Текст книги "Крестовый поход (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шереметьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава 14. Париж

-Увидеть Париж и умереть! – продекламировал Александр на латыни, когда их взором предстала небольшая площадь, от которой отходили улицы сразу в трёх направлениях. По периметру она была окружена деревянными строениями, хотя вдалеке и за рекой на острове виднелись «цивильные» постройки из камня и даже аналоги многоэтажек частично из дерева.

–Увидеть Неаполь и умереть!*– улыбнулся ему Элезар.

*лат. « Videre Napoli et m ori» – в те времена это крылатое выражение, вероятно, звучало так.

–Пожалуй, оба варианта того не стоят – кивнул Александр, и они рассмеялись.

–Я слышал король в Париже, вот бы он принял нашего благодетеля у себя, а мы бы с ним…– присоединился к их беседе Аглаек.

–Вот скажи мне, мой пронырливый друг, откуда ты вечно всё знаешь? – задал ему вопрос, находящийся в превосходном расположении духа Александр. Рука почти не болела, и это его как раз и радовало, но он всё же берёг её, держа в самодельной подвязке, а конём управлял левой.

–Я просто очень умён и умею слушать, а не болтать языком попусту– философски и загадочно изрёк Аглаек, и молодые люди, переглянувшись, снова рассмеялись.

Их процессия, втягивающаяся в становящиеся узкими и тёмными улочки, вызывала немало внимания, хотя движение в город и из города было оживлённым. Но такого множества воинов в одном отряде сразу – не наблюдалось. Не обращая внимания на взгляды, они отправились направо, и дорога привела их к воротам через деревянную стену, в этот раз без оборонительного рва, выходящую к Сене и портовым сооружениям на берегу реки. Здесь они повернули налево к двум видневшимся мостам острова Сите. Видимо, Пётр действительно собирался остановиться, если уж и не во дворце короля, то, возможно, в одном из многочисленных аббатств Парижа, располагавшихся, как на центральном острове города, так и на левобережье.

Почти так оно и оказалось, только без удобств епископства Реймса. В итоге их принял Божий приют для путников и больных*, который хоть и располагался на острове Сите рядом с дворцом короля, однако был прямо-таки забит огромным количеством путников.

*Существует до сих пор, смотрите дополнительные материалы.

Их взяли на постой, как и всех паломников совершенно бесплатно, и даже выделили отдельный дом, но для них тот оказался мал. Элезара с Александром разместили на третьем этаже приюта в комнатушках, спать в которых можно было исключительно по очереди или уж совсем вповалку, так как для восьмерых здесь было тесно. Первый этаж выделенного им здания был каменным, а верхние с деревянными балками и покрыт материалом, который Александр для себя определил, как саман – смесь глины и соломы. Если не считать крайней тесноты и, как выяснилось позже, насекомых, то в целом жаловаться было особо не на что. Русичи тут же завалились на отдых. Элезар с Александром, Аглаеком и Утредом отправились снова на правый берег, где помимо порта были ремесленнические кварталы и многочисленные увеселительные заведения.

Как они вскоре убедились, большинство домов в городе было построены по тому же типу, что и выделенный им, лишь с некоторой разницей в архитектурных излишествах. Где-то были сильно выступающие над первым этажом вторые и третьи, предохраняющие посетителей торговых лавок от непогоды и помоев. Где-то каменными были пара этажей, а дома огорожены каменным же забором, образуя небольшие усадьбы, пригодные к защите от нападений. Порой в городе встречались и настоящие дворцы, а строгие аббатства и находящиеся в них церкви, непременно каменные, создавали интересное обрамление.

Хотя всю правобережную часть Парижа можно было обойти довольно скоро, если бы можно было просто идти прямо, однако узкие улочки и обилие людей делали это практически невозможным. Уличные торговцы, попрошайки, обычные жители, церковнослужители, сверкающие на солнце тонзурами – все они, казалось, собрались на какой-то праздник. Но на самом деле это был почти заурядный день этого города, который стараниями королей, превращался в истинную столицу Франции. Населения Парижа вряд ли было больше, чем в Реймсе, но плотность застройки и скученность создавали впечатление чуть ли не мегаполиса. Если Реймс был поделён на кварталы по сословиям, где священнослужители находились отдельно от королевского района, а торговцы были отделены от ремесленников, то в правобережном Париже застройка была хаотичной и можно сказать демократичной. Не во всём Париже было так. На острове Сите, разделявшем, как и река, город надвое, всё было благоустроено и упорядоченно королевской волей. На левобережье в основном были богатые аббатства. Но здесь, на правом берегу реки был настоящий средневековый город, каким его представлял себе Александр. В нём всё было вперемежку и не довлело строгостью. И этот Париж ему нравился. Проходя, словно ледокол мимо горожан, он чувствовал себя Д’Артаньяном, который в окружении друзей шествует по славному городу, хотя до эпохи мушкетёров были ещё века и века. Но атмосфера! Улыбающиеся девушки, возящиеся со своими делами горожане. И взгляды, заинтересованные взгляды.

Выйдя к речному порту, они расположились в уличной забегаловке, где столы стояли прямо под открытым небом. Впрочем, погода была превосходная, некоторую жару можно было компенсировать холодным пивом, а закусить блинчиками с начинкой из грибов. Несмотря на разгар дня и необходимость тяжкого, многочасового труда, почти все столы были заняты. Парижане весело смеялись, разговаривали и с видимым удовольствием наблюдали за теми, кто работал, перекатывая бочки из повозок под навесы, разнося какие-то и занимаясь всякими другими повседневными делами.

–Эх, жаль для сидра рановато. Нормандский сидр, скажу я вам, это лучшее, что есть в этом крае – почёсывая брюхо , отметил Аглаек, откидываясь на лавке, прислонясь к стене и довольно щурясь.

– Холодное пиво тоже в самый раз, – не согласился с ним Элезар.

–По-моему, главное – в какой компании пить – улыбнулся Александр.

–Вот за это и стоит выпить! – поддержали его дружно, кроме скромного Утреда, который тоже улыбался, явно радуясь, что оказался волей судьбы в компании этих крепких, серьёзных и мужественных людей.

После первых кружек беседа неторопливо потекла о городе, превратностях пути, недавно пережитых приключениях и проходящих мимо красотках. Александр, который в XXI веке считал, что в средневековье женщины были замухрышками или каким-то рыбоголовыми уродинами, был сильно удивлён тому, что это не так, когда оказался в этом мире. Впрочем, он не мог припомнить картины с портретами какого периода он видел раньше и из-за чего у него создалось такое впечатление. Возможно, речь шла уже об эпохе Возрождения. А тогда ведь, кажется, уже жгли всех красивых женщин, считая их ведьмами. Или не жгли. Этого он с уверенностью сказать не мог. А вот что даже более строгая по сравнению с Данией и землями славян женская мода франков не может скрыть прехорошенькие личики будущих француженок, он мог. Да и длинные, прямые, скрывающие фигуру и части тела платья, которые носили даже простолюдинки, тем не менее оставляли пространство для фантазии, так как многие девушки умели походкой, жестами и взглядами, в отсутствие даже намёка на косметику и пошлость, показать больше женственности, чем иные супермодели оставленного им мира. Потому, немного захмелев, он с огромным удовольствием поддержал беседу на тему, которая его без сомнения волновала. В какой-то момент он припоминал, что читал о том, будто все европейцы были обезображены оспой. И даже вспомнил название болезни на латыни «variola», но когда заговорил об этом, то такого слова никто из собеседников не опознал, а разговоры о болезнях быстро пресекли, так как это считалось плохой приметой.

Так они и сидели, разговаривая о самом разном. Речь каким-то неведомым образом зашла о наследном принце короля Франции Людовике. По мнению Аглаека, тот был достойным мальчиком, который мудро управляет вверенным ему графством, а изрядно захмелевший Утред утверждал, что тот лишь марионетка в руках престарелого Ги де Понтье. Этот бессмысленный и непонятный ни Элезару, ни Александру спор быстро им наскучил. Отсев чуть в сторону, они тихо переговаривались короткими фразами о прохожих. Вероятно, это было последствием недавно пережитых событий, от которых обоих стало отпускать лишь сейчас, но они испытывали небывалый покой и единение друг с другом. Можно сказать, умиротворение накатывало на них мягкими волнами, и прежняя, чуть потерявшая близость крепкая дружба и взаимная приязнь вернулась сызнова. Желая не потерять, а усилить этот момент, Александр решился на серьёзный разговор.

–Помнишь в доме у епископа Сигурда я обещал, что обязательно расскажу тебе больше о себе?

–Да, конечно.

–Я думаю…. Только сначала хотел бы рассказать тебе о том, что ждёт…ну не нас конкретно, но мир в будущем.

–О чём ты? – Недоумённо спросил Элезар.

– Я знаю, чем закончится собор в Клермоне. И даже то, что произойдёт дальше.

–Но откуда?

–Об этом я тебе тоже расскажу. Но сначала всё же озвучу по порядку, что будет. – Александр вздохнул и опустил взгляд, припоминая школьную программу и всё, что он читал о Крестовых походах – Папа Урбан произнесёт речь и призовёт христиан к походу на Иерусалим. Он призовёт к освобождению Гроба Господня и христиан Востока от власти захватчиков. И люди со всего христианского мира откликнутся на этот призыв. Поход будет долгим и трудным. В нём поможет император Византии. Между отправившимися в поход рыцарями, которые будут называться крестоносцами, так как у них на одеждах будет вышит крест, будут и разногласия. Многие погибнут. Но Иерусалим всё же будет взят и освобождён. Я не знаю, что будет с нами самими, но то, что я тебе рассказал – будет. – монах поднял взгляд на Элезара и увидел два изумруда, горящие фанатичным, голубым пламенем.

–Ты пророк! – воскликнул хриплым шёпотом юноша – Я знал, что ты пророк!

–Нет, я не пророк, мой друг – улыбнулся в ответ Александр и пожал протянутую ему горячую ладонь. – Я не знаю, поверишь ли ты мне и не знаю, как это объяснить, но я из будущего. Я родился через тысячу лет. Я действительно из страны русов, но уже из другой. Той, что будет существовать на тех землях через много, много времени. Я действительно инок, действительно служил в монастыре и сын священника. Я не обманул тебя. Но Господь, верю, что не кто другой, как именно Он, перенёс меня сюда. В этот мир. Для чего? Не знаю. Но, мне кажется, для того, что бы я помог тебе Элезар. Чтобы я был рядом с тобой и поддерживал. Для того, чтобы ты мог исполнить свою клятву, а я исполнил свою, идя рядом с тобой к этой цели. О том, что будет, я читал. У нас это глубокая, древняя история, о которой сохранилось мало сведений, и я не так уж много чего помню и знаю.

Александр снова взглянул в глаза Элезара и понял, что тот верит ему и что важнее, понял о чём тот говорит. А его восхищение никуда не ушло, перейдя в принятие. Элезар же был хоть и в смятении, но услышав о том, что сам Господь послал ему помощь в клятве отцу, снова вспыхнул желанием скорее исполнить её. Желание это, никогда не проходившее, поблёкло всё же в последнее время, сменившись на желание следовать за Петром, которого юноша считал чуть ли не апостолом, вдохновившись его речами и магнетическим природным обаянием, добротой, кротостью. Но теперь старая клятва вспыхнула новым искренним порывом.

–Давай помолимся – предложил он.

Они в два голоса, не сговариваясь, стали читать Отче наш на латыни, а затем и двадцать второй псалом, подходивший их настроению. Слова о путешествии через долину смертной тени с особым смыслом звучали в их душах. «Не убоюсь зла, потому что Ты со мной» – звучало в унисон. И в возникшей между ними невероятной связи настоящей мужской дружбы и любви не было ничего ни пошлого, ни грязного, ни чего-то, что может хоть как-то запачкать абсолютную белизну и чистоту искренних чувств. Поистине, если и есть в мире бескорыстная, не требующая и не копящая долгов любовь, то им ей – настоящая мужская дружба. Молитва же лишь укрепила её, как клятва.

Александр произнёс:

–Я с тобой, Элезар. С тобой, чтобы ни случилось. Мы дойдём до Иерусалима, мы преклоним колени там же, где преклонил их Спаситель. Если надо будет за это сражаться, то я буду сражаться рядом с тобой. Надо будет терпеть лишения, претерпим их вместе. Клянусь, что так и будет.

–Я принимаю твою клятву и тоже клянусь тебе, что не оставлю тебя в этом мире, чужом для тебя, в одиночестве. Буду рядом, и ты всегда можешь рассчитывать и на мой меч, и на мою руку, которой я поддержу тебя в невзгодах. Мы вместе. Ты мой брат отныне.

Александр снял свой крест и протянул его другу, а Элезар отдал ему свой. Они крепко пожали друг другу руки, схватившись с силой и горячностью за запястья.

Затем они как бы выплыли из пузыря, который невидимой стеной отделил их от океана окружающего мира, и увидели, что мир совсем не заметил их признаний и клятв. Солнце медленно садилось за очертания города на другой стороне реки, окрашивая небо в причудливые золотисто – синие и ярко-фиолетовые тона. Горожане потихоньку стали пропадать с улиц и уже не выглядели ни весёлыми, ни беззаботными, а лишь усталыми. Аглаек же с Утредом и вовсе прилично набрались и уже не спорили, а наперебой интересовались, кто из них кого больше уважает.

С улыбкой Элезар подхватил проповедника, а Александр подростка, и они отправились в предоставленные им комнаты, чтобы обнаружить, что спит там лишь один из русичей по имени Василий, а остальные куда-то отправились. По всей видимости, последовали примеру своих вожаков и решили выпить. Поэтому разместившись с относительным удобством, все быстро уснули.

Утро было хмурым. Опьянение прошло и наступило пусть не сильное, но ощущающееся неприятной головной болью и некоторой тошнотой похмелье. Душная же комната, где вповалку поместилась всё же вся их дружная компания, включая русичей, вернувшихся ночью, лишь усугубляла состояние.

Александр не жалел ни о том, что сделал признание, ни о клятвах, хотя ему и было как-то неловко от произошедшего. Будучи продуктом другого времени, где не принято было даже между отцом и сыном произносить слова любви, чтобы не вызвать какого-то подленького и грязного подтекста, он глупо стеснялся своих искренних чувств к юноше, который так быстро стал для него настоящим другом. И всё же был рад, что высказался. Однако конкретно сейчас хотелось пить и так сказать наоборот. Что он и проделал на улице, для питья с некоторой опаской воспользовавшись бочкой с дождевой водой.

С нужниками в Париже была не то, то чтобы проблема. Их просто не было. Может быть, кроме замков и усадеб. Несмотря на то, что город не был так уж загажен, уже было с чем сравнивать, однако до маленьких городков ему было далеко, и на некоторые вещи власти, видимо, просто закрывали глаза, чтобы не портить себе нервы невозможностью заставить людей перестать быть животными. Александру нелегко было приучить себя справлять нужду чуть ли не открыто посреди улицы. Но иных вариантов почти и не было. Заходя в подворотню, можно было изгваздаться посильнее, чем в каком-нибудь старом деревянном туалете рядом с автострадой в XXI веке. Куда потом попадали эти нечистоты сквозь почву – он старался не думать, ведь многократно видел, что питьевую воду брали прямо из Сены. При этом вроде бы никто не травился и людей не тошнило. Но как только он начинал думать о чистоте воды.... Пожалуй, именно от этого его коробило больше всего. И он часто благодарил Бога, что впервые очутился в этом мире не в каком-нибудь крупном городе, а в деревне, где «правили бал» викинги, да славяне, отличающиеся большей чистоплотностью, привычками мыть руки и даже ходить в бани. Причём в этом они даже его переплюнули.

Если сам Александр заплетал волосы в хвост и завязывал шнурком, то его юный друг посвящал по утрам процессу приведения себя в порядок прилично так времени, занимаясь расчёсыванием и плетением красивых косичек. Но со своим уставом он в «чужой монастырь» не лез, принимая ухаживания за внешностью со стороны многих мужчин, кстати, не только викингов, как должную привычку эпохи. И даже в чём-то стал её одобрять. Особенно глядя на своих условных предков – славян, которые хоть и были чистоплотны, но всклокоченные бороды и волосы, особенно у пронырливого Мала, на фоне ухоженных европейских мужчин вызывали улыбки. Мал же вообще напоминал Страшилу из «Волшебника изумрудного города» с торчащими во все стороны волосами-соломинками. Тем более и цвет волос как раз напоминал рыжеватую, пусть и не яркую, потемневшую солому. А вот их десятник Богдан, казалось, решил компенсировать прибывание в рабстве, где он осунулся, был грязен и не ухожен. Он постоянно следил за своей одеждой и всем внешним видом. Будучи мужчиной не старым, а скорее в самом расцвете сил, он быстро превратился из угнетённого и почти отчаявшего раба в уважающего себя статного и опытного война, каковым в общем всегда и был.

За размышлениями о внешнем виде своих спутников его и застал отвратительно бодрый Элезар, предложивший размяться упражнениями с мечом и копьём.

Общались они, кстати, на франкском, упражняясь заодно и в языке, который сильно напоминал как вульгарную латынь, так и старонемецкий, который монах уже худо-бедно освоил, потихоньку вынуждено становясь полиглотом.

За упражнениями, в которых Элезар даже не запыхался, а Александр получал не столько болезненные, сколько обидные тычки и удары по всему телу кроме больной руки, они болтали. Элезар, видимо, чуть более полно переварил информацию о том, что его друг является настоящим пришельцем из будущего, и с юношеским любопытством принялся расспрашивать о жизни в XXI столетии. Александр же с удовольствием говорил о своём прошлом, и будущем для этого мира. Рассказал он и о самолётах, и о поездах, о железных кораблях, смартфонах, фотографии и, конечно, автомобилях и женщинах будущего. Незаметно тренировка, как и беседа, затянулись и прекратились только лишь, когда к ним присоединились их соратники. Однако очень быстро отрядом, производящим тренировки с оружием не так уж далеко от королевской резиденции заинтересовались местные стражники, и пришлось окончательно прекратить и отправиться уже по времени обедать.

Часть рыцарей служила сопровождением Петру, который наносил какие-то визиты в монастыри по своим делам, а вот их отряду заняться было совершенно нечем. К ним присоединился и здоровяк Бодуэн, которому тоже было скучно. Он-то и предложил поучаствовать в турнире, который должен был начаться как раз сегодня в честь прошедшего накануне Рождества святого Иоанна Крестителя. По сути это был такой немного карнавальный праздник с увеселениями, как для черни, так и для знати, проводившийся за городом. И им, как людям, опоясанным мечами, вполне дозволялось принять участие даже в конной сшибке, коль они пожелают. Как понял Александр, понятия благородства были довольно размыты и по сути любой воин побогаче и поудачливее вполне мог претендовать на звание чуть ли не рыцаря. Хотя всё же рыцарство уже сложилось как каста. Но всё ещё очень открытая. И тот же Элезар своим видом, кольчугой и оружием даже сомнений не вызывал у прочих благородных спутников Петра в праве быть с ними на равных. Как-то и он сам попал в число привилегированных господ в их глазах, хотя являлся иноком. Но сам всё же от участия в турнире отказался из-за раны. Однако желание участия выразил юный Утред. Его спутники уже знали, что отец юноши был тэном или даже эрлом, и поддержали желание юноши, не думая, что это будет какое-то опасное для него мероприятие.

Что же. Решение было принято, и все они отправились экипироваться для турнира.

Глава 15. Париж.

Широкое поле неподалёку от восточной стены города, сразу за совсем скромным пригородом, видимо, служило местом организации увеселений не первый раз. Хотя вчера, въезжая в город и проезжая невдалеке, Элезар ничего особенного не заметил, но сейчас создавалось впечатление, что здесь обосновался какой-то небольшой кочевой народ. Орда тысяч так этак в сто. Разноплемённая и крикливая. Повсюду стояли разноцветные палатки и шатры. Ветер развевал знамёна, разноцветные ленты, да и просто какие-то на первый взгляд тряпки, развешанные тут и там без всякой цели и системы. Толпа перемещалась между вре́менными этими строениями, казалось, беспорядочно. Возможно, так и было, ведь многие просто гуляли, наслаждаясь погожим днём и атмосферой праздника.

Торговцы кричали, рекламируя свой товар, в основном что-то съестное или напитки начиная от чистой воды до самого дорогого и лучшего вина. Крестьяне со всех окрестностей также явно не упустили шанс продать свою продукцию, и можно было увидеть по раннему времени года прошлогодние заготовки. Ни банок, ни закруток, привычных Александру, но было множество сушёных, солёных и квашеных продуктов. Грибы, ягоды, какие-то неопознанные им овощи и, конечно, лук. Почему-то этот продукт, как заметил Александр, франки особенно любили и добавляли в разном виде во все блюда, кажется даже готовы есть только его без всего. От этой привычки дыхание их было не самым приятным, и при разговорах с местными Александр быстро выработал привычку не подходить слишком близко, впрочем, помня и похожие привычки у некоторых соотечественников из своего времени и философски размышляя о том, что в целом люди не меняются.

Элезар и Бодуэн шли плечом к плечу впереди их небольшой компании прямо на людей, и те, видя их броню, щиты, мечи и лошадей, которых они вели под уздцы, уступали им дорогу. Некоторые ворчали, но в основном на них смотрели с любопытством или восхищением. Сегодня рыцари были не источником проблем или бед, не кичливыми кровососами, а героями. Своеобразными звёздами.

Впрочем, и особого пиетета никто не выказывал. Лица не опускались к земле, взгляд горожан и даже крестьян был открытым, а голова была высоко поднята. Большинство были свободными людьми и имели чувство собственного достоинства. А также часто какое-то имущество. Народ во Франкии жил неплохо и небедно, купаясь в хорошем климате и благоприятном местоположении в центре просвещённой Европы. Должно быть, достоинство и достаток идут рука об руку, – размышлял иногда Александр, глядя на этих уверенных в будущем и ценящих себя людей.

Наконец, они добрались до места проведения турнира. Под конные состязания было выделено приличных размеров поле, а вот для поединков на затупленных мечах и также битв стенку на стенку огорожены были довольно небольшие площадки, позволяющие зрителям рассмотреть каждый удар и каждое движение бойцов.

Организация была, как показалось монаху из будущего, не особо на высоте и даже не велись записи участников. Желающий просто сообщал своё имя и, если был, то титул, а глашатай громко выкрикивал кто и с кем бьётся. Возможно, кто-то какие-то списки и вёл, но Александр этого не заметил.

Некоторые участники явно были навеселе, что не добавляло безопасности состязанием, зато вызывало яркую, и всегда положительную реакцию у зрителей – горожан, который смеялись и переговаривались, совершенно не стесняясь и ничуть не смущаясь порой высоких титулов участников. В гвалте этом крики глашатаев тонули и по именам поддерживали и подбадривали только явно давно известных бойцов. Остальные же участники боёв удостаивалось эпитетов не всегда лестных. «Толстяк» или «карлик» в словах о внешности были, пожалуй, самими невинными. Впрочем, многих называли по особенностям одежды. И, похоже, зная это, участники состязаний специально подчёркивали внешний вид каким-нибудь ярким и выделяющимся атрибутом. У кого-то были перья птиц на шлемах, порой гусиные, или накидка сразу нескольких цветов, так сильно не сочетавшихся, что глаза слезились. От этого битва превращалась в состязание неких боевых петухов. Да и большинство поединков были с точки зрения мастерства не особо интересными и заканчивались довольно быстро. Либо кто-то явно превосходил соперников «по классу», либо же был настолько пьян, что такая, с позволения сказать, схватка вызывала ажиотаж лишь своей неуклюжестью.

Впрочем, это касалось только боёв «стенка на стенку» или поединков. А вот в состязаниях конных бойцов всё было серьёзнее. Да и участники там были побогаче, а улыбок их действия не вызывали. Почти по каждому было видно, что он прошёл не одну схватку. Серьёзные, профессиональные бойцы. Некоторые походили на Бодуэна и вели себя довольно развязно, громко смеясь и веселясь, но все были трезвы, а главное, взгляды профессиональных убийц показывали, что их опасаться стоит едва ли меньше, чем серьёзных дядек с угрюмыми выражениями лиц. Такой улыбчивый бородач отрубит тебе голову и весело пошутит над тем, как смешно у тебя вывалился язык из гортани.

Быстро выяснили, что конные схватки юношей прошли утром, а основная сшибка ожидается ещё не скоро. Вроде бы ждали каких-то важных лиц, или неведомые организаторы специально оставили основное зрелище к кульминации праздника.

Друзья подошли к глашатаю, скучающему около места проведения индивидуальных боёв. Поколебавшись, Бодуэн и Элезар отказались от схваток, которые всегда чреваты неожиданностями, решив поберечься для конной сшибки, а вот Утреда в бой заявили. Оказалось, что для боя один на один всё же требовалось иметь титул. Однако это не оказалось проблемой. Утред уверенно назвался де Л’Эгле, и этого оказалось вполне достаточно. Было полно мелких рыцарей с громкими титулами в честь каких-то животных, не исключено, что и правда старинных родов и ведущих свою историю от вождей племён и их тотемных животных. Мальчик выбрал себе орла, как переводился названный им титул, что сразу отсылало его к норманнам, любившим эту птицу. Что же, это не вызывало особого удивления или вопросов. И даже добавило чуточку уважения во взгляде герольда, так как норманны в нынешней Франции значили как бы не побольше самого короля.

Долго ждать не пришлось, и уже через один поединок юноша вышел на площадку с утрамбованной почвой, на которой почти не осталось ни одной травинки. Соперником его был устрашающего вида, но какой-то растрёпанный франк. Ни имя Утреда, ни имя франка расслышать в гвалте было невозможно. И хотя кто-то из зрителей, стоявший рядом с глашатаем, передавал дальше, что «малого зовут Утред де Л’Эгле, а того звероватого Гримб де Лиль», но в народ пошло лишь «малой» и «звероватый». Симпатии были явно на стороне Гримба. Впрочем, Александру, кажется, даже послышался общий женский вдох, когда Утред вышел вперёд, подняв к небу затупленный меч.

И правда юноша был очень красив. Несмотря на молодость, почти детство, он был неплохо сложен, и это угадывалось под кольчугой, а ненадетый шлем позволял в подробностях рассмотреть ещё чрезмерно юное, но очень светлое лицо. Огромные, яркие, словно светящиеся голубые глаза, пухлые губы, ещё немного детские щёки. Он был бы похож на смазливую девицу, если бы не мужественный подбородок с небольшой складкой, широкие плечи и в целом мужская фигура, которые делали его красивым мужчиной. Когда же он надел шлем, то Александр уже абсолютно точно услышал выдох грусти от женской половины зрителей, что почти автоматически прибавило «звероватому» поддержки мужской части. А некоторые горожане и отцы семейств с беспокойством стали поглядывать на жён и дочерей.

Глашатай подал рукой знак, и бой начался. На удивление всех ни юноша в порыве, ни Гримб де Лиль в звериной ярости не бросились друг на друга. Напротив, подняв щиты, они стали сходиться очень медленно. Короткими шажками, отставив правую ногу назад и ступая лишь левой, а вторую немного подволакивая и не теряя опоры. Мечи при этом оба подняли над головой и держали навстречу друг другу. Левая нога у обоих выступала из-под щита и как-то даже манила своей очевидной беззащитностью. Но Александр уже достаточно насмотрелся на тренировках на такое и знал, что это обманчиво. Стоит одному из них опустить оружие и попытаться дотянуться до ноги соперника, как незащищённую часть тела тут же прикроет щит, а сверху на незадачливо открывшегося неудачника обрушится меч, завершив бой.

Наконец, они сблизились, щиты столкнулись, одновременно поднимаясь, а оба попытались достать соперника за преградой. Гримб при этом атаковал сверху, опасно, даже с затупленным мечом, метя в шею соперника, а Утред попытался ткнуть франка под левую руку. Но поскольку оба одновременно не давили, а оттолкнулись от щитов противника, что разорвало дистанцию, то удары «не прошли». И тут же звероватый кинулся вперёд, с силой толкнув Утреда. Тот, однако, успел отступить и попытался ударить уже снизу, почти из-под щита, а сам присел, опершись на колено. Франк оказался в выгодной позиции, нависая над юношей, но пропустил удар в ногу. Будь меч острее и не будь нога защищена кольчугой, то он получил бы приличную рану, но и Утред оказался в опасности. Снова соперник попытался достать его, но юноша закрылся щитом, и оружие франка соскользнуло.

–А как они определят победителя? – задал, мягко говоря, запоздавший вопрос Александр.

Друзья посмотрели на него так, как если бы он спросил, откуда берутся дети.

– Как сдастся или бой продолжать не сможет, так и всё – прогудел Бодуэн.

–О Боже! – не на шутку испугался за Утреда Александр. Но, кажется, абсолютно зря. Тот совершенно спокойно и уверенно продолжал биться. При этом он не только отступал, но и сам наносил удары и даже пару раз пробовал толкнуть щитом противника. Но быстро поняв, что франк тяжелее и твёрдо стоит на ногах, перестал. Тогда он стал отступать с подшагом вправо, всё время заставляя поворачиваться и преследовать себя. И в какой-то момент резко бросился в атаку и ударил мечом сверху. Сначала переживавший за спутника Александр не понял, почему Утред выбрал именно этот момент, но почти сразу сообразил, что франк оказался напротив солнца, и вынужден был, чтобы уследить за оружием Утреда смотреть прямо на яркое светило. И просто пропустил удар юноши! Получив мечом по голове он, несмотря на шлем, было оглушён на секунду. И в эту же секунду он получил сначала удар закованным в кольчугу локтем в узкий нащёчник, а затем и удар рукоятью меча в лицо.

Брызнула кровь, и франк просто свалился в пыль, как подкошенный.

В этот момент всем мужчинам захотелось оглохнуть из-за невообразимого женского визга азартных болельщиц. Но и сами друзья закричали победно вместе с Утредом.

Здесь Александру пришлось ещё раз удивиться, когда поспешившие к лежачему слуги принялись стаскивать с него части амуниции и отдавать победителю. Набив полные руки трофеев и не получив даже половину амуниции, а также отмахнувшийся всем телом от попытки вложить ещё и оружие, довольный Утред удалился к друзьям под крики толпы.