Текст книги "Мкад"

Автор книги: Дмитрий Силлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Но ответить Фыф не успел.

– Хомо? – удивленно воскликнул один из десятников Грока.

Действительно, возле костра неслышно появились три фигуры, словно облитые сверкающим металлом. Дружинники Кремля всегда до блеска чистили свои доспехи, при этом натирая их маслом во избежание коррозии… до тех пор, пока не нужно было набросить на них легкую маскировочную пятнистую накидку. Сейчас эти накидки болтались у дружинников сзади наподобие плащей. Понятно. Сидели в кустах, запаковавшись в маскхалаты, а сейчас для пущего эффекта забросили их за спины.

– Сваливать надо, – коротко сказал Данила. – Нео с минуты на минуту будут здесь.

Грок, перехвативший было свой пулемет-дубину поудобнее, немного расслабился. Узнал дружинника, которого видел в компании Ррау и Снайпера.

– Мы уже здесь, – усмехнулся Грок, показав крупные клыки. – И мы уходим на северро-запад за оррружием.

– Снайперу бы это не понравилось, – покачал головой Данила. – Но ты вождь, решай сам.

– Я ррешил, – пророкотал Грок. – Если кто хочет со мной – не вопррос.

– Мы идем на восток, в Измайлово, – сказал Данила. – Если хочешь с нами – не вопрос.

– В другой раз, хомо, – осклабился Грок. После чего взвалил свой пулемет на плечо и нырнул в ночь. Следом за ним серыми призраками растворились во мраке его сородичи.

Фыф с Настей переглянулись – и поняли друг друга без слов. Идти с Гроком значило принять его правила, фактически стать членами вновь зарождающегося клана нео. Или, точнее, инородными телами в этом клане, которых, конечно, будут терпеть до тех пор, пока они полезны, – но лишь терпеть. Стать своими среди Новых людей не получится ни у шама, ни у кио. Да и желания такого у них не было ни малейшего.

– Слишком много у нас с тобой понтов, Настёна, чтобы стать членами обезьяньей семьи, – хмыкнул Фыф и повернулся к Даниле: – Не расскажешь, какого аспида ты забыл на измайловских болотах?

– Давай обсудим это по пути, – сказал Данила, вновь набрасывая на плечи маскировочную накидку. – А то, боюсь, ваши волосатые дружки вот-вот припрутся сюда и обломают нам совещание.

– Почему ты уверен, что они за нами не погонятся? Нео отличные следопыты, и им ничего не стоит с рассветом начать преследовать нас.

Маленький шам поднял глаз на Настю.

– Я не чувствую опасности с той стороны, откуда мы пришли. К тому же Крарги получили то, что хотели: – замок, оружие, которое Грок и его команда не унесли с собой… и мясо.

Фыф нахмурился, вновь вспомнив про кормовых. Удивительно, что люди, откормленные на убой, смогли через столько поколений пронести вполне человеческие эмоции. Нужен был лишь толчок, чтобы пробудить их от двухвекового сна…

Шестеро беглецов сидели у костра, разведенного прямо на кафельном полу просторного подъезда. Похоже, когда-то это была башня-многоэтажка, рухнувшая то ли от взрыва, то ли от времени. А вот подъезд под громадной горой мусора сохранился почти что в первозданном виде.

Этот идеальный схрон нашел Данила, немало полазивший по развалинам. Найти здесь шестерых беглецов было практически невозможно – к укрытию вел неплохо замаскированный узкий лаз. В двух шагах стоять будешь, а входа не разглядишь. Однако кремлевскую разведку не зря с детства натаскивали на такие фокусы. Фыф бы тоже нашел укрытие, если б кто ткнул пальцем на громадную гору мусора и сказал: «Ищи здесь». Но таких сцементированных временем гор поблизости были десятки, а с приятным сюрпризом внутри – только одна.

– А хозяева сюда точно не вернутся? – поинтересовалась осторожная Настя.

– Не должны, – сказал Никита. – Судя по пыли, головешкам от костров и засохшему дерьму, последний раз здесь ночевали с неделю назад. Но если и вернутся, нам все равно под открытым небом ночевать не с руки. Нас мало, а всякой нечисти в округе – море. Особенно по ночам…

И вот теперь они сидели вокруг небольшого костра и ждали, пока поспеет нехитрый ужин. Фыф молча, не мигая глядел на огонь и вспоминал глаза того кормового, что послал ему последний мыслеобраз. Нет, не кормового. И не хомо. Человека. Потому что только человек способен на такие поступки…

– Не мучай себя, – сказал Данила, вороша в костре палкой консервные банки с тушенкой. – Это был их выбор.

– Точно, – кивнула Настя. – Но не будем о грустном, которое уже в прошлом. Ты лучше скажи, дружинник, откуда у вас такие консервы? Без штампа «восстановлено», и банки какие-то странные. Никогда таких не видела.

– Обычные, – пожал плечами Данила. – Сами делаем в Кремле.

– В смысле, не дружина делает, а мясники из гражданских, – пояснил Оряса, который из-за отсутствия боевых навыков во время операции в Бутырской крепости в лощине фенакодусов стерег и, лишь когда все завершилось, присоединился к отряду. Сейчас громадный опричник сидел вместе со всеми и без стеснения с интересом разглядывал красавицу-кио.

– Дружина воюет, а народ под землей пашет, – добавил он, опуская глаза: Настя, заметив столь пристальное внимание, одарила опричника яростным взглядом.

– Пашет – в смысле работает? – уточнил Фыф.

– Пашет в смысле и пашет, и сеет, и урожай собирает, и скотину выращивает, – произнес Никита, машинально поглаживая шрам на щеке. – Под Кремлем многоуровневый город, который начали строить одновременно с метро. Благодаря ему люди и выжили в Последнюю войну. И остались теми, кем были, в отличие от нео и… других.

Никита кашлянул. Похоже, больше от смущения, чем от дыма костра, который то ли через трещины в потолке, то ли через остатки вентиляции вытягивался наружу.

– Других мутантов, ты хотел сказать, – усмехнулся Фыф. – Только это не к нам. Мы с Настеной не мутанты. Мы – рукотворное оружие, спроектированное генетиками еще в конце двадцатого века. Наши предки были добровольцами, а вот у их потомков выбора уже не было.

Маленький шам рефлекторно погладил свои глазные щупальца. Дома, на Острове, среди соплеменников они не казались чем-то неестественным. А вот среди людей Фыф порой чувствовал себя неуютно – особенно когда те напоминали об отличии шама от человека.

– Не напрягайся, – хмыкнул Данила. – Мы, дружинники, тоже генетическое оружие. Мне отец Филарет рассказал все подробно. В то же время, когда вас создавали, ученые головы решили заодно повысить возможности обычных солдат. Чтоб бегали подольше, прыгали подальше, таскали побольше и могли голыми руками любого обычного солдата заломать. Вывели какую-то штуку, правда, я не очень понял, что именно, но назвали эту штуку «ген D». Отец Филарет сказал, что она у всех воинов Кремля есть. И у нас, и у стрельцов, только дружинников готовят серьезнее. Типа, процентов на двадцать мы сильнее и выносливее любого самого здорового гражданского.

Оряса обиженно засопел, но смолчал. Правда, его сопения никто и не заметил.

– Ген D… – задумчиво протянул Фыф. – Может, доминантный?

– Не знаю, – дернул плечом Данила. – Может, и так. Только за ту доминантность расплачиваться приходится.

– Чем же? – приподняла бровь Настя.

– У каждой медали две стороны, – проговорил Никита. Неверный свет костра порождал глубокие тени в углах помещения и играл на лицах присутствующих, порой превращая их в причудливые маски. И из-за этой игры казалось, будто на изуродованном лице дружинника застыла неестественная улыбка. Жуткая – и одновременно гротескно-печальная, словно воин горько сожалел о том, что произошло несколько столетий назад по вине его далеких предков…

– В семье дружинника и обычной женщины всегда рождается только мальчик, – продолжил Никита. – Только воин. Совершенная машина, созданная для убийства. Из дружинника никогда не получится мастерового или пахаря. Однообразный тяжелый труд будет его угнетать и в конечном счете быстро сведет в могилу. Мы как муравьи-солдаты. Охраняем, убиваем – и больше ни на что не годимся.

– Похоже, тебя это гнетет, ёшкина кошка, – подал голос Тимоха, до этого молчавший и упорно глядящий в костер, лишь бы ненароком не поднять глаз на сидящую напротив Настю. – А по мне так это и есть самое мужское дело – охранять да воевать.

– Дело нужное, – кивнул Никита. – Да только совсем недавно, до того как люди вышли на поверхность, в подземном городе число дружинников было строго ограниченно. Воевать-то было особо не с кем, вот нас и выводили поштучно для походов наверх в тяжеленных защитных костюмах. Все равно что туров или фенакодусов. Есть определенное количество воинов для выхода на поверхность в защитных костюмах – и достаточно.

– А сейчас как? – спросила Настя. Было видно – тема размножения суперсолдат внутри старинной крепости ее живо заинтересовала.

– Сейчас все поменялось. С выходом наверх нужда в большом количестве дружинников резко возросла. Тогда князь издал указ «О потомках», и ограничения рождаемости сняли. Теперь вследствие этого указа община может в приказном порядке потребовать от дружинника взять временную жену исключительно для рождения ребенка. А после того, как женщина родит, она вполне может оставить своего дружинника и выйти замуж за другого. Это не считается предосудительным.

– Ты смотри, прям как по писаному чешет, – восхитился Тимоха. – Вот что значит с семинаристами дружбу водить. Они чего только не порасскажут, только успевай лапшу с ушей стряхивать.

Никита пожал плечами.

– Ты, Тимоха, не помнишь и помнить не можешь. Ты ж, считай, только месяц как с подземного тренировочного комплекса вылез. А мы…

– Да-да, – обиженно кивнул Тимоха. – Я знаю. Ты со Степаном и остальными на поверхность еще в противорадиационных костюмах ходили, когда мы все под землей сидели, как хоммуты.

Фыф усмехнулся.

– Чем собачиться, лучше б рассказали, как это вы так ловко очутились в нужное время и в нужном месте.

– Да уж, придется рассказать, – произнес Данила, подбрасывая в костер несколько сухих веток, заранее собранных по дороге.

И действительно, рассказал всё. И о тайнике в Грановитой палате, и об отце Филарете, и о таинственной МКАД, замкнутой петлей опоясывающей Москву, и о высотках-излучателях.

Все слушали внимательно. Оряса даже рот открыл, того и гляди какой-нибудь светляк-пересмешник влетит и гнездо совьет.

– Фантастика, – хмыкнула Настя, когда Данила закончил. – Слишком сложно и невероятно для того, чтобы быть правдой.

– Постапокалипсис тоже был фантастикой до Последней войны, – резонно возразил ей Фыф. – А сейчас мы в нем живем.

– Да уж, – вздохнул Никита. – А судя по старым книгам, красиво люди жили до Последней войны. Никто на Руси ни с кем не воевал, мужики на войне не гибли. Жратвы было от пуза. Если голова на плечах имелась да работы человек не гнушался, можно было любых высот достичь…

– Ага, – перебила его Настя. – Только, согласно историческим документам, почему-то в то время все равно недовольные были.

– Люди всегда недовольны, когда нет войны или перспективы быть расстрелянным, скажем, за неосторожно сказанное слово, – хмыкнул Фыф. – Скучно. Адреналина не хватает. Вот некоторых и тянет на подвиги.

– Ну да, ну да, – кивнула Настя. – Молчу-молчу. Самец-доминант всегда прав, куда уж мне, слабой девушке.

Данила усмехнулся про себя. Бывает же. Красавица-кио и одноглазый шам, которого во сне увидишь – и с непривычки можно заикой стать. А вот поди ж ты…

– Поможете найти этот самый центр управления торсионными полями? – напрямую спросил Данила. – Боюсь, без тебя, Фыф, мы его будем искать, пока не состаримся. И такой боец, как ты, Настя, нам в отряде ой как бы пригодился.

– Ну ты нам помог, долг платежом красен, – пожал плечами Фыф. – Думаю, это не обсуждается.

– Согласна, – кивнула Настя. И добавила негромко: – Хотя чего это я влезла со своим «согласна». Кандоронгаро… тьфу, я все-таки когда-нибудь это выучу, в общем, альфа-самец уже высказался за двоих, омега-самка могла и промолчать.

– Да ладно тебе, – неожиданно для себя смутился Фыф. – Я ж это… я ж за себя говорил…

– Эх, – хлопнул себя по коленке Тимоха. – Кому расскажу в Кремле, что в дальний рейд ходил вместе с шамом и кио, никто ж не поверит. Скажут, брешет служивый, ёшкина кошка…

– Тихо!

Данила поднял руку.

Все мгновенно застыли, словно живые статуи. Даже дыхания соседа не было слышно, лишь тихонько потрескивали головешки в костре да снаружи, со стороны входа доносилась какая-то глухая возня.

Данила одним плавным движением сорвал с плеч маскировочный плащ и накрыл им костер. Огонь зашипел недовольно под плотной материей, словно рассерженный лысый ёж, но прожечь ткань не успел – и умер под ней, выпустив наружу клуб вонючего дыма.

Мрак моментально заполнил помещение. Хотя нельзя было сказать, что в холле когда-то роскошного подъезда воцарилась абсолютная темнота. На стенах просторного помещения в изобилии росла серая плесень, имеющая свойство слабо фосфоресцировать в темноте. Продукты в подвале, зараженном этой гадостью, протухают меньше чем за сутки. Но перед тем, как, вдоволь наматерившись, хозяин начнет засыпать тот подвал землей, он все-таки не сможет отказать себе в удовольствии полюбоваться призрачным свечением серой плесени.

Света растение-паразит давало мало, но вполне достаточно, чтобы сориентироваться в темноте. Фыф видел, как дружинники сноровисто рассредоточились по холлу, выбрав в качестве укрытий неплохо сохранившиеся колонны и при этом контролируя каждый свой сектор. Оряса спрятался в закутке консьержа – как только поместился в крохотную комнатушку, непонятно. А Настя просто шагнула к стене, на которой болтались ржавые остатки почтовых ящиков, прижалась к ней – и стала почти невидимой. Редкое искусство сливаться с окружающими предметами, доступное лишь змеям-аспидам и киборгам с их пластичными, тренированными телами.

«Фыф, глянешь, кто это?» – пришел мысленный посыл от Данилы.

«Гляну. Как пойму, дам сигнал всем».

«Какой сигнал?»

«Заору», – пояснил шам.

«Принято».

Закончив короткий обмен мыслеобразами, Фыф особо морочиться не стал. Потухший костер был огорожен бортиком из обломков бетона – наверно, бывшие хозяева схрона постарались. Ну шам недолго думая и прилег на побитые, холодные плитки пола, положил лапки на бортик, а голову на лапки и стал ждать. Эх, был бы с собой старый верный «Кедр», все б спокойнее лежалось… Но какой смысл в автомате без патронов? Правильно, никакого. Потому «Кедр» остался в Бутырском замке, а из оружия все, что осталось у шама, так это нож за голенищем сапога да способность влезть в голову существу, которое сейчас двигалось по проходу с немыслимой скоростью.

Ну Фыф и влез…

И тут же пожалел о содеянном.

Мозг твари излучал волны такой запредельной ненависти, что шама даже слегка тряхнуло, словно к его голове подвели кабель высокого напряжения. А когда Фыф очнулся от шока, тварь уже почти выбралась из лаза. Она лишь притормозила немного, высунув голову и оценивая обстановку…

«Чужие… Чужие в моем доме… Мясо в моем доме… Свежее мясо… Теплая кровь…»

Мыслеобразы твари бились в голове Фыфа, словно пульс, каждый удар которого был сравним по силе с ударом колокола. Слов, естественно, не было. Были очень яркие образы, картинки, от которых шама изрядно покоробило.

«Шестеро… Убить половину из них… Съесть мясо… Оставшихся сделать тенями…»

Последнее Фыф не понял – мыслеобраз был темным, неопределенным, слегка размытым. Но и без того ясно: ночного гостя надо валить, пока он не сделал то же самое с теми, кто сейчас затаился в полумраке холла. Ну Фыф и заорал, как обещал:

– Мочите гада!!!

Что это именно за гад, шам представлял слабо. В мыслях твари не проскочило ни единой картинки самоидентификации. Но пытаться понять, что именно за пакость лезет к ним в гости, было поздно. Надо было действовать!

Фыф видел, как черными, размытыми от скорости силуэтами к неведомому противнику бросились трое дружинников и Настя. Пятый боец, по сравнению с товарищами большой и неуклюжий, вылез из коморки консьержа и тоже побежал туда, куда и все, но при этом явно не поспевал за четверкой профессиональных воинов.

Тварь не испугалась стремительной атаки, не попыталась убежать. Она одним плавным, текучим движением выползла из тоннеля – и ударила на опережение.

Фыфу не надо было напрягать зрение, для того чтобы разглядеть в полумраке все подробности битвы. Он видел происходящее одновременно глазами всех участников смертельной рубки…

В лицо Никиты метнулось что-то толстое и гибкое, смахивающее то ли на ветвь хищной ивы, то ли на щупальце. Однако дружинник не сплоховал. Резко ушел в сторону и рубанул мечом – длинно, с оттяжкой, одновременно и разрубая, и разрезая. Фыф прямо почувствовал ладонями сопротивление чужой плоти… и сразу же невольно зажмурился от дикого вопля, ударившего по ушам.

Тварь визжала от боли и ярости, и казалось, что от ее визга словно тонкие ниточки рвутся нервы и начинают мелко, омерзительно вибрировать внутренности – так, что страшно пошевелиться, лишь бы невольным движением не усилить эту вибрацию.

Все атакующие невольно застыли на месте.

«Парализующий крик», – пронеслось в голове Фыфа. Его тоже визг твари приковал к полу, но разве могут чьи-то вопли остановить мысль?

«Настя!!!»

В этот посыл Фыф вложил всю свою ментальную силу, с трудом поднакопленную после вчерашнего боя. Немного, но от души! Так, что собственный мозг чуть не взорвался от перегрузки. Но Настя услышала и вовремя выпала из наведенного коматоза.

Струя пламени, вырвавшаяся изо рта кио, на мгновение ярко осветила помещение. И тогда Фыф увидел, как жидкий огонь, словно кокон, объял тело твари, занесшей над головой Тимохи неповрежденное щупальце с мечевидным когтем на конце.

Визг монстра мгновенно превратился в хрип – наверно, пламя опалило ему глотку на вдохе. Щупальце чудовища изменило траекторию и принялось короткими, яростными, невероятно быстрыми ударами сбивать огонь со своего корчащегося тела.

Именно чудовище… Другим словом это существо было не назвать. Сквозь языки пламени мелькали то огромная пасть с длинными треугольными зубами, то конечности, в нижней части похожие на широкие, зазубренные мечи, то черные сферы огромных, немигающих глаз насекомого, наверняка обладающего способностью прекрасно видеть в темноте.

При этом было понятно: огонь никоим образом не причинил монстру фатальных повреждений. Так, временное неудобство, с которым он уже практически справился. Щупальце с мечевидным когтем не просто сбивало огонь. Оно заодно по живому сдирало дымящуюся, обожженную шкуру, при этом чудовище не обращало внимания на боль. И Фыф, будучи сейчас частью мозга этой омерзительной твари, понимал: наплевать ей на собственную плоть, обладающую способностью регенерировать почти мгновенно…

При виде пламени от ступора очнулись и дружинники. Их мечи взметнулись вверх практически одновременно. Три удара слились в один, и твари это явно не понравилось. Уходя от смертоносных клинков и спасаясь от огня, она кувырнулась в сторону, окончательно сбив с себя пламя и оставив на полу широкий кровавый след. Кувырнулась – и вдруг исчезла, словно ее и не было никогда.

Дружинники застыли в нерешительности. Фыф – тоже. Твари не было видно… но в то же время она была здесь. В голове шама словно пульсирующие комки запредельной ненависти бились ее мыслеобразы:

«Убить… убить… теперь убить всех… мясо… кровь… чтобы восстановиться… много мяса и крови…»

– Наверху! – заорал Фыф. – Она наверху!!! На потолке! Все в стороны!!!

Дружинники и Настя поняли сразу – и отпрыгнули к стенам. А вот здоровенный хомо замешкался. В руке он вместо меча держал длинную плеть, на которую наступил в суматохе и выронил. Нагнуться и поднять странное оружие – мгновение! Но иногда мгновение – это очень много…

Невидимая тварь падала сверху, нацелив нижние конечности, словно копья, в спину хомо. Фыф прям увидел ее глазами две точки под лопатками здоровяка, куда должны были войти зазубренные костяные лезвия. И ощутил во рту вкус чужой слюны, почувствовал, как это прекрасно – вонзить зубы в живую, трепещущую плоть, хлебнуть горячей крови и ощутить, как, получив необходимое, тело начнет стремительно восстанавливать утраченные клетки…

Что можно сделать за четверть мгновения, даже если ты в качестве наблюдателя находишься в мозгу двух существ, жертвы и охотника? Да ничего. Разве что ощутить, как это, когда твои сердце и легкие пронзают костяные мечи. Или есть еще вариант – показать жертве то, что падает на нее сверху, невидимое обычным взглядом. Сомнительная помощь. Но когда более ничем не можешь посодействовать, что еще остается для очистки совести, чтоб потом самому себе сказать: «Ну вот, я сделал всё, что мог. Вернее то, что пришло в голову…»

Фыф был на тысячу процентов уверен, что делает глупость. Все равно что снять мешок с головы приговоренного к казни – мол, не фиг тебе быть в неведении, на, рассматривай в деталях, как тебе сейчас башку срубят.

Но свершилось невероятное…

Не разгибаясь, здоровенный хомо ударил своей плетью назад, словно в бане себя веником по спине хлестанул. Ударил – и, немыслимо извернувшись, упал на бок, всем своим немалым весом шлепнувшись на пол.

Послышался короткий взвизг, удар, треск костяных мечей, ломаемых о старую напольную плитку, и дробный топот дружинников, бросившихся к месту падения чудовища.

Но убивать было уже некого. Монстр был мертв, и вместе с жизнью пропала его невидимость. Он лежал на полу, словно подбитый боевой робот Последней войны, опираясь на обломки своих костяных мечей, а внизу, под ним, возился и орал хомо, силясь выбраться из-под тяжелой туши.

– Да помогите же, ёксель мать! Я ж сейчас задохнусь от вонищи или оно меня раздавит на хрен! Из него какая-то пакость течет! Что вы там возитесь?

– Не шебурши, Оряса, – проговорил Данила, хватаясь за безвольное щупальце дохлой твари. – Щас сдернем. Тимоха, хватайся за второе, а Никита с Настей за голову. Раз-два, взяли!

Мертвое тело чудовища шлепнулось на пол, словно мешок с навозом. Здоровый хомо поднялся на ноги, удивленно оглядывая себя. Данила вытащил из валяющегося на полу вещмешка факел, сорвал с него чехол, чиркнул огнивом. Пропитанная смолой пакля сразу занялась, в холле стало светлее.

– Повезло тебе, жук-медведь, – хмыкнула Настя. – Ловко ты на бок шлепнулся, аккурат меж мечами потолочника умудрился втиснуться. А плетью отработал ну прямо чудо какое-то, будто глаза у тебя на заднице.

– Сам удивляюсь, – недоуменно проговорил Оряса, от изумления пропустив мимо ушей все колкости вредной кио. – Будто подсказал кто-то, что делать и куда бить. Сам бы я, ей-ей, никогда…

– Вот ему спасибо скажи, – произнесла Настя, подходя к Фыфу и чмокая его в лысую макушку. – Он у меня умница, за что и люблю.

Данила усмехнулся, в очередной раз подивившись про себя: бывает же, шам плюс кио равно любовь! И повернулся к трупу чудовища.

– Потолочник какой-то неправильный, – проговорил он, поднося факел к морде с фасеточными глазами. – Как он сдох, мне понятно. Оряса ему концом шалапуги меж глаз заехал, лобную кость разнес. Осколки кости проткнули мозг – и привет. Повезло нам, короче. Только вот что. Я меньше месяца назад совсем другого потолочника видел. Помнишь, Фыф? Того, что мы с тобой и Снайпером завалили. Тот был меньше раза в полтора, и щупальца у него недалеко от человечьих рук ушли, как и все остальное, кстати. А это вообще жуть какая-то. Ничего общего с человеком. Осьминог не осьминог, муха не муха…

– Мутация, – уверенно проговорил Фыф. – Что-то меняется в мире. Если б мне кто вчера сказал, что я смогу остановить летящую стрелу, я бы рассмеялся ему в лицо. Сегодня же мне не до смеха. Я уверен: это самка того же самого потолочника, что мы видели, но только сильно изменившаяся под влиянием этого «что-то». И что это – я не знаю. Но чувствую… здесь.

Фыф приложил ладонь ко лбу.

– Ты читал мысли этой твари, – медленно проговорила Настя. – И поэтому мы все живы. И там, в замке, если б не ты… Короче, меняйся, Фыф. Мне кажется, в твоем случае это к лучшему.

– Не знаю, – покачал головой шам. – Не знаю… Кстати, эта пакость думала о том, чтобы половину из нас сделать какими-то тенями…

Настя мгновенно изменилась в лице. Фыф был готов поклясться, что никогда не видел невозмутимую кио настолько встревоженной.

– Раненые есть? – быстро спросила Настя, обведя глазами присутствующих.

– Да нет, вроде повезло, – ответил Данила, обведя глазами присутствующих.

– Это точно, повезло, – хмыкнул Никита. – Мне вот только слегка эта тварь руку оцарапала. Сейчас перевяжу, завтра затянется…

– Покажи! – бросилась к дружиннику кио.

– Да вот, гаденыш слегка когтем чиркнул, – удивленно протянул вперед руку дружинник. – Ерунда, кровь уже остановилась…

Обеспокоенный реакцией Насти, Данила сунул факел поближе. Действительно, на тыльной стороне руки Никиты слегка вспухла небольшая продольная рана. Крови и вправду не было, но кио это не успокоило.

Из ее ладони, словно молния, вылетел узкий клинок. Короткий рубящий удар – и кисть дружинника пересек разрез от запястья до промежутка между средним и безымянным пальцами, словно черта, проведенная тонким углем. Но уже через мгновение рана расширилась… и кисть руки распалась надвое, словно рыбий хвост. Из раны потоком хлынула кровь, черная при неверном свете факела.

– Ты… что делаешь?

Никита с недоумением перевел взгляд со своей искалеченной руки на кио. Но Настя на его вопрос не обратила ни малейшего внимания.

– Быстрее снимайте с него кольчугу, накладывайте жгут! – скомандовала она. – Если повезет, парень потеряет только руку до локтя!

Тимоха открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Данила уже действовал. Несколько быстрых движений – и броня Никиты, сплетенная из множества стальных колец, уже валяется на полу, а Данила фиксирует на руке раненого нехитрое приспособление из кожаного ремешка и деревянной палочки, которое имеется у любого кремлевского бойца. Четыре оборота палочки, засунутой под ремень, – и шрам на лице Никиты, наконец, слегка дернулся от боли. Если не задеты крупные нервные центры, информация о ранении холодным оружием всегда доходит до мозга с опозданием…

– Что-то меня слегка повело, братцы, – улыбнулся слегка побледневший Никита. – Присяду-ка я, пожалуй.

– Присядь. А лучше приляг, – сказала кио. – Дай-ка я гляну в твои глаза, воин. А ты, Данила, пока зашей и перевяжи ему руку. Зараженная кровь уже стекла. Может, и руку отнимать не придется…

Фыф, пока еще на автомате державший под контролем сознание всех присутствующих, с удивлением отметил, что Настя сама не верит тому, что говорит. Что это? Осознанная ложь во спасение или же что-то другое? Но что? Может, она тоже меняется, но в какую сторону?..

Голова Никиты безвольно лежала на коленях кио, глаза закрыты, даже в полумраке видно, как резко выделился шрам на побелевшем лице. И лысому ежу понятно, что силы внезапно оставили дружинника. Хотя кого они не оставят после эдакой кровопотери?

Данила сноровисто проверил, целы ли кости рассеченной кисти, достал портативную аптечку и быстрыми, отработанными движениями заштопал рану. После чего перевязал руку дружинника, снял жгут и вопросительно взглянул на Настю. Тимоха с Орясой пока помалкивали, стоя в сторонке, но и в их глазах читался немой вопрос.

– Хорошо, – кивнула кио. – Я расскажу. Профессор Кулагин, помимо работ над усовершенствованием своих киборгов, занимался также изучением других оборонных биоконструкций, созданных незадолго до Последней войны. И поскольку все кио подключены к общей информационной базе, я знаю несколько больше, чем вы.

Так вот. Перед вами действительно очень крупный экземпляр самки, а вернее, матки потолочника. В естественной среде она и быстрее мужских особей, и вооружена получше. Только она не вынашивает потомство. Самка либо питается враждебными биологическими формами, либо заражает их особым секретом, который превращает человекообразных в потолочников. Вот и все размножение. Зараженные мужские особи становятся ее «тенями», охранниками и добытчиками пищи. А женские превращаются в таких же самок, как и она сама. Правда, Кулагин выяснил, что в определенный момент разросшаяся популяция потолочников может начать процесс самоуничтожения: самки начнут воевать друг с другом. Сначала они бросают в битву свои «тени» и, если победа не достигнута, подключаются к разборке сами. Возможно, данный механизм был специально заложен создателями этой машины смерти. Сбросили несколько самок потолочника, скажем, в метро – и сиди себе, кури, жди результатов зачистки, после которой эти твари просто поубивают друг друга.

Похоже, наша подруга подрастеряла где-то свои «тени» и очень обрадовалась, что человекообразные пришли прямо в ее логово. Возможно, кто-то ее преследует. Потому она и не усыпила нас Шепотом Призраков, а поспешила побыстрее насытиться и обзавестись новым отрядом «теней».

– Шепотом Призраков усыпляет, визгом парализует, «тенями» дерется, плюс у самой костяные мечи и ядовитые щупальца, – пробормотал Фыф. – И кто ж тебя, моя прелесть, такую выдумал?

– Не хотел бы я встретиться с тем, кто загнал ее сюда, – задумчиво проговорил Данила. – А фенакодусов-то мы снаружи оставили…

– Может, им убежать удалось? – немного жалобно проговорил Тимоха. – Мой Артакс, даже если и ускакал со страху, точно вернется…

– Тихо! – внезапно довольно резко скомандовал Данила. – Смотри!

Никита, голова которого все это время лежала на коленях Насти, пошевелился и открыл глаза. Только это уже не были глаза человека. На Данилу жутко и равнодушно смотрели абсолютно черные глазные яблоки… которые медленно, но неотвратимо увеличивались в размерах. Послышался легкий треск… То ли это в процессе трансформации ломались кости глазниц раненого под ужасающим давлением изнутри, то ли это был треск разрываемого бинта на руке Никиты, из-под которого уже показался кончик щупальца с пока еще небольшим мечевидным коготком на конце.

– Настя! – заорал Фыф, бросаясь к девушке. Но та продолжала спокойно сидеть на месте, поддерживая руками голову раненого…

Уже не дружинник Никита, а нечто другое, страшное, чуждое человеческому пониманию попыталось приподняться с пола… и вдруг его голова слегка дернулась. Один черный глаз лопнул изнутри. Второй же, словно в недоумении, застыл в глазнице, полуразрушенной мутацией. Небольшое щупальце, почти на локоть успевшее вылезти из-под бинта, забилось, царапая когтем плитку пола и разбрызгивая во все стороны капли, слегка зеленоватые в призрачном свете серой плесени.

Дружинники невольно сделали шаг вперед, их руки автоматически легли на рукояти мечей.

Но клинки так и не покинули ножен.

– Он мертв, – сказала Настя, аккуратно кладя на пол голову того, кто всего десять минут назад был Никитой. – Я надеялась, что яд не достанет до мозга. Выходит, надеялась напрасно. Лишь один кио из двадцати выживает после инициации маткой потолочника. По людям у меня статистики нет, но думаю, что шансов у вас еще меньше…