Текст книги "Шалава"

Автор книги: Дмитрий Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Дмитрий Щербаков
Шалава

Глава 1

В этот вечер Инга опять вернулась домой с подарками. Легкая летняя куртка из натуральной кожи – вещь очень красивая, сверхмодная и, естественно, безумно дорогая, а также изящные золотые серьги – простенькие, но с настоящими бриллиантами, правда, небольшими… Придя с работы, Сашка застал жену примеряющей обновки. Распахнув дверцы старинного платяного шкафа, она вертелась перед огромным зеркалом, встроенным в одну из них, и откровенно любовалась собой. Впрочем, ей было чем любоваться.

– Ты опять!.. – громко застонал Сашка, увидев картину, ставшую за последние недели почти привычной. – Откуда?! Откуда это все?!

– Семен подарил. – холодно, едва ли не вызывающе ответила Инга. – А тебе что, жалко?

– Снова Семен… – Таранов тяжело опустился в кресло. – Прошлый раз французское белье, словно ты его любовница… Ты хоть понимаешь, что принимать такие подарки от чужого человека неприлично?!

– Не вижу в этом ничего неприличного! – отчеканила Инга. – Я за ним ухаживала, как за младенцем, переодевала, судно ему подносила, видела всего с ног до головы. Почему же он теперь не может подарить мне прелестные трусики и лифчик? Подумаешь!

– Да такие подарки дарят только шлюхам! – возмущенно выкрикнул Сашка. – Намекая на определенные отношения! Добиваясь подобных отношений! Ты что, шлюха?!

– Повторяешься, милый! Ты все это уже говорил, – отрезала Инга. – И я тебе объясняла, что я думаю по этому поводу! Хватит!

– Хорошо, но сегодня?! – Таранов завелся. – Ты знаешь, сколько стоит такая куртка?! А такие серьги?! Да на них трех моих зарплат не хватит! Понимаешь ты, трех зарплат!

– Зарабатывай больше! – бросила Инга презрительно.

Окончивший когда-то филологический факультет МГУ, Сашка – специалист по русской поэзии – теперь служил дворником. Влюбленный в волшебную музыку стихов, раньше Сашка верил: только с их помощью людей можно сделать добрее и чище. Именно эта наивная юношеская вера определила для Таранова выбор профессии. Друзья тогда подсмеивались над Сашкой: поступил на «факультет невест», как величали в те времена филфак. Впрочем, смеяться вскоре перестали. Таранов всегда был романтиком, что на языке обыденной жизни означало «чудак».

Сашка защитил диплом, поступил в вечернюю аспирантуру. Преподавал у себя же на кафедре и одновременно писал диссертацию по творчеству лишь недавно разрешенного властью замечательного поэта Гумилева. Не спешил: тема казалась слишком важной, а будущее – незыблемым и предсказуемым на много лет вперед. Торопиться вроде бы не имело смысла.

Этот период жизни Таранова омрачила смерть родителей. Сашка был поздним ребенком, и родители его, люди немолодые, умерли один за другим. Отца убил инфаркт: очень уж болезненно старик воспринимал все, что принесла в Россию перестройка. Мать пережила мужа лишь на полгода: ее прикончила печаль.

Сашка остался единственным хозяином большой трехкомнатной квартиры в центре Москвы, доставшейся семье Тарановых от Сашкиного деда, крупного ученого-оборонщика. Отныне Таранов-младший мог распоряжаться ею по своему усмотрению. И он распорядился: женившись, прописал у себя Ингу – тогда еще студентку медицинского института, приехавшую из Ялты учиться…

Но молодоженам не довелось долго наслаждаться беспечным семейным счастьем. Завертелась безумная рулетка инфляции. Вскоре Сашкиной преподавательской зарплаты не стало хватать не только на жизнь, но даже на сигареты. Но самым худшим было другое. Таранов постепенно терял веру в окружающих. Он начал понимать: человеческую природу не переделаешь ни стихами, ни чем-либо иным. Люди всегда останутся алчной, подлой, своекорыстной скотиной. Недаром его сограждане так охотно променяли привычный социалистический порядок на возможность спекулировать, обворовывать друг друга и наживаться за чужой счет. Пускай по-настоящему обогатиться удается лишь единицам, но каждый жлоб лелеет в душе надежду, что именно ему когда-нибудь волшебно повезет.

Поэтому истинная поэзия, истинная литература, истинная музыка – вообще любое истинное искусство, способное возвысить сознание масс, становится помехой для новых хозяев жизни. И оболваненное население, уже почти переставшее быть народом, воет от восторга, слушая слюнявые мотивчики бездарной эстрадной попсы, или роняет слезы, наблюдая день за днем, как «плачут богатые». Псевдокультура пробуждает в людях самые примитивные, животные инстинкты. А однажды разбуженные, эти инстинкты овладевают человеком навсегда.

Осознав это, Сашка понял – цель его жизни эфемерна, попросту говоря, недостижима. Никогда люди не предпочтут духовные ценности наживе, золотой телец всегда будет главным идолом человечества. Таранов бросил докторскую диссертацию, которую начал писать после защиты кандидатской, уволился с кафедры и устроился дворником. Наверное, именно тогда из всеми уважаемого Александра Васильевича, преподавателя, почти профессора, он превратился в Сашку – такое имя более соответствовало его новому статусу. Заниматься далее поэзией ему казалось бессмысленным. Однако иного смысла жизни он тоже не нашел. Лишь любовь к Инге – болезненная, трепетная, бережно лелеемая страсть – составляла теперь единственную основу его существования. Но и эта основа последнее время трещала по швам.

– Где я могу заработать больше?! – закричал Сашка в ответ на выпад жены. – Ты же знаешь, три участка обслуживаю! Работаю, как ломовая лошадь! И не так уж мало получаю! Многие сейчас и такого заработка лишены! Откуда я могу взять еще денег?! Что же мне, грабить идти?!

– Иди грабь, – холодно посоветовала Инга. – Если сможешь. Только ты ведь не сможешь, ты лопух. Чтобы грабить, нужно быть мужчиной.

– А я не мужчина?!

– Ты сопливый идеалист.

– Чтобы грабить, нужно быть бандитом, а не мужчиной!!!

– Пусть так. Мне все равно, как это называется. Но я знаю, чего я хочу. Я хочу носить вот такие вещи. – Она провела ладонью по рукаву кожаной куртки. – И иметь возможность приобретать их. Если же ты не в состоянии обеспечить мне возможность иметь достаточно денег, то по крайней мере не возникай, когда я получаю подарки!

– Да тебя элементарно покупают, понимаешь ты это?! – отчаянно воскликнул Сашка. – Покупают, как проститутку! Сегодня твой Семен дарит тебе подобные подарки, а завтра предъявит счет! Скажет: принимала мои подарки? Пришло время платить! Раз принимала, значит, ложись! Вот что будет завтра!

– Завтра Семен выписывается из нашей больницы. К сожалению… – грустно ответила Инга. – Так что подарков больше не будет. Спи спокойно, Сашенька, никто не уложит твою жену.

– Ты так говоришь, словно жалеешь об этом! – взвился Сашка.

– Может, и жалею! – Инга вызывающе тряхнула головой. – Видишь ли, обидно быть замужем за тряпкой! Особенно когда вдруг встречаешь настоящего мужика и убеждаешься, что они еще водятся на свете!

– Это Семен настоящий мужик?!

– Хотя бы и Семен! Уж он-то не ждет ни от кого подачек! Сам берет от жизни все, что ему нужно!

– Твой Семен – обычный бандит и подонок!

– Семен – сильный человек и не трус! Он доказал свое право на достойное человеческое существование! И имеет столько, сколько тебе даже не снилось, Сашенька! Ты просто завидуешь!

– Ага! Жлобы всегда считают, что им все завидуют! Их тупые мозги не способны сообразить, что на свете есть нечто более важное, чем их вонючие иномарки.

– Если ты такой умный, почему же ты такой бедный? – отпарировала Инга.

– Да не стремлюсь я к богатству! И требую, чтобы ты завтра же вернула Семену все его подарки!

– Хрен тебе, Сашенька! Знаешь, кто ты?! Ты жалкий слизняк! Именно такие, как ты, выдумали всякие идиотские «духовные радости» и забавляются ими! Утешаются, уроды! Мы, мол, выше всяких мирских соблазнов. Нам, мол, ни к чему дворцы, нас устроят и хижины! А сами тайком исходят завистью! И «духовные радости» свои высосали из пальца только для того, чтобы оправдать собственную трусость, слабость и неспособность нормально заработать! Ах, ах, ах, аристократы духа! Ах, ах, ах, бессребренники! Да вы живете в хижинах лишь потому, что не можете заполучить дворцы! Рады бы, да не можете! И успокаиваете себя вашими дурацкими выдумками! А стоит поманить любого из вас настоящими деньгами – побежите, аж пятки засверкают! Знаю я вас! Черви навозные!

– Врешь, дрянь! Господи! Какая же ты дрянь! – Сашка вскочил с кресла и выбежал из комнаты.

Спустя полчаса, когда Инга немного успокоилась, она поняла, что хватила через край. В конце концов, Сашка единственный, кто есть у нее в этом городе. И худо-бедно содержит ее – собственной Ингиной зарплаты хватает только на шпильки. Родная Ялта теперь заграница… Да и не собиралась Инга уезжать из Москвы. Здесь столько возможностей… Короче, надо мириться с мужем, решила она.

Сашка, пригорюнившись, сидел у окна. Когда Инга вошла, он даже не обернулся. Она приблизилась, погладила его ладонью по волосам. Он тряхнул головой, желая сбросить ее руку. Но она руки не убрала.

– Прости меня, малыш! – проронила Инга проникновенно. – Завелась я, вспылила. Наговорила черт знает чего… прости! Но ты тоже должен меня понять! Когда ты потребовал, чтобы я вернула подарки, у меня просто в глазах потемнело! Я ведь знаю, что таких вещей мне никогда не купить. Вот и психанула. Извини за резкие слова. Крыша поехала… Так надоела бедность! Сколько лет прошло с тех пор, как ты уволился с кафедры, а никакого облегчения не предвидится. Впереди только сплошная нищета, беспросветность… Сорвалась я. Прости!

– Не любишь ты меня, – произнес Сашка горько.

– Да что ты, Сашенька?! Ты у меня самый любимый, самый дорогой человек. Кого же мне и любить-то, как не тебя?! – притворно возмутилась Инга.

– Не верю… – вздохнул Сашка. Впрочем, твердости в его голосе не было.

– Не веришь? Хочешь, докажу? – рассмеялась Инга.

Она забралась к нему на колени, обняла за шею и начала целовать в губы. Сначала Сашка отворачивался, потом, сломленный упорством жены, отворачиваться перестал и мало-помалу стал отвечать на ее поцелуи. Дыхание обоих супругов участилось.

– Отнеси меня в спальню… – жарко прошептала Инга.

Постель всегда примиряла их. Инга знала силу своей женской привлекательности, знала, насколько дорога и желанна Сашке. Она неизменно этим пользовалась, тем более что сама обожала секс. Сочетая приятное с полезным, Инга добивалась от мужа всего, чего хотела. После мгновений страсти, умиротворенный, счастливый Сашка готов был выполнить любое ее желание. И уж конечно, он разрешит ей оставить себе полученные от Семена подарки…

Глава 2

Таранов и Инга познакомились случайно, в университетском общежитии. Сашка зашел туда навестить питерских коллег – тоже аспирантов-литературоведов, приехавших посмотреть кое-какие архивные материалы, имевшиеся только в Москве. Парней разместили в общаге, и Таранов, чья тема диссертации совпадала с их темами, принял приглашение зайти к ребятам вечерком, чтобы в неформальной обстановке обсудить животрепещущие проблемы поэзии. Тогда как раз было время разгула горбачевского «сухого закона», так что спиртное продавалось свободно только у спекулянтов. Но оба питерца не скаредничали, и Таранов от них не отставал. Закупив выпивки, мужики вольготно расселись за небольшим студенческим столом и тотчас затеяли жаркую дискуссию о судьбах русской литературы. Водка лилась рекой. Минуты, складываясь в часы, летели незаметно.

Когда пьянка была в самом разгаре, один из питерцев, Антон, предложил:

– Ребята, может, девчонок позовем? Здесь, через комнату от нас, такие две девчонки живут… Первокурсницы. В смысле, на второй перешли. Я с одной познакомился, с Маринкой. Баба – класс. И подруга ее не хуже. Сходит, навестим?

– Две? – скривился Кирилл, его коллега. – Нас же трое.

– А к ним время от времени наведывается какая-то третья девица. Я вчера обратил внимание. – отозвался Антон. – Кажется, она и сегодня там. Так пойдем?

– Пошли! – решил Сашка. – Пусть девчонок только две, все равно позовем. Присутствие дамы скрашивает любую мужскую компанию, даже если женщина всего одна!

Парни вышли из номера, немного прошли по коридору и постучали в дверь с цифрой «30».

– Да-да! – откликнулся девичий голос.

– Девчонки, это я, Антон! – крикнул приезжий. – Я с друзьями! Можно войти?

– Подождите, мы не одеты! – раздался возбужденный веселый визг.

Парням пришлось подождать минут десять, прежде чем им предложили:

– Войдите!

Антон толкнул дверь и вступил в комнату. За ним двинулся Кирилл. Сашка зашел последним.

– Привет, девчонки! – поздоровался Антон, едва переступив порог комнаты. – А где ваша третья подруга?

– Инга в гости зашла, ненадолго, – пояснила одна из девушек, Марина. – Здесь она, скоро вернется. А чего?

– Да мы с друзьями вот тоже хотим вас в гости позвать, – смущенно произнес Антон. – У нас есть выпивка, еда всякая, музыка… Только нас трое, поэтому хотелось бы, чтобы ваша Инга присоединилась к нам. А то один из нас останется без партнерши по танцам. Ой! – спохватился Антон. – Совсем забыл, извините, девчонки… Может, вы заняты, и вам не до нас? Тогда давайте отложим до другого раза, хотя обидно, мы так хорошо сидим, лишь вашего общества не хватает…

– Нет, мы не заняты! – улыбнулась Марина. – Но познакомь нас со своими друзьями, Антон!

– Вот это Кирилл, вместе со мной приехал из Питера, – Антон вытащил приятеля из-за своей спины и подтолкнул на середину комнаты. – А третий в нашей славной компании – Саша Таранов, московский коллега-литературовед. Сань, покажись милым дамам!

Сашка протиснулся между ребятами, взглянул на девченок… и обомлел. Одну из двух студенток он знал. Это была Люба Златникова, занимавшаяся в семинарской группе, которой Таранов преподавал поэзию «серебряного века».

– Моя подруга Любовь! – представила между тем Марина девушку.

– Здравствуйте, Александр Васильевич! – открыто и чуть насмешливо улыбнулась Люба Таранову. – Вот мы с вами и встретились… вне аудитории!

Сашка давно чувствовал, что Златникова к нему неравнодушна. С самого начала занятий Люба проявляла повышенный интерес к предмету Таранова, часто оставалась после семинаров, просила объяснить отдельные отрывки изучаемых стихов. Но объяснений почти не слушала, ибо – Сашка был уверен – сама отлично разбиралась во всем. Она вообще прекрасно знала и понимала произведения символистов, футуристов, акмеистов, имажинистов – короче, всех представителей многочисленных поэтических течений начала века. А задерживалась в аудитории исключительно ради Таранова, в этом он не сомневался: уж очень затейливые вопросы выдумывала девчонка, уж очень пожирала взглядом Сашку, растолковывающего ей элементарные, казалось бы, вещи. И глаза Любы горели при этом так…

Златникова была девушкой не особенно яркой внешне, но исключительно женственной и милой, можно сказать, красивой, хотя разглядеть такую красоту дано не каждому. К тому же Люба обладала идеальной фигурой – с точки зрения тех мужчин, которым нравятся женщины тоненькие, гибкие и хрупкие. А Сашке нравились именно такие. Но сделать шаг навстречу чувству девчонки Таранов не мог. Во-первых, он считал ее слишком незрелой, неоперившейся, и ее влюбленность относил к разряду детской дури.

Это неудивительно: как часто мы, не успев прожить на земле и четверти века, уже числим себя матерыми волками, все на свете знающими и понимающими, и нередко проходим мимо чего-то настоящего, даже не заметив его из-за своей щенячьей спеси! Так было и с Сашкой: он не доверял порыву Любы. А во-вторых, Таранов в любом случае не мог позволить себе интимной связи с собственной студенткой. Слишком по-другому его воспитывали, слишком щепетильным характером он обладал, чтобы пойти на подобный конфуз.

И теперь Сашка чувствовал, что здорово смущен.

– Так вы знакомы? – обернулся к нему Антон.

– Моя студентка, – пробормотал Таранов. – Здравствуйте, Люба.

– Маринка! – окликнула Златникова подругу. – Ты готова к великолепной интеллектуальной вечеринке? Как твои мозги – шевелятся? Александр Васильевич у нас человек особый, с таким не забалуешь!О тряпках с ним лучше не говорить – сама себе дурой покажешься! Думаю, и друзья у него под стать, верно, мальчики? Надеюсь, мы повеселимся на самый возвышенный лад! Да, Александр Васильевич?

– Ребята, я домой пойду, пожалуй... – обратился Сашка к питерцам. – Негоже мне пьянствовать со своей студенткой.

– Да что вы, Александр Васильевич?! – Люба встала, подошла к Таранову вплотную, глядя на него вроде бы иронично, но на самом деле почти умоляюще. – Останьтесь, пожалуйста! Я никому не скажу! А Маринка вообще с другого факультета, да и не проболтается она! Если же проболтается – я ей такое устрою! – Люба угрожающе смерила взглядом подругу. Та поежилась. – А если вы не останетесь – я тоже никуда не пойду! – безапелляционно закончила Златникова.

– Действительно, брось ты, Саш! – взмолился Антон. – В конце концов, ты только аспирант, а не профессор! Посидим, выпьем, потанцуем... Или мы не люди?!

– Нет, я все же, пожалуй, отваливаю... – забормотал Сашка. – Тем более я третий лишний...

– И вовсе не лишний! – горячо возразила Люба.

Тут дверь комнаты отворилась, и внутрь влетела еще одна девушка. Едва увидев ее, Таранов раздумал уходить. Она была необычно хороша: сложенная, как Люба, но с таким красивым, точеным, завораживающим лицом, что дух захватывало.

– Где моя сумка, девки?! – воскликнула вновь прибывшая, сверкая огромными карими, чуть ли не черными глазами и кривя восхитительные коралловые, чувственные губы. – Я сматываюсь!

– Вот и Ингуля примчалась! – недобро улыбнулась Люба. – Что случилось, Ингочка? Опять влипла?

– Влипла, влипла, – отозвалась Инга нетерпеливо. – Так сумка моя где? Мне надо срочно линять!

– Вон, в углу твоя сумка, – кивнула Златникова. – Вечно швыряешь ее где попало.

Инга торопливо схватила сумку и устремилась к выходу.

– Может, останетесь, девушка? – неожиданно для себя преградил ей путь Таранов. – Мы тут вечеринку затеваем, посидим, выпьем, музыку послушаем... – словно процитировал он недавнюю фразу Антона.

– Я уже насиделась! Некогда мне! – недовольно бросила Инга. – Пустите, ребята, я спешу! – Она решительно отодвинула его в сторону и выскочила вон.

– Ишь, гордая... – как бы про себя произнесла Люба и добавила беззвучно и зло: – Шалава...

Последнее высказывание девушки никто не услышал.

– По-моему, вы недолюбливаете свою подругу. За что? – спросил Сашка.

– А, это наши дела... Есть за что! – отрезала Златникова. – Если б мы с первого класса не учились вместе...

И вдруг, перебивая Любу, из коридора донеслись визгливые девичьи крики, перемежающиеся мужской гортанной нерусской бранью, смешанной с сугубо русским отборным матом.

Сашка сам не помнил, как оказался за дверью. Будто некая таинственная сила вынесла его. Женский голос он узнал. Это был голос Инги, и Таранов рванулся к ней на помощь.

Ингу, схватив обеими руками за плечи, яростно тряс какой-то кавказец. Он свирепо ругался. Девчонка верещала и пыталась огреть джигита сумкой.Однако это ей не удавалось.

Сашка мгновенно оказался рядом, схватил горца за кисти рук и, резко оторвав его от Инги, оттолкнул. Девушка быстро спряталась за спину неожиданного спасителя.

– Что случилось? – громовым командным голосом вопросил Таранов.

– Телка сперла у меня деньги! Сперла и не отработала! Отдавай деньги, сука! Проститутка! – выкрикнул джигит.

– Это правда? – полуобернулся к Инге Сашка.

– Врет он! Врет! – истерично взвизгнула Инга. – В гости я к нему зашла сдуру, а они втроем хотели меня трахнуть! Да не вышло! Вот он деньги и выдумал! Сволочь!

Джигит, видимо, принимал Таранова за официальное лицо – представителя администрации общежития или бойца комсомольского оперативного отряда. Поэтому сдерживал темперамент.

– Обыщи ее, дорогой1 – заорал он. – У нее триста рублей! Я ей дал! Пусть возвращает, раз не отработала!

– Нет у меня его денег! – опять взвизгнула Инга.

– Обыщи ее, обыщи! – настаивал кавказец.

– Ну, обыскивать я не имею права, я не милиция, – возразил Таранов. – Инга, скажи, у тебя есть триста рублей?

– Есть! Но это мои деньги! Мне мама прислала из Ялты! У меня и квитанция имеется! Вот! – Она потрясла серенькой бумажкой, неизвестно откуда вытащив ее. – Вчера только перевод получила!

Триста рублей по тем временам являлись огромной суммой. Так что дело было серьезное.

– Извини, друг! – развел руками Таранов, обращаясь к горцу.

– Ты не милиция? А кто? – агрессивно спросил тот.

– Я знакомый этой девушки, – пояснил Сашка.

– Одна шайка! – взвыл джигит.

– Да пошел ты! Свинья черножопая! – завопила Инга торжествующе.

Кавказец ринулся вперед, занося кулак.

В школе Сашка занимался боксом. Потом бросил секцию, хотя тренер пророчил ему блестящее спортивное будущее. Но Таранов считал, что постоянные удары по голове отнюдь не содействуют развитию интеллекта и предпочел любимую поэзию карьере боксера.

Однако ни навыков, ни физической формы не растратил. Дома он постоянно отжимался от пола и колотил специально купленную боксерскую грушу, небольшую, но тяжелую, повесив ее в дверном проеме одной из комнат. Еще Таранов владел парой-тройкой самых простых и безотказных приемов боевого самбо. Проще говоря, постоять за себя Сашка умел – по крайней мере, на дворовом уровне.

Он встретил джигита прямым правой. Горец качнулся назад. Таранов прыгнул к нему, врезал левой и еще раз правой. Кавказца швырнуло на стену коридора. Сашка снова подскочил, схватил противника за грудки, рванул и ловкой подсечкой сбил с ног. Тот упал грузно, тяжело, неловко и, видимо, сильно ушибся. Таранов отступил.

– Иди, позови ребят! – приказал он Инге, несколько недоумевая, почему питерцы до сих пор не пришли на помощь.

Однако его недоумение тотчас же разрешилось. Из номера вывалились Кирилл и Антон. На них, вцепившись намертво, висела Маринка.

– Не лезьте, ребята, не лезьте! – причитала девчонка. – Пусть сама разбирается со своими проблемами! Не лезьте!

– Но ведь Саша уже влез! – возмутилась появившаяся последней Люба.

– Просто я не успела его остановить! – застонала Марина отчаянно.

Инга, слышавшая все это, злобно фыркнула.

Таранов понял, почему парни не вышли раньше: Марина помешала. А он уж решил – трусят... Слава богу, ошибся! Интересно, за какие грехи обе подруги так не любят Ингу? Завидуют, что ли, ее красоте?

Впрочем, додумать Сашка не успел. Из другого конца коридора на выручку поверженному соплеменнику неслись кавказцы. Шесть человек. Таранов мгновенно сообразил: пытаться объясниться с ними бессмысленно. Можно только драться.

Валявшийся на полу джигит, чуть оклемавшись, уже поднимался на ноги. Дополнительный противник, отметил Сашка, надо его сразу вырубить. Не мешкая, Таранов мощным крюком снизу вновь опрокинул горца. Минут десять отключки касатику обеспечено, удовлетворенно сказал себе он.

По обе стороны от Таранова выросли Антон и Кирилл. Джигиты приближались. Дитя семидесятых, Сашка имел приличный опыт уличных драк. Не дожидаясь, пока враги подойдут вплотную, он кинулся навстречу, одновременно согнувшись и падая на колени. Его голова угодила точно в солнечное сплетение самому здоровенному кавказцу, бежавшему впереди. Тот хрюкнул и с наскока перелетел через Сашку, ничком растянувшись на полу. Двое джигитов, мчавшихся следом, споткнулись о Таранова и тоже упали. Сашка вскочил. Перед ним, словно нарочно подставляясь, мелькнула чья-то небритая смуглая нижняя челюсть. В мозгу вспыхнули давние наставления тренера по боксу: старайся ударить в угол, в самый угол подбородка, это будет нокаут. Таранов пробил метко и четко, как бы метнув весть свой вес в цель одним броском. Нокаут.

Сзади яростно «работали» питерцы. Они успели оглушить одного из двух споткнувшихся о Сашку джигитов. Второй сумел подняться. Что касается самого здоровенного горца, получившего головой под дых, то он продолжал валяться, надсадно хрипя. Теперь противников было поровну: трое на трое.

Вдруг какофонию потасовки разорвала резкая трель милицейского свистка. Дерущиеся, будто по команде, отпрыгнули друг от друга и застыли. Милиционеры приблизились.

Стражей порядка было двое: лейтенант и сержант. Их привела Люба, сумевшая непонятным образом проскочить по коридору мимо бьющихся насмерть мужиков и выбраться на лестницу. Златниковой двигал страх за своего Александра Васильевича: они видела, как Таранов упал, и решила, что теперь его затопчут. Мысленно ругая последними словами потаскуху Ингу, Люба побежала звать милицию.

– Та-ак! – произнес лейтенант, осматривая замерших нарушителей спокойствия. – Опять лица кавказской национальности... Вот ведь повадились в Москву! Шакалье...

– Зачем нехорошо говоришь, начальник?! – возмутился один из джигитов. – Мы мирные торговцы! Фрукты привезли! А нас обокрали!

– Мирные?! – усмехнулся лейтенант. – Почему же везде, где вы, мирные, появляетесь, сразу начинаются драки, изнасилования, грабежи, убийства?! Почему, если меня вызывают куда-то, где скандал, я всегда на девяносто процентов уверен, что увижу ваши рожи?! Почему?!

– Плохо, плохо говоришь, командир, – покачал головой горец.

Распалившийся было лейтенант уже взял себя в руки.

– Всем предъявить документы! – приказал он.

– Можно, я схожу за нашими паспортами? – спросил кавказец.

– Сержант, проводи! – распорядился лейтенант.

– Мне тоже надо зайти в комнату, – подал голос Антон. – Документы там.

– Давай, —кивнул милиционер.

Антон вернулся первым, показал лейтенанту паспорта – свой и Кирилла, – а также командировочные удостоверения.

– Та-ак! – произнес лейтенант, возвращая бумаги. – А ты, парень? – обернулся он к Сашке.

Таранов вытащил университетский пропуск.

– Ага, Александр Васильевич! – сощурился мент. – Преподаватель, значит? Словесность преподаете? И не стыдно вам, культурному человеку, затевать драки в общежитии? Я понимаю – джигиты, у них глаза видят только дензнаки да женские задницы. Но вы-то? Взрослый, образованный мужчина? Как вас-то угораздило?

– Он за меня заступился! – вмешалась Инга. – Этот, – она указала на горца, которого Сашка вырубил первым и который сейчас, уже очухавшись, стоял скромно в сторонке, – пристал ко мне, принуждал к сожительству, ударил меня. Вот, смотрите! – Девушка показала свой припухший глаз – видно, горец успел-таки ей врезать. – А Саша и ребята заступились, – закончила Инга.

– Девка врет! – заорал кавказец возмущенно. – Она у меня деньги стащила, мочалка драная! Триста рублей стащила! Отдавай двести рублей назад, шалава!

– Попрошу не оскорблять! – загремел лейтенант. – А вы, девушка, скажите – брали у него триста рублей? Я ведь обыщу вас!

– Обыщи, начальник, правильно! – подхватил горец.

– Можно и не обыскивать! – заявила Инга. – Вот они, эти деньги! – Она достала пачку измятых купюр. – Но они мои! Мне их мама прислала, я только вчера получила! У меня и квиток есть, вот! – Девушка показала лейтенанту серую бумажку.

– Паспорт у вас есть? – спросил милиционер, изучая квитанцию денежного перевода. – Предъявите!

– Пожалуйста! – фыркнула Инга.

– Вы прописаны в другом общежитии, – сказал лейтенант, просмотрев паспорт. – Что делаете здесь?

– К подругам пришла! Они тоже из Ялты! Вон стоят!

– Да, да, мы ее в гости пригласили! – наперебой защебетали Люба с Мариной.

Проверив и их документы, лейтенант обернулся к «обворованному» кавказцу.

– Что-то не складывается у тебя, джигит! Деньги-то – девкины!

– Мои деньги! – брякнул горец упрямо и зло. – Она их стащила! Земляки могут подтвердить!

– Твои земляки что хошь тебе подтвердят! – резко оборвал его лейтенант. – Ладно, в отделении разберемся. Драка, хулиганство, попытка изнасилования... Разберемся! Вы, ребята, – обратился он к Сашке и ленинградцам, – тоже пройдете с нами. И девушки.

– Браток, отпустил бы ты нас, – попросил Сашка. Он был почти ровесником лейтенанта и счел возможным обратиться к нему запросто.

– Отпустить? – Милиционер хмыкнул. – А ты взгляни, как вы джигитам хари попортили! Они вполне могут написать заявление об избиении! А это минимум пятнадцать суток! Да еще вот товарищ утверждает, что девушка обокрала его. А она – что он пытался изнасиловать и ударил. Тут статьей пахнет и не одной!

Вернулся сержант, сопровождавший горца, ходившего за документами. Он протянул лейтенанту семь паспортов. Тот бегло ознакомился с ними.

– Та-ак! – протянул лейтенант по привычке. – А вы, джигиты, еще и не имеете временной московской прописки. Нарушение паспортного режима. Ох, ребятки, не завидую я вам!

Пока он говорил, Инга отозвала в сторону кавказца, обвинявшего ее в краже. Люба слышала, как подруга сказала горцу:

– Слушай, кацо, или как там тебя... Сейчас мы пойдем в отделение, я повешу на тебя статью об изнасиловании. Проведем экспертизу, мне поверят. Свидетелей нет, мы были в комнате одни... А мои подруги, да и парни подтвердят, какая я встрепанная и испуганная влетела к ним в комнату, как хотела побыстрей убежать отсюда. И сидеть тебе лет восемь. Хочешь?

– Сука! – прошипел джигит.

– Сука не сука, а так и будет. Кражу денег ты доказать не сможешь. Мои деньги! И квитанция есть, и мать моя подтвердит, что высылала! А твоим черножопым друзьям никто не поверит. Да и, повторяю, не было их в комнате. Милиция это выяснит – колоть они умеют... Ну что, хочешь на зону? Там тебя, джигит, за изнасилование самого девочкой сделают, царицей Тамарой...

– Ох, сука! —простонал горец. – Что ты хочешь, паскудина?

– Заяви ментам, что ни ко мне, ни к парням вы претензий не имеете. Я со своей стороны тоже скажу, что претензий не имею. И разойдемся миром.

– А деньги?! —окрысился кавказец.

– Мои это деньги! Мои! Усвой! А не усвоишь – сядешь! Въехал, козел горный?!

Джигит посверкал глазами, поскрипел зубами, но делать было нечего – он согласился.

Выслушав обе стороны, лейтенант, сдвинув фуражку, чисто по-русски почесал затылок.

– Ладно! – решил он наконец. – Девчонки и вы, ученые мужи, свободны. А вам, джигиты, придется все же пойти в отделение. Нарушение паспортного режима, ничего не поделаешь!

Кавказцы действительно не имели никаких официальных оснований проживать в Москве. Они приезжали сюда за наживой – спекулировать на московских рынках – и селились в полупустых летом студенческих общагах нелегально, давая взятки администрации.

– Отпустите их, капитан! —вдруг попросила Инга лейтенанта. Она подошла к нему вплотную, положила ладонь ему на рукав и посмотрела прямо в глаза своим чарующим влажным взглядом. Секунды три лейтенант стоял, словно остолбенев.

– Хорошо! – сбросил он наконец оцепенение. – Раз такая женщина просит... – Казалось, он только сейчас по-настоящему увидел Ингу, и она околдовала его. – Собирайте свои манатки, джигиты,  и чтоб духу вашего не было на моем участке! Мы с сержантом проследим! А от визита в отделение я вас пока освобождаю. Пока! – подчеркнул он.