. Я боялась.

Она вскинула голову и свирепо взглянула на инспектора.

– Но мне все равно, – быстро продолжила она. – Теперь молчать хуже, чем говорить. Я брала вещи миссис Лакланд. Прошлой весной. До того, как она заболела. Мисс Буллен обнаружила это и рассказала миссис Лакланд. Тогда миссис Лакланд сказала, что я – воровка, меня можно отправить в тюрьму, и я больше никогда не получу работу, но на этот раз она не заметит моего промаха и не уволит меня. Так что я осталась на работе. Но все это время, едва только ей что-то не нравилось, как она тут же начинала намекать на тюрьму и на то, что может сообщить в полицию. Потом старая чертовка заболела, но оставалась еще мисс Кэрол. Миссис Лакланд все ей рассказала, я знаю об этом, так как она часто отпускала мелкие намеки.

Голос горничной дрожал, и Пардо почувствовал, что это вызвано скорее ненавистью к работодателям, чем необходимостью признаться.

– Какого рода вещи вы брали у хозяйки? – мягко спросил инспектор.

– Деньги. Брошь и мелкие побрякушки из шкатулки. Она все равно никогда ими не пользовалась. Но она заставила меня все вернуть. Но я взяла еще кое-что, и она об этом так и не узнала, – девушка улыбнулась от воспоминания этой своей «победы» над покойной хозяйкой. – Ничего хорошего мне это не принесет, но просто так вернуть все на место я не могла. Это сложнее, чем вернуть драгоценности. Я ждала и ждала, когда же она что-то скажет, но она молчала. Полагаю, она так и не хватилась пропажи. А когда она заболела, я решила, что нахожусь в безопасности, и больше не думала о том, как вернуть их.

Она внезапно опустила руку в сумочку и вынула оттуда пачку писем, перевязанных ленточкой. Она протянула их Пардо.

– Они больше никому не нужны, но я боюсь хранить их. Я боюсь держать у себя вещи Лакландов. Много лет назад какой-то человек написал их миссис Лакланд. Это просто любовные письма.

Солт подошел поближе и присмотрелся к свертку в руках инспектора. Любовные письма. И убийство? С чего эта девушка говорит такое?

Однако Пардо без улыбки взглянул на сверток.

– Хорошо, Эдит. Я просмотрю их. И передам адвокату, распоряжающемуся имуществом миссис Лакланд.

В глазах девушки снова появилась тревога.

– Вы же не скажете обо мне? – прошептала она.

– Ни слова. И выбросьте из головы все мысли о том, что вам что-то угрожает. Если вам долгое время что-то и угрожало, то это не значит, что нужно продолжать бояться. Вы же вернули все обратно, не так ли? Хорошо. И вы закончили с этим, отдав письма мне.

Слезы облегчения хлынули из глаз Эдит.

– Закончим с этим, – повторил Пардо. – Я советую вам вернуться в дом Лакландов, словно ничего не произошло. С вами ничего не случится. Продолжайте свою обычную работу…

Он не закончил фразу, так как девушка вскочила на ноги. Она обеими руками схватила его за руку.

– Я не вернусь! – выкрикнула она. – Я никогда не вернусь! Не могу! Этим вечером я боюсь даже идти домой. То, что случилось с Хетти, может случиться…

– Успокойтесь, – резко приказал Пардо. Он взял горничную за руки и усадил обратно в кресло. Она рыдала. – С вами ничего не случится. Сержант проводит вас до дома. Пойдете?

Успокоившись, она кивнула. Но все еще дрожала.

– Я должна сказать вам что-то еще, – выдохнула она, внезапно покосившись на стоявшего в дверях Солта, словно она опасалась, что войдет кто-то еще. – Я вспомнила об этом.

– О чем?

– О том, что я сказала суперинтенданту. О разнице в вещах на тумбочке миссис Лакланд, когда я в последний раз принесла ей чай. Я вспомнила. Но мисс Буллен спросила меня о словах суперинтенданта, и когда я рассказала ей, она заявила, что глупо беспокоить полицию такими мелочами, а учитывая мое прошлое, для меня же лучше поменьше сталкиваться с полицией. А то еще навесят что-нибудь на меня, так она сказала. Так что когда вы попросили меня припомнить, я испугалась и притворилась, что не понимаю, о чем вы говорите.

– Да? – спросил Пардо, когда девушка сделала паузу. – И что же изменилось на тумбочке?

Голос девушки опустился до шепота. Пардо с трудом уловил ее слова.

– Пузырек. Бутылочка с лекарством, которое миссис Лакланд принимала последний день или два. На этикетке было пятно. Желтое снизу. Я ничего не могла с ним поделать. Но когда в тот день я принесла ей чай, этикетка была чистой. На ней не было пятна.

Глава 17. Убийца наносит новый удар

А смелый Банко шел пешком впотьмах.

Макбет

Той ночью Пардо лег постель, валясь с ног от усталости, но по разным причинам сон не шел к нему. После ужина они с Солтом просмотрели письма, переданные им перепуганной Эдит. Они были старыми и по краям слегка пожелтели. Датировались они концом первого десятилетия XX века. Как и сказала горничная, это были всего лишь любовные письма, хотя некоторые из них были намного более страстными, чем типичные послания того (да и любого другого) времени. Вероятно, Эдит прочла лишь верхнее письмо из стопки. Но они заинтересовали Пардо, так как их автор то и дело демонстрировал чрезмерную близость к повседневным делам миссис Лакланд. Казалось, что ее финансовое благополучие столь же дорого его сердцу, как и она сама. Из этих писем следовало, что через десять лет после вступления в брак она, шутя, играла с чувствами мужа. Письма были подписаны неким Филипом и были отправлены с различных адресов – иногда из лондонского клуба, иногда из Хэмпстеда и даже из иностранного отеля. Всего было восемнадцать писем. Пардо не мог себе представить, что они хранились только из сентиментальности. Она была не свойственна миссис Лакланд. За ее действиями обычно стоял корыстный интерес. Письма могли бы послужить как оружие против неудачливого Филипа, над которым она и так чувствовала власть. Пардо решил показать письма Ренни. Адвокат скорее, чем кто-либо еще, сможет определить фаворита миссис Лакланд.

Еще были важны показания Эдит – после нескольких дней молчания она рассказала о пузырьке. Важно ли это? Кардинально важно! Это меняет всю картину и распутывает явные противоречия. Он едва затронул этот вопрос в разговоре с Солтом. Сначала он хотел как следует обдумать его, и в предрассветные часы, когда сон не шел к нему, перед его глазами крутились разрозненные части головоломки и послушно вставали на свои места.

В четыре часа он включил торшер возле кровати и взял последнюю анонимку, полученную доктором Фейфулом. Он внимательно перечитал ее. Она занимала свое место в головоломке, и оно было более значимым, чем предполагал автор письма. Когда он выключил свет и снова лег на подушку, у него уже было решение. Оставалось еще найти место для пары частей головоломки, чтобы догадки стали явными фактами, но это можно сделать завтра. А сейчас у него было решение. Он разоблачил убийцу. И его гнусные дела.

Он встал рано, проспав всего пару часов. Но, тем не менее, он чувствовал себя свежим, словно проспал всю ночь. После вчерашней усталости у него открылось второе дыхание. Хотя инспектор не обвинял себя в смерти Хетти Пэрк, он не мог забыть предчувствия, возникшего у него после ее допроса.

Сегодня была среда, он вел это дело уже пятый день, а на горизонте уже маячило окончание расследования. Но предстояло еще немало дел. Нужно увидеться с доктором Фейфулом, показать Ренни письма и запустить план, который он придумал этой ночью. Доктор шел первым в списке. Во время завтрака инспектор набросал план дня Солту, но не углубляясь в подробности. Перед девятью часами он позвонил Лакландам. Кэрол ответила и выслушала краткие инструкции. Далее – звонок Карновски. Пардо был не уверен, сможет ли он застать актера дома в этот час. Однако тот был на месте и ответил ленным голосом. Судя по его интонации, можно было предположить, что он все еще находится в постели.

Следующим шагом был визит к Фейфулу. Инспектор собрался выйти, оставив Солта в «Лебеде и переправе» на случай поступления каких-либо новых сообщений касательно аутопсии Хетти. Но тут доктор сам пришел в гостиницу.

– Я собирался увидеться с вами, – сказал Пардо, пододвигая гостю стул.

– Я так и подумал, и когда я начал утренний обход, мне пришло в голову, что я первым могу прийти к вам. Как вы, должно быть, знаете, на вчерашний вечер у меня нет ни малейшего алиби.

Последнее замечание было высказано внезапно и словно напрашивалось на немедленный ответ. Но вместо этого Пардо задумчиво посмотрел на доктора, присмотревшись к суровым морщинкам вокруг его усталых глаз. «Плохо спит, – подумал инспектор, – как и все, втянутые в это чертово дело». Вслух же он сказал:

– Почему вы думаете, что я должен об этом знать?

Доктор пожал плечами:

– Я же проезжал через весь Буллхэм не в шапке-невидимке. Да и вы видели Костера.

В его голосе не было вопросительной нотки, так что Пардо принял его фразу как констатацию факта.

– Да, конечно, я видел Костера. И он сказал, что вы перевязали ему руку.

– Этот дурень на заслуживает лечения, – выпалил Фейфул. – Не удивлюсь, если он потеряет и ее. Он все делает только хуже. В субботу я наложил ему нормальную повязку, но когда вчера я увидел его, на нем была перепачканная грязная тряпка. Я сказал ему все, что думаю, и он насупился, как черт. Не хотел, чтобы я снова наложил ему повязку, ведь она мешает работать. И какая же работа у этого ленивого увальня? Не сомневаюсь: как только я отвернулся, он наверняка сорвал мою повязку и обернул руку очередной тряпкой.

Пардо с интересом слушал, и как только Фейфул сделал паузу, инспектор сказал:

– Доктор, в какое время вчерашнего дня вы видели Костера?

– В половине шестого. Я зашел сначала к нему, так как у меня было еще много пациентов, а этого гуляку позже можно было не застать, – угрюмо улыбнулся доктор.

– А во сколько вы покинули Буллхэм?

– Разве я не говорил, что у меня нет алиби? – сердито заметил врач. – Ни малейшего. Половина детишек Буллхэма заболела корью, да пятеро Локков, так что я справился только после семи. На обратном пути меня застигла буря. Последний пункт моего обхода – дом миссис Элдер, можете спросить у них, когда я там побывал. Но после этого у меня начались проблемы с двигателем, иначе я успел бы добраться домой до того, как дождь разбушевался.

– Спасибо, доктор. Не думаю, что я настолько заинтересован хронометражем вашего пребывания в Буллхэме, как вам это представляется. Я знаю, что вчера вы там были, но меня не так сильно беспокоит ваше алиби…

– Ну, вы же должны уточнить, – перебил его доктор, голос которого теперь стал добродушнее. – Разве я не был обвинен в предыдущем убийстве еще до того, как оно произошло? А теперь какой-то маньяк убил эту бедняжку в то же самое время, когда я был там. Вы можете быть уверены, что все это не случайно.

– Возможно, – ответил Пардо. – Но думаю, вы знаете, какое большое значение мы придаем тем письмам. Через минуту я перейду к ним. А сейчас я собираюсь сказать прямо, так как знаю, что вы понимаете, что все сказанное будет конфиденциально.

Фейфул внимательно посмотрел на Пардо, и теперь в его взгляде не было раздражения. Даже стоявший в стороне Солт удивленно уставился на инспектора.

– Полагаю, что все, сказанное мне до этого, также было конфиденциально, так что немного дополнительной информации ничего не изменит, – ответил врач. – Но не нужно возлагать на меня ответственность и сообщать мне имя вашего убийцы – сейчас для меня это будет слишком сложно!

– Значит, теперь вы уверены, что это один убийца?

– А вы? – парировал доктор, приподняв бровь.

– Боюсь, если я скажу вам это, то возложу на вас слишком большую ответственность, – добродушно отшутился инспектор. – Не будем об этом. Вам я хотел сообщить другое. Под телом девушки мы нашли ношенную повязку.

Он кивнул Солту, и тот отпер ящик и протянул повязку Пардо. Инспектор передал ее Фейфулу.

– Надеюсь, вы сможете сказать, эту ли повязку носил Костер, когда вы видели его в понедельник?

Склонившись над тряпочкой и крутя ее между пальцами, врач покачал головой.

– Нет, он носил не эту. Его самоделка была лишь куском тряпки. А эта, как вы видите, сделана из обрезка старой хлопчатобумажной перчатки.

– Понимаю. Но это делает все еще занятнее. Потому что если он убил девушку, то в этой повязке нет никакого смысла.

– Но смысл есть! В понедельник Костер не хотел, чтобы я перевязывал его руку, и я был уверен, что он собирался сорвать повязку, как только я уйду. Допустим, позже он смастерил повязку из перчатки?

– Но когда мы видели его, он носил вашу повязку, – напомнил инспектор.

– Конечно. Он же потерял свою, заметил пропажу слишком поздно и не стал возвращаться и искать ее. Поэтому он вновь повязал мои бинты.

– Его повязка выглядела профессионально, – задумчиво отметил Пардо.

– Миссис Селби служила в пункте неотложной помощи, – кратко ответил Фейфул. – И кое-что еще. Если Костер хотел задушить девушку, ему пришлось бы снять бинты.

– Верно. И это переносит нас к следующему пункту. Можете ли вы сказать, с точки зрения медицины, мог ли Костер задушить девушку, учитывая состояние его руки?

Доктор на мгновение задумался.

– Да, – наконец ответил он, – конечно, он мог это сделать, несмотря на боль и риск разбередить рану. Большой палец служит чем-то вроде рычага, так что для удушения руками требуется именно он… – доктор прервался, сделал глубокий вдох и продолжил: – Однако жаль, что мне не представилась возможность взглянуть на его руку тем вечером, после того как умерла девушка. Может, были какие-нибудь симптомы. Но, как я только что сказал, использование повязки означает, что убийство было преднамеренным. И должен сказать, мне это кажется нехарактерным для Костера. Я могу представить, как он убивает в порыве импульса, но не действуя по заранее составленному плану.

– В этом я полностью согласен с вами.

Наступила недолгая тишина, а затем инспектор, внезапно оставив тему о Джордже Костере, посвятил доктора Фейфула в свои планы на утро.

Врач слушал с таким сомнением на лице, что Пардо почувствовал необходимость оправдывать свой замысел.

– Знаю, это нетрадиционно и вызывает моральные вопросы. Но поток писем остановился, если не считать вчерашнего, – быстро поправился инспектор, – а анонимщиков сложно выявить традиционными методами. Вот мы и прибегаем к таким методам, как этот трюк.

Врач поднял голову, его взгляд был мрачен.

– Вы получили отчет Брасси? – спросил он.

– Да, но он негативный. Как эксперт-графолог, он хорошо понимает свои ограничения и с уверенностью может заявить только то, что все письма написаны одной рукой. Последнего письма он, конечно, еще не видел. Он не может определить даже пол автора, хотя подозревает, что это женщина.

– И все это мы и так знали, – заключил доктор. – Ну, я буду на месте. Понадеемся, что все сработает.

Уходя, он был веселее, чем когда пришел. Прежде чем отправиться к адвокату, Пардо проинструктировал Солта, велев ему вернуться в Буллхэм на автобусе либо на машине Литтлджона и объяснив ему, что там нужно делать.

– Возвращайтесь к Лакландам к одиннадцати. Я буду ждать вас, – распорядился инспектор.

Мистер Ренни был не дома, а в своем офисе – в десяти минутах ходьбы. Пухлый мальчик, в облике которого было что-то от херувима, провел Пардо в комнату, уютность которой только усиливалась из-за обилия юридических книг. Старый юрист не удивился столь раннему визиту. Он вежливо выдвинул стул и, высказав свое изумление от убийства Хетти Пэрк, принялся рассматривать переданный ему посетителем сверток писем.

– Мистер Ренни, я надеюсь, что вы сможете рассказать нам, кто автор этих писем. Возможно, вы узнаете почерк?

Пока старик просматривал письмо за письмом, прошли минуты. Сейчас он сидел, склонившись над ними. Казалось, что он не обращает внимания ни на инспектора, ни на все остальное. Пардо кашлянул, и мистер Ренни поднял голову, встретившись с гостем взглядом.

– Эти письма – собственность моего покойного клиента, а значит, они должны остаться у меня, тем более что они не имеют отношения к смерти миссис Лакланд.

– Судить об этом буду я, – вежливо заметил Пардо. – Когда они больше не будут мне нужны, я передам их вам. А пока я был бы признателен, если бы вы сказали, можете ли вы определить их автора.

– Да, могу, – неохотно ответил старый адвокат. – Эти письма были написаны покойным доктором Филипом Фейфулом, отцом доктора Тома.

Пардо не смог скрыть удивления.

– Доктора Фейфула? – переспросил он. – Значит, он был?..

– Фаворитом миссис Лакланд, – кратко закончил мистер Ренни. – Да. Прежде, чем кто-либо из них поселился в Минстербридже.

– Но если вы знали это, когда рассказывали мне фамильную историю… – укоризненно начал Пардо.

– Инспектор, слухи – не факты, – возразил мистер Ренни. – Я не знал. Но я хорошо знаком с почерком доктора Филипа, и эти письма подтверждают, что ходившие много лет слухи были правдой. Но никто из двоих никогда не доверялся мне настолько, чтобы все рассказать, так что я не мог говорить о них с уверенностью.

– Но об этом знали и другие жители Минстербриджа? – несколько нетерпеливо спросил Пардо.

– Они лишь судачили об этом, – поправил его юрист. – И то не во всеуслышание, иначе доктор Филип не оставался бы уважаемым врачом, каким он всегда был. Сплетни исчезли задолго до его смерти. Они превратились в избитую легенду о двух стариках, и никто не собирался возвращаться к этой сплетне.

– Интересно, дополнялись ли эти слухи чем-то еще? – быстро размышлял инспектор. – Ходили ли разговоры о том, что миссис Лакланд могла оказывать доктору благосклонность в чем-либо еще?

Мистер Ренни, колеблясь, взглянул на инспектора.

– Да, – признал он, очевидно, решив, что молчать нецелесообразно. – Высказывались предположения, что миссис Лакланд помогла доктору Фейфулу начать практику. Понимаете, она знала его еще в Лондоне, когда он не был процветающим практикующим врачом, каким его знал Минстербридж.

– Мистер Ренни, как вам кажется, доктор Том знает обо всем этом? – спросил Пардо.

Старый юрист печально улыбнулся.

– Не могу сказать. Когда начались эти слухи, доктор Том был совсем младенцем, а может, еще и не родился. Мы не знаем, мог ли отец рассказать ему, и мог ли он сам о чем-то догадаться, – мистер Ренни замолчал, а затем неожиданно добавил: – Инспектор, думаю, что если это так важно, то, будь я на вашем месте, я бы спросил его.

– Возможно, я так и сделаю, – ответил Пардо.

Он думал об этом, идя от юриста к Лакландам. Во всяком случае, это дает объяснение намерениям миссис Лакланд оставить наследство доктору Фейфулу. Тот не только восстановил ее здоровье, но и был сыном ее фаворита. Но дойдя до дома, инспектор решил, что не стоит ставить этот вопрос перед доктором.

Все домашние собрались в утренней комнате, как и просил инспектор. Хенесси открыл ему дверь, а затем присоединился к группе под присмотром Солта, появившегося в доме за десять минут до Пардо.

Инспектор подумал, что атмосфера была неестественной: молчаливое ожидание неизвестно чего в светлой и тихой комнате, в которую из сада били солнечный свет и легкий бриз. Кэрол, бледная и сосредоточенная, сидела в кресле, спиной к окну. Дженни Херншоу, стоя, полушепотом говорила с миссис Бидл, на лице которой была смесь любопытства и решимости претерпеть причуды следствия. Эмили Буллен сидела в еще одном кресле, лицом к Кэрол. Ее выпяченные глаза тупо уставились в одну точку за окном, что придавало ей оцепенелый вид. Солт сидел за маленьким круглым столиком у книжного шкафа и пытался выглядеть насколько возможно понеприметней, но при этом внимательно наблюдая за компанией. Он с облегчением выдохнул, когда вошел Пардо, а Хенесси почтительно расположился у двери.