Текст книги "С «Джу» через Тихий океан"

Автор книги: Дончо Папазов

Соавторы: Юлия Папазова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Джу

Рыбы, а не дно

На борту царит особая атмосфера. Преимущественно молчим и напряженно всматриваемся вперед. Все обсервации показывают, что мы находимся в нескольких милях от островов Axe и Манихи, но их почему-то не видно. Может быть, их не окажется в указанном на картах месте? 25 лет назад во время плавания Анны ван де Вилле произошло то же самое.

Всю ночь я до боли в глазах вглядывалась в темноту. Под вечер опробовали мотор, приготовили все к аварийной ситуации, когда потребуется немедленно включить двигатель и убрать паруса. Плохо то, что лодка очень низко сидит в воде, и любая волна скрывает он нас горизонт. Можно увидеть риф в последнее мгновение, поэтому мы так тщательно и подготовились. Нет никакого желания разбиться. Дончо даже эхолот включил. Прибор тут же запищал, но засек не дно, а рыбные косяки. Я не верю, что эхолот поможет. Дело в том, что возле атоллов глубины очень большие, мелко лишь у самой линии прибоя, а значит, эхолот предупредит нас об опасности, когда будет уже поздно. В поединке с грозным архипелагом наша лодка имеет то преимущество перед яхтами, что у нее нет киля. Наконец-то и у нас есть чем похвастать.

Сегодня весь день разглядывали в бинокль разные облачка, но из-за этого они не превратились в острова. А может, мы незаметно проскочим мимо них и выйдем прямо к проходу через рифы – к атоллу Рангироа? Его радиомаяк уже слышен, правда очень плохо.

Будет ли у нас возможность отремонтировать мачту в Папеэте? Останется ли время на осмотр и знакомство с островом? Ночью, кроме всех прочих приемов борьбы со сном во время вахты, применила и новый – сочиняла письма к друзьям, которые, скорее всего, не удастся написать в Папеэте. Но важно другое: письма получаются веселыми и остроумными, и время течет быстрее. Если так пойдет и дальше, того и смотри – начну писать стихи.

Дончо

Надеюсь только на хорошее

Ночью разгулялись огромные волны. Днем океан успокоился. Он живет своей жизнью, не зависящей от нашей воли, и вытворяет все, что ему вздумается. Только бы ему не взбрело в голову подарить нам безветрие.

Проверил двигатель. Все в порядке. Но на него не следует рассчитывать. А вдруг подведет – выйдет из строя? Что тогда? Поэтому все планы строю, не принимая его в расчет. Если двигатель будет действовать – хорошо, а нет – обойдемся и без него.

Непрерывно подсчитываем пройденное расстояние, определяем скорость течения и его направление. Не могу позволить себе такую роскошь: допустить ошибку даже в одну милю. Давно уж взял за правило делать абсолютно точные вычисления, чтобы не было повода для беспокойства. И все-таки перед этими опасными рифами намного дольше работаю с секстаном. Джу передается моя тревога. За годы совместной жизни мы отлично изучили друг друга, и теперь невозможно что-либо утаить. Для меня достаточно и того, что удается скрыть, насколько велико мое беспокойство. Стараюсь освободить ее хотя бы от вечных мыслей о навигации. Мы равно распределили обязанности, и каждый строго отвечает за порученное ему дело.

Архипелаг Туамоту – чрезвычайно опасный для мореплавателей район. Сегодня ночью подкинул нам новые неприятности. Мы уже по горло сыты дождями, а тут навалились туман и духота. Вот так же «любезно» встретили нас два года назад Гаити и Карибское море.

Джу

Дончо «ловит» звезды

Я не помню случая, чтобы мы когда-нибудь так много занимались навигацией, как в последние два дня. Дончо места себе не находит. Или вовсе не ложится отдыхать после вахты, или подремлет малость и вскакивает. Слушает радиомаяки, вычерчивает на карте маршрут, что-то бормочет себе под нос, «ловит» звезды, солнце, снова и снова берет пеленг. И все равно чем-то недоволен. Правда, причина серьезная: подходим к Рангироа и боимся посреди ночи напороться на рифы, а в расчетах что-то не сходится.

Ночью ветра не было, потом он подул сначала с севера, затем зашел с востока и наконец – с юга. И вновь стих. Мне знакомо это затишье, когда все замирает в ожидании: никакого шума, никакого движения, даже волны проходят под нами совершенно бесшумно. Но сейчас нет той зловещей атмосферы, какая была в штиль перед шквалом, который сломал нашу мачту. Нынешнее затишье скорее похоже на вакуум. Ты и без того изолирован, а тут возникает ощущение, будто ты вовсе оторван от остального мира. Всматриваюсь в горизонт до изнеможения.

Дончо

Чему верить?

Совсем некстати, именно перед самими рифами, началась какая-то карусель с определением нашего точного местонахождения. Проложенные на карте пеленги Таити, Хао и Раротонга образовали слишком большой треугольник погрешностей. Наше местонахождение оказалось на 25 миль ближе. То же самое подтвердила и обсервация на закате солнца. Творится что-то непонятное. У меня нет этому объяснения. Единственно возможная причина – попали в указанное в справочниках сильное течение. Положение сложное. Нас со всех сторон подстерегают роковые рифы.

Рядом с нами Хао, Манихи, атолл Axe. Перед нами – Арбуа и огромный, имеющий в диаметре 40 миль атолл Рангироа. Я думал долго и наконец избрал курс, который должен был бы избавить нас от всяких опасностей. Утром же, при новой обсервации, оказалось, что мы еще на 20 миль ближе, чем должны быть. Стало ясно, что скорость течения увеличивает нашу скорость на 32 мили в сутки. Вот так сюрприз! Если не учесть течения, оно за час может выбросить нас на затаившиеся 256 рифы. Но и брать его в расчет нет возможности, так как течение появляется неожиданно, не предупреждая о своей скорости и направлении. Да к тому же я не могу знать, когда ему взбредет в голову уменьшить скорость. И все же не мы первые пересекаем Туамоту. Не будем, надеюсь, и последними.

Долго я колебался – идти прежним курсом или же лечь в дрейф на ночь, а утром, при дневном свете, продолжить поиски атоллов. Если мы от них и далеко, то все равно доберемся за день. Я был уверен в своих вычислениях и потому решил продолжить путь.

И оказался прав

В 9 утра увидели рифы Рангироа. Чуть позже показалась целая гряда бесчисленных островов. Видны только самые большие. Такое ощущение, будто вырастают они прямо из моря. Выполняют роль некоего подноса, на котором океан словно преподносит мореплавателям в поврежденной спасательной лодке кокосовые пальмы, чтобы убедить их, что это земля и что их одиночество относительное. Я окончательно успокоился. Мы пройдем через Туамоту. Впереди целых десять часов светлого времени, и к тому же дует прекрасный ветер.

Джу

Теперь, когда мы уже проходим мимо Рангироа, могу признаться, что мне почти не передалось то напряжение, в котором пребывал Дончо эти последние два или три дня. Я добросовестно помогала ему, брала пеленги радиомаяков, прилежно говорила «да» или «нет» в зависимости от ожидаемого ответа, но не могла по-настоящему разделить его тревогу. Слова «атолл», «коралловые рифы» с детства связаны у меня с путешествиями, морями, островами, со всем, о чем читала и мечтала, и оттого, сколько бы ни старалась, не могла бы воспринять их как смертельных врагов. Может быть, потому я вела себя столь легкомысленно, что Дончо взял на себя обязанности штурмана. Если бы такая ответственность лежала на мне, то, возможно, я не думала бы о том, какого цвета пальмы.

Сейчас же, когда я впервые увидела и осознала, что означает для моряков коралловый риф, когда лично убедилась, что его невозможно заметить даже за 150 метров, я поняла, какую опасность представляют рифы для судов. Ясно, почему яхты терпят здесь крушения.

Мы увидели остров около 10 часов утра. До этого шел сильный дождь, тяжелые тучи прижимались к воде, и вокруг ничего нельзя было разглядеть. Остров еле виднелся над водой. Был он не выше кокосовой пальмы. Тут и там торчали из воды редкие пальмовые рощицы, а между ними – пространства кипящего белой пеной прибоя. Это и были рифы. Мы искали проход между Рангироа и соседним атоллом, тоже раскинувшимся на несколько миль. Если бы было чуть потемнее, то тут можно было бы легко наскочить на рифы. Внешне океан выглядит одинаково что около рифов, что между ними. И разумеется, издали прибоя не слышно. А если бы еще были волны?! Нам просто повезло с погодой. Дождь-то дождь, но по крайней мере не было больших волн. Когда же дождь прекратился, видимость стала прекрасной. Дончо был горд и счастлив. И его можно понять. Мы подошли к острову с той стороны, с какой, по его расчетам, должны были подойти, причем в дневное время. Он решил убрать паруса, если подует сильный ветер, и ждать дня. И заявил, что утром мы обязательно увидим Рангироа. Все сбылось. Я еще раз торжественно признала его искусным штурманом. Теперь путь перед нами чист до Таити, до которого всего дня два плавания.

Дончо

Сбылось

После тридцати лет мечтаний я наконец-то увидел настоящий атолл, лагуну и тропические острова. Точно такие, какие улыбаются вам с ярких открыток и реклам. Все их знают с детства, но я сейчас вижу их воочию, смотрю на них с расстояния в какие-то две-три мили. И мне очень приятно. Некоторые дети мечтают об Эйфелевой башне или прериях, другие – о торте, а я грезил пальмами.

Добраться отсюда до Таити теперь не проблема. На нашем пути встретится лишь один остров Макатеа, но на нем имеется маяк. Впервые за столько лет скитаний по морям и океанам и встреч с сотнями маяков я не стану заглядывать в справочник. Это совершенно лишнее. Маяк Макатеа невозможно спутать с другим. Он единственный на всем пространстве от Южной Америки до Таити. Единственный почти на 5000 миль, то есть на 9000 километров. Можешь на него радоваться, можешь послать ему благодарственное послание или, если богат, как принято, – чек. Но принять его за какой-либо другой невозможно.

Я всегда верил в успех, но, может быть, сейчас самое время сказать:

– Джу, первый этап экспедиции завершен успешно Теперь необходимо выкроить два-три часа, чтобы привести в порядок наши материалы по исследовании; загрязнения окружающей среды и отправить их м-ру Десмонду Скотту. Эти данные будут доложены на конгрессе, и нас просили прислать их как можно скорее.

Интуиция подвела

Мы от островков всего милях в трех. Подгоняемые попутным ветром, обласканные самым нежным южным солнцем, входим в истинную Полинезию.

Медленно, под гротом и стакселем, приближаемся к Рангироа – самому большому атоллу архипелага Туамоту. Рангироа – это огромный коралловый перстень диаметром почти сорок миль. За кипящими в пене рифами вытянулись цепочкой продолговатые островки с каймой из кокосовых пальм. И дальше, за островками, в синей дымке виднеется лагуна. На подробной карте означены только три прохода шириной метров по двадцать. Ошибешься в выборе курса, потерпишь кораблекрушение. Я долго ломал голову – как проходить атолл ночью, чтобы не напороться на рифы? И только теперь понял: нужно вырастив этой лагуне да к тому же родиться в рубашке.

Ставим перед собой задачу полегче: попасть в проток между Рангироа и соседним атоллом., Ширина его достигает почти семи кабельтовых (несколько более 1200 метров). Я полагал, что днем никаких проблем не возникнет. Расстояние между островками, приютившимися в лагуне за рифом, не менее мили. Издали видно было несколько удобных проходив.

С шести утра Джу торчит на носу лодки впередсмотрящим. Я просил ее лечь отдохнуть, но куда там – нет на свете силы, которая смогла бы ее сейчас оторвать от этого занятия. Минут десять она пристально вглядывалась в полоску чистой воды между самыми удаленными друг от друга островками и затем заявила, что нам следует направиться именно туда. Карта же показывает, что в действительности этот проток более опасный для судов. Но я не посмел возразить. С детских лет знаю, как любая девчонка приходит в ярость, когда ты попытаешься оспорить ее право на женскую интуицию. И все же я поворачиваю лодку вправо и объясняю возмущенной Джу, что делаю это, чтобы доказать, что карта лжет.

Я только воображал, что поступил тактично. На самом же деле Джу ругала меня до тех пор, пока мы не оказались между атоллами. Негодование как ножом отрезало, когда Джу собственными глазами увидела скрытый риф между полюбившимися ей островками. Это была ловушка. Видно, и другие попадались в нее, так как на рифах торчали разбитые корпуса двух яхт.

Ура! Проскочили! Удачно обошлось, потому что преодолевали Туамоту в ясный солнечный день, при отличной видимости, маленьких волнах и попутном ветре. Представляю, что бы мы пережили, если бы пришлось проходить его при тех же идеальных условиях, но спустя десять часов, в полной темноте. Честное слово, как бы ты ни старался быть внимательным и осторожным, адски трудно пробраться через лабиринт островов, если нет створных знаков. Впереди нас ожидают еще сотни коварных рифов, и я на сто процентов уверен, что некоторые из них нам придется проплывать и ночью. Через три года, во время кругосветного плавания, мы снова попадем в эти воды. Надеюсь, до того времени здесь установят навигационное оборудование. Но даже если его не окажется, мы справимся с задачей. Ведь тогда мы будем совершать путешествие на яхте и, как это делают все здравомыслящие яхтсмены, обойдем архипелаг Туамоту стороной.

До Таити остается около 150 миль. Расстояние ничтожное. Проглотим его за два дня. Под вечер нам укажет дорогу маяк острова Макатеа.

Видим маяк. Должен был появиться слева, а оказался справа. Странно, компас у нас в порядке, курс, как всегда, выдерживаем точно. Опять виноваты течения. Те самые, которые в справочниках характеризуются как «переменчивые». Переменчивые, но сильные.

Кончилась хорошая погода. Начались новые испытания. Ветер усилился и то и дело меняет направление. Держать курс на Папеэте становится все труднее. Если ветер повернет еще чуть, мы вообще окажемся беспомощными. Нам придется сменить направление и взять курс на остров Бора-Бора. Если же не выйдем и на этот остров, то вынуждены будем плыть в океане еще 1800 миль до Самоа.

Выбрал шкоты грота и стакселя. До предела подтянул фалы. И лодка по ритмично вздымающимся волнам стала то взбираться на гребни, то стремительно падать вниз, в бездну океана.

На беду и сверху полило. Все едино – волны и без того промочили нас до нитки. Видимость уменьшилась до пятидесяти-шестидесяти метров. Но и это нас не пугает – путь до Таити свободен.

Волна-вельможа

Вдруг послышалось рыдание. Надрывно застонали ванты. Пронзительно и жалобно заныла верхушка мачты В полной темноте зловещие звуки действовали удручающе, но мы привыкли и к ним. Постепенно нарастает какой-то незнакомый вой. Буря усиливается. Волны бешено бьют в лодку. Мы идем новым курсом, и скорость волн кажется нам неимоверно большой.

Неожиданно я заметил крутую волну высотой в многоэтажный дом. И с восхищением подумал: «вельможа». Вот она сломалась у подножия, гребень заспешил, заторопился и вдруг обрушился вниз пенным водопадом. Послышался страшный удар. Лодка накренилась и боком, боком, словно краб, понеслась в сторону. Всем телом я налег на румпель, но даже с места не сдвинул. Вторая волна окатила меня с головы до ног. И снова мы ринулись бортом вперед, и опять румпель словно заклинило. Я уже боялся сильно налегать на него, чтобы не сломать. Крен очень велик. Лодка трещит под тяжестью водяной глыбы.

Тонем?

Или опрокидываемся?

Но вот борт, принявший на себя сокрушительный удар водопада, потихоньку выходит из воды. Потом лодка как бы отряхнулась, и руль снова стал послушным. Третья волна помогла нам встать на нужный курс.

С ведром против шторма

Порывы ветра, то усиливаясь, то стихая, следуют один за другим.

Все это время я правой рукой крепко держал Джу, которая вдруг оказалась рядом.

Спустя некоторое время я вошел в рубку, чтобы посмотреть, что натворила «вельможа». Борта заметно осели, и было ясно, что лодка залита водой.[41]41
  Наша лодка водопроницаемая. У нее есть палуба, две обыкновенные дверцы ведут в рубку. Больше всего воды поступает через них, а также через переднее оконце. Нет на лодке и самоотливного кокпита. И все же она намного удобнее той, открытой, беспалубной, на которой мы провели в Атлантике 63 дня.


[Закрыть] В рубке царил хаос. Здесь стоял невероятный шум и грохот. Вода почти перекатывала через койки. При каждой новой волне она билась о перегородки, и брызги достигали потолка. Решетки оказались под водой, а часть багажа свободно плавала.

Не успев определить размеры ущерба, я схватил ведро. И началось сражение. Время от времени лодка получала новый свирепый удар, и я летел к противоположному борту. Больно ударялся о него, особенно если удар заставал меня с полным ведром в руках. Несколько раз стукнулся головой. Вскоре все тело у меня болело и ныло. Руки были изранены до крови, но я продолжал вычерпывать.

Долго я не мог справиться с водой. С ужасом почувствовал, что ее поступает больше, чем я в силах вычерпать, и тут вспомнились школьные годы и самые неприятные для меня уравнения о бассейнах и трубах. Изучали мы их двадцать лет назад. До сего дня они никогда не тревожили мою память.

Джу у румпеля. Шторм усиливается.

Мы явно начинаем тонуть. Сколько бы я ни вычерпывал, если на нас обрушится еще несколько волн, наверняка пойдем ко дну. Прекрасно знаю ту опасную линию, до которой вода не должна достигать, иначе мы отправимся кормить рыб. Отправимся прямо на дно морское. Навсегда. Но мы еще поборемся со стихией. И я закричал:

– Джу, смени курс! Не могу больше!

– Хорошо.

Тихонько, сам себе пробормотал:

– Ничего. Лучше пройдем мимо Таити.

На новом курсе водопад немного поубавился. Все так же вода врывалась отовсюду – с палубы, через дверцы, оконце, но и я действовал быстрее. Примерно через полчаса воды уже было ниже колен, затем – до щиколотки. В изнеможении я упал на дно лодки. Меня заливало, но мне было все равно. Ничто мне уже не повиновалось: ни пальцы, ни руки. Потом я сел по пояс в воде. С трудом выполз из рубки навстречу заре. На четвереньках, иным способом в шторм передвигаться в лодке невозможно, кое-как добрался до Джу.

– Я все думала, если начнем тонуть, то ты не успеешь выбраться из рубки.

– Почему?

– Вода же хлынет через вход. Рубка – ловушка. Шли еще около часа взятым курсом. Потом сменили его на нужный, чтобы все-таки попасть в Папеэте. И я снова ушел в рубку. Всего на какой-то час Джу оставила румпель, отдохнула, а потом снова села за руль. Хорошо, что она пианистка и двадцать лет тренировала руки. Иначе ничем не объяснить, как она смогла выдержать такую неимоверную нагрузку.

Беспокоюсь о мачте. Выстоит или нет? Конечно, мы ее бережем, идем с уменьшенной площадью парусов. Но уж очень жестокий шторм. Когда бы я ни вышел на палубу, первым делом проверяю ванты, штаги и фалы. Другая постоянная забота – состояние управления. Сейчас идем хорошо. Уровень воды в рубке поддерживаю не выше щиколотки. Тогда удобнее вычерпывать ее ведром. Волны – упорный противник в состязании – не дают передышки, приходится снова и снова браться за ведро. Но победителем в единоборстве вышел я.

Сражение с бурей тянется уже сутки. За все это время удалось отдохнуть не более пятнадцати минут. Смертельная усталость проникла даже в вены, в виски. Но упорный труженик – сердце продолжает гнать по жилам кровь. Самые сильные толчки ощущаю в висках. Странный хрип засел в горле, словно работает рваный кузнечный мех.

Океан взъярился

Мне не хочется говорить об этом Джу, но худшее впереди. Через два часа надо снова сменить курс. Только таким образом удастся попасть на Таити.

Подлый ветер подул нам прямо в лицо. Уж в который раз я злюсь, что наша лодка не способна лавировать при встречном ветре, чтобы идти заданным курсом. И все-таки мы выжимаем из нее все возможное. До Таити остается около двадцати миль, и, видимо, придется пройти их на моторе. Что поделаешь? Мы бессильны. Другого выхода у нас нет. Как на нашей лодке идти против ветра? Да и выдержит ли «Джу»? Волны яростные и злые. Не расколят ли они наше суденышко? Все зависит от прочности заклепок, скрепляющих две пластмассовые половинки корпуса. И конечно, от нас: от точности курса и от того, насколько быстро мы станем вычерпывать воду из лодки.

Я использовал момент, когда волны не столь яростно нападали на нас, и вычерпал из лодки остатки воды. Эта хитрость позволила вырваться вперед в состязании с разбушевавшимся океаном.

Сменил на полчаса Джу. Она села рядом и закрыла глаза. Отдыхает ли? Спустя немного снова взялась за румпель.

Прошло тридцать два часа. Никаких перемен. Еще через полчаса стал заводить двигатель. Повернул ключ стартера. Ничего! Даже не чихнул. Снова включил, послышался короткий звук «пух». Опять попробовал. Пух-пух! И никакого результата.

– Дончо, прошу тебя, попробуй еще. А вдруг заведется!

– Да, конечно. Я же еще не пытался завести его рукояткой. Видно, вода попала в скважину ключа зажигания.

Мотор должен заработать. Мы уже еле держимся.

Крутанул несколько раз рукоятку и… двигатель зарокотал.

– Джу, мы доберемся до Папеэте. Через несколько часов позвоним в Софию, поговорим с Яной.

Я ожидал, что будет трудно, но то, что последовало, невозможно описать. Океан взбесился. Волны тяжелые, словно бетон. Скорость ветра достигла неимоверной силы. Даже брызги больно бьют в лицо. Не видно ни зги. Глаза у Джу налились кровью. Избитое брызгами лицо стало багровым.

Погром

Бедная лодка со стоном и воем карабкается по водяным глыбам. На мгновение замирает на гребне и как бы зависает. Спустя миг падает вниз, с силой ударяется о воду. За бортами взлетают два гейзера брызг. В ту же секунду разъяренный ветер разбивает их в пыль и, будто кнутом, больно стегает по лицу, бьет по очкам.

Шум и грохот шторма оглушают. С трудом улавливаю голос Джу. Двигатель тяжело и покорно тащит лодку вперед по волнам. Гребной винт исполняет коронный номер на гребне волны. Тут он вылетает из воды, развивает бешеные обороты, двигатель ревет, стараясь пересилить грохот бури. Затем корма ныряет в волну, и винт, ударившись о воду, захлебывается. Это самый страшный миг. И двигатель, и гребной вал могут легко сломаться.

Уже минут десять, как лодка быстро заполняется водой. Но мне не хочется оставлять Джу одну. Всем своим существом чувствую, сколь необходимо ей сейчас мое присутствие. Однако делать нечего. Вода прибывает. Давно уж потеряно мое преимущество в соревновании с океаном. Заглянул в рубку. Все в беспорядке. Будто здесь побывали озверевшие бандиты и расшвыряли вещи в поисках бриллиантов. Весь наш багаж – приборы, инструменты, пробы, дневники, фильмы и киноаппараты – в воде. Осатаневший шторм безжалостно уничтожил плоды нашего двухмесячного труда. Но мне все равно. Вода, поднявшаяся до колен, беспокоит меня в тысячу раз больше, чем судьба проб планктона или урины. Безостановочно, словно вертящееся колесо водочерпалки, черпаю воду ведром. А вода поступает, как из артезианского колодца. К тому же часть ее, будто сквозь решето, стекает обратно. Как только нос лодки врезается в волну, несколько тонн воды перекатываются через палубу, оконца, дверцы оказываются под водой. И океан, словно шприцем, впрыскивает через них воду. Течет отовсюду – сверху, слева, справа.

Джу мастерски управляет лодкой. Румпель трудно повернуть даже двумя руками. Она часто наваливается на него всем своим телом. По всему видно, и Джу держится из последних сил.

– Положение все еще в наших руках!

Эти простые слова – наша магическая фраза. Она свидетель труднейших минут в нашей жизни. Этой волшебной фразой мы ободряли себя в Черном море. Она да болгарский флаг – наши верные спутники при всех невзгодах.

– Положение все еще в наших руках!

И я удерживаю уровень воды в лодке чуть ниже колен. И Джу держит курс 110°. Почти против ветра.

Лодка зарывается в волны и стонет, но движется вперед.

Что заставляет нас так фанатично идти к Таити? Ведь куда легче изменить курс и направиться к острову Бора-Бора. Да, но ведь мы на весь свет объявили места остановок. И я хочу, чтобы все шло, как заранее было намечено, чтобы наше слово не расходилось с делом. Как было всегда до этого.

Несчастье

Ночь темная, хоть глаз выколи. Единственная наша опора – компас. Милый, тысячи раз залитый волнами компас. Наш верный товарищ.

Время от времени я выбираюсь из рубки и сменяю Джу. Иногда просто сажусь рядом, и, прижавшись друг к другу, мы вместе принимаем удары волн. Иной раз привязываюсь страховочным поясом, взбираюсь на крышу рубки, крепко обнимаю мачту и всматриваюсь в ночь.

– Что ты высматриваешь?

– Маяк Таити.

– Не слишком ли рано?

– В справочниках говорится, что его видно за двадцать миль.

– Почему же тогда мы его не видим?

И снова бешено работаю ведром, пока уровень воды не опустится до щиколотки – границы нашей безопасности.

– Джу, не стоит думать об усталости.

– И о холоде тоже.

Как бы ты себя ни настраивал, сколько бы ни напрягал все свои силы и волю, холод и усталость берут свое. Одно усиливает другое. Вот уже тридцать пять часов ведем неравную битву со штормом. Это не может продолжаться вечно. Но и нельзя отдаться на волю стихии. Никто из нас не смеет даже на секунду расслабиться. Каждый хорошо знает, чем грозит бессонница, да и мы уже далеко не те, какими были два дня назад. Как бы это ни было неприятно, но я должен признать, что ведро становится все более непроизводительным. После каждого падения я все дольше лежу в воде неподвижно и становлюсь все более вялым, поднимаюсь с огромным трудом.

А Яна? А обещание переплыть океан? Неужели сдадимся под конец? Неужели не выдержим и оправдаем поговорку «Неразумные тонут у берега»? Тогда уж лучше бы вернулись на Галапагосы – к знаменитым игуанам.

Плеть самобичевания обжигает, подстегивает. Я, словно пристыженный школяр, поднимаюсь из воды и снова хватаю ведро. Нет, я не в отчаянии, не сломлен бурей, просто силы мои на исходе. И у Джу – тоже. Но она справляется с румпелем. А ведь она слабее меня, да к тому же больна и истощена.

Инстинкт самосохранения вечен

На нашу беду ветер усилился. Воет как никогда. Когда лодка с гребня падает вниз, кажется, будто она падает на камень. А у лодки нет ребер, ее корпус – тонкая пластмассовая скорлупка. При каждой волне борта опасно прогибаются внутрь, и тогда начинается дикая пляска деревянных решеток и банок с консервированной водой. Удары и грохот зловещи. Ушам больно. Пластмассовый корпус продолжает прогибаться. По нему особенно ясно видно, насколько мы хрупки, как мало нам надо, чтобы отправиться на корм рыбам.

Внезапно лодка сильно накренилась. Попадали консервы. Мелкие предметы набились под пайолы.[42]42
  Пайол – в данном случае съемный деревянный настил над днищем судна. – Прим. ред.


[Закрыть] Борта лодки прогнулись под напором волн и спрессовали их. На моих глазах в этих тисках мгновенно раздавило банку консервов.

Необходимо как можно быстрее извлечь из-под деревянных решеток все попавшие под них предметы. Если что-нибудь там останется, то может пробить пластмассовый корпус. И тогда – конец. На первый взгляд выполнить это просто, однако просунуть руки в тесное пространство оказалось делом нелегким. Но бывало и труднее. Извлек предметы. И все десять пальцев остались целы.

Надо бы радоваться

Уже много часов Джу сидит у румпеля почти по пояс в воде. Наш кокпит – ящик размером 1 метр на 1,2 метра. Вроде бочки. У нас он не самоотливающийся. Сколько воды в него попадет, столько и останется. Часто в сильную бурю нет возможности вычерпать из него воду. Вот и сидишь в воде часами. Это, конечно, не страшно; промокший до костей мокрее от такого купания не станет. И все же несколько дней сидеть в воде – дело не очень приятное.

– Маяк!

– Джу, не обманывай. Плохая это шутка.

– Да я не шучу. Правда, маяк!

ТАИТИ…

Остается нам еще миль десять. Через два часа стемнеет.

Но теперь дело другое. Казалось бы, усталость и океан все те же, а положение все же иное.

Бегут часы. Нет ничего нового. Я уже вижу остров. Он становится все больше и больше.

Пишут, что Таити – красивейший остров, если смотреть на него с моря во время восхода солнца. Так ли это, не берусь утверждать. Мы уже совсем выбились из сил. Как ни напрягаюсь, как ни подбадриваю себя, а еле двигаюсь. Да еще как назло пайолы сдвинулись, заклинились, и я не могу работать ведром.

Новая волна опять залила лодку. Снова воды полно, на критическом уровне. Чтобы остаться в живых, нужно немедленно выбросить багаж. Иного выхода нет. Сначала сбрасываю с кормы мешочки с песком, потом – с носа лодки – отправляю за борт ящик с инструментом, нейлоновые мешки с водой…

Ничего нам не надо. Только бы добраться до причала Папеэте.

– Джу, я вижу дома. А вот и краны в порту. Еще немного, и укроемся за первым мысом, там уж нас не будет заливать.

Волны успокоились. Я сажусь за руль, двигатель работает исправно, и мы мчимся вдоль прибрежного рифа.

Море совершенно пустынно. На пристани никого. Все живое укрылось от шторма.

Поразили зевак

Спустя полчаса увидели два буя со световыми сигналами. Они обозначали проход через рифы и вход в порт. На берегу видны две башни, которые, если встанут в створ (одна за другой), показывают безопасный курс – свободный от рифов и отмелей.

В 10.10 вечера миновали рифы и вошли в порт Папеэте.

Джу свалилась прямо на палубу. Даже не поцеловались, как у нас принято. Даже не подготовились к выходу на берег. Ничего, пусть принимают меня небритого, с трехдневной щетиной.

Словно во сне, проплывают мимо смазанные силуэты пришвартованных яхт. Бросаю якорь на первом попавшемся свободном месте. Не рассчитал расстояние до берега и на полном ходу врезался носом в причал. Как подкошенный падаю на рубку. На берегу раздается смех. В жизни еще не было случая, чтобы я что-то напутал, не рассчитал и дал зевакам пищу для пересудов.

Кто-то привязал швартовый конец. Нам все равно. Мы лежим на палубе и смотрим на деревья. Милые, дорогие зеленые деревца. Символ земли, как волны – символ моря. До слуха доносятся рев автомобильных клаксонов и шум улицы. Догадываюсь, что причал для яхт расположен рядом с прибрежным бульваром.

Наша лодка выглядит еще более жалкой. Под конец я совсем ею не занимался, и воды набралось чуть ли не до краев. Борта торчат из воды едва ли на 20 сантиметров.

Есть еще порох…

Зеваки что-то решили. С соседней лодки нас окликнули. Мы лежим. Нас нет.

Послышались шаги. И первый вопрос:

– Откуда прибыли?

– Из Перу.

Знакомое удивление. Потом восклицания, что это-де Красная лодка.

Какой-то кретин спросил:

– Лодка ваша Красная?

– Красная.

– А я думал резиновая.

Мысленно обругал его.

Спустя немного послышалось:

– Доктор Банис, доктор Банис.

Худощавый, стеснительный, но энергичный молодой человек в белом халате склонился над нами и предложил отвезти нас на санитарной машине в его институт на медицинское обследование. Он получил письмо от Межправительственной океанографической комиссии ЮНЕСКО. Читал в газетах статьи Бенгта Даниельссона. Ему поручено отвечать за наше пребывание на острове.

Как во сне, поддерживаемые с двух сторон, мы ступили на берег. У причала собралось довольно много народа. Я еще никогда не видел, чтобы вокруг машины «скорой помощи», простоявшей больше двух минут, не собралась бы толпа. Перед тем как захлопнуть дверцу, я крикнул первое, что пришло в голову: