Текст книги "Альвийский лес (СИ)"
Автор книги: Доминик Пасценди
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
Глава 3. ДОРАНТ
1
Сигнал был слабый, но это не значило ровно ничего. Поисковый артефакт не показывает направление: он только сообщает о том, что где-то неподалеку есть кто-то, с кем соприкасался искомый. Ну, или он сам. Разница в том, что если речь идет о самом человеке, то он может быть где-то в радиусе ста-ста двадцати шагов, то есть, например, в одном из домов, окружающих площадь, или в ближайшем переулке. Если же рядом есть кто-то, кто не более чем десять дней назад соприкасался с этим человеком, его одеждой или вещами, то до такого может быть примерно двадцать-тридцать шагов (опять же, зависит от того, насколько сильным было соприкосновение, с самим человеком оно было или с какими-то предметами, которыми тот обладает, насколько давно, и так далее).
Дорант незаметно оглядел окружающих. Вокруг клетки собралась к этому времени толпа в три-четыре десятка, толпа непостоянная: люди приходили и уходили. В шевелящейся толкотне было невозможно понять, на кого указывает поисковый артефакт. Дорант тронул Харрана за плечо:
– Постой здесь, я ненадолго.
Тот кивнул, продолжая разглядывать альву.
Дорант стал прорезать толпу, заранее зная, что ничего не добьется. Так и вышло: сигнал то уменьшался, то вырастал, но понять, откуда он идет, не получалось. Хуже всего было то, что при таком слабом сигнале он бывает неустойчивым по естественным причинам, даже если расстояние от артефакта до цели не меняется.
Дорант вышел из толпы и двинулся к храму. Примерно на полпути сигнал совсем исчез. Тогда Дорант, пройдя вдоль выходящих на площадь зданий (по-прежнему нет сигнала) вернулся в толпу и продвинулся поближе к клетке, просто наудачу.
Ему показалось, что сигнал немного усилился.
Возможно, нужный ему человек был рядом, где-то в первых рядах зевак. Дорант стал украдкой их разглядывать. Ясно одно: того, за кем он был послан, среди них не было. Был кто-то, с кем этот человек общался тесно, вплоть до касания: пожимал руку, спал в одной палатке (но не в одной постели: женщин, подходящих по возрасту, в толпе не находилось) – или, подумал Дорант безнадежно, задел, проходя… отдал стирать одежду… Это мог быть кто угодно: старый поденщик в потрепанной кожаной куртке, юнец с чрезмерно длинным мечом на перевязи,
огромный, толстопузый громила свирепого вида (в лохмотьях солдатской одежды, но из оружия – с одним кинжалом), даже охранник у клетки…
Дорант вздохнул и вернулся к Харрану, который начал уже беспокойно озираться.
Из благородных в толпе, кроме них, был только средних лет мужчина в плаще Братства Странноприимцев[13]13
Братство Странноприимцев – один из религиозно-военных орденов Старого Света. Всего их три: Странноприимцы под покровительством Подателя, Воины Света под покровительством Разрушителя и паладины Матери Богов, понятно под чьим. О религии см. дальше. Братья орденов зовутся «армано», что значит «брат» на фиразском. Ордена в разной степени распространены в разных странах; в Империи наиболее влиятельны Странноприимцы, традиционно поддерживаемые маркомесами и Императором. Братья всех трех орденов дают обеты безбрачия и бессребреничества, что не мешает некоторым из них злоупотреблять украшениями на своем оружии.
[Закрыть], судя по высокомерному выражению лица, не ниже Среднего брата – а то и Старший. Давно уже прошли те времена, когда братья давали обет скромности и должны были ходить, не поднимая взгляда от земли; сейчас это заставляли делать только новиков-послушников из бедных дворян. Впрочем, и сейчас Братья давали приют странникам: еду, кров и, при необходимости, лечение, – и не смотрели ни на состояние, ни на сословие. Дорант как бы невзначай спросил Харрана:
– А что, в Кармоне есть теперь фила[14]14
Фила – местное отделение одного из Братств. Обычно образуется в тех местах, где у Братства есть земля и недвижимое имущество в количестве, достаточном, чтобы снабжать всем необходимым хотя бы десяток армано.
[Закрыть] Братства?
– Да нет, это заезжий брат, армано Миггал, приехал с неделю назад к наместнику. Он коммандар[15]15
Коммандар – глава коммандарии Братства, как сказали бы сейчас – районного отделения. В ведении коммандарии находится не менее двух фил. Коммандария в Эльхиве насчитывает, кажется, четыре, что для Заморской Марки немало.
[Закрыть] в Эльхиве. Мы с ним давеча выпивали, хороший парень. На мечах дерется неплохо, но против меня и пяти минут не продержался.
Моя школа, подумал Дорант.
Остальные были даже не из купцов – обычный простой народ. Расспрашивать о них Харрана было бы смешно и нелепо, и неизбежно вызвало бы ненужные вопросы. Дорант постарался запомнить как можно больше лиц. Город не так велик, есть смысл пройтись с боевыми слугами, показать людей, пусть выяснят, кто такие.
Делать тут было больше нечего.
– Пойдем отсюда. Ничего тут нет интересного, на самом деле, – сказал Дорант, потянув Харрана за собой.
Нужно было придумывать какой-то план. Но тут толпа зашевелилась. К их углу площади приближалась дама – а впрочем, конечно, девица, явно из благородных, в
чистом бледно-голубом платье с пышной юбкой и блестящим, расшитым серебром лифом. Её окружали четверо боевых слуг в одинаковых кафтанах; два из них несли над ней бело-голубой кружевной балдахин от солнца на полированных шестах красного дерева.
Харран прилип к ней взглядом и расплылся в улыбке. Потом – с трудом – вспомнил о Доранте, схватил того за рукав и воскликнул:
– Можно, я познакомлю тебя с одним человеком? Ты не разочаруешься!
Дорант пожал плечами.
Они вышли из толпы навстречу девице. Харран учтиво поклонился:
– Здравствуй, Маисси! Разреши тебе представить каваллиера Доранта из Регны!
Дорант поклонился также, а подняв голову, увидел миловидное лицо с веснушками, обрамленное рыжеватыми волосами. Зеленые глаза на этом лице внимательно его разглядывали. Девице было на вид лет пятнадцать, самое время замуж.
– Каваллиер, я рада знакомству. Меня зовут Маиссия Ронде, я дочь гильдмайстера Ронде.
Харран немедленно и с гордостью уточнил:
– Мать Маисси – урожденная комита Ингансо. За господином Ронде вторым браком, по любви.
Маисси, значит? Ну, Харран, с тобой всё ясно. А Хальдин ещё говорил, что, мол, пусть господин погуляет, рано ему жениться. Но девочка-то – родня вице-короля. Сейчас это очень некстати.
– Я пришла посмотреть на альву, – сказала девушка, – пусть меня проведут.
Харран двинулся в толпу с таким видом, что люди от него шарахнулись. Маиссия подошла к клетке; альва к тому времени отодвинулась в тень, вытянулась, бесстыдно раскинула поросшие нежной шерстью ноги и заснула. Уши её, впрочем, шевелились, контролируя обстановку.
– Я думала, они страшные, – разочарованно протянула Маиссия.
Видела бы ты их воинов в лесу, подумал Дорант.
– Они не страшные, они опасные, – сказал он.
Девица опять отвлеклась на него. Было похоже, что Дорант интересует её больше, чем альва. – Вам приходилось с ними встречаться раньше?
– Пару раз.
– Умоляю вас, каваллиер, посетить наш дом – я хотела бы послушать ваши рассказы. Харран много говорил мне о вас, и я мечтаю узнать о ваших подвигах из первых уст.
Дорант снова поклонился, принимая приглашение. На "Харран много говорил мне о вас" и выражение её лица при этом он не обратил внимания, а зря.
2
История Доранта была совершенно обычной. Младший сын не очень богатой дворянской фамилии, он переплыл океан, имея едва пятнадцать лет от роду. При нем были новые палаш и дага отличной талосской работы, почти новая пиштоль, сделанная в императорском арсенале (Дорант берег её пуще всего остального имущества), одежда, что была на нем надета, а из защитного снаряжения – старый морион[16]16
Морион – шлем с продольным гребнем и выступающими вверх узкими бортами.
[Закрыть], изготовленный ещё тогда, когда от шлема требовалась защита, а не красота, и сильно потертый колет из толстой буйволовой кожи, на которую были нашиты железные пластины. Ещё при нем были незначительная сумма денег серебром, материнское, сунутое второпях перед отъездом, родовое кольцо с довольно крупным рубином (на шнурке под одеждой) и рекомендательное письмо секретарю вице-короля[17]17
Заморскую Марку возглавляет вице-король, представляющий в ней особу Императора.
[Закрыть] от двоюродного дяди, архипастыря Уорского.
Гораздо важнее было то, что Дорант вез в голове и сердце: твердо усвоенное понятие дворянской чести, отличные фехтовальные и стрелковые навыки, базовое умение сражаться в строю терции, неплохое образование и умение располагать к себе людей самых разных сословий и состояний, унаследованное от матери.
А ещё – твердое знание того, что в метрополии его ничего особенного не ожидает, разве что он пошел бы по духовной стезе, а вот в Заморской Марке он может добиться очень многого.
Дорант был не первый из их семьи, кто пересек океан. Младший брат его отца уже лет десять к тому времени воевал с дикарями в южной части Марки и был на хорошем счету у командиров. Много позже они встретились и подружились, а потом тот погиб, оставив жену и дочь. Дорант им с тех пор помогал.
Не прошло и месяца после того, как Дорант сошел на берег в Акебаре, как он уже топал по узкой тропке в джунглях в составе компаниды[18]18
Компанида – воинская единица, набранная и финансируемая ее командиром (реже – шефом, который назначает ей командира). Соответственно, по численности может быть от полуроты до полка, что не мешает ей иметь собственное знамя и прочие признаки воинской части.
[Закрыть] из двухсот с небольшим человек под командой комеса[19]19
Комес – дворянин, распоряжающийся полным доходом с комиты (за вычетом, естественно, имперских налогов, которые он же с комиты собирает). Выше – только дука, который на таких же началах возглавляет область, состоящую из нескольких комит. Комита, впрочем, может быть и совсем маленькой. Есть еще маркомесы, правящие своими марками, которые когда-то были на соответствующих территориях королями – но добровольно вошли в Империю.
[Закрыть] Белтора из Таскелы, пожилого одноглазого воина. Их высадили с потрепанного галеона Его Величества в пустынной бухте и отправили присоединять к владениям Императора новые, неизвестные земли. Делать подданными Императора тех, кто там живет (если там кто-нибудь живет), а если они не согласны – освобождать эти земли для новых подданных, которых привезут из-за океана корабли Его Величества, Его Светлости Вице-Короля, Его Высокопревосходительства Светлейшего Дуки Санъера, Их Милосердий Архипастырей и множества других влиятельных или просто предприимчивых людей. Обратно эти корабли повезут дорогую цветную древесину, пряности, шкуры экзотических животных (и самих этих животных), плоды труда тех, кто уже обосновался на новых территориях и, конечно, золото.
Золота (да и серебра) в Заморской Марке было, кажется, намного больше, чем во всем Старом Свете вместе взятом.
Ещё примерно через полгода Дорант вышел в обжитые места вместе с остатками компаниды. Их было девять человек, все оборванные и отощавшие. Двое были ранены тяжело и еле шли, остальные, в том числе Дорант, легко – но не единожды. Раны у всех были воспалены и нагнаивались. Кожаный колет Доранта оказался не очень надежен: железные бляхи проржавели и поотваливались, подкладка заплесневела. В конце концов его пришлось пустить на подметки для самодельных сандалий, когда развалились сапоги. Вместо колета на Доранте (как и на остальных восьми) были стеганые безрукавки из тридцати-сорока слоев грубой ткани: типичные доспехи местного дикаря (с дикарей же и снятые). Морион давно потерялся. Пиштоль пришлось бросить, когда кончился порох – тащить такую тяжесть зря стал бы только полный дурак. Меч и дага покрылись зазубринами и царапинами, приобретя вид заслуженный и заслуживающий уважение.
Но Дорант командовал остальными восемью – хотя все они были старше него, а трое гораздо опытнее.
И ещё они несли примерно по два фунта золота на каждого, все, что осталось у них после страшного боя в Кровавой долине, где на неполные полторы сотни уцелевших к тому времени от их компаниды пришлось не меньше трех тысяч дикарей. Там им пришлось заряжать пиштоли и две свои пушки золотыми самородками, потому что свинец кончился у них раньше, чем порох. Компанида оставила там почти восемь десятков человек, включая комеса и всех троих офицеров, обе пушки и весь обоз, но дикари в конце концов разбежались, устрашенные невероятным мужеством и искусством боя белых (и потерявшие управление после гибели предводителей).
Потом, на отходе, компанида снова несла потери: умерли тяжело раненные, двое сорвались в пропасть при переходе через горы, несколько человек изошли кровавым поносом, несмотря на то, что Дорант, много знавший от отца, требовал пить только кипяченую воду. А были ещё звери и змеи…
Дорант начал командовать как-то незаметно: просто он почему-то знал, что надо делать, когда другие пребывали в растерянности. Началось это, наверное, в Кровавой долине, где ему случилось принять решение, которое привело к победе – несмотря на то, что оно стоило жизни нескольким десяткам его товарищей.
А после того, как Дорант вывел остатки компаниды к белым людям, а потом не бросил, но помог найти лекарей, купить одежду и коней, довел всех до Акебара и представил вице-королю, докладывая о результатах экспедиции, его имя стали называть с уважением во всей Марке.
В следующей компаниде он уже носил офицерский протазан.
Потом были восемь лет службы в разных компанидах, походы, добыча, потери, раны и болезни. Последнюю свою компаниду Дорант собирал уже сам. Она продержалась три года, прошла Марку с севера на юг и с запада на восток, расширив её границы едва ли не на треть, и почти полностью полегла под стенами Корволета при подавлении мятежа Исти-Маграла. Дорант был тогда тяжело ранен и приходил в себя почти два года. Он едва не потерял тогда ногу – да что нога, если бы не Саррия, добрый его ангел, может быть, вовсе не выжил бы.
На службу к вице-королю по некоторым причинам его больше не звали, а он не просился. За время походов он натаскал в дом золотишка, так что мог себе позволить не роскошную, но уютную жизнь в столице Марки. Часть золота ушла на покупку прав на земли в плодородной долине недалеко от Акебара, где Дорант посадил два десятка крестьянских семей на аренду. Остальное он потихоньку проживал.
Потом случилось так, что один его друг – ещё по компаниде дуки Фарелла, второй в его жизни – попал в затруднительное положение: его начали шантажировать родственники комеса Маррены, которым приглянулся принадлежавший ему прииск в предгорьях Сарниды. Дорант взялся помочь – и помог. Комес Маррены был очень недоволен, однако признал, что родня его оказалась неправа. И куда бы он делся, когда выплыло про них такое… словом, выбор был простой: или на рудники, или тихо уладить дела. Комесу Маррены очень не хотелось, чтобы его родня оказалась вдруг на рудниках. Поэтому он предпочёл поговорить с ними сам, а не доводить дело до вице-короля или чиновников Светлейшего, не к ночи будь помянут.
Оказалось, что Дорант хорошо умеет разговаривать с разными людьми, которые рассказывают ему разные полезные вещи. А иногда за относительно небольшие деньги приносят и документы.
И к Доранту стали приходить всяческие обиженные (да и просто оказавшиеся в сложном положении) и просить, чтобы он разрешил их затруднения. Чем дальше, тем больше было таких. Дорант с удивлением обнаружил, что доход от этого занятия заметно выше, чем то, что он успевал раздобыть во время службы. И не то, чтобы он брал помногу с тех, кто просил его помощи: таких случаев за все время было всего несколько, обычно он ограничивался компенсацией расходов, – но вокруг Доранта постепенно образовался постоянно расширяющийся круг тех, кто были ему обязаны. И с каждым годом в этот круг попадали лица все более и более высокопоставленные и могущественные. Это само по себе приносило деньги (в частности, Дорант был теперь в немалой доле в одной из серьёзных судоходных компаний, гонявшей торговые суда между Маркой и метрополией), а заодно помогало улаживать чужие (и свои) неурядицы.
Большинство задач требовало конфиденциальности и личного участия Доранта. Поэтому он проводил теперь дома не больше месяца подряд: потом обязательно случалась какая-то оказия, которая требовала его участия. Нельзя сказать, что это ему совсем не нравилось. Дорант был человек деятельный, здоровьем крепкий и неутомимый. Если бы ему пришлось сидеть дома в покое – он затосковал бы и, наверное, запил.
Дорант очень не любил заказы, приходившие иногда от чиновников вице-короля. Но бывали и такие – обычно всегда связанные с большими людьми, грязной политикой и грозившие при малейшей ошибке (а иногда и при успехе) большими неприятностями. Но жить в Марке и не выполнять поручений вице-короля – вряд ли возможно (разве что ты простой крестьянин).
Сейчас же его поручение шло вовсе против интересов вице-короля.
3
В Империи чрезвычайно запутанная и нелогичная система землевладения и связанных с этим дворянских званий.
Прежде всего – земля Божья. Никакой человек по справедливости не может быть хозяином земли.
Распоряжается землей Император, помазанник богов и проводник их воли. Земли он предоставляет как бы в пользование, обязывая их держателей службой.
Это в теории. На практике всё гораздо сложнее.
Во-первых, Империя занимает место, где раньше (от тысячи двухсот до ста пятидесяти лет назад) были другие государства, со своими королями и своими пантеонами.
Во-вторых, две трети Империи еще двести лет назад были заняты однобожцами-северянами из гарангских майратов и реалмов.
Всё это очень сильно повлияло на земельные отношения и имперское дворянство.
В Империи дворянство наследственное и тесно связано с владением землей – точнее, с правом держания земли. Когда прапрадед нынешнего Императора объединил южные территории, надел имперскую корону (заброшенную к тому времени больше восьмисот лет) и начал очищать захваченные однобожцами земли, он сразу же стал жаловать их своим соратникам. Земель было много, соратников тоже. Но по естественным причинам в ходе сражений соратников становилось всё меньше, а земель всё больше. Поэтому наделы, которые получили первые и самые заслуженные, оказались меньше, чем те, что доставались пришедшим последними. Зато они были ближе к столице и престижнее.
В конце концов, землю стали получать даже свободные крестьяне-пехотинцы, в размере, который могли обрабатывать сами или своей семьей. Над пехотинцами были поставлены всадники – дворяне, получавшие такие наделы, налогами с которых (а их уплачивали пехотинцы) могли прокормить свой конный отряд. Отряды объединялись в комиты, которые формировал за собственный счет со своих земель комес (для этого за ним закреплялась область, которую так и звали – комита), или компаниды, которые формировал уже кто угодно и из кого угодно – но тоже за свой счет. Во главе компаниды раньше тоже стоял комес. Но теперь всё чаще компаниды (особенно в Заморской Марке) формировали дворяне и меньших званий, в том числе и вовсе безземельные. Императоры с некоторых пор это поощряли, видя в таких компанидах противовес усилению высшего дворянства.
Комес пользуется широчайшими правами на территории комиты, вплоть до того, что может устанавливать собственные налоги, пошлины, сборы; набирать войско, которое и возглавляет; судить подданных, включая дворян, чьи имения находятся на территории комиты, и т. д. Только при отце нынешнего Императора у них отняли право чеканить собственную монету.
Административную власть в регионах, объединяющих несколько комит, получили полководцы и приближенные императора, которых звали "дука", от слова "дуката", что значит "область", с прибавлением названия дукаты. Исключение имеется лишь одно: пресловутый Светлейший дука Санъер, выходец даже не из купцов, а из семьи ремесленников, самоучка, научившийся читать, писать и считать, а потом как-то пристроившийся младшим писарем в свиту к одному из комесов. Там он изучил законы – комиты, дукаты, Империи – и однажды оказался в нужное время в нужном месте и здорово помог своему хозяину. Тот был достаточно умён, чтобы парня выделить и приблизить. Потом Санъер – а это его личное имя – попался на глаза самому Императору, и вроде бы даже дал ему ценный совет. Настолько ценный, что уже через месяц ходил за Императором по пятам, таская мешок с книгами и свитками, а на переговорах сидел не дальше соседней комнаты, а то и за плечом Его Величества.
В итоге он стал канцлером, сосредоточил в руках огромную власть и делал то, что не мог себе позволить сделать Император. Тот несколько раз пытался пожаловать Санъеру имения, каждый раз всё большего размера – но Санъер только отшучивался: "Ваше императорское величество, я человек не знатный, как с имением управляться, не знаю, и знать не хочу".
Кончилось тем, что Император сделал его Светлейшим дукой: придумал титул, не связанный ни с какой конкретной областью. Объявлено было, что это за "огромные заслуги Светлейшего и в знак того, что заботами своими он споспешествует процветанию не одной некоей дукаты, а в целом всей Империи".
И комесы, и дуки имеют в контролируемых ими землях собственные, лично им принадлежащие – теоретически как пожалованный надел, на самом деле как фактическое наследственное владение – земли, обычно довольно больших размеров.
Но еще в Империи было восемь королевств, в большей или меньшей степени добровольно присоединившихся к Империи по мере освобождения ее старых земель от однобожников. Эти королевства от государств однобожников отделяли малопроходимые естественные рубежи, их жители отличались воинской доблестью и мужеством, а взять там было особенно нечего. По этим или иным причинам однобожники их не завоевали. Королевства были не очень большими, не шибко богатыми, но оказались хорошими и нужными союзниками, когда, увидев, на чью сторону клонится победа, ударили во фланги и в спину однобожникам. Не одновременно и не все совсем уж бескорыстно и добровольно, но тем не менее.
После победы земли этих королевств – опять же не всегда добровольно – вошли в состав Империи, за что их знати были дарованы имперские дворянские звания, а их наделы сохранились за ними. Бывшие королевства назвали "марками", как в древние времена назывались приграничные области, а бывших королей – маркомесами, главными над маркой. Это звание сохраняется по наследству только и исключительно за их прямыми потомками (поэтому, кстати, маркомесов сейчас не восемь, а шесть: не у всех осталось потомство по прямой линии). По правам они практически не выше дуки, но пользуются некоторыми наследственными привилегиями и демонстративным уважением со стороны Императора. Они же и составляют, с некоторыми дуками, Имперский совет, который есть орган совещательный, помогающий Императору вырабатывать решения по важнейшим вопросам, но и полномочный принимать самостоятельные решения в отсутствие действующего Императора – объявлять регентство и уточнять порядок наследования, буде возникнут какие-либо сложности (например, при отсутствии прямых наследников мужского пола).
Так или иначе, в метрополии практически все земли находятся у кого-то в фактической собственности.
Когда Империя, едва закончив тяжелую войну, вдруг обнаружила за океаном новую землю с её неправдоподобными богатствами, туда хлынули люди, которым ничего не светило на имперских землях: младшие сыновья дворянских родов, освободившиеся от службы наемники, безземельные крестьяне, торговцы авантюрного склада, и так далее, и тому подобное. Почти поневоле поехали и аристократы высоких родов, назначаемые на руководящие должности в новых землях.
Но тут у Императора были развязаны руки, и дворянские звания раздавались уже не по землям, а по должности. Новую землю назвали Заморской Маркой, потому что тогдашний Император хотел было отдать её в управление независимому маркомесу – собственно, комесу Ланнеру Корриону, тому предприимчивому дворянину, который устроил первую экспедицию, начавшую осваивать эту землю. Но набежали советники и советчики, и уговорили Императора оставить земли эти за собой и назначить на них чиновника-губернатора.
Следующий же Император решение это изменил, так как размеры новых земель выросли буквально за несколько лет в десятки раз, а значение поднялось необычайно. Заморская Марка стала основным источником материального благополучия Империи, и богатство, поступающее оттуда, росло с каждым годом, куда быстрее, чем всё, что приносили старые территории. Император поднял статус главы Заморской Марки до вице-короля, звания в Империи уникального и довольно странного: не король, но выше и дуки, и маркомеса. Королевством Заморскую Марку объявить и короля туда назначить всё-таки побоялись. Тем не менее, вице-король был уже не чиновником, хотя должность и звание это не были наследственными, а доставались по воле Императора лицам назначенным.
Вице-королю не позволено иметь в Заморской Марке земель, принадлежащих ему на правах собственности, владения или аренды. В его распоряжении остается – на все, в том числе личные нужды – часть собираемых с Марки налогов, это общая практика на всех уровнях управления в Марке, да и в самой Империи. Средств этих всегда не хватает, и поэтому Император ставит в вице-короли людей, обладающих немалыми собственными доходами в метрополии. Ну, или тех, кого хочется держать подальше от столицы, по разным причинам. В частности, сейчас вице-королем является Ансаль Годре, двоюродный брат главы дома Аттоу, человек, надо признать, исключительных достоинств: не алчный (ещё бы, с его-то состоянием в Империи), честный (ну, насколько вообще может быть честным чиновник из высшего дворянства) и, главное, умный и в первом приближении порядочный.
В Заморской Марке земли раздаются на двух одновременно существующих принципах: во владение и в аренду. В первом случае владение обусловлено службой, часто наследственной. С этих земель платятся имперские налоги и налоги самой Марки, впрочем, в установлении последних вице-король не вполне свободен. За сбор налогов отвечает владетель – точно так же, как в самой Империи. Вообще-то земля во владении в Марке большая редкость, и раздают её с разбором.
Во втором случае земля сдается в аренду на срок длительный, но ограниченный – не меньше 25 и не больше 99 лет. В отличие от Империи, в аренду землю может взять кто угодно, не обязательно дворянин (да хоть даже и крестьянин, если найдет, чем заплатить входной взнос). Более того, землю можно сдавать в субаренду по частям – вот как Дорант, например, своим земледельцам. Дорант, кстати, землю как раз арендует, чтобы не связываться со сбором имперских налогов. От арендуемых земель империя имеет доход в виде фиксированной годовой платы.
Если в земле обнаружены полезные ископаемые, то доходы от их добычи (после покрытия прямых затрат) делятся пополам между Императором (если это серебро или золото, или драгоценные камни) или казначейством (если это железо, медь и т. п.), и арендатором или владетелем данной территории. Как арендатор или владетель рассчитывается с субарендаторами и с теми, кто, собственно, занимается добычей – это вопрос договоренности между ними. Империю такие подробности не интересуют.
Крупные земли во владении или в аренде в Марке, в отличие от метрополии, не зовутся комитами и дукатами: их называют обычно "гронт", как в Империи – имение простого дворянина, чтобы не было соблазна у владетеля из обычных дворян ставить себя вровень с комесом или дукой. Кармонский Гронт – размером с хорошую дукату в метрополии – не во владении, в нём несколько больших кусков земли, арендуемых разными людьми. Гронт управляется наместником, ставленным императорским чиновником, не имеющим на земли никаких прав, как вице-король не имеет прав на Марку. Это не исключение, хотя бывает, что гронт передаётся кому-нибудь во владение в обычном порядке (раньше, как правило, капитану компаниды, которая его завоевала, а сейчас уже как придётся). Отец Харрана арендовал в Кармонском Гронте значительную часть его территории – да, собственно, почти всю, пригодную к возделыванию, кроме нескольких десятков небольших кусков у самого Кармона и тех земель, которые прилегают к Альвийскому озеру и Альвиану. Дикари (и не только), что селятся на этих землях, не платят Империи никаких налогов и никому не платят аренды, на что наместник из Кармона закрывает глаза, потому что люди, выживающие в соседстве с альвами, сегодня есть, а завтра их нет – либо на этом месте, либо вообще на этом свете.
4
Харран, счастливый и возбужденный, как подросток, которому пообещали его первый боевой меч, быстро сговорился, чтобы их с Дорантом визит в семейство Ронде состоялся в тот же вечер. При этом он так смотрел на Маиссию, что ошибиться в его чувствах было невозможно. Она же больше поглядывала на Доранта, что тот опрометчиво отнес к законному любопытству жительницы провинции в адрес нового лица.
Дорант откланялся, сославшись на необходимость присмотреть, как слуги разобрали вещи, и поспешил к себе. Харран остался щебетать с Маиссией.
Доранту нужно было быстро организовать планомерный поиск. При этом он имел только один поисковый амулет, который было более чем нежелательно передавать кому-нибудь, и только двух человек, которых мог использовать в поиске: своих боевых слуг. Самое главное, было непонятно, что именно искать. Тот человек, за которым послали Доранта, явно не мог вольно болтаться по улицам: его сопровождали, судя по имевшимся у Доранта сведениям, люди очень серьезные, которые такой ошибки точно бы не допустили. Вполне вероятно, кстати, было, что этого человека в городе уже и нет. У Светлейшего почти везде есть осведомители, и об этом, конечно же, все, кому надо, знают. Так что тем, кто увёз нужного Доранту человека, необходимо было постоянно двигаться, чтобы известия о них преследователи получали с запозданием. Они получили фору, когда выехали из столицы Марки, но сейчас эта фора быстро иссякала. Доранту и так повезло быстро наткнуться на верный след и не потерять его на дорогах, по которым он прошёл.
Пожалуй, самое умное, что можно было сделать – это выяснить, кто приезжал в город в последние две, а лучше три недели. Чиновник службы Светлейшего, которого Дорант встретил по пути, сказал, что их люди видели нужного им человека и его сопровождающих в последней деревне перед перевалом Нантай, а оттуда самый вероятный путь – в Херет, где у вице-короля большое личное имение, и как раз через Кармон. Было это недели три назад, прибавь время на дорогу… Сам Дорант двигался гораздо быстрее, чем преследуемые им люди: у них были и пешие охранники, и носильщики из дикарей, а он со своими боевыми слугами ехал верхом, имея багаж во вьюках, и почти не останавливался ночевать в жилых местах. Заказчик дал ему достаточно денег, и ему не надо было беречь лошадей: усталых он просто менял, покупая новых.
Либо он в Кармоне, подумал Дорант, и тогда все упрощается. Либо он с сопровождающими побыли здесь несколько дней, запаслись провизией, отдохнули и двинулись дальше. Сам бы он так и поступил. Сам бы он при этом ещё и разделил отряд на два, а то и три, чтобы сильнее запутать преследователей. У его противников было куда больше людей и денег, чем у него.
Впрочем, того, кто знает, что он ищет, запутать не так просто. Нужный Доранту человек, во-первых, сам по себе очень заметен, а во-вторых, его обязательно должны сопровождать, и тоже не обычные люди, а воины из благородных, и не один.
Так что, придя в дом Харрана, Дорант первым делом позвал своих боевых слуг, Калле и Сеннера, и отправил их походить по злачным местам да выяснить здешние новости.
Потом ему пришлось-таки заняться своим багажом, чтобы привести себя в порядок для сегодняшнего званого ужина.
Попутно он размышлял о том, как ему не нравится нынешнее поручение. Когда-то это должно было случиться: он попал между молотом и наковальней. Если он поручение выполнит – то вызовет гнев вице-короля и всего семейства из Аттоу. Если не выполнит – разгневан будет уже сам Император. Ни одна сторона, понятно, прикрывать Доранта от другой не будет: да кто он есть? И никто из обязанных ему здесь, в Марке, в этом положении не помощник, побоятся. Разве что Харран – да тут, на беду, Маисси с её родством, и ещё вопрос, кто будет Харрану важнее. Дорант, впрочем, ещё в самом начале пути решил, что прежде всего надо искомого найти, а дальше – будет видно по обстановке.
На сегодняшний званый ужин он возлагал некоторые надежды. Гильдмайстер Ронде, судя по дочке и родству жены, купец из крупных. Здесь, в Марке, барьеры между сословиями давно уже стали размываться: благородные вступали в общие дела с купцами, купеческие дочки выходили замуж за сыновей известнейших домов, и наоборот. Все всех знали, многие были в родстве, и не зазорно было, чтобы дука или комес посещали дом какого-нибудь купца или приглашали его с семейством к себе на раут. Общие дела и интересы объединяют зачастую куда сильнее, чем одинаковое поле в гербе. Поэтому семейство Ронде могло знать много полезного для нынешнего дела Доранта. Да и обычная в таких мелких провинциальных городах скука заставляет людей обращать внимание на любую новость или странность.