Текст книги "Завещание ворона"
Автор книги: Дмитрий Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
– Лиз! Ты с ума сошла! Мы уже почти спим, но погоди, я пойду на кухню, а то Павлу завтра рано вставать. Ну, говори, милая, как там у вас? Голос у тебя грустный. Ты здорова? Джош как? – затараторила Танька, и Лизавета уловила небольшой акцент у сестры, и от этого стало немного грустно, хотя и раньше было не сильно весело.
– Да все в порядке. Я просто звоню, без повода. Как мальчики? Как ты?
– Все просто замечательно! Фриско – такой чудесный город, я влюбилась в него с первого взгляда, и тебе понравится, уезжать не захочешь... Ты не представляешь, я покрасилась – просто не узнать! Даже Павел растерялся, когда я к нему на встречу пришла. Так, деловое пати, ничего серьезного. Я сама в шоке. Так непривычно себя видеть в новом имидже! Но это быстро смоется, одно только успокаивает. Когда вы приедете? Мы скучаем ужасно.
– Скоро, Тань, постараюсь да, я постараюсь скоро.
– Почему ты? А Джош? – но линию разъединили, и Таня холодной льдинкой нырнула под бок мужа, который, как оказалось, совсем не собирался спать.
– Ну, вот и решение! Спасибо, Танька, ты как всегда помогла мне, сама того не понимая. – Лизавета расправила балдахин и уснула как всегда быстро...
* * *
– Девочки, вы не могли бы дать свою машину – у меня что-то барахлит мотор. Я вызвала мастера, но пока они притащатся, я просто сдохну.
– Нет проблем, мадам.
Продавщица отдала распоряжение, и машина с фирменным знаком торговой фирмы помчала Лизавету к особняку за высоким забором.
Все прошло, как в американской комедии. Машину с товаром универмага пропустили без проблем, охранник Лизавету не узнал, потому что после перевоплощения с помощью парика и спецодежды Лизавета и сама бы себя не узнала. Главное, перед домом не стоял черный «ягуар» мужа, который она в прошлый раз видела, а значит, все идет по плану.
Водитель помог выгрузить коробки и тут же уехал.
Лизавете навстречу вышла женщина лет сорока.
– Это ваш заказ из магазина.
Лизавете было лениво играть дальше. Она достигла цели. Она попала в лагерь противника, и теперь можно было употреблять власть.
– Но мы не заказывали с доставкой, нам надо еще все просмотреть, может быть нам что-то не понравится. И вообще, нам никогда не привозили заказ. Я ничего не понимаю, может, вы что-то напутали? – уже с подозрением глядя на гостью, говорила женщина.
Но Лизавета и не думала ее слушать. Она стремительно двинулась в дом. Прошла через небольшой холл и по-хозяйски расположилась в просторной гостиной.
– Ты, что ли, главная тут? – нахально разглядывая женщину, спросила она.
– А вы, собственно говоря, кто? – грубо спросила женщина. – Я вызову охрану. Что вы себе позволяете?
Женщина повернулась к выходу, но Лизавета на чистом русском языке ее остановила.
– Да, брось ты, девочка, я жена Джоша. Сядь. Мне надо поговорить с тобой.
Женщина совершенно растерялась, но послушно присела на край дивана.
– Значит так, я хочу знать все про ваш союз нерушимый. За знания я плачу. Потому что учиться, как и лечиться даром – глупо и бесперспективно. Давай, в накладе не останешься, земеля.
Глаза женщины алчно сверкнули, и русская смекалка сработала мгновенно.
– Да что рассказывать... Да, я тоже русская, в переходном возрасте сбежала из дома, а потом все по старинной схеме. Добрые люди пригрели. Я была подарком для Джоша на четырнадцатилетие от его отца, вот с тех пор я здесь. Пастухом работаю. Девочек выпасаю.
– И сколько числом будет?
– Да, немного, всего семь, да я восьмая.
– Значит, ты здесь почти восемнадцать лет? – с ужасом констатировала Лизавета.
– Получается так, – с холодным спокойствием ото звалась женщина.
– Как зовут тебя?
– Ларисой дома звали, а здесь Лара просто.
– Знаешь, Лариса, давай прикроем все. Я отправлю девчонок по домам. У меня хватит и средств и связей. Надо прекращать этот первобытный строй.
– Как ни странно покажется вам, Лиза, – и у Лизы зашлось сердце, эта Лара знала ее имя, – но никто не уедет домой... пока. А что там, дома? Нищета, работа на макаронной фабрике? Покупка трусов – событие месяца! Они уже отравлены нормальной жизнью. А главное, они все любят твоего Джо. Да, его здесь сократи ли, но только в имени. За него все девчонки еще и борются. Все деньги откладывают на будущее, правда будет ли оно... хотя это уже не важно.
– Лара, а ты? Ты не хочешь вырваться? Или ты тоже его любишь?
– Нет, нет я просто не могу. У меня своя проблема. Она нас держит. Хотя мне часто снится дом... и мама. Я очень хочу назад. Они, наверное, думают, что нас уже и на свете нет...
– Кого нас?
– Да сын у меня от него, Симочка. Болен с рождения. А сейчас вообще прогрессирует эта беда. С сетчаткой там, совсем ослепнет скоро... Операцию только в Америке можно сделать, а я еще денег таких не скопила... ну, вам это все малоинтересно, и вряд ли это войдет в сумму вознаграждения за информацию.
– Лариса, я все равно для себя все решила. Я не знаю, почему говорю вам об этом, но я не буду больше с ним жить. Я уеду, а вы уж продолжайте свои африканские ритуальные танцы без меня. Оставьте ваш телефон, я постараюсь вам помочь. – Лизавета тяжело поднялась и направилась к выходу. – Спасибо за правду.
Лизавета вынула деньги и положила на бюро. Лара мгновенно переместила сумму в карман. И как-то знакомо взглянула на Лизавету. Только в такси, которое мгновенно появилось, Лизавета вспомнила этот взгляд. Так смотрели на нее только молоденькие женщины, презирающие ее возраст и восхищающиеся силой и мо л од остью Джошуа.
Как только Лизавета вошла в дом, зазвонил телефон.
– Лиза, Павла арестовали. Вылетай срочно – беда у нас.
Большего от Тани добиться было невозможно, потому что она ревела не переставая и несла какой то нечленораздельный бред про растление малолетних, про растрату.
Весь следующий день Лизавета подробно собирала вещи, которых набралось не мало. Заказала билет в Штаты, последнее не составило труда, поскольку с визой у нее не было проблем. И все время регулярно говорила по телефону с мужем, ничем не выдавая своих намерений.
Вечером Лизавета позвонила но телефону, написанному на мятом клочке.
– Лара, я улетаю завтра. Как зовут твоего сына?
– Сима... Серафим. А это вы к чему? – встревожено спросила Лара.
– Завтра с утра поставь ему визу в посольстве США. Там все будут в курсе, а в три пополудни вези его в аэропорт. Будем лечить твоего шестикрылого. Но условие: нашему муженьку, горе-производителю, ни слова. Вот поправим парня, тогда и отчитаемся.
Молчание повисло банановой веткой. Лизавета не торопила, уж кто-кто, а она точно знала, что значит больное дитя и детская могила. Она знала, что ей скажет Лара, потому что, когда умирал в России ее сын, она молила о чуде и день и ночь, тогда Бог не услышал и забрал ее мальчика. И Лара сказала такое понятное для Лизаветы:
– Спасибо.
И не было в этом «спасибо» обычного восклицательного знака. Как будто какая-то неведомая сила объединила двух женщин, и это единение не нуждалось в словах. Был только сын, которого одна женщина мечтала спасти, а другая точно знала, что она это сделает.
* * *
– Пристегните ремни. – Стюардесса внимательно обходила пассажиров. Лизавета, никогда не увлекавшаяся алкоголем, достала «Джеймисон», купленный в аэропорту, прямо из горлышка отпила и протянула бутылку чудаковатому молодому мулату, сидевшему рядом.
– Спасибо, мне нельзя, – сказал парень.
– Скоро напьемся, ты у меня прозреешь, как старик Паниковский.
– А кто такой Паниковский? – спросил Серафим.
– Паниковский – это такой Гердт, но до этого ты будешь доходить всю оставшуюся жизнь. Я гарантирую тебе большой остаток, а главное, чтобы ты его увидел в полном объеме и ничего не проглядел.
«Пашка то, тоже мне, растлил там кого-то. Куда ему против моего...» – преступно-радостно мелькнуло в голове Лизаветы.
Серафим, заснув, уронил голову ей на плечо, и Ли завета замерла, боясь разбудить парня, ее мальчика, теперь ее.
Глава четырнадцатая
Свидание под липами – 2
(октябрь 1995, Берлин)
В шикарном вестибюле отеля «Кемпински» жизнь шла своим чередом. Кто-то приезжал, кто-то съезжал, кто-то кого-то встречал, провожал. За стойкой суетились администраторы, сновали носильщики и коридорные, швейцары в малиновых ливреях легким наклоном головы фиксировали каждого проходящего через стеклянные вертушки дверей. Поодиночке и небольшими группами люди прохаживались по вестибюлю, стояли возле лифтов, рассматривали витрины цветочного и галантерейного бутиков, изучали выставленную на газетном стенде печатную продукцию, сидели на расставленных повсюду диванчиках, за столиками мини-кафе. В кресле неподалеку от входа расположилась девушка в светлом пиджачке из модной среди молодежи конопли. Сидела она уже довольно продолжительное время – то погружалась в изучение солидной книги под названием «Очерки немецкого садоводства», то, устав от чтения, индифферентно разглядывала зал. Должно быть, кого-то ждала.
– Да, пупсик, уже лечу, обязательно дождись меня... – Крашеная блондинка слегка за тридцать, разодетая, как картинка из модного журнала, решительным шагом двигалась от лифтов к стойке администратора, прижав к уху складной мобильный телефон.
Девушка подняла голову, реагируя на русскую речь.
– Конечно, конечно. Но только до утра. Звонил мой Савин, завтра в двенадцать он будет в Шёнефельде, я обещала встретить... – Блондинка закашлялась. – Ничего, аллергия какая то прицепилась... Ну все, целую твой стойкий хвостик. Жди.
Она убрала телефон в сумочку.
– Добри день, мадам Савин...
Портье расплылся в улыбке. Клиентов, занимающих люксовые апартаменты, полагалось знать в лицо и, по возможности, обращайся на их родном языке.
– Добрый! – Женщина небрежно бросила на стойку пластиковую карточку – ключ от номера. – Меня не будет до завтра. Разберитесь пока с холодильником, а то орет как... – Мадам Савин на секунду задумалась, подбирая сравнение, но так и не нашла. – Номер четыреста двадцать.
Ее голос, визгливый, хрипловатый, никак не гармонировал с ухоженной внешностью.
– Да, мадам...
Портье важно кивнул, хотя из всей речи, перемежаемой надсадным кашлем, разобрал только слово «холодиль». Этого было достаточно.
Блондинка между тем уже двигалась к выходу.
Девушка в кресле встала, тряхнула многочисленными косичками и направилась ей наперерез.
– Ой, это вы, здравствуйте, я совсем не ожидала вас здесь увидеть...
Блондинка чуть замедлила шаг, смерила девушку надменным взглядом.
– В чем дело? Вы вообще кто?
– Мы вам так благодарны, так благодарны! И мама, и тетя Зоя! Если бы не вы, Миша никогда не поступил бы в Строгановское...
– Простите, милочка, тут какая-то ошибка.
Блондинка ступила в отсек стеклянной вертушки. Девушка не отставала.
– Но, Светлана Яковлевна...
– Вообще то я Елена Павловнa.
Они вышли на улицу. Блондинка подняла руку. От вереницы такси, ожидающих у входа, отделилась головная машина.
– Ой, вы так похожи на Светлану Яковлевну Троепольскую из Пушкинского музея!
– Не имею никакого отношения к Пушкинскому музею...
Водитель вышел из машины, распахнул перед пассажиркой дверку.
– Битте шён!
– Извините, ради бога, я, наверное, и в самом деле ошиблась...
– Ничего, бывает...
Со снисходительной улыбкой блондинка уселась в такси, что-то коротко и повелительно бросила шоферу. Машина тронулась.
Девушка посмотрела ей вслед и пошла в противоположную сторону...
Спустя минут десять на стойке администратора зазвонил телефон.
– Отель «Кемпински», к вашим услугам...
– Алло, это Элен Савин... – прозвучал в трубке знакомый визгливый голос, сменившийся кашлем.
– Момент, мадам Савин. – Портье нажал одну из кнопок на расположенным под стойкой пульте, – Та-дек! Это Вилли. Звонит русская дама из четыреста двадцатого, разберись, пожалуйста, что ей надо...
– У, пся крев, холера ясна!.. Ладно, давай!
– Переключаю... О, херр Шнойбель, добрый день...
– Вилли, это Тадек... Сейчас подойдет племянница этой русской, дай ей ключ от номера. У них вечером что-то вроде бала, девчонке нужно забрать какое-то платье...
– Понял. Она не сказала, как выглядит эта племянница?
– Светлый пиджак, косички, как у африканки.
– А, знаю такую. Они еще разговаривали в холле и вместе вышли...
Нил приехал только ко второму действию и очень скоро пожалел, что не успел к началу. Честно говоря, он ожидал услышать очередную «городскую фисгармонию», но был приятно обманут в своих ожиданиях. Молодые, сильные, красивые голоса, свежий, разнообразный репертуар, новаторские аранжировки, вдохновенная работа молодого дирижера. Да и акустика в этом небольшом, но очень высоком зале была отменной. Для удобства слушателей текст арий, исполнявшихся, как и положено, на языке оригинала, транслировался немецкой бегущей строкой на узком экранчике, размещен ном поверх сцены.
Пятьдесят минут промчались, как мгновение, хотелось слушать еще и еще, но уже зажглись люстры, и публика, отбившая ладони аплодисментами, неохотно тянулась к выходу.
– Мамочка, спасибо, ты устроила мне настоящий праздник...
– Куда это ты собрался, интересно знать?! А бан кет?
– Но, мама, я не любитель...
– Надо, Нил, надо. По программе ты, как главный спонсор всего мероприятия, должен вручить диплом и чек победителю...
– Мама, я никому ничего не должен.
– Но люди захотят поблагодарить тебя, и будет про сто невежливо...
– Ну, хорошо, хорошо, я появлюсь там на несколько минут, пообщаюсь с народом... Только имей в виду, на сцену я не полезу и призы вручать не буду. Вы уж как-нибудь без меня...
Пока приглашенные рассаживались по местам в беломраморном театральном кафе, Нил успел обменяться добрыми словами с каждым из конкурсантов, поблагодарить организаторов, пожать руки высоко – и средне-поставленным чиновникам, деятелям культуры. Наконец, все участники действа поднялись на возвышение в торце зала и выстроились по ранжиру – призополучатели слева, призовручатели справа, посередине же, словно царица на троне, величественно восседала в кресле сама Ольга Баренцева.
Нил, с бутылочкой зельтерской в руке, пристроился на свободное местечко поближе к выходу.
– Простите, у вас не занято?
В открытом платье зеленоватого оттенка, удачно сочетающегося с ее короткими, чуть подвитыми рыжеватыми волосами, девушка показалась Нилу не просто хорошенькой – обворожительной. Белоснежную шейку украшало неброское, но очевидно дорогое жемчужное ожерелье, уши – крохотные серьги с бриллианта ми, запястье – дамский «Лонжин» с платиновым браслетом. Никакой косметики – да и нужна ли косметика этому свежему румяному лицу, этим большим миндалевидным глазам, этим ярким губкам?
Видя, что произвела впечатление, девушка слегка улыбнулась и присела на свободный стул.
– Вы заговорили со мной по-русски. Почему?
– Я слышала, как вы разговаривали с Ольгой Баренцевой. Вы, должно быть, ее импресарио?
– Я ее сын.
– Потрясающе! Я ее большая поклонница, стараюсь не пропустить ни одного концерта с ее участием...
– Но она теперь совсем не выступает в России, да и в Берлине всего второй раз.
– Это неважно, ведь самолеты летают повсюду...
Между тем, после краткого вступительного слова, ведущий передал микрофон бодрому толстячку в черном вечернем костюме.
– Lieber Damen und Herren!.. – откашлявшись, начал толстячок.
– Вы не откажетесь мне переводить, я плохо понимаю по-немецки...
Ее теплые пальчики дотронулись до руки Нила, вызвав давно забытый трепет.
– Охотно... Певческие конкурсы имеют в нашей стране многовековую традицию. Еще в те незапамятные времена, когда на месте нашего прекрасного Берлина стояли две деревушки, Ной-Кёльн и...
Девушка зевнула, прикрыв рот ладошкой.
– Как ваше имя, прекрасная незнакомка? – про шептал Нил.
– Что?.. Ах, Маргарита.
– Ах, Маргарита... Вам идет. А я Нил. Нил Баренцев, гражданин мира, по большей части обретаюсь в Париже. А откуда вы, прелестное дитя?
Она чуть поджала губы, но Нил понял – ей понравилось. Женщины, как известно, любят ушами.
– Я? Вы, наверное, про это место даже не слыхали Новый Уренгой.
– Отчего же не слыхал? Вотчина Газпрома. Вы часом не родственница господину Вяхиреву?
– Нет, но дядю Рэма знаю хорошо. Мой папа, Николай Петрович Савин, – его зам по производству...
– При всех германских королевских дворах – и у Фридриха Великого, и у курфюрста Саксонии, и у Людвига Баварского – были свои... – продолжал разливаться толстячок, явно не имея намерения закругляться.
Маргарита приблизила губы к уху Баренцева.
– Если все будут произносить речи, эта болтология растянется до утра.
– У вас есть альтернативные предложения?
– Я предпочла бы прост о погулять по ночному городу. Тем более, я в первый раз в Берлине
– Сочту за честь быть вашим гидом... А вы уверены, что прогулка вам не повредит? Мне показалось, у вас жаркое дыхание, и глаза блестят...
– Я в полном порядке Хотя, пожалуй, не помешает одеться потеплей. Заедем на минуточку в отель. Вы не против?
– Отнюдь. Мое авто в вашем распоряжении...
По рассеянности Ольга начисто забыла сказать Асурову, что после концерта будет еще и банкет, и теперь он напрасно ждал ее на лавочке у входа в театр. Публика давно разошлась и разъехалась, а он все сидел, не решаясь ни уйти, ни заглянуть внутрь и навести справки, поскольку в первом случае он рисковал навлечь на себя гнев Ольги Владимировны, во втором – нос к носу столкнуться с Баренцевым, свидание с которым никак не входило в его планы.
«Интересно, где тут ближайшая пивная? – думал Костя. – Наверняка недалеко. Сбегать, что ли, быстренько шнапсу дерябнуть для согрева?»
Свежая мысль придала смелости. Асуров встал, еде л ал несколько шагов – и тут же спрятался за своевременно подвернувшееся дерево. На ступенях театра появился Баренцев с какой-то бабой, определенно не Ольгой.
Они остановились всего в нескольких шагах от него. Свет фонаря упал на лицо баренцевской спутницы, и Константин Сергеевич едва сдержал крик.
Он узнал Анну, ту самую малолетнюю стерву, которая так ловко умыкнула у него диадему императрицы и пустила под откос только начавшую налаживаться жизнь...
Возле парочки тут же материализовался длинный дорогой автомобиль, бесшумно и неспешно растворяя двери.
– Прошу, – сказал Нил, пропуская даму. Потом уселся сам, и прежде чем захлопнулась дверца, Асуров услышал: – В «Кемпински»!
Ах, вот, значит, как? Сговорились, значит? Одна, значит, на деньги разводит, а другой, значит, потом предъявы делает?
Ну, большого пока не одолеть, а вот девка...
Девка – слабое звено!
Выждав, пока авто не скроется за поворотом, Асуров вышел из своего укрытия и быстро зашагал по Унтер-ден-Линден в поисках ближайшего телефона автомата
Зайдя в кабинку, он нащупал во внутреннем кармане заветную записную книжечку, с которой никогда не расставался, а записи делал таким образом, чтобы никто кроме него ни черта в них не понял. Вставил в щель карточку, набрал номер. С замиранием сердца ждал.
– Грабовски хир! – отрывисто рявкнула трубка.
– Привет, Гюнтер, – по-русски отозвался Асуров. – Это Константин. Не забыл такого?..
С капитаном Штази Гюнтером Грабовски Асуров познакомился в Ленинграде еще в начале восьмидесятых. В деле об очередном антисоветском кружке оказались каким-то боком замешаны несколько студентов из ГДР, и, чтобы разбираться с ними, потребовался специалист из фатерлянда. Выяснилось, что Гюнтер прекрасно шпарит по-русски, охотно употребляет водочку и вообще парень свой в доску. Потом Гюнтер приезжал в Дрезден, где у Асурова была краткосрочная командировка, они и там неплохо провели время. Потом ГДР приказала долго жить, ее госбезопасность – тем паче. Но Асуров, по мере сил отслеживавший судьбы людей, которые могли бы ему пригодиться, знал, что несгибаемый Гюнтер не только выжил, но быстро приспособился к новым условиям и теперь возглавляет частное сыскное бюро.
– Не вибрируй, я тоже, понимаешь, кардинально перестроился, теперь честный предприниматель французской национальности... Наклевывается выгодная работенка. Как раз по твоей новой специальности... «Кемпински» знаешь? Жду напротив входа через полчаса.
* * *
– Располагайся. Я быстро...
Нил скинул пиджак и присел на диванчик, любуясь роскошным интерьером, выдержанным в лучших традициях прусского бидемайера.
– Да, кучеряво живут племянницы российских олигархов!
– Что ты говоришь? Я не слышу... Знаешь, у меня появилась идея. – В дверном проеме показалась растрепанная головка Марго и обнаженное плечико с белой бретелькой. – Не знаю, как ты, а лично я что-то устала. Давай заморим червячка перед прогулкой? Только в ресторан неохота, я закажу в номер каких-нибудь закусок...
Нил с ленивой улыбкой слушал, как Марго, на более чем сносном французском делает заказ по телефону. Белужья икра, королевские креветки, фуагра, шампанское. Как говорила покойная Линда, первая его жена, красиво жить не запретишь... Эх, Линда-Адреналинда, тебя бы из тогдашнего нашего убожества да в эту роскошь...
– Если водка для меня, тогда не надо! – крикнул он.
– И бутылочку хорошего вина... На усмотрение вашего соммелье, цена значения не имеет...
Вышедшая в халате Марго чмокнула его в ухо.
– Через двадцать минут. Ты отдыхай пока, телек посмотри, в баре похозяйничай. В общем, будь как дома. А я пока перышки почищу. Потерпишь?
– А что мне остается? – Нил состроил скорбную мину и тут же рассмеялся. – Ладно, переживу.
Он потянулся к лежащей на столике книжке. Крикливая, аляповатая обложка, на ней бритый жлоб с пистолетом и скособоченная красотка с обнаженным выменем восемнадцатого размера. «И ты, Брат?». Издательство «Омега-Пасс». Что ж, название у фирмы вполне красноречивое – если учесть, какую именно часть тела напоминает своими очертаниями греческая буква «омега».
Имя автора показалось Нилу знакомым. Иван Ларин. Тот самый Ванька русист, с которым столько выпито дрянного пива и дважды дрянного портвейна?
Нил наугад перелистал несколько страничек, и ему страстно захотелось, чтобы автором был не Ванька, которого Нил запомнил человечком хоть и слабым, но добрым, окрыленным, по-детски чистым душой. Он писал хорошие стихи и имел феерически, неправдоподобно прекрасную жену.
А тут какие-то подсобки с крысами, битюги в золотых цепях, грязный толстый азербайджанец, с гиканьем и свистом избиваемый ногами. А в текстах, произносимых героями, понятны только матерные слова... Кровавая рвота, кровавые фекалии – любовно, во всех подробностях...
Потом Ванькина жена стала киноактрисой и, кажется, бросила своего пьющего мужа. Но это еще не повод...
Неужели Маргарита, очаровательная, тонкая Марго читает такую запредельную дрянь?
Нил зашвырнул книжку в угол, прислушался.
Марго пела в ванной под аккомпанемент струй.
– Знай, Орландина, Орландина
Зовут меня...
Отчего ее голос показался ему таким знакомым?..
– «Шато-Лафит», семьдесят девятый год... Недурно. Интересно, ты тогда на свете-то существовала? Марго надулась.
– Мне уже девятнадцать!
– Значит, пешком под стол ходила... Ладно, продегустируем. – Нил наполнил бокалы. – За тебя!
– За меня уже пили.
– Тогда за меня.
– И за тебя пили.
– В таком случае, позвольте тост, подкупающий своей оригинальностью. За нас с тобой!
Марго пригубила вина, поставила бокал рядом с икорницей, заполненной уже не икрой, а креветочными очистками.
Похоже, изысканный, мягкий букет выдержанного вина ее не впечатлил.
– Дай сигаретку!
– Как, неужели ты куришь?
– Только когда выпью... Слушай, Нил, пока я не напилась и не окончательно потеряла голову, у меня есть к тебе деловое предложение...
– Какое? Потанцевать? Всегда готов! Была бы музыка...
Он легко поднялся с кресла, отвесил ей церемонный поклон.
– Нет, погоди, танцы потом... Все потом... Где моя сумочка?
– Да вот же, – Нил шагнул к дивану возле журнального столика, поднял сумочку. – Прошу.
Марго достала желтый плотный конверт, в каких обычно держат фотографии, протянула ему. Ее пальцы показались Нилу очень горячими.
– Что это?
– Так, одна вещь... Понимаешь, это... это принадлежит моей подруге, очень близкой подруге... Вещь ценная, ее трудно продать в России, она попросила меня узнать, может быть, здесь в Европе... может быть, ты...
Марго внезапно открыла рот и оглушительно чихнула.
– Что с тобой?!
– Ничего, я... – Она вновь чихнула. – Что-то голова... Я лучше сяду...
Она пошатнулась и едва не упала, но Нил вовремя подхватил ее. Тело Марго пылало, как раскаленная печка.
Нил подхватил ее на руки и понес в другую комнату, где сквозь матовое стекло двери угадывались очертания кровати.
Желтый конверт с глухим стуком упал на пол.
– Нил... – лепетала Марго. – Фотографии...
– После, девочка, после...
Он ногой распахнул дверь и бережно уложил Марго на широченную кровать. Она тихо стонала. Нил помог ей выпутаться из платья, прикрыл худенькое тельце простыней, шелковым покрывалом... «Ей девятнадцать, значит, когда она родилась, я был уже три года как женат...» – неожиданно подумал он. Отчего-то слезы навернулись на глаза...
– Лекарства у тебя есть? Где они?
– Не знаю... Там...
Она махнула в неопределенном направлении и уронила руку на покрывало.
Нил один за другим выдвигал ящики трюмо и, наконец, нашел среди всяких женских мелочей прозрачную косметичку, исполнявшую обязанности походной аптечки, раскрыл молнию, выбрал подходящие упаковки. Препараты были знакомые – эффералган, аспирин-Ц, – а вот русские буквы выглядели на них непривычно.
Он растворил шипучие таблетки в воде, дал ей выпить. Потом сходил в ванную, принес мокрое полотенце, положил на лоб.
– Нил, ты... ты только не сердись на меня, все так глупо получилось...
– Да я не сержусь, ни капельки не сержусь... Ты только поправляйся скорей.
– А что со мной?
– Не знаю, наверное, какой-нибудь скоротечный грипп. Ничего, лекарства хорошие, сильные, ты главное постарайся уснуть. Утром будешь как огурчик.
– Ага, зелененькая и в пупырышках... – Марго тихо засмеялась и тут же раскашлялась.
– Тс-с! – прошептал Нил.
– Это мама Таня всегда так шутит... Нил, а правда обидно было бы вот так умереть... когда все только начинается?
– Ты спи давай! Нечего тут глупости всякие...
– А ты не уйдешь?
– Не уйду...
Она взяла его руку, приложила к своей пылающей щеке.
– Как хорошо... прохладно... Не уходи... Марго заснула. Нил лежал рядом, не отнимая руку от ее спящего лица...
