Текст книги "Мкад"

Автор книги: Дмитрий Силлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

И тут я разозлился.

Не сразу, постепенно, волнами оно накатило. Глупо злиться, когда тебя растянули на деревяшке, словно свежеснятую волчью шкуру на просушку. Но с другой стороны, а что еще остается? Ждать смерти, боясь лишний раз пошевелиться, чтоб не растревожить раны? Вот уж хренушки!

Для начала я стиснул зубы как можно крепче. А потом пошевелил пальцами правой руки.

Тело отозвалось немедленно. Тупая, сонная боль в правой кисти проснулась, ожила и рванула разорванное мясо новым букетом острых ощущений.

Я едва снова не вырубился – но усилием воли удержал ускользающее сознание. И пошевелил пальцами снова. На этот раз – целенаправленно. Так, чтобы обхватить ими загнутый штырь.

Получилось плохо. Распухшая кисть, пробитая железом насквозь, не слушалась. Но если твое тело подводит тебя, заставь его. Ведь это – твое тело, а то, что мешает ему, всего лишь боль. На которую можно просто не обращать внимания, если ты решил идти до конца.

– Ты чего делать, Камай-нанги? – удивленно пробормотал ворм, вдруг прекратив ковыряться копьем в ране на груди и отступая на шаг. – Ты сейчас будешь возноситься в Вечное Серое небо, да?

– Ага, – прохрипел я. – Зови… шамана…

И рванул правую руку.

Сырое дерево не только трудно обрабатывать. Еще в него непросто забивать тупые ржавые гвозди. Загнутый штырь я выдернул, а второй, которым было пробито предплечье, остался торчать в дереве, обагренный кровью. Я просто протащил свою руку через железо, пробившее ее… Есть! Но это не все. Теперь надо одним резким движением просто перебросить ее через перекладину. Потому что еще предстоит освободить остальные конечности и при этом не грохнуться вниз раньше времени.

Р-раз! В глазах потемнело от адской боли. Тело, онемевшее от кровопотери и долгой неподвижности, слушалось крайне плохо. Но – слушалось. Если его заставлять, напрягая не силы, которых нет, а волю, которая есть в любом живом существе, пока оно не сдалось и не похоронило себя заранее.

Два! Так, со второго раза получилось перекинуть правую руку через перекладину. Перед глазами всё плывет, но это нормально. Это значит, что я пока живой, а значит, могу и дальше бороться за свою жизнь…

Ворм стоял столбом, соображая, что делать. Вот и ладно, стой. Главное только, чтоб копьем под ребра не ткнул, а то все насмарку. Теперь левая рука…

Жутковато слышать, как с треском рвется твое собственное мясо. Повторить трюк с выдергиванием не удалось – более удачно вколоченные штыри разлохматили мне левую руку и остались торчать в дереве. Меня тут же завернуло вправо, кусок разорванного мяса, когда-то бывший моей левой кистью, хлестнул меня по бедру. Я чуть не рухнул вниз, но все-таки каким-то чудом удержался…

– Сссссууукиии, мать вввашу!!!

Руки были свободны. Теперь последнее, пока правая еще способна цепляться за крестовину…

Я рванул правую ногу, прибитую к деревянному подножию, вверх, будто кого-то коленом в пах бил – и рухнул вниз, на землю, пропитанную моей кровью…

Свободный.

И корчащийся от нереальной боли…

– Камай-нанги!

Надо мной склонился ворм с круглыми от ужаса глазами.

– Так нельзя, Камай-нанги! Твоя должна вознестись на Вечный Серый небо!

– Ступай туда сам, – прохрипел я.

С наружной стороны моей правой ладони все еще торчал стальной штырь. Им я и долбанул наотмашь, метя в ухо волосатого охранника.

Послышался хруст. Надо же, попал… Иногда и мне везет.

Ворм начал заваливаться на бок и потащил за собой меня. Штырь проломил ему височную кость и застрял в черепе. Напоследок трупоед дернулся несколько раз в агонии – и выдрал железяку из моей кисти, окончательно ее изуродовав. Последнее, что я увидел перед тем, как отключиться от болевого шока, был кусочек моего мяса, болтающийся на окровавленном конце штыря, и невидящие глаза ворма, смотрящие в его Вечное серое небо.

– Я не стану есть мой хозяин!

– А я б на твоем месте сожрал, чего добру пропадать?

– Да хорош вам языками чесать! Я пульс на шее нащупал!

– Oh, my god!

– Да ну! Чо, реально?

– Точно говорю. Нитевидный, но он есть.

…Голоса плавали где-то очень далеко, словно отзвуки далекого эха в предутреннем тумане. И самое надежное в таких случаях, если, конечно, не хочешь плутать в зыбкой серой взвеси целую вечность, – это идти на единственный ориентир…

– Смотри, он вроде как глаза открывает.

– Фигею с него. На нем же живого места нет…

– Хозяин будет жить?

– Судя по его ранам – очень вряд ли.

…Голоса стали ближе. И вместе с ними пришла боль…

– Черт, он сейчас снова вырубится! Держи аптечку! Там, кажись, морфин был.

…Боль немного отпустила – но лишь немного. Ровно настолько, чтобы я смог чудом удержаться над черной пропастью беспамятства и с трудом открыть глаза…

Их было трое. Робот, тревожно вглядывавшийся мне в лицо глазами-камерами на подвижных приводах, стаббер Ион, заросший колючей щетиной, и ворм с экстремально волосатой мордой даже для трупоеда.

– Охренеть, – сказал Шерстяной. – Я бы точно сдох, если б в меня столько гвоздей навтыкали.

– Не… дождетесь… – прохрипел я.

– Ты б заткнулся, да, – хмуро сказал Ион, доставая что-то из кармана. И бросил через плечо: – Спирт есть?

– А как же, – засуетился Шерстяной, кладя на землю автомат и скидывая с плеч огромный рюкзак. – Щас найдем, была фляжка…

– Спирт есть, – сказал Колян.

В его брюхе что-то загудело. Оттуда выехал маленький лифт, в котором стояла знакомая фиговина, похожая на распиленную надвое гильзу от тридцатимиллиметровой автоматической пушки. Колян ловко подцепил импровизированный стакан гибким манипулятором и протянул Иону. Стаббер кивнул и вытряхнул в предложенную емкость содержимое автоматной гильзы, похожее на черный порошок.

– Ну, Снайпер, как говорится, долг платежом красен, – сказал он, приподнимая мою голову и поднося к моим губам стакан Коляна. – Только залпом. Если глотками – не войдет, сблюешь тут же. Давай.

Мне было уже все равно. От осторожного движения Иона боль в разлохмаченных конечностях проснулась с удвоенной силой. Сознание вновь начало заволакивать темным туманом, и обжигающая жидкость, хлынувшая мне в горло, вряд ли могла его остановить.

Однако – остановила…

Это было похоже на поток жидкой лавы, которая в считанные мгновения заполнила мое тело. Чужая, агрессивная, неимоверно жаркая субстанция бурлила сейчас внутри меня, пожирая пищевод, желудок, кишки, разливаясь по венам и артериям, сжигая кости и мышечные волокна.

– Держите его! – заорал Ион. – Он сейчас сам себя еще больше искалечит!

Действительно, чужое – не мое – тело сейчас жило своей жизнью, отдельно от моего сознания. Я будто со стороны наблюдал, как неведомая сила корежит мою плоть, как под кожей вздуваются и опадают бугры, словно кто-то живой и сильный пытается вырваться наружу из моего тела… и как из изуродованной, разлохмаченной левой руки, будто из тюбика с зубной пастой, лезет что-то розовое…

Что происходит с правой рукой и ногами, я не видел. На них навалились Колян и Шерстяной, а Ион тщетно пытался справиться с левой. Наконец он тоже просто всем телом прижал ее к земле.

– Осторожнее, насекомый, раздавишь, – простонал Шерстяной, ногу которого заодно слегка придавил своей железной тушей Колян.

– Ничего, я контролировать усилие, – произнес робот, раскорячившись надо мной и пружиня всеми своими паучьими ногами.

Прошла минута, вторая…

Внезапно я почувствовал, что неведомая сила, бесновавшаяся внутри меня, куда-то исчезла. Меня перестало крючить и подбрасывать… и я вдруг реально ощутил себя трупом. Сознание есть какое-никакое, а тело – мертвое. Как мокрая от пота тряпка, выжатая неведомой уборщицей и брошенная возле подножия Т-образного креста.

– Все, – выдавил из себя Шерстяной. – Слезай с меня, банка консервная.

– Я видеть, что всё, – флегматично отозвался Колян, выпрямляя полусогнутые ноги. – Мой все видеть без помощи волосатый обезьян.

– Кто обезьян?! – взвился ворм. – Я обезьян? Я тебе сейчас лефендры-то отполирую…

– Тормози, – выдохнул Ион, отпуская мою руку и вытирая рукавом пот со лба. – Нам сейчас валить надо отсюда, да побыстрее. Солнце всходит. Судя по рассказу Коляна, через полчаса трупоеды будут здесь. А Снайпер пока ходить не сможет. По крайней мере сегодня.

– Следы надо замести, – глубокомысленно заметил Шерстяной. – Труп охранника в болоте утопить. Да только, боюсь, всплывет он по закону подлости.

– Нет, он не всплывать, – сказал Колян, щелкнув манипулятором и пружинисто переместившись к телу убитого мной ворма. – Два минут – и никакой улик.

– Проглот железный, – проворчал Шерстяной. – Ладно, дайте мне пять минут – и трупоеды будут точно уверены, что на холме ничего не случилось, а Снайпер просто вознесся на небеса.

Мутант вскочил, потер отдавленную Коляном ногу, после чего принялся сноровисто заметать следы моего падения с крестовины и короткого боя с охранником. Внутри Коляна загудело с двойной силой. С той стороны, где валялся труп, послышались звуки, похожие на те, что издает шнековая мясорубка, работающая в турборежиме. Я отвернулся, чтобы не видеть, что там происходит. И удивился. Ибо отвернулся я сам, без чьей-либо помощи.

– Не верится, да? – усмехнулся Ион. – Помнишь ту черную крысособаку, что ты убил на мосту? Тогда я и двое моих товарищей сцедили ее кровь в пустые автоматные гильзы. Одну я отдал тебе. А вторую забрал у тех парней. Им она точно уже не понадобилась бы – когда взрывом снесено полчерепа и оторваны обе ноги, ничья кровь уже не поможет.

– Что с базой? – спросил я, уже догадываясь об ответе.

– Базы «Северо-Запад» больше нет, – ответил Ион. – После твоего радиопризыва к ее стенам пришли многие. Очень многие. Несколько кланов черных маркитантов в полном составе, два отряда киборгов и, конечно, шереметьевские. Причем, что удивительно, не передрались между собой, а договорились – и обложили крепость по всем правилам осады. Мы продержались два дня и две ночи, отбивая один штурм за другим. А на третью ночь собрали все необходимое, кто сколько смог унести, открыли ворота – и пошли на прорыв.

Только сейчас я заметил, что левая рука Иона выше локтя перевязана зеленой банданой с бурым пятном посредине. Повязка сливалась с камуфляжем стаббера, и я не сразу разглядел ее.

Перехватив мой взгляд, Ион кивнул.

– Осколок разорвал бицепс. Содержимое одной гильзы пошло на то, чтобы восстановить руку.

– Спаслись… только вы?

Мне было трудно говорить – по горлу словно огнеметом прошлись. Ион отстегнул флягу с пояса и поднес к моим губам. В фляге оказалась вода с характерным алюминиевым привкусом, знакомым каждому вояке. Напившись, я кивнул – спасибо, мол. Несложное вроде действие – приподнять голову и нахлебаться воды. Но у меня оно отняло последние силы.

– Не только, – сказал Ион, завинчивая крышку. – Еще с десяток парней вырвались из кольца. Но все они рванули в Зону Трех Заводов. Я же с отцом встречаться не хочу. И Шерстяной тоже не горит желанием. В общем, оторвались мы от погони, отлежались в лесочке, дождались, пока все успокоится, – и двинули на восток. Шерстяной на привале легенду одну рассказал. Чушь, конечно, но все-таки какая-никакая, а цель. Без цели, сам знаешь, мужику никак не прожить.

– Готово.

Легок на помине, из-за крестовины высунулся Шерстяной.

– Теперь ни одна собака не поймет, что тут было.

– И у мой… чавк… готово.

Это уже Колян доложился.

Ион поморщился.

– Профессионал. Расчленил и заточил целого трупоеда – и нигде ни крошки костяной, ни клочка мяса. Всё, теперь валим отсюда. Колян, сможешь Снайпера на себя взвалить?

– Без проблема, – отозвался серв, бойкий и готовый к подвигам после сытного завтрака. Он даже разогнался слегка, готовясь, наверно, в порыве верноподданнических чувств подхватить меня единственным окровавленным манипулятором и закинуть к себе на широкую спину, когда я сказал пусть тихо, но внятно:

– Стоп.

– Чего «стоп»? – не врубился подошедший Шерстяной. – Валить надо, а не «стоп».

– Валите, – согласился я. – А я без своего оружия и снаряги отсюда не уйду.

Ион посмотрел на меня с сожалением.

– Ты вон Коляну спасибо скажи, что он нас случайно встретил и сюда через болото привел. А то бы ты как пить дать через час кровью истек. Конечно, ты вояка авторитетный, но сам подумай. Судя по следам, на тебя не меньше полсотни вормов охотилось. Считай, целое племя. Не знаю, за каким хреном они отчалили, может, ночевать на болоте не хотели, но, что они вернутся – это сто процентов. У нас с Шерстяным после боя осталась одна эргэдэшка и на два «калаша» едва ли сотня патронов. Не строя иллюзий, оставаться здесь – верная смерть. Обложат как жуков-медведей, стрелами да копьями закидают…

– Думается мне, что у Шерстяного в рюкзаке помимо запасного магазина еще много чего имеется, – перебил я Иона.

Тот бросил хмурый взгляд на брезентовую гору за плечами мутанта.

– Ну да, он у нас известный барахольщик. Посерет и оглянется, нельзя ли чего с собой прихватить.

– Да кто бы говорил… – завелся было Шерстяной, но развить тему я ему не дал.

– Может, глянем, что у тебя там понапихано? А потом и решим, что делать дальше, – предложил я.

Стаббер не ошибся.

Они шли большой толпой, особо никого не опасаясь. Оно и понятно. Вряд ли кто в этом мире по своей дури дернется на толпу вормов, вопреки ожиданиям вооруженных довольно неплохо.

Да, у многих из них были и луки, и копья, и тяжелые металлические дубины из арматуры. Но меньшинство вполне привычно несло в лапах охотничьи ружья и автоматы. М-да, такую шайку надо работать из двух «Печенегов», укомплектованных полным цинком, а не парой акаэмов с тремя магазинами.

Но пулеметов у моих друзей не было. А был на руках борзый полуинвалид, с трудом поднявшийся на ноги. И исключительно на борзоте своей умудрившийся сделать несколько шагов. Кровь из стопы не шла – и то хлеб, остальное дело техники. От перевязки я отказался, лишь стребовал у Шерстяного его плащ-накидку из темного брезента и кое-что по мелочи из вещмешка, после чего заставил своих товарищей уйти. Никто не выпендривался и героя из себя не строил. Если более опытный говорит, значит, так надо. Правда, они настояли, мол, ждем тебя до вечера в километре к востоку отсюда. Пришлось согласиться, хотя и они, и я понимали, что с практически незажившими ранами я километр не пройду. Но и людям, и мутантам, и роботам свойственно надеяться на чудо, даже когда чудо невозможно в принципе…

Сейчас я стоял, набросив на голову капюшон накидки и привалившись плечом к Т-образной крестовине с дырками от самодельных гвоздей и пятнами моей крови, впитавшейся в древесину. Не знаю, насколько эффектно смотрелся я на фоне восхода, но вормы, завидев меня, не бросились с ходу приколачивать меня обратно к своей деревяшке, а тормознули, недоуменно переглядываясь. Телу положено было висеть мертвым на брусе, а оно стоит на холме, никуда себе не дуя, и вроде как дожидается тех, кто его на тот брус подвесил.

Впереди, понятное дело, шествовал вождь в хоммячьем плаще. На голове – оскаленная башка крысособаки, приспособленная вместо шляпы. На плече – моя СВД, видимо, как символ хорошей жизни, так как вряд ли этот мохнатый умел обращаться с высокоточным оружием. Рядом с вождем ковылял престарелый шаман с соответствующим выражением на морде, мол, это не я рядом с вождем ковыляю, а он рядом со мной. Забавно. Похоже, в шайке мутантов присутствует скрытый конфликт между светской и духовной властью. Это надо учесть.

Следом за высокими особами шествовали наиболее крупные особи. Похоже, аналог дружины. В лапах у одного из мохнатых человекообразных – мой автомат. Ладно.

Видимо желая получше рассмотреть живой труп, вождь подошел к самому подножию холма и остановился. Соответственно, тормознула и вся остальная шайка.

– Хомо? – с ноткой удивления в голосе уточнил вождь.

Я проглотил готовое вырваться «так точно, кэп» и произнес мягко, но отчетливо:

– Народ вормов. Вы много лет ждали Камай-нанги – и он пришел к вам. Но вы ограбили и убили его. Что ждет тех, кто убивает гостя?

Сказать, что мне было хреново, – это ничего не сказать. Но стоять надо было ровно, по возможности незаметно опираясь плечом на орудие моей казни. Иначе поймут, что слаб, и без разговоров приколотят обратно.

– Как ты суметь сойти с т-резта?

Правильно, вождь. Не надо отвечать на каверзные вопросы. Но иногда без этого никак. Так, значит, по-вашему Т-образное орудие казни называется т-резт… Понятно. В любом новом языке прослеживаются элементы старого, умершего…

– Вы ждали меня – и я пришел. Потом вы захотели, чтобы я вернулся на небо, – и я сделал это. Но оттуда, с высоты, я увидел, что многие люди народа вормов жалеют о моем уходе. И вот я снова здесь.

– Ты так и будешь ходить тудым-сюдым? – ехидно поинтересовался шаман.

Я не успел ответить.

– Твой, наверно, слышал, шаман, что небесный огонь иногда выжигать поганые языки?

Это, дрожа то ли от страха, то ли от гнева, произнес один из вормов. Приглядевшись, я узнал в говорившем того самого перевозчика, что указал мне путь в Мертвый город. Как его? Зорик, кажется? Надо же, смелый мутант, против шамана попер.

Естественно, старый хрен отреагировал тут же. Повернулся и, судя по интонациям тирады, произнесенной на родном языке, пообещал перевозчику полный комплект мук – как посмертных, так и прижизненных.

Однако вождь не удостоил перепалку соплеменников своим вниманием. Лишь поморщился, бросив взгляд на шамана, – и поинтересовался, глядя на меня:

– Ты и вправду хочешь сделать плохо народу вормов?

– Я вернулся, чтобы указать вам праведный путь и наказать тех, кто ведет твой народ по дороге смерти, горя и лишений.

Вот ведь что делает двойная доза морфина, вколотая мне Ионом и помноженная на адреналиновую ярость. Я говорил спокойно и размеренно, но внутри меня клокотал безумный коктейль из наркотика, слабости, граничащей с обмороком, и той самой бесшабашной борзости, что тащит нашего брата вдоль обрыва по-над пропастью не хуже обезумевших коней из старой песни на все времена.

Однако колбасило не только меня. Шаман, чуя неудовольствие не только некоторых представителей паствы, но и руководящей верхушки, пошел ва-банк.

– Это хомо, который слез с т-резта и теперь морочить вам голова! – заорал он на ломаном человеческом. Но, опомнившись, ткнул в мою сторону посохом и взвизгнул уже на своем: – Бить наех!

Перевода не требовалось. В любом новом языке прослеживаются элементы старого, умершего. Я видел по глазам вормов: мгновение – и толпа просто растерзает меня «наех».

И тогда я простер руку вперед…

Возможно, это потомки вормов в своих легендах скажут «простер руку» – или еще что-то похожее, величественное, как положено в такого рода рассказах. На самом деле я просто резко выпростал едва поджившую правую кисть из соответствующей прорези в плащ-накидке, словно нанося удар основанием ладони перед собой, в воздух…

Сноп пламени вместе с клубами дыма вырвался из моей руки – во всяком случае, так могло показаться стороннему наблюдателю. В раззявленном рту шамана в мгновение ока родилась огненная звезда, после чего его вдруг слегка приподняло над землей и отбросило назад на несколько метров. По пути тело престарелого служителя культа сбило двух бодигардов вождя, которые, впрочем, довольно резво вскочили на ноги, чтобы не пропустить редкое зрелище: из головы корчащегося на земле шамана прямо в серое небо бил огненный фонтан.

Первым очнулся вождь. Он повернул ко мне слегка удивленное лицо и спросил коротко, но по делу:

– Что это быть?

– Небесный огонь иногда выжигает поганые языки, – негромко произнес я.

Не буду же я рассказывать в подробностях главарю первобытного племени вормов, как мы отыскали в рюкзаке Шерстяного хрен знает зачем засунутую туда парашютную ракету бедствия ПРБ-40, предназначенную для подачи сигналов и предупреждения об опасности. К слову, оная одноразовая ракета, упакованная в цилиндрический пластиковый корпус, лупит в высоту на триста метров. И если примотать ее скотчем к предплечью, а шнур-активатор – к телу, то вот и получится на выходе эдакая вундервафля, небесный огонь возмездия… особенно если ракета удачно попадет в пасть наиболее ретивого оппонента.

Вождь хотел еще что-то сказать, но ему помешали.

– Камай-нанги!!! – заорал Зорик – и ринулся ко мне.

Н-да, вот это сценарием предусмотрено не было, ибо в лапе ворм держал самый натуральный топор, изрядно изъеденный ржавчиной. Ну вот и все. Шамана вормы недолюбливали, но убийце его по-любому отомстить надо. Сваливать бессмысленно, да и некуда. Да и не смогу я, и так еле на ногах стою. Короче, спектакль не удался. Просьба вернуть билеты и покинуть зал навсегда…

Зорик сноровисто взбежал на холм… и, отбросив топор в сторону, бухнулся на колени.

– Прости нас, Камай-нанги! – взвыл он дурным голосом. – Прости недостойный народ вормов!

Немая сцена – это не когда очень тихо. Немая сцена – это обычно когда один орет, а остальные подвисли, не зная, что делать. Вот она сейчас и образовалась.

У многих вормов отвисли челюсти. Некоторые просто тупо уставились на угасающее пламя в том месте, где у мертвого шамана когда-то было лицо. Но большинство смотрело на вождя. Понятно. Везде, всегда, в любой стае и во все времена: как начальство – так и мы.

А начальство, аккуратно подобрав полы хоммячьего плаща, степенно опустилось на колени и поклонилось до земли – так, как умеют это делать только вожди. С достоинством. После чего, разогнувшись, увенчанный крысособачьей башкой вожак прокричал неожиданно сильным голосом:

– Вечный слава Камай-нанги, сошедшему с неба!

Дальше все было предсказуемо. Племя, счастливое от того, что неопределенности больше нет, ретиво попадало ниц и принялось впечатываться лбами в землю, влажную от утренней росы.

– Слава Черному Стрелку! Слава Камай-нанги!!!

«Твою мать, – думал я, все сильнее прижимаясь к орудию моей казни и стараясь не сползти по нему вниз. – Когда ж они устанут?»

Устали. И вождю надоело стоять на коленях. По глазам видно, что доволен – избавился от вредного шамана. Но в то же время и недоволен – пришлось перед кем-то на колени встать, пусть этот «кто-то» и типа выходец с неба. В общем, мы с волосатым вождем друг друга понимали, потому я ему и подыграл. Хотя не только ему, и себе тоже. С целью поскорее закончить спектакль и рухнуть на землю.

– Встань, великий вождь, избранный высшей силой, – произнес я. – Властью, данной мне Небом, повелеваю тебе нести другим народам свет истины! (Понятное дело – расшифровывать, в чем именно этот свет, не требуется. Что вождю надо будет – то и истина. Это и без посланника неба ясно. Кстати, попал в точку. Судя по роже, вождю явно такой расклад по душе пришелся.) Веди своих людей дорогою правды и добра! (Про то, что правда у каждого своя, а кто победил в битве добра и зла – тот и добро, тоже молчим.) Не сворачивай с этого пути, великий вождь, и тогда вечно пребудет с тобою благословение Неба…

Уфф, похоже, отстрелялся общими фразами, которые, как хочешь – так и трактуй. Ну и ладно. Надо ж было что-то сказать эдакое под финиш. Теперь пожелать им счастливого пути – и пусть катятся отсюда, да поскорее. Только сначала отдадут то, что с меня сняли, – и скатертью дорога. Вот отдышусь сначала, пару вдохов, и…

– Народ вормов благодарить тебя за великий честь! – провозгласил довольный вождь, поднимаясь с колен. – Позволь нам принести тебе первый жертва, великий Камай-нанги!

Толпа расступилась.

На земле лежал человек, добросовестно связанный толстыми веревками и оттого напоминающий кокон руконога с человеческой головой наверху. Рот головы был заткнут объемистым кляпом, снабженным ремешками, завязанными на затылке пленника. Правильный кляп, а ремешки – это чтоб языком его было не вытолкнуть. Всегда удивляла в кино такая фишка: воткнули терпиле в пасть тряпку, он с нею покорно и сидит где-нибудь в камере. Или пакет полиэтиленовый на голову надели, и жертва добросовестно в том пакете задыхается. Типа, ну никак нельзя на вдохе втянуть в рот пленку и прокусить.

В общем, упаковали вормы мужика на совесть. И один из них уже подходил к связанному с большим ножом, явно намереваясь отрезать голову кокону во славу меня.

По идее, конечно, стоило поддержать спектакль. Ну подумаешь, велика беда – отпилят тыкву какому-то незнакомому дядьке, который, возможно, при случае меня же из-за кустов и завалил бы ради той же СВД. Мне-то что за горе?

Но, блин, есть внутри меня такая порой крайне неудобная хрень, как чувство моей личной справедливости. То есть ни на какие чужие моральные нормы то чувство не ориентируется. По фигу ему, грубо говоря, кто и что думает по тому или иному поводу. Моё это, и только моё. И если ощущаю я всеми фибрами души неправильность происходящего, то вмешиваюсь – и, кстати, часто себе в ущерб. Короче, есть у меня такой недостаток, и ничего с этим не поделать.

– Остановись, человек, – громко произнес я.

Ворму обращение «человек» явно пришлось по вкусу. Тормознул он, но при этом воззрился на меня с немым вопросом в глазах – мол, чего не так-то? Аналогичный вопрос прочел я в глазах остального племени и вождя – в том числе. Причем грозящий перерасти в недоумение: как это так, посланник Неба – и мешает жертвоприношению? Да и посланник ли это Неба на самом деле?

Говорить надо было громко и внятно, но сил на убедительные вопли уже не было. Требовалась хоть короткая передышка. Горло горело огнем, перед глазами плавали разноцветные пятна, и все силы уходили на то, чтобы стоять прямо и не шататься.

Неожиданно выручил меня Зорик.

Перестав утрамбовывать лбом землю возле моих ног, он повернулся к сородичам и заорал:

– Я ж говорить вам, тудым-сюдым, что Камай-нанги запрещать мазать идолов чужой кровь! Убивать можно, если жрать хочешь! Если не хочешь жрать, просто проси у Камай-нанги чего надо, он даст! Только сильно проси! Слабо попросишь, значит, ничего не хочешь и Черный Стрелок не уважаешь!

Ну что ж, в целом Зорик запомнил то, что я говорил ему, и даже не особо сильно переврал.

– А еще воровать плохо, – негромко добавил я. Но Зорик услышал – и тут же развил тему.

– И крысособачить нельзя! – рыкнул он. – В смысле у своих. А у Камай-нанги – особенно! Я про то тоже говорил, но вы меня не слушать! Вы шаман слушать, который вон с горелый пасть валяться.

Вождь слегка скривился. Отдавать СВД ему не хотелось, но и терять только что приобретенный статус избранного высшими силами было не с руки. Короче, колебался он недолго. Подошел, снял с плеча винтовку и почтительно положил ее к моим ногам. Потом повернулся, рыкнул что-то по-своему.

Не прошло и минуты, как передо мной лежало все мое добро, изъятое при пленении. Помимо этого «человек» с ножом по собственной инициативе уже резал веревки, стягивающие тело потенциальной жертвы мне. По факту удаления кокона обнаружилось, что пленный мужик абсолютно голый и экстремально синий – от утреннего холода и от обилия наколок, густо покрывавших тело. Я успел рассмотреть только герб во все плечо с обилием ножей, автоматов, колючей проволоки и неясной надписью вокруг герба, расплывшейся от времени. Остальное отсюда не разглядеть, да и не до этого мне. Того и гляди сам рухну на кучу своего барахла.

Однако Зорик уловил мой взгляд – и истолковал его по-своему.

– Камай-нанги не принять кровавый жертва и подарить жизнь презренный хомо. Значит, этот хомо отмечен Небом. Надо вернуть хомо его шмотьё и оружий, чтобы он мог служить Камай-нанги до самой смерти!

Ну по мне, так Зорик хоть и обосновал все верно, но слегка перегнул палку. Одно дело – вернуть отнятое посланнику Неба, и совсем другое – хомо, да еще и презренному. Вормы заворчали недовольно, но я это дело пресек. Слово сказано, и давать обратку – значит терять лицо. Тем более что я успел слегка отдышаться.

– Слушайте, что сказал ваш новый шаман, – громко и отчетливо произнес я. – Слушайте его, ибо он – вестник мыслей Камай-нанги.

Ворчание усилилось, но, тем не менее, к ногам голого мужика полетели какие-то тряпки, пояс с кобурой, автомат и рюкзак.

– А теперь идите домой, люди народа вормов, – сказал я. – И да пребудет с вами благословение Неба.

После чего я изобразил рукой в воздухе какой-то знак – какой, неважно, главное, что осенил знамением. Дальше сами разберутся и придумают недостающие детали…

Вормы уходили. Последним шел Зорик, постоянно оглядываясь. Иди, перевозчик, иди, родной. Иди скорее, потому что, как только ты скроешься за густым кустарником, я тут же со спокойной душой отключусь на хрен и, вполне вероятно, отправлюсь прямиком на то самое Небо, откуда, как вы думаете, я и пришел. Или в ад, что намного вероятнее, ибо количество загубленных мною жизней слишком велико даже для самого рьяного праведника, несущего добро тем, кто его об этом не просил…

Синий мужик, брезгливо морщась, натягивал на себя грязный камуфляж. Понять его можно – надевать то, что успели поносить вормы, наверно, еще то удовольствие. Которое, кстати, мне только предстоит. Наверно, предстоит…

– Эй, эй, парень, ты чего?

Ага, это синий подбежал и зачем-то тянет меня за веко. Слышь, жертва моя недорезанная. Если человек тебе жизнь спас, это еще не повод дергать его за глаза.

Мне показалось, что я это сказал. Однако на мужика мои слова – или мысли? – впечатления не произвели. Он еще несколько секунд всматривался в мой глаз, правда, потом веко все-таки отпустил и полез в свой рюкзак.

Интересно, какого хрена он там ищет? Хотя, признаться, не интересно мне было, ну ни капли. Просто, если я думаю – значит, я существую и пока не вырубился. Но при этом проще думать о том, что видишь. Ага, отыскал синий чего-то. Поднялся с коленей, идет ко мне. А в руках… О нет, только не это!

Спасенный мною мужик нес желтый пластиковый чемоданчик. Такие производило двести лет назад в Украине одно НИИ, исследующее последствия Чернобыльской катастрофы. И были в том чемоданчике всякие дорогущие средства первой помощи, в том числе жуткая штука регенерон, действие которой мне как-то удалось на себе испытать.

Наверно, мужик что-то такое прочел в моих глазах. И усмехнулся.

– Знакомая упаковка? – постучал он ногтем по крышке чемоданчика. – Не боись, сильно корежить не будет. Но без него никуда. У тебя ласты хреново зарастают, небось кровь черной крысособаки была старая, несвежая, запекшаяся.

Он поставил чемоданчик на землю, открыл, достал шприц-тюбик.

– Вормы идиоты, – заметил он, сворачивая колпачок. – За этот шприц два РПГ дают с полусотней выстрелов к ним. Регенерон-2, довоенная секретная разработка. Пользуйся.

И ловко воткнул мне иглу в набухшую вену на руке…

Секунда… другая…

Черт!!!

Синий обманул. Меня тряхнуло, скрутило на траве в эмбрион… но, правда, сразу отпустило.