Текст книги "Альвийский лес (СИ)"

Автор книги: Доминик Пасценди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Альв скосил глаза на самку, увидел меч у её горла, застыл на мгновение, а потом – с явным раздражением – отшвырнул рогатину, отвернулся и ушел в угол клетки. Харран кивнул и убрал меч в ножны.

– Асарау-ки, скажи им, чтобы они встали к стенам клетки, здесь и здесь. Мы их придержим рогатинами, пока будут чистить клетку. Скажи им: так надо, чтобы все чувствовали себя в безопасности, – сказал Дорант.

Асарау кивнул, задумался, а потом зажурчал снова.

Альв сверкнул глазами, но подчинился. Доранту сильно не понравились его напряженные мышцы, и он вытащил из-за пояса пиштоль.

– Асарау-ки, спроси альва, знает ли он, что это.

Новая порция журчания от Асарау. Альва вдруг кинулась к самцу, прижалась к нему, закурлыкала что-то тихо. Последовало такое же тихое журчание от альва. Расслабившиеся мышцы, поникшая голова.

Рогатины прижали обоих альвов к прутьям решетки. Прислуга – не боевые слуги, а пара парней деревенского вида, перепуганных до полусмерти – открыла дверь, сгребла подстилку граблями, вытащила ими же (не без приключений) корыто с грязной водой, которую тут же и сменила, затолкав корыто обратно. Лопатой выковыряли, что смогли, из отходов, вонявших в грязном углу. Засыпали (опять же, как смогли) свежую подстилку из соломы и широких листьев какого-то местного растения. Закрыли клетку.

– Отпускайте их, – скомандовал Харран.

И альвов отпустили.

Глава 10. УАИЛЛАР

1

Он объяснил себе потом, почему так получилось. Он был ещё не в форме, и от удара по голове, и от неожиданного плена, и от непривычной обстановки. К тому же он очень беспокоился за Аолли.

Поэтому, когда круглоухие притащили свои раздвоенные палки, вырезанные из цельного дерева и засушенные почти до звонкой костяной твердости, желтые и лишенные коры, Уаиллар не сообразил, что дверца клетки ещё не открыта. Он действовал на чувствах, не подумав. Сыграло свою роль и то, что Аолли, видимо, испугавшись, когда её стали оттеснять раздвоенной палкой вглубь клетки, принялась вырываться. Уаиллар тоже стал бороться – слишком рано. Надо было подчиниться, дождаться, пока откроют дверцу, и тогда сделать рывок. Круглоухие не успели бы перехватить его, в этом аиллуо был уверен.

Он рванулся, перескочив рогатину, и одним движением вырвал вторую из рук растерявшегося круглоухого. Вот и оружие. Но тут сзади сдавленно пискнула Аолли – воин обернулся, чтобы увидеть острый клинок у её горла и ужас в её глазах.

Это было неправильно, невозможно. Женщин не убивают. Женщин берегут и охраняют; если женщина чужая – её можно украсть и увести к себе, но ни убивать, ни обижать их нельзя. Уарро, запрет, невозможно. Даже круглоухие, в тех редких случаях, когда им удавалось поймать аиллуа – уводили их к себе, не причиняя вреда. Красное облако гнева затянуло глаза воина, он хотел было отбить клинок отобранной палкой – но тут калека прокаркал, что Аолли убьют, если Уаиллар не сдастся.

И только тут воин заметил, что дверцу клетки ещё не открывали. Все было напрасно, уйти из клетки ему не удалось бы. Они погибли бы оба, но вряд ли смогли бы причинить серьезный вред круглоухим. Он с досадой бросил палку и отошел назад. Молодой круглоухий кивнул и убрал клинок от шеи Аолли.

Что вышло, то вышло.

Калека-круглоухий грубым голосом и на ломаном языке потребовал, чтобы они отошли вглубь и дали себя прижать к прутьям. Шанс ещё был: Уаиллар понял, как их собираются удерживать, и точно мог бы вырваться. Но старший среди круглоухих вытащил откуда-то нечто, бывшее явным оружием.

– Ты знаешь, это что? – Спросил калека.

Уаиллар знал. Он наблюдал из леса громотрубы в руках у круглоухих. Он много слышал об их действии, хотя и ни разу не видел его. Но это не остановило бы воина.

Остановила его жена. Она кинулась к нему на грудь, причитая что-то про ужасный гром, который убил охранявших её воинов и обязательно убьет Уаиллара, если он не подчинится. Она быстро и сбивчиво говорила, что не хочет жить, если Уаиллар погибнет. Она обняла его и потащила в дальний угол клетки, упрашивая не сопротивляться.

Уаиллар не мог сопротивляться ей.

Он отказался от попытки бежать. Он постарался утешить жену, обняв её и прижав к груди. Он сказал ей все слова, которые должен сказать любящий любимой, чтобы её успокоить.

При этом сам он был очень и очень далек от спокойствия. И был в некотором недоумении, потому что – это ведь Аолли придумала план, как вырваться из клетки, это она решила воспользоваться для побега моментом, когда будут чистить клетку.

Когда их довольно неделикатно отодвинули раздвоенными палками друг от друга и прижали к прутьям клетки, было неудобно и неловко спрашивать, что случилось. Уаиллар только очень внимательно следил, чтобы никто не причинил вреда Аолли, и с удивлением отметил, что круглоухие в точности делают то, что обещали: меняют подстилку и воду, убирают нечистоты…

Он ждал другого. В их аиллоу, если бы пленники в загоне попытались сопротивляться – их бы непременно наказали болью. Для того есть множество способов. И уж точно никто не стал бы чистить загон (правда, для своего же собственного комфорта аиллуэ устраивали загоны пленников таким образом, чтобы нечистоты стекали оттуда сами, смываемые проведенной в загон текущей водой).

Наконец, клетку заперли снова, и раздвоенные палки убрали от шей и ног Уаиллара и Аолли. Старший из круглоухих снова пробурчал-прохрипел что-то калеке, и тот объявил:

– Вас не убивать. Вас не ставить к пыточный столб. Вы сказать, где малый круглоухий аиллуо. Мы знать, что вы трогать малый круглоухий аиллуо. Где есть малый круглоухий аиллуо теперь? Вы помочь привести здесь малый круглоухий аиллуо, вас отпустить наружу.

Уаиллар опять ничего не понял. Какая-то ерунда. Как аиллуо может быть круглоухим? Кого и когда они с Аолли могли трогать? Чего, наконец, от них хотят?

Он обменялся с Аолли взглядами. Та тоже недоумевала. Уаиллар почувствовал, как она устала от напряжения, почувствовал её боль от царапины на шее. Почувствовал её облегчение и нежность от его присутствия рядом, и ему стало неловко, как всегда – ему всё время казалось, что такая аиллуа просто не может любить его так.

– Вы знать малый круглоухий аиллуо, вы сказать, он живой или нет? – Проскрипел круглоухий калека.

И тут Аолли вдруг, подняв голову, прошептала:

– Мой аиллуо, а может, они спрашивают про того молодого многокожего, которого ты захватил вместе с другими не так давно? Я трогала его мертвую кожу, ты касался его самого.

2

Уаиллар поднял голову и посмотрел прямо в глаза старшего круглоухого. Стараясь медленно и четко выговаривать слова (и говорить попроще), он произнес:

– Я, Уаиллар, военный вождь и воин клана Оллаулэ, осененного Великим Древом, пол-луны и руку дней тому назад напал на отряд круглоухих у закатного края Леса, там, где растут четыре древних урраилиэ и бьет ключ из-под рыжей скалы. Я был с двумя младшими воинами, и мы убили почти всех. Я принес две руки без двух пальцев круглых ушей, и половина была ушами многокожих, имевших оружие. Мы захватили пленных для пыточного столба. Это не были сильные пленные, сильных пришлось убить. Среди захваченных был молодой круглоухий с узорчатой второй кожей, на которой были мертвые камни. Ты спрашиваешь о нем?

Старший круглоухий взглянул на калеку. Тот забурчал, захрипел что-то на своем языке. Старший снова посмотрел на Уаиллара, причем тот готов был поклясться, что во взгляде круглоухого были радость и удовлетворение, как будто ребенок съел что-то вкусное. Последовал довольно длинный обмен хрипением, бульканьем и рычанием между старшим и калекой, и младший круглоухий тоже вставил что-то. Затем калека переспросил:

– Молодой круглоухий в твоем аиллоу? Он жив?

Уаиллар ответил с гордостью:

– Молодой многокожий, старый многокожий и четверо круглоухих, таскающих грузы, в моем оллаау, готовые к столбу пыток.

Последовал довольно долгий обмен звуками между калекой и двумя другими многокожими. Затем калека спросил:

– Молодой круглоухий был у столба пыток?

– Нет. Я не успел, а без меня их не тронут.

Уаиллар, если честно, уже не был в этом уверен. Да, выставить пленника к пыточному столбу должен был тот аиллуо, кто его взял. Вывести пленников из оллаау кому-то другому – было тяжелое оскорбление. Но он-то теперь уолле, существо без имени и статуса. Одна надежда, что сейчас он исполнял задание Великого Вождя Ллуэиллэ, и Великий Вождь должен был ждать, пока он вернется – или не вернется, в том и была загвоздка. Сколько времени готов будет ждать Великий Вождь?

Многокожие посоветовались снова, и калека сказал:

– Вождь – (тут он произнес что-то невоспроизводимое) – отпустит тебя, чтобы ты привел молодого многокожего. Когда ты приведешь их, заберешь свою аиллуа и уйдешь свободным. её будут хорошо кормить и держать чистой. Если ты не приведешь молодого многокожего, её убьют.

Уаиллар был поражен до глубины души. Такого не делал никто и никогда. Никто не отпускал захваченного аиллуо, никто не давал ему задание. Дать задание воину – на это имеет право лишь Великий Вождь, или – во время похода чести или войны – военный вождь. Отпустить пленного, не выставив его у столба пыток – не может никто, это немыслимо.

Впрочем, он имел дело с многокожими, а не с аиллуэ. Кто знает, что в головах у этих полуживотных.

Уаиллар был в растерянности и нуждался во времени на размышление. Он не знал, как себя повести, а многокожие, бурча, хрипя и булькая между собой, глядели на него будто в ожидании.

Калека, выслушав, кивнул и спросил:

– Ты понял меня, или надо повторить? Если ты привести молодого многокожего, тебя и твою аиллуа отпустить, и вы будете бесстражны. Ты сделать?

Уаиллар быстро посмотрел на Аолли. Она глядела на него с надеждой, не издавая ни звука. Воин почувствовал теплую волну нежности к ней, такой умной, отважной и всё понимающей. Аолли готова была принять любое его решение. Она готова была даже встать рядом с ним к пыточному столбу – он знал это так же точно, как то, что никогда и ни за что не поставил бы её жизнь под угрозу, если бы это хоть сколько-нибудь зависело от него.

Как ни напрягал он свой ум, другого выхода не было.

– Я согласен, – сказал он.

3

Калека замотал головой:

– Я не понять. Говори другие слова.

Уаиллар в недоумении и растерянности посмотрел на Аолли. Та развернула уши в знак непонимания.

Сказано было совсем просто, что тут неясно?

Уаиллар повторил медленно:

– Я согласен.

– Ты – что? – Переспросил калека. До воина аиллуо дошло, наконец, что калека может не знать даже самые простые слова.

– Я пойду в аиллоу и приведу молодого круглоухого. Вы отпустите мою аиллуа и меня.

Калека вздохнул с облегчением. Он быстро заговорил на своем грубом языке, объясняя двум многокожим. Старший внимательно посмотрел прямо в глаза Уаиллару и наклонил голову вперед. Уаиллар не понял, что это значит, но решил, что будет считать этот жест согласием.

Старший похрипел о чем-то с младшим, после чего все трое ушли от клетки и скрылись в своем ааи.

Только тут Уаиллар понял, что все это время был напряжен, как в бою, и устал, как от сражения с пятью опытными и сильными аиллуо. Он отошел вглубь клетки и рухнул на помятую, полумертвую траву. Аолли опустилась рядом с ним.

– Мой аиллуо, не вини себя. Ты сделал все, что мог. Ты сделал больше, чем любой воин за много и много лет. Великое Древо решило за нас, и мы должны смириться с его волей. Я счастлива, что ты не попадешь к столбу пыток и не умрешь. Если круглоухие отпустят тебя, уходи и не думай обо мне. Ты будешь жить в нашем ааи, ты найдешь себе другую аиллуа, – в её голосе слышалась боль, – она не будет такой неудачницей, она родит тебе детей…

– Я обещал твоему отцу, что вернусь с тобой или умру. Если для того, чтобы вернуть тебя домой, надо вывести круглоухого – да хоть всех, кто сидит сейчас в оллаау, – я это сделаю. И никто меня не остановит. И не говори мне про других аиллуа, у меня есть ты, и никогда не будет другой. Но у меня другой план. – Аолли подняла голову. – Нам главное – выйти отсюда и оказаться в лесу. Я уговорю их, чтобы они сами вывели нас и доставили в лес. Они отпустят меня, чтобы я привел молодого круглоухого. А я приведу воинов. Это будет лучший поход чести в моей жизни. Их уши будут на моем ааи, за всё, что они делали с тобой.

Почему-то даже сейчас он не сказал Аолли, что её отец запретил ему возвращаться без нее, и если он нарушит запрет – любой аиллуэ: воин, женщина, безымянный уолле – может и должен его убить. Уаиллар не рассказал и того, что Ллуэиллэ лишил его имени. Ему было стыдно вспоминать об этом – настолько, что он и не вспомнил.

Позже это сильно отразилось на ходе событий.

Меж тем день перевалил далеко за половину, и солнце стало заглядывать в угол двора, где стояла клетка. Солнечное пятно упало на емкость с водой: сначала задело краем, потом стало заползать всё дальше и дальше. Уаиллар спросил жену:

– Вода к вечеру сильно нагревается?

– Да. Пить неприятно.

– Там же растет олуора, попросила бы её прикрыть воду от солнца.

– Мне было так тоскливо и плохо, что – всё равно…

– Так попроси сейчас, любовь моя!

Аолли пододвинулась поближе к сосуду с водой, протянула руки в сторону куста олуоры – по совести говоря, довольно чахлого – который торчал из-под стены, и заговорила с ним. Олуора медленно развернула свои резные листья поперек лучей солнца и приподняла ветки, прикрывая кружевной тенью воду.

– Вот и славно, – сказал Уаиллар, – теперь вода останется прохладной до вечера.

Аолли спросила, как он добрался до аиллоу многокожих. Уаиллар принялся рассказывать, по принятому у воинов обычаю стараясь сделать рассказ красочным и остроумным. Особенно ему удалось описание заплыва через озеро, он даже сумел сымпровизировать несколько строф. Аолли рассмеялась, было видно, что её настроение улучшилось.

Про бой с тремя воинами аиллуо он не стал говорить, чтобы не волновать жену.

Потом седой круглоухий принес им ещё плодов, и они поели даже с удовольствием.

А потом опять пришли два многокожих воина и калека.

Глава 11. ДОРАНТ

1

Больше всего мешало даже не то, что Асарау знал слишком мало слов, а то, что он часто произносил их неправильно. Доранту это бросалось в уши: добрые Боги наградили его хорошим слухом, и он даже любил петь на голоса с женой и дочкой, когда никого не было рядом из чужих.

Асарау щебетал, как альвы, но было заметно, что щебетал не в тон. И каждый раз, как он попадал мимо тона, альвы переглядывались и переспрашивали.

Доранту даже показалось, что он понимает отдельные мотивчики этого щебетания, сопоставляя их с тем, что переводил Асарау.

Когда калека-воин радостно подтвердил, что альв-самец согласился привести примеса Йорре в обмен на свою и своей альвы свободу, Дорант даже не обрадовался. Ему-то прекрасно было понятно, что трудности только начинаются. Он перевел сказанное Харрану и предложил пойти посоветоваться.

И они пошли в дом, где засели в том же зале, в котором завтракали утром.

Харран, мягко опустившись в кресло, потребовал у слуги вина, копченой свинины и фруктов. Дорант жестом удержал Асарау, собравшегося было сбежать из-за стола, где он, несмотря ни на что, чувствовал себя недостаточно уверенно с двумя дворянами из Империи. Харран посмотрел на это с неудовольствием, но потом, видимо, сообразил, что воин гаррани не понимает их языка. Каваллиер, озабоченный своим заданием и нелегкими думами о том, что нужно сделать, чтобы его выполнить, естественным образом отреагировал на вопрос Харрана:

– Дорант, объясни мне, что все-таки происходит?

Ну что бы вы ответили на это? То же, что и Дорант:

– Понимаешь, Харран, мне надо вытащить в Империю одного юношу. Поверь, пожалуйста: от этого зависит не просто благополучие, а судьба Империи. И сейчас у меня есть основания считать, что он попал в лапы альвов. Ты поможешь мне?

Доранту было немного страшно раскрывать тайну даже частично, но он хорошо понимал, что один с одним оставшимся боевым слугой не много навоюет – а воевать придется: это же всё-таки альвы. Рассчитывать он мог только на Харрана и его оставшихся воинов, да, на худой конец, на Красного Зарьяла с его егерями. И даже если наймёт Красного Зарьяла, толку тоже не будет. Потому что Зарьял и егеря наёмные, чуть опасность для их шкурок – и до свиданья, а опасность там будет точно. И вообще, всё предприятие требовало тщательного планирования, обеспечения ресурсами, а главное, всё это надо было делать очень и очень быстро. Да и не очень понятно, как и что делать с альвом: как вывести его из города, что сказать потом местному обществу, как объяснить друг другу, где встречаться после операции…

Тем более неожиданной для каваллиера стала реплика Харрана:

– Ты разговор не переводи. Что у тебя с Маисси? Почему она там, во дворе, висела у тебя на шее?

Дорант, может быть, ещё утром бы замялся и начал искать подходы, чтобы не обидеть друга. Но сейчас он был, во-первых, сильно озабочен своими проблемами, а во-вторых, уже немного пьян, поскольку, едва войдя в зал, выхлебал полкувшина красного молодого вина, стоявшего на столе, чтобы остудить глотку.

Поэтому он прямо, и даже с некоторым раздражением, сказал:

– Харран, у тебя где голова была, когда ты молоденькой девочке про меня легенды рассказывал? Ты бы лучше свои победы расписывал, как и кого на охоте завалил да как армано на тренировках побеждаешь. Она же книжки слушает, или, не дай Пресветлые, читает! Ты эти книжки хоть раз пролистал? Там такое написано, чего в жизни не бывает. Но для девиц – самое сладкое и вредное, как засахаренный яд! Там же в каждой книжке про то, как приходит славный герой, девицу спасает от чего-нибудь и на ней женится! Ну вот представь себе: сидит девочка дома, умом совсем ещё ребёнок, но по всему уже замуж готовая, и детей рожать. Сидит дома в вашем городке, где и пойти некуда, один бал в три месяца. Всех развлечений только чтение про то, как приходит герой и увозит её в настоящую, интересную жизнь. Не возражай: это у тебя охота, драчки с соседями, хозяйство и прочее. А у неё? Кто её к хозяйству-то допустит? Да ещё все постоянно повторяют: "Ваша матушка вышла замуж по любви". Ты хоть на миг представь, что в голове у неё? Я ещё не приехал, а ты её уже в меня влюбил. Именно ты сам! Да к тому же, судя по тому, что она лепетала, рассказывал про меня всякую чушь. На самом же деле всё было совсем не так…

Харран сменил выражение лица на остолбеневшее. То, что говорил ему старший товарищ, никогда не приходило юноше в голову. В его миропонимании всё было просто и понятно. Был он, простой дворянин. Была Маисси, чудесная девушка, чье внимание надо было привлекать. Ну не своими же мелкими делишками? А тут друг, герой и прославленный воин…

Дорант же продолжил:

– Ты хоть понимаешь, как ей сейчас плохо и стыдно? Она на меня накинулась, как наёмный рейтар на служанку в трактире. Хотела, чтобы я её увёз – куда? Зачем? Что мне с ней делать? На что она мне?

Харран чуть не бросился на Доранта. Но тот остановил его взглядом и жестом ладони:

– Ты её не вини. Девочка погналась за мечтой. Девочке сейчас трудно. Очень трудно и стыдно. Тебе надо быть рядом с ней, и ты должен делать вид, что ничего не знаешь! Ты понял, почему?

Харран сидел, остолбенев, и было буквально видно, как крутятся шестеренки в его голове. Он никогда не думал о том, что чувствует его любимая. Он был полон собственными своими ощущениями, её эмоции его как-то не интересовали, ну разве что – с точки зрения, что она чувствует к нему. Сейчас весь мир для него перевернулся, и он пытался восстановить равновесие.

Надо было добивать. Дорант добавил:

– Понимаешь, ты ведь отвечаешь за неё здесь. Да-да, именно ты, а не её родители. – И палец Доранта уткнулся в грудь юноши. – Потому что родителей она слушать не будет. У неё вот здесь, – Дорант снова ткнул пальцем в область сердца Харрана, – всё бурлит. Здесь у неё родителей нет. Здесь одни чувства: детское, дурацкое, смешное восхищение героем, которого она толком и не знала никогда. Детская дружеская привязанность к тебе. Стыд перед тобой и другими. И ты ДОЛЖЕН, – Дорант выделил это слово, – её успокоить. Дать ей твёрдо понять, что никто – понимаешь, никто – никогда не осудит её за её детскую ошибку. А лучше всего, пусть она думает, что никто эту ошибку не заметил. А если кто-то будет утверждать обратное – убей его, Харран! Ну, если ты, конечно, хочешь, чтобы Маисси была твоей женой и матерью твоих детей.

Харран вспыхнул, хотел что-то произнести, задумался, склонил голову – и промолчал.

Потом поднял голову и, глядя прямо в глаза Доранта, сказал:

– Чем я могу тебе помочь?

2

Всё это время Асарау, сын Кау, сына Вассеу, сидел, как на иголках, опустив взгляд, и старательно делал вид, что его здесь нет. «Он ведь немного знает язык», – вспомнил Дорант. Пришлось извиниться перед деликатным воином гаррани.

После этого каваллиер перешел к делу.

– Ещё раз скажу: мне надо выручить юношу, который попал к альвам. Я ехал сюда именно за ним.

– Погоди, это ведь тот парень, который проезжал через Кармон со свитой из серьезных рубак? Щёголь, усыпанный драгоценностями?

– Не знаю насчет драгоценностей, я его не видел, но парень точно тот. Видно, они случайно наткнулись на альвов, когда поехали по Альвийской тропе. Правильно им говорили: езжайте Южной дорогой.

– Они спешили, а Альвийская тропа короче.

– Да не в этом дело, Харран. Им надо было, чтобы по дороге их видело как можно меньше народа. На самом деле они же не в Херет ехали, а на юг, в Ильвару. Там крепость, в которой наместником младший сын дуки Варроса.

Харран нахмурился:

– Так это люди дома Аттоу?

– Да.

– Юноша из их рода?

– Нет. Они его увезли, по его доброй воле, но против воли его родителей. Родители поручили мне его вернуть. Прости, я больше пока не могу тебе рассказать. Не моя тайна. Да и не в этом дело. Сейчас он не у людей Аттоу, он у альвов. Его от них надо вытаскивать.

– Ты веришь этому альву, что он ради самки пойдет и приведет парня?

– Понимаешь, Харран, у нас всего две возможности: или мы верим этому альву, или нам надо собирать людей, нападать на посёлок альвов и отбивать его силой. Я пока ни одной из возможностей не отвергаю. Мы слишком мало знаем пока, чтобы решать. Давай посоветуемся с Асарау, он все-таки долго был у альвов.

Дорант повернулся к воину гаррани и пересказал ему суть проблемы. Потом спросил:

– Асарау-ки, расскажи, что собой представляет посёлок альвов? Сколько там может быть воинов? Как он устроен, какие там дома, где могут держать пленников? Вообще, расскажи побольше.

Асарау немного подумал и начал рассказывать:

– Я посёлок плохо знаю, меня держали в загоне, с остальными. Пленных, которых пригоняют для столба пыток, всех держат в одном загоне. Они его называют, – тут он тоненько провыл что-то мелодичное. – Это загородка из стволов такого растения, вроде тростника, только с твердыми стеблями толщиной в три-четыре пальца, высотой больше двух ростов человека, с метелкой листьев наверху. У нас такое не растет, я здесь его впервые увидел.

– Ага, похоже, это памба, – подтвердил Харран, когда Дорант перевел ему слова воина. – Ниже по реке её целая роща.

– Альвы загородку ставят над ручейком, который течет через посёлок. Не знаю, как они это делают, но там всегда чистая свежая вода. Отбросы велят оставлять в одном углу, если кто из пленных нарушает, его сильно бьют.

– А пленных точно всех держат в одном месте?

– Точно. Загородка стоит в самой середине посёлка, там такая большая круглая поляна, с одной стороны загон для пленных, рядом – пыточный столб на небольшом возвышении, напротив там густые кусты, а когда собираются альвы, ставят ачто-то вроде больших плетеных сидений, а сбоку, с другой стороны – большой такой шатер или дом, сплетенный из живых растений, там самый главный воин клана сидит каждый день с утра до полудня, а то и позже, а к нему приходят другие воины. Что они там делают, не знаю, от загона не видно было. В другое время дом пустует. Поляна окружена густыми кустами, проход только один, где сиденья.

Дорант попытался представить себе, как все это выглядит, и задал закономерный вопрос:

– А напротив дома что находится?

– Да ничего, в общем-то, – пожал плечами Асарау, – дерево какое-то растет внутри загородки. Старое, очень толстое. Альвы по той стороне почему-то не ходят.

Асарау было невдомек, что это дерево – самая большая святыня для альвов.

– А велика ли поляна?

– Ну… где я был – там от края до края шагов сто, наверное.

– А посёлок?

– Я не очень-то его видел… – Асарау было очень неловко, что он не может быть полезным. Ему было очень мучительно вспоминать, как его несли два альва, вздев на палку, просунутую между связанными кистями, коленями и щиколотками, голова при этом беспомощно свисала вниз; был юноша в полубессознательном состоянии после влитого насильно гадкого на вкус состава, и видел мало, а что видел – то было как сквозь туман. Потом его бросили в загородку вместе с ещё двумя гаррани, один из которых был сильно избит, и одним имперским воином. Все они были совершенно нагими, потому что первое, что сделали альвы – срезали с них всю одежду. Он так и не знал, куда её девали.

Потом, когда он второй раз попал к пыточному столбу – ему медленно отрезали пальцы на ногах, потом срезали кожу со ступней, потом освободили кости стоп от мяса и сухожилий, все время поддерживая юношу в сознании, но молодое и ослабленное тело не выдержало, и он все-таки отключился – альвы решили, что он умер, а может, поняли, что не смогут его сломить, и оттащили в яму, куда кидали мертвых. Асарау, естественно, не видел, как его тащили, и не мог ничего сказать про то, как устроен посёлок.

Тела лежали там, пока их не обглодают падальщики, потом альвы засыпали кости землей. Асарау очнулся, когда на темя ему сел ворон и уже примеривался выклевать глаза. Он вспомнил все, что знал об опохве, собрал невеликие силы своего тела – и скинул ворона.

Потом пришлось подраться с этим вороном и другими, но их отогнал здоровенный (и очень вонючий) гриф. Пока гриф разбирался с воронами, Асарау с трудом выполз из ямы и сумел подобрать довольно длинный сук. Дальше птицы были ему уже не страшны, он даже ухитрился повредить грифу крыло. Сук пригодился и в качестве опоры. Юноша, с её помощью, смог добраться до кустов, окружавших трупную яму, и заползти достаточно глубоко, чтобы ветви защищали его от птиц. Опохве помогло остановить кровь и закрыть раны; торчавшие кости пришлось обломать по суставам, отключив ощущение боли. Асарау подумал тогда, что можно было отключить его у пыточного столба – он не понимал, что эта способность пришла к нему после беспамятства, именно в результате перенесенной нечеловеческой пытки.

– Я не могу сказать, какого размера посёлок. Но я знаю, сколько воинов живет в нем. Они часто приходят на поляну перед пыточным столбом. Устраивают поединки и сражения до первой крови. Я через несколько дней знал их всех в лицо. Их было не больше сотни, скорее, даже намного меньше. Я могу их всех перечислить, и вы посчитаете.

Дорант ухватился за это, велел принести бумагу и перья.

Асарау, закатив глаза к потолку, вспоминал приметы альвов. Дорант на каждого проводил черту. Когда Асарау иссяк, количество черт посчитали – оказалось семьдесят три.

– И всего-то? – Спросил Харран.

– А ты вспомни, сколько боевых слуг потерял от ОДНОГО альва, – мрачно сказал Дорант.

Харран вспомнил и задумался.

3

Дорант, между тем, спросил ещё одну важную вещь:

– Асарау, а женщины, – тут он даже не запнулся, чем вызвал недоуменный взгляд Харрана, привыкшего называть их самками, – будут сражаться?

Воин гаррани задумался очень ненадолго:

– Они не должны сражаться. Но они опасны: они соревнуются в метании ножей каждый день и вовсе не слабы духом.

Дорант, подумав малое время, поднял голову и посмотрел в глаза Харрана:

– Видишь, дружище, что нас может ждать? Мы ничего не знаем про посёлок. В посёлке нас ждут не меньше семи десятков воинов, каждый из которых стоит многих наших. Конечно, хорошая компанида с боевым опытом, с хорошим снаряжением и огнестрелом – с ними справится, и даже потерь не будет слишком много. Но у нас нет компаниды, а главное – у нас нет времени. Парня могут поставить к пыточному столбу. А мне надо вытащить его оттуда любой ценой. Поэтому пойдет альв, раз уж он обещал его привести. Если не получится – будем думать, что делать дальше.

– Дорант, а как же остальные пленники?

– А никак. Или ты думаешь, что альв сможет вывести всех? Мне нужен только парень. – Дорант не стал говорить Харрану, что уж точно ему не нужен при примесе Йорре никто из людей Аттоу. И так будет сложно довезти примеса отсюда до Акебара. Армано Миггал явно был в Кармоне не один, да и по дороге от Кармона до столицы сторонников влиятельного семейства (да и просто людей вице-короля, который сам был из дома Аттоу) будет больше чем надо.

Харрану это не понравилось, но каваллиер ничего другого не ждал. И, собственно, не собирался оправдываться: придет время, юноша сам поймет.

– Вот что я предлагаю, – сказал Дорант. – Мы вывезем альва из города на крытой повозке. Ты сможешь организовать?

Харран кивнул:

– У меня найдется даже картега.

– Картеги не надо, простая повозка с тентом, как в обозе. Есть такая?

– Штуки три здесь, в сарае, и ещё пяток найду, если надо. Но это неудобно, альва там будет сложно контролировать. Лучше все-таки картега, на худой конец, кибит или брика.

– Такие есть у тебя?

– Найду. Кибит старый за городом стоит, у Сладера-арендатора на дворе. Думаю, цел ещё: Сладер в прошлом году на нём старшую дочку в храм возил на очищение.

– Отлично. На ней мы ночью вывезем альва. Мы поедем верхами вслед за альвом. Сколько у тебя людей сейчас?

Харран задумался. Посчитал на пальцах и извиняющимся тоном сказал:

– Не больше полудюжины. Я не могу взять всех, здесь тоже кто-то должен остаться.

Дорант рассчитывал на большее, но, учитывая утренний разговор, не удивился.

– А как ты думаешь, Красному можно доверять? И сколько людей он может выставить?

– Зарьялу точно всё равно, на кого работать, лишь бы заплатили. Будешь платить – можешь доверять, он на середине найма от нанимателя не уйдет и врагу его не подставит. У него своих егерей с дюжину да ещё из дикарей набирает не меньше. Да и своих-то половина те же дикари.

– А чем он живет-то здесь? Неужели его для охраны нанимают? Или для нападений?

– Ну что ты, какая охрана. Тем более нападения. Красный Зарьял жить хочет, долго жить и хорошо жить. Он в здешние дрязги не влезает, за землю и имения драться не соглашается. Ты же знаешь, не наш он. Да и не проживёшь на это, тут всё-таки граница почти: усобицы редкость, выживать лучше вместе. Наши никто таким не балуются, если только из соседнего гронта какого. Зарьял в Лес ходит, мясо добывает, растения редкие, шкуры хищников и прочее. Охотится. Ну и от альвов отбивается, если нападут. Поэтому у него люди все в кирасах, в шлемах, некоторые даже в полудоспехах. И у всех по две пиштоли. И то, за год, считай, треть егерей новых набирать приходится. Альвиан, знаешь ли.