Текст книги "Русские горки. Конец Российского государства"

Автор книги: Дмитрий Калюжный

Соавторы: Сергей Валянский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)

Ткацкие фабрики, основанные крепостными предпринимателями в центральных районах страны, были единственной отраслью промышленности, действительно созданной русскими людьми.

Бурный подъём русского промышленного производства в 1890-х, по темпам не имевший себе равных ни до, ни после того, был не столько естественным продолжением внутреннего хозяйственного развития России, сколько следствием пересадки в неё западных капиталов, техники и, главное, западных организаторов индустрии. Россия вкладывала дешёвые рабочие руки по принципу: нам – маленькая зарплата, вам – высокие прибыли.

Накануне XX века в тяжёлой промышленности зарубежные инвестиции достигали 3/5 всей суммы капиталовложений, они были значительны в банковском деле и т. п.

А русские капиталисты и купцы, как и богатые землевладельцы, предпочитали вкладывать деньги в облигации императорского правительства, в надёжность которых они свято верили, нежели рисковать в коммерческих предприятиях. Лишь после того, как главный риск взяли на себя иностранцы, в тяжёлую промышленность устремился русский капитал. Вследствие этого перед революцией треть промышленных капиталовложений в России и половина банковского капитала в её крупнейших банках были иноземного происхождения.

Иностранный капитал был представлен различными финансовыми группировками, между которыми шла острая конкурентная борьба. Используя это обстоятельство, российский капитал, при всей своей относительной слабости, мог выступать в роли более или менее равноправного партнёра зарубежных финансовых центров.

После экономического кризиса 1900–1903 годов, нанёсшего чувствительный ущерб действовавшим в России зарубежным акционерным обществам, иностранное засилье стало сокращаться. Теперь зарубежные вкладчики предпочитали направлять свои инвестиции в те российские компании, в которых был достаточно силён капитал местный. В период предвоенного экономического подъёма удельный вес российского капитала повысился практически во всех отраслях промышленности.

Но если зависимость народного хозяйства России от иностранных капиталов со временем явно ослабевала, то финансовая зависимость царского правительства от крупнейших держав, напротив, возрастала. К 1914 году внешний государственный долг страны составил 5,4 миллиарда рублей. Главным кредитором России была Франция, спасшая самодержавие с помощью огромного займа (843 750 тысяч рублей) от финансового краха во время революции 1905–1907 годов.

При этом Россия – сама объект ввоза иностранного капитала – вывозила капиталы за рубеж, прежде всего в отсталые государства Востока (Китай, Персию). Впрочем, вывозились преимущественно государственные или даже заёмные капиталы, а их размещение в соответствующих странах обусловливалось не столько экономическими, сколько военно-политическими соображениями, а также стремлением «застолбить» на будущее внешние рынки.

В 1890-е годы были созданы Учётно-ссудный банк Персии (фактически филиал Государственного банка России) и Русско-Китайский банк, который контролировался российским правительством.

Частный капитал нашей страны не мог ещё активно действовать на зарубежных рынках – он был слаб. Вообще в 1905-м годовой доход от торгово-промышленной деятельности на сумму свыше 20 тысяч рублей получали во всей стране лишь 12 377 человек.

Узкий слой российской финансовой олигархии формировался главным образом за счёт петербургской буржуазии, сложившейся, в основном, в результате «насаждения» капитализма сверху и оперировавшей в сфере тяжёлой индустрии. Представители этой группировки российской буржуазии – как правило, выходцы из среды технической интеллигенции, чиновничества, а также иностранные капиталисты – были теснейшим образом связаны с царской бюрократией. Но и в Москве имелись предприниматели (Рябушинские, Морозовы, Мамонтовы и др.), которые обладали многомиллионными состояниями и претендовали на роль лидеров российского делового мира.

Но даже в это время на положении первого сословия империи оставалось дворянство, сохранившее свой привилегированный статус, однако экономическое влияние этого класса неуклонно ослабевало.

Соответственно росту индустрии возрастали численность и значение промышленного пролетариата. В 1913 году в стране насчитывалось 4,2 миллиона фабрично-заводских, горных и железнодорожных рабочих, общее же количество пролетариев доходило до 18 миллионов человек. Состав рабочего класса был неоднороден: в крупной промышленности преобладали потомственные рабочие, в строительстве, на водном транспорте и т. п. было много недавних выходцев из деревни. Доля высококвалифицированных и соответственно высокооплачиваемых рабочих была сравнительно невелика. Средний заработок в обрабатывающей промышленности составлял в 1913 году около 24 рублей в месяц, в то время как прожиточный минимум даже десятилетием раньше, в 1903 году равнялся в Петербурге 21 рублю для одиноких и 32 рублям – для семейных, а в Москве примерно 20 и 30 рублей.

Ещё несколько миллионов крестьян занимались обрабатывающей промышленностью у себя в деревне, не бросая земледелия. И для этого были две особые причины: климатическая и финансовая.

Из-за нашего климата земледелие оказывается в худших условиях, чем западное. Приходится в четыре месяца сделать на земле те же работы, которые на западе можно разложить на семь, а то и десять. Зато в остальные восемь месяцев нет никакого дела, относящегося к земледелию, и рабочий труд может быть употреблён на другое занятие.

А финансовая причина в том, что земледелие не даёт дохода, достаточного для покрытия обязательных расходов крестьянского хозяйства (прежде всего податей). В таком положении находится вся центральная полоса России; вот почему домашняя промышленность и отхожие промыслы наряду с земледелием стали здесь уже с давних пор необходимым вспомогательным ресурсом крестьянина.

Например, крестьянин-ярославец перед освобождением 1861 года из каждого заработанного им рубля только 37 копеек получал собственно с земледелия, остальные 63 копейки он добывал промыслом. В приволжских местностях эта доля дохода, получаемая от промысла, доходила до 88 копеек. К тому же благодаря своей простоте – от производителя не требовалось почти никаких предварительных затрат на помещение, орудия и материал, – ремесло было доступно любому.

Понятно, что развитое русское кустарничество не есть «пережиток древних времён», а просто одна из форм, в которых выразилось общее оживление народного потребления и промышленной жизни со второй половины XVIII столетия. Сначала такие работы предшествовали появлению фабрики; потом работу кустарю заказывал фабрикант. Даже когда мастер кустарничал на свой страх и риск, он находился в зависимости от торговца-скупщика. Таким образом, это массовое кустарное производство и по происхождению своему, и по характеру было с самого начала капиталистическим предприятием, а не «народным развлечением», хотя, разумеется, жители России всегда отличались незаурядной склонностью чем-нибудь занять руки, да и природная скудость почвы понуждала их к предпринимательству.

К 1913 году фабрика начала вытеснять кустаря, давая рабочие места под своей крышей тем, кому раньше давала работу на дом. И всё же нельзя забывать, что на всём протяжении XVIII и XIX веков, и даже в начале XX века в России процветала надомная промышленность, чьи застрельщики по своей энергичности мало чем отличались от американских предпринимателей-самородков. Правда, сочетание сельскохозяйственных и несельскохозяйственных занятий, навязанное населению экономическими обстоятельствами, тормозило развитие торговой и промышленной культуры, ибо там, где на коммерцию и промышленность смотрели всего лишь как на источник побочного заработка, они не могли выделиться в самостоятельные отрасли.

А нужда подзаработать у русского жителя всегда была, хотя бы для того, что покрыть интересы государства. Как мы уже видели, правительство никогда не останавливало своего налогового творчества. Можно наглядно представить процесс такого творчества на примере введённой в 1895 году питейной монополии, когда власть пожелала поднять доход от питей. Надо было исхитриться, и уровень пития населения удержать, и доход повысить.

История эта развивалась так. В 1863 году водка потреблялась, при акцизе в 4 копейки с градуса, около 1,25 ведра на душу. Затем в 1870 году, с повышением акциза до 6 копеек за градус, потребление упало до одного ведра; в 1883–1886 годах, при акцизе в 8 копеек, оно опустилось до 0,82, 0,75, и 0,67 ведра. Акциз доведён был затем до 10 копеек, но потребление ещё раз упало, до 0,49 ведра (1893 год), возможно, еще и оттого, что водку стали делать 40-градусной.

Тогда испробована была казённая продажа питей, прежде всего, в виде опыта в тех местностях, где падение потребления было особенно сильным. Вместе с тем, казённый доход с вина был опять повышен сравнительно с прежним акцизом до 15 копеек с градуса. После того потребление водки стало возрастать и достигло высшей точки в 1906 году, как раз в самое печальное для финансов время, после японской войны и неурожая. На душу населения оно повысилось с полуведра (0,51 в 1902 году) почти до двух третей ведра (0,68 в 1906 году). Но далее опять происходит остановка и понижение; правительство вновь пыталось (1908 год) возместить уменьшение потребления поднятием цены водки.

Кончилось, как мы помним, введением сухого закона.

А в заключение этого маленького обзора ещё раз вернёмся к вопросу об экспорте зерна. Приведённая ниже таблица (из книги А. Г. Кушнира) составлена по материалам «Сборника статистическо-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств» (стр. 3, 6, 108, 111), вышедшего ещё при «старом режиме», в 1917 году.

Производство и вывоз зерна в 1913 году

Очевидно, что и в канун Первой мировой войны зерно вывозили в ущерб своему народу, а хуже всех жил при этом производитель зерна, крестьянин. Дворянин по-прежнему паразитировал.

И.Л. Солоневич писал по этому поводу:

«По данным профессора Озерова – вероятно, преувеличенным, крестьяне платили (налог. – Авт.) с десятины в пять раз больше помещиков. По данным Плеханова, дворянство получило от казны (следовательно, от крестьянства по преимуществу) около семи миллиардов в виде выкупных платежей, банковских кредитов, арендной платы и т. п. «Большая советская энциклопедия» утверждает, что в предвоенные годы крестьянство уплачивало паразитарному дворянству до 289 миллионов в год арендной платы за землю. Все эти цифры, может быть, и преувеличены: было бы легкомысленно принимать статистику очень уж всерьёз. Но, во всяком случае, шёл процесс перекачивания денег из растущего крестьянского хозяйства в умиравшее дворянское – этот процесс находится вне всякого сомнения. И именно он задерживал техническое переоборудование сельского хозяйства».

Культура и наука накануне войны

Пока основой промышленных технологий был видимый мир механики, где причинно-следственные связи доступны непосредственному наблюдению, совершенствование технологий осуществлялось почти исключительно усилиями ремесленников, которые были, конечно же, более настойчивыми, одарёнными и изобретательными, чем большинство их современников, но не были людьми науки.

Примерно с 1875 года фронт промышленных технологий Запада начал смещаться от видимого мира рычагов, шестерён, эксцентриков, шатунов, осей и коленчатых валов к невидимому миру атомов, молекул, электронных потоков, электромагнитных волн, индукции, магнетизма, амперов, вольтов, бактерий и вирусов. В результате изменился главный источник совершенствования промышленной технологии. Новым источником стала система взаимных связей между работой учёных и промышленностью.

И в России внедрение достижений науки в производство вело к росту экономики, а рост экономики – к заметному увеличению поступлений в госбюджет, что позволяло наращивать затраты на культуру и просвещение. Развёртывалось повсеместное строительство школ и детских учебных заведений, для чего использовались не только централизованные вложения, но и средства местных властей, общественные и частные пожертвования.

Значительно разнообразились интересы и увлечения российских граждан, прежде всего в крупных городах. Развивалось библиотечное дело, возникали общества любителей старины, кружки краеведов. Получила распространение фотография. С первыми шагами автостроения в столичных центрах появлялись общества веломотоавтолюбителей. Настоящий бум среди жителей Москвы, Петербурга, Одессы вызвали первые показательные авиаполёты.

Спорт стал массовым увлечением. Если в XIX веке физкультура была уделом избранных (фехтование и верховая езда как часть военного и аристократического образования, силовые номера в цирках), то в начале XX века она превратилась в повсеместную моду. Особой популярностью пользовались коньки, теннис и французская борьба, развивались лёгкая и тяжёлая атлетика, гимнастика, футбол, бокс. Поклонники тех или иных видов спорта объединялись в любительские клубы для совместных тренировок и организации показательных выступлений перед публикой.

Дворяне при устройстве своего быта заимствовали многие западноевропейские стандарты. Обязательным считалось знание нескольких иностранных языков. При обучении мальчиков, будь то кадеты, пажи, лицеисты или правоведы, много внимания уделялось светским манерам и знанию придворного этикета. В не меньшей степени это касалось юных дворянок—воспитанниц Смольного института, которых учили еще и рукоделию, музицированию, кулинарии, уходу за детьми – из них готовили не просто фрейлин, а жён будущих гвардейских офицеров и министерских чиновников. В уставах элитных учебных заведений был пункт, лишавший родителей права требовать своих детей назад до полного окончания учебного курса. Это придавало обучению дворян особый общественный статус, формировало у них осознание сословной значимости.

Разумеется, от жизни крестьян они были оторваны полностью.

Между тем и крестьяне вполне осознавали себя отдельным сословием. Издревле важнейшей чертой крестьянской жизни была общинность, не нарушенная даже столыпинскими реформами. Совместные жатва или сенокос, взаимопомощь при постройке жилья были типичными явлениями для деревенского быта. Среди крестьян в то время говорилось: «На Руси никто с голоду не помирал», – поскольку община всегда помогала человеку, попавшему в беду. Отражением общинного быта была артельность, распространённая среди сельских промысловиков и ремесленников, крестьян, уходивших в города на заработки. Артели использовались и при организации промышленного производства – на заводах, в строительстве, на транспорте.

Частная жизнь крестьян была тесно связана с общиной, каждый член которой зависел от коллективного мнения, проводившего резкую грань между грехом и праведностью. Сознание крестьян ставило традицию выше закона, именно она регулировала сельскую жизнь (отсюда довольно распространённая практика крестьянских самосудов над пойманными преступниками). Совместной была церковно-приходская жизнь крестьян. Традиции связывались в сознании с сохранением духовных и этических норм, сформированных не только православием, но и уходящих корнями в дохристианский период.

Сельский мир хранил старину – крестьянство не было склонно к переменам. А для либеральной интеллигенции верность селян традициям, с которыми они только и выживали на протяжении столетий, служила лишь доказательством «отсталости, реакционности и косности» российского крестьянина. Среди радикальной части интеллигенции были распространены идеи о «реорганизации человеческого материала» – подразумевалось, что главным объектом этих «реорганизаций» и «переделок» должна стать, прежде всего, крестьянская масса.

Но пока грезили о «переделке» людей, в 1905–1907 годах идеи модернизации нашли прямое выражение в копировании западных политических институтов (Государственная дума) и конституционных принципов (свободные выборы, свобода слова, печати, собраний и т. д.). Кроме того, идейное влияние Запада привело к появлению в России рабочих партий анархистского и марксистского направлений.

Между тем, культурное развитие шло своим чередом. Грамотность населения поднялась с 31 % для мужчин и 13 % для женщин в 1859 году до соответственно 54 % и 26 % в 1913 году. Число начальных школ, находившихся в ведении Министерства народного просвещения, увеличилось с 37 тысяч в 1900-м до 81 тысячи в 1914-м, а число учащихся в них – с 2,6 миллиона до 6 миллионов. Кроме того, накануне Первой мировой войны еще 2 миллиона человек посещало церковно-приходские школы. Стремительно росло число различных добровольных образовательных обществ, народных университетов.

Расходы государства, органов местного самоуправления на нужды образования увеличивались весьма высокими темпами. Если в середине 1890-х годов на эти цели ежегодно отпускалось примерно 40 миллионов рублей, то к 1914 году уже 300 миллионов. Тем не менее, по финансовому обеспечению образования Россия уступала более развитым государствам. Так, в 1914-м расходы на просвещение в России, превышающей по численности население Англии в 4 раза, были больше, чем соответствующие расходы в Англии лишь в 1,5 раза.

Самым образованным слоем было дворянство.

Вся история русского дворянства распадается на четыре периода. В первом, продолжавшемся до конца XV века, дворяне были вольными слугами князей. Во втором, в течение XVI–XVII веков, они сделались невольными слугами и были привязаны к своему занятию – ратному делу и прочей службе государству. В XVIII столетии они были раскреплены, но сохранили за собой даровой труд и сделались привилегированным сословием. Наконец, в последний период, наступивший с отменой крепостничества, русское дворянство оказалось на распутье.

Оно не привыкло к труду или хозяйственной деятельности. Оно нуждалось в покровительстве и опеке, которые и были даны ему в виде дешёвого кредита. Но при отсутствии хозяйственных привычек, дешёвый кредит привёл только к скорейшей ликвидации дворянского землевладения. Потеряв опору в землевладении, дворянство в то же самое время постепенно лишалось и других своих прежних привилегий – не какими-нибудь законодательными распоряжениями, а просто естественным ходом событий. Освобождение от военной службы потеряло смысл при введении всеобщей воинской повинности, как и освобождение от податей при переходе государства от сословных податей к подоходным.

Что касается дворянской образованности, то ещё со времени петровских реформ появилась особенность в формировании российского дворянства. В XVIII–XIX веках возникло до 80–90 % всех дворянских родов; почти каждый образованный человек любого происхождения становился сначала личным, а затем и потомственным дворянином, и сословные права дворянства фактически были в России принадлежностью всего интеллектуального слоя. Так что не дворянство стало образованным слоем, а образованный слой превращался в дворянство. Можно сказать, образованный слой, состоявший из людей самого разного происхождения, был до середины XIX века целиком дворянским по сословной принадлежности.

Интересно, что хотя с середины XIX века дворянский статус перестал играть сколько-нибудь существенную роль в жизни человека, психологически принадлежность к высшему сословию способствовала духовной независимости интеллектуала, осознанию ценности своей личности. Представления недавних времен, когда образованный человек отождествлялся с дворянином, как бы накладывали отпечаток «благородства» на всю сферу умственного труда.

Человек недворянского происхождения, попав в «образованное сословие», даже если он официально не получал статус дворянина, не мог не ощущать себя «вышедшим в люди». Закономерно, что любой представитель этого слоя воспринимался в народе как «барин», что отражало разницу между ним и подавляющим большинством населения страны.

Абсолютное большинство людей интеллектуального слоя России вошли в него благодаря своим заслугам, а их дети практически всегда наследовали статус своих родителей, оставаясь в этом сословии. К началу XX века из тех, кто относился к потомственному или личному дворянству, от 2/3 до 3/4 не имели дворян среди своих родителей. Среди государственных служащих дворян по происхождению было 30,7 %, среди офицеров – 51,2 %, среди учащихся гимназий и реальных училищ – 25,6 %, среди студентов – 22,8 % (1897 год).

И всё же интеллектуальный слой дореволюционной России был сравнительно немногочисленным. По данным переписи 1897 года, он насчитывал примерно 870 тысяч человек (2,7 %) самодеятельного населения, а на 1913 год общая численность образованного слоя определяют примерно в 3 миллиона.

Литераторов к 1910 году насчитывалось около 2500 человек; к 1909-му имелось также около 10 тысяч переводчиков. Почтово-телеграфных служащих в 1911-м было в стране 39 713 человек. Ветеринаров в 1912-м насчитывалось 7200. К концу 1912-го в российской армии служило 48 615 офицеров и 11 237 военных чиновников (в том числе 3 708 медиков), кроме того, имелось 1645 офицеров Отдельного корпуса пограничной стражи и 997 офицеров Отдельного корпуса жандармов. Во флоте к 1913 году насчитывалось 1 970 строевых офицеров, 550 инженеров-механиков, 230 врачей.

Всех ИТР – инженерно-технических работников, включая мастеров и их помощников, в 1913 году было 46 502 человек, из них 7 880 инженеров имели высшее образование; было также 9 112 агрономов. Вообще же в 1913–1914 годах специалистов с высшим и средним специальным образованием было 190 тысяч; научных работников 11 600, учебный персонал вузов насчитывал 6 800 человек при 135 800 студентах.

Перед революцией занимались творчеством не менее 2 тысяч дипломированных художников (в том числе архитекторов); адвокатов насчитывалось 11 800 человек. К 1917 году членов Российского театрального общества было до 6 тысяч, приходских священников —111 тысяч и ещё 92 тысячи монашествующего духовенства, не считая духовенства иных конфессий.

Конец XIX века – начало XX века ознаменовались интенсивным развитием отечественной науки. Крупными достижениями снискали себе заслуженную известность учёные-естественники.

П.Н. Лебедев получил известность своими работами в области светового давления. Н.Е. Жуковский и его ученик С.А. Чаплыгин заложили основы аэродинамики. Исследования К.Э. Циолковского предвосхитили современные достижения в освоении космоса. Мировую известность приобрели исследования в области минералогии и геохимии В.И. Вернадского. На рубеже двух веков успешно работал в области ботаники К.А. Тимирязев. Признание международной общественностью успехов отечественной науки проявилось в присуждении русским ученым Нобелевских премий: лауреатами стали выдающийся физиолог И.П. Павлов (1904) и один из основоположников сравнительной патологии и микробиологии И.И. Мечников (1908).

Значительным был вклад русских учёных и конструкторов в технический прогресс. А.С. Попов вошел в историю техники как изобретатель радио. В 1910-м в воздух поднялся аэроплан отечественной конструкции, созданный Я.М. Гаккелем. Выдающийся русский авиаконструктор И.И. Сикорский построил сверхмощные (для тех лет) самолёты «Илья Муромец», «Русский витязь». Создателем первого ранцевого парашюта стал Г.Е. Котельников (1911).

Сподвижник Н.М. Пржевальского – П.К. Козлов прославился серией, путешествий по Центральной Азии. Известный геолог В.А. Обручев организовывал экспедиции в районы Сибири и Дальнего Востока. В 1914-м при попытке достигнуть Северного полюса погиб учёный-гидрограф, смелый полярный исследователь Г.Я. Седов; материалы, собранные его экспедицией, имели большое научное значение и были впоследствии использованы советскими исследователями Арктики.

Связь «образованного сословия» с собственностью была незначительной – большинство принадлежавших к нему людей не имело ни земельной, ни какой-либо иной недвижимой собственности. В начале XX века даже среди той его части, которая занимала самое высокое положение на государственной службе (чины 1–4 классов), не имели собственности более 60 %, а среди офицеров даже более 95 %, и всё же материальное обеспечение интеллектуального слоя в целом было достаточно удовлетворительным. Жалованье и доходы, которые лица умственного труда получали от своей профессиональной деятельности, были довольно высоки, в несколько раз превышая доходы работников физического труда. По основным профессиональным группам имеются следующие данные:

Инженеры. В МПС начальники линий получали 12–15 тысяч рублей в год, начальники служб – 5,4–8 тысяч, начальники телеграфа – 3 300-4 800 рублей. В горном ведомстве начальники получали 4–8 тысяч, средние чины – 1 400-2 800 рублей. В частном секторе заработки могли сильно колебаться, в два-три раза.

Медики. Земские врачи получали 1 200-1 500 рублей в год, фельдшера – от 500–600 до 200–300 рублей, фармацевты в среднем 667.

Учителя. Преподаватели средней школы с высшим образованием зарабатывали от 900 до 2 500 рублей (со стажем в 20 лет), без высшего образования – 750-1 550. Учителя городских начальных школ (1911 год) получали в среднем 528 рублей (женщины – 447), сельских школ – 343 и 340 соответственно. В 1913 году 70,9 % из них получали в год свыше 200 рублей. Есть также данные о заработках народных учителей: 180–300, а иногда даже 48–60 рублей в год.

Журналисты провинциальной прессы зарабатывали, как правило, 600-1 200 рублей в год, но четверть из них получали доход свыше 1 200, а небольшая часть (1/6) менее 360 рублей. Заработки столичных литераторов и журналистов, сотрудников ведущих газет были намного больше.

Военные. Оклады младших офицеров составляли 660-1 260 рублей в год, старших – 1 740-3 900, генералов – до 7 800. Кроме того, выплачивались квартирные деньги: 70-250, 150–600 и 300-2 000 рублей соответственно.

Художники. Руководители мастерских Академии художеств имели оклады в 2 400 рублей в год, профессора —

2 000, преподаватели – 400-2 800. В провинциальных училищах преподаватели искусств получали 1 200 рублей и казённую квартиру, в прочих учреждениях живописцы и архитекторы получали от 500 до 1 600 рублей. Известные же художники зарабатывали до 12 тысяч и более.

Актёры. На провинциальной сцене актёры получали, как правило, 1 200-1 800 рублей в год, что превышало актёрские оклады в государственных театрах. Минимальным окладом на казённой сцене считался оклад 600 рублей. При этом оклады наиболее видных актёров императорских театров достигали 12 тысяч.

Адвокаты имели годовой доход в 1–2 тысячи рублей (7, 9 %), 2-10 тысяч (84,7 %) и даже 10–50 тысяч (7,4 %). Профессора вузов получали не менее 2 тысяч в год, в среднем 3–5 тысяч, а иногда и до 12 тысяч.

А крестьяне-середняки, как оно следует из приведённых ранее данных академика Л.В. Милова, должны были вытягивать 26 рублей в год, иначе бы не выжили.

В целом, в 1913 году при среднем заработке рабочего 258 рублей в год, заработок лиц интеллектуальных профессий составлял 1058 рублей (технического персонала – 1462). Лишь некоторые низшие категории этого слоя: учителя сельских начальных школ, фельдшера и т. п. имели заработки, хоть как-то сопоставимые с основной массой населения. При выслуге установленного срока службы пенсия назначалась в размере полного оклада жалованья. Так что благосостояние среднего представителя образованного слоя в полной мере позволяло ему поддерживать престиж своей профессии и отвечало представлениям о роли этого слоя в обществе.