Текст книги "Сириус экспериментирует"
Автор книги: Дорис Лессинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Я продолжала стоять. Все молчали, восьмой с деланым безразличием смотрел в окно, остальные сидели за узким длинным столом прямо передо мной, устремив на меня пустые глаза. Не помню, чтобы кто-либо производил на меня столь же неприятное впечатление, как эти люди. Будь они неразумными животными – видом, который только начал выходить из звероподобного состояния, – они были бы куда более симпатичными. Однако они давно перестали передвигаться на четырех ногах и рвать добычу клыками. Я видела, что их развитие закончено, – жестокие и холодные, они могли думать лишь о личных интересах. Их эволюция завершилась.
Мне пришло в голову, что, быть может, намерения восьмого отличаются от намерений семерых, но последние не знают этого.
Один из сидящих за столом встал, нажал на рычаг, и на окна опустились каменные панели, которые перекрыли доступ дневному свету. Теперь я стояла в ярком луче света, который падал сверху, а все вокруг погрузилось во тьму. Я поняла, что это репетиция какой-то церемонии, – им хотелось посмотреть, какой я предстану перед теми, кто придет в храм, – возможно, это будут рабы и их хозяева, – прежде чем жрецы вырежут мое сердце.
Минуту спустя оконные панели снова открылись, свет был выключен, а Родия накинула мне на плечи плащ и отвела по длинным коридорам назад в камеру.
Там она оставила меня, не сказав ни слова.
Я сидела одна в ужасной тишине и вспоминала о Назаре. Я перебирала в памяти наши беседы в Коши. Эти воспоминания были такими яркими, что, когда дверная плита отъехала в сторону и в камеру вновь вошла все та же надзирательница, я все еще думала о нем и не сразу поняла, что она здесь. Я вновь напомнила себе, что не стоит доверять тюремщикам, подумав про мужчин, перед которыми стояла недавно. Когда тот, что стоял у окна, показался мне лучше прочих, раздался голос, который прошептал: «Сирианка, будь осторожна!» Я посмотрела в глубокие темные глаза женщины, и она в ответ тоже внимательно посмотрела на меня.
Казалось, мой разум силится что-то понять, разорвать пелену, которая застилает мне глаза… Помолчав, Родия положила на каменную скамью пакет с постельными принадлежностями и сказала:
– Постарайся поспать.
Мне показалось, что она добавила: «Сирианка», но за ней уже закрылась дверь. Я легла на каменную скамью, завернулась в плотную ткань, но спать мне не хотелось.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что за меня боролись две силы. Одной из них был человек, который обликом сильно напоминал пиратов с Шаммат. Другой была Родия. Зло и добро. Минус и плюс. Два начала, которые присутствуют в любой ситуации, нужно лишь уметь различать их! Теперьвсе стало ясно.
Тогдая лежала и думала то про Назара, то про Клорати, почти не вспоминая загадочного восьмого мужчину.
Когда наступило утро нового дня, снова пришла рабыня и принесла мне поесть.
Закутавшись в одеяло, я сидела, обхватив ладонями миску с горячим мясным отваром, чтобы согреться. Мои мысли все время возвращались к Назару – я уже начала думать, что схожу с ума. Когда в камеру быстрым шагом вошла Родия и встала передо мной, я пробормотала: «Назар», – прежде чем поняла, что я делаю, и уставилась на нее, словно ожидая, что она объяснит мне, в чем дело. Она внимательно посмотрела мне в глаза, как уже делала раньше, и сказала:
– Ты должна отдать мне свои талисманы, сирианка!
Я не шелохнулась, а она добавила:
– Если тебя спросят, где они, ты скажешь, что уничтожила их, чтобы они не попали в недобрые руки.
– Я не умею лгать, – возразила я. Все это время Родия смотрела мне прямо в глаза, и мне казалось, что мой разум пытается выйти на свободу, но не может сделать это.
– Зато это умеют они.
– А эти бандиты знают о талисманах?
– Знают.
Пока я разворачивала тяжелое одеяло, во мне крепло чувство дружеской близости к этой женщине. Теперь я не сомневалась – ей можно доверять. Я позволила Родии снять с меня тяжелые браслеты. Я также сняла обруч с бедра и пояс с камнями и отдала их ей. Я наклонила голову, чтобы Родия могла расстегнуть ожерелье. Все это исчезло в складках ее просторной одежды.
– Теперь на какое-то время ты станешь очень уязвимой. Ты безоружна перед Роандой. Ты должна быть очень осторожной. Это продлится недолго.
Не отдавая себе отчета, я произнесла:
– Как странно встретить тебя здесь.
И она ответила:
– Ты сделала ужасную глупость, сирианка.
Я снова прошептала: «Назар», – и, уже у двери, она быстро обернулась, сказала «Да» и вышла.
Оставшись без талисманов, я сразу почувствовала слабость, мои мысли путались. Я сидела не шевелясь, надеясь, что онсдержит свое обещание и это действительно продлится недолго.
Вскоре дверь открылась, и на пороге показались два человека в черном.
– Отдай нам свои сокровища! – потребовали они. Оба склонились ко мне, сверля меня злыми черными глазами, и от их запаха у меня закружилась голова. Я ответила им так, как велел Назар:
– У меня их нет, я уничтожила талисманы, чтобы они не попали в недобрые руки.
Их лица исказились от ярости. Они сорвали с меня одеяло, обыскали меня и принялись переворачивать все вокруг. Разумеется, они ничего не нашли. Тяжело дыша, оба гневно переглянулись – они были похожи как две капли воды, точно роботы, у которых нет индивидуальности, – и, не глядя на меня, вышли из камеры, затворив за собой тяжелую дверь.
Я чувствовала, что мой разум слабеет, и старалась не сдаваться.
Спустя некоторое время снова пришла Родия, или Назар. Она принесла чашку с каким-то питьем, пояснив, что оно поможет мне восстановить силы.
Потом она села рядом со мной на скамью и, растирая мне руки, сказала:
– Ты должна делать все, как я скажу. Когда ты взойдешь на жертвенник и загорится зеленый свет, произнеси как заклинание: «Смерть Мертвому…» и падай назад. Тебя подхватят.
С этими словами Родия встала и направилась к выходу.
– Канопианец, зачем ты это делаешь? – прошептала я.
Родия тихо и быстро сказала:
– Ты спасла меня. Хотя ты и не знаешь от чего. Теперь мой черед помочь тебе.
И дверь закрылась.
Безотрадность этого темного, убогого места всей тяжестью навалилась на плечи, и я задумалась: что чувствуют те, кто не может защититься от этого мира с помощью талисманов, имевшихся у меня? Мой разум продолжал слабеть – казалось, что у меня в голове сгущается туман, – но я вновь и вновь повторяла, что я должна делать.
Все произошло очень быстро. Дверь распахнулась, и в камеру ввалилась целая толпа жрецов в черном. Подталкивая в спину, они потащили меня по темным коридорам, а потом верх по лестнице, пока мы не оказались в одном из храмов. Он был битком набит рабами – они стояли группами, и за каждой группой наблюдал надсмотрщик. Я заметила обитателей Колонии 9 – скованные одной цепью, эти бедолаги растерянно поглядывали на меня, поднимая кверху свои мохнатые лица. Мужчины и женщины, одетые в черное, стояли рядами по обе стороны от огромного каменного истукана. На месте живота у него зияла дыра, откуда пахло запекшейся кровью. О, этот запах! Его было вполне достаточно, чтобы лишиться остатков разума. Позади чудовищной статуи – а вид ее был в самом деле ужасен: злобное лицо и огромные, толстые руки и ноги – находилось возвышение. Меня заставили подняться на него. Я была на грани обморока. Передо мной зияла темная бездна храма, наполненного каменными идолами. Внизу стояли толпы рабов и жрецы, которые благоденствовали за их счет. Все вокруг было залито жутким красноватым светом. Черные фигуры начали издавать протяжные, скорбные вопли. Это был гимн. Я старалась не лишиться чувств… Я представляла, что онивидят: привидение в белом платье, фантом, со светлыми, как овечья шерсть, волосами, на которых играют красные отблески… Внезапно свет, падавший на мои руки, из кроваво-красного стал зеленым. Я знала, что это сигнал. Я начала лихорадочно вспоминать слова, которые должна была выкрикнуть, и когда жрец уже занес нож, целясь мне в сердце, громко закричала: «Смерть Мертвому! Смерть Мертвому!» Я знала, что должна сделать что-то еще, но не могла вспомнить. Надо мной по-прежнему был занесен нож, его лезвие поблескивало в зеленом свете, и я спрыгнула вниз, спиной вперед, и упала на что-то мягкое. Сверху послышался удар камня о камень. Кто-то подхватил меня и понес. С чувством выполненного долга, я уснула или впала в забытье.
Я отключилась не полностью, поскольку понимала, что мы спешим куда-то по длинным темным коридорам, и слышала голос Родии. Я разговаривала с ней, задавала вопросы и получала ответы. Когда туман у меня в голове рассеялся, я увидела, что мы поднимаемся из подземелья на свет, а ответы Родии начали складываться в целостную картину.
Родия не была уроженкой города жрецов. Она родилась в Леланосе, недалеко отсюда. То есть на некотором отдалении… Она позволила взять себя в плен и сделать рабыней. Будучи умной и способной, Родия быстро получила должность тюремщицы. Ей доверили охранять пленников, которых впоследствии приносили в жертву. Через ее руки прошло множество несчастных. Она охраняла их, заботилась о них и смотрела, как они идут на заклание, поднимаясь на жертвенник над каменным истуканом. Родия не могла спасти ни одного пленника, хотя ей удалось похитить несколько рабов. Ее задача состояла в том, чтобы подготовиться к моему спасению, изыскать возможность спасти меня. Она… она… с удивлением повторяла я про себя, когда в конце тоннеля забрезжил слабый свет. Меня нес на руках беглый раб, а Родия, сильная и красивая, бежала рядом. Я заставляла себя думать о ней как о женщине, хотя, погружаясь в забытье, чувствовала, что рядом со мной Назар.
Что представляет собой эта внутренняя сущность личности? Что заставляет тебя, не обращая внимания на внешний вид, пол, возраст, расовую принадлежность человека, запинаясь, пробормотать имя!И не важно, что это за имя. Назар. Родия. Канопус.
Со мной это случалось не раз.
Но впервые, отдавая должное внешнему облику и признакам, которые говорят о принадлежности к определенному полу, я чувствовала, что существует другая, глубинная истина. Я знала, что рядом со мной Назар, тот самый Назар, с которым я встретилась в Коши. Возможно, если бы сначала я познакомилась с Родией, мне было бы так же трудно произвести любое другое имя.
Свет становился ярче, и я не сводила глаз с Родии, словно пытаясь открыть для себя неведомую истину. Это существо было Назаром и Родией одновременно… За этим женским обликом скрывался иной, хорошо знакомый мне человек. Но помимо этой загадки было и кое-что еще. Родия выглядела пугающе бледной, это было хорошо заметно, когда на поворотах на ее лицо падал свет… Я подумала, что она могла побледнеть, увидев свет, или в результате какой-нибудь болезни… В подземелье я не имела возможности хорошенько рассмотреть свою спасительницу: освещение было слишком тусклым, а мои мысли были заняты другим…
Ее вид встревожил меня до глубины души. Чтобы отвлечься, я попыталась проанализировать то, что мне было известно о недавних событиях, и попробовать сложить разрозненные факты в целостную картину.
Когда меня посадили в тюрьму, Родия прежде всего боялась, что канопианские талисманы попадут в руки жрецов и те употребят их во зло. Пока Гракконкранпатлу не удалось украсть ни одного предмета, наделенного силой Канопуса.
Во-вторых – и Родия очень надеялась, что я не обижусь на нее за то, что этот пункт был не первым, – ей нужно было вызволить меня из тюрьмы. Она убедила жрецов, что мне подвластны силы, которых нужно бояться. Они поверили, что с помощью этих сил я уничтожила свои украшения. Впрочем, нельзя сказать, что они были единодушны, – Повелители, или Верховные Жрецы, на встречу с которыми меня водила Родия, в какой-то момент готовы были вывезти меня из города, чтобы я убралась восвояси. Но они видели, что я действительно «спустилась с небес». Они не могли стереть это событие из памяти рабов. Поэтому было решено объявить меня врагом, которого привели в город злые силы. Испокон века врагов публично приносили в жертву. Если бы я исчезла без следа, это могло бы подорвать авторитет правящей касты, которая держала народ в подчинении с помощью страха. Поэтому в конце концов было решено не нарушать традиций и вырезать мне сердце в храме. И все же Родии удалось посеять в их душах сомнение…
Когда меня заставили взобраться на жертвенник, все замерли в страхе. В этот момент жрецы начинают кричать, что они мертвы. Они взывают к своим Богам, отождествляя себя с будущей жертвой, которая погибнет через несколько мгновений. В их трактовке, которая с точки зрения здравого смысла кажется абсурдом, жертва и убийца представляют собой единое целое. Выкрикнув «Смерть Мертвому!», я вынесла приговор всему жречеству. Позади каменного истукана находился камень, который перемещался с помощью системы рычагов и использовался, чтобы устраивать различные трюки во время подобных церемоний, обманывая людей. Услышав мой выкрик, жрецы оцепенели, а затем бросились врассыпную, спеша оказаться подальше от того места, где стояла я. Родия и ее сообщники отодвинули камень и затащили меня в подвальное помещение под храмом. Это было самой опасной частью плана, поскольку жрецы оказались достаточно умны и быстро опомнились. Нас спасло то, что мы действовали очень быстро. Под подвальными помещениями, где жили рабы, находились подземные ходы, по которым можно было добраться куда угодно. Жрецы плохо ориентировались в подземельях, и это спасло нам жизнь. Родия знала эти катакомбы как свои пять пальцев. Преследуя нас, охрана жрецов бежала то по соседнему тоннелю, то у нас над головой и вполне могла столкнуться с нами на повороте, но Родия знала старую, заброшенную систему туннелей, которую в незапамятные времена построили рабы, пытаясь совершить побег. Отыскав вход в этот подземный лабиринт, мы были спасены.
Мы вышли из-под земли на склоне высокой горы и оказались в скалистом ущелье, заросшем кустарником. Мрачный город жрецов остался далеко внизу. Я видела, как рабы, которым хватило смелости бежать вместе с нами, бросались на нагретую солнцем землю, целовали ее и плакали. А когда они поднимали лица от красноватой земли к солнцу, мне казалась, что на их бледных щеках буквально на глазах начинает проступать румянец. То же самое заметила и Родия, которая стояла чуть поодаль, ожидая, пока беглецы немного успокоятся.
Она прочла мой немой вопрос и пояснила:
– Это те, кого мне удалось уговорить и кому я могла доверять.
Это было так просто и так очевидно. Она не могла сказать ничего другого! «До чего же суровы законы, которым нам приходится подчиняться!» – подумала я тогда. Внизу, в холодных, темных подземельях города жрецов, жили рабы. Некоторые из них родились во тьме и не знали другой жизни. Могли ли они откликнуться на призыв себе подобной, да еще той, что имела возможность командовать ими и мучить их… И все же каким-то чудом рабы догадались, что на эту женщину можно положиться, что она заслуживает доверия. Те, кто понял это, теперь целовали землю на склоне горы и поднимали бледные лица к солнцу. Некоторые из них испытывали подобное впервые в жизни. Этого было достаточно, чтобы простить Родии все, – ведь если бы не она, мое сердце уже лежало бы в луже крови в чреве каменного идола. Она поняла, о чем я думаю, и усмехнулась. Впервые я заметила в ней внешнее сходство с Назаром. В ту минуту передо мной был Назар, вместе со мной он размышлял о жестокой необходимости… Это ощущение было таким острым, словно мы с ним опять оказались на вершине башни, за окнами которой идет снег.
Я видела, как Родия успокаивает своих подопечных, заставляет их подняться на ноги и указывает на склоны гор на севере. Им предстояло пробираться туда лесами, а наш путь лежал в другую сторону. Когда они ушли – всего их было около пятидесяти, – улыбаясь и благодарно махая руками на прощанье, Родия, порывшись в складках своего платья, извлекла украшения и отдала их мне. Когда я надела их – сначала обруч на бедро, потом пояс с прохладными сияющими камнями, затем браслеты и, наконец, ожерелье, – я почувствовала, что благодаря тайной силе украшений мой разум прояснился, мысли стали четкими, а туман в голове рассеялся. Мое недавнее состояние казалось теперь таким же чудовищным, как подземелья города жрецов. Наслаждаясь ясностью мыслей, я посмотрела на Родию. И вновь мне показалось, что она страдает какой-то страшной болезнью, вроде проказы. Женщина выглядела такой бледной и изможденной, точно ее лицо было запорошено пеплом. Прежде мне не доводилось видеть ничего подобного. Ее лицо, руки, ноги выглядели словно увядшая листва, все ее тело съежилось, как порой случается с трупами. А в ее волосах, черных и блестящих от природы, появились белые пряди.
Родия перехватила мой взгляд и сказала:
– Сирианка, ты видишь симптомы дегенеративной болезни, которой страдают жители Шикасты.
– Неужели вырождение Роанды достигло такой степени?
– Теперь примерно в середине жизни, а иногда и раньше у них начинают появляться признаки увядания. Этот процесс ускоряется из поколения в поколение. При этом они не помнят, что еще недавно с ними не происходило ничего подобного.
Я не сразу оправилась от ужаса. Я попробовала представить, каково приходится этим несчастным, запертым в ловушке своего слабеющего тела, и удивилась: неужели Канопус, который владеет методами, позволяющими избавляться от тела по собственному желанию, не в состоянии помочь бедным созданиям?
Родия вздохнула и усмехнулась точно так же, как посмеивался Назар:
– У нас другие приоритеты. Поверь мне. У нас есть масса других, более срочных дел.
– Приоритеты определяет Необходимость, – заметила я насмешливо.
Она улыбнулась в ответ и сказала:
– Вот именно, сирианка, Необходимость!
На этой знакомой ноте мы начали свое путешествие на восток через долины и перевалы гор, которые тянулись вдоль побережья. Мы карабкались вверх и спускались вниз, но двигались не спеша.
– Нам ничто не угрожает, – сказала Родия. – Потому что самая страшная угроза иногда становится нашей защитой.
Когда я попросила ее объяснить, что она имеет в виду, моя спутница внимательно посмотрела на меня своими темными глазами, и я заметила, что вокруг их радужки появилась бесцветная кайма – роандианское старениеделало свое дело, – и этот взгляд заставил меня вспомнить тихий голос: «Сирианка, будь осторожна!»– который теперь постоянно звучал в глубинах моего «я». Родия добавила лишь одно:
– Я говорю о том, что угрожает тебе,сирианка. – И больше не возвращалась к этой теме. Хотя много и с удовольствием рассказывала о городе, в который мы шли.
Несколько дней мы пробирались через густой, но очень красивый лес. Мы не спешили. У меня сложилось впечатление, что такой темп Родия выбрала из-за меня. Мне требовалось время, чтобы усвоить ее наставления. Наставления Канопуса. Я не возражала. Я избавилась от болезненного самолюбия той поры, когда общалась с Канопусом в лице Клорати в далекие дни «Событий». Я старалась не пропустить ни слова. Впрочем, теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что вновь и вновь пыталась всеми правдами и неправдами разузнать все о самом Канопусе, его организации, его методах самоуправления, его колониях, – но как только я заводила разговор на эту тему, Родия всякий раз переводила беседу в другое русло, вспоминая Гракконкранпатл, Шаммат и пару раз того загадочного восьмого человека из группы жрецов. Она сказала, что его зовут Тафта. Его образ прочно укоренился в моей памяти. Нередко мне казалось, что я ощущаю его присутствие. Так же как, дрожа от холода в своей каменной тюрьме, я чувствовала присутствие Назара, имя которого помимо воли постоянно вертелось у меня на языке, так и теперь, когда мы шли через прекрасные леса, а за спиной у нас были заснеженные горы, этот человек все время незримо был рядом со мной. Я то и дело ловила себя на том, что думаю о нем.
Но когда я вспоминала Тафту, обаятельного, загадочного варвара, я всякий раз чувствовала на себе внимательный, предостерегающий взгляд Родии.
Леланос
Сначала мы увидели Леланос сверху – и меня поразило, как сильно он отличается от Гракконкранпатла. Здесь использовали тот же самый серо-голубой камень, но в Леланосе он мерцал и переливался кристаллами белого кварца и тонкими красными прожилками, что придавало этому месту особое очарование. Позднее, бродя по Леланосу дни напролет, я часто думала, что в расположении зданий есть определенная закономерность, но мне так и не удалось уловить ее до конца. Тогда я не догадалась спросить об этом Родию, а потом было слишком поздно. Так или иначе, когда мы смотрели на город сверху, в нем сразу чувствовались разнообразие и естественность. Здесь не было ни хмурых зданий, ни храмов. Камень и скалы не несли угрозы, а под землей не было мрачных темниц для заточения хрупкой и недолговечной плоти обитателей Роанды.
По словам Родии, у нас не было нужды опасаться городских властей.
История этого города такова. На месте небольшой равнины, окруженной невысокими горами, жило несколько племен. Их жизнь была подчинена удовлетворению физиологических потребностей, в ней не было места поиску «высших целей» или религиозному осмыслению происходящего. Иными словами, уровень развития этих племен был значительно ниже, чем у ломби до того, как мы вмешались в их жизнь. Они ловили рыбу, охотились, ели, совокуплялись и спали.
Назар, на этот раз воплотившийся в Родию, родился в семье, где из поколения в поколение передавали «древнее высшее знание», поэтому никто не удивлялся, что девочка растет незаурядным ребенком. Ее семья была на хорошем счету среди вымирающего народа, который жил на севере узкого полуострова, отделяющего СИК от ЮИК, – этот перешеек многократно опускался под воду, отрезая путь на юг, но в результате «Событий» поднялся высоко над уровнем океана. В дальнейшем новые природные катаклизмы заставили его вновь погрузиться под воду. Там при поддержке Канопуса в свое время процветала культура, которая впоследствии начала вырождаться, и этот быстро исчезающий народ был всем, что от нее осталось. С Родией хорошо обращались, и когда она рассказала родителям о том, что хочет уйти из дома, с ней отправили несколько лучших юношей и девушек из ее народа. Вместе со своими спутниками она направилась на юг, ища место, где сможет выполнить свое предназначение. Разумеется, такие гости вызывали у аборигенов благоговейный трепет. Спутники Родии были высокими, широкоплечими, с красновато-коричневой кожей и густыми черными волосами. Все они имели непринужденные манеры и держались смело и уверенно. Аборигены были хрупкими, темнокожими и невысокими, с маленькими черными глазами и редкими жесткими черными волосами. «Боги», которые явились к ним, носили нарядную цветную одежду из хлопка, а аборигены ходили в шкурах. Родия и ее друзья помогли им освоить тысячи навыков, о которых они не могли и мечтать, и через несколько поколений – все это время Родия и ее друзья оставались по-прежнему молодыми – здесь появился большой, растущий город. Спутники Родии вернулись к своему народу, а она осталась в Леланосе. Ее по-прежнему считали богиней, хотя она жила как и все остальные: вышла замуж и родила детей, которые ничем не отличались от других жителей города.
Управление Леланосом осуществлялось следующим образом.
Здесь царила демократия, которая опиралась на выборную систему. Здесь не было кодекса законов в письменном виде, поскольку, как говорила Родия, порой самые жестокие тирании обзаводились «конституциями» и законами с единственной целью – обманывать несчастных жертв и сторонних наблюдателей. В конституции и законах нет особого смысла, если каждый ребенок и так осваивает культурное наследие, знает свои права, умеет себя вести, правильно оценивать поведение окружающих и быть бдительным. Поэтому законы формировались и обновлялись естественным образом. Если же не позволять людям быть полноправными участниками жизни города, они неизбежно станут опасными для окружающих, а законы постепенно утратят силу.
Я слушала Родию с жадным интересом, поскольку на Сириусе к этой проблеме подходили совершенно иначе. Организуя управление в очередной колонии, мы непременно разрабатывали конституцию. Соблюдение конституции обеспечивалось системой карательных мер. Но все наши правительства рано или поздно впадали в анархию или провоцировали мятежи.
Соблюдению законности и порядка в Леланосе способствовали три фактора. Первым была сама структура руководящего органа, который занимался законотворчеством. Он избирался путем всеобщего голосования, причем все граждане старше шестнадцати имели право избирать и быть избранными. За частной жизнью должностных лиц следила специальная комиссия, избираемая отдельно. Подобные проверки позволяли предотвратить злоупотребления служебным положением и при первых признаках такого злоупотребления отстранить должностное лицо от власти. От должностных лиц требовали, чтобы слуги в их доме – здесь не было рабов – пользовались такими же правами, как и члены семьи. Сурово осуждались сексуальные преступления – унижение и ущемление свободы партнера, – чрезмерная любовь к роскоши и жадность. В Проверочную Комиссию, которая была высшей инстанцией, избирали самых уважаемых жителей Леланоса.
Вторым фактором была независимая судебная власть, которая следила за соблюдением законов. Представители этой власти тоже находились под постоянным надзором Комиссии, и к ним предъявлялись еще более строгие требования, чем к законодательной власти.
Того, кто хорошо справлялся со своими обязанностями, могли избирать в органы управления или судебной власти неоднократно, иногда на протяжении всей жизни. Однако членов Комиссии избирали только на один срок, который составлял четыре года. Впрочем, после увольнения они могли заниматься консультированием на добровольных началах. Деньги служили исключительно средством обмена. Если кто-то влезал в долги, проценты не взимались, а по истечении семи лет долги аннулировались. Родия создала целый свод наставлений в виде сказок и песен, чтобы донести до людей мысль о том, что, если деньги станут товаром, Леланос погибнет, поскольку тот, кто будет взимать проценты, вскоре начнет контролировать товары и рабочую силу, а это неизбежно приведет к формированию правящего класса. Эти песни и сказки рассказывали о бесчисленных городах и культурах на Роанде, где деньги стали править людьми. Вновь и вновь Канопус устанавливал законы и правила, которые запрещали превращать деньги в товар, но рано или поздно дело заканчивалось именно этим. Дух Шаммат был слишком силен в этих несчастных и не позволял им оставаться на высоте.
– Так, значит, Леланос тоже изменит своим принципам? – спросила я Родию.
Я задала этот вопрос, поскольку была поражена здравомыслием и благоразумием горожан, отсутствием бедности и лишений и подлинной демократией, – слишком часто мне приходилось видеть нечто совершенно противоположное, сталкиваться со страхом, раболепием и лицемерием.
Но Родия лишь сказала:
– Ты увидишь все сама.
У нее был маленький домик рядом с площадью в центре города. Она жила одна, поскольку ее дети выросли и поселились отдельно. На верхнем и нижнем этажах было по две маленькие комнаты. Родия жила здесь с тех пор, как был построен Леланос, хотя дети уговаривали ее переехать в дом побольше. Когда она рассказывала мне об этом, наши взгляды встретились, и в ее глазах мелькнуло насмешливо-удивленное выражение, знакомое мне по Коши. Я знала уже достаточно, чтобы понять, что город переживает период расцвета, за которым последует закат. В следующие несколько дней мне казалось, что Родия старается сделать все, чтобы я не только оценила прелесть этого места, но и поняла, что с ним что-то не так. Мне было очень любопытно, зачем она это делает…
Теперь я понимаю: она взывала к моим чувствам, а не к разуму, чтобы я не осталась равнодушной к происходящему. Недаром я оказалась в этом удивительном городе после того, как бежала из тюрьмы Гракконкранпатла. Недаром я увидела две эти крайности, одну за другой, с интервалом всего в несколько дней. Кроме того, дорога из Гракконкранпатла в Леланос тоже научила меня многому. Было и кое-что еще. Мы шли через лес, который внешне не отличался от любого другого леса, но при этом представлял собой естественную границу между Леланосом и Гракконкранпатлом. На протяжении многих веков агрессивный и воинственный Гракконкранпатл боялся нападать на Леланос, поскольку Родия распустила слухи, что, если армия Гракконкранпатла вторгнется в полосу лесов, окружающих Леланос, ей не поздоровится. Леланос слыл прибежищем злодеев, которыми управляет олигархия, готовая уничтожить любое государство, если то осмелится посягнуть на ее владения. При любом удобном случае делалось все, чтобы придать этим слухам правдоподобие. Когда я услышала несколько историй такого рода по пути в Леланос от аборигенов одного из племен, которые были наслышаны о зверствах Леланоса, это произвело на меня глубокое впечатление. Рассказывая о Леланосе, эти несчастные содрогались от ужаса: Родия и ее помощники поработали на славу. До сих пор только это позволяло уберечь Леланос. Однако хитрые и умные жрецы, которые сами не останавливались перед обманом, сумели раскрыть эту ложь. Появление тридцати беглых рабов из Гракконкранпатла вызвало волнения в городе. Стоя на высокой башне в Леланосе, я смотрела на леса, через которые мы брели вместе с Родией, и недоумевала, размышляя о пугающей склонности обитателей Роанды к самообману. Я нечасто испытывала подобные эмоции.
Тогда я была не в состоянии сделать выводы, к которым прихожу теперь. Пребывание в холодном подземелье, необходимость на время расстаться со своими талисманами, тесные контакты с канопианкой – все это лишило меня душевного равновесия. Кроме того, из головы у меня не выходила Шаммат: мыслями я все время возвращалась к Тафте, который загадочным образом влиял на меня. Родия стала вызывать у меня отторжение. Мне стало казаться, что эта немолодая женщина, прямая и простая, равнодушна к чужим страданиям, – ведь она отказывалась использовать возможности, которые, безусловно, имела, будучи канопианкой, чтобы облегчить участь несчастных жителей Роанды.
Странно, что я, Амбиен Вторая, после долгих лет работы в Колониальной Службе, не раз наблюдавшая за мучительной адаптацией видов, культур, социальных структур и отдельных личностей к новым условиям, так сокрушалась над судьбой одного-единственного города. Словно не было на свете культуры, которая была бы для меня дороже Леланоса. Этот город казался мне уникальным достижением, светлым пятном в мире варварства и упадка. Я испытывала острое сострадание к его обитателям, и это было столь необычное для меня чувство, что я определила его не сразу.
