Текст книги "Завещание ворона"
Автор книги: Дмитрий Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Анна между тем высыпала на прилавок содержимое своего кошелька. Сто пять франков с мелочью и льготный проездной.
– Это все, что у меня есть при себе... Тогда, может быть, вот это...
Она принялась отстегивать «Патек-Филипп».
Еще раз мельком взглянув на карточку, Асуров сказал:
– Что вы, что вы, милая Анна, зачем? В этом нет никакой необходимости. Не беспокойтесь. Все будет доставлено в назначенное место ровно в назначенный час. Почтем за честь!
– О, мсье, вы так добры!..
Асуров проводил девушку до дверей, на обратном пути достал из кармана футляр, раскрыл, любовно погладил шлифованную поверхность сапфира, подмигнул Роберу.
– Будем надеяться, малышка нашу цацку не подменила.
– Ой, батоно Константин, до инфаркта доведете!
Оба одновременно достали лупы, вгляделись, удовлетворенно хохотнули.
– Я же говорю – прилычный дэвушка.
– А уж богатый! – подхватил Асуров. – Как считаешь – продадим?
– А то!
Асуров посерьезнел, убрал футляр с диадемой.
– Ладно, торгуй тут, а я пойду, кое что проверю. Береженого бог бережет.
Данные сетевого поиска подтвердили все, сказанное девушкой. Доктор Рене Московиц, 51 год, Эколь Медисин, психологический факультет Сорбонны Кавалер Почетного Легиона, член Французской Академии, вице президент Международной Ассоциации Психиатров, вдовец, дочь Анна, 17 лет, частная школа Эдельшулле в Швейцарии. Париж, 20-й округ, авеню Гревель, вилла в Сан Тропе.
Из интереса Асуров прогулялся и на сайт Эдельшулле. Зеленые горы, аккуратные белые домики, общая фотография выпускного класса, третья слева во втором ряду – Анна Московиц. Увеличение размыло черты девичьего лица, зато четко видны родинка на щеке и красно-белая кокарда на нелепом школьном берете.
Сердце Константина Сергеевича успокоилось.
* * *
Из-за углового столика поднялся темнокожий парень в растаманских дредах и яркой рубахе с бахромой, развинченной походочкой приблизился к ней.
– Хэй мэн!
– Хэй мэн!
Они сыграли в ритуальные ладушки и только после этого расцеловались.
– Ну, как оно?.. Я тебе пиццу заказал.
– Как надо... А себе?
– Клево!.. Пивка.
– А у тебя?.. Я бы тоже выпила. Сейчас покажу... Еще два пива!
Усатый бармен кивнул и подставил кружку под пивной кран. Хотя обращенная к нему фраза, как и весь разговор, была на американском английском, чтобы понять ее не надо было быть полиглотом. Янки такого типа ничего, кроме пенной бурды, не пьют. Разве что кока-колу.
Пара присела за столик, Анна с удовольствием сняла с себя идиотский берет и тряхнула кудрявой головой.
Парень положил перед ней лист бумаги, разгладил.
– Извини, нарисовал как умею. Разберешься. Это холл, он же – приемная, здесь его кабинет, здесь ванная, вот тут – лестница на второй этаж, в жилые комнаты.
– Линк, я там была и сама все видела. Переходи к главному
– О'кэй. Значит, вот эта дверь – на кухню. Кухня длинная, тут и тут – кладовые, а выход к служебной калитке – вот тут Не перепутай.
– Постараюсь. Выход запирается?
– Изнутри, на щеколду и простой замок. Повернешь – откроется. Я проверял.
– Ясно. Калитка?
– С улицы – кодовый замок и электронный ключ. Со двора – одна белая кнопочка, вот здесь, на столбе Нажимай и выходи.
– От задней двери до калитки?
– Десять шагов по прямой. Промахнуться невозможно...
– Что за улица?
– Нормально. Закоулок. Тихо, ни народу, ни машин. Я прямо напротив калитки встану... Насчет байка я с ребятами договорился. Не «харлей», конечно, «кавасаки».
– Главное – чтобы ехал нормально.
– Вечером доставят – опробуем.
– Заодно маршрут откатаем.
– Слушаюсь, босс...
Тут подали пиво и пиццу, разговор стих.
Доев, Анна стрельнула у Линка сигаретку и с удовольствием затянулась.
– Энни, – трагически прошептал Линк.
Она посмотрела на него с упреком.
– Мы, кажется, договорились. Никакой травки. Потом – расслабляйся сколько влезет, но сейчас...
– Да я не об этом!.. Понимаешь, я... Эта толстозадая Натали... Когда я ее пялил, чувствовал себя таким гадом, таким грешником... Маму вспомнил, они так похожи...
– Вот только нытья твоего мне не хватало! Что ты хочешь? Чтобы я тебя утешила прямо здесь, на столе?
– Я домой хочу...
– Не ной! Мы вообще зачем все это делаем?! Не затем ли, чтобы ты мог спокойно вернуться домой?
* * *
Асурову не спалось. Теперь, когда перспектива получения миллионов стала такой близкой и реальной, его терзало чувство острейшего недовольства собой. Он вдруг понял, что с самого начала выстроил всю комбинацию с диадемой неправильно, в корне неправильно. Вся эта шумиха, фотографии в прессе и на сайте, громкая презентация... Идиот! Надо было с самого начала замкнуть все на себя, минуя салон – с «мушкетером» побеседовать в кабинете с глазу на глаз, расплатиться из своих денег, приватно навести необходимые справки, тихой сапой выйти на правильного покупателя. Да, в таком случае все могло бы растянуться на годы, зато можно было бы со спокойной душой забрать бабки, ни с кем не делясь. А теперь... Отодвинуть Баренцева ну никак не получится, разовый приход такой огромной суммы спрятать невозможно, придется играть по-честному, в соответствии с контрактом, хотя и не хочется. Допустим, причитающиеся ему, Асурову, комиссионные по этой сделке, тысяч двести с хвостиком, через хитроумные бухгалтерские проводки можно удвоить. Итого, почти полмиллиона. Уютный домишко в симпатичной провинции, или небольшая яхта, или год не вылезать из лучших ресторанов. Приятно, конечно, но будущего на этом не построишь. Это вам не два шестьсот... Чертов Баренцев! Греет пузо где-нибудь на Багамах или щиплет жирных гусей за карточным столом в Монте-Карло, и даже не в курсе, что другие тут для него надрываются, миллионы ему зарабатывают... Самое обидное, что Нил Романыч, скорей всего, этого даже и не заметит. Что ему два «лимона», когда он теперь их сотнями меряет?! Да и на салон давно уже кладет с прибором... А может, вообще как-нибудь затихарить эту сделку от хозяина? Мол, не было на самом деле никакой диадемы, так, рекламная акция, изготовили красивую побрякушку и распубликовали, для поднятия престижа и привлечения интереса. И копию предъявить, в подтверждение. А покупателю, докторишке этому миллионщику, подсунуть счет с другим номером – не «Русского Аполлона», а лично его, Константина Сергеевича Асурова?
Не пойдет! Не покатит, блин! Слишком много народу видели, нюхали, щупали оригинал – и Робер, верный хозяйский пес, и оценщик, и ювелиры, сработавшие копию, и народ на презентации, наконец, дочурка эта богатенькая – возьмет, да и выйдет в свет в царе ком украшении. А в свете то этом самом и Нил Романыч временами вращается...
Короче, лопухнулся ты, подполковник. С другой стороны, еще не вечер...
Асуров перевернулся с боку на бок, посмотрел на светящийся дисплей часов. Действительно, не вечер. Пять утра.
Для поездки к покупателю был заказан черный, сверкающий лимузин с шофером. Чтобы мсье Московиц понял, что имеет дело не с прощелыгами какими-нибудь, а с достойными, состоятельными людьми. Тобагуа управляющий заставил надеть черный смокинг с белоснежной сорочкой, сам же, по долгому размышлению, облачился в «неформальный» серьги костюм модного полувоенного кроя, не забыв дополнить галстук булавкой с небольшим, но настоящим бриллиантом.
Дом господина Московица производил впечатление. Даже не дом, а небольшая, утопающая в зелени усадебка, что в городской черте влетело, должно быть, в изрядную копеечку. Ворота раздвинулись сами собой, и сами собой распахнулись стеклянные двери.
– Остаешься на входе, – шепотом скомандовал Асуров, поправил галстук, пригладил три волосинки на плешивом лбу и вошел в дом.
С диванчика в просторном холле поднялась Анна и шагнула навстречу ему.
– Добрый день, мсье, вы точны, благодарю.
Она протянула узкую аристократическую ладошку, и Асуров с удовольствием пожал ее.
По сравнению с первой встречей Анна была совсем другой. Обтягивающий костюм из черной кожи, дымчатые очки-"стрекозы" прикрывающие пол лица, уверенность в движениях и манерах.
– Отец ждет вас. Я все ему рассказала, он, конечно, хочет взглянуть на диадему. Давайте сделаем так – вы пока побеседуете, а я надену ее и явлюсь вам во всей красе. Папа точно не устоит. Да?
– Да... – проговорил Асуров, откровенно любуясь девушкой.
– Ну так дайте сюда. Надеюсь, вы не забыли ее в своем магазине?
Анна насмешливо улыбнулась.
– Нет, что вы, – залепетал Асуров, – вот она.
Его пальцы на мгновение замешкались, открывая замочки «дипломата», вдруг прошиб пот, и мелькнула несуразная, недостойная мыслишка: хорошо, что Робер дежурит у двери.
Не переставая улыбаться, Анна протянула руку и сомкнула пальчики вокруг заветного футляра.
– Хорошо, – сказала она. – Вам сюда.
Она подошла к двойной белой двери, расположен ной прямо напротив входа, постучала. Бархатный мужской голос отозвался:
– Да-да?
– Это Анна. Он пришел.
Дверь распахнулась, на пороге показался невысокий коренастый мужчина с седой бородкой.
Анна отступила на шаг, развела руки в легком полу поклоне.
– Мой папа.
– Очень приятно, мсье, – проворковал доктор Московиц и сделал приглашающий жест. – Прошу...
Асуров шагнул к кабинету. Напоследок, повернув голову, бросил взгляд на Анну. Она ободряюще подмигнула.
Как только мужчины скрылись за дверью, улыбка резко сбежала с ее лица. Быстро, деловито она прошла к другой двери – маленькой и скромной. Распахнула.
Дорогу ей перегородила внушительной комплекции негритянка в белом переднике. Та самая толстозадая кухарка, похожая на мать Линка.
– Мадемуазель, куда вы? Сюда нельзя...
– Доктор велел подать горячий глинтвейн с корицей и яблоком, – не сбавляя шаг, отчеканила Анна.
Тон ее возражений не предусматривал.
Кухарка замерла, раскрыв белозубый рот.
– Поспешите, Натали... – кинула через плечо Анна.
Собственное имя вывело кухарку из ступора. Она кинулась исполнять распоряжение хозяина, переданное через... Через новую секретаршу, что ли? Они так быстро меняются, что не уследишь. Хозяин любит разнообразие...
Анна беспрепятственно преодолела длинную кухню, тамбур, легко справилась с замком, в несколько стремительных шагов пересекла дворик, уже четко видя цель – белую кнопку справа от железной калитки.
Нажала, плавно толкнула калитку, и только оказавшись на улице, запрятала футляр за пазуху куртки.
Возле нее с ревом остановился мотоцикл. Водитель тоже был весь в черной коже, с черным шлемом на голове. Второй шлем болтался на высоком руле.
– Сюда!
Линк убрал руку с педали, Анна сняла шлем, отработанным движением надела на себя, защелкнула застежку, вскочила в седло и крепко обхватила Линка за пояс.
– Ну?! Получилось?
– Да. Газуй!
Мотоцикл вздыбился, резко стартуя, и парочка унеслась в восточном направлении, в сторону Периферик – кольцевой дороги вокруг Парижа.
Там они влились в мощный транспортный поток, на четвертой по счету развязке, не доезжая парка Вилетт, ушли влево, вернувшись таким образом в город.
* * *
Разговор у доктора Московица сразу принял какой-то непонятный оборот.
– Располагайтесь, дорогой мой, располагайтесь, будьте как дома...
Доктор гостеприимно показал на кресло напротив внушительного письменного стола. На кожаный диванчик. На кушетку, поставленную в середине светлого, просторного кабинета.
– Спасибо... – Асуров растерянно сглотнул. – То есть, куда именно... располагаться?
– Где вам будет комфортнее...
Асуров выбрал кресло. Доктор кивнул.
– Так, так, хорошо, расслабьтесь, не напрягайтесь. Может быть, рюмочку коньяку?
– Благодарю вас, господин доктор, вы очень любезны...
– Ну что вы, что вы... – Обворожительно улыбаясь, доктор продефилировал к столику с разнокалиберными сосудами. – Что предпочитаете? «Мартель»? «Энее си»? Может быть, «Граф Полиньяк»?
– Нет! – сдавленно вскрикнул Асуров. Доктор внимательно посмотрел на него и зацокал языком.
– Зачем же так нервничать, дорогой мой, для этого нет решительно никаких оснований. Не желаете конь як – и не надо...
Московиц уселся напротив Асурова.
Сидел, молчал и улыбался.
Молчал и Асуров, не зная, как все это понимать.
– Итак, мой дорогой мсье... – Доктор прервал паузу за мгновение до того, как она сделалась невыносимой. – Простите, вы не напомните ваше имя?
– Но, господин доктор, какое это имеет отношение?..
– Друзья зовут меня Рене, – прервал Московиц и выжидательно посмотрел на Асурова.
– Константин, – представился, наконец, Асуров. – Константин Асуров.
– Асюров, – почти правильно повторил доктор. – Интересная фамилия... Ах да, Анна мне говорила, вы, кажется, русский?
– Да, – коротко согласился Асуров, не желая вдаваться в биографические подробности. – «Русский Аполлон», антикварно художественный салон на Ришелье-Друат...
– Надо же, как интересно, мир полон совпадений. Мой дедушка тоже был подданным Российской империи. Не русским, правда, но кое-каким русским словам он меня научил. – Доктор начал декламировать, подчеркивая каждое слово выразительным жестом рук. – Погром. Казаки. Самогон. Жидовска морда. Эбэнамать...
Последнее слово вышло у доктора каким-то идиллически-мечтательным.
Асуров выдавил из себя улыбку.
– У вас явные способности к языкам, господин доктор.
– Рене... Впрочем, как вам будет удобно... Итак, мсье Асюров, расскажите что-нибудь о себе.
– Что – о себе?
От неожиданности получилось почти грубо, но доктор, похоже, неправильной нотки не заметил.
– Все, что посчитаете нужным. Вы ведь, кажется, родились не здесь, а в России. Давно ли приехали? Как вам здесь нравится? Комфортно ли прошел адаптационный период, или вы считаете, что он до сих пор не закончился?
Асуров нервно забарабанил пальцами по столу.
– Доктор, я не понимаю...
– Не надо нервничать, дорогой мой, поверьте, вы пришли к другу, который желает вам только добра... Оказаться в чужой стране, среди чужих людей, с другим языком, другой культурой, другими обычаями – это само по себе большой стресс. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Когда после Сорбонны я прилетел на стажировку в Нью-Йорк, мне очень долго было так тоскливо, так одиноко. Бессонница, безотчетные тревоги, вялость, сменяемая немотивированным возбуждением. Разом пробудились все детские страхи, неврозы. Представляете, полдня я проводил за столом, принимая пациентов, а полдня – на кушетке, сам превращаясь в пациента... Кстати, может быть, приляжете? Поверь те, так будет удобнее. И расслабьте узел на галстуке. Асуров шумно выдохнул. Все. С него хватит.
– Какой к черту галстук, доктор! Можно подумать, вы не догадываетесь о цели моего визита! Я к вам не лечиться пришел!..
– Конечно, конечно, дорогой мой. Ну, разумеется, не лечиться. Как вы могли такое подумать? Мы просто сидим, беседуем, как два старых друга, делимся свои ми проблемами.
– Да нет у меня проблем! Никаких проблем! Просто отдайте мне деньги за диадему, которую купила в моем салоне ваша дочь!
– А, так вы говорите – диадему? Моя дочь? В вашем салоне? – Доктор говорил спокойно, медленно, сопровождая слова волнообразными, умиротворяющими движениями рук. – Очень интересно. Продолжай те, мсье Асюров, продолжайте...
– А что продолжать?! Пришла, выбрала, сказала – это ваш ей подарок на восемнадцать лет.
– Восемнадцать? Так так... Так что, говорите, она выбрала от моего лица? Диадему?
– Именно диадему! Принадлежавшую русской императрице Марии!
– Да-да, понимаю... Русской императрице, конечно, как же иначе... Несомненно, редкой ценности вещь?
– Еще бы! Золото девяносто восьмой пробы! Сапфира девятнадцать карат! Рубины! Топазы! Бриллианты! А работа?! Клейма самого Винклера!
В возбуждении своем Асуров перешел на русский, но доктор по прежнему кивал, будто понимая каждое слово.
– О да, бесценное произведение! Надеюсь, вы назначили соответствующую цену? Сколько? Миллионов пятьдесят, я полагаю?
Асуров запнулся, поднял голову, встретил ясный, добрый взгляд доктора.
– Нет, не пятьдесят, конечно. Она стоит значительно меньше. Два... три миллиона франков. Но если по-вашему это дорого, мы могли бы обсудить скидку...
Доктор усмехнулся.
– Ну что вы, дорогой мой, какие пустяки. Три так три... Сейчас, извините, я покину вас на минуточку, мне нужно сделать пару звонков. А потом мы незамедлительно прокатимся в банк, и вы получите все сполна. Против наличных ничего не имеете?
Асуров вообще перестал понимать что-либо.
– Не имею... Только...
– Слушаю вас, дорогой мой.
– Неужели вы даже не хотите взглянуть?
– Простите, на что взглянуть?
– На диадему императрицы, естественно.
Доктор выпучил глаза. Похоже, впервые за время их беседы он был не на шутку озадачен.
– Иными словами, вы хотите сказать, что она у вас с собой?
– Да, по просьбе вашей дочери я привез ее сюда. В холле меня встретила ваша дочь, забрала диадему, сказала, что хочет примерить и показаться вам во всей красе... Кстати, что-то ее долго нет, наверное, не может подобрать соответствующий туалет.
– Та-ак... – мрачно протянул Московиц. – Значит, моя дочь. Встретила вас в холле. Такая симпатичная девчушка в черной коже? Зовут Анна?
– Анна, Анна, – подтвердил Асуров. – А что, у вашей дочери другое имя?
– Нет, ее имя – Анна. Только она, извините, две недели назад уехала к тете на каникулы. В Буэнос-Айрес.
– Что! – Асуров вскочил. – Так что же, выходит, та Анна, которая в холле...
– Не моя дочь, – со вздохом подтвердил Московиц. – Более того, до последней минуты я считал, что это ваша дочь. Она появилась здесь несколько дней назад, умолила меня принять ее, поведала горестную историю, что ее отец, русский антиквар, тяжко заболел. На почве культурного шока у бедняги развилась паранойя и бред преследования, якобы кто-то систематически и изощренно ворует у него некие мифические сокровища русской короны, ценность которых измеряется миллиардами. Видели бы вы ее слезы... В общем, я согласился посмотреть отца, то есть вас, назначил время, попросил ее быть поблизости на случай, если потребуется согласие ближайших родственников на госпитализацию... Ах, чертовка, она была так достоверна!
Асуров выслушал рассказ доктора в каком-то ступоре, медленно багровел, часто дышал, сжимал и разжимал кулаки. И только когда доктор замолчал, до него дошел смысл сказанного. И то не весь.
– Так, погодите, выходит...
– Выходит, мсье, нас обоих обвели вокруг пальца.
– Аа-а!!!
Асуров взревел и рванулся из кабинета вон.
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату шагнула здоровенная негритянка с подносом в руках.
– Ваш глинт...
Она не договорила – Асуров, как заправский регбист, всем корпусом врезался в нее на бегу. Натали страшно, пронзительно заверещала, но устояла на ногах, только выронила поднос. Ее белоснежный передник, бежевый ковер и светло серый пиджак Асурова окрасились густым, дымным багрянцем.
Константин Сергеевич даже не заметил этого. Выскочив в холл, безумным взглядом обвел все вокруг, чуть не высадил стеклянную дверь на улицу и не сбил в ног Робера, мирно покуривавшего у цветочной вазы.
– Батоно Константин, что?..
Асуров схватил помощника за шелковые отвороты смокинга, тряхнул с силой.
– Где эта сучка?! Упустил?! Говори, гнида, упустил?!
– Батоно Константин, зачем так говоришь, слушай?! Никто не виходыл, мамой клянусь...
– Да пошли вы все!!! – заорал Асуров и бросился обратно в дом.
Захлопнувшиеся за его спиной стеклянные створки не смогли приглушить его визгливый, как у базарной торговки, крик:
– Аферист! Где ты прячешь сообщницу! Гони деньги или отдай вещь!..
Робер пожал плечами: судя по всему, батоно Константин нарывался на крайне неприятную статью, и пойти соучастником было бы, мягко выражаясь, неумно.
Тобагуа тихо спустился по ступенькам, открыл ворота и вышел на улицу. Помахав рукой шоферу, смиренно дожидавшемуся за рулем лимузина, он открыл заднюю дверцу и плюхнулся на мягкое кожаное сидение.
– Поехали!
– А как же ваш начальник? – не оборачиваясь, поинтересовался шофер.
– Его другие заберут...
* * *
– Теперь можно!
Линк высунулся из своего закутка, и увиденное так потрясло его, что он чуть пивом не захлебнулся.
На бельевой веревке, протянутой поперек гаража, висело закрепленное на нескольких отрезках тонкой, прочной лески ослепительное чудо. Сыто лоснилось благородное золото, искрили гранями разноцветные прозрачные каменья.
– Abso-fuckin-lutely fanta-fuckin-stick! <Абсолютная, твою мать, фантастика! (англ., жарг.)> – выдохнул восхищенно Линк и поднялся, чтобы разглядеть поближе.
– Сам ты «fuckin' stick»! – беззлобно рассмеялась Анна, одетая в мешковатый заляпанный комбинезон. – Э-э, не лапай, уронишь!
Бетонный пол под тем местом, где висела диадема, был накрыт клеенкой, поверх клеенки лежали в два слоя старые газеты, рядом стояли два аэрозольных баллончика.
– Ну, насмотрелся? – Анна достала черный респиратор, поднесла к лицу, сделала пару пробных вдохов.
– Точь-в-точь Винки, у соседа нашего собачка такая была...
– Гав-гав! Ну, вали, а то покусаю!
– Не хочу! Хочу еще поглядеть!
– Все равно тут сейчас так завоняет, что сам сбежишь. Лучше сгоняй за той парикмахершей. Пока обернетесь – как раз подсохнет и выветрится.
– Так точно, сэр! – с сожалением отозвался Линк. Анна взяла в руки баллончик.
– Ну, я пошел?
– Да, и прихвати еды побольше. Процедура, говорят, затяжная.
– Правильно говорят... – Линк с гордостью подергал себя за густой пучок косичек.
Оставшись одна, Анна вновь натянула респиратор, примерилась, и выпустила из баллончика тугую серебристую струйку краски. Точнехонько на сверкающее великолепие царской диадемы.
Драгоценность на глазах превращалась в «фенечку».
* * *
Длиннолицая брюнетка за стеклом заученно улыбнулась и наманикюренными ноготками притянула к себе просунутый в щелочку паспорт.
– О, Америка! – Она раскрыла паспорт, и лицо ее на мгновение напряглось. Но только на мгновение, и тут же сменилось прежней улыбкой. – Путешествуете? Как вам понравилось во Франции?
Симпатичная смуглая девушка с множеством африканских косичек смущенно улыбнулась в ответ.
– Sorry, I don't speak French <Простите, я не говорю по-французски (англ.)>.
– I see... <Понятно... (англ.)>
Брюнетка перешла на сносный английский, задала еще несколько пустых вопросов. А глаза ее так и бегали – то на лицо девушки, то вниз и в сторону. Словно с чем-то сверяясь.
Девушка с косичками терпеливо ждала. Наконец, ноготки выщелкнули ее паспорт обратно.
– Счастливого путешествия, мисс. Будем рады видеть вас снова!
– Спасибо.
Поднялся короткий шлагбаум, пропуская девушку в зал, где ее дожидался парень с таким же обилием косичек. Только в отличие от подруги он был не просто смуглым, а вполне чернокожим.
У следующего барьера, таможенного, выстроилась солидная очередь. Девушка что-то тихо сказала парню, он мелко вздрогнул, она потянула его за рукав, и они двинулись к автомату с колой. Взяли по баночке, при сели на свободную скамейку, лениво озираясь.
В будке паспортного контроля, через которую толь ко что прошла девушка, было пусто. В другом конце зала у двери с табличкой «Служебное помещение» о чем-то переговаривалась с усатым мужчиной в темно синей форме та самая брюнетка с лошадиным лицом. Перехватив ее взгляд, девушка с косичками приветливо помахала рукой. Брюнетка отвернулась.
– Начинается, – тихо проговорила девушка в самое ухо спутника.
Вместе с банкой из-под колы парень выкинул в урну еще какой-то предмет синего цвета.
Вся ручная кладь составляла одну замшевую сумочку на ремне, без эксцессов прошедшую проверку на просвет. Парень и девушка дружно сняли с шеи миниатюрные золотые замочки на золотых цепочках, положили на поднос, туда же выгрузили кошельки, ключи, и сами друг за другом без звона миновали металлические воротца. На пути к стеклянному павильону выхода на посадку осталось последнее препятствие – тот самый усач в форме, с которым беседовала брюнетка из паспортного контроля.
– Везете ли вы с собой что-либо, подлежащее декларации?
Его английский был безупречен.
– Нет, нам нечего декларировать, – ответила девушка за двоих.
– Ювелирные изделия, драгоценные металлы или камни?
– Только голды. Две штуки. – Девушка предъявила замочки, которые они не успели надеть. Усач кивнул.
– Инспектор Эрик Бомон. Прошу вас обоих проследовать за мной.
– Это вы так со всеми, или только с черномазыми... – задиристо начал парень, но девушка дернула его за рукав, и он замолк.
– Идем, Линк.
Первое, что они увидели, оказавшись за дверью с надписью «Отдел безопасности», был их багаж. Обе сумки и рюкзачок стояли на длинном столе посреди комнаты, все вещи были вытряхнуты и беспорядочными кучками лежали вокруг. В одной из кучек заканчивал копаться долговязый патлатый субъект, тоже в синей форме.
– Ваше? – лаконично осведомился Бомон.
– Наше, – столь же лаконично ответила девушка, а парень возмутился:
– Хэй, мэн, какого черта?!
– Спокойно, мистер Соломон, – ответил ему Бомон. – Мы всего лишь делаем свою работу. При благополучном развитии событий вы еще успеете на самолет. А пока прошу приготовиться к личному досмотру. Господин Нонжар, займитесь молодым человеком.
Долговязый выпрямился, криво оскалился и ткнул парня в спину.
– Пошли!
– А вас, мисс, обслужит офицер Вайсмюллер.
Из-за компьютера поднялась круглолицая курносая толстушка. Утиной походочкой приблизилась к девушке.
– За занавесочку, дорогуша. Не бойся, это не больно.
Куда больше, нежели синяя форма, ей пошел бы фольклорный эльзасский костюм с вышивкой.
Девушка растерянно посмотрела на Бомона.
– Что она говорит? Я не понимаю.
Бомон перевел. Начал с усмешечкой, но встретился с девушкой взглядом – и закончил невразумительным блеянием. Даже ухватился за спинку стула, так его шатало.
Едва молодежь развели по отсекам, в комнату просунулась черноволосая, китайско-вьетнамского вида голова.
– Нашли? – спросил Бомон.
– Да, шеф. Упаковка из-под печенья «Бальзен».
– Пустая?
– Ну... – Вьетнамец-китаец замялся.
– Говорите, Лю.
– Там... Использованный презерватив со следами губной помады. Прикажете отдать на экспертизу, шеф?
– Выбросить к чертовой матери!.. Идите, Лю, вы свободны...
Нонжар и Вайсмюллер закончили одновременно.
– Чисто, шеф.
– Чисто, шеф.
– Пусть одеваются, – распорядился Бомон.
– Что будем делать? – свистящим шепотом спросил Нонжар. – Снимаем с рейса и в управление, для дальнейших разбирательств?
– А смысл? Четыре девчонки за два дня, а финтифлюшки нет, как нет. А тут американка, одними пардонами можем не отделаться. – Бомон подошел к компьютеру, посмотрел на цветное изображение роскошной диадемы, на черно-белый фоторобот, занимающий вторую половину экрана. – Точно тебе говорю, не она это. Косички, кожа смуглая, никакой родинки, а главное – ни слова по-французски... В общем, приноси официальные извинения, сажай в самолет, а я пойду кофейку выпью. Устал...
Не так уж он и устал, заступив на смену всего полтора часа назад. Просто боялся колдовского взгляда этой юной, загадочно-прекрасной американки с цветочной фамилией и африканскими косичками.
