Текст книги "Сириус экспериментирует"

Автор книги: Дорис Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Адаланталэнд

Прошли тысячелетия с тех пор, как мы летели этим же путем с Амбиеном Первым. С высоты было видно, что ландшафт почти не изменился, но встречались и зоны, где каменистая почва вздыбилась, виднелись следы горных обвалов, а покалеченные деревья успели засохнуть. Я знала, что города на побережье Срединного моря, над которым я пролетала с Амбиеном, превратились в руины. Мне было интересно, стало ли причиной их гибели землетрясение или что-то иное. Пролетая над прибрежной зоной огромного пустынного океана, который отделял Северный Изолированный Континент от Основного Материка, я заметила несколько новых островов, выглядевших так, словно они только что поднялись со дна океана. Остров с прекрасным городом и великолепными кораблями в гаванях успел опуститься под воду и подняться вновь. Теперь на нем было несколько убогих селений. Мне захотелось еще раз осмотреть великие Внутренние моря, и я сделала несколько кругов над ними. Повсюду вдоль каменистого, залитого солнцем побережья виднелись руины зданий. Часть из них оказалась под водой. Но это были богатые и плодородные земли, и скоро здесь появятся новые города, как уже бывало не раз. И все же было грустно видеть, как мимолетно все происходящее на этой планете, и я пришла в несвойственное мне состояние духа. На меня навалилась глубокая печаль, которую сириане называли «экзистенциалистской меланхолией», – потому что мои чувства были отзвуком самого насущного для Сирианской империи вопроса: каковы цели планирования нашей деятельности, обретения власти над природой? Я висела над землей в крохотном пузырьке космического корабля, захваченная открывшимся зрелищем. Картина внизу была полна волшебного очарования – синие моря, сверкающие, словно огромные драгоценные камни, были окружены теплыми красноватыми землями. Казалось, в этой крохотной планете как в капле воды отражается целая Галактика, которая всегда – несмотря на иллюзию бесконечности времени: рядом с ней любые перемены ничтожны, – постоянно менялась, и эта мимолетность делала каждое мгновение бесценным… Я парила над этой прекрасной пустынной землей, пока не налюбовалась ею досыта, а затем вновь направилась на север, к Адаланталэнду. Я хотела посмотреть, во что превратилось это безмятежное государство в период всеобщего упадка. В наших библиотеках можно найти массу материалов по истории Адаланталэнда, поэтому я ограничусь сведениями, которые имеют прямое отношение к моим нынешним целям.

Адаланталэнд (канопианцы называли его Адалантером) располагался на большом острове, который был частью крупного архипелага у побережья Основного Материка. Хотя в экваториальных зонах Роанды в то время было слишком жарко, климат в северной и южной части был теплым, без резких перепадов температуры, а почвы – плодородными. Адаланталэнд представлял собой миролюбивую, достаточно демократичную культуру, отчасти склонную к праздности и гедонизму. Женская династия, управлявшая страной, властвовала «милостью Канопуса» – повсюду были установлены камни с высеченными на них правилами, которые строго соблюдались. Основных заповедей было три. Первая гласила, что Канопус, незримый, но могущественный законодатель Роанды, покарает любого, кто нарушит его Закон. Вторая утверждала, что никто не вправе считать себя лучше прочих, и запрещала порабощать или эксплуатировать ближнего, унижая его достоинство. Третья запрещала гражданам Адаланталэнда брать из общих запасов пищи и предметов потребления больше, чем требовалось для удовлетворения их личных потребностей. Каждое правило содержало множество уточняющих пунктов и подпунктов. Свободно перемещаясь по этой безмятежной стране, я обнаружила, что люди хорошо знают и по большей части соблюдают эти законы, хотя третий трактуется очень по-разному. Мне сказали, что Матери, которые правят страной, подчиняются другим, тайным законам. Они дарованы им «теми, кто спустился со звезд». Меня явно не причисляли к этой категории. Внешне я напоминала жителей Адаланталэнда – они были светловолосыми, белокожими, голубоглазыми, но в отличие от меня – крупными и полнотелыми. Поскольку я была худой и высокой, все то и дело выражали озабоченность состоянием моего здоровья. Я познакомилась с королевой, или, как ее здесь называли, «Великой Матерью», которая жила не лучше, чем ее подданные, и никоим образом не демонстрировала свое превосходство. Предметом моего особого любопытства был вопрос, который я не могла обсуждать ни с кем. Я хотела выяснить, как этому государству удается поддерживать порядок и избегать преступности и гражданского неповиновения. В эпоху всеобщей деградации на Роанде такое положение дел было достаточно необычным. Великодушная и доброжелательная королева явно не понимала, что этот рай на земле – ибо она и ее подданные считали свою страну таковым и знали, что им завидуют менее развитые племена, – был не кульминацией длительного развития культуры, а всего лишь тенью былого величия, что предшествовало Катастрофе и провалу Смычки. В древних легендах содержались намеки на страшное несчастье, во многих упоминались некие «Боги», которые наблюдают за народом и должны «вернуться». Впервые «Боги» явились на Роанду во времена прапрапрапрабабушки нынешней королевы. По описанию я узнала Клорати. Он даровал жителям Адаланталэнда новые законы – по большей части то была новая трактовка уже действующих норм. Он упрекал людей в недостойных поступках и укреплял в них стремление беречь свою прекрасную, благодатную страну.

Я спросила королеву про тайные законы, и она, не смущаясь, ответила на мой вопрос. Она сказала, что единственная причина, по которой их держат втайне и не высекают на камнях, состоит в том, что, будучи весьма замысловатыми, законы сии требуют осмотрительности и педантизма, – и здесь я вновь узнала почерк Канопуса! – и могут стать тяжким бременем для простых людей, поглощенных повседневными заботами.

Оказалось, что речь идет о тех же правилах, которые Канопус установил для нас, сириан. Мы так привыкли соблюдать их, что давно считали их собственным изобретением, позабыв о том, что законы введены Канопусом. Я помню, что, когда королева стала излагать мне указания, исходящие, по ее мнению, от Канопуса, я почувствовала обиду и раздражение. Впрочем, я тут же упрекнула себя за эти нелепые чувства.

Королева не пожалела времени и сил, чтобы подробно растолковать мне эти правила. Они определяли, какое имущество следует защищать и охранять, как и в какое время его использовать, как правильно распоряжаться теми или иными артефактами, каких мест следует избегать и в какие стремиться… и так далее. Нет смысла перечислять все пункты подробно, поскольку в них постоянно вносились поправки, и нам объясняли, как нужно корректировать эти законы с учетом космических и локальных факторов.

Однако в том, что говорила мне королева, я заметила некоторые неточности. Незначительные отклонения от знакомых мне предписаний. Слушая эту мудрую и приветливую женщину, которая объясняла мне, как должны вести себя ее подданные, чтобы сохранить физическое и душевное здоровье и здравый смысл, я испытывала непривычные ощущения. Я привыкла соблюдать те же самые законы, но в несколько иной трактовке и считала, что мой подход ближе к истине, – ведь еще недавно я тесно общалась с Клорати, который контролировал мое поведение. Впрочем, еще тогда он сказал мне, чтобы я не пыталась изменить обычаи, которых придерживалась королева. Поэтому я держала язык за зубами.

Королева хотела знать, из какой части Роанды я прибыла, и я рассказала ей о Южных Континентах, о которых она уже слышала. Мореплавателям Адаланталэнда приходилось бывать на побережье обоих континентов, и у них имелась возможность обследовать их, – что показалось мне весьма интересным. Но незадолго до моего визита королева запретила дальние путешествия – за границей слишком опасно, и наверняка я тоже заметила это. Рассказывали ли мне жители Адаланталэнда о своих страхах и дурных предчувствиях? Если нет, это из-за того, что я иностранка, и было бы дурным тоном докучать постороннему человеку своими заботами. Однако сама королева и другие Матери, правящие страной, убеждены, что у них есть все основания бояться. Приходилось ли мне слышать о разрушительных землетрясениях на Юге, которые стирали с лица земли целые города? О штормах и бурях там, где раньше всегда стояла прекрасная погода? Она говорила об этом, и ее огромные глаза – синие, как моря, над которыми я летела всего несколько дней назад, – были полны тревоги. Я невольно сравнивала наши чувства – правительница Адаланталэнда переживала за своюкультуру и своюстрану, а я, размышляя об исчезновении планет, городов, цивилизаций или даже видя опустошение, которое оставило после себя землетрясение, испытывала примерно то же, что ощущает человек, увидевший разоренный термитник или узнавший об исчезновении отдельного вида животных.

Мне не хотелось покидать Адаланталэнд. Я медленно двигалась к побережью океана, где оставила свой корабль. Мне было жаль уезжать из этой страны с плодородными почвами, травянистыми лугами, фруктовыми садами, чистыми, ухоженными городами и не хотелось расставаться с ее приветливыми жителями. По пути я продолжала размышлять о третьей заповеди, которая запрещала брать для себя больше, чем можешь употребить. А ведь сириане столкнулись с похожей проблемой… Кто вправе пользоваться плодами общего труда, на что он может претендовать и с какой целью? Главное – с какой целью!

«События»

Я отлично помню картину, которую увидела в тот день, глядя на Роанду из космического корабля, и свои мысли в тот момент. Это объясняется очень просто. Когда после так называемых «Событий» я обнаружила, что повсюду царят хаос и разорение, я постаралась вспомнить то, что видела там же совсем недавно, чтобы не дать этому зрелищу стереться из моей памяти.

Обзор был отличным: прямо подо мной лежали острова этих благословенных широт. С одной стороны до самого Северного Изолированного Континента простирался великий океан. Здесь находился архипелаг, который в разные периоды то поднимался, то погружался под воду. На севере можно было различить льды и снега – это говорило о том, как тесно связана Роанда со своим солнцем. Побережье Основного Материка тянулось к югу: поначалу благоуханное и восхитительное, а затем все более сухое и каменистое, оно переходило в выжженные пустыни средних широт. Далее шли просторы Основного Материка, где никогда не бывала я, но успел побывать Амбиен Первый. Как я мечтала своими глазами увидеть леса и джунгли, о которых он мне рассказывал! На космическом корабле Амбиен Первый облетел материк вдоль и поперек, но понял лишь одно – эти леса необозримы. А животные! Местная фауна отличалась невероятным богатством и разнообразием. За лесами под голубым прозрачным небом на огромном плоскогорье располагались города, о которых мы говорили с Амбиеном Первым. Хотя это были не Математические города Великого Времени, каждый из них был интересен по-своему – власть в одних была разумной и гуманной, другими правили тираны и деспоты. Я летела над ними целый день. Канопус, похоже, не возражал против моих путешествий по его землям, и я отправилась бы туда немедленно, если бы со мной не начало твориться нечто странное…

Я ощущала невыносимую тяжесть на душе, и с каждой минутой мне делалось все хуже. Всем нам знакома тень, которую порой отбрасывает на нашу жизнь будущее, – мы называем ее «предчувствием». Я не была исключением. Казалось, меня заперли в тесной темной комнате, невидимой тюрьме, где трудно вдохнуть полной грудью и откуда я разглядываю сияющее море и прекрасную землю, которые словно отталкивали мой взгляд. У меня не выходило из головы предостережение Клорати… его слова оставили у меня неприятный осадок, и я только теперь поняла, что это был страх… и именно в этот миг…

Что же произошло?

Историки, радуясь возможности поговорить с очевидцем, часто расспрашивают меня о случившемся. И когда я оглядываюсь назад, эта минута всегда кажется мне самой тягостной.

Наступила абсолютная тишина. Казалось, что жизнь внизу замерла. Воздух внезапно стал прохладным. Я машинально обвела глазами небо – вокруг была обычная бездонная голубизна с характерными для Роанды облаками – и ничего не увидела. И все же я замерла и сжалась всем своим существом.

Внезапно – хотя это слово не способно передать, как стремительно разворачивались события, – я оказалась в полной темноте. Остался лишь свет звезд. Тишина сменилась шипением и грохотом. Я посмотрела вниз и обнаружила, что пейзаж внизу исчез, а мой корабль вращается. В глазах у меня замелькало. И все же я могла различить побережье Основного Материка и острова, одним из которых был Адаланталэнд. Временами мой разум прояснялся – точно ландшафт во время вспышки света, – а затем вновь погружался во тьму. Я была в полной растерянности. В минуты просветления я начинала догадываться, что Роанда перевернулась вверх тормашками, – как шар, который при снижении скорости вращения теряет устойчивость. Я понимала, что ее обитатели знают об этих пертурбациях не больше, чем микробы на детском мячике, который то перелетает из рук в руки, то ударяется о землю. Я думала о том, к чему приведут изменения в перемещении планеты… все это проносилось у меня в голове в те мгновения, когда мой разум прояснялся и работал так четко и эффективно, как никогда прежде… Но потом я снова проваливалась в черноту…

Тогда я не знала, как долго это продолжалось, теперь же могу сказать, что по подсчетам наших астрономов все произошло за несколько часов. Внезапно – и вновь я хочу подчеркнуть, что это слово не может передать быстроты, с которой развертывались события, – я снова увидела солнечный свет. Некоторое время картина внизу оставалась прежней. И вдруг, точно по команде, Адаланталэнд исчез под водой, а на его месте образовался водоворот. Я не могла оторвать от него глаз. Мне было безумно жаль этих людей… Боковым зрением я видела, как в водяных воронках исчезают другие острова и как вздымается морское дно, поднимаясь над водой. Некоторые острова, погрузившись под воду, тотчас появлялись вновь, продолжая казаться надежной и непоколебимой земной твердью, а затем опять исчезали. Стряхнув с себя оцепенение, которое вызвало у меня гибель Адаланталэнда, я огляделась и увидела, что острова, рассыпанные в океане, исчезли и больше не появлялись… именно тогда Северный Изолированный Континент оказался изолированным навсегда. Хотя и это слово требует оговорки: довольно часто, пролетая над этим огромным водным пространством с редкими архипелагами, я вспоминаю былые времена и думаю, что прежние острова могут в любой момент появиться вновь, голые, источенные водой, чтобы медленно начать покрываться почвой и превратиться в плодородные и изобильные. Бурлил не только океан. Земная кора Основного Материка вздымалась и изгибалась, впадины немедленно заполнялись водой, которая устремлялась туда с оглушительным плеском, словно какой-то исполин с размаху прыгал в громадный водоем. Воздух был насыщен тяжелым запахом минералов. Зрелище внизу становилось все более устрашающим. Я не могла наблюдать за происходящим неотрывно, поскольку вращалась вместе с кораблем. Потоки воды вздымались в воздух и с грохотом падали вниз, земля колыхалась словно вода, в небе с головокружительной скоростью собирались тучи и обрушивали вниз потоки дождя. Внезапно все внизу побелело: дождь превратился в снег, и мой корабль оказался в центре снежной бури, продолжая вращаться в воздушном потоке. Потом так же внезапно потоки теплого дождя смыли снег с вздымающейся и бурлящей поверхности земли, и я заметила, что льды на полюсе растаяли и на их месте появился вращающийся водоворот, – затем вращение воды стало медленнее, а потом прекратилось совсем; вода покрылась коркой, и лед снова засиял ослепительной белизной, стремительно сковывая водное пространство вокруг. И вновь я оказалась в непроглядной снежной буре, которая, казалось, вот-вот обрушит мой корабль вниз.

Однако все так же молниеносно порыв ветра подхватил меня и увлек вверх. Разумеется, приборы не работали – они отказали сразу, как только Роанда резко изменила траекторию движения. Я не знала, куда меня тащит, но чувствовала, что я уже не вращаюсь в вихре, а двигаюсь по прямой. Я все время находилась в плотном снежном водовороте, какого мне не доводилось видеть ни на одной планете. Я почувствовала, что меня прижимает вниз, и приготовилась к крушению. Но буря уверенно влекла меня вперед, и я немного успокоилась. Ко мне вернулась способность слышать. За страшной тишиной снегопада и завыванием ветра, тащившего меня за собой, слышались звуки, которые издавала земля, – стоны и крики, скрежет и вздохи… Время от времени наступали моменты, когда картина вокруг резко менялась. Внезапно я обнаружила, что все вокруг залито солнцем, повсюду поднимаются облака пара, а от снега не осталось и следа. Крутом была вода, ее фонтаны вздымались почти до моего корабля, который теперь был гораздо ближе к земле, и на протяжении этого отрезка времени, продолжавшегося – сколько? несколько минут? секунд? – я сумела выправить курс корабля и увела его подальше от бурлящей грязью и паром земли. Затем снова пошел снег, и резко похолодало. Полагаю, я потеряла сознание, а возможно, из-за перенапряжения происходящее просто выпало у меня из памяти. Когда я очнулась, мне стало спокойнее. Маленькая прозрачная скорлупка моего корабля стала горячей и блестящей от солнца. Утратив способность здраво рассуждать и принимать решения, я открыла двери корабля и вышла наружу, рискуя погибнуть от изменения атмосферы, – мне и в голову не пришло, что делать это опасно. Первое, что меня поразило, было солнце. Оно стало другим. Меньше и холоднее… но разве это возможно? Я подумала, что, должно быть, меня унесло с Роанды и я попала на другую планету. Мне пришло в голову, что природный катаклизм каким-то образом повлиял на мои чувства… мою способность здраво судить о происходящем… мой интеллект. И все же мне не давало покоя первое впечатление – людям свойственно упрямо зацикливаться на какой-то идее, зачастую первой попавшейся… Меня не оставляла мысль о том, что солнце Роанды изменилось… и стало меньше. Я догадывалась, что космические силы отдалили планету от солнца, и какая-то часть моего разума просчитывала последствия этого обстоятельства. Между тем я стояла рядом с моим прозрачным пузырьком на высокой горе, которая сохранила более или менее нормальный вид и была по-прежнему покрыта деревьями и растительностью, хотя все деревья были сломаны, а трава полегла. Я не представляла, где нахожусь. Я окинула взглядом равнину, где земля еще недавно содрогалась в конвульсиях, – вся она была иссечена вдоль и поперек длинными глубокими трещинами, причем длина некоторых достигала нескольких миль. Вулканы залили ее реками горячей лавы, а во впадинах образовались новые водоемы. Я задыхалась от запаха серы. Внезапно мне показалось, что я вижу сон. Он продолжался всего несколько минут, мимо меня мчались стада животных, многих из них я никогда не видела прежде… Зрелище было столь необычным, что я не поверила своим глазам… Эти странные создания с громкими, пронзительными криками пронеслись через равнину, огибая трещины, гейзеры и вулканы, обогнули подножие горы, на которой я стояла, и исчезли, оставив меня в полной растерянности… Ошеломленная, я не могла понять, видела ли я их воочию или они просто пригрезились мне… Теперь я была не уверена даже в том, что совсем недавно видела землю, покрытую снегом… И как только я подумала про снег, он начал падать вновь – все вокруг, насколько хватало глаз, мгновенно покрылось глыбами голубого, зеленого и желтого льда… Они окружили подножие горы, где я стояла, и, наползая друг на друга, полезли вверх по ее уклонам с гулом и скрежетом, которые напоминали крики несчастных животных, промчавшихся мимо несколько минут назад. Мой корабль снова занесло снегом. Это произошло так быстро, что я едва успела забраться внутрь и закрыть дверь. Я сидела не в темноте, поскольку освещение работало, но снаружи было темно и тихо – там бушевала вьюга. Теперь, в тишине, я поняла, чего натерпелись мои уши. И я снова – что? Заснула? Отключилась? Впала в беспамятство? И опять я не могу сказать, как долго это продолжалось. Я не ощущала страха – он отступил перед грандиозностью происходящего, – но моя обычная способность здраво оценивать обстановку временно оставила меня.

Когда я пришла в себя и решила, что снегопад перестал, я открыла дверь, вырыла нору и выбралась наружу, стараясь держаться поближе к кораблю. Так человек, оказавшийся в воде, старается нащупать под ногами твердое дно. Я словно плыла в рыхлом, насыщенном воздухом снегу. Я выглянула наружу и обвела взглядом сугробы под бледно-голубым ясным небом, которое было освещено новым, более далеким и желтым солнцем. Мне показалось, что ко мне вернулась способность мыслить последовательно и четко… Я очистила корабль от снега, проверила приборы и, увидев, что все в порядке, поднялась в воздух – он вновь стал прозрачным и ясным, но явственно отдавал металлическим привкусом – и полетела над бесконечной, ослепительной и однообразной белизной, которая сгладила все низины и впадины, оставив на виду лишь вершины голых скал. Одна из таких скал была покрыта бесформенными комьями, точно ее облепили гигантские насекомые. Приглядевшись, я увидела огромное скопление животных, больших и маленьких. Все они погибли. Холод сковал их члены, когда они искали убежище, спасаясь от потопа, вздымающихся глыб льда и огромных сугробов. На вершинах других скал, над которыми я пролетала, ветви уцелевших деревьев сгибались под тяжестью замерзших птиц. В одном месте я увидела на поверхности земли нечто напоминающее сверкающий султан из перьев. Приблизившись, я обнаружила, что это гейзер, который замерз так быстро, что вода превратилась в лед вместе с рыбами и морскими животными. Издав скрипящий звук, этот диковинный ледяной цветок накренился и упал в сугроб, превратившись в груду осколков.

Огромный океан, где раньше были острова, не замерз. Я увидела его таким, каким он остается до сих пор. Я летела через северную его часть, где раньше был Адаланталэнд, который исчез без следа. Нельзя сказать, что в Срединном море совсем не осталось островов, однако теперь они располагались группами вдоль побережья Северного Изолированного Континента с одной стороны и вдоль северо-западного побережья Основного Материка с другой. Последняя группа островов позднее сыграла свою роль в истории Роанды.

Я удивилась, что океан не замерз. Приближаясь к суше, я увидела внизу тающие снега – кое-где они уже превратились в озера жидкой грязи. Когда я достигла Основного Материка, весь снег уже стал водой. Внизу образовались новые топи и реки. Я не могла найти место, чтобы приземлиться, и летела все вперед и вперед, глядя на землю, которая пропиталась водой как губка. Я не могла оценить, насколько изменилась эта территория, поскольку мне не приходилось бывать здесь раньше. Когда я пересекла материк и достигла побережья, за которым открывался другой океан, я увидела, что давление огромной силы сделало выше горные цепи, тянущиеся с севера на юг по всей территории двух материков. Представьте себе миниатюрную пластичную модель этих континентов, которая может уместиться на столе школьного учителя. Если сдавить ее вдоль побережий, земная кора выгнется, образовав высокие хребты и длинные горные цепи, разделенные узкими ущельями и высокими плато. Именно это произошло с двумя великими континентами, а значит, у меня были основания предполагать, что в недрах Роанды, под дном океана, действуют разнонаправленные силы. Об их существовании свидетельствовали разливы воды, смешанной с грязью и водорослями, нагромождения айсбергов и запах металла и серы. Я летела на юг вдоль истерзанных гор, а внизу на моих глазах вздымались и опадали леса, скалы и реки. Добравшись до самой южной точки Северного Континента, я круто изменила курс и двинулась в глубь материка, чтобы разыскать Клорати и Амбиена Первого. Повторяю, я не знала эту местность, но видела, что она превратилась в настоящее болото. Вода в озерах и растекающихся во все стороны реках стала коричневой от грязи. Вокруг была сплошная слякоть, земля, смешанная с водой, лишь кое-где сохранились клочки леса: там деревья не были вырваны с корнем, а горы казались нетронутыми. Оказалось, что южные континенты, которые местами замерзли, местами пропитались водой, местами пострадали от землетрясений, по сравнению с северными территориями отделались довольно легко, поскольку не были опустошены подчистую. Я летела в облаках пара. Воздушные потоки создавали зоны турбулентности, корабль крутило и потряхивало, и мне было так же дурно, как и во время недавнего разгула стихий. Голубое небо Роанды затянули облака. Раньше эта местность была высокой, сухой, с прозрачным воздухом, и вскоре она, несомненно, станет такою вновь; погружаясь в клубы теплого пара, я пошла на снижение в том месте, где оставила Клорати и Амбиена Первого. Они все еще были там. На сырой грязной равнине, окруженной горами, где жили карлики, по-прежнему стояли шатры и дикари танцевали на мелководье, поднимая фонтаны брызг. Они старались умилостивить свое божество, землю, которую они считали своей матерью и защитницей, землю, которая до сих пор кормила и поила их, но неожиданно пришла в ярость и дала выход своему гневу. «Малыши» танцевали без передышки, день и ночь. Я нашла Клорати там, где и рассталась с ним. Он сидел перед входом в шатер, похоже ничем не занятый, и наблюдал за танцами своих подопечных. Амбиен Первый стоял рядом с ним.

Мы обменялись последними новостями. Мои приключения оказались куда более впечатляющими, чем то, что пережили они. Здесь произошло несколько непродолжительных снежных бурь, которые сменялись ливнями, земля сотрясалась и рокотала. Некоторые склоны гор обрушились, и на месте обвалов образовались новые русла рек, по которым вода хлынула с плоскогорий в океаны.

Сопоставив известные нам факты, мы решили, что последовательность событий была следующей. Роанда изменила траекторию движения, что вызвало разгул стихий, который продолжался несколько часов. Затем планета вновь вернулась на свою орбиту, но не в прежнее положение: приборы Клорати, более чувствительные, чем наши, показали, что теперь ось вращения Роанды была наклонена под углом, а это означало, что при вращении вокруг солнца распределение теплых и холодных зон станет иным. На планете появятся времена года, сезоны, о которых раньше мы рассуждали лишь теоретически. Кроме того, планета немного отдалилась от солнца, поэтому год удлинится, хотя и незначительно. Многие виды животных погибли. Уровень океанов снизился, поскольку количество льда на полюсах резко возросло. Города, которые скрылись под водой в эпоху предшествующих катаклизмов, показались вновь… Острова, опустившиеся на дно, виднелись сквозь толщу вод в мелководных морях… И возможно, злополучный Адаланталэнд, жители которого погибли счастливыми, погрузился совсем неглубоко, и мореплаватели в тихие ночи будут слышать звон его колоколов. Так мы рассуждали, сидя в шатре среди болот и топей в облаках испарений, и катастрофа уже отступала в прошлое, превращаясь в рядовое изменение условий на Роанде. Но когда я употребила слово «катастрофа» применительно к случившемуся – едва ли эти события можно было считать пустяком, – Клорати поправил меня, заметив, что Катастрофа, а точнее Бедствие, означает неблагоприятное расположение звезд, когда те выстраиваются в одну линию. Эти слова уместны, только когда речь идет о подлинном несчастье, эволюционном регрессе, то есть провале Смычки. Как я уже говорила, педантизм Клорати нередко вызывал у меня раздражение, с которым я была не в силах справиться.

Я помню, как осторожно спросила – я очень боялась показаться дерзкой, – почему недавние события нельзя назвать катастрофой, ведь для некоторых они закончились очень печально. Клорати улыбнулся и твердо сказал:

– Если не научиться подбирать точные и правильные слова, мышление тоже станет неряшливым и спутанным. Недавние события… – при слове «события» я не удержалась от язвительной улыбки, – не привели к радикальному изменению условий на Роанде, тогда как провал Смычки и преступления Шаммат имеют куда более серьезные последствия для этой планеты, которые скажутся в дальнейшем. Это подлинная катастрофа, настоящее бедствие. – Он не сводил с меня своих темно-янтарных глаз, и этот взгляд заставил меня согласиться с его словами.

Я покорилась. Но внутри у меня все кипело. Я решила, что Клорати холодный и бесчувственный. Я подумала, что тот, кто может так отстраненно и холодно наблюдать, как погибает целая планета, едва ли способен поддерживать теплые и тесные личные взаимоотношения. Тогда меня не смущало, что мои собственные намерения не вполне чисты, хотя теперь мне стыдно вспоминать об этом. Я уже говорила, что вспоминать прошлое – не самое приятное занятие. Упоминание о Шаммат задело меня. Во мне заговорило чувство вины. Но хотя я хорошо понимала, что сблизиться с Клорати мне мешают промахи и измышления Сириуса, я не желала признаваться в этом, поэтому Клорати вызывал у меня растущее раздражение и даже неприязнь…

Оставив его, я отправилась в свой шатер, разбитый на высокой скале. Внутри было сыровато, но не мокро. Я уселась, наблюдая, как дикари поют и танцуют, шлепая ногами в грязи. Их силуэты освещала луна, которая то проглядывала среди облаков, то вновь исчезала. Амбиен Первый пришел поговорить со мной. Он говорил мягким, примирительным тоном, чувствуя, что я злюсь и страдаю.

До начала «Событий», которые, по его мнению, не следовало называть Катастрофой, он очень хотел уйти. Он страдал от безделья. Жизнь дикарей шла своим чередом – они охотились, выделывали шкуры, ели жареное и сушеное мясо, шили и украшали одежду. Клорати оставался на своем месте. Он не поучал аборигенов и не читал им нотаций. Как-то вечером глава племени пришел к Клорати, сел рядом и спросил, бывал ли тот в горах у карликов и может ли что-нибудь о них рассказать. Клорати сказал, что он был у «малышей», и изложил свою точку зрения на происходящее. Вождь ушел, чтобы посовещаться со своими соплеменниками, а через несколько дней вернулся и снова принялся расспрашивать Клорати. Беседа велась по всем правилам этикета: сначала стороны обменялись любезностями, а затем вождь поинтересовался, считает ли Клорати, что карликам можно доверять. Соблюдают ли они свои обещания? В прошлом, заявил он, карлики вели себя подло и вероломно, они толпой выбирались из своих подземелий и уничтожали целые племена, людей и животных… и Клорати продолжал терпеливо отвечать на все вопросы.