Текст книги "Счет по-венециански"

Автор книги: Донна Леон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 17

– Ну и?.. – только и спросил делла Корте, не успел Брунетти усесться на переднее сиденье. Гвидо понравилось, что ни в самом вопросе, ни в интонации капитана не чувствовалось никаких пошлых намеков.

– Она из Бразилии, работает на того парня, что был с ней в баре. Сказала, что он иногда отвечает на телефонные звонки в бар.

– А дальше что? – спросил делла Корте, заводя машину и начиная медленно двигаться в сторону вокзала.

– А дальше ничего. Это все, что она мне сообщила, но думаю, из ее рассказа можно сделать еще кое-какие выводы.

– Какие же?

– Такие, что, во-первых, она здесь нелегально, вида на жительство не имеет, а значит, лишена возможности выбирать, чем зарабатывать себе на жизнь.

– А если ей это нравится? – предположил делла Корте.

– И много вы встречали шлюх, которым это нравится?

Не отвечая на этот вопрос, делла Корте повернул за угол и остановился у входа на вокзал. Он поставил машину на тормоз, но двигатель заглушать не стал.

– Что теперь? – спросил он.

– Думаю, нам следует арестовать того мужика. По крайней мере выясним, кто он такой. А пока он будет у нас, можно попробовать еще разок потрясти женщину.

– Полагаете, она заговорит?

Брунетти пожал плечами:

– Возможно, если убедить, что после этих разговоров ее не отправят обратно в Бразилию.

– А она поверит?

– Смотря кто с ней будет разговаривать.

– Может, лучше, чтобы женщина?

– Наверное, да.

– У вас такая найдется?

– Есть одна женщина-психиатр, время от времени она дает нам консультации. Можно попробовать уговорить Мару с ней пообщаться.

– Мару?

– Она мне так представилась. Будем надеяться, что у нее не отняли хотя бы это – ее собственное имя.

– Когда будете его брать?

– Чем раньше, тем лучше.

– Есть мысли, как это сделать?

– Проще всего в тот момент, когда очередной клиент Мары положит деньги на стол.

– Как долго вы сможете его продержать?

– Зависит от того, что мы выясним: есть ли на него досье, не всплывало ли его имя в каких-нибудь протоколах. – Брунетти помолчал. – Если вы не ошибаетесь насчет героина, раскрутим его за пару часов.

На лице капитана заиграла недобрая улыбка.

– Я был прав, будьте уверены.

Брунетти никак не отреагировал, и делла Корте спросил:

– А что пока?

– Я сейчас кое-что проверяю. Хочу узнать побольше о семье Тревизана, ну и о его практике – насколько это возможно.

– Раскопали что-то особенное?

– Да нет. Так, пара деталей, которые не дают мне покоя: как-то, понимаете, не стыкуются между собой. – Больше рассказать ему было нечего, поэтому Брунетти спросил: – А что у вас?

– Проводим такую же проверку Фаверо. Столько всего надо уточнять, особенно в том, что касается работы, – ужас просто! – Он сделал минутную паузу и добавил: – Никогда не подозревал, что эти ребята так много зарабатывают.

– Бухгалтеры-то?

– Ну да! Похоже, по нескольку сотен миллионов в год. И это только задекларированный доход, а вы представьте, сколько он в конвертиках берет.

Припомнив пару имен из списка клиентов Фаверо, Брунетти сразу представил себе его доход, официальный и неофициальный.

Он открыл дверь, вылез из машины, обошел ее и, став у окна со стороны делла Корте, сказал:

– Завтра вечером пошлю в бар своих людей. Если он и Мара будут там, думаю, возьмем без труда.

– Обоих? – уточнил делла Корте.

– Да. Она наверняка станет более разговорчивой, после того как проведет ночку в камере.

– Вы же вроде собирались устроить ей беседу с психиатром.

– Я и не отказываюсь. Только пусть сначала почувствует на себе, что такое тюрьма. Страх обычно развязывает язык, в особенности женщинам.

– Вот вы какой! Хладнокровный злодей, да? – проговорил делла Корте не без уважения.

Брунетти пожал плечами.

– Она может знать что-то, имеющее отношение к убийству. Чем сильнее она будет напугана и растеряна, тем скорее расскажет нам то, что знает.

Делла Корте улыбнулся, трогаясь с места.

– А я уж было подумал, что вы вот-вот начнете мне рассказывать сказки про шлюх с золотым сердцем, – бросил он на ходу.

Брунетти оттолкнулся от машины и зашагал в сторону вокзала. Он сделал пару шагов, обернулся, глянул вслед делла Корте, который уже поднимал стекло.

– Людей с золотым сердцем не бывает! – выкрикнул Гвидо, но капитан, похоже, его не услышал.

На следующее утро синьорина Элеттра первым делом сообщила ему, что нашла ту статью о Тревизане в «Газеттино», но что она представляет собой совершенно безобидный рассказ о совместном предприятии – туристической фирме, которую он организовал через торговые палаты Венеции и Праги. В жизни синьоры Тревизан, по крайней мере если верить журналисту светской хроники, тоже не было ничего скандального.

Хотя Брунетти и ожидал чего-то подобного, он все же ощутил разочарование. Он попросил синьорину Элеттру обратиться к Джорджо – к собственному удивлению, комиссар уже говорил о нем, будто о старом друге, – и попросить его добыть список звонков, поступавших на телефонный номер бара «У Пинетты». Затем он неторопливо прочел накопившуюся почту и сделал пару звонков по поводу одного из писем.

После этого он позвонил Вьянелло и распорядился отправить в бар «У Пинетты» троих сотрудников, чтобы арестовать Мару и ее сутенера. И больше у него уже не оставалось выбора, кроме как заняться наваленными на столе бумагами. Он так и поступил, но воспринимать всерьез то, что он читал, удавалось с трудом: МВД прислало статистику по кадровому обеспечению на ближайшие пять лет, расчет, во что может обойтись установка компьютерной связи с Интерполом, а также техническое описание и боевые характеристики новой модели пистолета. Брунетти с отвращением отпихнул все эти бумаги в сторону. Не так давно квесторе получил извещение от министра внутренних дел о том, что в следующем году бюджет полиции планируется урезать на пятнадцать, а может, и на все двадцать процентов и что роста финансирования в ближайшем будущем не предвидится. А эти дураки из Рима все шлют и шлют им какие-то проекты, планы, будто денег у полиции хоть отбавляй, будто их еще не все разворовали и перекачали на секретные счета в Швейцарии.

Он взял листок с техническим описанием пистолета, который никто никогда не купит, перевернул его и стал составлять список людей, с которыми хотел поговорить: вдова Тревизана, ее брат, ее дочь Франческа и еще кто-нибудь, кто мог бы дать ему точную информацию и о профессиональной деятельности, и о частной жизни Тревизана.

В другую колонку он начал вписывать то, что не давало ему покоя: рассказ (или выдумка) Франчески о том, что ее могут похитить; нежелание Лотто предоставлять ему список клиентов Тревизана; изумление Лотто при упоминании имени Рино Фаверо.

Но больше всего, осознал он, его занимали эти телефонные номера, эти звонки в самые разные места, здесь по-прежнему не было ни мало-мальски четкой картины, ни сколько-нибудь внятных объяснений.

Он полез в нижний ящик стола за телефонным справочником и вдруг подумал, как было бы удобно, по примеру Фаверо, вести отдельную записную книжку с телефонными номерами, по которым особенно часто звонишь. Но сейчас он искал номер, по которому не звонил вообще никогда, не желал требовать плату за когда-то оказанную услугу.

Это случилось три года тому назад. Как-то вечером ему позвонил приятель, фармацевт Данило, и попросил Брунетти заехать к нему домой. Приехав, Гвидо обнаружил, что у его друга огромный фонарь под глазом, словно он только что серьезно подрался. Выяснилось, что драки как таковой не было, ибо сам Данило никого и пальцем не тронул.

Он как раз закрывался на ночь, когда в аптеку вломился какой-то молодой человек. Данило совсем не сопротивлялся, не издал ни звука, даже когда тот кинулся к шкафу, где хранились наркотические лекарственные препараты, и схватил семь ампул морфия. Но он узнал налетчика и крикнул ему вслед: «Роберто, так нельзя!» – за что немедленно получил оплеуху, да такую сильную, что отлетел и ударился об угол прилавка.

Роберто, как было известно не только Данило и Брунетти, но и почти всей полиции города, был единственным сыном Марио Беньямино, возглавляющего уголовный суд Венеции. Вплоть до того злополучного вечера наркотическая зависимость не толкала его на применение силы: он доставал все, что нужно, по поддельным рецептам и на деньги, которые выручал от продажи всяких мелочей, украденных из дома родителей или друзей. Но теперь, когда он совершил нападение, пусть непреднамеренное, на аптекаря, он мог считаться уголовным преступником. После разговора с Данило Брунетти отправился к судье домой и провел там больше часа; на следующее же утро судья Беньямино отвез своего сына в небольшую частную клинику неподалеку от Цюриха, где Роберто пробыл полгода; вернувшись, он поступил учеником в гончарную мастерскую близ Милана.

Импульсивное великодушие Брунетти осталось тайной между ним и судьей; до поры до времени эта история была подобно паре страшно дорогих туфель, пылящихся в шкафу: их купили когда-то давно, а носить не стали, и каждый раз, натыкаясь на коробку с ними в поисках чего-то еще или наступая на них в суматохе, хозяин морщится, вспоминая о бездарно потраченных деньгах.

Женский голос в кабинете судьи ответил после третьего звонка. Брунетти представился и попросил соединить с судьей Беньямино.

Через минуту он услышал знакомый голос:

– Здравствуйте, комиссар. Я ждал, что вы позвоните.

– Да, – просто сказал Брунетти. – Мне надо поговорить с вами, ваша честь.

– Сегодня?

– Если это вам удобно.

– У меня будет полчаса, сегодня днем, в пять. Этого хватит?

– Думаю, да, ваша честь.

– Тогда жду вас. У себя, – проговорил судья и повесил трубку.

Главное здание городского уголовного суда располагалось у самого моста Риальто, но не со стороны Сан-Марко, а на той стороне, где находится фруктово-овощной рынок. Те, кто приходят сюда по утрам за покупками, время от времени видят мужчин и женщин в наручниках и кандалах, которых заводят или выводят из многочисленных дверей суда; а частенько между ящиками с капустой и прилавками с виноградом выстраиваются в ряд вооруженные автоматами карабинеры – это означает, что сейчас в зал суда будут конвоировать преступника. Брунетти предъявил вооруженным охранникам свое удостоверение и стал подниматься по широким мраморным ступеням на второй этаж, в кабинет судьи. На каждой площадке было большое окно с видом на Фондако-Деи-Тедески[22]22
  Немецкое подворье.


[Закрыть] – во времена Республики это здание служило торговым центром для всех торговцев немецкого происхождения, проживавших в городе, а сейчас здесь располагалось Центральное почтовое отделение. Наверху его остановили два карабинера в бронежилетах и со штурмовыми винтовками и попросили предъявить документы.

– Вы имеете при себе оружие? – спросил один из них, после того как внимательно изучил его удостоверение.

Брунетти очень пожалел, что забыл оставить оружие на работе: «сезон охоты» на судей был открыт в Италии уже очень давно, так что все нервничали и проявляли запоздалую осторожность. Он медленно расстегнул свою куртку и широко распахнул ее, чтобы охранник мог достать его пистолет.

Третья дверь направо вела в кабинет Беньямино. Брунетти дважды постучал, и его пригласили войти.

За время, прошедшее со дня, когда Брунетти побывал у судьи дома, они не раз случайно сталкивались на улице и здоровались друг с другом кивком головы, но последний раз Гвидо видел судью не меньше года назад и сейчас был просто поражен тем, как сильно тот изменился.

Хотя судья был старше Брунетти на какие-нибудь десять лет, но сейчас он выглядел как его отец. Глубокие морщины от ноздрей, вокруг рта и на шее.

Его некогда яркие, темно-карие глаза как будто подернулись дымкой. А ниспадавшая свободными складками черная мантия, казалось, была для него не знаком его статуса, а скорее обузой, так сильно он похудел.

– Присаживайтесь, комиссар, – проговорил Беньямино. Голос его остался прежним, глубоким и звучным, как у певца.

– Спасибо, ваша честь, – сказал Брунетти и занял один из четырех стульев, стоявших у стола судьи.

– Мне жаль, но у меня осталось еще меньше времени, чем я рассчитывал. – Произнеся эту фразу, судья сделал паузу, будто до него только что дошел смысл сказанного им самим. На его лице мелькнула слабая печальная улыбка, и он добавил: – Я имею в виду сегодня днем. Так что, если вы могли бы изложить суть вашего дела покороче, я был бы вам очень признателен. Если же это невозможно, мы можем поговорить дня через два, коли вам все еще будет нужна моя помощь.

– Разумеется, ваша честь. Я очень признателен вам, что смогли уделить мне немного времени.

Брунетти смолк на мгновенье и встретился с судьей глазами. Оба они понимали, насколько шаблонно звучат эти слова.

– Да, – только и сказал судья.

– Карло Тревизан, – проговорил Брунетти.

– Что конкретно?

– Кому могла быть выгодна его смерть? В каких отношениях он был со своим шурином? С женой? Почему лет пять тому назад его дочка всем рассказывала, будто ее родители боятся, что ее могут похитить? И были ли у него какие-то дела с мафией, а если да, то какие?

Судья Беньямино ничего не записывал, просто выслушал. Потом поставил локти на стол и показал Брунетти руку с растопыренными пальцами.

– Два года тому назад на работу к нему в контору поступил адвокат, Сальваторе Мартуччи. Он привел с собой собственных клиентов. У них с Тревизаном было соглашение, что через год Мартуччи станет равноправным партнером и совладельцем практики. Ходили слухи, что Тревизан передумал и не захотел соблюдать договоренности. Со смертью Тревизана Мартуччи стал единственным и полноправным владельцем всей практики. – Судья загнул большой палец. – Шурин его – скользкий тип, чрезвычайно скользкий. Есть непроверенные данные – и меня вполне могут привлечь к уголовной ответственности за клевету, если я предам их огласке, – так вот, есть данные, что, если у кого-то возникает желание уйти от налогов на международные торговые операции или, к примеру, требуется узнать, кому дать на лапу, чтобы грузы не досматривали на таможне, то обращаются именно к нему. – И он загнул указательный палец. – У жены роман с Мартуччи. – Средний палец. – Лет пять тому назад, опять же по слухам, Тревизан ввязался в какие-то финансовые махинации с двумя типами из мафии Палермо, известными своей жестокостью. Не знаю, как именно он был с ними связан, был ли там криминал или нет, не знаю даже, работал ли он с ними добровольно или по принуждению.

Слышал только, что либо они были в нем очень заинтересованы, либо он в них – тогда как раз должна была вот-вот открыться Восточная Европа, а значит, появлялись новые возможности для работы с этими странами. Считалось, что мафиози этого клана похищают и убивают детей тех, кто осмеливается отказываться от их деловых предложений. Говорят, что какое-то время Тревизан был очень напуган, но потом успокоился. – Он загнул два оставшихся пальца и заключил: – Кажется, я ответил на все ваши вопросы.

Брунетти поднялся:

– Спасибо, ваша честь.

– Не за что, комиссар.

Они не сказали друг другу ни слова ни о Роберте, умершем год назад от передозировки, ни о раке, который пожирал печень судьи Беньямино. Брунетти забрал у охраны свой пистолет и покинул здание суда.

Глава 18

На следующее утро, придя на работу, Брунетти первым делом позвонил домой Барбаре Дзорци. Дождавшись гудка, он заговорил:

– Доктор, это Гвидо Брунетти. Если вы дома, возьмите трубку. Мне снова нужно поговорить с вами по поводу Тревизанов. Я выяснил, что…

– Да? – Она не стала тратить времени на приветствия и прочие условности, что, впрочем, вовсе не удивило Брунетти.

– Я бы хотел узнать, не обращалась ли к тебе синьора Тревизан в связи с беременностью? – Не дав ей ответить, он уточнил: – Своей собственной, не дочери?

– Зачем тебе это знать?

– В отчете о вскрытии говорится, что ее мужу делали вазэктомию.

– Как давно?

– Не знаю. А это имеет значение?

Повисла долгая пауза.

– Нет, полагаю, что не имеет, – проговорила она наконец. – Два года назад она пришла ко мне, потому что думала, что беременна. Ей был тогда сорок один год, так что в этом не было ничего невозможного.

– И что оказалось?

– Она ошиблась.

– Она сильно нервничала из-за этого?

– Тогда я сочла, что нет – ну, по крайней мере не больше, чем всякая женщина ее возраста, считавшая, что у нее все это позади. А сейчас я бы сказала, что да, нервничала.

– Спасибо, – сказал Брунетти.

– И это все? – Голос выдал ее удивление.

– Да.

– И ты даже не спросишь, не знаю ли я, кто отец ребенка?

– Нет. Я думаю, если бы ты считала, что им может быть кто-то, кроме Тревизана, ты бы сказала мне об этом во время нашей предыдущей встречи.

Какое-то время она молчала, а потом протянула, словно очнувшись:

– Да-а, возможно, сказала бы.

– Вот и хорошо.

– Наверно.

– Спасибо, – сказал Брунетти и повесил трубку.

Затем он позвонил в контору Тревизана и попытался договориться о встрече с адвокатом Сальваторе Мартуччи, но ему сообщили, что тот уехал в командировку в Милан и свяжется с Брунетти, как только вернется в Венецию. Никаких новых бумаг на столе не появилось, так что он принялся за составленный накануне список, параллельно обдумывая сведения, полученные от судьи.

Он ни на секунду не сомневался в том, что эти сведения соответствовали действительности, и поэтому не стал тратить время на их проверку. Теперь, узнав о возможной связи Тревизана с мафией, он был склонен видеть в убийстве адвоката возмездие – таинственное и внезапное, как вспышка молнии. Судя по имени, Мартуччи южанин. «Главное, – предостерегал сам себя Гвидо, – не поддавайся влиянию предрассудков и не делай поспешных выводов, особенно если окажется, что он родом с Сицилии».

Вопрос о дочери убитого и ее болтовни о том, что родители опасаются похищения, остался открытым. Сегодня утром перед уходом на работу Брунетти сказал Кьяре, что полиция уже все выяснила относительно мнимых похитителей Франчески и больше не нуждается в ее помощи. Вероятность, даже минимальная, что интерес Кьяры к предмету, имеющему отношение к мафии, каким-то образом выйдет наружу, ужасала его, и он знал, что лучший способ пригасить ее интерес – продемонстрировать ей, что самого его эта тема больше не интересует.

Ход его мыслей прервал стук в дверь.

– Войдите, – выкрикнул он и, подняв глаза, увидел перед собой синьорину Элеттру. Она открыла дверь и пропустила вперед какого-то мужчину.

– Комиссар, – сказала она, – позвольте представить вам синьора Джорджо Рондини. Он хотел бы с вами поговорить.

Мужчина, которого она представила, был выше ее на целую голову, а весил, похоже, не больше, чем она. Сходство с портретами Эль Греко, которое придавала ему худоба, усиливали темная бородка клинышком и черные глаза, сверкавшие из-под густых бровей.

– Пожалуйста, присаживайтесь, синьор Рондини. – Брунетти встал, чтобы поприветствовать посетителя. – Чем я могу быть вам полезен?

Пока Рондини усаживался, синьорина Элеттра отошла к двери, которую она оставила открытой, и задержалась на пороге. Она не тронулась с места, пока Брунетти не посмотрел в ее сторону, тогда она показала пальцем на спину гостя и проговорила одними губами, словно Брунетти внезапно сделался глухим: «Джорджо». Гвидо ответил почти незаметным кивком и сказал:

– Спасибо, синьорина.

Она вышла и закрыла за собой дверь.

Некоторое время оба сидели молча. Рондини смотрел по сторонам, Брунетти глядел на список у себя на столе. Наконец Рондини произнес:

– Комиссар, я к вам за советом.

– Слушаю вас, синьор Рондини, – сказал Брунетти и поднял на него глаза.

– По поводу судимости, – вымолвил посетитель и замолчал.

– Судимости, синьор Рондини?

– Ну да, из-за той истории на пляже. – И он слабо улыбнулся комиссару, как бы призывая того вспомнить нечто, давно ему известное.

– Простите, но я ничего об этом не знаю. Не могли бы вы объяснить мне, о чем речь?

Улыбка мгновенно исчезла с лица гостя и сменилась страдальческим, смущенным взглядом.

– Так Элеттра вам не рассказала?

– Боюсь, что нет, мы не говорили о вас.

Заметив, что Джорджо растерялся, он добавил с улыбкой:

– Разве только о той неоценимой помощи, которую вы нам оказываете, об этом мы, конечно, говорили. Мы продвинулись в расследовании исключительно благодаря вам.

Тот факт, что на самом деле никаких особых подвижек не произошло, никак не означал, что Брунетти врет.

Рондини молчал, и Гвидо решил его слегка поторопить:

– Может быть, вы мне расскажете, что произошло, и тогда я подумаю, чем смогу вам помочь?

Рондини сложил руки на коленях и стал легонько массировать правой пальцы на левой.

– Как я уже сказал, речь идет о судимости. – Он поднял глаза на Брунетти, и тот ободряюще улыбнулся. – За появление в общественном месте в непристойном виде.

Брунетти продолжал улыбаться, чем, кажется, слегка успокоил Рондини.

– Видите ли, комиссар, – продолжил он, – летом, года два тому назад, я оказался на пляже в Альберони.

Улыбка Брунетти ничуть не изменилась даже в этот момент, при упоминании этого пляжа на самой окраине острова Лидо, который был настолько популярен среди геев, что назывался в народе не иначе как «Пляж Греха». Улыбка-то не изменилась, но взгляд сделался более цепким и скользнул по фигуре и рукам Рондини.

– Нет, нет, комиссар, – затряс головой Джорджо – Это не я, это все мой брат.

Он замолчал, тряхнул головой, совсем смутившись, нервно улыбнулся и вздохнул:

– Нет, так еще хуже. Можно мне начать сначала?

Брунетти кивнул.

– Мой брат – журналист. В то лето он писал статью об этом пляже и попросил меня сходить туда вместе с ним. Он говорил, что тогда все решат, что мы пара, и не станут приставать. Приставать не будут, а разговаривать не побоятся.

Рондини вновь замолчал и опустил глаза, пальцы его рук нервно сплетались и расплетались.

Поскольку он продолжал молчать и даже не пытался снова заговорить, Брунетти задал вопрос:

– Там все и произошло?

Рондини ничего не ответил, даже не поднял головы. Брунетти сделал еще одну попытку:

– Этот инцидент, я имею в виду?

Джорджо набрал в грудь побольше воздуха и продолжил рассказ:

– Я искупался, но потом стало холодно, и я решил переодеться. Брат был далеко, беседовал с кем-то, и мне показалось, что вокруг меня никого нет. Нет, в радиусе метров двадцати от нашей подстилки действительно никого не было. Я сел, снял плавки и стал натягивать брюки, и как раз в этот момент ко мне подошли двое полицейских и велели встать. Я попытался натянуть брюки, но один из полицейских наступил на штанину, так что ничего не вышло. – Голос Рондини становился все более и более напряженным – то ли от смущения, то ли от злости.

Одной рукой он принялся нервно теребить бороду.

– Тогда я потянулся за плавками, но второй полицейский схватил их и мне не отдавал. – Он снова замолчал.

– Что было дальше, синьор Рондини?

– Я встал.

– И?..

– И они составили протокол о непристойном поведении.

– Вы пытались с ними объясниться?

– Да.

– А они?

– Не поверили.

– А что ваш брат? Он к тому времени вернулся?

– Нет. Все это произошло буквально за пять минут. Когда он пришел, они уже успели оформить бумаги и уйти.

– Что вы предприняли по этому поводу?

– Ничего, – сказал Рондини и посмотрел Брунетти в глаза. – Мой брат сказал, что беспокоиться нечего, что они обязаны будут поставить меня в известность, если решат дать делу ход.

– И что, вас поставили в известность?

– Нет. Я ничего об этом не слышал, пока два месяца спустя мне не позвонил приятель и не сказал, что видел мое имя в «Газеттино». Оказывается, по моему делу проходил судебный процесс, а я об этом понятия не имел. Мне ни извещения о штрафе не прислали, ничего. Я был в полном неведении, пока мне не прислали письмо, в котором сообщалось, что я осужден.

Для Брунетти в этой ситуации не было ровным счетом ничего необычного. Речь шла о таком мелком нарушении, которое действительно нередко проскакивало сквозь щели в системе правосудия, и человека могли осудить, не предъявив ему предварительно никакого официального обвинения. Он только никак не мог взять в толк, почему Рондини решил обратиться с этим вопросом к нему.

– Вы пытались оспорить решение суда?

– Да, но мне было заявлено, что уже слишком поздно, что надо было шевелиться до начала процесса. Хотя и слушания-то как такового не было.

Брунетти кивнул: он прекрасно представлял себе, как проходят процессы по таким делам.

– А в результате получилось, что меня осудили за преступление.

– За правонарушение, – поправил Брунетти.

– Но все равно же осудили, – настаивал Рондини.

Брунетти склонил голову набок и скептически поднял брови.

– Мне кажется, вам не о чем волноваться, синьор Рондики, – сказал он.

– Да, но ведь я собираюсь жениться.

Тут уж Брунетти совсем растерялся:

– Что-то я не пойму, а это тут при чем?

– Все дело в моей невесте. – Голос Рондини снова сделался напряженным. – Я не хочу, чтобы ее семья узнала, что я был осужден за появление в непристойном виде, да еще на пляже для гомосексуалистов.

– А сама невеста об этом знает?

Гвидо заметил, что Рондини открыл было рот, но остановился, видимо решив поменять формулировку.

– Нет, – сказал он, – все это случилось до того, как мы с ней познакомились. А потом я как-то все времени не находил ей рассказать. Да и как такое расскажешь? Для нас с братом и наших друзей этот эпизод давно стал просто смешной байкой, но ей, боюсь, это совсем не понравится. – Рондини передернул плечами, словно пытаясь стряхнуть смущение. – А ее семье не понравится и подавно.

– И вы решили обратиться ко мне за помощью?

– Да. Элеттра столько о вас рассказывала, сказала, что вы такой влиятельный человек, – произнес Рондини. Голос его был полон почтения и – что самое страшное – надежды.

Брунетти пожал плечами, он бы вполне обошелся без этого комплимента.

– Так чего конкретно вам бы хотелось?

– Двух вещей. Чтобы вы изменили информацию в моем досье, – начал Рондини и, не дав Брунетти возразить, добавил: – Вам ведь это не сложно, правда?

– Это значит, самовольно внести изменение в государственный документ, – проговорил комиссар, изо всех сил стараясь придать голосу суровость.

– Да, но Элеттра сказала… – начал Рондини и тут же осекся.

Брунетти ужаснулся при мысли о том, что последует дальше, и сказал:

– Такое проще пообещать, чем сделать.

Рондини поднял глаза и посмотрел на Брунетти с вызовом, но свои возражения оставил при себе.

– Могу я изложить вторую просьбу?

– Разумеется.

– Мне нужно письмо, в котором говорилось бы, что обвинения были ошибочны и что меня оправдали в судебном порядке. А еще лучше, чтобы в этом письме содержались извинения за причиненные мне неудобства.

Гвидо едва совладал с желанием сказать, что это нереально, и спросил:

– Зачем вам это нужно?

– Для невесты. И ее семьи. На случай, если они когда-нибудь об этом узнают.

– Но если внести изменение в досье, тогда зачем вам такое письмо? – спросил он и тут же поправился: – То есть если бы удалось внести изменения?

– Тут и удаваться нечему, – заявил Рондини таким уверенным тоном, что Брунетти сразу вспомнил и место работы молодого человека, и прямоугольный ящичек на столе у синьорины Элеттры.

– От чьего же имени должно быть написано письмо?

– Хотелось бы, чтоб от квесторе, – сказал Рондини и поспешно добавил: – Но я понимаю, это нереально.

Брунетти отметил, что лишь только у его собеседника появилось ощущение, что они в принципе договорились и осталось всего-навсего обсудить технические детали, как он перестал нервно перебирать руками, а спокойно сложил их на коленях.

– Скажите, а письма от комиссара полиции будет достаточно?

– Думаю, да.

– А как же быть с вашим досье?

Рондини махнул рукой:

– Сотрем. За день. Максимум за два.

Брунетти решил не уточнять, кто именно из них – Рондини или Элеттра – собирается заняться этим.

– В конце недели я загляну в нашу картотеку, проверю, будет ли там что-нибудь на вас.

– Не будет, – заверил его Рондини. В его тоне звучала убежденность, но никак не заносчивость.

– Как только я в этом удостоверюсь, напишу вам это письмо.

Рондини поднялся, протянул Брунетти руку и сказал на прощанье:

– Комиссар, если вам понадобится моя помощь, любая помощь, просто вспомните, где я работаю.

Брунетти проводил посетителя до дверей и, как только тот ушел, спустился к синьорине Элеттре.

– Ну что, побеседовали? – спросила она, увидев Брунетти.

Уверенность Элеттры в том, что он будет спокойно обсуждать возможность подлога в государственных документах и написание каких-то липовых писем, показалась ему обидной.

Тем не менее он решил обратить все в шутку:

– Меня удивило, что вы вообще соизволили направить его ко мне. Могли бы и без моего ведома все уладить.

Она ослепительно улыбнулась и проговорила:

– Я вообще-то так и хотела, но потом подумала, что разговор с вами будет полезен.

– В связи с изменением данных в картотеке?

– Нет, что вы! Тут справилась бы либо я сама, либо Джорджо. Это же минутное дело, – заявила она категорично.

– А разве не существует секретного пароля, без которого нельзя влезть в наш компьютер?

Элеттра ответила не сразу.

– Пароль-то есть – только не такой уж он секретный.

– И кто же его знает?

– Понятия не имею, но узнать его точно несложно.

– И воспользоваться им?

– Возможно.

Брунетти предпочел не развивать эту тему.

– Так, значит, вся проблема была в письме? – спросил он, не сомневаясь, что Элеттра знает и о второй просьбе Рондини.

– Нет, конечно, Dottore. Я бы и сама ему это письмо написала, как нечего делать. Я просто решила, что будет полезно, если он поговорит с вами и увидит, что вы готовы ему помочь.

– На случай, если потребуется еще какая-то информация от СИП? – спросил он уже без всякой иронии.

– Вот именно, – прощебетала она радостно и улыбнулась: наконец-то комиссар начал понимать, что к чему.