Текст книги "Русские горки. Конец Российского государства"
Автор книги: Дмитрий Калюжный
Соавторы: Сергей Валянский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)
Всегда считалось, что чем больше объём применения математики в той или иной науке, тем более она развита. В общественных науках применение математики ограничивалось в основном статистикой, а главным препятствием к её более широкому применению считалось и считается отсутствие ясности в вопросе, что и как мерить. Дело в том, что математическое описание всегда ограничено и требует определённого разъяснения после получения решения, ведь то, что мы получаем в итоге математического анализа, мало связано с реальностью. Итог совпадает с реальностью лишь с некоторой точностью, так как математическая модель всегда есть некоторая идеализация.
Посмотрим же, чем отличаются различные социальные объекты от прочих объектов изучения естественных наук.
Стабильное состояние объектов общественных наук, согласно синергетическому стилю мышления, требует постоянного потока вещества и энергии. Если же этого не будет, то станет невозможным существование самого объекта, что существенно отличает их от объектов неживой природы. То есть социальные объекты всегда находятся в неравновесных условиях.
Объекты общественных наук всегда эволюционируют в условиях ограниченных ресурсов. А это значит, что уравнения, описывающие их поведение, являются принципиально нелинейными, а также, что попытки как моделирования будущих событий, так и восстановления событий прошлого, будут неоднозначными.
Многочисленные попытки найти первоосновы структуры мира привели к пониманию, что мир строится не из неких общих первичных элементов (таковых просто нет), а по единым принципам (единым сценариям). То есть, единство мира заключается не в том, что он построен из одних и тех же «кирпичей», а в том, что он построен по единому проекту. А это, в свою очередь, ведёт к пониманию, что важен, на самом деле, не конкретный вид уравнения, а типы решений, которые могут в нём содержаться, их определённая типология. То есть, важна классификация решений.
При этом точные расчёты оказываются зачастую бессмысленными в силу свойства нелинейных систем переходить в режим странного аттрактора (хаоса), или, говоря проще, из-за возникновения режима стохастизации. Всё это придаёт определённую специфику применению математики в общественных науках. Они вовсе не должны копировать путь применения математики в естественных науках!
В них – в естественных науках – переход от одного упорядоченного поведения к другому через хаос называется фазовым переходом, а в диалектике – переходом количества в качество, но и то, и другое означает появление у системы нового качества и потерю старого, которое может сохраниться уже как свойство.
Скажем, переход от собирательства к скотоводству, земледелию и капитализму – наиболее известные фазовые переходы социологии. Эти переходы могут быть спонтанными, за счёт собственных флуктуаций системы, либо наведёнными, происходящими за счёт внешнего воздействия.
Наведённый переход может идти двумя путями, которые можно назвать силовым и параметрическим. Силовой переход заключается в том, что система силовым образом переносится из одного устойчивого состояния в другое. Параметрический же способ перехода предусматривает, что её лишают устойчивости, воздействуя на параметры системы. Затем система переходит в другое устойчивое состояние, которое может быть либо более устойчивым, чем предыдущее, либо менее устойчивым. Примером перехода первого типа (силового) может быть переход Японии в новое состояние в результате поражения во Второй мировой войне. А пример перехода второго типа (параметрического) нам показывает процесс разрушения СССР в результате поражения в том, что называлось «холодной войной».
Есть мнение, что система сама способна переходить в более устойчивое состояние, без приложения силы. Это не так. Вот например, физика показывает, что лёгкие ядра при реакции синтеза переходят в более устойчивое состояние. Но для того чтобы это произошло, нужно изначально приложить некоторую дополнительную энергию – и только далее, когда такая реакция пройдёт, выделившейся при этом энергии и в самом деле хватает для поддержания последующих таких же реакций. Точно так происходит в обществе.
К примеру, земледелие более выгодно, чем скотоводство, но чтобы переход от второго к первому состоялся, нужно либо точное знание об этом превосходстве и получение необходимых технологий и инструментов (то есть получение необходимой энергии извне), либо накопление самим обществом таких изменений (то есть дополнительной энергии), чтобы этот процесс мог начаться самостоятельно.
Есть ещё одна опасность при социальных «фазовых переходах». Система покидает своё устойчивое состояние в надежде перейти в новое, более устойчивое. Но ведь вовсе не обязательно, чтобы сказка стала явью! Начав двигаться в новое состояние, общество может попасть в худшее, чем раньше, а для выхода из него уже может и не хватить энергии. Люди не понимают этого, что можно видеть в следующих, довольно частых высказываниях: «Мы столько раз попадали в критическое состояние, и всегда из него с успехом выходили. Выйдем и сейчас». Так вот, это неверно. Можно сорок лет подряд бегать по утрам на работу через дорогу, увёртываясь от машин. Это не гарантирует, что на сорок первом году тебя не задавят.
Иногда считается, что система – в устойчивом состоянии, а на деле устойчива более сложная система, подсистемой которой является та, что изучается исследователем. И если ограничить связи между изучаемой подсистемой и её «основой», то она разрушится. Такая «подсистема» – это, например, город. Полагают, что он устойчив, но достаточно ограничить к нему поток воды, энергии, различных ресурсов, и он погибнет.
Устойчивое состояние можно представить как шарик, находящийся на дне лунки, но ведь возможны ситуации, когда шарик находится на «седловой» поверхности. Здесь есть направления, в которых его положение устойчиво, а есть такие, в которых он неустойчив. Вывод прост: всегда, когда идёт разговор об устойчивости системы, следует анализировать её по достаточному количеству параметров и связей, чтобы понять, куда может скатиться «шарик».
Возможна ситуация, когда в рамках одной системы одновременно сосуществуют несколько подсистем, возникших в разные периоды её эволюции. Например, в одном государстве скотоводство и земледелие могут в определённые моменты быть равноустойчивыми.
Социальные системы в процессе своего функционирования постоянно изменяют параметры своего существования и поэтому, кстати, ошибочно экстраполировать наши современные условия и параметры в прошлое. Также ошибочно стремление сделать в одной социальной системе часть параметров такими же, как и у другой, находящейся в более устойчивом состоянии; так получается та самая «седловая» ситуация. По каким-то параметрам будет сходимость, а по другим расходимость, и наша система войдёт не в лучший режим функционирования, – как произошло с Россией, которую «заразили» западными экономическими моделями.
В качестве условного примера можно взять попытку собирать животных в большие стада, по аналогии с промышленным производством. При этом возникает много удобств по обслуживанию, но такая система неустойчива, так как большие стада больше вытопчут, чем съедят. Это эквивалентно тому, как иметь сотню мелких порезов (вред от отдельных животных для экосистемы, когда они рассредоточены), или один, по которому царапали сто раз.
В силу наличия фазовых переходов в процессе эволюции, на разных этапах развития системы следует учитывать в анализе разные ведущие факторы.
Очень часто в режимах функционирования различных социальных систем обнаруживается цикличность. Иногда возникают споры – говорят, это, дескать, «происки» недобросовестных исследователей. На самом же деле, если вспомнить, что подобные системы постоянно функционируют в условиях ограниченных ресурсов, то следует удивляться, когда цикличность не обнаруживается.
Механизм образования цикличности можно представить так.
Система в ходе своего развития начинает испытывать ресурсные ограничения по одному из параметров своего развития, и в результате эволюция по данному параметру прекращается, и даже начинается её деградация. В это время лимитирующий развитие параметр восстанавливается, и исходная система начинает новый цикл своей эволюции. Это совсем не чудо: подобные процессы хорошо исследованы в физике; они известны как автоколебательные процессы.
В биологии эта модель называется «хищник-жертва»; в экономике это – экономические кризисы. Подобные процессы имеют место, и в истории, а один из них – описанные в настоящей книге «русские горки».
Для чего нужны модели? С их помощью можно открывать некие объективные закономерности. Но когда мы будем искать эти закономерности в реальных, системах, следует помнить, что мы, при составлении этих моделей, абстрагировались от большого количества реальных, второстепенных факторов, и это значит, что любая теоретическая схема (скажем, рынок) в «чистом» виде не может нигде реализоваться.
Наконец, надо учитывать наличие субъективного фактора, то есть особенности исследователей – людей с их ментальностью, которую невозможно учесть ни в какой исходной модели. Отсюда возникает то, что в естественных науках называется «шумом».
Это можно проиллюстрировать примером кипящего чайника. Объективная закономерность заключается в том, что если к воде подводить тепло, то она закипит. Но кипеть она будет при разных температурах в горах и на равнине, что есть особенность проявления общей закономерности в данных условиях. Но человек может не доводить процесс до кипения, сняв чайник с огня! Это и есть субъективный фактор в проявлении объективной закономерности.
Если в математике обнаружение примера, противоречащего высказанному утверждению, становится достаточным основанием, чтобы отвергнуть это утверждение, то в общественных науках всегда следует помнить о взаимоотношении общего, специфического и единичного. И понимать, что предложенная теоретическая схема весьма далека от реальных проявлений! Так, наша концепция «русских горок» – это общая модель. Вопросу, как она реализовалась в реальности – и в специфических условиях каждой конкретной эпохи, и в единичных личностных проявлениях (деятельности отдельных руководителей) – посвящена эта книга.
Чтобы делать надёжные выводы из известных исторических процессов, необходимо ориентироваться не на одиночные события, а на некоторые статистически достоверные результаты. Кроме того, всегда нужно следовать некоторой соразмерности, а именно, занимаясь деталями, помнить, в связи с какой общей задачей мы ими занимаемся. А выдвигая общие положения, не следует забывать, на базе каких конкретных фактах они выдвигаются.
История физики даёт нам один очень важный методологический принцип, который мы предлагаем назвать «принципом Кулона». Вот его суть. Шарль Кулон, когда он приступил к своим работам по электричеству, уже был признанным авторитетом в теории упругости. Благодаря этому он сумел создать уникальный прибор – крутильные весы, которые и применил в своих исследованиях по взаимодействию электрических зарядов. То, что он создал достаточно точный прибор, это понятно. Чем точнее прибор, тем с большей точностью можно обнаружить существующую закономерность. Известно, что в дальнейшем ряд его последователей, сделав более или менее точный прибор, не получили той закономерности, которую получил Кулон.
Но есть и вторая сторона этого дела. Прибор Кулона всё же был достаточно грубым. Так вот, благодаря именно этому большое количество дополнительных закономерностей не смогли закрыть основную – и он достиг результата. Мы не знаем, случайно это получилось или нет, но смысл «принципа Кулона» заключается в том, что стремясь обнаружить ту или иную закономерность, следует иметь достаточную точность. Её превышение может привести к тому, что искомая закономерность не будет обнаружена из-за маскирующих её «шумов».
Природа и демографияДля всех видов на Земле действует общий экологический закон: при благоприятных условиях внешней среды идёт быстрый рост численности популяций, пока влияние ёмкости среды обитания не положит этому предел. С другой стороны, избыточная численность популяции обедняет и разрушает среду обитания.
Ёмкость среды следует отличать от такого понятия, как ресурс. Если второе определяет, сколько вообще может среда прокормить особей, то первое учитывает не только, как много особей может прокормить среда сейчас, а и то, сможет ли она после этого восстановиться. Ясно, что ёмкость среды меньше, чем её ресурс. Поэтому численность может превысить ёмкость среды, но не может превысить максимальный ресурс. Но если ёмкость среды будет превышена, то это скажется на уровне ресурса среды: он уменьшится.
В таком случае наступает экологический кризис, в течение которого численность популяции резко снижается до уровня более низкого, чем деградировавшая ёмкость среды; это позволяет среде постепенно восстановиться, а вслед за этим обычно опять начинается рост численности популяции.
После ряда переколебаний (прохождения фаз роста и спада с уменьшающейся амплитудой) наступает период стабилизации, когда численность популяции начинает соответствовать ёмкости среды.
В целом колебания численности людей следуют общим биологическим законам, действующим в отношении всех биологических существ. Но есть и отличия. Другие живые организмы имеют, в общем-то, фиксированный уровень потребностей. А человек, как показывает его история, постоянно увеличивает потребности на своё содержание. А это значит, что не обязательно увеличивать количество людей на данной территории, чтобы достичь кризиса, – достаточно при той же численности увеличить потребление.
Вот простой пример. Некое кочевое племя находится в фазе стабилизации. При контакте с оседлой цивилизацией кочевники узнают, что у неё имеется ряд очень полезных предметов. Например, железное оружие, посуда, ткани, украшения, зерно. Надо бы купить. Но чтобы что-то купить, сначала следует что-то продать. А что? Конечно, скот. Но у них его как раз столько, сколько надо для себя, и чтобы покупать, пришлось разводить больше скота. А его количество было в фазе стабилизации со средой. Увеличили стадо, и… численность скота через некоторое время начала падать из-за исчерпания ёмкости среды! А люди-то живут со скотоводства. Значит, хочешь жить хорошо, либо уменьшай свою численность, либо расширяй территорию.
Но человек своей деятельностью не только подрывает ёмкость среды, но и наоборот, может увеличивать её. Ещё в XIX веке было показано, что ёмкость среды зависит от уровня экономического развития человеческого сообщества. Так, в период собирательства и охоты каждому члену сообщества нужны были огромные просторы, чтобы добыть необходимые средства к жизни. Так, например, у эскимосов на каждую сотню квадратных километров приходится всего только по два человека населения; в Амазонии на том же пространстве живёт три человека. В скотоводческом обществе та же площадь может прокормить уже значительно большее количество людей, но всё-таки очень немного. До революции в Киргизских степях на километр приходилось по одному жителю, а в Туркестане от 0,5 до 2,7 человека. При переходе к земледелию население может ещё больше увеличиваться: в благоприятных условиях может прокормиться с одного квадратного километра более 160 человек. Наконец, в период, когда население начинает получать пищу из других мест, а за это платит своими промышленными товарами, считали, что плотности населения почти нет пределов. В правильности такого мнения учёных того времени убеждало то, что целые торговые народы существовали на очень малом пространстве.
Делая вывод о тесной связи между количеством населения и степенью экономического развития, учёные прежних веков (да и нынешние) считали великим благом для страны, чтобы население в ней росло как можно быстрее. Правительства, в свою очередь, принимали (и принимают) всевозможные меры для ускорения роста населения; давали, например, премии женатым и многосемейным, устанавливали налоги для холостяков и т. д.
Но уже тогда появились и другие мнения. В последнем десятилетии XVIII века сильно вырос рабочий класс в Европе, и вместе с тем обнаружилась его крайняя необеспеченность: нищета и голод в невиданных до того размерах. Под впечатлением этих ужасов английский экономист Т. Мальтус (1766–1834) написал свою знаменитую книгу, в которой возлагал всю вину за нищету рабочего класса на него самого – на его непредусмотрительное размножение, и доказывал, что население возрастает вообще гораздо быстрее, чем увеличиваются средства существования, в силу неизбежного закона природы. Идеи Мальтуса были восприняты крупнейшими экономистами (Адамом Смитом, Ж.Б. Сэйем, Дж. Миллем и другими); Давид Рикардо включил эти положения в разработанную им теорию заработной платы.
В конце XIX века в Англии, а особенно во Франции, прирост населения значительно уменьшился или даже вовсе приостановился. Мальтузианство стало быстро терять здесь приверженцев: решили, что оно верно не для всех времён и не для всех народов.
Первая мировая война, голод и революции 1917–1922 годов дали идеям Мальтуса новую жизнь. Выдающийся экономист Джон Мэйнард Кейнс (1883–1946), проанализировав данные статистики, показал, что накануне войны в Европе наблюдались признаки перенаселения, что именно оно в конечном счёте вызвало Первую мировую войну и революцию в России. Так прав Т. Мальтус или нет?
Ещё в 1845 году П.Ф. Ферхюльст вывел уравнение, описывающее поведение численности популяции обезьян, находящихся на острове, то есть в изолированной системе, при достаточно большом времени наблюдения. Уравнение получилось нелинейным, так как в нём было учтено, что количество ресурсов ограничено. Провести полный анализ тогда было затруднительно, сегодня же его можно найти в книге профессора В.Н. Жигулёва «Динамика неустойчивости». Оказалось, что характер устойчивого состояния такой системы зависит от темпа потребления, который для животных определяется их численностью и способностью к выращиванию жизнеспособного потомства. А для человека, как мы говорили выше, помимо этого, ещё и от уровня потребностей отдельного индивида.
Когда уровень потребления очень низок по сравнению с ёмкостью среды, то увеличение численности идёт по степенному закону. А если уровень потребления начнёт расти, то возможны разные сценарии. Так, если уровень потребления остаётся достаточно низким, то популяция стремится к некоторому устойчивому состоянию, которое достигает всего две трети от максимального уровня, определяемого возможным ресурсом. При дальнейшем увеличении уровня потребления система приобретает циклическое поведение. Это означает, что устойчива не какая-то конкретная численность, а в разные моменты времени разные численности из некоторого диапазона значений.
И наконец, есть предельные значения потребления, достигнув которые система становится непредсказуемой. Она переходит к хаосу.
Биосфера, как сумма всех видов на Земле, много сильнее любого из них, поэтому она всегда рано или поздно стабилизирует численность любого вида или сократит её до приемлемого для других уровня. Ведь возрастая численно, вид усиливает своё давление на среду обитания, экосистему и биосферу.
Правда, человек может перейти от одного типа хозяйствования к другому. При этом уровень ресурса для данного народа (совершившего такой переход) изменяется – как правило, увеличивается.
В истории человечества можно выделить четыре таких перехода, качественно изменивших ресурсные запасы для людей. Первый, это переход от собирательства к охоте. Второй, это переход от охоты к скотоводству. Третий, это переход от скотоводства (или напрямую от собирательства) к земледелию. И, наконец, последний – переход к промышленному производству.
Биосфера воздействует на слишком размножившуюся популяцию двумя способами. Первый имеет сигнальный характер, второй – ультимативный. Регуляция первым способом была понята биологами еще в XIX веке; она хорошо известна и демографам.
Рассмотрим, что это такое.
Численность любой популяции ограничивается не абы каким фактором среды, а тем из них, который оказался в минимуме. Это может быть пища, но могут быть и места размножения или пригодные для жизни незанятые участки. Эти условия различны в разных местах, а в одном месте меняются с течением времени. Поэтому биологическая ёмкость среды обитания непостоянна.
Популяция имеет много каналов, по которым получает информацию о том, какова ёмкость в данный момент, и может реагировать на полученные сведения изменением своей плотности. Причём многие виды животных реагируют на свою плотность непосредственно, оценивая её по частоте контактов с другими особями и их характеру.
Главное в таких природных механизмах – изменением поведения усилить воздействие вторичных факторов, то есть среды.
В природе есть виды, которые заблаговременно снижают свою численность, получив сигналы о том, что она приближается к пределу. Нечто подобное есть и у людей. Так, у ряда народов Востока, чтобы создать семью, жених платит выкуп за свою невесту. А если ресурсы среды на исходе, то далеко не все из членов сообщества в состоянии собрать необходимую сумму. Нет денег – выпадаешь из процесса продолжения рода.
Важно также и то, что при общении каждая особь стремится занять по отношению к другим более высокое, доминантное положение. Выяснение отношений приводит к самоорганизации группы в иерархическую пирамиду с доминантами наверху. У обладающих агрессивностью видов при увеличении плотности популяции или уменьшении ёмкости среды агрессивные стычки усиливаются опережающим темпом и служат важным сигналом о неблагополучии.
При высокой плотности у животных отключаются врождённые программы, запрещающие посягать на то, что принадлежит другим. Агрессивные особи начинают нарушать границы участков соседей, отнимать пищу, гнёзда, норы. Подавленные особи отнять ничего не могут, но пытаются похитить незаметно.
Это можно наблюдать на платформах пригородных поездов в поведении голубей и воробьев. Пассажиры обычно подкармливают крошками голубей. Но стоит какому-нибудь голубю зазеваться, как у него тут же утаскивает крошку воробей, хотя вокруг есть и другие крошки. Но сородичи не дадут «счастливчику» спокойно улететь с добычей. Поднимается страшный гвалт, все взлетают и гоняются за добытчиком, пока кто-нибудь не отнимет. Тогда начинают погоню уже за ним, и всё повторяется. Комфортность, качество жизни популяции в результате такого изменения поведения падает быстрее, чем растёт её плотность.
Такое поведение проявляется и у людей в форме массового распространения грабежей, мелкого воровства, отказа от продуктивного труда, изъятия продуктов труда у тех, кто сохраняет к нему способность, и бессмысленного дележа отнятого на крохи.
Итак, снижение качества жизни, усиливая агрессивность и иерархичность, приводит популяцию животных к расслоению на доминантов, сохраняющих для себя хорошие условия питания, и остальных, сильно обделённых в пище.
Причём здесь имеется одна особенность. Её можно проиллюстрировать, например, поведением зимой синиц за окном, в кормушке. Доминант не подпускает подчинённых птиц к кормушке, прячет корм в щели. Но иногда он как бы купается в корме, разбрасывая его из кормушки крыльями! Так вот это – самое интересное в его поведении. Он как доминант даёт возможность аутсайдерам поучаствовать в дележе. Подобно ведёт себя и вожак волчьей стаи: он разрывает жертву и разбрасывает куски по сторонам, кидая их себе за спину, всем остальным. Возможно, таким образом поддерживаются средние особи и ущемляются возможные конкуренты.
При большой численности теряется осторожность. С помощью кольцевания обнаружили, что в период высокой плотности утки больше гибнут от самых случайных причин: от хищников, охотников, столкновения с проводами и т. п. У людей утрата осторожности при нарастающем неблагополучии наиболее наглядно проявляется в форме бунтов, когда они вдруг теряют страх перед властью, полицией, толпами идут навстречу пулям и смерти.
Надо отметить, что человек не просто вид с агрессивным поведением, а один из самых агрессивных видов. При ухудшении своего положения он сразу начинает искать причину этого ухудшения. Такое ощущение опережает действительный рост плотности, выступает как предваряющий сигнал.
В благополучной обстановке люди обычно относятся к «чужим» мирно, часто проявляют интерес, а иногда и симпатии, гостеприимство. Но как только собирается группа в условиях ограниченного ресурса, – например, в армии или тюрьме, то они тотчас разделятся на «своих» и «чужих» по расам и национальностям, по языку или религии, по классам, профессиям, взглядам…
Часть популяции попадает в состояние стресса и неврозов. Такие долго не живут и чаще всего не размножаются. У подавленной части популяции резко снижается забота о собственной гигиене и сохранении в чистоте мест обитания. У тех же голубей на платформе, зимой, на одном и том же месте кормятся доминантные красавцы с ухоженным оперением и грязные, озябшие, растрёпанные птицы. Голубю нужно всего один час в день, чтобы содержать оперение в порядке. Неужели эти несчастные его не имеют? Нет, время есть, но желание пропало.
У людей при скученности и недостатке пищи тоже появляется большое количество опустившихся личностей. На них плодятся вши, разносящие в популяции многие заразные болезни. За время Первой мировой войны они унесли больше человеческих жизней, чем оружие.
Человеку свойственно создавать самые сложные иерархические структуры – от банды до государства. Они самоорганизуются, стоит дать волю инстинктивным программам. Иначе говоря, чтобы эти структуры самоорганизовались и подмяли под себя всю популяцию, нужно лишь позволить человеку проявить свои инстинкты. Человек-то становится человеком только потому, что способен научиться подавлять (подчинять, разуму) свои инстинкты. А вот сегодня в нашем государстве идёт процесс «оскотинивания» граждан: прямо проповедуются насилие и асоциальное поведение, что способствует как раз проявлению животных инстинктов.
Ещё один механизм сокращения численности можно назвать «походным». Оказалось, что у поколений, находящихся в стрессовом состоянии (из-за ресурсных ограничений), родятся потомки, у которых реализуется удивительная «походная» программа. Они утрачивают территориальность, они собираются вместе, их стаи растут, достигают огромных размеров и начинают куда-нибудь двигаться.
Пример такого поведения можно наблюдать у саранчи. В благоприятных условиях она живёт по территориальному принципу, когда каждый самец охраняет свой участок. Но если плотность популяции стала слишком высокой и чужие самцы часто вторгаются на территорию, саранча откладывает яйца, из которых выйдет «походное» потомство. Стаи «походной» саранчи покидают территорию популяции, вторгаются в другие области, часто непригодные для жизни, и в конце концов погибают.
Цель такого поведения – выбросить за пределы испытывающей перенаселение популяции избыточное молодое поколение. Участники нашествия становятся как бы бесстрашными, не боятся погибать, особенно коллективно. (Не есть ли это причина той пассионарности, следы которой находил Л.Н. Гумилёв в истории разных народов?)
У людей повышение плотности принимает несколько форм, но самая мощная из них – урбанизация, собирание в городах. Достойно удивления, что в гигантских городах (в отличие от маленьких) у многих народов плодовитость горожан во втором поколении падает настолько, что не обеспечивает воспроизводство. Возможно, урбанизация есть наиболее простой, естественный и относительно безболезненный путь снижения рождаемости и численности людей. Здесь возникают как бы демографические «чёрные дыры».
Конечно же, люди стали селиться в городах не потому, что они решили так бороться с переселением. Просто, как только человек стал селиться в городах, где плотность населения увеличилась, включились природные программы, в том числе и увеличение агрессивности.
Тут уместно вспомнить, что безудержный рост городов ныне происходит не в индустриальных странах с низкой рождаемостью, а в странах Азии, Африки и Латинской Америки, для которых характерна высокая рождаемость. И во многих из этих стран стекающиеся в города-гиганты люди совсем не обязательно «находят себя», а часто просто влачат бессмысленное существование.
Вот так разумно устроен мир! Плотность населения в городах, как считали в XIX веке, может расти почти безгранично. Но при этом, чем бы люди ни считали города, каких бы идей об их возникновении ни придумывали, попутно урбанизация срабатывает как регулирующий демографический фактор.
Весь описанный комплекс изменения поведения преследует одну цель – ещё до достижения избыточной численности расслоить популяцию на тех, кто выживет, и тех, кто жить не будет. Как и многие биологические механизмы и эти действуют, минуя наше сознание или трансформируясь в нём неверно.
Всякий живой вид приспосабливается к определённому типу пищи. Если данный вид животных чрезмерно поглощает свои излюбленные виды растений или животных, их численность снижается. Запасы в природе не успевают возобновляться, и количество пищи сокращается. Например, если на одном и том же месте возделывать один и тот же вид растения, то последний, выбирая из почвы необходимые питательные вещества, истощает её. Урожайность падает. Или, например, первобытные охотники на крупных животных очень быстро истощали охотничьи угодья. И сейчас постоянно выходят из использования, опустыниваются, засоляются или сдуваются ветром пашни, выбиваются пастбища.
С исчезновением лучших объектов питания вид переключается на иные. Но к ним он менее приспособлен физиологически, поэтому качество питания ухудшается. Исходная, естественная пища человека как вида-собирателя была весьма разнообразной: съедобные корневища, плоды, орехи, насекомые, моллюски, мелкие позвоночные животные, изредка более крупные. Поэтому в пределах полноценного по содержанию белков и витаминов питания человек может сильно менять свой рацион: у эскимосов пища в основном животного происхождения, а у некоторых племён в Индии – в основном растительного. Но если рацион обедняется витаминами или протеином, как у голодающих народов, если в хлеб начинают подмешивать траву и кору, здоровье людей подрывается, причём в первую очередь детей.
Нехватка полноценной пищи и переход к неполноценному питанию нарушают энергетический баланс. С пищей поступает меньше энергии, чем нужно организму для того, чтобы её добыть и усвоить. В результате активность поиска пищи снижается. Этот эффект очень силён в недоедающих популяциях человека. Безынициативность, апатия, подавленность, охватывающие недоедающие популяции, настолько усиливают распространение голода и так затрудняют борьбу с ним, что оказываются губительнее самого голода.
