Текст книги "Певец Волги Д. В. Садовников"

Автор книги: Дмитрий Садовников

 
За Степаном – только свистни —
Колыхнется весь народ…
А кому охота биться
За царевых воевод?
 

В этих словах Садовникова выражен идейный пафос его стихотворений разинского цикла. Этот пафос близок к народному восприятию Разина, с особой остротой и силой выраженному народом в его песнях. Садовникову вообще чуждо вольное обращение с народным преданием. Характерен пример: Садовниковым и современным ему поэтом С. Мельниковым написаны стихотворения на одно и то же местное предание. Оба поэта дают совершенно различные интерпретации этого сюжета. Мельников передает сюжет следующим образом: девушка, полюбив атамана, добровольно уходит за ним в разбойничий стан; атаман ей изменяет, девушка из ревности сбрасывает его с обрыва в реку («Девичья гора»).

Садовников придерживается народной типовой схемы этого сюжета, именно в данной редакции и распространенной в народе: девушка украдена разбойниками; не отвечает атаману на его любовь; мстит атаману за поруганную честь, сбросив его с обрыва в реку («Полонянка»).

Садовников всегда точен в передаче сюжета, он ничего не измышляет от себя, не вводит ни одной детали, которая не имела бы основания в народном предании. В этом отношении особенно характерны его стихотворения: «Атаман и есаул», «В остроге», «Из волжских песен». Так, в первом из них концовка стихотворения:

 
Покажу вам, братцы, волюшку пошире той!
Айдате-ка, ребята, под Астрахань! —
 

не вытекает непосредственно из варианта, легшего в основу стихотворения, но мотив этот находит полное обоснование в других местных же народных легендах (см. сказку 1, стр. 61).

Следование содержанию и духу народного предания – сознательный принцип Садовникова, четко сформулированный им в критической статье о былинах А. К. Толстого. Нельзя, пишет Садовников. «создавать фантастические образы там, где это неуместно, где еще бьет ее (народной поэзии. – В. К.) живая самобытная струя».[15]15
  Журн. «Искусство», 1883 г., № 12.


[Закрыть]

Стилевыми приемами народной поэтики – сравнениями, параллелизмами, постоянными эпитетами, уменьшительными словами и т. п. – поэт пользуется сдержанно, не переуснащая ими своей поэтической речи.

Наиболее интересные попытки построения стихотворения целиком на традиционных приемах народной поэтики заключаются его песенных опытах: «Атаман и есаул», «В остроге», «Из Волжских песен»; в большинстве же других стихотворений он пользуете приемами народной стилистики очень умеренно.

Художественный метод Садовникова в обработке им народны сюжетов – это приближение своего поэтического языка к народному складу речи. В этом отношении Садовников следует традициям Пушкина, глубоко, органически им воспринятым. «Разговорный язык простого народа, – писал Пушкин, – не читающего иностранных книг и, слава богу, не выражающего, как мы, своих мыслей – на французском языке, достоин также глубочайших исследований». «Альфиери изучал итальянский язык на флорентинском базаре: не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком».[16]16
  А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, 1933 г., т, V, стр. 755.


[Закрыть]

Садовников сам идет в народ за этими сокровищами русского языка. Его поэтический лексикон, особенно в произведениях разинского цикла, изобилует народными словами и оборотами речи, всегда к месту, с большим художественным чутьем им употребляемы: «не замай» (не тронь), «показалась» (приглянулась), «оста́льный» (последний), «ноче́сь» (в прошлую ночь), «неравно» (вдруг), «чай», «пуще», «молвит», «опосле», «взад катит», «на воду метался», «раскрасавица Елена, чужемужняя жена», «лиху беду избыть», «совесть зазрит» и т. д. Подобных примеров можно привести много.[17]17
  Характерно, что в издании 1906 г. многие народные слова были заменены редактором обычными литературными.


[Закрыть]

Вместе с тем поэт никогда не употребляет местных узко-диалектологических слов, требующих для своего понимания разъяснений. Хорошее знание обычной народной речи Садовников ставит в непременное условие всякой талантливой обработки народных сюжетов. «Народный язык, – пишет он, – образен, но во всяком случае не сплошь; поэтому, берясь за народные темы, надо быть хорошо знакомым и с шаблонным языком народа, для пополнения промежутков в его цветной поэтической речи».[18]18
  Д. Волжанов. Открытые письма по русской поэзии (журн. «Искусство», 1883 г., № 15).


[Закрыть] Сам Садовников обнаруживает при этом превосходное знание народного языка.

Из композиционных приемов народной поэтики Садовников особенно часто прибегает к введению прямой речи и диалога в повествовательную речь, что придает его стихотворениям большую живость и роднит их с устной лирикой.

Ритмико-синтаксическое построение стихотворений Садовникова однообразно. Отсутствие рифмовки мы имеем лишь в двух его стихотворениях: «Атаман и есаул», построенном на белом стихе, и «Из волжских песен», где применен типичный для народной поэзии прием случайных парных и тройных рифм. Большинство же «песен» Садовникова написано четырехстопным хореем с рифмовкой четных строк. Такое построение строфы есть уже некоторое, хотя и слабое, отступление от книжного канона, которому более свойствен перекрестная рифма с чередованием мужских и женских стихов, к ней обычно прибегает и Садовников в своей лирике.) В народам творчестве рифмовка четных строк широко употребляется в частушках, а также в песнях новейшей формации. Лирические стихотворения Садовникова (см. его «Волжские эскизы») также посвящены основной теме его творчества – Волге. Эти посмертные произведения поэта, видимо, не окончательно им обработаны (многие печатались по черновым рукописям поэта). Мы помещаем эти стихи в наш сборник, так как без них немыслимо полное представление о Садовникове, как о поэте-волжанине.

Поэзия Садовникова прошла почти незамеченной. При жизни поэта знали и ценили в сравнительно узком кругу литераторов, но широкой читающей публике он остался почти неизвестным. Поэт прошел бы и совсем незамеченным, если бы не широкий отклик, какой получили два его стихотворения в народных массах. Стихотворения «Из-за острова на стрежень» и «Зазноба» прочно вошли в песенный репертуар народа. Особенно популярна песня «Из-за острова на стрежень». Она распространена повсеместно. Любопытны записи народной инсценировки этой песни, органически вошедшей в одну из популярнейших народных драм, известной под названием «Лодки». Песня вошла также и в народную сказку. В одной из них рассказывается, как Разин едет с княжной по реке и вместе со своими «удальцами» затягивает песню «Из-за острова-на стрежень»; рассерженный ропотом товарищей Разин сбрасывает княжну в реку. Песни «Из-за острова на стрежень» и «Зазноба» – два ярчайших примера фольклоризации литературного текста. Имя автора не известно народу. Народ считает эти песни своими, и это – лучшая оценка их автору. Поэт сумел найти тем близкую народным массам, и облечь ее в ясную и простую форму. Удобный песенный размер способствовал проникновению этих стихотворений в песенный обиход народных масс, где они, подвергнувшись значительной переработке, зажили уже своей самостоятельной жизнью. Поэзия Садовникова чрезвычайно интересна именно этой взаимосвязью с фольклором.

До настоящего времени литературное творчество Садовников остается не только мало известным, но и мало изученным. Предшествующие немногочисленные работы о художественной деятельности Садовникова[19]19
  Ап. Коринфский. Д. Н. Садовников и его поэзия; Н. А. Державин. Певец Волги и воли (журн. «Исторический вестник», 1910 г., кв. VII).


[Закрыть] касались преимущественно общей характеристики его поэзии со стороны ее тематики и содержания, но не затрагивали вопроса об ее истоках. На уяснение именно этой стороны его творчества и направлен наш сборник. Мы рассматриваем его как первый шаг, ставящий эту сложную, имеющую общетеоретический интерес проблему.

Фольклор – неисчерпаемое хранилище языковых и поэтически ценностей. На необходимость освоения его поэтами неоднократно указывал А. М. Горький. На первом Всесоюзном съезде советских писателей он обратился к писателям с призывом: «…начало искусства слова – в фольклоре. Собирайте ваш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его. Он очень много даст материала и вам, и нам, поэтам и прозаикам Союза».

Творчество Садовникова представляет в этом отношении исключительный интерес.

Деятельность Д. Н. Садовникова, внесшего своей талантливо собирательской работой крупный вклад в сокровищницу русского фольклора, и его сильная, самобытная поэзия заслуживают самого серьезного внимания, углубленного научного исследования.

В. Крупянская

СТИХОТВОРЕНИЯ

К Волге
(«Тебе несу стихи, река моя родная»)

 
Тебе несу стихи, река моя родная,
Они – навеяны и созданы тобой —
Мелькали предо мной, окраскою сверкая,
Как рыбки вольные сверкают чешуей.
Простор песков твоих, лесов живые краски,
Разливы вешние ликующей воды
И темных Жигулей предания и сказки
На них оставили заметные следы.
Я вырос близ тебя, среди твоей природы;
На берегах твоих я речь свою ковал
В затишье вечеров и в шуме непогоды,
Когда, сердитая, ты разгоняла вал…
И я не позабыл, живя с тобой в разлуке,
Разбега мощного твоей живой волны
И вот несу тебе мятежных песен звуки,
Ты навевала их, тобой они полны!..
 

В Жегулях
(«…Курганы, кручи и вершины»)

 
…Курганы, кручи и вершины
Теснятся в неприветный ряд;
До сей поры они хранят
Свои суровые былины…
Зайдет ли речь о давней были —
Нам старики передают:
«Здесь из оврага выходили,
Там барки грабили, а тут —
На самой вышке, у Дурмана —
В лесу разбойничий был стан,
Да Стеньки – слышь ты – атамана
Подстерегали караван!..»
Под шапкой утренних туманов
Молчат сосновые леса
Про удальство и чудеса
Давно погибших атаманов…
Давно в горах не свищет пуля,
Кистень в лесу не сторожит;
Лишь чайка в воздухе дрожит,
Свою добычу карауля…
Из труб поселка дым взлетает,
Земля сохою поднята,
Стучит топор, и выплывают
В горах седые беркута…
Но дух людей, которым тесен
Казался мир в избытке сил,
Родной напев поволжских песен
В своем размахе сохранил.
И песня та путиной долгой —
И величава и стройна —
Несется вместе с синей Волгой,
Кидая в душу семена…
Кто песню вольную заслышит,
Кто от души ее споет —
Любое сердце расколышет,
Любые цепи разобьет.
 

Атаман и есаул
(«Исполнилось Стеньке пятнадцать лет»)

 
Исполнилось Стеньке пятнадцать лет,
С Ярославля Стенька в кашевары сел
К именитому разбойнику Уракову.
Взял его Ураков в подручники,
Что в подручники – есаулики.
Видать соколенка по напуску,
Видать подростка по замыслу.
«Не рука тебе, малый, кашу варить.
Давай-ка, Стенька, дружбу водить,
Богатые сёла на дым пускать!
 
 
Прокормила меня Волга-матушка,
Приютили горы Жигулёвские…
Али нам двоим да и места нет —
Атаману Уракову с Разиным»?
Отвечал Степан на его слова:
«Будет, Иван, да не в версту, брат…
Пойти – пойду, чур – не каяться».
 
 
На ловца-стрельца и зверье бежит:
Проплывает раз суденышко купецкое,
Дорогими товарами полным-полно.
Атамановы глаза разгорелися
Что на те ли на товары на купецкие, —
Атаман кричит: «Вон видать одно!»
А Степан – ему: «Не замай! Бедно!
Коли взял Степана в товарищи —
На такой борошо́н не заглядывайся,
Поджидай товару настоящего!»
 
 
На другое утро богатей того
Проплывает суденышко купецкое —
Атамановы глаза разгорелися
На чужой товар пуще прежнего, —
Атаман кричит: «Вон еще одно!»
А Степан – ему: «Не замай! Бедно!
Коли взял Степана в товарищи,
На такой борошо́н не заглядывайся, —
Поджидай товару настоящего!»
 
 
Как и зло взяло Уракова на Разина:
Он выхватывал пистолю из-за пояса,
Выпускал в него заряд да приговаривал:
«Не летать галчонку впереди орла!
Не бывать мальчишке мне указчиком!»
Есаул от пули не пошатнулся,
На кудрях черна шляпа не ворохнулась,
Атаманову пулю взад катит,
Взад катит да приговаривает:
«Не кидайся зря: – пригодится, брат!»
 
 
Атаманушка со страху окарачь пополз;
А Степан хватал пистолю разряженную,
Он без пороху разбойника на месте клал;
Собирал его удалых добрых молодцев,
Говорил им, разудалый, таковы слова:
«Покажу вам, братцы, волюшку пошире той!
Айдате-ка, ребята, под Астрахань!»
 

Астраханский загул
(«Государевым указом»)

 
Государевым указом
Атаману-вору Стеньке
Все прошедшие вины
С голытьбою прощены.
 
 
Откачнулся, разудалый,
Прочь от шаховой земли
И опять на Волгу сгрудил
Все суда и корабли.
 
 
Снова Стеньке с казаками
Вплоть до Дона вольный ход —
И до Астрахани Волгой
Он на Соколе плывет.
 
 
Вот и устье с камышами,
Святорусская земля;
Вон и башни зачернели
Астраханского кремля…
 
 
С каравана шум несется,
Песни, крики и пальба…
Дует свежая моряна
В парусовые зоба.
 
 
Вьются шали дорогие
На мачтовых деревах;
Снасти шелком перевиты,
Позолота на кормах…
 
 
А на пристани собрался
Астраханский вольный люд,
Машут шапками на Волгу,
Не расходятся и ждут.
 
 
Сходни брошены на берег;
Атаман вперед идет;
Перед соколом залетным
Расступается народ.
 
 
Да и есть чему дивиться:
Ворот золотом расшит,
На кудрях сибирский соболь,
На кафтане – аксамит.
 
 
А за ним толпою пестрой
Сходят царские стрельцы,
И низовые бурлаки,
И донские удальцы.
 
 
«Здравствуй, батюшка родимый! —
Все кричат, и стар и мал. —
Подобру ли поздорову?
Где, кормилец, пропадал?» —
 
 
«На царя работал, братцы;
За святую бился Русь…
Вот опосле, время будет —
Здесь делами разберусь;
 
 
А теперь гулять приглянул!
Пей, народ, на Стенькин счет!..»
И с ватагою казацкой
Шумно городом идет.
 
 
Всех поит, не разбирая,
Государевым вином,
Серебро горстями мечет,
Стелет улицу сукном.
 
 
А бабье и девки ловят
От удалых нарасхват —
Бирюзу, цветные бусы,
И парчу, и кановат.
 
 
Словно город весь огулом
Стал царевым кабаком:
Только Стенька показался —
Всё по городу вверх дном.
 
 
С воеводой вместе ходит;
По кормленому плечу
Бьет рукой да шутки шутит:
«Не ворчи! Озолочу!»
 
 
А чего ворчать? Недаром
Воевода с ним в ладу:
Стенька будет посильнее
Воеводы в городу…
 
 
За Степаном – только свистни —
Колыхнется весь народ…
А кому охота биться
За царевых воевод?
 

Стенькина шуба
(«От казацкого веселья»)

 
От казацкого веселья
Захмелела вся река.
На судах и пьют и пляшут,
Выбивая трепака.
 
 
Под ударами подковы
Разудалых плясунов
Рвется, словно холст дешевый,
Ткань узорная ковров.
 
 
На парчу золотной ткани
И на бархат шаровар
Льются редкие напитки
Из больших чеканных чар,
 
 
Налито рукою хмельной
И зеленое вино,
Алый бархат заливая,
Плещет с ними заодно.
 
 
И разносится далеко,
Громыхая и звеня,
По широкому раздолью
Бесшабашная песня.
 
 
Воевода от Степана
Не отходит, так и льнет:
На мосту на корабельном
С атаманом вместе пьет.
 
 
«На, попробуй воровского! —
Шутку шутит атаман
И из рук своих с заморским
Подает тяжелый жбан. —
 
 
Не претит?..» И тут же следом
Шлет поминки и дары:
Бирюзу, жемчуг и ткани,
И турецкие ковры.
 
 
Знай похваливай да клянчи —
Мимо рук не проплывет:
Наложил добра в амбары
Воевода семь подвод.
 
 
Да один ли воевода!
И приказные дьяки
Насовали по карманам,
Понабили сундуки.
 
 
Только всё ему, вишь, мало,
Недоволен, старый пес:
Так бы он, кажись, в амбары
Всё глазами и увез.
 
 
Кубок сильно приглянулся…
Весом будет гривны три,
Золотой, в каменьях ценных…
«Подари да подари!» —
 
 
«На, прими!..» Каймой цветною
Показалась больно шаль.
«Чай, уступишь, Тимофеич!» —
«На, бери, – не больно жаль!»
 
 
Со Степана дорогую
Шубу тянет за рукав…
Видно, соболь показался
Да персидский златоглав.
 
 
«Ну, брат, шубой не уважу;
Есть на ней большой завет…
На подарок этот ценный
Моего согласу нет». —
 
 
«Эй, отдай! Не ссорься лучше
И на зло меня не нудь:
В силах я цареву милость
Так и этак повернуть…
 
 
Вор ведь ты!..» Крепится Стенька…
Привскочил бы он с ковра,
Показал бы воеводе…
Да не Стенькина пора.
 
 
«Ты ведь, если разойдешься,
Так намелешь сгоряча…
Пошутил я…» И спускает
Шубу ценную с плеча.
 
 
«На, старик, бери да помни,
Что и я порой сердит…
Не наделала бы шуба
Много шуму», – говорит.
 

Суд
(«Не для торгу едет Стенька»)

 
Не для торгу едет Стенька
И не шуточки шутить, —
Сбил он всех казаков вольных
Город Астрахань громить:
 
 
Выручать соболью шубу
К воеводе он плывет, —
Ночью к стенам подступает,
К утру приступом берет.
 
 
Все по городу в тревоге;
Воевода на коне, —
Пушкарей, людей служилых
Расставляет по стене.
 
 
Просит он стрельцов царевых,
Городскую просит рать
За святую божью церковь
И за правду постоять…
 
 
Тяжело стучат пищали;
Бьют во все колокола,
Трубят… Мгла пороховая
Стены все заволокла…
 
 
Вдруг негаданно, нежданно
От Пречистенских ворот —
С тылу – шум несется, крики,
И бросается народ…
 
 
«Бей, ребята!..» Самопалов
Раздается трескотня:
Все смешалось, побежало, —
Воевода сбит с коня.
 
 
Горожане, побогаче,
Разметались по церквам;
Вдоль по улицам широким —
Звон оружия и гам…
 
 
Вот пробит ясак на сдачу —
Пять ударов… Город сдан,
И на площади соборной
Показался атаман.
 
 
Шапка на бок у Степана,
Раскраснелося лицо;
Аргамак под атаманом
Выгибается в кольцо.
 
 
«Ну, ребята! Где ваш ворог?
Подавай его сюда, —
Мы его теперь рассудим
Прежде страшного суда!»
 
 
Воеводу из собора
На ковре к нему несут;
У собора, под раскатом,
Стенька правит скорый суд.
 
 
Круг казачий в полном сборе;
Все ругаются, галдят:
«Что с ним, вором, время тратить?
Пусть попробует раскат!»
 
 
«Собирайся, – молвит Стенька, —
Близок твой последний час!
Показать тебя народу
Поведу в остальный раз…»
 
 
Подхватил рукой и тащит
Воеводу за собой:
«Покорись, собака, лучше!..»
Тот мотает головой.
 
 
С перепугу воевода
Стал белее полотна;
А Степан ведет на вышку, —
Показались у окна, —
 
 
Наклонился к воеводе,
Что-то на ухо шепнул,
Показал рукой на город,
Размахнулся и – толкнул:
 
 
«Вот так сокол-воевода!
Полетать охота есть,
Полетел, – да, вишь, на горе
Не умеет на́земь сесть!»
 

Из волжских песен

 
Приплыл Стенька Разин
Под Симбирский город,
Привел он с собою
Силы сорок тысяч.
Пожег Стенька Разин
Посадские избы,
Повел свою силу
На крепкие стены,
Грозил; «Воеводу
В живых не оставлю,
Бояр всех повешу —
Волюшку потешу!»
Хвастал Стенька Разин
Лихими делами;
Людскими душами,
Божьими церквами.
«Я ли, разудалый,
Словом боронюся,
Смерти не боюся!»
Выслал воевода
Попов со крестами,
С колокольным звоном.
Плакал воевода
Горькими слезами:
«Хочет вор-разбойник
Моей лютой смерти!»
Казак Стенька Разин
Бога не боялся;
Расхвастался крепко
Силой молодецкой,
Говорил уда́лым
Речи, не подумав:
«Я ли, казак с Дону,
Не боюсь трезвону;
Крест мне не помеха!»
Палил Стенька Разин
По кресту святому,
Пробивал навылет
Казацкою пулей…
Выпаливши, Разин
Разума хватился —
Кровью весь облился
Смерти испугался,
На воду метался.
 

 
Уж как заперли Степана
В белый каменный острог,
В белый каменный острог,
Под висячий под замок.
 
 
Он и первый день помешкал
И другой день погодил,
А на третий на денечек
Разудалым говорил:
 
 
«Не пора ли нам, товарищи,
На Волгу на реку,
Что на Волгу на реку,
Ко цареву кабаку?»
 
 
Говорил он эти речи,
А сам уголь в руку брал,
А сам уголь в руку брал,
Легку лодочку писал.
 
 
«Вы подайте-ка, товарищи,
Водицы мне испить,
Что водицы ли испить,
Да лиху беду избыть!»
 
 
Принесёну воду не пил,
Ковшик на стену плескал,
Ковшик на стену плескал.
Громким голосом вскричал:
 
 
«Приударьте-ка, ребята,
Удалые молодцы,
Удалые молодцы,
Понизо́вые гребцы!»
 
 
Не успел он слова молвить —
Очутились на реке,
Что на Волге на реке,
В разукрашенном стружке.
 
 
На корме ли сам хозяин
Усмехается, стоит,
Усмехается, стоит,
Товарищам говорит:
 
 
«Ноче́сь крепко мне спалося,
Братцы, сон я увидал —
Будто царский воевода
Стеньку Разина поймал!»
 

В Жегули!
(«…Эй, ребята, вверх по утру»)

 
…«Эй, ребята, вверх по утру
Две посудины прошли, —
Что здесь даром заживаться,
Перекинем в Жегули!..»
И с уда́лыми гребцами
По разливу вешних вод
Стенька Разин на охоту
В легкой лодочке плывет…
Знай – ныряй между кустами
Да поталкивай веслом
Застоявшийся в затоне
Прошлогодний бурелом…
Впереди река – что море,
А вдоль берега реки
Разметались на приволье
Рудожелтые пески…
Видно, спешная работа:
Под рулем струи кипят,
Тихий говор раздается,
Да уключины скрипят…
Вот смолою потянуло,
Показались Жегули;
Сосен темные вершины
Обозначились вдали…
Справа, слева обступают,
Смотрят с берега леса, —
Не шелохнется без ветра
Их зеленая краса…
«Ну, – кричит Степан, – дружнее!
Весла в воду, песни в ход!
Ночку, братцы, погуляем,
А на утро – чья возьмет!..
Попытаем в буераке,
Порасспросим у реки, —
Не дадут ли нам подачу
С каравана бурлаки!..
До зари бы только, братцы,
К Молодецкому поспеть,
А теперь – что все примолкли,
Станем лучше песни петь!..».
Атаман тряхнул кудрями,
Сам ногою встал на край:
«Нам без песен не повадно…
Эй, ты, Федька, начинай!..»
Удалая песня разом
Вдруг откуда ни взялась,
И река от этой песни
Словно шире раздалась…
Месяц всплыл – красен и светел,
Ветер с Волги потянул;
Песне темный бор ответил,
Разнося далеко гул…
Да и где родиться песням,
Как не здесь – у этих гор,
Под удары дружных весел
Выбиваясь на простор.
 

* * *

Из-за острова на стрежень

 
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны,
Выплывают росписные
Острогрудые челны;
 
 
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись с своей княжной,
Свадьбу новую справляет —
И веселый, и хмельной.
 
 
А княжна, склонивши очи,
Не жива и не мертва,
Робко слушает хмельные,
Неразумные слова:
 
 
«Ничего не пожалею! —
Буйну голову отдам!»
Раздается по окрестным
Берегам и островам.
 
 
«Ишь, ты, братцы, атаман-то —
Нас на бабу променял!
Ночку с нею повозился —
Сам на утро бабой стал…
 
 
Ошалел!..» Насмешки шопот
Слышит пьяный атаман —
Персиянки полоненной
Крепче обнял полный стан.
 
 
Гневно кровью налилися
Атамановы глаза;
Брови черные нависли,
Собирается гроза…
 
 
«Эх, кормилица родная,
Волга, матушка-река!
Не видала ты подарков
От донского казака!..
 
 
Чтобы не было зазорно
Перед вольными людьми,
Перед вольною рекою —
На, кормилица, возьми!»
 
 
Мощным взмахом поднимает
Полоненную княжну
И, не глядя, прочь кидает
В набежавшую волну…
 
 
«Что затихли, удалые?..
Эй, ты, Федька, чорт, пляши!..
Грянь, ребята, хоровую
За помин ее души!..»