Текст книги "Сталин Экономическая революция"

Автор книги: Дмитрий Верхотуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

И в третий раз он проявил огромную прозорливость, когда понял, какое значение имеет разработанный план развития промышленности. Если два первых случая противники сквозь зубы, но оценили, то третий случай остался совершенно неоцененным, при том, что этот план и в самом деле имел огромное значение.

Во-первых, это готовая политическая программа, которой нужно только придать внешний политический лоск.

К тому же, что очень немаловажно, программа, отличная от всех имеющихся в партии фракций, в том числе и от похожих внешне предложений троцкистов. На вопросы всегда можно будет возразить, что наша программа конкретна и реальна, в отличие от предложений некоторых товарищей. Если этого окажется недостаточным, то можно предъявить толстый том с материалами этого плана. А если из нее убрать помощь крестьянству, то она годится для борьбы с Бухариным.

Во-вторых, в свете наметившегося поворота революции с запада на восток, в колониальные и зависимые страны, программа индустриализации имела огромное значение и как пропагандистский пример, и как программа усиления первого социалистического государства. Если СССР достаточно усилится, то все остальные революционные партии и движения перейдут под советское руководство. Опираясь на мощную промышленность, на мощную советскую экономику, можно будет оказывать помощь революционерам в отсталых странах и подталкивать расширение революции во всем мире.

В-третьих, опираясь на сильную индустрию СССР, на мощные войска, можно будет занять гораздо более независимую позицию по отношению к развитым капиталистическим странам и смело противопоставить новую социалистическую систему капиталистической.

Одним словом, Сталин понял, что последовательно осуществленная программа индустриализации сделает его признанным вождем мирового революционного движения и главой мощной мировой державы.

Сталин не был бы Сталиным, если бы он свою догадку немедленно не воплотил в реальность. Уже 7 ноября 1925 года в праздничном номере «Правды» он помещает статью, в которой впервые высказывает свою идею индустриализации страны как политики партии:

«Теперь, в 1925 году, речь идет о том, чтобы сделать переход от нынешней экономики, которую нельзя назвать в целом социалистической, к экономике социалистической, которая должна послужить материальной основой социалистического общества» [50. С. 252][24]24
  Из статьи Сталина в «Правде» 7 ноября 1925 года – 50 // Сталин И. В. Сочинения. М.: Госполитиздат, 1954. Т. 7.


[Закрыть].

Немного позже, уже после съезда и разгрома Зиновьева и Каменева, Сталин обращается к гораздо более глубокой и полной разработке этой идеи.

XIV съезд партии, кроме резолюции об индустриализации, принес еще и перестановки в руководстве.

Каменев и Зиновьев добивались съезда партии для того, чтобы на нем выступить против Сталина и провести свою реформу Секретариата ЦК. По их замыслу, новый Секретариат  должен был состоять из Троцкого, Зиновьева и Сталина. Они на съезде выступили и даже призвали все оппозиционные группировки и партии объединяться. Но на этом их успехи кончились. Съезд, состоящий из делегатов, которые были выдвинуты подобранными Секретариатом руководителями местных организаций, с подавляющим перевесом отверг их требования и проголосовал за осуждение выступления оппозиционеров. На съезде они потерпели сокрушительное поражение.

16 января 1926 года собрался Пленум ЦК, на котором Каменев был снят с поста председателя Совета Труда и Обороны и с поста заместителя председателя Совнаркома. Зиновьев был снят с поста председателя Исполкома Коминтерна и с поста первого секретаря Ленинградского обкома, который заместил Киров. На место Каменева председателем СТО был назначен Рыков, совместивший под своим руководством два важных государственных и хозяйственных поста.

Из-за того, что Рыков не может замещать сразу два важных поста, для усиления Совнаркома направляется председатель ЦКК РКП(б) Валерьян Владимирович Куйбышев.

Это уже сталинский ставленник. Он в дальнейшем привел на ключевые посты в ВСНХ своих людей, которые подготовили и начали строительство новых заводов. После смерти Дзержинского, Куйбышев принял управление всей государственной промышленностью, и сразу повернул курс ее развития в другое русло, определяемое сталинским пониманием задач индустриализации. В конце 20-х годов влияние Куйбышева на хозяйственную политику было огромным.

Итак, руководство хозяйством страны сосредоточилось в руках сталинского большинства в Политбюро. СТО и Совнарком находятся в руках Рыкова, сторонника курса Бухарина и Сталина. Совнарком усилен ставленником Сталина Куйбышевым. ВСНХ находится в руках Дзержинского, тоже активного сторонника курса Бухарина, и сторонника Сталина. Рыков в январе 1926 года провел в подвластных себе органах некоторую концентрацию власти, создав совещания заместителей для упорядочивания работы в Совнаркоме и в СТО. Рыков стал руководить этими двумя важнейшими государственными органами через совещания заместителей в них 152. С. 31].

Разгром оппозиционеров довершается разгромом зиновь-евского руководства ленинградской парторганизации. Участник этого разгрома, Вячеслав Молотов, возглавлявший комиссию ЦК, поехавшую в Ленинград, в беседах с Феликсом Чуевым рассказал о событиях в Ленинграде в начале 1926 года:

«Ленинградская организация против ЦК большевиков? И вот тогда соорудили группу членов ЦК. Я был во главе, организатором этого дела, ударной группы „дикой дивизии", как нас называли зиновьевцы, Калинин, Киров, Бухарин, Томский, Ворошилов, Андреев, Шмидт, был такой, мы поехали сразу после съезда в ленинградскую организацию – снимать Зиновьева…

Нам надо было главные заводы не потерять. Чтоб не получилось так, что мы на второстепенных заводах победили, а у них крупные заводы были крепко организованы. Партийные комитеты в руках держались крепко. Моя задача была не провалить это дело…

А Путиловский – их главная база. Зиновьев все надеялся на Путиловский. А ко мне делегация путиловцев приходит:

„Товарищ хороший, что ж вы к нам-то не заходите? Мы же путиловцы, мы же рабочие!". А я говорю: „Мы к вам придем, мы к вам придем хорошо, так, чтобы вам понравилось, мы все к вам придем. Дайте нам возможность посмотреть, как на других заводах".

Нам важно было окружить. И вот мы два наиболее сомнительных объекта отложили на потом. Фабрику резиновую „Треугольник"… Эту фабрику и Путиловский завод, которые были под большим влиянием Зиновьева, отложили…

Была газета „Ленинградская правда", она и теперь выходит. Мы там редактора сменили и поставили Скворцова-Степанова, известный переводчик „Капитала"…

Как только день кончается, я с ним договариваюсь, что напечатать, чтоб удар покрепче, на первом месте такие заводы, которые наиболее нужны. И он это каждый день пускал. Значит, утром у нас уже выходит заряд. Так день один, другой, целую неделю мы лупили, лупили этих зиновьевцев, недели, наверное, полторы, не меньше. Последний завод – Путиловский. Опять пошли наши лучшие силы, и там мы получили большинство явное.

Одним словом, ни одного завода мы им не отдали. Везде победили. Вот только на „Треугольнике", по-моему, пополам…

Решили собрать конференцию… Дело сделано. Конференция – уже наши люди, там уже оппозиции почти не было. После завода нас районные конференции поддержали.

Недели через две-три после этого разгрома на заводах была созвана конференция…

Бухарин был политическим докладчиком. И победили мы уже на конференции. Киров стал секретарем» [45. С. 304–305].

Чистка крупных заводов от оппозиционеров сыграла своеобразную роль в истории сталинской индустриализации. Была устранена угроза саботажа. После разгрома зиновьев-цев их влияние на рабочих заводов Ленинграда сильно уменьшилось. Они теперь не могли организовать ни большое выступление против политики партии, ни забастовку. Отстоять заводы и парторганизацию Ленинграда было важным делом, потому что там было сосредоточено производство большей части тяжелого оборудования, энергетического машиностроения, комплектующих. Забастовка ленинградских заводов могла серьезно сорвать график строек и оборудования новых заводов СССР. Во главе этого промышленного комплекса был поставлен сторонник Сталина Киров.

После разгрома на съезде Троцкий, Каменев и Зиновьев оказываются отодвинутыми от управления страной и от реальных рычагов влияния. Их политический крах стал неизбежным, но, тем не менее, они продолжают борьбу. Зиновьев на конференции уступил, не желая принимать открытого поражения, и на время затаился в ожидании удобного момента для нового выступления.

Глава седьмая. СТАЛИН ПРОТИВ БУХАРИНА

Мы идем на всех парах по пути индустриализации – к социализму, оставляя позади нашу вековую «рассейскую» отсталось. Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации. И когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор, – пусть попробуют догнать нас почтенные капиталисты, кичащиеся своей «цивилизацией». Мы еще посмотрим, какие из стран можно будет тогда «определить» в отсталые и какие в передовые.

И. В. Сталин

Мы будем многие десятки лет медленно врастать в социализм: через рост нашей промышленности, через кооперацию, через возрастающее влияние нашей банковской системы, через тысячу и одну промежуточную форму.

Н. И. Бухарин

XIV съезд и январский Пленум ЦК 1926 года были тем поворотным пунктом, в котором Сталин стал отворачиваться от Бухарина. Теперь, после политического разгрома и дискредитации остальных претендентов на вождество в партии, Сталин остается единственным реальным руководителем, а Бухарин остается единственным теоретиком партии.

Острая надобность в поддержании блока с Бухариным для Сталина отпала. Аппарат ЦК уже находился у Сталина в руках. После разгрома оппозиции сталинское большинство в Политбюро укрепилось. Теперь Бухарин не обладал уже тем голосом, который склонял в пользу Сталина итоги голосования. После разработки нового хозяйственного плана отпала надобность и в теоретической работе Бухарина. Сталин почувствовал, что сможет сформулировать политику партии самостоятельно.

Так что теперь Бухарин стал помехой для взятия окончательной власти. Он претендовал на главную регалию вождя в партии – право толковать ленинизм и формировать официальный теоретический взгляд. Для Сталина же двух вождей быть не могло. После разгрома всех остальных претендентов, до окончательной, ленинской власти над партией оставалось сделать только один шаг – переступить через Бухарина. Сталин решает сделать этот шаг.

К этому его подталкивали разные обстоятельства. Во-первых, к 1926 году Сталин сосредоточил в своих руках управление кадрами и назначение на руководящие посты. Оставалось еще совсем немного времени, когда его ставленники и на съезде составят большинство и тогда смогут проводить сталинские решения в высшем руководящем органе партии – на съезде. Уже одно это обстоятельство означает власть над всей партией. Почему бы не взять окончательно то, что уже почти в руках? Остальные претенденты на власть были уже политически разгромлены и так дискредитированы, что уже не составляли угрозы. Власть в партии они взять все равно бы уже не смогли. По сути дела, в 1926 году Сталин и так уже командовал, только прикрывая свое командование коллегиальностью решений. Он и в дальнейшем продолжал прикрываться Политбюро вплоть до середины 30-х годов.

А, во-вторых, Сталин значительно окреп в плане теоретическом. У него теперь уже были наметки новой, своеобразной политики, которую он вознамерился проводить и которая отличалась от того курса, который защищал Бухарин.

И, в-третьих, та политика, которую Сталин собрался проводить, уже имела свой прообраз в реальной хозяйственной деятельности, а не была только на бумаге, как у Бухарина.

Сталин делал все, чтобы стать политическим руководителем этого процесса, и всегда мог, в ответ на все возражения Бухарина, предъявить толстый том плана, уже проводимого в жизнь.

Здесь был чисто политический смысл. Зачем делить власть, пусть бы и номинально, с человеком, который своей властью не обладает? Зачем делиться властью с человеком, участие которого в удержании ее с каждым днем все уменьшается? Правильно, незачем. То есть в начале 1926 года Сталин уже имел все предпосылки для взятия единоличной власти над партией и государством. Нужно сказать, что он этими предпосылками воспользовался в полной мере.

Вот этот момент советские и российские историки тоже почему-то проглядели. Проглядел этот момент даже такой талантливый писатель, как Эдвард Радзинский, написавший, на мой взгляд, лучшую биографию Сталина в России.[25]25
  Которая, впрочем, тоже пестрит ошибками, неточностями и передержками,


[Закрыть]

Хотя заметить этот поворот и должным образом его оценить – это дело элементарное. Достаточно только сложить все вместе: обстоятельства внутрипартийной борьбы, теоретическое творчество вождей, факты хозяйственной и государственной деятельности, чтобы убедиться в том, что все эти события и факты имеют между собой глубокую взаимосвязь.

Странно, в высшей степени странно, что историки совершенно не дают объяснения тому, как Сталин разошелся с Бухариным. Ни очевидцы Бажанов,[26]26
  Бажанов, вне всякого сомнения, мог бы дать такое объяснение, но к 1926 году он уже ушел из секретарей Политбюро


[Закрыть] Валентинов и Троцкий, ни исследователи Волкогонов и Радзинский, биографы Сталина, ни Коэн, биограф Бухарина. У всех из них события истолковываются примерно схожим образом: Сталин задумал великий перелом в судьбе крестьянства, Бог весть, почему он этот перелом задумал и стал проводить антикрестьянскую политику. А вот Бухарин стал возражать, на том они не сошлись, и разногласия кончились разгромом Бухарина. Версия гладкая, логичная и неверная.

То, что борьба Сталина и Бухарина была совершенно непохожа на борьбу с Троцким и Зиновьевым, наших и зарубежных историков совершенно не смущает. Коэн выдвинул изящное объяснение этому факту: мол, разногласия нарастали постепенно и поначалу выражались «эзоповым языком»: мол, Бухарин понимал силу Сталина и потому поначалу решил критиковать его курс косвенно.

Странное объяснение Коэна входит в противоречие с примерами внутрипартийных нравов. Когда было нужно, за словом большевики в карман не лезли. Троцкого, например, критиковали очень остро и открыто. Сам Троцкий тоже не оставался в долгу. Выбили его с важных должностей чуть больше, чем за год. Прошел еще год, и Троцкий был выведен из Политбюро и ЦК партии, стал политическим изгоем.

Зиновьева и Каменева разгромили еще быстрее, всего за полгода. Еще через полгода разгромили блок Троцкого, Зиновьева и Каменева, и последних не только выбросили со всех высоких постов, но еще и из Политбюро и ЦК, а потом и вовсе выгнали из партии.

А вот с Бухариным борьба шла долго, больше трех лет. Только 6 февраля 1928 года произошло резкое столкновение. 11 июля 1928 года Бухарин встретился с Каменевым, разгром бухаринцев начался только с заседания московской парторганизации 18–19 октября 1928 года, а капитуляция бухаринцев состоялась только 29 ноября 1929 года.

Ответа на вопрос, почему борьба с Бухариным шла столь долго, невозможно найти, если рассматривать только историю политической борьбы и теоретических споров, как то делает Коэн и остальные исследователи. Вот борьба с Троцким и Зиновьевым действительно была без всяких оговорок борьбой политической, в которой были все средства хороши. Она прошла быстро и бурно. Но с Бухариным было не так.

Основой столкновения Сталина и Бухарина был совершенно конкретный, фактически осуществляемый курс в хозяйственном строительстве. Борьба первоначально шла вокруг этого хозяйственного курса, на первых порах руками сторонников той и другой стороны в хозяйственных органах.

Сталин и Бухарин были выразителями двух разных тенденций в хозяйственном развитии страны, при полном согласии в политических вопросах. Между сталинцами и бухаринцами в хозяйственных и плановых органах шла долгая, изнурительная и запутанная борьба за способ развития страны. Когда индустриализация только начиналась, между Сталиным и Бухариным были мир и понимание. Но как только Сталин повернул к гораздо более решительной и быстрой индустриализации и в промышленности, и в сельском хозяйстве, то тут Бухарин выступил против сталинского курса.

Итак, предметом борьбы после крушения Зиновьева стала уже не власть над партией как таковая, а определенная политика, понимание задач развития страны, конкретный хозяйственный план. И Сталин, и Бухарин в конечном счете были согласны в конечной цели политики партии – проведении индустриализации страны. Это было понятно. Расхождения состояли в методах и сроках, целях индустриализации.

Бухарин стал известен как сторонник укрепления сельского хозяйства методами новой экономической политики, то есть различными уступками сельскому единоличному хозяйству. Раньше это было главной темой его работ и выступлений. Однако весной 1926 года, на фоне развернувшейся грандиозной работы, его взгляды тоже начали корректироваться. Он повернулся, не сходя в основном со своих прежних позиций, в сторону промышленности и обратился к вопросу индустриализации страны. В мае 1926 года он выдвинул свой рецепт реконструкции промышленности страны:

«Мы считаем, что та формула, которая говорит – максимум вложений в тяжелую индустрию – является не совсем правильной или, вернее, неправильной. Если мы дожны иметь центр тяжести в развитии тяжелой промышленности, то мы должны это развитие тяжелой индустрии сочетать все-таки и с соответствующим развертыванием легкой индустрии, более быстро оборачиваемой, более быстро реализуемой, возвращающей скорее те суммы, которые были на нее затрачены» [46. С. 305].

Все-таки, что бы там о Бухарине ни говорили, рецепт индустриализации он предложил чисто теоретический, который мало чем отличался от рецепта Преображенского, несмотря на то, что первый стремился всеми силами отмежеваться от второго. С точки зрения теории он, может быть, и правильный, но неверный и неосуществимый с точки зрения практики.

К слову сказать, что все противники Сталина выдвигали, в общем, схожие предложения. Вот Бухарин, Рыков и Томский защищали приоритетный рост легкой промышленности. Базаров тоже защищал легкую промышленность и особенно настаивал на импорте тракторов и автомобилей. Сокольников требовал приоритетного роста сельского хозяйства. Того же самого требовали профессора Кондратьев и Литощенко в Госплане. Все их требования объединялись одним – сохранением сложившегося положения в экономике. Они исходили из того, что все пропорции советского хозяйства должны быть в неприкосновенности сохранены.

К лету 1926 года в самых основных чертах оформилась и сталинская программа индустриализации. Он представил четкий курс на развитие тяжелой промышленности и машиностроения. Причем машиностроение поднималось, согласно замыслу, на самый высокий мировой уровень. Собственно, развитие машиностроения до мирового уровня и выше – это и есть программа сталинской индустриализации.

В одной этой фразе заключен большой план. Мировой уровень конца 20-х годов – это автомобили, тракторы, самолеты-монопланы, дирижабли, танки. Все эти виды техники представляют собой сложную комбинацию различных узлов и агрегатов, каждый из которых требует своего производства. В одном только автомобиле[27]27
  Автомобиль 20-х годов – не чета нашему. По сравнению с нашими машинами он кажется очень простым.


[Закрыть] около 3 тысяч деталей. В тракторе – около тысячи. Каждую деталь нужно производить массовым, поточным способом, по своей технологии и на своем оборудовании. Выпуск одних только метизов и подшипников превращается в отдельную отрасль машиностроения. Сталь для каждой детали нужна с особыми свойствами. Для производства автомобиля и трактора используется с десяток видов самых разных сталей.

Развитие, например, только одного тракторостроения требует развития многих сопутствующих производств, начиная от выплавки высококачественной стали и кончая массовым изготовлением шайб и гаек.[28]28
  Могу привести такой пример. В газогенераторном двигателе, поставленном на конвейер в конце 30-х годов, использовалось 18 тысяч специальных колец. В 40 тысячах тракторов, которые за год мог выпустить один тракторный завод в СССР, таких колец в сумме используется 720 млн штук. Вот что такое массовое производство!


[Закрыть] И для развития автостроения требуется множество сопутствующих производств. И для развития самолетостроения тоже. На один самолетный сборочный цех начала 30-х годов работало около тысячи заводов-поставщиков.

Для изготовления серпов и кос, плугов и жаток ничего этого не требуется. Для сельхозинвентаря не требуется хромо-ванадиевой и никелевой стали, не требуются сотни заводов-смежников. Серп можно и в кузнице выковать из обычного углеродистого железа. Совсем не нужно заводов-смежников для текстильного производства. Ткацкие машины можно, в крайнем случае, и за границей купить.

Это веши, самоочевидные для всякого, кто хоть раз дал себе труд познакомиться с машиностроительным производством. Поставив целью развитие машиностроения, Сталин оказался вынужденным сделать и следующий шаг, начать развитие всех сопутствующих производств. Нельзя строить трактор, если нет качественной стали и чугуна, нет медного проката, если подшипники и болты с гайками покупаются за границей. Значит, развитие машиностроения – это одновременно и развитие доброго десятка отраслей: от станкостроения до метизного производства.

Для всего этого хозяйства требуется металл в огромных количествах. Развитое машиностроение пожирает колоссальное количество чугуна, стали, меди, никеля и других металлов. Значит, для развития машиностроения нужно развитие металлургии, как черной, так и цветной. Нельзя строить ни трактор, ни автомобиль, если нет металла.

Строительство новых заводов во всех отраслях тяжелой промышленности потребует расхода колоссального количества строительных материалов, в первую очередь бетона, кирпича и металлоконструкций. Будут возводиться тысячи корпусов и цехов, десятки тысяч зданий, сотни тысяч жилых домов для рабочих.

Для строительства и работы всех построенных заводов нужно оторвать от земли десятки миллионов человек, обучить их самым разным профессиям и поставить к станкам и машинам. Работать на земле они, понятно, уже не смогут, и, значит, нужно позаботиться об их снабжении продовольствием.

Кратко говоря, одна-единственная фраза о развитии машиностроения и превращении СССР из страны, ввозящей машины, в страну, производящую машины, означает на деле огромные изменения в хозяйстве, количественные и структурные, во всех ее отраслях.

Изменения эти – эпохальные. Сталин, в отличие от всех остальных, повел курс на кардинальные изменения в экономике, курс на ее перестройку. С такой программой Сталин не мог не разойтись с Бухариным. То, что он намеревался сделать, в корне противоречило всем взглядам Бухарина, всем его надеждам и лозунгам. Сталин начал работу по строительству новых заводов, уже достаточно ясно понимая, к чему все это приведет. Бухарин же и его сторонники поняли это только тогда, когда дело дошло до Великого перелома крестьянства. Но тогда протестовать было уже поздно.

Это вещи, повторю, самоочевидные. Глубокая связь между отраслями хозяйства секрета не представляет. Об этом должен знать любой хоть сколь-нибудь образованный человек.

Только вот советские историки, товарищи с кандидатскими и докторскими степенями, отдавшие образованию не один десяток лет, при высоких должностях, с десятками и сотнями научных работ, тем не менее, упорно этого факта не замечают. Они говорят, что: «Сталин очень поверхностно знал экономику»; «Сталин не был теоретиком. Его выводы опирались чаще на цитаты, помноженые на волевые импульсы»; «Сталинский интеллект – в плену схемы» [53. С. 195; 201; 217] и так далее.

Здесь уместно спросить: а сами доктора-профессора экономику хорошо знают? Их интеллект, наверное, точно не в плену схемы?

Для этого к Пленуму ЦК, который должен был состояться в начале апреля 1926 года, Рыков, как председатель Совнаркома и Совета Труда и Обороны, должен был представить доклад о состоянии хозяйства и экономики. На стадии подготовки этого доклада стали впервые обнаруживаться расхождения между позициями сторонников Бухарина и сторонников Сталина.

Рыков, давно занимающийся хозяйственной работой и два года руководящий Совнаркомом, был, пожалуй, наиболее последовательным сторонником новой экономической политики. В области развития промышленности новая экономическая политика в ее наиболее развитом виде выражалась в ориентации на внутренний, прежде всего крестьянский рынок, который требовал товаров широкого потребления. Рыков как раз отстаивал линию на развитие именно тех отраслей промышленности, которые производят такие товары. Приоритет он отдал легкой промышленности.

В таком духе им был составлен первоначальный вариант доклада. 17 марта 1926 года Рыков направил проект доклада

Дзержинскому в ВСНХ и своему заместителю по Совнаркому Куйбышеву. Они, прочитав доклад, пришли к выводу, что в таком виде он никуда не годен, и внесли в него большие и существенные поправки. Рыкову пришлось исправлять текст доклада. 26 марта исправленный проект доклада был снова направлен Дзержинскому в ВСНХ, Куйбышеву в ЦКК-РКИ, а также Кржижановскому в Госплан и Сталину в Секретариат ЦК. Только после внесения ими поправок и уточнений, которые весьма существенно изменили смысл доклада, наконец был составлен окончательный, удовлетворяющий всех, текст. В этой редакции он был прочитан на Пленуме ЦК 6 апреля 1926 года.

Основной смысл доклада, кроме, конечно, картины сложившегося положения в хозяйстве страны, сводился к тому, что дальнейшее развитие полностью зависит от строительства новых заводов и фабрик, а это уже полностью зависит от тех средств, которые есть в распоряжении у государства. Вывод состоял в том, чтобы развернуть работу по накоплению капиталов для строительства новых заводов, и одновременно на уже имеющиеся средства, начать подготовительные строительные работы. Шаг за шагом, разворачивая борьбу за экономию средств, работу по получению доходов от торговли на внутреннем и внешнем рынках, по получению займов, нужно накопить капитал, уточнить планы строительства и выполнить программу индустриализации.

Это выступление впервые провозгласило программу конкретных мер в деле индустриализации страны, предложило ее метод осуществления, основанный на конкретных данных и конкретных достижениях советской промышленности. Пока в докладе говорилось об индустриализации вообще. Сталин, однако, уже тогда говорил о приоритете тяжелой промышленности и машиностроения, но акцента на этом делать пока не стал. В докладе такого акцента сделано не было.

На Пленуме, после доклада Рыкова, развернулась дискуссия между сталинцами и оппозиционерами. Каменев и Троцкий выступили в прениях, заявили, что предложенная программа минималистская, и провозгласили свой знаменитый тезис о «сверхиндустриализации». Мол, нужно отбросить все сомнения и сразу же, сейчас, взяться за строительство больших заводов, за развитие тяжелой промышленности, за подъем в разы производства. К чему накопления, к чему планы, когда уже есть в руках власть над большим государством.

Это заявление вызвало несколько ироничную реакцию хозяйственников. Оппозиционеры и сталинцы уже тогда говорили на разных языках, о совершенно разных вещах и не понимали друг друга. Первые говорили о политических лозунгах, а вторые – о конкретной программе строительства. Дзержинский вот так охарактеризовал выступление Каменева с этим тезисом:

«Мне кажется, что у Троцкого и Каменева идет вопрос не об индустриализации страны, не о том, откуда найти средств для усиления основного капитала нашей страны, а о том, каким образом сколотить политический капитал для их политических целей, для политических комбинаций»

[47. С. 291].

В конечном счете у Троцкого и Каменева ничего не получилось. Пленум одобрил позицию, изложенную в докладе, и принял резолюцию, выдержанную в духе доклада Рыкова.

Эта резолюция Пленума давала ход планам строительства новых заводов.

Все эти события на хозяйственном фронте происходили на фоне продолжения политической борьбы внутри партии. Несомненно то, что обстоятельства политической борьбы оказывали свое влияние на формирование хозяйственного курса партии.

В то время, в 1926–1927 году, оппозиционеры Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие уже не могли повернуть хозяйственный курс партии в другую сторону. Для этого у них уже не было авторитета и влияния. Партия прочно находилась в руках Сталина. На XIV съезде партии он провел даже переименование партии. Теперь она называлась Всесоюзной Коммунистической партией (большевиков) – ВКП(б).

Но вот что могли и что фактически сделали оппозиционеры, так это помогли окончательному оформлению курса партии, так сказать – «от противного». Они помогли избавлению от некоторых старых подходов и взглядов, которые были в широком ходу в начале и в середине 20-х годов.

Для того, чтобы еще дальше отодвинуть Троцкого и Зиновьева от руководства с дальнейшей перспективой исключения из партии совсем, Сталину нужно было показать их взгляды в качестве предательства и извращения ленинизма. Мол, примазались к ленинизму и под шумок, потихоньку извращали его. Эта задача была понятна. Однако сделать это было гораздо сложнее, чем поставить такую задачу.

Дело в том, что Троцкий, Зиновьев и Каменев придерживались взглядов, которые, с одной стороны, были очень схожими с теми, которых придерживался сам Ленин, а с другой стороны, не так давно именно эти взгляды были официальной позицией партии. Прошло ведь всего два года с тех пор, как Зиновьев и Каменев сами были руководителями партии и членами «тройки», предрешавшей все вопросы.

Различия во взглядах Ленина и того же Зиновьева или Троцкого, конечно, были. Их и не могло не быть. Но было ясно, что делать акцент на эти расхождения – дело провальное. Нужно будет, в таком случае, доискиваться тончайших оттенков смысла в их фразах и пытаться доказать, опираясь на эти оттенки смысла, что они отошли от ленинизма. Сталин хорошо помнил такого рода борьбу, которую он наблюдал на съездах и в кулуарах, где нешуточные столкновения шли из-за фраз и тонкостей смысла.

Она, может быть, и годилась для интеллигентской партии, где абсолютное большинство членов имеет образование и может разобраться в теоретических тонкостях. Но этот вид борьбы совсем не годился для новых условий, когда партия стала массовой и, в массе своей, малообразованной. По крайней мере, подавляющее большинство членов партии совершенно не разбиралось в теоретических вопросах и шло за руководством партии. Если поставить на тонкости теории и смысла высказываний, то партийные массы не поймут. Это с одной стороны. А с другой стороны, Троцкий и Зиновьев, как более оборотистые и умелые пропагандисты, сумеют повернуть положение в свою пользу.

Нужно было все предательство Троцкого и Зиновьева объяснить партийной массе на наиболее простых и ясных примерах, в которых они и ленинизм будут противопоставлены друг другу и будут находиться в антагонистическом противоречии. А вот этого невозможно было добиться, если в сам ленинизм не внести некоторых поправок.