Текст книги "Изнанка мира (Фантастические были)"

Автор книги: Дмитрий Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Пришел? – просипел один голос.

– Сам виноват! – прорычал другой.

Каким-то неведомым чувством Патриков уловил впереди невидимое глазу движение и, как подкошенный, рухнул на пол – этот трюк у него всегда получался, как у каскадера. Над ним что-то сверкнуло и разбилось сзади о какую-то опору. Полыхнуло пламя. Патриков дважды выстрелил перед собой, но там уже никого не было. По чердаку поползли клубы густого дыма. Николай прокатился по полу и, провалившись в люк, повис на одной руке. Над его головой уже вовсю полыхал пожар. Спрыгнув на площадку, оперативник позвонил во все расположенные на ней квартиры и, не дожидаясь, пока откроют, закричал:

– Вызывайте пожарных! Горит чердак!

Затем он сбежал вниз и, оказавшись на улице, осмотрелся по сторонам. Монстров нигде не было. И только в вышине разгоралось пока еще слабое зарево. Вот тогда-то и сгорела крыша дома № 17 по улице Губкина.

VII

С утра Лэнгли была грустной и неразговорчивой. Она бесцельно ходила по квартире, прислушиваясь к каждому шуму, доносившемуся из коридора, подолгу стояла у окон. К полудню она стала нервничать. Наконец кто-то пришел. Лэнгли взволновалась, насторожилась. Оказалось, пришел милиционер. Лэнгли сразу ушла в спальню, а младший лейтенант милиции стал расспрашивать, не слышал ли Блоков ночью какого-либо шума.

– Слышал, – признался Блоков. – Лаяла собака на третьем этаже.

– И у вас это не вызвало подозрений? – удивился милиционер.

– Да у нее это бывает иногда.

– Ну, а еще что-нибудь слыхали? Например, стук, треск, голоса?

– Нет, не слыхал.

– Вот так всегда, – посетовал младший лейтенант. – Звукоизоляция ни к черту, и в то же время никто никогда ничего не слышит.

Милиционер вышел и позвонил в соседнюю квартиру.

– Что-нибудь случилось? – тревожно спросила Лэнгли.

Ее аристократически белое личико осунулось, глаза стали светло-сиреневыми, прическа ее слежалась, приобретя более прилежный и менее вызывающий вид.

– Кажется, обокрали квартиру этажом ниже.

Женщина сникла окончательно.

– Да брось ты так переживать! – решил подбодрить ее поэт. – Расскажи мне о своей проблеме. Может, я тебе в чем-то смогу помочь.

– Я не знаю, что делать, – задумчиво ответила Лэнгли, – ждать или возвращаться.

Егор не знал, чего ей надо ждать и куда возвращаться, и поэтому выжидающе молчал.

– Пожалуй, вернусь! – женщина решительно двинулась к чемодану, раскрыла его и сделала попытку залезть в него, но Егор удержал ее за плечи.

– Ну что ты, – стал утешать он гостью. – Перестань. Разве можно так изматывать себя? Ну кому и что ты докажешь, если будешь сидеть в чемодане? Это по-детски. Поделись лучше со мной своими бедами, и тебе сразу станет легче – вот увидишь.

Наступила долгая пауза. Лэнгли на какое-то время вновь ушла в себя. Затем лицо ее прояснилось, и на нем даже появилась тень слабой улыбки.

– А что? – неожиданно бодро сказала она. – В конце концов не я виновата, что все так получилось. Пусть побегают те, кто потерял чемодан. А я устрою себе небольшой отдых и заодно тебе кое-что расскажу – обещала как-никак. А завтра будет видно.

– Ну вот и отлично, – поддержал ее Егор.

Теперь уже Лэнгли по-настоящему улыбалась, и глаза ее вновь стали фиолетовыми.

– Давай кофе с коньяком, стихи и музыку!

Они снова сидели в креслах за журнальным столиком. Тихо звучал магнитофон.

– Ты любишь страшные тайны? – интригующе спросила Лэнгли, глядя прямо в зрачки Егору.

– Ну какой же поэт не любит страшных тайн? – любуясь ее яркими глазами на бледном лице, вопросом на вопрос ответил он.

– Тогда слушай…

И в это время погас свет. Стало темно и тихо, как в погребе.

– Это почему? – донесся из мрака голос Лэнгли.

– Не знаю. Уже давно такого не было. Но у меня есть свечи.

Егор, спотыкаясь и чертыхаясь, на ощупь нашел подсвечник и спички. Комната озарилась неровным желтым светом, и на двух розовых свечах, установленных на высоком бронзовом подсвечнике, остывая, набухли первые прозрачные капли.

– Итак, о страшной тайне… – напомнил он.

– Ну, слушай, – продолжила она. – Я прибыла сюда из другого, параллельного, мира.

– Так вот откуда, оказывается, берутся такие интересные женщины! – поддержал шутку Егор, обрадованный тем, что его гостья окончательно развеселилась.

– Ну, насчет этого ничего не могу сказать – тебе видней, – серьезно сказала Лэнгли. – А вообще, у нас там кого только не встретишь! Тебе еще посчастливилось не увидеть болванов, потерявших чемодан.

– Да, кстати, о чемодане: как ты туда попала?

– В чемодане-то как раз все и дело. Это вход в коридор, ведущий в другой мир. Как он устроен, рассказывать тебе не стану – это бесполезно, да я и сама не знаю всего, но с его помощью мы проникаем к вам. Понимаешь?

Егор во все это, вроде бы, и не верил, но что-то заставляло его волноваться и нервничать.

– И зачем же вы проникаете? – все еще улыбаясь, спросил он.

– Как зачем? Разведка!

– Шпионаж, значит?

– Ну… – она замялась и как-то неуверенно уточнила: – Научные исследования.

– Это другое дело. А что, иномирянки сильно отличаются от земных женщин? – Егор, смеясь, взял ее руку и стал гладить ее кончиками пальцев, не находя в ней ничего потустороннего.

– Я наполовину иномирянка. Моя мама – землянка. А от браков наших людей с землянами всегда рождаются дети, больше похожие на землян.

– Ну, это уже и вовсе забавная история, – едва не рассмеялся вслух Блоков.

– Правда? – на лице Лэнгли появилась злорадная улыбочка.

Она подскочила и быстро вышла. В прихожей послышалось громыхание чемодана, и вскоре он, неприятно черный, оказался раскрытым на диване.

– Внимание! – Лэнгли сунула в него руку по самое плечо. – Ну что?

– Фокус-покус какой-то, – слегка смутился Егор.

– Попробуй сам.

– Я не мальчик и в детские игры не играю, – поэтом неожиданно начал овладевать страх.

– Будешь играть! – рассердилась женщина и, цепко ухватив Блокова своими нежными ручками, сунула его головой в чемодан, да так резко и неожиданно, что он громко вскрикнул, машинально выставив вперед руки. Однако руки его провалились в нечто зеленое, и Блоков едва не нырнул в чемодан всем телом, но иномирянка, поймав его за рубашку, вытащила обратно.

– Ну это… Что за шуточки? – чувствуя, как кровь отхлынула от его лица, нервно заправляя рубашку, пробормотал он.

– Такой белый ты красивее, – оценивающе сказала женщина, в упор разглядывая его лицо.

– Нет, правда… Тоже мне шуточки… – Егор бессмысленно обошел вокруг кресла и, наконец, уселся в него.

– Бедненький, испугался, – медленно, словно боясь еще больше испугать его, Лэнгли села Егору на колени и погладила его по голове. – Боишься иномирянки? – нежно спрашивала она, гладя поэта по лицу.

Егор чувствовал, как он расслабляется под действием ее неземных чар, как медленно тает всем своим существом, словно розовые свечи на журнальном столике, истекающие горячими струйками. «Свеча горела на столе… – вспомнил он. – Как жаль, что это уже написал другой поэт!».

VIII

Спустя час появился свет. Комната вошла в свои привычные очертания и стала незыблемой в своей реальности. Все предметы теперь казались тяжелыми, угловатыми, с ярко очерченными, как на плакате, контурами. И только Лэнгли по-прежнему была ирреальна, словно продолжение приятного, но зыбкого сна.

– У вас там много полуземлян, таких, как ты? – спросил Егор, трогая пальцами ее тонкие голубоватые ногти.

– Нет, – задумчиво, словно выходя из забытья, сказала она. – Единицы. Нас обычно используют в разведке – это наш крест.

– А чистокровные иномиряне сильно отличаются от наших людей?

– Смотря какая порода. У нас их много. Есть звероподобные – их используют на самой грязной работе, например, когда надо кого-нибудь убить, но тоже бездуховные. Они не знают ни любви, ни жалости. У них нет понятия долга и чести. Этих я больше всего не люблю, потому что сочетание интеллекта с бездуховностью – самое страшное уродство. Хотя внешне эти больше других похожи на грэнгов.

– А грэнги кто?

– Это те, кто более всего похож на вас, землян. Они занимают свою общественную нишу в нашем сложном и запутанном мире и, конечно же, не самую высокую, потому что никогда не боролись за это, считая такую борьбу делом недостойным. В этом, наверное, их главная беда, а может, и главное достоинство. Но я думаю, что если бы грэнги захотели власти, они смогли бы ее получить, и наш мир был бы гораздо лучше.

– Но они ее никогда не захотят, – грустно улыбнувшись, добавил Егор.

– Кстати, – продолжила Лэнгли, – только у грэнгов с землянами могут быть дети. И мой отец был грэнг.

– Удивительно, что в вашем мире столько разновидностей мыслящих существ.

– Я думаю, что у вас существует то же самое, но здесь это не выражается во внешних признаках. Вряд ли такое положение лучше. У нас, по крайней мере, сразу видно, от кого чего можно ожидать. И если бы у вас духовный уровень развития отражался на внешности, представляешь, какие лица ты мог бы увидеть вокруг?!

– И какое было бы у меня, – мрачно закончил Егор.

– Такое же, как и сейчас, – рассмеялась Лэнгли.

– Ты думаешь?

– Ну, мне кажется, что я немножко разбираюсь, – и она лукаво заулыбалась, играя задорными искринками в неземных глазах.

– Не надо быть слишком доверчивой, ибо даже в самом себе не каждый может разобраться, – шутливо-назидательным тоном сказал Егор, театрально указав пальцем в потолок, и, сделав паузу, добавил: – Тем более при твоей профессии.

В подъезде этажом ниже грянул выстрел. Лэнгли, прислушиваясь, окаменела. Донесся звонкий хлопок. Лэнгли сделала цирковой прыжок с дивана, перелетев через Блокова и через стоявшее рядом кресло. Егор еще никогда не видел, чтобы кто-то так быстро одевался. Это было как при ускоренной киносъемке. Не обуваясь, она побежала к выходу, но никак не могла открыть замок, и Егор почти успел одеться, когда Лэнгли понеслась вниз по лестнице.

– Стой! Куда ты?! Там стреляют! – кричал Блоков, мчась вдогонку.

На площадке третьего этажа у распахнутой настежь двери была дочерна опалена стена. Пахло гарью и, кажется, озоном. Ниже, на ступеньках, залегли двое подозрительных в черном, лиц которых Егор сверху не рассмотрел. Зато ему хорошо запомнилось лицо незнакомого молодого человека, выглянувшего из открытой квартиры и пристально посмотревшего на Лэнгли. Еще почему-то запомнилась разлитая по ступенькам синяя краска. Схватив Лэнгли за руку, Блоков потащил ее к себе. Женщина почти не сопротивлялась.

– Это опасно, – объяснил Егор, когда они вновь оказались в квартире.

– Мне было интересно, – оправдываясь, сказала Лэнгли, но выражение ее лица стало отрешенным – она думала о чем-то своем.

– Надо вызвать милицию, – Егор ринулся к телефону.

– Я сама. Я знаю, как это делать, – удержала его за руку Лэнгли.

– Хорошо. Я сейчас вернусь.

Егор вышел из квартиры. Было тихо. Он стал на цыпочках спускаться вниз. На лестничной площадке третьего этажа с растерянным видом стоял хозяин квартиры, подвергшейся нападению.

– Что здесь было? – спросил Блоков, приблизившись к нему.

– На меня напали, – сдавленным голосом ответил тот.

– Кто? Зачем?

– Не знаю.

На этом выяснение обстоятельств нападения было исчерпано.

– Твой телефон не работает, – сердито сказала Лэнгли, едва Блоков появился в двери.

– Не может быть!

Егор взял трубку, но сколько ни старался он трясти и ворочать телефонный аппарат, эффект был таким, как если бы Блоков пытался куда-либо позвонить, приложив к уху комнатный тапочек.

Лэнгли снова стала неразговорчивой.

– Тебя расстроило это нападение? – забеспокоился поэт.

– Сегодня ночью я уйду, – решительно сообщила она, не отвечая на вопрос.

– Куда и почему?

– Мне надо. Я должна.

– Понимаю. Исследовательская работа?

– Да. Но прежде я хотела бы, чтобы ты хоть раз ощутил то, что часто испытываю я, и чтобы ты окончательно перестал сомневаться в том, что я тебе рассказала.

Она направилась в комнату и, положив на пол чемодан, раскрыла его.

– Ты хочешь, чтобы я с тобой отправился туда? – входя за ней, неуверенно спросил Егор.

– А ты боишься?

– Нет. Но я смогу вернуться?

– Можешь мне довериться, – Лэнгли протянула ему руку.

IX

Они погрузились в прохладную полужидкую среду зеленовато-серого цвета, в которой, к удивлению Егора, можно было свободно дышать, и стали медленно тонуть. Поэт инстинктивно начал делать движения, чтобы всплыть. Лэнгли рассмеялась, и голос ее, неожиданно громкий и гулкий, заполнил все окружающее пространство.

– Это бесполезно, – сказала она, видимая как в тумане и окруженная фосфоресцирующим ореолом. – Здесь не действуют земные физические законы.

Окружающий их воздух стал постепенно редеть и темнеть. Впрочем, Егор по-прежнему не ощущал затруднения в дыхании. Ощущение притяжения полностью исчезло, и они оказались в абсолютно темном пространстве, люминесцирующие, словно светляки. Егор расслабился и едва не выпустил из своей руки ладонь Лэнгли. Спохватившись, он взял женщину обеими руками и крепко прижал ее к себе, боясь, что она улетит и он уже никогда не догонит ее.

– Это не космос, а всего лишь тоннель, – улыбнувшись, сказала она и, смеясь, оттолкнулась от Егора. И они разлетелись в разные стороны: она плавно и красиво, он – смешно барахтаясь и кувыркаясь. Но какая-то сила, словно невидимая рука, мягко подхватила их и медленно понесла друг к другу. Их руки вновь соприкоснулись. Чернота вдруг наполнилась множеством ярких искринок, как будто шел мелкий снег, блестящий в свете солнца. Искринки приобретали все более яркие и разнообразные цвета. Они то собирались в густые стайки, то быстро разлетались в разные стороны.

– Тебе нравится здесь? – спросила Лэнгли.

– Ну, вообще-то здорово, – не очень уверенно ответил Егор.

Он постепенно терял ощущение пространства и времени. Ему стало чудиться, что тело его рассыпается на молекулы, теряя вес и форму. Образ Лэнгли вдруг сделался зыбким и нереальным, словно во сне. Затем она стала таять, как облако, излучая свет, заполняющий все вокруг. Егор перестал видеть ее, но стал ощущать ее как часть самого себя, а себя – как часть ее. Это было совершенно неведомое ему ранее ощущение. Казалось, они, слившись воедино, заполонили собой всю вселенную, а точнее – стали всей Вселенной. Но постепенно Егор вновь стал ощущать свое тело и видеть рядом еще зыбкий контур Лэнгли, обретающий все более реальные очертания.

И вдруг все разом поблекло и угасло. Появилось ощущение сначала слабого, а потом все усиливающегося встречного ветра, несущего мелкую пыль, клубящуюся вокруг. Вдали, словно солнечный восход, вспыхнуло яркое оранжевое зарево, на фоне которого обозначилась гигантская черная окружность.

– И что значит сей бублик? – насторожился поэт, чувствуя, что ситуация меняется не к лучшему.

– Там начинается санитарная зона, – грустно ответила Лэнгли. – Тебе туда нельзя, а мне не хочется. Поэтому мы возвращаемся.

Она протянула руку к своему широкому поясу, надетому поверх блузки, и гибкими пальцами стала быстро тереть вдоль блестящих желобков на его темной поверхности. И они поплыли обратно в блистающее ничто.

– Твой пояс управляет нашим движением? Это здорово! – изумился Егор.

– Мой пояс – только маленький передатчик сигналов. Коридор подчиняется огромному агрегату на той стороне, который воспринимает мои сигналы, – объяснила Лэнгли тоном, которым обычно разговаривают с детьми.

Они летели на расстоянии вытянутых рук, едва соприкасаясь кончиками пальцев, и одежда Лэнгли больше не казалась Егору аляповатой, а ее фиолетовые волосы странными. Обернувшись, он увидел вдали темные силуэты огромных птиц, плавно парящих в оранжевом зареве.

– Что это?

Лэнгли проследила его взгляд.

– Это птицы-призраки. Они никогда не залетают дальше и обычно пересекают тоннель лишь в пределах видимости кольца. Изучая их, наши ученые и раскрыли механизм проникновения в субпространство.

– А где тебе больше нравится – там или там? – отвлекаясь от птиц и указывая поочередно то в одну, то в другую сторону тоннеля, задал Егор назревший у него вопрос.

– Здесь, – грустно улыбнувшись, ответила она.

Ночью Лэнгли ушла, унеся с собой громоздкий для ее элегантной фигурки чемодан.

– Это все? – спросил он ее на пороге. – Мы больше не увидимся?

– Не знаю, – коротко ответила она, глядя на него из-под черной нелепой шляпы, ухитряясь даже в ней оставаться на удивление обаятельной.

Холодные и пустынные улицы темного города поглотили ее, и обильно поваливший снег к утру засыпал следы одиноких ночных прохожих.

X

Утром в рапорте о вчерашнем происшествии Патриков описал почти все, что видел. Умолчал только о женщине, которая, по его мнению, делала какие-то знаки нападавшим, – решил сначала сам кое-что проверить. Да еще описание лиц бандитов не очень получилось. Лица выходили «странные», «необычного цвета», «с очень неправильными чертами» – из этого фоторобот явно не сделать.

Во время утреннего оперативного совещания подсевший рядом участковый Буркин нашептал Николаю, что Корягу накануне гибели видели возле автобусной остановки в микрорайоне геологов с его приятелем-бомжем по прозвищу Блеклый.

– Слушай, достань мне этого Блеклого сегодня, – попросил Патриков.

– Вообще-то он от меня бегает, как черт от ладана, – призадумался участковый. – Мне он и самому нужен. Но сегодня постараюсь все-таки отыскать.

Когда Буркин увидел Блеклого, он сначала подумал: «Ага! Вот он, голубчик! На ловца и зверь бежит». А потом побежал за ним. Когда Блеклый увидел Буркина, он ничего не подумал. Он сначала побежал. И уже на бегу стал думать: «Ба! Участковый Буркин! Не по мою ли душу?». Поэтому в первый момент Блеклому удалось несколько оторваться от преследователя. Однако впопыхах он сделал ошибку, побежав в сторону нового квартала по открытой местности, где нельзя было затеряться во дворах или в толпе. На окраине нового квартала, на почтительном расстоянии от других новостроек стоял куцый в периметре девятиэтажный дом. Вокруг него-то и побежал бомж, чувствуя, что участковый начинает настигать. И, едва забежав за угол, Блеклый пошел на последний шаг, который мог его либо спасти, либо окончательно погубить – он заскочил в мусоросборник и закрыл за собой дверь. Буркин не увидел этого и, понимая, что добежать до ближайших строений за это время беглец физически не мог, решил, что он уже завернул за следующий угол. Блеклый немного отсиделся, чтобы дать возможность участковому отдалиться на почтительное расстояние, и стремглав выскочил наружу, намереваясь бежать в обратном направлении. Тем временем Буркин, все более удивляясь исчезновению бомжа из поля зрения и из последних сил убыстряя бег, вновь оказался перед дверью мусоросборника, где и столкнулся с выскочившим оттуда Блеклым. От столкновения оба упали на землю.

– Обложили! – в отчаянии закричал бомж и, подхватившись, рванулся было вперед. Но участковый, быстро перевернувшись на живот, успел схватить его за штанину, и Блеклый, широко взмахнув руками, словно подстреленная на взлете птица, клюнул лицом снег.

– Да я этого Корягу видел всего две минуты, – словно оправдываясь, говорил Блеклый Патрикову, когда Буркин привел его в отделение. – Иду мимо остановки, а тут он. Ну, я его по ходу проводил чуть-чуть.

– А про украденный чемодан он тебе ничего не говорил? – как бы между делом поинтересовался Патриков, внимательно вглядываясь в лицо собеседника.

– Говорил, – после продолжительной паузы признался Блеклый.

– Что говорил?

– Ну, что чемодан спер.

– И куда дел?

– Ну, там оставил одному.

– В пятиэтажке, в микрорайоне НГДУ?

– Ну да, на четвертом этаже.

– На третьем, – полувопросительно уточнил Патриков.

– Может, и на третьем, вам видней, – пожал плечами Блеклый. – Но мне он сказал, что на четвертом.

У Патрикова в памяти снова всплыла женщина с ярко крашенными волосами. Вспомнил он и мужчину, который увел ее наверх. Теперь он почти не сомневался, что именно в квартире этих людей оставил свой чемодан почивший бомж Сверчков, который либо перепутал с испугу, либо целенаправленно назвал не тот этаж тому, кто его потом убил. Казалось бы, все начинает выстраиваться в стройную логическую цепочку. Однако странные бандиты-монстры, их неуместная одежда, непонятное оружие, которым они пользовались – все это вплетало в цепь событий элемент почти мистической загадочности, ощущение тайны, раскрыть которую было не так просто, как могло показаться. Вспомнил Николай и синеющую на воздухе кровь, которую он, вернувшись, соскреб в тот вечер со ступенек в сделанный из листа записной книжки кулек. Теперь надо отвезти его экспертам из УВД. А потом – снова в злополучный подъезд, но теперь уже на четвертый этаж.

XI

– Все, – сказал майор Ермолов, когда Патриков зашел к нему поделиться кое-какими догадками. – Дело об убийстве Сверчкова передается в УВД. Напиши подробный отчет по нему, изложи все факты, которые знаешь, свои версии и можешь спокойно дорабатывать материалы по другим преступлениям.

– Но, мне кажется, я только нащупал логическую взаимосвязь между различными фактами, только начал по-настоящему входить в суть дела.

Ермолов развел руками:

– Но ты же понимаешь, что это не зависит от нас. Есть приказ передать дело в УВД. Не переживай. Тебе еще хватит запутанных преступлений.

Дело Патриков сдал. Но женщина с крашеными волосами не давала ему покоя. Поэтому вечером он вновь направился в уже знакомый подъезд. Мужчину, открывшего ему дверь, Николай узнал сразу. Увидев удостоверение, тот несколько смутился. Они расположились для беседы в уютной комнате, где на журнальном столике стоял красивый бронзовый подсвечник с истаявшими розовыми свечами. Сидя в предложенном ему кресле-качалке, Патриков внимательно изучал взглядом хозяина квартиры, оказавшегося поэтом Блоковым, о котором Николай где-то что-то слышал или читал.

– Вы, наверное, насчет перестрелки в подъезде? – спросил поэт, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку дивана.

– Именно.

– Я слышал стрельбу.

– И кое-что видели.

– Да, я выходил.

– Не один.

– Со мной была моя знакомая, – после некоторого замешательства признался поэт.

– Почему она вышла?

– Из любопытства, очевидно.

Патриков долгим испытывающим взглядом смотрел в лицо Блокова.

– А вам не показалось, что она знакома с нападавшими?

– Да что вы! Откуда? Нет, не показалось.

– А вот мне показалось.

Блоков вдруг сосредоточился и начал что-то напряженно соображать.

– Что, есть повод для размышления? – оживился оперативник.

– Да как сказать…

– Так что? Могла она знать этих людей?

– Не знаю. Мы с ней были знакомы очень недолго. Но, думаю, что вряд ли у нее могло быть что-то общее с уголовниками.

– А вы никогда не видели тех парней раньше?

– Нет.

– Могу я поговорить с вашей знакомой?

– Дело в том, что я знаю ее только по имени и совсем не знаю, где она живет.

– Не обижайтесь, но это, по крайней мере, смешно.

– Я понимаю, что вам трудно в это поверить, но тем не менее я говорю правду.

– Возможно. И как же зовут вашу знакомую?

Поэт замялся.

– Вы знаете, у нее трудное иностранное имя, нечто созвучное слову Лэнгли.

– Ка-ак?

– Ну, нечто вроде Лэнгли.

– Да-а, серьезная, видно, женщина. И больше ничего вы о ней рассказать не можете?

– Нет.

– А не было ли у нее большого черного чемодана? Не заметили?

– Был, – не смог соврать Блоков под пристальным и слегка насмешливым взглядом оперативника.

– И где он?

– Она забрала его с собой.

– А не знаете ли вы случайно, что было в этом чемодане?

– Знаю. Он был пуст. А что, этот чемодан имеет какое-то отношение к вашей работе?

– Похоже, что имеет. Она пришла к вам с этим чемоданом?

– Да, – здесь Блоков снова замешкался, не решаясь сказать, что ее принесли в чемодане, поскольку и это было бы неправдой. – Она была при нем.

– И зачем же она ходит с огромным пустым чемоданом?

– Не знаю. Наверное, купила по дороге.

– Логично. Что ж, спасибо и на том. Будьте готовы к тому, что вас вызовут в милицию.

Уже распахнув входную дверь, Патриков вдруг обернулся и, кажется, неожиданно даже для себя спросил:

– А не была ли она одета в черный плащ и шляпу?

Вопрос не просто удивил, а буквально поразил поэта.

– Что?! Была?! – не меньше поэта поразился милиционер.

Блоков ничего не ответил, а только тихо кивнул головой, продолжая что-то соображать.

XII

Очередной день начался для Патрикова с неприятного известия: Ермолов перешел в управление. Слухи о его предстоящем повышении ходили по отделению давно, и поговаривали, что он потихоньку сдает дела, но ко всем этим разговорам уже настолько привыкли, что перевод Ермолова казался либо делом очень далеким, либо и вовсе блефом. И вот теперь Ермолов из отдела ушел. А жаль. Патрикову хотелось поделиться с ним своими новыми идеями. Впрочем, УВД не так далеко, да и к экспертам не мешает зайти – очень уж интересно, что это за кровь, которая меняет цвет. Закончив в этот день давнее и уже просроченное дело об ограблении, вечером Николай отправился в управление.

– Вообще-то результаты анализа у нас уже забрали, теперь ведь не ты ведешь это дело, – ответил эксперт Чернин, когда Патриков поинтересовался экспертизой синей крови. – Но удовлетворю твое любопытство – это биомасса.

– Что значит биомасса? Разве это не кровь? – Патриков нахмурился: кажется, начинали сбываться тайные и в значительной степени нелепые подозрения, которые возникали сами собой и которые он изо всех сил старался от себя отгонять.

– Это похоже на кровь, но это не совсем кровь. Там есть еще биовещества, которых в крови не бывает.

– Ну и какие это вещества?

– Ты спрашиваешь так, будто я доктор биологии, – вдруг разозлился эксперт. – Это вещества, на которых какой-нибудь научный работник мог бы сделать докторскую диссертацию, если бы как следует изучал их.

Выйдя из лаборатории, Патриков направился было к Ермолову, но встретил его на лестнице.

– Здравствуй, счастливчик! – поприветствовал оперативника майор.

– В чем это мне так повезло? – удивился Николай.

– От тебя это темное дело ушло, а ко мне снова пришло, – посетовал Ермолов. – Там оно у меня на контроле было, и здесь его снова отдали мне на контроль.

– Значит, я не зря к вам.

– С удовольствием тебя выслушаю, но мне, к сожалению, нужно срочно уехать. Тебе придется долго ждать. Или вот что: чтобы время зря не терять, зайди к своему приятелю по милицейской школе Виктору Комову – наше дело сейчас у него. С ним и побеседуй. Ну, а если останутся какие-то вопросы, зайди попозже ко мне.

Через пару минут Патриков был у Комова.

– А! Братья Стругацкие ко мне пожаловали! – грустно рассмеялся Комов, выходя из-за стола и протягивая приятелю руку.

– Почему братья? – Николай на всякий случай оглянулся на дверь. – Я вроде бы один.

– А пишешь, как оба. Но ты не обижайся – не только ты такой умный. Представляешь, на одной вечеринке знакомый психотерапевт рассказал мне, как пациент поведал ему историю о страшных фантастических типах, которые повылазили из чемодана. Я посмеялся от души, а утром прочел твои писания.

– Ну и что?

– А как ты думаешь? Я добыл данные пациента, разыскал его, записал весь этот бред и подшил к делу. Кажется, мы с тобой будем знамениты.

– Послушай еще одну историю. На этот раз не столько фантастическую, сколько романтическую, – предложил Патриков и рассказал Комову все связанное с его визитом к поэту Блокову.

– Это ближе к реальности, – заинтересовался Комов. – Хотя, если собрать все вместе, то…

– Что собираешься делать? – не дослушал Патриков.

– Не мельтешить. Работать, как по обычному делу. Если начать думать, что преступники толпами вылазят из чемоданов, прячутся в кувшинах, летают по воздуху и творят невесть какие чудеса, то могут просто руки опуститься. Так что буду работать, как обычно. Для начала оповещу всех, кого только можно, чтобы звонили мне срочно, если увидят кого-нибудь в плаще и шляпе или с необычным для человека лицом. Конечно, если они по недомыслию приехали сюда в такой одежде, то наверняка уже замерзли и переоделись. Но все же не следует терять даже самый маленький шанс.

XIII

Весь следующий день Патриков занимался материалами одной довольно банальной кражи, совершенной на квартире во время массового гулянья. Сложность ее раскрытия состояла лишь в том, что он никак не мог допросить всех свидетелей. Все это время Николай старался не думать о странном деле, которым теперь занимался Комов, но всякий раз ловил себя на том, что вновь и вновь мысленно возвращается к действующим лицам этой истории. Поздно вечером все по тому же делу о краже он оказался в микрорайоне строителей. Улицы уже опустели. Автобусы ходили плохо, и оперативник решил идти пешком. Редкие прохожие, ежась от холодного ветра, торопились домой. И вдруг что-то настораживающее промелькнуло перед глазами Патрикова. Оперативник вернулся взглядом на только что пересеченную им улицу и увидел быстро удаляющегося прохожего в темной одежде и… в шляпе. Патриков встал как вкопанный. Прохожий, словно почуяв что-то, слегка обернулся, показав восковой профиль, но Николая, кажется, не заметил. «Он!» – чуть не сказал вслух оперативник, и сердце его учащенно забилось. Еще не веря в столь случайную удачу, Патриков нахлобучил шапку и небрежной, но быстрой походкой пошел по другой стороне улицы, стараясь не сильно отставать от знакомого силуэта.

Однако его поджидала еще одна неожиданная встреча. Из двора на противоположной стороне улицы появился Комов и, не скрываясь, поспешил за объектом наблюдения. Патриков пошел ему наперерез. Увидев приятеля, Комов затоптался на месте, вертя головой то в сторону удаляющегося прохожего в шляпе, то в сторону Николая.

– Ты как на него вышел? – спросил Виктор, когда Патриков с ним поравнялся, и вновь зашагал по тротуару.

– Случайно, – ответит тот, едва поспевая за ним. – А ты?

– Один из наших по приметам опознал и позвонил мне. Я как раз на дежурстве сегодня, так что тут недалеко оказалось.

– Не спугнем? – забеспокоился Николай, видя, как сокращается расстояние до прохожего.

– Мы его не то что спугнем, а напугаем до смерти, – разгорячился Комов.

– То есть? – не понял Николай.

– Будем брать! – решительно сказал Комов, убыстряя шаг.

Субъект в черном вышел на проезжую часть улицы и, не оглядываясь, пошел вдоль нее.

– Его нельзя сейчас брать. Он может привести к остальным, – удивленно заметил Патриков.

– Он никуда не ведет. Он делает круги. У этого дьявола глаза на затылке, или он видит спиной. Если сейчас уйдет, дело – труба, ведь у меня нет ничего, кроме фантастических зарисовок.

– Ты что, не веришь мне?!

– Да верю! Верю, только это ничего не проясняет, а даже наоборот – запутывает.

Комов выскочил на дорогу и почти бегом стал догонять прохожего. Патриков с досадой пнул ногой снег и последовал за ним, на ходу расстегивая полушубок, чтобы можно было быстро достать пистолет. У него было скверное предчувствие.