Текст книги "Польско-русская война под бело-красным флагом"

Автор книги: Дорота Масловская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Пока она говорит, я представляю себе, как это должно выглядеть на самом деле. Ее мать, значит. Во-первых, она спит в очках, чтобы хорошо видеть, что ей снится, и не прозевать явления святого Цитрамона от головной боли. Ясное дело, принимая во внимание личную неприкосновенность и ее женское достоинство, не может быть и речи о том, чтобы муж прикоснулся к ней повыше локтя. На мужа я в мыслях уже не наезжаю, потому что чувствую типа солидарность. Как представлю себе, какую огромную фрустрацию ему пришлось вложить в организацию всего этого бедлама с двумя неудачными дочерьми. Бедный, так и вижу, как его гонят взашей журналом для самосовершенствующихся учителей или другим женским чтивом. Придушенный, кастрированный, спихнутый на край дивана.

И тут я начинаю предчувствовать поражение. На меня вдруг наваливается бессилие, мой внутренний реостат говорит мне стоп, красный свет, руки прочь от кастрюли. Не трогай, а то обожжешься, не трогай, а то заразишься. Не пользуйся с ней одним полотенцем, не садись на один унитаз, перед употреблением ознакомься с инструкцией. Она сидит совсем рядом и вытирает уголком кофты типа водолазка свои очки, старательно подышав на оба стеклышка, а я, совершенно упав духом, думаю, ну и как тут собраться с силами и взяться за дело. Она сидит довольно близко, и у меня должна быть на это другая реакция, тем временем со стороны джорджа веет полной апатией, джордж даже взглянуть в ее сторону не хочет, притворяется, что спит, а на самом деле дрожит и комбинирует, куда бы удрать от своей судьбы, в какую штанину. Хотя его судорожно зажатая между двумя Алисиными ногами судьба пока что закрыта, не работает, и свет там не горит.

Аля тем временем ни с того ни с сего оживляется, непонятно почему вдруг переходит на мою личность, что меня вместо того чтоб радовать, наоборот, отвращает.

– Что ты думаешь о политике, обо всей этой польско-русской войне? – говорит она, заглядывая мне в глаза с близкого расстояния. Я тут же замечаю, что у нее болезненные, желтые зубы. Я не собираюсь сразу начинать с ней военный конфликт на национальные и ненациональные темы, поэтому вероломно спрашиваю, что она считает на эту тему. Она мне отвечает, что вот что:

– Мой папа, человек очень рассудительный, благодаря чему, в общем-то, у нас в доме еще во времена социализма всегда водилось и мясо, и большой выбор колбасных изделий, и моющие средства, говорит, что в этом деле не следует иметь никаких громких, к чему-либо обязывающих мнений. И тут он прав. Потому что теперь все вдруг заделались жутко важными, демонстративно высказывают свое мнение, а погодя хвосты-то прижмут. И тут он прав. Поэтому если тебя кто-нибудь спросит, за кого ты, то я тебе, Анджей, советую воздержаться от какого-либо окончательного мнения. Потому что можно здорово пролететь. Слушай, а ты серьезно ко мне относишься? – спрашивает она вдруг, глядя мне в рот.

– А почему ты спрашиваешь? – отвечаю я немного перепугавшись, потому что хочу, чтобы она от меня отцепилась, хочу уже выйти отсюда, без пунктов, но в здравом уме, чтоб сразу же за дверью отряхнуться от ее перышек, от ее волос и отдать Изабелле джинсы в стирку.

Она мне на это отвечает: почему спрашиваю, почему спрашиваю. Ясно, что не для того, чтобы к тебе подмазаться. Просто я думала, что через несколько дней мы поедем к моей сестре в районную больницу. Она как раз родила, – в конце концов, уже почти год прошел, как они с Мареком поженились, было венчание и свадьба, на которой было очень весело, очень веселая атмосфера была у них на свадьбе. Она еще лежит в отделении, потому что Патрик, похоже, подцепил желтуху. Совершенно непонятно, черт побери, каким образом. Мама подозревает, что это врачи виноваты, их непрофессионализм и отсутствие позитивного подхода к пациентам. Иногда люди из-за этого даже умирают, из-за врачей, которые, наоборот, должны пациентам помогать, это ведь абсурд какой-то, парадокс. Кроме всего прочего, в массовом масштабе процветает так называемое взяточничество, врачей начисто отсутствует совесть, ни капли ответственности, ни капли желания исполнять свой врачебный долг и профессию. Об этом много пишут в текущей прессе, в еженедельниках, говорят по телевизору, ну просто везде.

Я молчу и стараюсь вести себя так, чтобы соприкасаться с ней как можно меньшей поверхностью. Я чувствую, что проиграл по всей линии защиты, минус десять пунктов плюс незаметный бросок ее слюны на мое лицо, когда она ко мне обращалась. След ортопедической сандалеты на моем лице. Тяжеловооруженная армия в панике отступает в глубину штанов. Полный назад и паническое бегство.

Так что я уже тогда становлюсь неразговорчивый, потому что мои чресла уже получили сигнал, что обратились не по адресу и никакого продолжения рода человеческого тут не предвидится. Джордж тоже уже хочет покинуть это мероприятие, потому что просек, что не будет тут ни конкурсов, ни физических упражнений. Поэтому я передвигаюсь немного дальше в сторону занавесок, чтобы она случайно не подумала, что я хочу стать с ней друзьями. Я стараюсь, чтобы она не обиделась на меня за эту эмиграцию, но она, по-моему, обиделась. Ну тогда я пытаюсь загладить положение, чтобы она не чувствовала себя жестоко оскорбленной и чтобы потом не было, что со мной не о чем разговаривать и типа поэтому мы так целенаправленно друг с другом молчим. Поэтому я спрашиваю, знает ли ее сестра, что у беременных бывает такая болезнь, как токсикоз. Она говорит, что конечно, это такое довольно неприятное женское недомогание во время беременности.

Тогда я встаю с дивана и прохаживаюсь в сторону окна. Потом к двери. Потому что я, блин, уже на пределе и честно предупреждаю, что если мне сейчас же не дадут или какого-нибудь пива, или хоть крошечку амфы, или хотя бы кубик Рубика покрутить, то по моим нервам сначала пойдет трещина, а потом они вообще вздыбятся, и за последствия я не отвечаю. Если бы она мне хотя бы компьютер включила. Пасьянс «Паук». Хоть бы калькулятор какой дала в руки, чтобы я подсчитал свои минус сто миллионов тысяч пунктов из-за ее нелепости, из-за ее паршивого характера. И общей паршивости тоже. Потому что, скорее всего, это бесконечное число, которое в уме, как ни крути, не сосчитаешь. Тут я задумываюсь о том, что могло бы быть, если бы Бог имел хоть каплю совести, порядочности. Потому что если бы было так, а не иначе, если бы он проявил хоть миллиграмм доброй воли, вложил хоть миллиграмм логики в этот сценарий, то я имел бы сейчас Магду, потому что она с самого начала продавалась как подарок для меня. Так нет же. Даже там, в этом с виду честном Царстве Божьем, процветает коррупция, предательство, бьют лежачих и мылят глаза полиции насчет набитого амфой багажника «гольфа». Даже там все только под себя гребут, везде барыжничество и проституция, а польских девушек продают на Запад. Бог прикидывается, что он типа левых взглядов, всем поровну, ни больше и ни меньше, одинаково. А сам как вмажет мне по рукам, отдавай, Анджей, Магду, поиграй теперь чем-нибудь другим, а Магду мы теперь дадим Касперу. А потом еще Левому, пусть поиграет с чем-нибудь нормальным, мальчик слишком много времени проводит за компьютером, а ему это вредно для осанки, для сколиоза. А ты, Анджейка, не расстраивайся, мальчики тебе ее потом отдадут, правда, мальчики? Честное Божественное. А ты покудова с Алей поиграй, она немного не того, с дефектом, так сказать. Где сядешь, там и слезешь. Ну и что, это же не значит, что с ней нельзя играть, было бы желание.

– Факью, я в эти игры не играю, – говорю я себе под нос и смотрю вверх. Но это даже не небо, это потолок с облезлой штукатуркой, и это даже не кукла, которая хочет, чтоб с ней играли, это преждевременно скончавшаяся телеведущая, которая к тому же нацепила очки в золотой оправе и, послюнявив палец, листает журналы.

Если б она мне хотя бы калькулятор дала, что я уже подчеркивал раньше. Я бы хоть чуть-чуть развлекся, прибавлял бы, отнимал, сначала все цифры слева направо, потом справа налево, а в конце умножение. Я бы все рассчитал. Про Магду. Ее рост. Ее возраст. Длину ее волос. Длину ее предположительной жизни. Угол наклона Каспера по отношению к ней. Количество амфы в крови. Процент ее удовлетворения. По-любому низкий. Она, по-любому, на минусе. Скорость, с которой русская армия приближается к городу. Количество проданной колбасы. Я бы все посчитал, если бы она дала мне калькулятор.

Но она нет. Не дает. Она сидит и время от времени пялится на меня, а другой рукой поправляет себе что-то в зубах. И ей даже в голову не приходит, что это уже все. Что вот теперь решается судьба ее клеверных листиков, приклеенных к окну, и стекол в мебельной стенке, что сейчас я это все подожгу вместе с ее волосами, которые я вообще отрежу на фиг и сам, собственными ногами, растопчу в жидкую тюрю. В конце концов я ей вот что говорю. Потому что это уже не хиханьки: то да се, да что ты обо мне думаешь, Анджей, я тебе нравлюсь? я красивая? я некрасивая? чем она лучше меня? Потому что хотя я человек по натуре добрый, но чтоб меня держали за ходячий приют для сирых и убогих – это уже перегиб, не желаю выслушивать контрацептивный пердеж из серии «домашние советы» и ничего с этого даже не поиметь, никакого удовольствия, одну мелодраму и длинные разговоры об искусстве, поэзии и защите зачатой на закате солнца жизни нерожденных младенцев.

– А ты человек скорее бережливый, да? – говорит она на погибель моим мыслям и чувствам. Да она же просто бьет лежачего, получай, получай, гад, не хотел разговаривать о погоде, не хотел разговаривать о токсикозе у беременных, значит, будем разговаривать о бережливости, да, Анджейка, шутки в сторону, камера пошла, здравствуйте, уважаемые дамы и господа, с вами Алиса Бурчук, и специально для вас я сейчас прочту список продуктов, которые вы можете приобрести с сезонной скидкой, чтобы вести ваше домашнее хозяйство еще более функционально и экономно. Потому что не думайте, будто, покупая все подряд, бросая в корзину продукты без разбора и понятия, мы можем скромно и без риска хозяйничать в нашем доме. Покупки – это дело, которое следует основательно продумать, запланировать, взвесить все за и против. Посмотрим, это мясо с виду кажется неплохим, но взгляните на чудовищно высокую цену, особенно если учесть, что рядом лежит совершенно похожее мясо, изготовленное всего несколькими днями раньше, но еще совершенно пригодное, а стоит оно в два раза меньше. Первое задание: какое мясо выберешь ты, Анджей, ведь наверняка ты не будешь таким расточительным, чтобы выбрать дорогое и в конечном счете, скорее всего, менее вкусное мясо. Не надо отвечать, главное, что ты согласен. Теперь мы передвигаемся со своей корзиной на следующее поле нашей таблицы. Перед нами полка с текстильными изделиями. Твоя задача, Анджей, выбрать самые лучшие носки. Да, конечно, эти очень прочные, но за их стоимость ты можешь приобрести три пары менее прочных, хотя они ничем не хуже. Прекрасно, это движение головы я засчитываю как кивок, а это значит, что ответ верный. В таком случае мы отправляемся дальше, на следующем поле представлена полка с алкогольными напитками. Твое задание: не покупать алкоголя и тем более сигарет. Если купишь, автоматически теряешь главный приз. Если не купишь, переходишь на следующий этап, такой же интересный и волнующий, как и предыдущий. Кстати, мы знаем, что ты, как человек солидный и рассудительный, поддерживаешь наш общий выбор, а теперь по условному сигналу мы все вместе встаем и громко кричим хором: нет алкоголю, разоружить табачные фабрики, запретить продажу спиртного выше пяти процентов содержания, Анджей, ты что-то вертишься, нервничаешь, наверное, не можешь уже дождаться следующей таблицы, на которой представлена секция с овощами и фруктами. Корзина А: дорогие фрукты, привезенные с далекого Запада, покрытые толстым слоем вредных пестицидов – заразных микробов, разносимых неграми, которые трогали их руками. А теперь посмотрим, что у нас тут в корзине Б? Русские фрукты! Они, конечно, немного дешевле, чем наши, но ведь это фальшивые подделки, а не настоящие фрукты, наверняка они внутри пустые. А вот в корзине В мы найдем настоящие польские фрукты, недорогие и вкусные, потому что польские яблоки, даже с подгнившими бочками, вкуснее, чем яблоки с гнилого Запада, совершенно ясно, что наш рассудительный Анджей выбирает корзинку В, прекрасный, правильный ответ, таким образом, мы переходим к следующему этапу нашего телешоу, и впереди нас ждет еще много интересного и поучительного!

– Можно я пойду пописаю? – спрашиваю я довольно угрюмо и лечу в сортир. Громко спускаю воду и в надежде, что ничего не слышно, перетряхиваю все шкафчики. Уровень наркотиков в этом доме просто никакой. Одна таблетка сибазона. И одна упаковка панадола. Я быстро принимаю оба супертяжелых драга, поскольку начинаю опасаться за свое здоровье. Боюсь, что я сошел с ума или еще чего, передозировка амфы за несколько последних дней, короткое замыкание, оборванные провода. Вот так, Анджейка, сначала панадол, сибазон, а потом вокзал, сразу же слышу я и оборачиваюсь, но это только эхо в моей башке так взыграло. Импотенция, интерес к сидящей рядом особи женского пола нулевой, может быть, это уже даже гомосексуализм, и как только я это думаю, сразу же смотрю в зеркало, может, на моей внешности уже проступили какие-то видимые следы педерастии, но ничего такого я не замечаю, никакой отметины.

Быстро, чтобы не возбудить ненужных подозрений, я возвращаюсь на свое место и сажусь на него. Представление продолжается. Конец рекламной паузы. На этом этапе, Анджей, ты должен купить себе подходящую обувь. И здесь тебе предоставлен выбор между прекрасными функциональными ботинками заграничной фирмы ССС, филиалы которой расположены на территории всей нашей страны. Это обувь на любую погоду, потому что она очень практична и проста в пользовании, просто надеваешь ботинки и носишь их дома и на работе, со штанами и с юбкой. Со штанами, быстро отвечаю я, чтобы дать правильный ответ как можно скорее и избежать тем самым публичного обвинения в мужеложестве и других извращениях.

Вот именно! Атмосфера в студии накаляется до предела, эмоции перехлестывают, потому что оказывается, что ты, Анджей, именно такой, каким должен быть, бережливый и практичный, а теперь очередной этап нашей программы. Вопросы будут проблематичные и, возможно, даже несколько щекотливые, но все же что ты ответишь, да или нет, если ни с того ни с сего в следующем пункте нашей программы встретишь классическую польскую семью из шести человек, ну и как ты поступишь? Ты посторонишься со своей эгоистической, гедонистической, самовлюбленной корзиной и пропустишь вперед истинные ценности? Или ты будешь пропихиваться против течения, задевая и переворачивая деток божьих, наступая им на маленькие, беззащитные ножки, выбивая из ихних ручонок недорогие и изумительно сладкие леденцы в форме сердечек? Ты отдавишь ногу своей тележкой отцу семейства, который трудится в поте лица, чтобы вырастить плоды сельскохозяйственного труда своего? Уступишь место в автобусе женщине с ребенком на руках? Ты молчишь, ты не отвечаешь, но тебя выдает выражение твоего лица, на нем крупными буквами написано, что ты порядочный человек и в будущем хотел бы иметь много детей.

А теперь мы переходим в следующую категорию, где ты, возможно, будешь чувствовать себя уверенней, потому что, возможно, это как раз твое хобби, которым ты, к примеру, интересуешься, возьмем, к примеру, хотя бы такой вопрос: ты ведь по своей природе человек несмелый? Сосредоточься как следует, это очень простой вопрос, для разминки, ведь мы все, и я, и публика в нашей студии, все мы за тебя болеем и желаем тебе успеха, чтобы ты выиграл в нашей программе, поэтому тебе будет задан другой вопрос. На этот раз из области психологии, потому что я очень интересуюсь психологией и межчеловеческими соотношениями, как можно изменить самого себя, как работать над собой, как победить свои слабости, сделать свою жизнь более здоровой от страхов и несовершенств, как осознать в себе чувство собственного достоинства. Потому что я вижу по тебе, что ты несколько скован, неуверен и, наверное, поэтому не можешь ответить на такие простые, просто элементарные вопросы, ты, наверное, меня стесняешься, перестань, ну что ты, в самом деле, так нельзя, если мы хотим стать настоящими друзьями, мы должны быть откровенны друг с другом, чувствовать себя в своем обществе свободно и раскованно и ничего друг от друга не скрывать, даже самые большие свои слабости. Поэтому я говорю тебе и всем физическим лицам, которые смотрят нашу программу: друг – это такой человек, в присутствии которого мы можем не бояться быть самими собой, не подавлять свои эмоции, а у тебя есть друг? Напишите нам об этом, ваши ответы на почтовых открытках мы ждем до конца недели, а вас ждут вещевые призы и подписка на мой любимый журнал. Но вернемся к нашей игре: теперь другой вопрос, я задам его немного иначе, потому что тот, предыдущий, возможно, был сформулирован слишком сложно для тебя, ты такой неразговорчивый, может, это мое присутствие тебя стесняет, я тебя смущаю, если хочешь, я выйду, а телезрители на минутку закроют глаза, чтобы ты мог спокойно приготовиться к ответу на заданную тему, решить, что ты по этому поводу думаешь, можешь составить себе конспект ответа, и мы поговорим об этом позже, а теперь перерыв, стоп камера, публика в нашей студии встает, встаем, все встаем, делаем раз, поднимаем руки вверх, делаем глубокий вдох и начинаем круговые движения, и раз, и два, а я тем временем встану с кресла, вот так, сниму свои очень красивые очки, которые в свое время обошлись мне сравнительно дорого, даже принимая во внимание, что это было еще в начальной школе, но все равно это была покупка почти вневременная, я отложу в сторону свой любимый журнал, который вообще-то спонсирует нашу программу, и по секрету скажу тебе, Анджей, одну вещь. Главный приз в нашей программе – это я, Анджей, если ты правильно ответишь на все вопросы, если согласишься, что я права, если окажется, что у нас с тобой общие интересы, то я разрешу себя поцеловать в губы, но очень осторожно, потому что у меня очень чувствительные губы, которые тут же лопаются и облазят вместе с кожей, которую я тогда отрываю клочьями, отрываю вместе со всем лицом и всеми внутренностями, но это не беда, ты не волнуйся, ничего страшного, потому что я тут же отрастаю еще лучше, чем прежде, с волосами длиннее, чем теперь, и крест, что висит у меня на шее, вот тут, видишь, отрастает еще больше, и мои ортопедические сандалеты тоже, и руки, и ноги. Но вернемся к нашей игре, поприветствуем всех зрителей, собравшихся перед телевизорами, и публику в нашей студии.

Этот раунд мы начинаем с ключевого вопроса, благодаря которому еще не все потеряно, у тебя еще есть шанс попасть в финал, смелее, это уже последний вопрос, и теперь решается твоя судьба, выиграешь ты главный приз или нам с тобой не о чем разговаривать, и тогда конец, собравшиеся перед экранами телевизоров зрители показывают большими пальцами обеих рук вниз и по условному сигналу, который появится в уголке экрана, дружно плюют в свои телевизоры, а ведь мы этого не хотим, поэтому набери в легкие побольше воздуха, выплюнь жвачку, вопрос: на каком факультете ты учишься?

– На каком факультете ты учишься, Анджей? – говорит Алиса и назад надевает свои магические позолоченные очки, абракадабра фокус-покус, и готово: я учусь на экономическом, люблю читать и ходить в кино, музыку не слушаю, познакомлюсь с культурным молодым человеком без вредных привычек в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет для серьезных отношений двух культурных людей.

Я молчу. Молчу. Она смотрит на меня испытующе: неужели ты не знаешь ответа? Сосредоточься, наверняка знаешь, ведь ты же где-то, конечно, учишься, иначе не сидел бы тут со мной, ведь мы все где-нибудь учимся и не скрываем этого, наоборот, открыто признаемся, подумай хорошенько, ведь наверняка ты помнишь, на каком факультете.

Хорошо, раз ты не можешь вспомнить, первая подсказка, послушай внимательно: стало быть, это факультет… связанный с администрацией… с управлением…

– Администрация и управление! – тут же говорю я и нажимаю соответствующую кнопку на диване, чтобы этот ответ не исчез ненароком с экрана, прежде чем я успею его выбрать. И с беспокойством смотрю на Алю: правильный ответ?

Она смотрит немного испытующе: ты уверен, что это тот ответ, что именно этот ответ ты хочешь выбрать, ты уверен в своем выборе, ты уверен, что это правильный ответ?

Тут уже я, махнув на все рукой, иду ва-банк и повторяю, что на факультете администрации и управления.

– Елки-палки! – говорит она, потому что, скорее всего, ответ правильный. – Я тоже должна была туда поступать, этот факультет родители выбрали мне еще в начальной школе, но не поступила, потому что не было мест, впрочем, мама говорит, что не поступила я вовсе не из-за нехватки мест, а из-за процветающей там коррупции, из-за некомпетентности правящих элит и тяжелого экономического положения в стране, и вообще туда берут только по блату, а еще мама говорит, что экономический факультет – это тоже хорошо, даже еще и лучше, специальность более перспективная, и с устройством на работу будет проще, я, конечно, не хочу тебя пугать, но администрация и управление – специальность уже обреченная, после окончания учебы тебя с таким образованием не возьмет на работу ни одно уважающее себя учреждение. Я, в общем, то же самое не раз говорила своей лучшей подруге Беате, которая тогда поступила и думает, что теперь вдруг весь мир ляжет ей под ноги, вся Польша с Россией включительно.

– Я иду назад на праздник, – говорю я ей не терпящим возражений тоном. Потому что это уже конец программы, и выиграл я или проиграл, мне по фигу, от главного приза я отказываюсь в пользу сирот, в пользу Польского общества польских руководящих работников, в пользу моего лучшего друга Каспера, эта награда, по совести, причитается ему и только ему, и, может, он о ней мечтает. И мне по фигу, что по моим расчетам, по моей шкале, я на сотню миллионов пунктов в минусе, так что теперь мне придется трахнуть Магду тысячу раз подряд плюс еще несколько раз Анжелу, считая, что она опять девственница, чтобы хоть как-то выровнять счет и не потерять лица.

– О’кей, – говорит Аля, и я радуюсь, что наконец-то гейм овер, наше антенное время подходит к концу, передача «Готовим вместе» заканчивается, наше жаркое из лебедя после снятия текстильных декораций готово к употреблению, хотя пока – в кофте типа водолазка – оно выглядит довольно неаппетитно, но вкус превосходный, хотя, может быть, и чуть жестковато. Блюдо можно подавать как на банкетах и грилях в семейном кругу, так и на официальных приемах.

– Жаль, что ты уже уходишь, интересно было пообщаться, я рада, что у меня появился такой знакомый, как ты. Подожди минутку, я покажу тебе свадебные фотографии моей сестры, у них была очень веселая свадьба, все было очень вкусно, хотя блюда в принципе простые, и очень веселая, семейная такая, атмосфера. Посиди тут и ничего не трогай, – говорит жаркое из лебедя, одергивает водолазку и поправляет местонахождение золотого крестика на своей груди. И уходит. Я тем временем эти ценные мгновения в ее комнате наедине с самим собой, с глазу на глаз с цветами в горшках и волнистыми попугайчиками, не трачу попусту. Хотя после употребления перечисленных выше спецпрепаратов я чувствую внутри себя какое-то спокойствие и холодный расчет. Потому что, я еще этого не говорил, но в гробу я видал такую систему и с такой системой сотрудничать не намерен, и ни в каких публицистических интервью, ни в каких программах о поэзии типа «Прости меня» выступать в качестве участника не намерен, вот это я знаю точно. Ну, значит, так. Сначала я устанавливаю цветок в горшке на ковер, вынимаю Джорджа и демонстративно писаю в горшок, а сам весь на нервах, что меня накроют, поэтому струя идет криво, попадание получается не всегда идеальное. Не все помещается, поэтому для тех остатков, которые не влезли, я ставлю на пол клетку с попугайчиками, чтобы разрядить свой стресс на них, прямо в их мисочку для воды. Они тем временем вопят, разевая клювы, и удирают по перекладинам, я даже боюсь, что эта лебедушка сейчас сюда прибежит, привлеченная отзвуками их казни. Спокойно, падаль, – говорю я им, – немного мочи нормального человека вам полезнее, чем гектолитр психически больной воды из рук вашей благодетельницы.

Однако они как ненормальные начинают верещать еще громче и того и гляди начнут предпринимать отчаянные попытки улететь в теплые края за помощью, за подкреплением, потому что эта шизанутая так их воспитала, что в обществе среднестатистического человека они не знают, как себя вести, их явно натравливают и подстрекают к нападению на порядочных людей без психических отклонений, и, по-моему, они собираются кинуть мне какую-то подлянку. Ну, тогда я смотрю на них и вижу, что они такие же глупые, как их мамаша Алька, наверное, они изучали экономику, или нет, наоборот: тот слева – банковское дело и управление управлением, а этот справа – финансы и финансы. Ваша мамашка просто трехнутая, – говорю я им тихо, типа по секрету, и шепотом плюю одному прямо на башку.

Оки. Тут я уже спокойно засовываю пару-тройку вещиц в карман, все, что валяется на виду, сувенирная ручка из Закопане в форме топорика, золотое колечко с камушком и школьный клей в виде помады, потому что мало ли что, может пригодиться. Это утешительные призы нашей программы, учрежденные госпожой ведущей, чтобы не было так, что я совсем уж в минусе, ведь так получается, что мои пункты с каждой минутой уменьшаются сами по себе, сумма их общей стоимости падает, но если что, то чтоб хоть какую-то пользу я с этого отстоя все-таки поимел. Потом я ставлю все как было и шепотом, в полной конспирации, открываю дверь, тут же производящую громкий протяжный скрип.

– Ты куда? – кричит Аля из бездны, из каких-то отдаленных, несуществующих комнат, из клуба вкусной и полезной книжки, где в алфавитном порядке стоят на полках альбомы, фотографии, литература, проза, фото Али и ее сестры, приветствующих приходского ксендза хлебом и солью в народных кашубских костюмах, красный диплом и грамота за образцово-показательную работу классного казначея в начальной школе.

Услышав, что она, наверное, где-то далеко и не успеет добежать досюда, пока я не выйду, я бегом спускаюсь по лестнице, хватаю в руки свой шузняк и выбегаю из этого дома, громко хлопнув калиткой. Где начинаю тяжело дышать и стараюсь отойти подальше, потому что, когда она обнаружит мое отсутствие и произошедшие в ее личной экосистеме флоры и фауны изменения, мне может не поздоровиться, она может пуститься в погоню или, что еще хуже, все же заставит меня смотреть эти фотографии.

Первый попавшийся автобус как раз подъехал, поэтому я сажусь в него, хотя должен признаться, что чувствую какую-то слабость, типа сонливость, и мог бы теперь на этом автобусе ехать без конца, и никто меня даже не упрекнет в отсутствии билета, потому что никто не сможет сдвинуть меня с места, такой я стал тяжелый, что даже пол может в любую минуту подо мной провалиться. Мы едем так медленно, скорее всего, из-за моей тяжести, в основном из-за тяжести моих рук, я не в состоянии их поднять, и они просто висят. Я боюсь, что не удержу их, и они сейчас упадут на пол вместе с остальным телом, и уже никто их оттуда не поднимет, даже домкратом. Мы едем все медленнее, и город тоже движется медленно, он, как морская волна с дистанционным управлением, то приливает к окнам, то откатывается. А пультом играют пьяные в доску члены городского совета. Тучи над городом хмурятся как зловещие брови. Бог разозлился, Бог наводит порядок. Но вот Алиску, если бы она была тут, это по-любому не испугало бы. Пусть все вокруг рушится и горит синим пламенем, она только достанет свой студенческий билет плюс крест из-под куртки, и толпа, в панике топчущая сама себя, тут же расступится перед ней, о-о-о, студентка экономики, красавица, отличница, к тому же католичка, правда, с каким-то немного сонным парнем, наверное, это ее умственно отсталый сын, значит, тем более надо ей помочь и поднять его с сиденья, отклеить от дерматина. Расступитесь, пропустите, может, у них важное дело, они идут в библиотеку, чтобы взять новейшее произведение Бертольда Брехта, они идут за пайком картошки, пожар подождет, подвиньтесь и пропустите.

Такие вот у меня мысли, что хреново я поступил, что не взял ее с собой. Потому что теперь она мной бы руководила или хотя бы руки мне поправила, положила в алфавитном порядке, а то в таком состоянии я точно доеду до Урала, и никто меня не разбудит даже на Рождество, мать моя в отчаянии, она купила мне подарок, а тут оказалось, что Анджейки нет, хотя еще несколько месяцев назад, когда она звонила домой, он был на месте. А теперь его вдруг нет, уже много месяцев подряд он едет в некомфортабельном автобусе марки «Польский автопарк» на край света, ему там стипендию дали. Я думаю, что только она обо мне и вспомнит, вышлет зубную щетку, запасные носки, банку варенья, нитку с иголкой и открытку с пожеланиями хорошего настроения. И когда я про это думаю, какая хреновая у меня жизнь, мало того, что я так облажался в этой игре, еще и черти взяли меня на заметку, так как я сейчас не совсем уверен, умер я уже или еще нет, что меня уже окончательно добивает, потому что автобус, по-любому, едет, но словно в тумане, в дыму, который клубится внутри него. И мои веки автоматически закрываются, куда я ни посмотрю, там они и закрываются, но я успеваю еще заметить, что везде полно дыму, и пассажиры какие-то размытые, без ярко выраженных границ, растекаются по всему автобусу, потому что день сегодня скорее теплый. И еще я замечаю, что их голоса доносятся будто из-под ваты, из-за стены, из теплых краев, с другой стороны.

И вдруг, когда я все медленнее, все большими буквами, все более корявым почерком думаю это, я вдруг слышу: ты слышал?

Вот такой вопрос я слышу. Он вообще-то громкий, выразительный, несколько раз повторенный на фоне двигателя внутреннего сгорания, в котором шумит какой-то громкий ветер типа циклона. Нет, планирую я ответ, но в данной контрольной работе это задание особенно трудное, потому что у меня никак не получается пошевелить губами, ни в одну сторону, ни в другую, они залиты чем-то типа бетона, старательно замазаны клейстером или каким-нибудь гипсом, а верхние зубы кто-то приклеил к нижним и запечатал сургучом с грифом «совершенно секретно», не вскрывать. Одно только мне удается установить со всей очевидностью: во рту у меня нету языка, наверное, он выпал на каком-то повороте и закатился под сиденье. А в рамках свободного места, где раньше был язык, находится что-то мясоподобное, резиновый шланг, управлять которым у меня ни хрена не получается.