Текст книги "Равнина Мусаси"

Автор книги: Доппо Куникида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

1897

РАВНИНА МУСАСИ

I

В географическом справочнике, вышедшем в годы Бунсэй[4]4
  Годы Бунсэй – 1818–1829 годы.


[Закрыть], я прочёл: «Теперь равнина Мусаси[5]5
  Мусаси – обширная равнина, на которой расположены префектура и город Токио.


[Закрыть] в своём первоначальном виде сохранилась лишь в уезде Ирума». Об уезде Ирума в том же справочнике написано: «Равнина Котэсаси[6]6
  Котэсаси – часть равнины Мусаси.


[Закрыть] с рекой Кумэ – арена древних сражений. „Тайхэйки“[7]7
  «Тайхэйки» – «Описание Великого Мира», японский феодальный эпос XV века, описывающий междоусобные войны XIV века.


[Закрыть] рассказывает, что 11 мая 3-го года Гэнко[8]8
  3-й год Гэнко – 1331 год.


[Закрыть] на равнине Котэсаси произошла битва между Минамото и Тайра[9]9
  Минамото и Тайра – два могущественных феодальных дома, которые в XIV веке оспаривали власть в Японии.


[Закрыть]. В течение дня противники вступали в бой более тринадцати раз, и, когда смерклось, Тайра отступили на три ри[10]10
  Ри – мера длины, около четырёх километров.


[Закрыть] и укрепились у реки Кумэ. Но уже на рассвете Минамото выбил их оттуда». Мне пришла в голову мысль, не сохранился ли вид древней Мусаси именно в местах этих сражений, и захотелось съездить и посмотреть. Я там ещё ни разу не был и не знал, что собой представляют эти места. Да, пожалуй, многие разделят со мной желание познакомиться поближе с равниной Мусаси, о которой мы знаем лишь по картинам художников да по древним сказаниям.

Как выглядит сейчас равнина? Уже в прошлом году мне хотелось ответить на этот вопрос и удовлетворить своё любопытство, а теперь это желание возросло ещё больше.

Удастся ли мне справиться с этой задачей? Надеюсь, что да. Я знаю, что нелегко, но я испытываю живейший интерес к нынешней Мусаси. Думаю, что многие разделят моё чувство.

Итак, начинаю. Я опишу то, что сам видел и чувствовал в течение осеннего и зимнего сезона, и тем самым частично осуществлю своё желание. Прежде всего я хочу показать, что в наше время равнина Мусаси не менее прекрасна, чем в старину. О, если бы своими глазами увидеть, какой она была в древние времена! Наверное, красота её превосходила тогда всякое воображение. Но и сейчас Мусаси настолько красива, что я не могу писать о ней без восторга и восхищения. Я сказал «красива», но вернее будет сказать – поэтична.

II

За недостатком материала я приведу здесь свой дневник. С начала осени и до начала зимы 1896 года я жил в скромном домике в деревне Сибуя. Тогда впервые возникло у меня желание описать равнину. Вот почему вы найдёте здесь описания лишь осени и зимы.

«7 сентября. И вчера, и сегодня дует сильный южный ветер, то нагоняя облака, то унося их прочь. Временами идёт дождь. Когда солнечные лучи пробиваются сквозь тучи, лес пламенеет».

Это начало осени на равнине Мусаси. Лес в зелёном уборе, ещё одет по-летнему, но небо уже не летнее: южный ветер гонит по нему стаи туч, оно низко повисло над равниной и то и дело поливает дождём. А прояснится, и солнечные лучи, сверкая в каплях дождя, там упадут на лес, здесь озолотят рощу. Я часто думал: если бы в такой день окинуть одним взором равнину, какая бы открылась красота!

А уже два дня спустя, 9-го числа, в дневнике записано: «Ветер усилился. Равнина наполнилась осенними голосами. Облака стремительно несутся по небу». Вот такая стоит погода в это время года. Беспрерывно меняется вид неба и равнины. И хоть солнце всё ещё светит ярко, цвет облаков и завывание ветра предвещают приближение осени. Я чувствовал всю красоту этой картины.

Пользуясь дневником, я хочу показать, как менялся пейзаж, как преображалась равнина от ранней осени до конца зимы.

«19 сентября. Утро. Небо в тучах, ветер стих. От тумана и росы веет холодом. Стрекочут цикады. Мир словно ещё не проснулся.

21 сентября. Осеннее небо как будто вымыто. Листья деревьев сверкают язычками пламени.

19 октября. В лунном свете чернеют силуэты деревьев.

25 октября. Утром стоял густой туман. К полудню прояснилось. Ночью в просветах между тучами ясная луна.

На рассвете, когда ещё не спал туман, я вышел из дому, погулял по равнине, побродил по лесу.

25 октября. После обеда отправился в лес. Забравшись в чащу, я сидел, глядел по сторонам, прислушивался, смотрел и думал.

4 ноября. Высокое небо, воздух чистый. Вечером, когда стоишь один в поле под ветром, кажется, что небесная Фудзи[11]11
  Фудзи – вулкан Фудзияма.


[Закрыть] совсем близко. Вокруг над горизонтом чернеет цепь гор. Зажглась звезда. Всё ниже сумерки, всё дальше лес.

18 ноября. Иду по лунной дорожке. Голубой туман стелется по земле. Лунный свет дробится о лес.

19 ноября. Безоблачное небо, свежий ветерок. Холодная роса. На жёлтом пологе листвы кое-где видны зелёные пятна. На ветках щебечут птицы. Кругом ни души. Гуляю в одиночестве, мурлыча песенку. Иду куда глаза глядят.

22 ноября. Спустилась ночь. Ветер шумит в лесу. Шуршат капли, но видно по всему, что дождь скоро кончится.

23 ноября. Прошлой ночью разыгралась непогода, листва опала. Рис на полях почти убран. Печальная картина увядания природы.

24 ноября. Листья осыпались все. Смотришь на далёкие горы, и сладко замирает сердце.

26 ноября. 10 часов вечера. За окном воет ветер и не переставая моросит дождь. Сегодня весь день стоит туман. Лес и поля как будто медленно погружаются в вечный сон. После обеда я со своей собакой отправился на прогулку. Сидел, задумавшись, в лесу. Собака дремала. Ручей, пробегавший по поляне, подхватывал опавшие листья и уносил с собой. Несколько раз над лесом проходил мелкий осенний дождик и, оросив деревья, бесшумно стекал по опавшей листве.

27 ноября. Сегодня утром не верится, что вчера была непогода. Небо ясное. Солнце яркое. Если забраться на холм за домом, то видно, как над цепью гор возвышается белая Фудзи. Ветер свежий, воздух чистый. Утро ранней зимы!

На полях вода, и в ней верхушками вниз отражается лес.

2 декабря. Сегодня утром в лучах восходящего солнца, словно снег, сверкает иней. Какая красота! Но вот небольшое облачко заслонило солнце, и сразу всё поблекло.

22 декабря. Выпал первый снег.

13 января 1897 г. Настала ночь. Ветер стих, словно умер. Лес замолк. Почти беспрерывно идёт снег. Я взял фонарь и выглянул на улицу. Тут же в лучах света засверкали, закружились снежинки. Вот оно, безмолвие Мусаси! Но прислушайся хорошенько, и услышишь далёкий шум ветра в лесу. Ветра ли?

14 января. Сегодня утром выпал обильный снег. Под его тяжестью сгибаются виноградные лозы. А ночью из леса опять доносился шум ветра в ветвях деревьев. Злой холодный ветер, шумящий в лесах Мусаси! Слышно, как капает с крыши, – тает снег.

19 января. Чудесное утро! На небе ни облачка. Слегка обледенелая земля сверкает серебристыми узорами, на деревьях распевают птицы. Кончики веток торчат, как иглы.

8 февраля. Расцвела слива. Луна хорошеет с каждым днём.

13 марта. 12 часов ночи. Луна садится. Несутся тучи, гонимые быстрым ветром. Стонет лес.

21 марта. 11 часов вечера. За окном завывает ветер, он то удаляется, то вдруг набегает. Пришла весна, и зима спешит скрыться».

III

Некогда равнина Мусаси представляла собой огромное тростниковое поле. Слава о её красоте, воспетой в песнях, дошла и до нас. А теперь Мусаси покрылась лесами и, можно сказать, знаменита ими. В основном на ней растёт дуб, который к зиме теряет свою листву, а весной весь покрывается молодой и сочной зеленью. Такое перевоплощение происходит почти одновременно на протяжении десятков ри к востоку от Титибу и Тогэ. Для весны, лета, осени, зимы характерны свои пейзажи: лёгкий туман, дождь, луна, ветер, густой туман, осенний дождь, снег, зелёные, багровые листья. Жители западных и северо-восточных районов вряд ли представляют себе всю прелесть этой непрерывно меняющейся картины. До сих пор японцы не выражали своего восхищения красотой дубового леса, который особенно хорош во время листопада. В нашей классической литературе и искусстве воспевалась лишь сосна. И даже в песнях, бывало, не встретишь описания осеннего дождя, шуршащего в дубовой роще. Да и сам я, уроженец западных районов, уже лет десять как юношей-студентом приехал в Токио, но только недавно постиг красоту листопада. И помогли мне в этом следующие строки:

«Я сидел в берёзовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам тёплым солнечным сияньем; была непостоянная погода. Небо то всё заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел, и глядел кругом, и слушал. Листья чуть шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не весёлый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам. Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней всё улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берёз внезапно принимали нежный отблеск белого шёлка, лежавшие на земле листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять всё кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, берёзы стояли все белые, без блеска, белые, как только что выпавший снег, до которого ещё не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь. Листва на берёзах была ещё почти вся зелёная, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, и надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождём».

Это отрывок из рассказа Тургенева «Свидание», переведённого Фтабатэем[12]12
  Фтабатэй Симэй (1864–1909) – выдающийся японский писатель, создатель первого в Японии реалистического романа «Плывущее облако»; теоретик литературы и искусный переводчик, прославившийся переводами Тургенева и других русских писателей.


[Закрыть]. Именно благодаря удивительной силе художественного таланта русского писателя я впервые ощутил прелесть осеннего пейзажа. Пусть это русская природа с берёзкой, а у нас на равнине растёт дуб, пусть у нас разные климаты и разная растительность, но листопад на наших равнинах одинаков. Я часто думаю, если бы на равнине Мусаси рос не дуб, а, например, сосна, то она выглядела бы однообразнее и скучнее и, уж конечно, не была бы такой красивой.

У дуба листья желтеют, желтеют и опадают. Что-то нашёптывает осенний дождь. Воет ветер. Когда порывы ветра налетают на холм, сотни листьев кружатся в воздухе и, словно стая птичек, улетают вдаль. Опадёт листва, и на десятки ри вокруг оголится лес. А над ним висит высокое голубое небо. Вся равнина объята спокойствием. Воздух удивительно чист. Отчётливо слышны самые далёкие звуки. Двадцать шестого октября я записал в дневнике: «Забравшись в чащу леса, я сидел, глядел по сторонам, прислушивался, смотрел и думал». И в «Свидании» говорится: «Я сидел, и глядел кругом, и слушал». И действительно, как это «слушал» соответствует духу нашей Мусаси в период поздней осени! Осенью звуки идут из глубины чащи, а зимой раздаются где-то за лесом.

Слышится хлопанье крыльев, щебетанье птиц. Ветер бушует, стонет, воет, плачет. В кустарнике и в чаще леса жужжат насекомые. По лесу прогрохочет пустая или проскрипит нагруженная телега, съедет с холма и покатит по ровной дороге. А вот зашелестели листья под копытами лошадей. Это разведка с кавалерийских маневров, а может быть, чета иностранцев, отправившихся на дальнюю прогулку. Громко разговаривая, прошли мимо крестьяне, но и их хриплые голоса вскоре замерли. По дороге поспешно прошла одинокая женщина. Вдалеке раздался пушечный выстрел. В соседней роще – выстрел из ружья.

Как-то я с собакой отправился в ближайший лес, сел на пенёк и принялся читать книгу, как вдруг послышался лёгкий шум. Собака, лежавшая у моих ног, подняла уши, насторожилась. Снова тишина. Вероятно, упал каштан – ведь на Мусаси много каштановых деревьев. Когда моросит осенний дождь, то такой тишины уже нет. Осенний дождь у горной хижины – излюбленная тема нашей древней поэзии, но дождь на равнине Мусаси особенный. Он пробирается из конца в конец по её просторам, пробегает по лесу, по роще, пересекает поле и опять бежит к лесу. Он, ласковый и лукавый, подкрадывается потихоньку, украдкой, а потом внезапно налетает. Я и раньше в лесных дебрях Хоккайдо попадал под осенний дождь. В большом дремучем лесу – это величественное зрелище, но в нём нет той привлекательности, того шепотка, как на Мусаси.

Попробуйте поздней осенью прогуляться по лесам Накано, или Сибуя, Сэтагая, или Коганэи. Присядьте и отдохните от ходьбы. И вы наверняка услышите целый мир звуков, которые то возникают, то исчезают, то приближаются, то удаляются. В безветренную погоду вам удастся услышать, как падает лист над вашей головой. А если и этого шума не будет, то вы познаете великое спокойствие природы, почувствуете на себе дыхание вечности.

Я нередко записывал в свой дневник, как на равнине Мусаси зимой, по ночам, когда загораются звёзды, с треском пробегает по лесу холодный злой ветер, готовый смахнуть звёзды с неба. Его вой далеко уносит ваши мысли. Я слышу эти могучие звуки, то налетающие, то убегающие вдаль, и начинаю представлять себе, какой была жизнь в Мусаси во времена глубокой древности.

У Кумагая Наоёси[13]13
  Кумагая Наоёси (1782–1862) – известный поэт эпохи Токугава.


[Закрыть] есть такие строки:

 
Слышу, как целую ночь напролёт
Листья деревьев шуршат.
Это, крадучись, подбирается ветер.
 

Зимуя в деревне на равнине Мусаси, я понял, какой близкой должна быть эта песня тем, кто живёт в горной хижине.

Сидя в лесу в конце весны или ранним летом, приятно любоваться солнцем. Но об этом в другой раз. А сейчас я расскажу о сезоне жёлтых листьев. Идёшь по лесу, наполовину облетевшему, наполовину пожелтевшему, а сквозь ветки на вас смотрит небесная лазурь. Подует ветерок и смахнёт солнечные блики с листьев. Нет, словами всего не передашь!

Есть в нашей стране живописные уголки, например Ниико или Усуи, но вряд ли они так прекрасны, как равнина Мусаси, сплошь покрытая лесами, искрящаяся под лучами закатного солнца. Хорошо было бы взобраться на какую-нибудь возвышенность и окинуть взором всю равнину сразу. Конечно, это невозможно, но поскольку Мусаси сравнительно ровная, то достаточно увидеть одну часть, чтобы представить себе её всю. Как чудесно пройтись, дав волю воображению, по жёлтому ковру из листьев вслед уходящему солнцу! А кончится лес, и ты опять в открытом поле.

IV

В дневнике записано: «25 октября. Погулял по равнине, побродил по лесу».

«4 ноября. Вечером, когда стоишь один в поле, под ветром…»

Теперь я ещё раз приведу слова Тургенева:

«Я постоял, поднял пучок васильков и вышел из рощи в поле. Солнце стояло низко на бледно-ясном небе, лучи его тоже как будто поблекли и похолодели: они не сияли, они разливались ровным, почти водянистым светом. До вечера оставалось не более получаса, а заря едва-едва зажигалась. Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через жёлтое, высохшее жнивьё; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращённая стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сияньем, чётко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках, всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин. Я остановился… Мне стало грустно; сквозь невесёлую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывался унылый страх недалёкой зимы. Высоко надо мной, тяжело и резко рассекая воздух крылами, пролетел осторожный ворон, повернул голову, посмотрел на меня сбоку, взмыл и, отрывисто каркая, скрылся за лесом; большая стая голубей хлопотливо расселась по полю – признак осени! Кто-то проехал за обнажённым холмом, громко стуча пустой телегой…»

Это русская равнина, но осенний пейзаж нашей Мусаси почти такой же. Только на Мусаси совсем нет голых холмов. Правда, она покрыта небольшими возвышенностями и напоминает мёртвую зыбь на океане, хотя со стороны и кажется ровной. Возвышенные места сменяются впадинами, небольшими и неглубокими ложбинами. На дне этих ложбин обычно расположены заливные поля… Сухие поля раскинулись главным образом на возвышенных местах, где они чередуются с лесом. Но они не тянутся, как леса, на несколько ри; каждое занимает не больше одного ри и окружено лесом. Здесь же разбросаны крестьянские домишки. Они-то и отделяют один участок от другого. Словом, поля и леса перемешаны в беспорядке. Бывает так – входишь в лес, а окажешься вдруг в открытом поле. Это ещё одна из особенностей Мусаси. Дикая природа чередуется с человеческой жизнью. Здесь нет бескрайних долин и дремучих лесов Хоккайдо. И в этом особенность Мусаси.

Поспевает рис, и в ложбинах начинают желтеть заливные поля. Когда рис убран, в воде отражается лес. В это самое время на сухих полях в разгаре уборка редьки. Редьки становится всё меньше. А когда её промывают в канавах или в небольших ручейках, на полях уже зеленеют молодые побеги пшеницы. Но часть этих полей пустует, и на них колышутся от ветра ромашки и ковыль. Заросли тростника на полях поднимаются всё выше и выше, до самого неба. А встанешь на цыпочки – и увидишь в просветах леса чернеющую цепь гор Титибу. Она то возвышается над горизонтом, то вдруг падает вниз и совсем скрывается из виду. Ну а теперь можно сбежать вниз, в поле. Может быть, лучше прилечь среди тростника, укрывшись за стогом сена от пронзительного северного ветра, и, подставив лицо тёплым лучам солнца, медленно плывущего по южной стороне небесного океана, слушать и смотреть, как шумит, колышимый ветром, сверкает и искрится лес. Или пойти прямо по дороге в лесную чащу? Сколько раз я вот так колебался. Ну и что же? Я знал из собственного опыта: по какой из дорог Мусаси ни пойдёшь, всегда останешься доволен.

V

Когда-то мой друг прислал мне из родных мест письмо, в котором писал: «Я и теперь по вечерам люблю бродить один в зарослях тростника и размышлять, как на этих многочисленных дорожках, разбегающихся в разные стороны, много лет назад гуляли люди и восхищались: „Ах, как красиво блестит роса! Как восхитительно сверкает в вечерних сумерках снег!“ И многие бродили здесь в тоске, и те, кто ненавидел друг друга, расходились в разные стороны, а те, кто любил, встречались и шли рука об руку».

Возможно, такие поэтические мысли и могут возникнуть, когда бродишь по пустырям, но дороги Мусаси совсем другие. Бывает так, что вы хотите встретиться, а разойдётесь. И, наоборот, хотите разминуться, обойдёте лес и столкнётесь друг с другом на опушке. Дороги на Мусаси, как и всякие дороги, бегут направо, налево, сквозь лес, через поле. Кажется, что дорога прямая, как полотно железной дороги, а пойдёшь с востока, опишешь круг и вернёшься обратно на восток. Дорога скрывается в лесу, теряется в долине, вдруг опять появляется в открытом поле и опять прячется в лес. Здесь редко встретишь далёкого странника, не то что на дорогах пустырей. Где ещё так мечтается, как на дорогах Мусаси?

Если вы гуляете по равнине Мусаси, не бойтесь заблудиться. Всюду вы найдёте пищу для глаз, для слуха, для воображения.

Вы впервые почувствуете всю прелесть Мусаси, когда отправитесь бродить по её беспредельным просторам просто так, без всякой цели. Весной, летом, осенью, зимой, утром, днём, вечером, ночью, под луной, по снегу, в ветер, в туман, в иней, в дождь, в осеннюю слякоть. Бродить не спеша по этим дорогам – направо, налево, куда глаза глядят. И вы испытаете истинное удовольствие. Это один из даров Мусаси.

Где ещё в Японии, кроме равнины Мусаси, есть такие места? Нет их и на пустырях Хоккайдо. Нет их и на равнине Насу. А где ещё? Где так сливаются поля и леса? Где так едины природа и человеческая жизнь? Да, в этом, пожалуй, главная особенность Мусаси.

Если вы идёте по дорожке и вдруг окажетесь у того места, где она разбегается по трём направлениям, не теряйтесь. Поставьте свою тросточку, и в каком направлении она упадёт, в том и идите. И, возможно, она приведёт вас в небольшой лесок. Там дорога раздвоится, выберите ту, которая уже. И, быть может, она выведет вас в интереснейшее местечко. Например, к старому кладбищу, спрятанному в лесной чаще. Там ровными рядами стоят заросшие мхом могилы, а между ними растут жёлтые цветы валерианы, а если ещё у вас над головой заливается соловей, то вы испытаете истинное блаженство. Но обратно идите по левой дороге. Вскоре лес кончится, и перед вами откроется широкая долина. Целое море тростника слегка колышется у ваших ног. В солнечных лучах купается нежный ковыль. Там, где кончается тростник, начинается сухое поле, а за ним идут заросли низкорослого леса, над которым немного поодаль возвышается роща криптомерий. Над горизонтом собрались рыхлые облака, и рядом с ними почти не отличишь горных вершин, так похожих на эти облака. Радостно светит осеннее солнце. Приятно обвевает лёгкий ветерок. Когда вы войдёте в заросли тростника, то весь необъятный пейзаж, который вы только что видели, скроется из виду. Вы окажетесь на дне небольшой долины. И вдруг перед вами появится узкий и длинный пруд, спрятавшийся между лесом и тростниковым полем. Вода в нём чистая, прозрачная, и белые облака, плывущие по небу, отчётливо отражаются в ней. Кое-где по берегу растёт пожелтевший тростник. Дорожка, бегущая вдоль пруда, немного поодаль опять раздвоится. Пойдёте направо – выйдете к лесу, налево – к холму. Вы, конечно, подниметесь на холм. Когда гуляешь по равнине, всегда хочется забраться повыше, чтобы окинуть взором как можно большее пространство. Но это не так легко. На равнине совсем нет таких холмов, откуда вам открылся бы широкий вид. И лучше примириться с этим с самого начала.

Если вы для чего-нибудь захотите узнать дорогу, обратитесь к работающему в поле крестьянину. Если ему больше сорока, окликните громко, он, наверное, удивлённо посмотрит на вас и так же громко ответит. Но если в поле работает девушка, подойдите к ней поближе и спросите потише. Если молодой человек, снимите шляпу и будьте вежливы. Вполне возможно, он ответит вам несколько свысока, но вы не обижайтесь, таковы уж обычаи у молодёжи в окрестностях Токио.

Вы пойдёте по той дороге, которую вам указали, и она разделится на две. Вы подумаете: «А та ли это дорога? Уж что-то слишком она узкая». Но идите смело. Вы выйдете к крестьянскому двору. Опять странно! Но не смущайтесь, а спросите у хозяина. Он вам, наверное, нехотя ответит: «Вон за воротами и будет дорога». И действительно, прямо за воротами вы увидите ту самую дорогу, которая вам нужна, и невольно улыбнётесь. Тогда-то впервые вы почувствуете благодарность к тем, кто объяснял вам, как пройти.

Вы окажетесь на прямой аллее, с обеих сторон которой на полкилометра тянется пожелтевший лес. А как приятно пройтись одному по этой аллее в лесной тиши! С правой стороны верхушки деревьев отливают золотом заката. Кругом так тихо, что даже жутко становится. Только иногда прошуршит упавший с дерева лист. Вокруг ни души. Никто не встретится на пути. Если вы попали в период листопада, то идёте по мягкому ковру из листьев, и при каждом вашем шаге вам будет слышно, как они шуршат. Лес просвечивает насквозь. Между ветками видны тонкие, как нити, полоски голубого неба. Вам всё ещё никто не встретился. Даже немного грустно. Лишь похрустывает листва под вашими ногами, да иногда вдруг, заставив вас вздрогнуть, совсем близко вспорхнёт горлица.

Не стоит возвращаться по той же дороге. Если и заблудитесь, то в той же Мусаси. И не отчаивайтесь, если вас застанет вечер. Выберите себе какую-нибудь дорожку и идите, никуда не сворачивая. Что может быть лучше! Зато вы увидите красоту закатного солнца. Оно уже почти скрылось за Фудзи, но ещё виден край, и облака, пышными гроздьями повисшие над Фудзи, купаются в золоте его лучей. Но не успели вы опомниться, как всё переменилось. Снег застыл на горных вершинах серебряной цепью, которая всё дальше и дальше убегает к северу и наконец исчезает в почерневших облаках.

Но вот солнце скрылось. Проснулся ветер. Застонал лес. Мусаси погрузилась в темноту. Вам становится холодно. Теперь спешите уйти. Оглянувшись, вы увидите, как по веткам поникшего леса ползает холодный лунный свет. А ветер свистит и так и хочет сорвать повисшую на верхушках деревьев луну. Но вот вы и в поле. И теперь вы вспомните знаменитое хокку[14]14
  Хокку, или хайку, – короткий стих в три строфы с чередованием слогов 5-7-5.


[Закрыть]:

 
Горы окунулись во мрак.
В сумерках исчезло поле.
Лишь ковыль бледнеет.