Текст книги "Книга 2. Хладный холларг (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Всатен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– Чего-чего? – Ран остановился и повалился на ствол дерева, не имея сил стоять, обескураженый словами колдуньи.

Хласита продолжала идти дальше, не оглядываясь на его остановку. Юноша набрался сил и последовал за ней. Он даже не заметил, как они вернулись к домику колдуньи, и присели на Желт-камень. – Как она меня губить будет?

– То неведомо никому. Но отныне следи за всем необычным, что происходить будет. Как такое увидишь, то тут же ко мне беги. – Видя, что юноша не понял ни слова, Людис продолжила: – Беда будет при тебе стоять да притягивать к тебе того, кто уведет тебя к ней. Нежданные встречи – бойся их; странники, какие к тебе подойдут, да говорить будут, – бойся и их. Обо всем мне говори. Порешили ли?

– Порешили, – пролепетал побелевшими губами Ран.

***

Домой он возвращался в опьянении. Сестры, провожавшие его, тайком утирали слезы и всхлипывали. Они шли подле него, поочередно жались к нему и ласкали.

Когда девушки отпустили его, и он прошел к тому месту, где вошел в воду, то неожиданно отметил, что солнце еще не село. Он был поражен. Он помнил тот миг, когда влезал в воду. Тогда солнце едва коснулось кроны Черного рунбрана. И вот теперь, оно лишь немного зашло за дерево.

Вернувшись домой, Ран застал отца в глубоком опьянении, но не стал трогать его, знал, что не любит этого. Взобравшись на родовой рунбран, он прислонился к нему и закрыл глаза. Внутри него был холод, и мелко дрожала какая-то струнка. Губы пересохли, а во рту стоял горький привкус страха.

– М-м-м, – замычал отец.

– Поднимайся… поднимайся… – приговаривала мать, отрывая его от скамьи. Она увела его в дом.

Солнце скрылось за деревьями и на Теплое местечко стремительно опустились сумерки, а за ними пришла ночь. Вдалеке, на Топотном лугу слышалась музыка и звонкий девичий смех. Там танцевали.

Рану хотелось плакать. Он не знал, сколько прошло времени, но вдруг дверь в доме открылась, из нее выбежал отец и побежал прочь. Юноша свесился с ветки и в изумлении смотрел за тем, как фигура отца, шатаясь и тяжело дыша, неслась со всех ног прочь от дома.

Юноша спустился с дерева и осторожно вошел в дом. Внутри было темно. Слышалось мерное сопение Сате и матери. Они все еще спали вместе. Осторожно прикрыв дверь, Ран побежал за отцом.

Память холкуна сохранила силуэт отца, бегущего по тропинке, уходящей к Черному рунбрану. Юноша мчался по ней во весь дух, и еле успел отскочить в сторону, когда ему навстречу выскочил Повоз. Он бежал обратно с закрытыми глазами.

Ран уставился ему вслед и побрел обратно. Этой ночью он так и не сомкнул глаз. Сон сморил его лишь на рассвете.

Когда он проснулся, дом был пуст. Даже Сате не было слышно, хотя обычно он постоянно бормотал себе под нос слова, выдумывая новую небылицу, или возился на кухне, подле матери.

Похолодев от ужаса, Ран вышел вон и увидел Бора, который, как и всегда, лежал под рунбраном и дудел писклявую мелодию.

– Где матушка, Бор?

Продолжая дудеть, брат махнул рукой в сторону.

Вдруг, Раном овладела такая ярость, что он подбежал к Бору и набросился на него.

– Ты чего? – опешил тот, ища глазами вылетевшую от наскока брата дудочку.

– Скажи по-олюдски, куда все делись. Чего дудишь… я не понимаю…

– Чего драться-то? Спросил бы так… я бы сказал…

Ран начал остывать, и неуклюже потрепал братца за чуб.

– Прости, Бор, спал я плохо, оттого…

– А-а! Я и гляжу, сивый какой-то ты…

– Скажи, где все?

– Батюшка, как проснулся, так и сказал матушке, что в Фийоларг поедет, да ее с собой возьмет. Еще… что купит ей там… платьев, да еще чего… и нам привезет. Матушка Сате подхватила и уехали они поутру. Ты спал, а я уж нет. А Ира нет еще, – зачем-то добавил он.

Ран отпрянул назад – только тут ощутил, как вся спина его покрылась вязкими капельками холодного пота – сел рядом с Бором и закрыл лицо руками.

– Нехорошо тебе, что ли? – спросил тот.

– Нет… хорошо… я пойду… – Ран поднялся и пошел прочь.

Отец вернулся домой через несколько дней. Окрестные пасмасы ахнули, когда увидели новехонькую телегу и громадного тяглового красавца-коня, который был впряжен в нее. На телеге, среди кучи барахла, восседала счастливая Теллита. Она махала рукой кумушкам в окнах и раздаривала улыбки и благие пожелания.

– Ну, сыны, – сполз с телеги раскрасневшийся Повоз, – скучали, али нет?

– Скучали, батюшка, – бросился к нему Бор. Он еще мог проявлять сыновьи чувства.

Ир и Ран стояли подле и улыбались.

– Привез я каждому, что по душе, – с хитрецой посмотрев на сыновей, сказал отец. – Гляди, Бор, – отец достал из повозки настоящую флейту, конублские сапожки и широкий ремень.

Бор остолбенел. Вот уже много лет он мечтал обо всех этих вещах, но и не помышлял даже получить их все сразу.

– Я тебе еще рубаху прикупила, – заговорила мать. – Теперь красивше всех будешь, только не изваляй ее со своими утями.

– Тебе Ир… вот, гляди. – В руках у отца оказался меч в ножнах. Он был небольшим, но это был настоящий боевой меч. Ир покраснел, выпучил глаза и дрожавшими руками принял подарок. – Тебе, Ран… ты чего это? Ран? – Отец с удивлением посмотрел на бледного как полотно сына.

У Рана все плыло перед глазами. Он видел в руках отца четыре свитка в дорогой шкатулке и письменный набор. Все это стоило немалых денег. Ран был слишком умен и памятлив, чтобы не понять…

– Ран?

– Ему чего-то с утра, как вы уехали, нехорошо, – сказал Бор.

– Ран, ты слышишь меня?

– Да, отец, да…

– Прими себе…

– Спасибо, отец.

– Ну, – хохотнул Повоз, – всем раздарил, да и себя не обидел. Вот, помощничка купил себе. – Он хлопнул рукой по шее коня.

Ран плохо помнил, как родители прошли в дом, как был составлен богатый стол, как все ели и пили, а после пели. Как проникли в их дом несколько окрестных кумушек и заливались разноголосым смехом, как толпилась под окнами окрестная детвора.

Юноша очнулся глубокой ночью. Его бил озноб. Вскочив с кровати, он выбежал из дома и, что было сил, припустился бежать к Сестринской заводи, так он прозвал про себя Межкамышье.

Добежав до места, Ран остановился и в отчаянии оглядывался по сторонам. Он не помнил, какой дорогой идти к дому колдуньи.

Вдруг, послышался топот ножек. Ран спрятался в камышах. К Сестринской заводи выбежала женщина. Задыхаясь, она остановилась и стала оглядываться. После, девушка начала ходить взад и вперед у заводи, заламывая руки и с тревогой оглядываясь по сторонам.

– Эйса? – окликнул ее Ран.

– Ран? Это Миса.

– Миса, ты как здесь?

– Ты позвал меня… во сне… О, боги, Ран, я подумала, что плохое уже случилось.

– Нет, но скоро должно. Веди меня к матушке.

Они бросились бежать к домику хласиты. В его окнах горел свет, а дверь была раскрыта. В дверях стояла сама колдунья, подле нее сидели заспанные сестры Мисы.

– Я вот… матушка… я привела…

– Весь дом перебудила, – буркнула Тиса и зевнула.

– Помолчи, Тиса, она правильно сделала. Ран, ты что-то увидел?

– Да, Людис.

– Говори же. При них говори, теперь уж и им можно знать.

– Отец… как от вас вернулся я, то увидел, как отец мой из дома убег. Он убежал куда-то в лес. А после вернулся и спать лег. А до того, упился он и еле на ногах стоял, а тут убег… да резво так, что я не смог догнать…

– Дальше чего?

– Поутру же он уехал с матушкой в ларг… в Фийоларг, а когда вернулся, то привез нам всем подарки дорогие. Не то, чтобы я… Людиса, он никогда бы такие подарки не купил нам… не такой он… бережливый… а тут даже и коня купил… хороша была у нас кобыла… а он коня… не такой…

– Погоди. – Колдунья задумалась. – Необычные ли подарки?

– Нет. Обычные. Но дорогие. Не сделал бы он такие, кабы в своем уме был… Бору подарил сразу три…

– Престранно, – согласилась колдунья. – А ну-ка, веди меня до дома своего. А вы, непоседы, спать ложитесь. И ты, Миса… Нет-нет-нет, ты будешь спать. Ничего с ним не произойдет без тебя… – Людис и Ран вышли из дома. Внезапно, колдунья застонала. – Не отпускает меня одну. Погоди здесь. – Она мгновенно исчезла, и появилась через некоторое время, неся в руках каменного истукана. В этот раз присутствие Двадеда придало Рану уверенности.

Все трое направились в деревеньку.

Ран огляделся. Никого не было видно. На Топотном лугу, как и всегда, играла музыка, и шумели пасмасы. Перебежав через дорогу, Ран спрятался в тени дерева. Колдунья последовала за ним, но вдруг, словно бы натолкнулась на стену, и отлетела обратно. Холкун бросился к ней и поднял хлатису на ноги. Она потрогала себе шею и грудь.

– Подними Двадеда, Ран, – приказала она. Когда он сделал это, она зачем-то ухватила сзади его за плечи и осторожно повела через дорогу.

Тяжелый камень давил на руки юноши, но на дороге он вдруг ударил его в грудь и отбросил и холкуна, и колдунью на обочину. Ран закашлялся от удара.

Людиса подняла истукана, обняла его и зашептала заклинание. Когда она открыла глаза, то, вместо зелено-серых на Рана взглянули иссине-черные, бездонные дыры. Выставив Двадеда перед собой, она вышла на дорогу и пошла не через нее, а вдоль нее. Камень гудел в ее руках.

Холкун поднялся и последовал за ними. Они шли до тех пор, пока не остановились у Черного рунбрана.

Колдунья застонала и тяжело опустилась на землю. Ее глаза просветлели.

– Здесь был чернец, – сказала она.

– Кто?

– Черный маг. Он был здесь. Двадед видел его. Его сила до сих пор здесь. Она тянется отсюда и вдоль тропы. Двадед хочет, чтобы мы оставили его здесь. Поставь его. У меня нет сил. – Ран поднял лежавший на боку камень и поставил его стоймя. Внезапно, камень принялся крутиться и полностью ушел под землю. – Теперь здесь его место. Отныне и навсегда, – со слезами в голосе проговорила хласита. – Пойдем, я вижу следы черной силы. Пойдем по ним.

Людиса и юноша быстро пошли обратно в деревню.

– Ран, что ты… – вдруг возник из ниоткуда Ир. Он вел под руку девушку-пасмаску. Она вмиг побледнела, когда узнала хласиту.

– Спать! – взмахнула рукой колдунья, и оба снопами повалились наземь. – Скорее, Ран!

Они побежали дальше и остановились только подле дома Повоза.

– Здесь, – сказала колдунья, и юноша похолодел:

– Это мой дом, Людис.

Хласита промолчала.

– Я вижу множество черных нитей. Они повсюду в твоем доме.

– Где?

– Одна ведет в тот угол, под кровать; другая в тот, но над кроватью; еще одна вон там, она…

– У изголовья, – прошептал, еле ворочая языком Ран.

– Да.

– Это подарки отца.

– Подарки. – Колдунья резко обернулась и посмотрела в лес. – Ран, принеси мне их. Принеси сейчас же!

Юноша бросился в дом и стал собирать требуемое. Он без труда нашел свой подарок и подарки для Ира и Бора, гулявших на Топотном лугу, но Сате поднял крик, когда у него попытались отобрать его игрушки, и разбудил мать и отца.

– Ран, что случилось? Почему ты?..

– Молчите, – вошла в дом колдунья.

– Хласита?!

– Спать. – И родители с Сате повалились в свои койки.

Колдунья проговорила заклинание и ее руки стали светиться. Она осветила пространство вокруг себя и указывала Рану, где искать игрушки. Самое много подарков было подарено отцом матери. Их выгребали дольше всего.

– Подгони телегу, скорее!

Ран бросился вон, впряг коня в телегу и подогнал ее к дому. Колдунья выносила вещи матери и бросала их в телегу. Туда же полетели подарки сыновьям.

– Гони прочь отсюда, – приказала колдунья, взбираясь на телегу. = Ран хлестнул коня и погнал его прочь из деревни. – Стой, – воскликнула Людис, – я вижу. Еще… еще… следы… мы взяли не все…

– Бор, – понял Ран. – Он надел сапоги и пояс. Я забрал только флейту.

– Беги к нему и отбери это. Я буду у Черного рунбрана. Двадед зовет меня. Они близко. Торопись!

Ран соскочил с телеги и во весь дух помчался к Топотному лугу. Он не сразу нашел Бора. Брат лежал на столе и сладко спал. Его голые ноги и грязная рубаха разостлались на всю столешницу, залитую медовухой, которую он сам и притащил.

– Бор… Бор! Где твои сапоги и пояс?

– М-м-м…

– Бор…

– Ран, ты здесь? – Юноша обернулся и увидел знакомую холкунку, которая подходила к нему. Ее глаза горели огнем вожделения. – Будешь танцевать?

– Нет, Лана. Скажи, кто забрал у Бора сапоги и пояс?

– Сапоги? У Бора отродясь не было сапог, тебе ли не знать?

– Были… были… ладно… не знаешь… надо найти… Лана…

– Ты будешь?..

– Лана, слушай меня. Надо найти то, что я сказал, иначе беда… беда!..

– И ты упился в усмерть, Ран. – Девушка недовольно сжала губки.

– Лана, помоги мне. – Но она отвернулась и отошла прочь.

– Эй, отдайте сапоги и пояс! – закричал Ран. Но его никто не расслышал. Музыка громко играла.

Вдруг, сквозь музыку проник рык. Сначала один, потом второй.

Ран остановился и в ужасе смотрел на лес, туда, откуда донесся рык.

– Бегите! – закричал он. – Бегите!!! – Но пасмасы продолжали веселиться и танцевать.

Черная тень метнулась в ветки одного из деревьев и в кругу света, отбрасываемом рочиропсами мелькнула морда чудовища, каких никогда не видывали эти края. Дикий крик разнесся над лугом. Музыка тут же прервалась, и в наступившей тишине отчетливо был слышим хруст переламываемых костей.

– А-а-а! – завизжали девушки. Все, кто находился на лугу, бросились в разные стороны, наталкиваясь друг на друга, спотыкаясь и падая.

Вдруг, Ран увидел девушку, на которой был надет пояс Бора. Он бросился за ней, повалил на землю, с трудом отцепил пояс и помчался прочь. Гам от криков заглушил чудовищный рев, и Ран услышал, как несколько громадных тел влетели в чащу и помчались за ним. Под весом их тел трещали ветки, их дыхание билось о стволы деревьев, шипя на коре.

Холкун мчался так быстро, как только мог. Погоня нагоняла его. Ран выскочил на дорогу и помчался по ней, хорошо понимая, что не успеет до Черного рунбрана. Чудовища мчались за ним по пятам.

Неожиданно, ему навстречу выскочил конь, купленный отцом. Ран на ходу запрыгнул на него и оба помчались прочь. Теперь силы были равны. Конь был силен и быстр. Он, казалось, знал, куда скакал.

Подле Черного рунбрана Ран соскочил с коня и хлопнул его по крупу, гоня прочь, но конь встал, как вкопанный.

– Не гони его, он здесь должен быть, – проговорил голос колдуньи. Она сидела среди корней рунбрана, там, где обычно сидел верховный жрец Теплого уголка, и смотрела за спину Рана. Тот обернулся и обомлел, прямо на него шли три ящероподобных монстра с шестью ногами и шерстью из игл. – Отбрось ремень, – посоветовала колдунья.

Ран отбросил ремень и чудовища тут же отвернулись от него, впившись взорами в отброшенный подарок.

– А-а-а, вот мы все и собрались! – проговорили словно бы из-под земли густым басов. – Уж заждался вас.

Почва пришла в движение и слева от Рана, прямо из-под земли вырос громадный каменный воин. Его левая рука была необычайно толста и более походила на щит, а правая сжимала каменную кувалду.

Руки колдуньи легли на плечи Рана и потянули его назад. Оба вжались в корни рунбрана.

– Сидим тихо, – сказала Людис. – Мы ничто в сравнении с этой магией.

Между тем, каменный воин стал собирать подле себя все подарки Повоза.

– Ну вот, – сказал он по-хозяйски, – все подле меня. Забирайте теперь!

Едва он это произнес, как чудища бросились на него. Один зверь повис, вцепившись в его руку, а второй попал под сокрушительный удар кувалдой и отлетел куда-то во тьму леса. Оттуда раздался хлопок. Второе чудовище было неспешно размазано воином по рунбрану.

Кровь и внутренности посыпались сверху на колдунью и Рана. Они плотнее вжались в дерево, и Ран ощутил, как хласиту трясет от страха. Неожиданно, прямо перед ним упали перегрызенные ноги, одетые в сапоги Бора. С отвращением Ран оттолкнул их от себя.

Лес взорвался еще несколькими рыками, и на каменного воина набросились уже четыре зверя. Он схватил двух из них и приложил о землю; еще одного растер между руками, а четвертого разорвал на две части.

Тут же лес породил восемь чудовищ.

Покончив с ними, каменный воин добродушно рассмеялся.

– Чернец, – загрохотал его голос, словно бы камнепад обрушился со склона, – и этим ты хочешь победить Двадеда.

Лес наполнился тишиной.

– Двадед? – заговорил лес. – Ты, Двадед? Кугун пожрал тебя в незапамятные времена.

– Даже Кугуну я не по зубам.

– Ха-ха-ха! – захохотал лес. – Ты все так же заносчив.

– А ты так же глуп.

– Отдай мне мальчишку.

– Забери, если сможешь.

– Кугун желает видеть его.

– Пусть придет сам и посмотрит.

– Ты поплатишься за противление воле богов.

– Боги Владии сказали мне, что мальчишка им не нужен. Каким богам служишь ты?

Лес замолк.

– Чернец, не считай меня глупее себя. Я знаю более твоего. Не думай, что сможешь обмануть меня. Ты предал своих богов. Чего молчишь?

Но лес более не отвечал.

Каменный великан обернулся к колдунье и холкуну.

– Как я и сказал, он должен уйти, – проговорил каменный воин. – Навсегда.

– А-а-а! – донеслось из деревни.

– Ар-р-р! – зарычал воин, и бросился на звук. – Изгони ее из коня, и отдай ему. Пусть скачет прочь! – закричал он издалека.

Людис поднялась на ноги, с ужасом оглядывая место побоища, заваленное внутренностями и частями тел чудовищ. Она подошла к коню, приложила руку к его боку и тихо запела.

Конь, понуро стоявший подле дерева, вздрогнул, повел ушами, а после начал икать. Он икал со все большей силой до тех пор, пока его не вывернуло. Из его рта вывалилась черная палочка. Она превратилась в червя и попыталась скрыться в земле, но колдунья подхватила ее и прихлопнула между ладонями. Получившийся порошок она ссыпала в мешочек у себя на поясе.

Ран сел на коня, помог колдунье взобраться и сесть позади него, и помчался прочь.

– Правь к Вороному корню, – шепнула хласита.

Конь скакал в лесные дебри, а Ран плакал навзрыд. Колдунья прижалась к нему и ласкала его, пытаясь успокоить.

Их встретили все три сестры. Они тут же бросились к Рану, но мать отогнала их. Она ввела юношу в дом.

– Переночуешь здесь, а поутру уйдешь от нас.

Всю ночь Ран метался на постели, бредя. Он плакал и вскрикивал, словно его били плетью. Миса сидела подле, целовала и плакала, глядя на его страдания.

Рано утром его разбудила Людис. Она стояла с двумя чашами в руках. Ран отпил из первой чаши, и у него заметно прибавилось сил. Вторую чашу колдунья подала не сразу.

– Ты уйдешь отсюда, и никогда не увидишь нас, но и мы больше никогда не покинем это место. Мои дочери будут здесь вечно. Старость придет за ними сюда. Этой ночью Владия погибла. Она умерла вместе с Двадедом. Сегодня белое око Владыки узрит падение Великого боора в Деснице Владыки. Тьма опускается на Владию на долгие зимы. Ты состаришься и умрешь под этой тьмой. Умрешь так же, как они умрут, – колдунья указала глазами на дочерей, смиренно толпившихся в дверях. – Нет нам хода из этой тьмы. Мы же с тобой увидимся еще только раз, а после никогда уж. Их же ты видишь последний раз.

– Они живы? Мои родители и братцы, они живы?

– Да, Ран. Они живы. Я и Двадед спасли их. И ты спас тоже. – Людис умолкла. Она, казалось, была чем-то смущена. – Ты… я прошу у тебя милости за мою помощь. Мои дочери никогда не увидят себеподобных. Коли так, то… наш род прервется. Я помогла тебе, и…

– Я помогу тебе, – кивнул Ран. Он все понял.

Колдунья протянула ему вторую чашу. Он выпил ее всю.

– Миса, – позвала Людис. – Самое сильное семя отдай ей, – сказала она Рану.

Заплаканная Миса вошла в комнату и тут же бросилась в объятия холкуна.

***

Волны хлестали о борт гуркена. Корабль медленно отходил от пирса. Весла вспенивали воду за его бортами, унося прочь холкуна, одиноко стоявшего на корме и с болью смотревшего на берега Владии, которые удалялись от него.

Ран больше не плакал. Он уже давно выплакал все, что можно было выплакать. Слез не осталось в его душе. Он тешил себя мыслью, что у его родных все хорошо. Они продолжат жить в Теплом уголке, каждый вечер ходить на Топотный луг и танцевать.

Людиса прислала к нему весточку о том, что наслала забытье на мать и отца, а братья и так переживут; о том, что жизнь в Теплом уголке идет своей чередой: Бор продолжает пасти скот и птицу, Ир увивается за поселянками, а Сате стал задумчивее. Он взял себе купленные для Рана свитки и письменные принадлежности, и что-то пишет. Они думают, что Рана пожрали чудовища, как и еще двух пасмасов. Лана рассказала, что видела Рана на Топотном лугу, а после его никто не видел, как и монстров, которые явились из леса.

Однажды, Людис явилась Рану во все:

– Эта наша последняя встреча, Ран. Слушай внимательно, что я буду говорить тебе. Тьма уже в Боорбогских горах. Скоро она придет в Холкунию и Пасмасию, но ты не должен возвращаться до тех пор, пока Прибрежье не окажется под властью тьмы. Когда такое случится, тебя перестанут искать. Тогда и вернись. Пока же, вверяю тебя в руки Моребога. Не бойся ничего. Тебе уготована долгая жизнь.

Когда ты вернешься, то возвращайся в Фийоларг. По дороге ты возьмешь то, что я оставлю тебе. В Фийоларге тебя не пустят ни в один дом, но будет дом, где двери для тебя будут открыты. Там найдешь ты свое счастье. Именем матери оно назовется. Там и останься.

– Что мне делать теперь, Людис? Что мне делать?

– Ты найдешь себе дело. Безвкусным оно будет поначалу, а затем вкус придет. Удача тебе будет в нем, но не бери от него много, только это сгубить тебя может. Держись тихо, тем и спасешься. – Образ колдуньи исчез навсегда.

Море неприветливо встречало Рана. Он почти сразу попал в сильнейшую бурю, которая отнесла корабль к островам, имени которых он не знал.

На них жили рыбаки из народа реотвов. С ними он и остался. На рочиропсы, вырученные от продажи коня, он купил небольшую лодку и стал рыбачить.

Прошло много лет, и он превратился в искусного рыбака. У островов, прозванных реотвами Чудесными, водилась могуч-рыба, порошок из костей которой высоко ценился во Владии. Ран ловил ее и изготавливал порошок для себя, а после впервые переплыл пространство между островом и Владией.

Он увидел на ее побережье города, возведенные неизвестным народом, который называл себя оридонцами. Ран продавал порошок саарарам, которые прислуживали оридонцам, и еще через несколько лет скопил достаточно, чтобы вернуться во Владию.

Родная земля поразила его своими изменениями. Она была захвачена оридонцами, коих он за всю свою жизнь не увидит ни разу; она была поделена между народами так, словно народы эти ранее не жили на ней дружной единой семьей. Брезды, прежние правители Владии, сгинули куда-то за Холведову гряду, оставив после себя правителя по имени Комт, о котором ходили слухи, то, как о предателе, то, как о спасителе.

Аккуратные, чистенькие холкунские городки превратились в громадные города, заваленные мусором и набитые беднотой.

С ужасом взирал Ран на эти изменения. Порошок хорошо расходился и среди холкунов, а потому у него быстро возникла нужда вернуться обратно на остров. Однако возвратный путь его был прерван.

На дороге, недалеко от Теплого уголка, куда он попутно держал путь, перекрыв ее, стояла телега. Ран объехал ее и поехал бы дальше, если бы не детский крик, который донесся до него.

Холкун остановился и заглянул внутрь телеги. Оттуда на него смотрели четыре ребенка. Их вид заставил его расплакаться. На него смотрели почти точные копии дочерей Людисы. Завидев его, дети заулыбались.

Развернув телегу, Ран поехал обратно в Фийоларг. Его и впрямь не допустили ни в один дом.

– Четверо детей?! Не-ет! Пошел прочь! – слышал он всюду. И какие бы деньги он не предлагал, никто не соглашался на его цену.

Уже смеркалось, когда он въехал на улицу, где толпились несколько женщин. Они окружили одну из товарок и наперебой успокаивали ее. Над их голосами басовито-недовольно разносился голос одной приземистой полной холкунки:

– Сколько же можно!? И себя изводишь, и нас! Довольно! Прекрати плачь. Боги отняли – боги приведут. Чай не дитя померло. Толку-то от него. Не приласкать, ни разродить тебя не бог. Какой это хол?! Ан так ему и надо!

– Что ты говоришь, Кнова. Как можно?! – совестили ее.

– Чего я говорю? Правду говорю.

Ран остановился подле и посмотрел на заплаканную молодую холкунку, стоявшую у стены дома и отиравшую слезы. Их глаза встретились.

– Я пришел, Теллита! – вдруг вырвалось у Рана.

Холкунка побледнела, вскрикнула и бросилась в дом, заперев за собой дверь.

– Чего это она? – не поняли товарки. – Теллита, ты чего это?

– А, оставьте ее, совсем умом тронулась, – забасила Кнова. – Не хочу более про нее знать, пока не отойдет. Пошли в дом, холы, пошли! А ты чего встал? – набросилась она на Рана.

– А тебе чего? Мешаю разве?

– Ничего, – присмирела женщина.

– Иди, куда шла.

Товарки тут же разошлись по домам.

Ран остановил телегу у двери Теллиты. Дети стали хныкать. Пришла пора поесть. Холкун поочередно брал их на руки и кормил.

– Дитяти, что ли, у тебя, хол?

Ран обернулся. Из окна на него смотрела Теллита. Ее лицо показалось ему таким прекрасным, что даже дух захватило.

– Дитяти, хола.

– Твои, али украл, али… продаешь? Коли продаешь, тогда иди вон…

– Мои.

Холкунка скрылась за окном. Дверь заскрипела, и девушка появилась на пороге.

– Кормить их надобно, да?

– Кормить. Тяжко мне одному с четверыми управиться. Хозяйка мне нужна. Без нее никак. – Словно по команде, четыре детские глотки возопили в небеса.

– Чего это? Чего это вы? – сбежала к телеге девушка. Она взяла на руки двух малышей, прижала их к себе и принялась баюкать. – Не буйный ты? – спросила она и зарделась. Потом насупилась, но, взглянув на детей, улыбнулась. – Иди в дом, – не оборачиваясь, приказала она Рану. – Всю округу перебудили.

– Ты… знай… других детей и не будет… – сказал вдруг Ран. Он удивился своим словам. Ни в мозгах, ни на языке до этого их не держал.

Теллита кивнула:

– Поглядим. Коли хозяйка нужна, так вот она я.

Битва бооров

Грухх трубно заурчал и зашевелил своими маленькими ушками. Его мощные лапы, обутые в красивого покроя мягкие сапожки, вокруг которых обвилась железная лоза с позолоченными жилками, нетерпеливо переступили одна подле другой.

– Бургон, – ласково проговорил брезд в простой одежде, подошедший к стойлу.

Брезд был немолод. Его лицо сморщилось от времени и рубец, раскрасневшийся от холода на щеке, потонул среди других похожих рубцов, бывших морщинами. Холодно-серые глаза брезда с теплотой ласково смотрели на боевого грухха.

Брезд вытащил из-за пояса широколезвийный топор на короткой ручке и протянул грухху. Животное с довольным урчанием принялось лизать холодную сталь.

Мальчик-брезд, стоявший подле старого воина и едва доходивший ему до пояса, с восхищением смотрел на это действо.

– Видишь, Налагт, только боевой грухх лижет оружие, поднесенное ему. Только боевой… – довольно проговорил старик. Он погладил нос животного и похлопал его по мощной скуле.

– Поедем ли, деда? – спросил мальчик и настороженно ожидал ответа.

Старый воин с улыбкой смотрел на него. Он завидовал мальчику. Для него все было вновь: и грухх, и первый выезд в долину, – все, что приелось и стало обыденным для старого брезда.

– Сильно хочется? – поинтересовался с деланным безразличием дед.

– Очень сильно. – Голос мальчика дрожал от волнения.

– Ну, коли сильно, то поедем…

– Деда! – не дал договорить ему внук, и прижался к ноге воина.

– Чего ты? Не кричи, а то вон Бургон на тебя глядит, как на девку. Девкам кричать к лицу, а воинам – нет.

Налагт испуганно отпрянул и уставился на Бургона.

– Не девка я, Бургон, ты не попутай нас, – заговорил он в свое оправдание.

– Комт, дозволь говорить тебе, – раздалось позади них.

– Девок я видел… как кричат они, особливо, когда за ними гонются. Не такой я. Ты не думай чего… – Мальчик, казалось, позабыл обо всем на свете.

В конюшне стояли, помимо них, еще несколько брездов. Двое из них почтительно расступились и склонили головы, зажав их между своими ладонями. Между ними стоял высокий брезд, волосы которого были абсолютно белы.

– Ты снова пришел тревожить мое спокойствие, Эвланд. Не хочу видеть тебя; говорить с тобой не хочу, – отмахнулся устало Комт.

– Я не отступлю, боор, и ты знаешь, что не можешь отослать меня. Всяким здесь можешь повелевать, но не мной. Я буду говорить с тобой, а ты будешь слушать. Боги дали мне право говорить с тобой, когда время придет.

– Оно пришло? – без тени раздражения спросил Комт.

– Да. Теперь не отстану я.

Старый воин зевнул.

– А ну-ка! – Он подхватил внука на руки и посадил на грухха. Бургон с интересом наблюдал полет маленького брезда, от которого пахло молоком и чем-то сладким, а когда тот оказался у него на спине, стал деликатно его обнюхивать. – Не трепыхайся. Он знакомится с тобой. Покуда не фыркнет, ты руки к нему не тяни. Откусит враз.

– А когда фыркнет – можно?

– Да, тогда можно. – Комт отошел от внука и предстал перед беллером. – Где говорить будешь со мной?

– Буду говорить там, где душа твоя открытие всего. Ты хотел быть с Налагтом, так будь с ним.

Комт недоуменно посмотрел на мага. Эвланд взмахнул рукой. Нечто холодное пронеслось по левую руку от боора, лязгнула щеколда, и дверца стойла открылась. Маг издал странный гортанный шипящий звук, и грухх заурчал ему в ответ. Животное вышло из стойла и подошло к боору. С высоты восьми локтей на них взирало восторженное личико Налагта.

Беллер повернулся и пошел прочь из конюшни.

У выхода боора поджидала его личная стража в количестве двадцати топоров, но Комт увидел их спокойно-безмятежные лица и понял, что маг уже околдовал воинов и они не двинутся с места.

В замке, по двору которого они шли, время, будто бы замерло. Комт дивился тому, что даже служанка, наливавшая воду в большую бадью, в которой потом будет стираться белье, замерла, подняв на уровень груди тяжелое деревянное ведро. Вода, выливаясь из него, также замерла.

Комт невольно ухмыльнулся.

– Угадал ли я, боор, что по душе тебе придется? – спросил беллер, не оборачиваясь.

– Угадал, шельма, – хохотнул по-детски Комт, – давно не водил ты меня по Остановью.

– Бургон, посмотри, видишь ли ты во-о-он ту башню? – Налагт продолжал говорить так, как будто ничего необычного не произошло.

– Разве он не заметил, Эвланд? – спросил боор.

– Заметил, но для него это не волшебство. – Беллер начал спускаться по мосту, ведущему на склон горы, уводивший путников по широкому тракту в Брездскую долину. – Я не побоялся показать ему Остановье, потому что дети близки нам, магам. Они верят в чудеса и принимают их безбоязненно. Они дивятся каплям дождя, но безропотно, как обычное, встречают даже самую грозную магию. Ты не знаешь, Комт, но маги – это взрослые дети, овладевшие уменьем повелевать и убивать, вот и вся разница между нами.

– Ты прав, беллер. Не надивлюсь я на него, когда рядом с ним, – согласился боор. – Долгие зимы, что я провел в походах, сделали мои глаза слепыми. Я видел лишь то, что шевелится. Он для меня живое. Иного не видел ничего вокруг себя, пока Могт не принес мне внука. Ты знаешь, Эвланд, он говорит с камнями. Он видит в них жизнь. Он знает птиц, и они о чем-то советуются с ним. Мой топор и меч – даже и они поведали ему за день более, чем мне за все те зимы, что провели на моем поясе. Это волшебство, беллер. Это магия!