Текст книги "Эпоха мертвых. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 46 страниц)

Увы, парень не поддавался и защищался весьма успешно. Вцепился в автомат, затем едва не сбросил Леху, а я не мог подобраться ближе – мог лишь помешать в потемках узкого коридора.

Интуитивно я развернулся и увидел контур нового противника, только-только выплывающий из-за угла. Оттуда, откуда явились мы. Рука поднялась вверх, палец дважды дернул спусковой крючок, и приятная отдача пробежала по суставам, мягко ткнув в плечо. Обе пули легли в грудь, и враг сразу упал, выронив оружие. Готов. Я открыл счет.

По дому эхом раскатились выстрелы – похоже, Бастиан и Хельмут попали в конкретный переплет, размен шел безжалостный и щедрый. Леха же, наконец, изловчился и вырвал оружие из рук араба. Приобретя автомат, Леха утратил выгодную позицию – противник скинул его и, проскользнув под ногами кувыркающегося вперед Лехи, попытался «прилипнуть» к нему, броситься следом и оказаться наверху, прижавшись плотнее и не давая стрелять.

Я не на шутку струхнул, но Леха разгадал маневр хитрого араба быстрее, перевернулся и, когда тот попер в атаку, в упор всадил несколько пуль в грудь и живот врагу. У парня не было шансов. Он умер еще до того, как упал на выставленную Лехой ногу, которой тот отбросил мертвеца в сторону.

Внутри дом оказался не таким уж большим. Преодолев каких-то пять метров и толкнув тонкую филенчатую дверь, мы попали в гостиную, где нас уже ждали Хельмут и Бастиан, а еще Семен с двумя незнакомыми мне ребятами. Один был совсем молодой, младше нас, пожалуй, а другой, напротив, на лет пять-семь старше. Правда, с помятой физиономией и небритостью он и вовсе тянул на сорок с плюсом.

– Семен! – вскрикнул Леха. – Где Маша?

– Наверху, – отозвался тот, беззубо улыбнувшись маской из отеков и синяков – она заменяла ему лицо. – Как же вы вовремя, а. Мы только что сбежали, думали, кранты нам. А тут вы.

– Как же тебя рихтанули, – поразился Леха. – Два зуба выбили, или это только передние?

– Два, – с сожалением вздохнул Семен. – И да, оба спереди, гады. Слышите, как я теперь шепелявлю?

– Ага, – кивнул я. – Но это все равно хорошо. Лучше шепелявить, чем с простреленной башкой лежать.

– Сантименты потом, – жестко скомандовал Хельмут – как и Лехе, ему перевод не требовался. – Идем наверх, там держат девушек. Третий этаж.

Только сейчас я заметил, что возле входной двери тоже лежит два трупа, один из них с простреленной головой – чей-то выстрел (наверное, Хельмута) нашел его глаз, оставив обнаженной кровавую глазницу. Меня едва не вырвало от такого зрелища вблизи, пришлось отвернуться. Так я встретился взглядом с Хельмутом, и он сказал:

– Ты и твой друг – идем со мной. Остальным нужно ждать здесь. Рассредоточьтесь, укройтесь и ждите, ясно?

– Ясно, – кивнул незнакомый юнец.

– Я с вами! – дернулся было Семен, но Леха властно одернул его.

– Нет. Сиди тут. И не щелкай клювом, спрячься где-нибудь и задрябни, пока мы не вернемся.

Мы зашагали по лестнице, когда сверху донесся приглушенный крик. Голос показался мне знакомым – Машка, что ли? Пожалуй, она самая.

– На чердаке, – глухо промолвил Хельмут, а потом закричал. – Мессуди, отпустите девушек! Всех! И мы уйдем!

– Не уйдете! – раздалось сверху, а я поблагодарил собственное любопытство и языковую память – практически не зная немецкого, мне удалось уловить смысл этого короткого диалога. А все потому, что в порядке хобби я как-то немного занимался немецким, слушая подкасты для новичков и изредка почитывая новости.

Второй этаж встретил нас пустотой. Для порядка мы быстро проверили все комнаты, прикрывая друг друга – никого. На нас лишь взирали картины, коими были щедро увешаны стены, да фотографии многочисленных членов семейства.

Интересно, а где же женщины Мессуди? Неужто и те на чердаке?

Выше поднимались очень осторожно, опасаясь, что там нас ждет град свинца, но все это оказалось напрасно. Никто не торопился встречать нас выстрелами, и мне в голову закралось интересное подозрение. Оно оформилось в понимание, когда внизу захлопали пистолеты и донесся мат Семена.

Всего я расслышал пять выстрелов, сопровождаемые боем стекла, после чего наступила тишина. Мы прижимались к стене, готовые в случае чего припустить вниз, пустив для порядка пару пуль на ведущую на чердак лестницу – вдруг оттуда уже целятся, ступени вниз-то им хорошо видны, как на ладони.

– Семен, живой?! – зычно крикнул Леха.

– Живой, живой, – донеслось снизу. – А вот у них еще двое не жильцы – через улицу хотели уйти, но мы их достали. А двое уехали, гады.

– Пущай ехают, – одобрительно сказал Леха, кажется, довольный текущим раскладом. – Нахрен они нам тут не сдались.

– Эй, Мессуди! – крикнул Хельмут по-английски, разборчиво и четко. – Последний раз прошу – освободите заложников! Тронете их – умрете сами!

Он добавил что-то еще, на своем языке. Кажется, пообещал, что мы не причиним им вреда. Мессуди что-то ответил, затем вновь заговорил Хельмут. Словесная пикировка длилась с полминуты, после чего немец подмигнул нам и жестом руки велел следовать за ним.

– Если обманут и начнут в меня стрелять – не щадите их, – сказал он мне, положил ладони на лестницу и полез вверх. Закинутая за спину винтовка качалась на ремне и легонько била его в спину. Он оглянулся на полпути и добавил. – А еще постарайтесь, чтоб их смерть не была легкой. Если получится, конечно.

Мы с Лехой хмуро кивнули, Хельмут же уверенно толкнул люк, податливо откинувшийся, и поднялся на хорошо освещенный чердак – свет ламп мы видели снизу, через квадратный лаз.

Наверху завязался натянутый, но спокойный разговор. Судя по всему, Хельмут вел беседу с двумя мужчинами. Один раз вклинилась женщина, но осеклась, когда на нее сурово «цыкнули».

Минуло не меньше пяти минут, которые мы с Лехой провели, посматривая то наверх, где исчез Хельмут, то назад, на лестницу, все опасаясь подвоха.

Наконец, мучительное ожидание прекратилось – Хельмут спустился. На лбу блестели капли пота, сам он весь побледнел, но довольная улыбка говорила обо всем.

– Так, ребята, они согласились. Там двое мужчин, четверо детей и три женщины. Мы отпускаем их, а они отпускают пленниц – их тоже трое. Все ясно?

– Все ясно, – кивнул я, и Хельмут тотчас бросил пару фраз на немецком.

Ему ответили «gut», и первым слез огромный плечистый араб, похожий на Дуэйна Скалу Джонсона, такой же перекачанный и массивный. Судя по рассказам Хельмута, это и есть Хаим, старший сын главы семьи, Маджида. И, выходит, это он так Семена разукрасил и, возможно, подстрелил Ваньку.

Посмотрев вбок, на Леху, я понял, что он сейчас прокручивает в голове аналогичную цепочку умозаключений. Об этом свидетельствовали брови, плавно сходящиеся все ближе друг с другом, и вздувшиеся желваки, но лезть в бутылку Леха бы не стал, цена на этот раз слишком уж высока.

Хаим, точно так же, как и мы, был вооружен АК. Тот висел на ремне, сдвинутый на грудь, и на оружии покоились сложенные ручища араба, спокойного и ничуть не напуганного нашим вторжением. Когда он смотрел на нас с Лехой, мне делалось не по себе, этот Хаим словно гипнотизировал нас, убеждая, что мы слабы и беззащитны, что не дерзнем выстрелить в ответ, когда он направит автомат на нас.

Видимо, на Леху такое все же не действовало, так что Хаим вскоре прекратил изводить нас и взялся помогать своим дамам спускаться с чердака. Хельмут держал свою навороченную винтовку наготове, но арабы не давали ни малейшего повода для нападения. Держу пари, Хельмут при необходимости разнес бы головы этих кровопийц, как мишени в тире. Даже одна смерть главаря уже бы деморализовала его братца, такого же худощавого, как убитый Лехой.

Первыми спустились их женщины – одна, судя по всему, мать, затем две сестры, девушки лет двадцати с небольшим. Следом пошли дети, три девчонки-подростка (возможно, погодки) и мальчуган-дошколенок с обезоруживающе милым и добрым лицом. Все хорошо одетые, сытые и все бы хорошо, если бы в их взглядах читалась настороженность и мрачное предостережение, недвусмысленно гласящее: «мы этого не забудем. Месть будет страшна».

Несмотря ни на что, детей все же жаль. Их психика понесла невосполнимый урон, о чем лично я искренне сожалею, но избежать этого у нас бы никак не получилось. Ребята и так нагляделись такого, чего, как говорится, не развидеть.

Наконец, показалась Семенова Машка, с огромным свежим фингалом, фиолетовым пятном охватывающим глаз. Леха от возмущения аж поперхнулся, и я воспользовался этой секундной заминкой и, склонившись, негромко напомнил ему, что ни в коем случае не надо лезть в драку. Машку отпустят, пусть и с «фиником», но живую и здоровую, а лицо заживет, никуда не денется.

Она подарила нам слабую, но счастливую и благодарную улыбку. Рядом с Машей стояли еще две пленницы, тоже молодые, нам решительно не знакомые.

Наконец, нашу процессию замкнул последний ее участник, брат Хаима. Я заметил такую же крутую винтовку, напоминающую оружие Хельмута. Он в последний момент вдруг вскочил на лестницу, но лишь для того, чтобы закрыть люк, а я уже успел подумать, что сейчас состоится последний, самый бессмысленный и беспощадный раунд.

Нас набилось уже пятнадцать человек, что для межкомнатной площадки третьего этажа оказалось маловато – мы с Лехой оказались выдавлены на ведущую вниз лестницу. Спиной вперед мы начали спускаться, не выпуская Мессуди из виду, но напряжение все равно спало. Семейные узы важны для них, и никто из этих людей не начнет палить в условиях, когда велик шанс потерять мать, сестру или сына.

Так и вышло. Мы спокойно спустились вниз, где Машка, едва завидев «замаскировавшегося» за какой-то тумбочкой Семена, с нечеловеческим воплем кинулась ему на шею. Ну, Семен, разведчик, и секунды не прошло, как раскрыли.

Показались из укрытий и двое других ребят, также воссоединившиеся со своими подругами. Только Бастиан стоял один возле дивана, за которым держал засаду. Выпрямился, как-то странно посмотрел на все это дело и резко отвернулся. Мне почудилось даже, что его лицо странно при этом перекосилось, но ручаться не берусь. Я уже был наслышан о его трагедии. Она меня не тронула, если честно, потому что на этом этапе уже ничто не могло взволновать наши потрепанные умы и души.

– Ступайте, – обратился Хельмут к Хаиму по-английски, для всеобщего понимания. – Мы для порядка держим вас на мушке, но стрелять не станем, и ты это знаешь. Просто уезжайте, и все.

– Мы вернемся сюда, – честно и жестко сказал Хаим. – Обязательно. И очень скоро.

– Знаю, потому здесь мы не задержимся. Все, вон отсюда.

И Мессуди ушли. Тихо, затаив обжигающую их души злобу и со всхлипами скользя глазами по убитым сородичам, они расселись по двум машинам – Хаим занял здоровенный черный микроавтобус, здешний символ страха и смерти, а его братец – минивен мерседес. Женщины и дети как по команде, без суеты и спешки, чуть ли не с военной дисциплиной моментально распределились по местам, и транспорт синхронно отчалил. Как только хозяева дома скрылись вдали, Хельмут перевел дух, а потом встрепенулся и хлопнул себя по лбу:

– Берта, бедная, там с ума сошла уже, надо бы ее выпустить!

Собаку на дело не взяли – она старенькая, с ней будет много шума и мало проку, да и Хельмуту было слишком жалко ее. Берта обижалась и скулила, но в последнюю минуту согласилась остаться, хоть и недовольно фырча. Мы приоткрыли для нее окна, так что от недостатка воздуха псина точно не пострадает, разве что от скуки.

По богатой гостиной поплыл радостный галдеж – мы с Лехой подошли к слившимся в объятиях Машке с Семеном, остальные бывшие пленники тоже весело сюсюкали и тараторили между собой. Хельмут махнул Бастиану рукой, мол, пойдем за Бертой, когда наверху кто-то забарабанил в дверь.

Люди враз смолкли, встревоженно задрали головы кверху. Я с задумчивым видом тоже поднял глаза на потолок, как будто там можно отыскать ответ на вопрос «кто?». Увы, потолок не просвечивал. Может, показалось? Или упало что-нибудь, например.

После секундной паузы по двери замолотили снова. Я растерянно прошелся взглядом по собравшимся, и командование на себя в очередной раз взял Хельмут.

– Ты и твой друг, еще раз со мной. Бастиан, ты за старшего, всем снова укрыться и ждать.

Мы бегом поднялись на второй этаж. Стучали здесь, в первую же дверь по коридору справа. Хельмут посмотрел на Леху, потом на меня и крикнул:

– Кто здесь?!

Вместо ответа в дверь забились еще неистовее, дополнив картину парой сдавленных стонов. Должно быть, у жертвы заклеен рот. Мессуди, гады, рассовали невинных людей по разным комнатам, как зверей по клеткам. Или…

Нехорошие подозрения закрались в мою черепушку поздновато – Хельмут уже несся на дверь правым плечом, готовый к тарану. Когда полотно податливо хрустнуло и ввалилось внутрь, снизу донесся вопль Семена:

– Нет!!! Не ходите туда!

На Хельмута, как голодный тигр из засады, бросился высокий блондин в изорванной до состояния бесформенных лохмотьев одежде. Он вытолкнул старика в коридор, да так сильно, что тот врезался в стену затылком и остался сидеть недвижимо, с закрытыми глазами и странно искривившимся ртом.

По лестнице загрохотали шаги – должно быть, Семена – я поднял пистолет, готовый стрелять, а долбаный зомби с нечеловеческой скоростью крутнулся, изменил траекторию и в стремительном броске свалил Леху на пол. Тот взревел от злости и боли – монстр впился ему в выставленную руку. Под напором зубов кожа лопнула, и кровь хлынула на белый и мягкий ковер коридора. И зачем Леха оставил спортивную кофту на первом этаже, оставшись в одной футболке? Гладкая ткань могла бы защитить, за нее так не ухватишься. Разгоряченный рэмбо, блин. Это же приговор, все, конец.

Разражаясь самым отборным матом, я подскочил и трижды размашисто обрушил рукоять пистолета на затылок зомби, прежде чем тот, наконец, разжал зубы. Стрелять было боязно, я мог задеть Леху. А, наверное, лучше бы и задел. Как бы случайно.

Друг торопливо столкнул с себя бесчувственного верзилу, подтянул автомат и, не вставая, прошелся по глыбой развалившемуся блондину длинной очередью, от чего тело последнего мелко задергалось в такт выстрелам. Я, кажется, оглох насовсем.

– Леха, блин, да как же так! – в отчаянии воскликнул подбежавший Семен и всплеснул руками. Он, наверное, кричал громко, но для меня слова звучали тихо, словно издалека, и я едва различал их, читая по губам.

Леха молча покачал головой и посмотрел на кровящую руку – зомби прокусил мягкую ткань на внутренней стороне предплечья. Он все понял, развитие дальнейших событий было донельзя предсказуемым.

Друг переменился в лице и поднял глаза на нас с Семеном.

– Парни, мы с вами друзья, не забывайте, – голос Лехи мелко дрожал, в этот раз он даже и не скрывал волнения. Он еще был весь на взводе, на эмоциях, еще толком не успел как следует испугаться и все понять.

– Не, иди-ка ты нафиг, – перебил его я, уже понимаю, к чему клонит Леха.

– Я щас отключусь, уже голову кружит, мужики, – признался тот и сделал странный мелкий шаг влево, как будто голову кружило в самом деле. – Видать, укусил он меня удачно, это дерьмо уже в крови, до мозга добралось. По-людски прошу, не дайте мне стать таким же, а? Я бы это для вас сделал на раз-два – вы сами знаете.

– Хорошо, – спокойно проговорил Семен, глядя Лехе в лицо. – Дай мне автомат.

– Чего? – я непонимающе повернулся к Семену, хотя в душе был благодарен ему за решимость. Он сейчас собирается совершить единственно правильный поступок, мне бы лучше ему не мешать.

Руки на глазах прекращали слушаться Леху. Он весь сделался каким-то квелым, неповоротливым. Неуклюже, с третьей попытки он стащил оружие с шеи и положил его на пол, под ноги Семену.

Мы стояли и смотрели на Леху, постепенно переходящего в стан недавнего врага. Его глаза были полны молчаливого отчаяния, быстро тускневшего вместе с сознанием и памятью. Он успел еще раз оглядеть нас и даже попытался что-то сказать, но уже не успел, только в горле раз булькнуло.

Тело обмякло, расслабилось, и можно было подумать, что Леха просто присел, привалился к стеночке и решил вздремнуть. Только когда садишься сам, по своей воле, затылок не стучит о стену, а задница не плюхается на пол со всего маху. Из руки все еще капала кровь.

– Забирай немца и иди, Димыч, – Семен отдал распоряжение таким тоном, какого я еще не слышал. Очередное открытие – Семен способен командовать, причем так, что и мысли о непослушании не возникает.

Я поднял Хельмута на руки, забросил его на плечо и зашагал вниз – немец оказался чуть легче, чем я представлял, но такая нагрузка все равно заставила меня изрядно напрячься и двигаться медленно, боясь оступиться.

Оглянуться я не смог бы при всем желании. Когда раздался один короткий выстрел, я почти дотопал до первого этажа – оставалось две ступеньки. Хоть я и ждал этого звука, он все же заставил меня подскочить, и я с трудом удержал равновесие, а потом, чтобы не упасть, ускорил шаг, невзирая на ноющую от тяжести спину.

Внизу меня встретило шесть озабоченных лиц.

– Герр Хельмут! – Бастиан бросился ко мне, помог донести старика до дивана, затем прижал два пальца к шее. – Есть, пульс есть. Что там случилось?

Я сел, а, точнее, рухнул прямо на пол и рассказал в двух словах. Все скорбно промолчали. Вернулся Семен с АК на шее, подошел ко мне.

– Я поздно вспомнил об этом. К нам утром приходил их главный, которого убил Виктор, – поведал Семен все тем же загробным голосом и указал на высокого чуть полноватого молодого мужчину, тот неловко кивнул, будто здороваясь. – Они хотели взять кого-то из нас и поставить против зомби врукопашную. Ну, развлечения у них такие. Я совсем забыл про это, и ребята забыли. Увидели своих… Из головы просто вылетело, блин.

– Что уж теперь, – я раздраженно махнул рукой, еще не до конца отдавая отчет в том, что потерял второго близкого друга за два дня. – Специально того громилу заразили, чтоб потом веселиться, наблюдая, как дистрофик типа тебя, Семен, трепыхается в его объятиях. Не исключено, что и этот зомби у них появился точно так же – взяли в плен, бросили драться, парень убил тварь, но та успела, изловчилась как-то и заразила его. Либо же эти гады его заразили, специально.

– Не исключено, – вздохнул Семен, встал и пошел к Машке, заливающейся горючими слезами, чтобы обнять ее и погладить по растрепанной голове. Она слишком добрая, теперь еще будет себя корить, что отчасти Леха с Ванькой погибли из-за нее.

Я обвел глазами нашу компанию – Бастиан, склонившийся над бесчувственным Хельмутом, Семен с Машкой, еще один русский или, как минимум, русскоязычный с миниатюрной подругой-брюнеткой и худощавый, чуть смазливый парень с неформальной, на вид совершенно отвязной девицей с дырками от пирсинга на носу и бровях. Вот это набор, ничего не скажешь.

Ощущение того, что придется брать вожжи, пришло само – ну, а кому еще это здесь под силу? Хельмут видит цветные сны, Леха мертв, Бастиан недееспособен как лидер, а остальные слишком заняты созерцанием своих половинок. Ликование, вызванное воссоединением, дурманит их мозг похлеще алкоголя, так что наделять полномочиями руководителя кого-то из них – по меньшей мере глупо. Все будут благодарны мне за инициативу.

Да и мы ж теперь вроде герои, освободили, перестреляли кучу выродков, разбросанных теперь по полу в случайном порядке. Я и сам себя зауважал куда больше. Оказывается, гожусь на что-то, не прячусь за чужими спинами… Так, стоп, отставить. Дифирамбы сам себе спою в другой раз, пора делать из этого гнилого дома ноги.

– Внимание всем! В общем, дело такое. Боюсь, что хозяева сюда вернутся, и очень скоро. Еще боюсь, что некоторые из них все же отсутствовали в момент нашей спецоперации, и в данный момент их оповещают (или уже оповестили) о случившемся те, кого мы отпустили. Словом, надо делать отсюда ноги и поживее, больше нам так не повезет – лимит дерзости и неожиданности исчерпан. Если Мессуди сейчас тут объявятся, нам придется худо, сами понимаете.

Понимали все. Во всяком случае, никаких дискуссий и споров не разгорелось. Ответом на речь стали согласные кивки, и мои указания начали выполняться сразу и безукоризненно.

Хельмута погрузили в его пассат, на заднее сиденье, потеснив Берту. Та разразилась неистовым лаем и наотрез отказывалась отходить от хозяина. Пришлось оставить ее на полу сзади, за передними сиденьями – как разжиревшая собака, похожая на покрытую шерстью немецкую колбаску, помещалась в столь узком пространстве и не испытывала при этом видимых неудобств, я так и не понял. Поразмыслив пару секунд, на всякий пожарный отодвинул водительское кресло чуть не до упора вперед, чтобы сердобольная собака точно не пострадала.

Бастиан плюхнулся справа, я занял ставшее тесноватым место водителя, уступив форд Семену с Машкой и неформальной паре, Терри и Керстин. Парень водить не умел, а Керстин неважно себя чувствовала – когда мы пошли на штурм, ей как раз пользовался младший брат, Заур, ушедший живым, на своих двоих вместе с Хаимом. Да-да, а вы как думали, для чего в «плен» так охотно брали девушек? Хаим был единственным женатым и (пока) целомудренным среди братьев, и его супруга, а также мать с двоюродной родней благополучно эвакуировались. Блин, рано же мы их отпустили, надо было достоинства отстрелить. Хотя, слово «достоинство» к таким людям неприменимо. Возможно, как и слово «люди».

Наконец, Виктор – тот самый русский – и его спутница из Франции Беатрис расположились в спортивном «мицубиси». На нем, наверное, колесил один из бесчисленных родичей Хаима, из тех, что помоложе. Скорее всего, хозяин машины медленно остывал где-то в коридоре или гостиной.

Четкого маршрута и плана у меня, разумеется, на тот момент не было. Я просто поехал, куда глаза глядят, чтобы вывести нас как можно дальше из опасного места. Сколько нужно проехать? Десять километров, тридцать, сто? Пока не знаю, будем посмотреть, как говорится. Бензина в достатке, сил вроде тоже.

– Палец…

Я мотнул головой направо, но это слово произнес не Бастиан, встретивший меня удивленным взглядом – он-то думал, что это я. Но это оказался Хельмут.

– Палец… Кассандра! – тихо говорил пожилой немец, и Берта воодушевленно запыхтела, а потом тихонько заскулила, радуясь за хозяина и тыкая шерстяным лбом ему в лицо.

– Хельмут, о чем вы? – нахмурился я – мы только что выехали на шоссе, и мне предстояло первым продираться сквозь основательное автомобильное кладбище, судя по всему, растянувшееся не на один километр. Дорога в противоположную сторону пустовала, но как раз оттуда и могли появиться наши заклятые враги, а снова пересекаться с ними совсем не хотелось. Они повернули налево, это мы все видели.

– Трезубец, я о том трезубце из сна, чего тут непонятного! Греция, это Греция, – Хельмут, наконец, очнулся окончательно и разразился громким, счастливым смехом, странным образом гармонировавшим с его, в сущности, доброй, но немного хмурой и закрытой натурой. – Это ведь отель на одном из греческих пальцев, ребята, у меня там был медовый месяц, годков этак сорок назад. Мы, молодожены, то есть, снимали домик, а по соседству стоял отель – «Трезубец Посейдона», он самый. Когда-то двухэтажный, но, судя по твоим словам, ему надстроили третий. Что ж, теперь мы знаем, куда ехать. Разбудите меня, когда будет остановка, мне пока нездоровится – голову кружит, как на карусели…

Едва договорив, Хельмут снова уронил голову на сиденье и почти сразу захрапел. Я же тем временем уже прикидывал в уме, успеем ли мы добраться на другой конец Европы за те полтора-два дня, что отмерил нам незнакомец. По всему выходило, что успеем, даже если где-то придется задержаться или сбавить темп. Но, как выяснилось позже, незнакомца я слушал невнимательно и не учел одну очень важную вещь.

Глава 19. Ранняя ночь

Я знал Хельмута не больше суток, но готов был поспорить – давненько он так счастливо не улыбался. Казалось, что он вовсе отвык от подобных вещей, давно этого не делал, потому что столь радостное выражение на его лице выглядело очень странно. Но, как я уже сказал выше, довольная улыбка и искренний смех шли ему, превращая из ворчливого брюзги в доброго и отзывчивого дедушку. Такого, наверное, любили внуки, если они у Хельмута есть.

– Халкидики, Дмитрий, находятся на северо-востоке Греции. Ты что, в Греции не был?

– Был, давненько.

– На Крите?

– Ага.

– Ясно, – Хельмут махнул рукой. – Крит – совсем другая история. Халкидики находится недалеко от Салоников, прекрасное место. Это полуостров, впадающий в Эгейское море, венчающийся тремя впадающими в море «пальцами» – греки зовут их «ноги». Кассандра, Ситония и Афон. Нам нужна Кассандра, там, в средней части полуострова, и находится отель «Трезубец Посейдона». Я абсолютно уверен – мы ищем его.

– Трезубец Посейдона… Больше на бар похоже, – хмыкнул Бастиан, впервые с момента нашего знакомства улыбнувшись. – Древнегреческий.

– Раньше такие названия были в ходу, – развел руками Хельмут. – Сейчас, наверное, вывеска на отеле совсем другая, но не это важно. Важно то, что этот тип специально дал тебе такую подсказку, чтобы ты не смог понять ее смысл сам, в одиночку. Кумекаете, о чем я?

– Нет, – признался я. – Не совсем.

– А то, что мы никак не можем опоздать. Я не мог понять смысла подсказки раньше, чем понял его, ясно? А ты не мог рассказать мне об этом раньше, чем рассказал.

– Теперь вроде как уловил Вашу мысль, – мне действительно стало ясно. – Зомби убил нашего друга, но помог Вам подобрать ключ к тайне. Надо же, у судьбы точно имеется ирония.

– А ты сомневался?

Мы смолкли, а потом как-то незаметно разбрелись по сторонам, и каждый занялся своим делом. Я обвел взглядом безразмерный Ашан, где мы сделали привал, поняв, что никто не идет за нами по следу и вряд ли сделает это. На всякий случай мы с ребятами постоянно подходили ко входу, посмотреть, не едет ли кто сюда – встретить было чем.

Парочки ворковали и зализывали раны, кучкуясь возле бывшей аптеки. Ее, как и весь магазин, крепко потрепали местные жители, спешно эвакуируясь из Бонна в неведомом направлении, но действовали они без должной хватки и мастерства, до бывалых мародеров им далеко. Можно сказать, что ошалевшие от кошмара немцы просто устроили повсюду кавардак, а унесли с собой не так уж много.

Я в одиночестве отправился поискать что-нибудь съестного. На душе скребли кошки – Леху мы потеряли просто по-дурацки, по глупости, по неосмотрительности. Можно ведь было догадаться, что этот жлоб неспроста по двери молотит и молчит, когда к нему обращаешься. Надо было валить сразу, через деревянное полотно, и идти себе всем вместе…

В магазине кроме нас никого не было – это мы мужским составом проверили первым делом, оружия теперь стало навалом, и в случае чего можно было палить во все, что движется и не нравится. Крысы не в счет. Они движутся и не нравятся нам, конечно, но и юркости этим тваренышам не занимать. Мы застали трех таких за поеданием какой-то бесформенной гадости на полу. Поняв, что обнаружены, грызуны с такой прытью кинулись по сторонам, что мы даже не успели вскинуть пистолеты. Хорошо, что крысы сбежали и затаились, но плохо, что они могли все вокруг облапать и поделиться с нами какой-нибудь инфекцией. Нам оставалось лишь тешить себя мыслью, что крыс было всего три штуки, и что они не заразные.

Основой арсенала стали пистолеты – только Хельмут вновь взялся за карабин, да Виктор где-то раздобыл двустволку с вертикальным расположением стволов, из-за своей громоздкости похожую на средневековую ручницу или пищаль. Впрочем, и сам Виктор был хлопцем немаленьким, так что кесарю – кесарево.

Единственной девушкой, не пострадавшей (не успевшей пострадать), оказалась как раз подруга Виктора, Беатрис. Но и на ней не было лица – она видела, что вытворяли с Керстин и слышала, через что прошла наша бедная Машка. Наверное, к какой-то степени они ощущала себя виноватой. Человеку всегда не по себе, когда рядом кто-то мучается, а ты не можешь разделить с ним его боль.

Не хочу вдаваться в гнусные до омерзения детали, скажу лишь, что держали девушек в весьма комфортной комнате на втором этаже, где они втроем спали на огромной постели, на которой, пожалуй, уместилась бы и футбольная команда, даже с тренером и скамейкой запасных. И Маша, и Керстин пережили унижение прямо там, не отходя от кассы, так сказать. Хотя кто-то из Мессуди или их родни положил на любовь Семена глаз и всерьез планировал перевезти ее в свою комнату, на этом же этаже, чтобы наслаждаться ее обществом безгранично. Любвеобильного товарища пристрелил Бастиан, прикрывая Хельмута во время схватки в гостиной. Эх, смогу ли я когда-нибудь забыть все это? Скорее нет, чем да. И черт с ним. Пора подкрепиться, хватит травить себя гадкими мыслями.

Полуфабрикаты есть надоело – и правда, сколько ж можно, эта пластмасса надоедает за неделю. Как люди живут на них годами?

Мы и рис в пакетиках варили, и каши (тоже в пакетиках), и печенье со всевозможными батончиками и сухариками трескали за обе щеки. Надо бы приготовить хороший суп, сейчас вот запасусь ингредиентами. Пусть будет овощной, чего уж теперь, мясо все протухло, как и рыба, а консервы я, мягко говоря, недолюбливаю. Я еще тот кашевар, конечно, но что-то так мне захотелось домашнего, что я решился довериться кулинарной интуиции, а заодно вспомнить мамины рецепты – вдруг во мне все это время пропадал классный повар?

На глаза попался пластмассовый ящик с сочными, красивыми яблочками. Они мигом вытеснили из моего сознания горячий и наваристый супчик, почему-то сделавшись куда более аппетитными. Не тратя время на долгий выбор, я запустил руку в ящик и извлек здоровенный круглый фрукт.

Протер фланелевой рубашкой, реквизированной здесь же – надоело щеголять в чумазой, пропитанной потом одежде, в которой стартовали из нижнекамского супермаркета – и вгрызся в брызнувшую соком плоть. Обожаю сладкие и гладкие зеленые яблоки, хоть они, болтают, состоят исключительно из всевозможной химии. И пусть, мне уже все побоку, осталась пара дней, в любом случае. А яблоко явно не самое натуральное – в коробке рядом плоды основательно подгнили и источали сладкий запах, а этим зеленым все нипочем. Нет, сам только что досадовал на химию, и сам же к ней вернулся. Что ты будешь делать…

Накатило странное равнодушие ко всему, даже к помятой пачке сигарет в заднем кармане – сколько я не курил? Не знаю, но долго, весьма долго. Раньше таких прогулов мой наркотик мне не позволял.

Я стоял и грыз яблоко, притулившись задом к прилавку с картофелем, и блаженствовал в окружении разбросанных всюду вещей и корзинок и поблекших разноцветных пятен (кровь, сок, вода, отбеливатель, здесь было все) на покрытии пола.