Текст книги "Посиделки с Олегом. Сборник рассказов"

– A! A!! A!!!

В моменты наступления действия препарата Олегу и Диметре было свойственно переходить на мало кому понятный язык – язык команд системы смс-чатов, отдавая дань приятным воспоминаниям о годам приятного проведенного времени. В давние времена система представляла собой огромный набор интерактивных услуг: чатов, форумов, службу знакомств, предоставляемых посредствам отправки смс. Отправив соответствующую команду на номер, любой желающих мог создать, к примеру, свой собственный чат. Участники чата классифицировались следующим образом: существовал Босс – обладающий всеми правами доступа создатель чата, Помощник Босса – обладающий теми же, вплоть до включения и выключения режимов Открытого чата, Ненормативной лексики правами, кроме удаления самого чата участник; так же существовали Участники, имевшие права только на удаление Гостей и Гости – пользователи, не входившие в список Участников и не обладавшие вообще ни какими правами. При помощи определенных команд в своем чата возможным было включать и отключать режимы, принимать и удалять участников, отключать любого из них на два часа. Например, смс с текстом CHAT VANNA DDD Dimetra отключала участника на два часа от услуги, подтверждения команд приходили по смс в виде специальных букв в скобках и собственно самим подтверждением служила отправка такой буквы, но уже без скобок. При общении ник Босса чата маркировался знаком «#» в конце ника, Помощника – «*». Терминология Системы настолько прочно входила в жизнь, что Олег и Диметра широко ее использовали далеко за пределами смс-мира, но в данном контексте Олег имел в виду не точное назначение команды MARRY – предложить участнику чата сочетаться браком посредствам смс-Загса, – а нечто вроде «я хочу тебя».

– Спасибо, дорогая.

– Хм, – довольно улыбнулась она в ответ.

– Я давно хотел спросить, – начал фразу Олег, касаясь своих гениталий при бурно нахлынувшем возбуждении. – А ты помнишь, Ди, когда ты впервые была девочкой, там, в чатах?..

– О-о-о-о… – мечтательно протянула Диметра. – Это было незабываемо.

– А как? Закрой глаза, расскажи. – Олег ускорил интенсивность прикосновений к своим гениталиям.

– Чаты – удивительнейшее место, – начала рассказывать Диметра, закрыв глаза, откинув голову к стене по противоположную по отношению к Олегу сторону ванной и положив руки уже на собственные гениталии  таким образом, чтобы было удобно стимулировать возбуждение до позывов к мастурбации. – Это единственное место, где в пику окружающей реальности каждый может быть тем, кем является на самом деле – быть собой, быть естественным и самовыразиться до максимальной степени откровенности с минимальным риском для физического и психического здоровья. Это единственное место, где перед твоим носом дверей никогда не закроют; где нет понятия о пространстве и времени; где реально только то, что осознается; где каждый человек есть не тот серый безликий прохожий в толпе, в обществе – страной машине обезличивания, – а тот, кем себя ощущает. Я тогда впервые стала Пандорой и ящиком моим были чаты, Я могла начинать романы с двумя, тремя парнями сразу, менять их как перчатки, играть ими, вызывать чувства любви, ревности, борьбы за себя, месяцами занимаясь с ними виртуальным сексом и когда мне стало это надоедать я становилась участницей самых закрытых чатов, в которых у моих любовниц создавалась полная иллюзия однополого секса. Они были частичками моего паззла под названием «Вирт». Я получала и доверительно теплое общение, и незабываемо яркий секс, и уважение в виде статуса «*» во многих чатах. Я была Пандорой для всех, а они одним большим ящиком с двойным дном для меня. Вторым дном, подводным камнем, скрытым нескошенной травой пнем, неизлечимой опухолью впоследствии стало абсолютно непоправимое разочарование в реальности. Ты не уснул, дорогой?  Уже кончил?

– Да я уже давно кончил, зай. Слушаю, фонарея  от тебя, – ответил Олег, глядя на доводящую себя ласками до коитуса Диметру. – Вирт создан, чтобы дезодорировать фекальный бриз окружающего мира. Вирт – это набор фломастеров для «детских» книжек-раскрасок, где ты есть всего лишь контур. Не больше и не меньше этого. Задумайся, кем были они? Парнями-неудачниками и  крутящимися как белки в колесе бесконечности нуля под страхом зверя пострашнее Хроноса, общества, девушками.

– Для любого фломастера необходима рука, милый. Даже кисть, набор красок, идеальный холст, студия – все ни что без художника, без…

– Без?.. – Олег внимательно посмотрел на Диметру, теряя нить беседы.

– Забыла фразу, – смутилась она, сообщив. – Во рту сухо.

– Подожди, сейчас сок принесу. Ты в порядке?

– Не совсем. Тебе знакомо такое чувство, когда оказавшись во чреве парфюмерного магазина ты долго-долго плаваешь, погруженный в амниотическую жидкость окружающих ароматов, составляющих не диссонанс, не какофонию, не антицвет слитых в ведро красок трех основных цветов: красного, желтого и синего, а симфонию, производный от основных цветов цвет, выходишь обратно в город и о былых ароматах напоминают лишь оставшиеся на кончиках пальцев молекулы эфирных масел?

– Хм. – Олег закусил губу, пожав плечами. –  Никто не обещал мягкой посадки на аэродром под названием «реальность». Подожди, принесу тебе сок.

Диметра, вытянула ноги в длину всей ванной, провожая Олега Ковалева поворотом головы и пустым, ничего не выражающим взглядом. Кафель стен причудливо ловил в сеть своих квадратов падающий свет стоваттной лампы, заключенной в сферу имеющего рельеф апельсиновой корки плафона, расположением сверху напоминающим паука, сплетшего паутину практически ровных полос клея для плитки – ловушки для нечаянно попавших в нее теней людей и ванной утвари, случайных брызг воды, моющих средств и биологических жидкостей.

– Ди-и-м, пора выпустить шасси. Держи сок. – Олег протянул ей запотевший стакан апельсинового сока в готовую принять его холод руку.

– Спасибо, дорогой. – Поблагодарила она, согнув ноги в коленях, тем самым освободив для Олега места на противоположной стороне ванной, но, не вырвавшись из собственных мыслей, только своих собственных, ведь порой она слышала в голове и чьи-то другие, то ли мысли, то ли голоса.

– Э-э-э-э-эй, может я здесь лишний? – требовал внимания к своей персоне Олег, сжимая нечто в правой руке.

– Милый, нет, конечно! – оправдывалась Диметра, приобретшая за долю секунды осмысленность во взгляде и выражении лица. – Просто столько клиентов… Порой их проблемы начинают жить в голове некой отдельной жизнью.

Диметра, сделав очередной глоток, принялась внимательно рассматривать обнаженное тело сидящего напротив Олега: его узкие худощавые плечи, практически не наущающую единственно эстетичную из всех существующих форм поверхности – плоскость, плоскость нулевого размера его груди, природно решающей одну из главных проблем хотя бы кроссдрессера, не говоря уже о его образе жизни в целом, рыцарем которого он является.

– У нас еще осталось хоть немного лекарства от реальности?

– Есть кое-что лучше, – хитро улыбнувшись ответил Олег.

– Что? – с неподдельным любопытством спросила Диметра.

– Я покажу, но с тебя два обещания. Договорились?

– Что это? Ну, зай, ну скажи, а то я умру от любопытства и мой не эстетичный труп станет не лучшим украшением полости нашей ванной.

– Скажу, но с тебя два обещания, – настаивал на своем он.

– Хорошо. Какие обещания?

– Во-первых, пообещай рассказать обо всем что тебя беспокоит. Это ведь проблемы твоих психопатов? Я Прав? – Олег нарочно говорил о ее клиентах пренебрежительным тоном, зная как это ее бесит и получал от этого только одному ему постижимое удовольствие.  – Во-вторых, пообещай что никогда-никогда самостоятельно, без моего присутствия не повторишь то, чем мы с тобой сейчас займемся.

– Ты как мысли мои читаешь, – недоумевая, подчеркнула она. – Хорошо, хорошо. Я расскажу и не буду заниматься тем, чего бы ты не хотел.

– Видишь? – раскрыл ладонь он, в которой лежал на мокрой от водки вате набранный дополна тонкий инсулиновый шприц. – Несведущие в фармакологии лица антисанитарными экспериментами с внутримышечным и внутривенным введением тех или иных суррогатов полностью дискредитировали всю прелесть первичной идеи внутримышечного и внутривенного введения глазных капель, пуская по кругу один и тот же шприц. Абсурд? Абсурд! Шприц – это настолько интимная вещь, как сексуальная фантазия, целесообразно поделиться только с любимым человеком. Они, желая сэкономить, варят смеси с неподдающимися логике составами, нарушая принцип удовольствия – принцип «кто работает, тот отдыхает», иными словами, хочешь отдохнуть – заработай. Поэтому я отдаю предпочтение чистому, растворенному в промышленных масштабах химзаводов в воде для инъекций гидрохлориду, но это, моя дорогая Ди, вовсе не является гарантией от передозировки. Давай руку.

Закончив монолог Олег бережно взял ее руку, три раза шлепнув по тому месту, откуда обычно делается забор крови для биохимического анализа, протер едва заметную вену Диметры ватой, снял с очень тонкой короткой иглы колпачок, выпустил из шприца лишний воздух до появления фонтанчика из препарата и мастерски ввел иглу ей в вену, после чего очень аккуратно стал давить на поршень и жидкость медленно вливалась в вену легким жжением. Когда черный резиновый клапан добрался ровно до середины Олег вывел ее, положив на место укола ту самую вату, слегка прижав и подержав так тридцать секунд. После он оставшейся еще мокрой оборотной стороной той ваты проделал ту же процедуру себе оставшейся половиной глазных капель.

– И еще.. Это можно делать только раз в месяц.

– Почему? – Диметра, договорив слово, почувствовала глубокое, ни с чем несравнимое расслабление.

– Следы останутся.  Твоя мама увидит – совсем меня съест. Она и так допытывается на тему того, почему я выгляжу как парень и так далее…

– Да-а? Моя мать задает такие вопросы? – речь Диметры становилась все более протяжной и слабо членораздельной.

– Твоя хоть делает это корректно, в отличие от моей, моей родной матери, – голос Олега в конце фразы приобрел интонации находящего в алкогольном опьянении человека.

– Она враждебна?

– Нет, считает меня психически нездоровым.

– Подобные сужде-е-е-е-е-ен-н-н-н-ия, – голос Диметры так же приобрел опьяненные интонации, она ели выговаривала слова. – Суждения подобные обычно рождаются из-за не знания. Ты настрой ее на правильный вектор мышления, качественное кино покажи, про Вельветовый триппинг, например.

Эта фраза была последней из запомненных Диметрой в тот вечер, последней до легких, заботливых прикосновений ко лбу, поглаживания волос. Когда она открыла глаза, перед ней присевший на корточки Олег внимательно на нее смотрел.

– Ди, ты в порядке? – тихо спросил он уже тоном адекватного человека, без признаков действия препарата.

– Да. А ты? Я уснула? – ели спросила от озноба и сухости во рту она

– Угу. – Он встал и только тогда были заметны мурашки по телу, находящемуся в состоянии озноба телу.

Встав он закрыл отверстие канализации, включил сначала горячую воду, переключив смеситель на душ, попробовал температуру тыльной стороной ладони, на сантиметр повернул кран холодной воду, снова проверил и направил струю невыразимо комфортной температуры сначала на Диметру, потом на себя, потом на нее, инстинктивно закрывшую глаза. Наконец озноб отступил, возможным стало открыть рот навстречу, хоть и теплой, но влаге, способной устранить навязчивую сухость, и вода полилась плотными струями по ее лицу, лаская плечи и грудь.

– Согрелась?

– Еще как.

– А кто-то рассказ обещал…

– Хорошо.

– Я весь во внимании. – Олег посмотрел на ее руку. – След от укола через недели две пройдет.

– Меня беспокоит Андрей, – грустно посмотрела на Олега Диметра.

– Красивый? – не мог скрыть ноток ревности он, прищурясь и гордо вскинув волевой подбородок.

– Нет. И потом… Субъективная оценка внешнего вида клиента – критерий непрофессионализма.

– Ну ладно-ладно. Что с ним? Я все-таки должен представлять человека, засевшего в твоем активе.

– Андрею сорок два года, рост до ста семидесяти, плотного телосложения. Он суицидален.

– А причина? Может, я слишком архаичен, но рассказывающие о том или ином действии вряд ли когда его совершают.

– Он видит причину сложившейся проблему во мне..

– Ебанутый, – ехидно заметил он.

– Он считает, что я могу достать ампулу препарата для вводного наркоза.

– Хм. Отправь его в аптеку за каплями, – пожал плечами Олег.

– Я боюсь за него.

– Моя ты милая, обо всех заботишься, а они хуй на тебя кладут. – Олег приблизился к ней, обеими руками зачесав ее волосы назад, чтобы ее глаза были направлены в него. – Запомни, ни один мудила не заслуживает траты твоих нервов.

– Страшно за него.

– Разве иррациональный страх не критерий непрофессионализма? – шутливо перефразировал он.

– Андрей завтра… Теперь уже сегодня придет на прием, а я не знаю, не знаю что ему сказать.

– Ты неисправима. Пошли спать, завтра нам надо отработать, хоть кое-как дотянуть до вечера…

– А потом?

– Суп с котом и маленькой собачкой, – рассмеялся Олег с неподражаемым блеском в глазах. – Рецитал. Забыла?

– Забыла, признаюсь. Я стала жертвой собственного закона, Закона Забытого Вечера.

– Пошли уж, маленькая изобретательница законов, – потянул ее за руку, поднимаясь, он.

– Пойдем, – увлеклась за ним она. – Милый, а ты играл когда-нибудь в Книгоедский флэш-моб?

– Ха-ха. Ты, по-моему, пересидела в интернете, – рассмеялся в ответ Олег, присев на кровать.

– Олежка, ну это способствует засыпанию…

– Ладно, зай, – согласился он. – Кто выбирает первопопавшуюся книгу?

– Ты.

– Так и знал. – Олег встал с кровати. – Но предложение выберешь ты.

– Хорошо, – кивнула в ответ Диметра.

– И озвучишь.

Олег с закрытыми глазами подошел к озаренному тусклым светом стоящей на письменном столе лампы книжному шкафу, выбрал первопавшуюся под руку книгу и прочел название слух:

– Эрих Фромм. «Душа человека»

Диметра взяла ее, открыла строго на странице сто двадцать три и, чеканя каждое слово,  прочла  третье предложение, звучащее:

– «У примитивных племен или родовых групп речь может идти о паре сотен членов; здесь отдельный человек еще не является “индивидом”, он объединён со своей кровнородственной группой посредством “первичных связей”, которые еще не могут быть разорваны».

– Вот это я выбрал, – задумчиво возгордился собой Олег.

– Дорогой, ты гений.

– Да уж, – хитро прищурился он. – Твой возбужденный гений.

– Не знала, что старина Фромм оказывает возбуждающее действие, – заигрывала в ответ она.

– Не Фромм! Меня возбуждают только девушки.

– А какие именно? – не унималась Диметра.

– Знаешь, такие милые-милые девушки с озорными-озорными глазами, любящие задавать вопросы, от которых я весь взмокаю, к которым бежишь со всех ног с работы и когда приходишь – все в первый раз как будто: смотришь и не можешь наглядеться. Ну а тебе какие нравятся парни, Ди?

– Знаешь, такие милые-милые, – сначала передразнила она, после чего перешла на более серьезный тон, от которого ее пальцы стали влажными и обозначились едва заметной дрожью. – Мне нравятся парни темноволосые, с очень правильными чертами лица, узкими плечами, худощавым-худощавым телом с такой демонической вселенной в глазах, от огня которых зажигается мир, в пламени страсти душа прогорает без остатка; у которых огонь, внутренний огонь, внутренняя энергия, внутренний ток обладает настолько высоким вольтажем, что идешь вместе и успокоением осознаешь, что не страшно стать обиженной; энергией, от которой достойнейшие воспламенятся идеями, а обидчики даже не посмеют меня обидеть.

– Мое тело редко кому нравилось, – покраснел Олег, словно ребенок. – Питался как все, но никогда не полнел. Даже мама один раз упрекнула,  что я тонка и просвечиваюсь на солнце как фарфоровая чашечка.

– Ты прекрасен, Олег, прекрасен.

– Наверное, ты со всеми своими клиентами так же красноречива, а они сидят, уши развесят.

Хотя Олег и не назвал психами людей с психологическими проблемами, но в его пренебрежительном тоне слышалось именно это.

– Ну, зай, ну не начинай опять, – пыталась уговорить Диметра, зная горьким опытом как ревность обычно приводит на чистую голову к скандалу в штатном режиме, к алкогольному бреду ревности – на пьяную, при чем она и сама была грешна этим. – Я же не устраиваю тебе сцен, видя все эти кучи конфет, шоколадок. Да половина района специально жжет пальцы о Сковородки только для того, чтобы ты перевязку им сделал, а чем вы там еще занимаетесь, а?

– Ди, не говори ерунды. Во-первых я на работе поуши в бюрократии, перевязки сестра делает – во-вторых. И потом… Сама посуди: раскройся я на работе – тут же уволят. Мы как-то ехали в метро с девушкой, бухие, вмазанные и целовались, конечно, а нас смотрели как на каких-то некрофилов. А вот чем вы там занимаетесь, оставшись один на один – об этом остается только догадываться – успокоительно провел ладонями по плечам Диметры Олег.

– Прости, я люблю тебя, – по щекам Диметры покатились слезы. – Мы там ничем, кроме консультирования не занимаемся, в отличие от вас – медиков. Я читала и DSM-V, и МКБ-10 – там же при желании у любого человека можно установить тот или иной диагноз.

– Конечно, классификаторы болезней и медико-экономические стандарты для того и изобретают, чтобы нам с тобой было на что поесть, на что выпить и на что сходить, но посмотри сколько вылеченных, сколько довольных пациентов – экономика и медицина сливаются в экстазе. А что делаете вы? Вы вообще убеждаете человека в наличии у него не существующей проблемы и пытаетесь ему помочь несуществующими методами. Знаешь, что раньше называли транквилизатором до того, пока гениальнейшие умы химиков не изобрели препараты, которыми они впоследствии стали называться? Стул, к которому насильно привязывали абсолютно здорового человека, убедив в несуществующей проблеме и в том, что полное лишение движения ему якобы поможет. И это придумали твои коллеги! – Олег повысил голос.

– У тебя что-нибудь осталось? Иначе, сейчас в домашних тапочках до круглосуточной аптеки дойду.

– Осталось. Успокойся, никуда идти не надо – у нас  с тобой все есть. Просто, не рассуждай о том, чего не знаешь. Ты не сидела на приеме. А прием – это: карту больного заполни, талон амбулаторного пациента со всеми твоими «любимыми»  шифрами по МКБ заполни, рецепт заполни, направление заполни.

– А мы, по-твоему, розы нюхаем? Ты не знаешь, что это такое, когда тестируешь клиента, а сама при этом в таком состоянии, что тестируй кто-нибудь меня – я бы Кэттелла, Личко, Спилбергера завалила, а потом идешь домой и все их проблемы не выходят из головы. Хочу вмазаться.

– Тут чуть-чуть осталось. Может в нос? – прокручивал меж тем он в голове ничего не говорящие фамилии.

Диметра имела в виду психологические тесты – опросники, которые ей приходится применять на работе. Кэттелл – это тест на сто восемьдесят семь вопросов, представляющих в себе шестнадцать шкал позволяющих оценить степень выраженности основных факторов личности. Тест Личко выявляет тип акцентуации. Спилбергер служит для выявления уровня тревожности.

Вдохнув оставшееся вещество Диметра легла рядом с Олегом, стараясь прижаться к его телу, родному, теплому телу.

Вечером следующего дня апартаменты Рецитала не обрадовали ни чем новым.  Доносившийся из кабинеты Веры Сергеевны крик заставил Олега и Диметру притормозить возле приоткрытой двери.

– Он должен был быть на моего брата похож, а Вы мне кого подсунули?! – раздавался грубый мужской голос.

– Аристарх Леонидович, успокойтесь, –  хорошо узнаваемым гипнотически тихим голосом ответила Вера Сергеевна. – Вы же сами его выбрали.

– Я не выбирал! У этого молокососа хоть нормальные мужики были? И ли он только сидел, на Тома Круза дрочил?

– Я конечно понимаю: работа госчиновников очень нервная, но я Вас в последний раз прошу успокоиться или буду вынуждена вызвать охрану.

Не успела Вера Сергеевна договорить фразу как двое мужчин-культуристов в черных костюмах вбежали в ее кабинет. Тем временем Вера Сергеевна медленно встала со стула, подошла к висящей на стене картины с изображением морской волны, отодвинула ее, обнажив массивную дверцу сейфа, по памяти ввела код на клавиатуре электронного замка. Сейф был разделен на три полки: на верхней лежали аккуратные пачки с валютой и рублями, всю среднюю полку занимал белесостью своего содержимого напоминавший расфасовку магазинного сахарного песка целлофановый пакет , на нижней лежали паспорта всех обитателей Рецитала и множество другой документации.

– За счет заведения, – сквозь зубы сообщила она, поставив пакет на свой рабочий стол перед Аристархом Леонидовичем.

– Вот он! Он похож! – воскликнул Аристарх Леонидович, показывая пальцем на одного из охранников.

– Но… Наша служба безопасности не оказывает интимных услуг.

– Они мне сейчас оба окажут! Эй, ты! Сдери с меня брюки! Отсоси у меня!

– Да усвойтесь же!

Аристарх Леонидович, одетый в строгий серый костюм, побуревши от злости развязал узел, насыпав щепотку серовато-белого вещества ей на стол, достал из кармана упакованное в фирменный конвертик лезвие, измельчил им вещество и, вульгарно нагнувшись, вдохнул буквально все.

– Э-э-э-м-м-м… Сколько времени до начала пленарного за-а-а-а-а-а-се-е-е-е-дания? – вяло протянул он.

– Вот видите. Ни нам, ни Вам не нужны проблемы, – еще более спокойным тоном заключила она. – Ребята, отведите его до машины и проследите, чтоб корочку неприкосновенности по дороге не посеял.

– Отведем, по-армейски сухо ответил один из охранников. – А его олухам-то что сказать?

– Что наличность из его кошелка взяли строго по тарифу оказанных услуг. Водителю скажите, пусть по ТТК его покатает, круги понарезает. Не появляться же ему в таком виде жене и детям.

– Здравствуйте! – Олег, держа Диметру за руку, вошел в кабинет.

– О-о-о, здравствуйте-здравствуйте, – перевела дух Вера Сергеевна.

– Здравствуйте, – растерянно вторила Диметра.

– Наконец-то!

– Да мы сами рады, что до Вас добрались.

– Угощайтесь, – пододвинула Вера Сергеевна пакет с белым веществом. – Снег свежий, партия только вчера пришла.

– А можно воды? – робко попросила Димера, едва раскрывая слипавшийся от жажды рот.

– Ноль пять без газа, – скомандовала Вера Сергеевна по телефону.

Спустя некоторое время появился один из тех охранников и протянул бутылку минералки Диметре. Чувствуя дикую жажду, сухость во рту от которой слипались губы настолько, что нельзя было вымолвить и слова, она открыла бутылку, но сама пить не стала, а заботливо протянула ее Олегу. Он жадно выпил половину и передал умирающей от жажды Диметре.

– Вера Сергеевна… – Вбежал запыхавшийся второй охранник.

– Ну что там еще? – Снисходительно просила Вера Сергеевна.

– Этот горе-депутат Патрикеевну разбил!

Патрикееевна – так все обитатели Рецитала в шутку называли очень красивую статую девушки, стоявшую на ресепшене.

– Что-о? – От ярости она резко встала. – А куда вы смотрели? Да ладно вы! А Игорь опять уснул за монитором?

– Вера Сергеевна, – виновато начал он. – Система видеонаблюдения уже неделю не работает, ребята что только ни делали, а сообщение о переполнении жесткого диска отображается вновь и вновь…

– Так купите новый! И вообще.. Вы что, не видите? Я занята.

– Да мы уже третий винчестер на сервере меняем, а результат – ноль.

– Может это Троян? –  своим высоким голосом робко вставила Диметра.

– Кто-кто? – Недоуменно на нее посмотрел охранник.

– Покажи ей, где у нас серверная, – Вера Сергеевна села, провела в попытке успокоиться руками по своему лицу. – И не оставляй без присмотра, а то у нас тут не только Аристарх Леонидович бродит.

Серверная комната находилась, как ей и полагалось, в подвальном помещении. Увидев масштабы оборудования Диметра потеряла дар речи о того, что ей тогда довелось посидеть за столь мощным компьютером.

– Давай, сделай ту что-нибудь так, чтобы все работало. Пиво будешь?

– Неа.

– Ну что? – Спустя час спросил допивавший вторую банку пива охранник.

– Что и требовалось доказать, – начала Диметра. – Это вирус. Вместо пространства на жестком диске для файлов с камер наблюдения, оно было занято файлами вируса. Теперь все будет работать как надо.

– Спасибо тебе.

– Да ладно..

– Дорогу найдешь?

– Ага.

Поднявшись из подвала Диметра направилась к кабинету Веры Сергеевны, дверь которого была снова приоткрыта и ее голос был отчетливо слышен:

– Ты же помнишь все, что между нами было?

Здесь Диметра не выдержала бьющего через край разумных пределов любопытства и одним глазком заглянула. Зачастую удовлетворенное любопытство – подслушанная и подсмотренная информация – его полноправно можно сравнить с оргазмом.

– Да, помню. – Олег остановил руку Веры Сергеевны, скользящую с его щеки нежно по его шее. – Но… Вер, ты же знаешь, что я с Диметрой, а у тебя есть Карина. К чему ворошить прошлое?

– С каких это пор тебя стали интересовать подделки, Оля? – Зная, как сильно может разозлить Олега обращение в женском роде или по женскому имени, спросила Вера Сергеевна, приближаясь все ближе и ближе. – Неужели твой недопарень-недодевушка идет хоть в какое-то сравнение со мной?

– Я не позволю говорить о Диметре в таком тоне.

– Ты бы себя слышала, – покачиваясь, вялой походкой она приближалась все ближе и ближе.

– Не позволю.

– Вспомни хуй своего отца. Бьюсь об заклад, ты и его кормила байками вроде «мой первый парень… умер от передозировки».

– Диметре такие подробности моего гребаного «детства» знать не обязательно.

В ответ она прижала Олега к стене, резкими решительными движениями проделывая сквозь путаный лабиринт одежды тернистый путь к отвечающей по обыкновению всегда торчащим соскам набухающими еще сильнее ее прикосновениям, и спустя миг брюки Олега канули куда-то в небытие. Его тело, его идеальнейшее тело могло вызвать возбуждение даже у стен, бездушных, бесполых, бескровных, бестелесных стен; спокойно смотреть на мальчишеский бюст, подтянутую и скрывающую только кости скелета кожу живота, тонкие как змеи ноги, казалось, не могли даже стекла, практически запотевающие от его красоты, от его красоты оживающие статуи, от его красоты оживающие картины, висящие на стенах и, казалось, еще миг и изображения сойдут с них и начнут мастурбировать.

Обычно психика человека в ответ на травмирующие ситуации имеет обыкновение выстраивать либо защитную (маниакальную) триаду, либо защитный  дуализм, биполярность когда левая часть Диметры хотела продолжать и продолжать наблюдать, во все глаза вкушая мед зрелища, во все уши вслушиваться в сладкий-сладкий мед их страсти, обеими руками дотрагиваться до своих гениталий или подождать пока возбуждение достигнет апогея и коитуса можно достичь без каких-либо прикосновений; правая же часть Диметры хотела плакать, убежать оттуда, закрыться в шкафу и плакать от того, что Олег принадлежал не только ей. Ватные ноги не слушались, она отступила назад: стачала один шаг, потом другой – уже противоположный конец коридора.

– Вам плохо? – флегматичный мужской голос показался Диметре очень знакомым.