Текст книги "Время Рыцаря"

Автор книги: Дмитрий Корниенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Дмитрий Валерьевич Корниенко
Время Рыцаря

Как известно, многие любители и знатоки старины печальным образом сочетают в себе интерес к древним домам и предметам с поразительным нежеланием выяснять что-либо о судьбе, помыслах и намерениях их создателей и прежних владельцев.

Говард Ф. Лавкрафт

ПРОЛОГ

Италия, г. Ананьи,

Резиденция понтифика Бонифация VIII

7 сентября 1303 года

– Хворост и масло сюда! Жгите ворота! – не выдержал Гийом де Ногаре. Массивные створы трещали под натиском тарана, но держались, и лицо рыцаря, обагренное отсветом факелов, сводила судорога ненависти. Время от времени он забывался и начинал бить железным кулаком по ладони в такт ударам бревна. Это не прошло незамеченным, и стоящий рядом итальянец в дорогих доспехах осторожно произнес:

– Незачем так спешить… Дворец окружен. Ему не сбежать.

– Я должен быстрее убедиться, что он не улизнул, Скарра. Уже три года жажда мести сушит меня, и я даже подумать боюсь, что этот выродок перехитрил нас.

– Когда дело касается мести самому римскому папе – три года не срок… Впрочем, – добавил итальянец совсем тихо, – скорее вы боитесь подумать о мести Короля, в случае провала поручения Его Величества.

Нагаре резко повернулся, и глаза его запылали. Это был лишь отблеск огня, охватившего ворота, но итальянцу стало не по себе. А толпа осаждавших уже сгрудилась у арки, прикрываясь щитами от жара, и вновь возобновились удары тарана под громкие 'ух!', задававшие ритм. Наконец горящие створки поддались. Рыцари – серые французы и цветастые итальянцы – хлынули во двор резиденции.

Предутренний сумрак уже позволял разглядеть, что ни единой души не появилось во дворе защищать понтифика. Тогда Ногарэ обнажил меч и указал им на парадный вход.

– Ломайте дверь, – сказал он топорщикам, пытаясь побороть неожиданно возникший страх. – Отступник должен быть там.

И на лестнице, и в коридорах дворца было пусто. Слуги, охрана – все попрятались или сбежали заранее. Ногарэ, первому ворвавшемуся в залу, сначала показалось, что и там никого нет, но искрами сверкнули вдруг в свете факелов бриллианты папской тиары. На троне, в полном одиночестве, с крестом и ключами Святого Петра в руках восседал Бонифаций VIII. Лицо его было застывшим, глаза смотрели прямо и твердо, и только тяжелый крест в пухлой руке заметно дрожал.

– От имени Короля Франции мы требуем твоего низложения! – крикнул с порога Ногарэ. – Отрекись или умрешь!

С минуту ничего не было слышно, кроме железного топота рыцарей, втягивающихся в зал и окружающих трон.

– И эти слова произносишь ты, Ногарэ? – сипло проговорил Бонифаций. – Что ж, тем достойней будет моя смерть, если она придет от еретика-катара, чей дед был сожжен на костре в Тулузе, а отец едва успел покинуть Монсегюр.

Лицо Ногарэ перекосилось, он быстро подошел к Папе и наотмашь ударил его по лицу рукой в железной перчатке. Голова Бонифация откинулась, и губы окрасились кровью. По зале прокатился ропот.

– Ты поедешь в Лион в оковах, – Ногарэ брезгливо отвернулся и, не обращая внимания на шелест опасливых слов, обратился к совсем еще молодому рыцарю: – Де Курсийон! Ваши люди должны будут запереть и сторожить его. Не давать ни воды, ни еды.

– Будь ты проклят Ногарэ, – воскликнул понтифик, грубо стаскиваемый с трона, – не пойдет тебе на пользу это дело, как и твоим подельникам не принесут добра сокровища дворца.

Понтифика поволокли прочь из тронной залы, а Ногарэ повернулся к оторопевшим от святотатства рыцарям и нарочито бодро воскликнул: – Что вы стоите? Слышали отступника? Дворец ваш, и он полон сокровищ!

Лишь убедившись, что Бонифаций VIII надежно заперт в своих покоях и у дверей поставлена охрана, Ногарэ поспешил к архивам. В сопровождении Скарры Колонны и нескольких рыцарей шел он арочным коридором к библиотеке, под плотоядное гиканье грабителей, быстро растекавшихся по дворцу, как вдруг его внимание привлекло большое странное зеркало, прислоненное к каменной стене.

– Первый раз вижу плоское зеркало… почти плоское… и это не металл, это стекло, – пробормотал он озадаченно. – Я думал, все это россказни… Жан, вы когда-нибудь видели такое?

– Нет… – ответил Де Курсийон и погладил рукой блестящую поверхность. – А края у зеркала как будто загнутые… Я отражаюсь в нем как… – Де Курсийон так и не смог подобрать подходящих слов сравнения и добавил только: – Это зеркало – несомненно прекрасный трофей.

– Пусть оно будет в вашей доле добычи, – с улыбкой заключил Ногарэ, звонко хлопнул рыцаря по плечу и твердым шагом пошел прочь.

Франция, регион Луары

7 июня 2012 года

Солнце уже опускалось к массивным воротам перед аллеей, ведущей к замку Курсийон, и пронизывало пыльными лучами комнаты старого крыла, когда пожилой агент по торговле недвижимостью Анри Крушаль открыл дубовую дверь и любезно придержал ее для своего клиента. Хотя закат и расчертил каменный пол и стену на тяжелые желтые ромбы, прохладный полумрак не спешил покидать холл и лишь затаился до поры под высоким, разделенным коричневыми балками потолком. Гигантский ли камин во всю стену с затейливой чугунной плитой поразил воображение покупателя, или разноцветные зайчики от витражей, играющие на бордовых стенах, украшенных оружием допороховой эры, но гость остановился на пороге и стал разглядывать обстановку с видом человека, наконец нашедшего то, что искал.

Агент же в этот момент смотрел не на массивную, в червоточинах времени, мебель, которую видел уже много раз, а на уверенное лицо клиента, пытаясь прочесть на нем что-то свое. И это что-то, видимо, удалось прочитать, потому что тонкие старческие губы Крушаля растянулись в улыбке, и он вкрадчиво произнес:

– Вам повезло, что замок продается со всем содержимым. Многие вещи здесь такие же древние, как и само строение.

Чуть помедлив, он осторожно добавил:

– Позвольте спросить, а как бы вы распорядились замком в случае покупки?

– Национальная дорога между Туром и Ле Маном – место оживленное, – неохотно ответил покупатель, проходя в зал. – К тому же рядом весьма посещаемые королевские замки Луары. Отличное место для небольшой, но дорогой гостиницы с хорошим рестораном. Главное, не испортить атмосферу. Именно она стоит дороже всего, – тут гость нахмурился и подошел к седому от времени зеркалу с почерневшей рамой, отражающая поверхность которого была мутной и слегка вогнутой. – Но таких раритетов в каминном зале не будет. Надо слегка оживить обстановку.

– А между тем, это зеркало занимает не последнее место в семейных преданиях владельцев Курсийона, – заметил Крушаль. – Оно очень старое и появилось здесь еще в незапамятные времена. До сих пор среди здешних обитателей существует поверье, что ночью смотреть в это зеркало нельзя ни в коем случае.

– В нем и сейчас ничего не разглядишь, – снисходительно усмехнулся гость. – Но вы интересно рассказываете, месье Крушаль. И, судя по вашим рассказам, хорошо разбираетесь в истории своей страны. А то один мой знакомый француз, причем весьма образованный, даже затруднился показать на карте, где находится Гасконь.

– Просто ваш знакомый не зарабатывает на жизнь торговлей историей. В отличие от России у нас в цене узкая специализация.

– Вы даже знаете, что ценится у нас в России?

– Конечно. Я же торгую именно исторической недвижимостью, – улыбнулся Крушаль. – Хотя не часто мои покупатели так хорошо говорят по-французски, как вы… Так что же, по-вашему, надо сделать с зеркалом, которое так долго занимало столь почетное место?

– Здесь оно лишнее. От одного взгляда на него становится не по себе. А вот в одной из спален башни зеркалу будет самое место.

– Вы собираетесь держать в башне своих врагов? – спросил Крушаль без улыбки.

– Мои мысли гораздо прозаичнее. Судите сами: мы только что были в башне и видели три комнаты, одна над другой. Маленькие окна-бойницы, толстые ледяные стены, лестница со сточенными ступенями, по которой надо подниматься пригнувшись… Мрачнейшая атмосфера. Но в каждой комнате старинная кровать, и кровати эти застелены. А теперь вы мне объясните: неужели там кто-то ночевал?

– Этого я не знаю. Может быть, там жила прислуга. Или оставались какие-нибудь гости хозяина. В конце концов, есть люди, которые любят прочувствовать средневековый колорит.

– И не удивительно. Шотландия вовсю делает на таких людях деньги, а во Франции это почему-то не принято.

– Во Франции есть на чем заработать, не тревожа призраков, – пожал плечами Крушаль.

– Согласен. Но когда вы упомянули о связанных с этим тусклым зерцалом преданиях, мне пришла мысль сделать верхнюю комнату в башне самой страшной. Этаким аттракционом для желающих пощекотать нервы. Особой приманкой в ассортименте услуг. Ночью в комнате с призраком, – гость довольно рассмеялся. – И вот там-то я и повешу эту… реликвию.

– Да… Думаю, такой постоялец получит то, о чем мечтает, – подтвердил Крушаль, но радость от близости сделки куда-то ушла из его глаз под сдвинутыми седыми бровями. – Однако я бы не хотел провести ночь в такой комнате, даже если бы заплатили мне. Такие забавы не проходят даром.

– И тем не менее я уверен, что постояльцы найдутся, – бесстрастно сказал гость, по-хозяйски вышагивая по залу и поглядывая в окна, за которыми солнце уже покраснело, словно от стыда за предсказание плохой погоды. – Что ж, готовьте документы, месье Крушаль. Мне по душе этот замок.

– Вы знаете, у меня было предчувствие, что именно вы…

– Пока будет идти оформление в собственность, – нетерпеливо перебил гость, – я бы хотел направить сюда одного молодого человека. Историк, интересуется Средневековьем. Думаю, он с удовольствием приехал бы из Москвы и пожил здесь с недельку, покопался в архивах, сделал подборку материалов. Вы поможете ему, месье Крушаль?

– Конечно.

– И знаете что, договоритесь с владельцем, чтобы моего специалиста поселили именно в башне. Пусть прочувствует атмосферу замка. Он человек увлеченный, ему это будет по душе. Кстати, мой племянник.

– И зеркало повесить в его комнате? – Крушаль странно усмехнулся.

– Да, действительно, попросите хозяина перевесить зеркало в комнату под сводом башни. Но не говорите для чего. Скажите просто, что на нового владельца оно произвело в каминном зале неприятное впечатление. Он ведь поймет?

– Я уверен, что он бы не возражал… Однако он сейчас болен и находится в госпитале. Но вы не беспокойтесь, все доверенности на меня выписаны загодя, я близкий друг хозяина, а замок был поставлен на продажу из-за долгов еще до обострения болезни. Что касается зеркала, то я позабочусь, чтобы его перевесили.

Гость пожал плечами и опять повернулся к зеркалу. Сквозь муть он пытался разглядеть собственное массивное лицо, с которого не сходило выражение спокойной мечтательности, а потом, ухмыльнувшись чему-то, пробормотал:

– Честно говоря, меня удивляет, что такое старинное место забыто и заброшено. Не спорьте со мной, я же видел, что даже крышу надо перестилать… А ведь история у этого замка, наверное, интереснейшая… Но ничего, мой племянник раскопает что к чему. Время будить призраков, Крушаль. Время будить призраков.

ЧАСТЬ I

1

Альберт плохо знал своего дядю, но конверт с билетами и авансом убедил быстрее самого красноречивого продавца. Интрига, конечно, проглядывала в том, как хорошо все складывается, но была она того приятного оттенка, когда ты выбираешь между 'хорошо' и 'очень хорошо'.

Во Франции Альберт еще не бывал, хотя и знал французский (благодаря матери-переводчице) не хуже среднего парижанина, ведь сегодняшний средний парижанин, как она говорила, мало чем отличается от вчерашнего бедуина. О Средневековье же знания были самые общие: и во время учебы в университете, и в последующем его больше интересовала Античность. Однако книгу о древнегреческих банях, тщательно продуманную и уже начатую, он так и не закончил. Не получилась и книга о позднеримских удовольствиях по заказу одного знакомого из издательства – Альберт все не мог понять, с какой стороны пристроиться к этой теме. В итоге заказ отдали какому-то мужику, который специально ездил прорабатывать этот вопрос в Таиланд, и Альберт лишь написал за копейки вступление, дабы придать книге оттенок исторического исследования. Больше к писательству он не возвращался. Бизнесом заниматься тоже пробовал, вместе с друзьями, но прежде, чем входил в курс дела, все как-то быстро заканчивалось. В общем, к тридцати годам он все еще находился на распутье. Но сейчас предстояло подойти к делу со всей серьезностью, с прицелом на будущее, ведь за интересную работу редко платят хорошие деньги. А дело было интересным, да еще связано с путешествием – невероятное везение.

Однако знакомый с тем, что удержать в ладошках синюю птицу удачи еще сложнее, чем поймать, Альберт всерьез озаботился подготовкой к поездке. И так как судьба, словно корабль на рейде, поворачивала нос на запад, в средневековую Францию, то и путь туда лежал через маленькую, пропахшую старыми книгами, квартирку бывшего преподавателя. Ведь лучшего специалиста по французскому средневековью, пожалуй, трудно было бы найти и в самом Париже.

– Только документ дает событию бессмертие! – раздраженно сказал профессор, выслушав сумбурный рассказ о встрече с дядей-замковладельцем. – Документы – это следы! С их исчезновением уходит и сама история. А какие документы собираешься изучать ты? Всего-то за две недели раскопать историю замка, основанного в двенадцатом веке?! Да это смешно!

– Собственно, никто и не требует от меня особой точности, – попытался защититься Альберт, чувствуя, как радость постепенно тает, освобождая место озабоченности. – Надо лишь покопаться в архивах, осмотреть замок, написать очерк. Что-нибудь есть и в самом замке.

По правде говоря, Альберт очень рассчитывал найти у профессора Заславского поддержку своим изысканиям, так как умолчал в разговоре с дядей о своей неосведомленности во французской истории. Однако сам Заславский отнесся к поездке серьезнее, чем хотелось бы, и теперь Альберт, потягивая кофе, мучительно размышлял, как добиться благосклонности. В поисках спасительной зацепки глаза бывшего студента бегали по комнате, пока не остановились на фотографии его университетского выпуска, среди прочих приклеенной к выцветшим обоям. 'Как же я изменился', – неожиданно мелькнула в голове грустная мысль. С фотографии смотрел высокий, широкий в плечах, еще подтянутый энтузиаст. Светлые волосы взъерошены. Как сказала одна знакомая, его лицо можно было бы назвать жестким и волевым, если бы не мягкие округлые очертания и всегда насмешливые глаза. И в этих глазах тогда были большие планы…

– Ты меня слушаешь? – профессор раздраженно пощелкал пальцами, отметив задумчивость во взгляде постаревшего ученика.

Альберт тут же вернулся и с вниманием подался туловищем вперед.

– Но вообще, тебе остается только позавидовать, – язвительно заметил Заславский. – Париж – прекрасное место.

– В самом Париже я буду только одно утро и архив посетить не успею, – посетовал Альберт. – Так что основная работа предстоит в архиве Ле Мана. Туда я собираюсь ездить каждый день, ведь замок находится не очень далеко – сорок минут на поезде.

– Ты заставляешь меня повторять азбучные истины, – продолжал наседать профессор. – То, что для занятий древней историей Ассирии нужно уметь разбирать клинопись – это понимают все. Но при этом все почему-то думают, что способны разбирать средневековые документы, не считаясь с их временем. А что ты знаешь о том времени? Средневековье никогда не было твоей специализацией.

– Но я достаточно хорошо знаю французский, чтобы сделать общие выводы и…

– Вот-вот… Столько людей, не изучавших средневековой латыни и средневекового французского языка, воображают, что разберутся только потому, что знают современный французский и классическую латынь. И они позволяют себе браться за толкование текстов, хотя и не в состоянии понять их истинный смысл.

Альберт молчал. Он понимал справедливость слов профессора. Только вот профессор никак не хотел понимать, что поставленная задача не полновесное исследование. Предстояло изобразить заказчику картину путешествия замка через века – из рук в руки, из эпохи в эпоху. Это было вполне по силам и отказываться от поездки из-за такой мелочи, как незнание средневековья, было бы глупо. Просто к задаче следовало найти подход.

– Допустим, документ понятен, – не останавливался профессор. – Но как ты установишь подлинность? Она ведь устанавливается из совокупности предшествующих изысканий. Документы открываются только тому, кто знает, что было 'до' и что было 'после'.

– Все так, все так, – Альберт согласно закивал, стараясь, чтобы на лице не было и тени неудовольствия от несвоевременных поучений. – Просто мне представилась возможность… Такого шанса больше не будет. Я рассчитывал на вашу помощь.

– Понятно. Суть не в истории – суть в поездке, – ядовито сказал профессор. – Скажи, а чем ты сейчас занимаешься? Давно о тебе не слышал.

– Иногда переводами подрабатываю… Но в основном генеалогией, – Альберт тоскливо отвернулся к окну, чтобы стало понятно, как скучно настоящее и как хочется уехать хоть куда-нибудь.

– Понятно. Выдаешь желаемое за действительное? – прищурился профессор, словно желая подтвердить собственную нехорошую догадку.

Теперь пришла очередь Альберта поджать губы, но профессор уже сменил гнев на милость.

– Итак, что у тебя есть? – начал он неожиданно бойко и деловито. – Какие сведения, кроме названия замка? Известные владельцы?

– У меня пока ничего нет. Буду смотреть в архивах и на месте.

– Не найдешь ты в замке ничего, кроме пары старых открыток… Исторические документы никогда не оставляют, а владельцев сменилось, полагаю, предостаточно. Но я посмотрю свои материалы по этой местности и подберу тебе что-нибудь интересное в дорогу. Ты когда улетаешь?

– Через два дня.

– Заранее зайди на сайты архивов и выпиши из электронных каталогов подходящие на твой взгляд документы. Отправишь мне список по почте, и я отмечу те из них, которые следует посмотреть в первую очередь, – времени у тебя в обрез. Но, по совести, твоему родственнику стоило нанять француза – специалиста по Средним векам. Глух и неверен путь использования родственных связей, – добавил профессор и рассмеялся сухим, хриплым смехом, больше похожим на кашель. – Хорошие отношения с дядей?

– Да не очень. Честно говоря, я удивлен, что он обо мне вспомнил, – ответил Альберт. – И общаться с ним тяжело, и тяжело понять, чего он хочет. К примеру, сегодня почти вся беседа была посвящена моему проживанию: в какой комнате я буду жить, какая там мебель и какие висят зеркала… Как будто это имеет какое-то значение.

– А жить будешь в замке?

– Да.

– Значит, имеет значение. А иначе зачем бы он об этом упоминал? И что конкретно он говорил? Ты ведь знаешь, обстановка средневековых замков меня всегда интересовала.

– Мне показалось, что он хотел меня напугать. Толковал о каком-то зеркале. Отсоветовал смотреть в него ночью…

– Зеркала – штука такая, что если сказали не смотреть, так лучше и не надо, – ухмыльнулся профессор с каким-то юношеским задором. – В свое время я собирал средневековые легенды. Хотел даже книгу написать, да так руки и не дошли.

– Вы никогда не рассказывали.

– А почему я должен был рассказывать? – пожал плечами профессор и встал, чтобы налить себе еще кофе. – Но если тебе интересно, про зеркала кое-что рассказать все-таки могу.

Альберт расслабил ноги, которые уже напружинил было для того, чтобы встать и направиться в прихожую. Он уже и не рассчитывал, что профессор проявит благосклонность. А ведь дядя так упирал в разговоре на зеркало, так пристально наблюдал за реакцией племянника на свои слова, что действительно сумел заинтриговать.

– Старинные зеркала вообще требуют к себе особого отношения. Они чем-то похожи на старые дома – так же полны призраков. Ведь зеркало имеет двойственную природу: половина его ауры принадлежит нашему миру, а вторая уходит прямо в потусторонний.

– То есть все старые зеркала, по мнению эзотериков, опасны? – уточнил Альберт.

– Считается, что узнать опасное зеркало довольно просто. Если перед ним гаснет пламя свечи, то это определенно указывает, что в нем томится чья-то душа. Кроме того, такое зеркало обычно бывает на ощупь ледяным, – тут профессор сладко улыбнулся.

Неприятный холодок пробежал по спине Альберта. Как бы такие разговоры не вышли боком, ведь в замке ему предстояло остаться один на один со своей мнительностью и богатым воображением.

– Но это все мистика, так сказать. На самом деле я хотел упомянуть лишь об одном зеркале, которое в старинных документах упоминалось как артефакт, – сказал профессор. – И об этом мало кто знает. А я вот встретил как-то упоминание, что одному алхимику удалось сделать зеркало, которое задерживает время.

– Речь идет, видимо, о девятом – десятом веках?

– О двенадцатом, – профессор посмотрел тяжело, словно мысленно снижал оценку на экзамене. – Первые настоящие зеркала появились в двенадцатом веке, их изготавливали венецианские мастера, и стоили они очень дорого. Но то зеркало было необычным, по легенде оно задерживало изображение и выдавало его с запозданием, точно свет далекой звезды, который идет до нас слишком долго.

– И что, действительно, кто-то его видел?

– Я не видел, но, может, повезет тебе, – улыбнулся профессор. – Я всего лишь хочу показать один из возможных вариантов происхождения страшилки, которой пугает тебя заказчик. А делает он это, видимо, для того, чтобы твое эссе по замку было живее, – и профессор встал, показывая, что разговор на сегодня окончен.

Альберт, настроившийся было на долгий рассказ, поспешно допил кофе. Уйти, оставив полную чашку, было бы невежливо.

– Такие истории делают нашу профессию интереснее и насыщеннее, – продолжал профессор, провожая гостя к дверям. – А когда ты упомянул про обстановку в твоей будущей комнате и пожелания заказчика, я как раз вспомнил, что по преданию в то зеркало ни в коем случае нельзя смотреть ночью. Но я советую тебе посмотреть. Вдруг это тот самый артефакт? – с серьезным лицом сказал профессор, но не сдержался и хрипло хихикнул.

– А вообще, наука всегда кажется волшебством для того, кто не знает истины. Покажи телевизор дикарю, и он тоже будет считать его волшебным ящиком, – подытожил он, отпирая дверь.

Бормоча слова благодарности, Альберт вышел на площадку перед лифтом, но профессор не спешил закрывать дверь и прислонился к дверному косяку, переминаясь в старых войлочных тапочках. Видно было, что старику тоже очень хочется и в Париж, и в замок, и что много бы он отдал, чтобы поменяться сейчас местами со своим бывшим учеником.

– Желаю удачи. Как приедешь, не забудь меня навестить. Да, раз уж ты будешь в архиве… закажи мне фотокопии «Амьенского манускрипта», издание Соважа. Те, что мне прислали, уж очень тёмные, – поспешно напутствовал профессор, и его слова в последний момент успели пролететь в щель между закрывающимися створками лифта.

2

Утром, задолго до полудня, Альберт сошел на перрон в Ле Мане. Париж, увиденный мельком по дороге от аэропорта до вокзала Монпарнас, сонно кутался в туман, зато Ле Ман встретил уже проснувшийся, по-воскресному добродушно позевывающий, щурящийся от косых утренних лучей. Сквозняк в тени ангара теплым феном вздувал волосы и обещал жаркий день. Бросив последний взгляд на серый космический нос скоростного поезда, словно намекающий о прибытии в другой мир, Альберт вышел за ворота вокзала и, отмежевавшись от равнодушного исходящего потока пассажиров, с воодушевлением огляделся.

Почему-то казалось, что совсем рядом море – настолько южные возникли ощущения. Даже забылось на какое-то время, что в этот город Альберт приехал по работе, а не на отдых. Что касается архива, который вскоре должен стать головной болью, то по случаю выходного дня тот не работал. Так что Альберт со спокойной душой сдал чемодан в камеру хранения и отправился прогуляться, туда, где впереди, над красными черепичными крышами, возвышался собор Святого Юлиана.

Поднимаясь узкими мощеными улочками, Альберт порядком взмок. Но вот жмущиеся друг к другу старинные домики расступились, показались гигантские ворота, а чтобы разглядеть колючие шпили, вонзающиеся в безоблачное июньское небо, приходилось задирать голову. С водостоков закричал на Альберта оскалом горгулий иной мир.

Не зная, как попасть внутрь, историк прильнул к огромной замочной скважине – такой большой, словно она открывалась подарочным 'ключом от города', и ледяной воздух из отверстия заставил прослезиться. Тогда Альберт на удачу толкнул тяжелую дверцу в правой створке, и она со скрипом поддалась.

В соборе было тихо и малолюдно. Альберт прошел между рядами скамеек, стараясь не нарушать священную тишину стуком каблуков, и встал перед алтарем, задрав голову. Свод со всех сторон подсвечивался необъятными витражами и был нереально высоким.

'И как в старину смогли такое построить? – невольно подумал Альберт. – Как во мраке средневековья нашлись люди, которые смогли рассчитать постройку такого чуда в невероятной пропорции камня, стекла и воздуха? А какими глазами смотрели на собор обычные люди того времени? Ведь даже я, человек, который видел множество больших городов, прекрасных дворцов, который смотрел на пирамиды, и то сейчас поражен. Так как же разглядывали все это великолепие простые средневековые ремесленники или какие-нибудь монахи, которые не видели, по большому счету, вообще ничего? И как им после этого величия не поверить в Бога всей душой?'

Спускался историк другой дорогой, мимо многочисленных маленьких кафе, закрывавших вынесенными столиками и без того тесные проходы между домами. Выйдя к набережной, Альберт с профессиональным интересом осмотрел красную кладку галло-римской стены третьего века, служившую фундаментом большинства старинных построек Ле Мана, с некоторым волнением провел рукой по влажно зеленеющему мху в пазах между камнями и постоял в раздумьях, чувствуя удовлетворение и усталость. Аппетит на новые ощущения притупился, а аппетит до еды, наоборот, разыгрался, и стало ясно, что пора присмотреть местечко для обеда. Тем более что воздух, с утра холодивший тяжелую из-за ночного перелета голову, после двенадцати сгустился и поплыл.

На противоположный берег переходить не хотелось: судя по виду, там расположилась современная скучная часть города. Сдержанной походкой Альберт дошел до приятного кафе у моста и вскоре вытянул гудящие ноги в сторону реки, слегка пьяный от солнца и усталости. Неспешность официантов подчеркивала выходной день. Посетители, в основном туристы, обедали медленно, вилки с нанизанными кусочками мяса или креветками то и дело замирали в руках, дожидаясь, пока хозяев покинет созерцательность. Историк тоже разомлел, даже кофе не помог, и обратно к вокзалу, чтобы продолжить свой путь до Шато-дю-Луар, он брел неспешно, отмахиваясь от наползающей дремы.

Ехать было минут сорок, но в упруго дрожащем вагоне Альберта все-таки сморила усталость, и не разбуди его проверкой билетов колоритный седовласый проводник, больше походивший на капитана круизного лайнера, можно было ненароком остановку и проехать.

Историк был единственным пассажиром, сошедшим на перроне маленькой станции Шато-де-Луар. Она была грустной, одинокой, и какой-то по-осеннему печальной, как и все маленькие железнодорожные станции. А малая стрелка на часах вокзала, состоявшего из одной комнаты, уже уперлась в римскую цифру шесть. И вот небольшой чемодан закинут в багажник такси, а сам Альберт наконец расположился на заднем сидении, чтобы преодолеть последний и самый короткий отрезок пути к замку Курсийон.

По левую сторону дороги, к стесанным склонам крутых холмов лепились невысокие дома. Они выглядели словно нарисованными на серой каменной стене отрога, изрезанной множеством ворот, калиток и дверей, так, будто местные жители соперничали с горными троллями в использовании пещер. А по правую руку, сквозь редкий кустарник проглядывали похожие на лесенки пути железной дороги, уходящей к Туру.

За пределами Шато-дю-Луар машина съехала с шоссе влево и, миновав деревушку, поднялась на холм. Судя по всему, впереди уже маячили замковые владения, а вдалеке из зелени деревьев поднимался знакомый по фотографии темно-серый шпиль башни.

Альберт отпустил такси у массивных черных ворот и остановился в нерешительности, потому что на воротах была цепь, а на цепи замок. Он тщательно осмотрел внушительные столбы, сложенные из камня, но никакого звонка или интеркома не обнаружил. От ворот вглубь вела усыпанная светлым щебнем аллея, а через решетку было видно и серое древнее крыло замка, и отходящее от него под прямым углом позднее белое крыло, но все это было довольно далеко, и привлечь к себе чье-либо внимание не представлялось возможности. Да и не видно было ни души.

Недолго думая, историк взял левее и пошел вниз с холма вдоль каменной изгороди, полускрытой кустарником, пытаясь найти другой проход на территорию. Местами заросли редели, открывая обвалившуюся кладку, и несложно было бы пробраться внутрь, но не хотелось пачкаться, тем более что к приличным замкам подходов должно быть несколько.

Нагретая за день почва и распаренная зелень отдавали в свежеющий вечерний воздух пряные дачные запахи, трава стрекотала кузнечиками, и видны были поверх утонувших в овраге деревьев разбросанные вдали фермы. Тут Альберт заметил маленькую, по пояс, калитку. Она была такой ветхой, что чуть ли не просвечивала, и казалось, можно легко пройти сквозь нее, оставив на брюках лишь древесную труху. Осторожно приоткрыв ее, Альберт прихлопнул на лбу комара и наконец вступил в замковые владения.

'Не нарваться бы на собаку', – подумал он, продвигаясь в сырой тени дубов мимо сложенных замшелых поленниц в человеческий рост по утоптанной дорожке, окаймленной лопухами. Она и вывела на усыпанную гравием площадку перед замком. Это был внутренний двор, перекрытый с двух сторон старым и новым крылом.

Единственная башня возвышалась справа, сужаясь кверху, и напоминала меченый мхом гриб с толстой ножкой и маленькой шляпкой конусообразной черной крыши. От нее шло массивное старое крыло, с выходящими во двор многочисленными воротами, возможно, бывших конюшен, а со второго этажа смотрели цветные витражи. Корпус поздней постройки, уже не такой толстостенный, с вытянутыми арочными окнами и застекленными дверьми, стоял на месте старой северной стены и довольно сильно контрастировал с соседним зданием. Общими были лишь массивные фонари на черных цепях, которые со скрипом покачивались от порывов теплого ветра.

Альберт остановился и стал вглядываться в темные окна, пытаясь уловить в них жизнь. Однако тишину нарушил скрип двери, своей пронзительностью напомнивший крик чайки, и на крылечко старого корпуса вышла женщина средних лет с блеклым лицом. Она остановилась, вытирая руки о передник, внимательные бесцветные глаза изучающе оглядели гостя с ног до головы и выжидающе застыли. Историк же ухватил чемодан за ручку и поспешил к ней, шурша колесиками по гравию.