Текст книги "Рим. Новый Порядок. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Молдовану

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Да, это решает проблему, но частично! – снисходительно заметил Гален.

– Я бы не позвал вас, не имея конечного результата своих измышлений, – заметил я его легкое пренебрежение. – Идея не проста, и мне показалось важным показать все промежуточные мысли, как я пришел к этому.

– Что ж, я послушаю до конца.

– Как я сказал, моя последняя идея решала задачу изображения многих чисел, но не всех. Как бы я ни старался, но нужны были символы. Пока я не понял одну простую вещь. Нам не хватало на самом деле еще одного символа!

– Какого?

– Ничего.

– Ничего? Что значит ничего? – нахмурился Гален.

– Это, к сожалению, умозрительно, хотя и на поверхности, – вздохнул я. – Мы изображаем с единицы и считаем с единицы, но мы упускаем такое понятие, как пустота, ничто.

– Ничто? Зачем это изображать? – удивился Гален.

– Но слово для «ничего» у нас есть, – хитро сказал я. – Вот пример: у вас было пять денариев, и вы потратили все пять. Сколько у вас осталось?

– Ничего.

– А как мы изобразим это в записи? Просто пишем «nullus». Нет символа для этого! Для меня это было открытием, когда я шел от 19 в обратном порядке. Вот у нас есть 11 – это десять и один, а десять – это десять и ничего. Эта мысль меня заняла, и я попробовал создать одиннадцать символов, от ничего до десяти. Но опять не решалась проблема с 20, – вздохнул я. – Этот новый символ никак не решал проблему. Я писал «два», «десять» и «ничто». Три символа. А двести? «Два», «новый символ для ста». А писать ли тут «ничто»? В общем, это вносило путаницу.

– Именно, – кивнул Гален. – Это какая-то путаница, твоя система.

– И вот, наконец, я дошел до идеи, которая решила все путаницы, – торжественно сказал я.

– Да? Как же?

– Меня ввело в заблуждение слово "десять" и необходимость в его символе. Однако! Я понял что десять тоже можно изображать как составное!

– Это как?

– Если мы будем считать не от одного, а от ничто, то десять можно изобразить как «один», «ничто». Это кажется глупо, но я понял, что можно изображать любые числа через позицию. Я назвал свою систему позиционной. Смотри!

Я написал римские числа в ряд, а ниже свои от нуля до 9. Потом рассказал, что это всё – единицы. А числа от 11 до 19 – это десятки и единицы, где единицы остаются неизменными, а перед ними рисуется новая позиция. А потом сотни. Все же объяснять это намного труднее, чем просто изобразить. Я писал разные числа, которые диктовал Гален, сопоставляя римские старые обозначения. Над своими я рисовал колонки, которые были бы наглядными для понимания позиции.

А потом познакомил его с символами операций и показал ему простые сложения и вычитания. Сначала с малыми числами, а потом с тысячами. Простота и легкость, с которой было возможно делать сложения и вычитания, привели его в восторг.

– Гениально! – наконец воскликнул он. – Твоя система сложна только в объяснении. Но в употреблении она проста. Действительно, разница становится очевидна при больших числах.

– Я чувствую возможности для развития исчислений, – задумчиво сказал я.

Умножение и деление будут чересчур сложными для первого раза. Слишком невероятно.

– Но я всё же не понимаю, почему ты мне её рассказал? Ты ведь никому её ещё не показывал, да?

– Вы первый, – подтвердил я. – Как я сказал, Питолаус слишком хороший учитель. Он умеет лишь объяснять, говорить и проверять, но не желает слушать.

– Император?

– Он слишком занят. Да, возможно, стоило ему первому сказать. Но я хотел, чтобы вы помогли мне в этом. Думаю, будет проще объяснить.

– Конечно! – восторженно воскликнул Гален. – Я считаю, что мы должны обязательно это рассказать, и сделать это уже этим вечером.

– Большее количество людей может осложнить объяснение, – выразил я сомнение.

– Возможно. Давай тогда вдвоем, прямо сейчас отправимся к Марку Аврелию. Захвати эти папирусы! Мы должны рассказать это миру! Тебя ждет слава, цезарь!

Вот и отдохнул. Вздохнув, я собрался следовать за возбужденным Галеном, спеша поведать миру о революции в математике.

***

Отец был немного занят, что неудивительно, и нам пришлось полтора часа подождать своей очереди. Хорошо, что был организован стол с закусками. Наконец мы дождались аудиенции, и повторилась история пояснений. Отец молча и внимательно слушал, кидая цепкие взгляды на меня. Конечно же в ходе пояснений мы его запутали, но все решилось примерами на папирусе и задачами. Когда же он ее понял, он некоторое время молчал. Потом поднял взгляд на меня.

– Хм... Ты, похоже, серьезно поработал над этим, Люций, – сказал отец, его взгляд становился более задумчивым. – Мне нравится, как ты проникаешь в суть вещей, как подходишь к проблемам. У тебя философский склад ума, и ты умеешь видеть вещи глубже, чем многие другие. Это, безусловно, достойно уважения. Но ты должен помнить, что любые изменения требуют времени и терпения, прежде чем они будут восприняты всеми. Ты начинаешь двигаться в правильном направлении, но стоит помнить, что прежде чем внедрять такую систему, нужно удостовериться, что она будет действительно удобной и полезной в долгосрочной перспективе. Важно, чтобы она не только решала задачи, но и была понятна каждому, кто её применяет.

Я поклонился отцу, принимая его слова благодарности и замечания. Да, он был прав. Для меня же это было именно то, что я хотел услышать. Что ж, Марк Аврелий, ты прав, и тебе, вероятно, еще предстоит столкнуться с последствиями твоего признания. Цифры – это хорошо, это важно. Но это лишь кирпич в основе того фундамента, над которым я начал размышлять в последнее время.

А спустя пару дней, вечером, с подачи императора была поднята тема новых цифр. Это оказался жаркий день во всех смыслах. Я быстро понял, что обсуждение – это не только проверка моей системы, но и отличный способ выявить прогрессивных мыслителей и консерваторов. Постарался запомнить, кто занял какую позицию, анализируя их высказывания и реакции. Впрочем, в конце концов, победили простота и наглядность примеров сложения и вычитания.

На вечере присутствовал и Питолаус. Он бросал на меня задумчивые взгляды, но не вмешивался в обсуждения. Однако в самом конце, когда жаркие прения уже утихли, он неожиданно поднялся и сказал:

– Наш юный цезарь, видимо, так сильно не возлюбил абак, что создал целую систему, обходящуюся без него.

В его словах послышалась лёгкая ирония, и многие собравшиеся заулыбались. Затем он продолжил, более серьёзно:

– Я горжусь тем, что был знаком с этим гением. И мне стыдно, что я не смог разглядеть его талант вовремя. Но я признаю свои ошибки. Без признания ошибок невозможно познать математику. Она, как никакая другая наука, не терпит неточностей. Любая ошибка – это не вина математики, а человека, неверно применяющего её.

Он сделал паузу, и я почувствовал, что его слова идут от сердца. Затем он сказал, глядя прямо на меня:

– Люций смог проникнуть в суть математики так, как никто из нас. И потому я прошу разрешения у Августа сложить с себя полномочия учителя цезаря. Мне больше нечему его учить. Ученик превзошёл учителя.

Его последние слова прозвучали пафосно, но искренне. Я был немного ошеломлён. Честно говоря, я ожидал куда более сдержанной или даже скептической реакции. Но Питолаус внимательно слушал всё обсуждение, а затем с честью признал мою систему.

Я встал и, сдерживая эмоции, ответил:

– Учитель Питолаус, мне приятно ваше признание, – кивнул я. – Но на самом деле, мне приносят радость не похвалы или оды, которые могут сочинить в мой адрес, а то, что я смог внести свой вклад в общее дело. Меня согревает мысль, что то, что я создал, может служить нашему миру. Большего мне и не нужно.

Я сделал паузу, чтобы взглянуть на собравшихся, и продолжил, улыбнувшись:

– Я уверен, что математики, получив эту систему, смогут продвинуть знание о числах намного дальше, чем это удалось мне. И я буду искренне рад их успехам. Значит, мои бессонные ночи были потрачены не зря.

Затем я вновь повернулся к Питолаусу:

– А насчёт учения с вами, позвольте мне попросить вас продолжить наши уроки. Я уверен, что теперь, вместе с вами, освоение науки станет намного плодотворнее. Возможно, нам стоит учиться новому вместе.

Питолаус задумчиво кивнул, а в зале повисла тишина, полная одобрения и уважения.

***

Был ли я уверен, что стоит внедрять новую систему цифр? Да, это было необходимо, пусть и не настолько очевидно в настоящем, но заложило бы основу для будущего. Ожидал ли я сопротивления? Безусловно. Я знал, что моя система лучше: опыт подсказывал, что нынешняя римская система исчислений – тупик. Однако я принимал во внимание человеческую инертность, лень и природное сопротивление всему новому. Обычно такие изменения требуют времени и медленного привыкания.

Каково же было моё удивление, когда я обнаружил неподдельный энтузиазм и ажиотаж среди знати в лагере. Многие спешили познакомиться с новой системой. Возможно, свою роль сыграли скука и муштра, которые заставляют искать любые новости и развлечения. А тут – моя система, воспринимаемая почти как интеллектуальная игрушка. Это было почётно, занимательно и, возможно, даже полезно.

Спустя каких-то две недели ко мне начали подходить самые разные люди: префект лагеря (praefectus castrorum), писцы (librarii), мензоры (mensores), корникуларии (cornicularii), фрументарии (frumentarii), и даже чиновники, подчиняющиеся губернатору, отвечающие за снабжение армии, – бенефициарии (beneficiarii consularis). Пару раз даже заглянули опционы (optio fabricarum), ответственные за ремонт и материалы.

Все эти люди, связанные с вычислениями и учётом, как лесной пожар распространяли мою систему. Они учили друг друга, демонстрировали её возможности и восхищались тем, как легко, запомнив всего десять символов, можно было записать любое число. А вычисления без абака приводили их в восторг.

Хоть и мельком, но каждый находил время поблагодарить меня за это нововведение. Я был не только удивлён таким массовым интересом, но и искренне польщён. Признаться, не ожидал.

Глава 9

924(171) начало мая, Карнунт, Паннония

Весь этот ажиотаж вокруг цифр немного отвлёк людей от тех проблем, с которыми столкнулась Империя. Конечно, о войне никто не забывал, но исчезло то гнетущее напряжение, которое накапливалось всё это время. Казалось, что это новшество сыграло роль своеобразной психологической разгрузки.

Как-то Декстер, усмехаясь, сообщил мне, что уже появились новые игральные кости с изображениями моих цифр. Говорят, это связано с удачей и какой-то магией. Я не стал углубляться в тонкости лудомании и поверий, но меня порадовало осознание, что моя система начинает медленное, поступательное внедрение в повседневную жизнь.

Если эти кости помогут людям быстрее запомнить новые символы и привыкнуть к ним, то пусть играют.

Вчера Фуст предупредил меня о предстоящем военном совете, поэтому, направляясь к месту его проведения, я слушал Декстера, который снова рассуждал о связи новых цифр с удачей.

Зайдя в помещение, я привычно поприветствовал собравшихся. Ко мне уже успели привыкнуть, и та настороженность, что ощущалась вначале, почти исчезла. Атмосфера стала более непринуждённой. Люди начали вести себя свободнее, что я всячески поощрял. Теперь советы разбавлялись армейскими шутками, байками и даже порой крепким словцом – правда, это не слишком нравилось отцу.

Отец начал совет с последнего донесения:

– Вчера нам прислал отчёт наместник Дакии, Секст Корнелий Клементс. Он сообщает об успехах в переговорах с племенами лакрингов и хасдингов. Эти варвары жаждут военной добычи, и им аккуратно намекнули, что прошлогодний поход костобоков принёс богатую добычу.

– Но ведь… – начал было я, намереваясь возразить.

– Да, Люций Коммод, ты прав, они вернулись ни с чем. Но зачем об этом знать вандалам? – с лёгкой усмешкой сказал отец. – Наместник утверждает, что лакринги и хасдинги уже должны были начать действовать.

– Хорошая идея, – заметил я.

– Идею можно развить, – продолжил отец. – Двум волкам не хватит одной овцы. Надо бы подтолкнуть их к тому, чтобы они передрались между собой после победы.

– А потом предложить костобокам помощь против вандалов, – вставил Помпеян с лукавой улыбкой.

– Я бы вырезал их всех подчистую, – резко сказал Нигер, оскалившись.

Отец задумался на мгновение и, нахмурившись, добавил:

– Если они согласятся принять наш клиентский статус, то, возможно, стоит так и поступить. Хотя бы немного выпустим кровь варварам по ту сторону Дуная. Это поможет нам не распылять силы, когда угроза маркоманов остаётся нерешённой.

Далее на совете обсудили детали стратагемы и составили инструкции для наместника. После этого перешли к рутинным проблемам лагеря: болезням, тренировкам, комплектации, недобору в легионах, вопросам снабжения. Это было не самое захватывающее занятие, но, крайне важное. Такие обсуждения дисциплинируют и воспитывают понимание управления.

Летом мне исполнится десять лет. Несмотря на уважительное отношение ко мне благодаря моему положению, я всё ещё испытываю комплекс из-за своего возраста. С другой стороны, торопиться никуда не хочется. Я всё больше понимаю, что этот период – основополагающий, возможно, даже более важный, чем тот, когда я буду править лично. Хотя личное правление, не означает единоличное.

Отец, например, довольно успешно правил вместе с Люцием Вером, пока тот не умер, к сожалению. Однако я замечаю, что теперь он не спешит вновь делить власть с кем-либо. Возможно, опыт подсказал ему, что единоличное управление более надёжно. Или же он просто не видит подходящего кандидата.

924(171) июнь, Карнунт, Паннония

Западнее Карнунта, в районе Виндобоны, разведка доложила о вторжении новых групп варваров, перешедших Дунай. Среди них оказался сброд из разных племён, но главную силу составляли наристы. Маркоманы, несмотря на свою привычную агрессивность, на этот раз оставались в ожидании. Имея наши силы, стоящие на границе их территорий, они, видимо, не желали оставлять свои земли без прикрытия.

Чтобы пресечь угрозу, в тот регион отправили 1-й Легион Адитрикс и 2-й Легион Италийский, подкрепив их вспомогательными войсками и одной алой кавалерии. Это должно было быть достаточно, чтобы выгнать пришельцев обратно за Дунай.

Для меня же жизнь в лагере продолжалась в привычной рутине. Я продолжал обучение – истории, праву, управлению. Учителя неспешно повторяли важные темы, сопровождая их примерами, чтобы всё надёжно осело в памяти. На тренировках Фуст бурчал, что поспешил объявить меня тиро, явно сомневаясь в моих силах. Тем не менее, я старался выкладываться по максимуму. Теперь, к обычным упражнениям, добавилась ещё и стрельба из лука.

Через три недели, наконец, начали возвращаться легионы, отправленные против наристов. Мне хотелось узнать всё как можно скорее, но я понимал, что новости никуда не денутся, поэтому заставил себя заняться делами.

На следующий день ко мне зашёл Декстер. Его лицо выражало удовлетворение – он, похоже, принёс хорошие известия.

– Сальве, цезарь! Пришли новости от наших легионов, – начал он. – Пертинакс и Валерий Максимиан вернулись с победой. Германцы разгромлены, но самое удивительное – действия Валерия Максимиана. Наристы лишились вождя, а их сплочённость разрушена.

Мой интерес тут же пробудился. Я жестом предложил Титу продолжать.

– Как он это сделал? – спросил я.

– Рассказывают, что Максимиан вызвал вождя наристов на поединок. Говорят, тот был огромным, как дуб, и абсолютно уверен в победе. Но Максимиан... – Декстер усмехнулся. – Как настоящий римлянин, не полагался только на грубую силу. Он сражался с умом и сноровкой. Один точный удар – и германский гигант пал.

– Поединок... – задумчиво повторил я. – И это повлияло на исход сражения?

– Конечно! – удивлённо воскликнул Декстер. – На войне боги дают удачу. И в поединке именно боги являют свою волю. Когда пал их вождь, это было знаком, что удача больше не на стороне германцев. Как можно воевать без удачи?!

Я задумался. Для нынешнего времени война, безусловно, оставалась чем-то священным, наполненным мистикой. А про удачу и ее важность в военном деле я слышал как в прошлой жизни, так и тут мне это постоянно толковали. Порой это преклонение перед удачей переходило в суеверное безумие. Запомнился такой случай в истории про Октавиана Августа. Для меня, это было немного дико, полагаться на удачу, и так преклонятся перед ней. Но есть в этом и разумное зерно. Если всю компанию ведет вождь, и он пал, то его гибель действительно лишает врагов единства.

– Пертинакс быстро воспользовался ситуацией: окружил остатки их сил, и те с позором бежали, – продолжил Декстер.

Этот случай я запомнил как наглядный урок. Вот зачем мне нужны изнуряющие тренировки с Фустом. Конечно, глупо полагаться только на удачу, но хорошая подготовка склоняет волю богов на твою сторону. Боги благоволят тем, кто в поте лица готовится к битве.

Как и ожидалось, меня пригласили на совет. Прибыв туда, я услышал подробности о победе. Лично поздравил прославленных генералов.

Отец внимательно слушал доклады, оценивая действия своих военачальников. Было видно, что он доволен, но говорил строго:

– Эта победа не снимает угрозу полностью. Мы лишили наристов вождя, но это только временно. Они не нападут, пока не выберут нового, но выбор вождя – вопрос времени.

– Однако теперь у нас есть преимущество, – заметил один из легатов. – Их вождь мёртв, их силы разбиты. Им понадобится немало времени, чтобы восстановиться и решить внутренние споры. Мы можем использовать эту слабость, чтобы укрепить наши границы.

– А что ты думаешь, Люций Коммод? – неожиданно спросил отец, обратив ко мне цепкий взгляд.

Я почувствовал себя немного застигнутым врасплох, но быстро собрался:

– Эта победа важна, без сомнений, – начал я. – Она показывает, насколько значима фигура вождя для племён. Лишившись его, они временно ослабли. Но изберут нового, и тот, чтобы укрепить свою власть, обязательно попытается доказать её через войну. Если мы хотим предотвратить это, нужно привязать их к Риму. Мы могли бы поддержать нашего ставленника – слабого вождя, который будет зависеть от нашей помощи.

Советники переглянулись, а отец кивнул.

– Зрелая мысль. Это один из путей. Но помни, Люций, такие вожди ненадежны. Всегда могут повернуть оружие против нас. Или их свергнут более сильный вождь. Нужно быть осторожным.

Эта победа Максимиана и Пертинакса осталась у меня в памяти как урок. Она показала, как личная доблесть и тактика могут сломить врага, но также напомнила, что война – это не только поле битвы. Это ещё и искусство управлять побеждёнными.

***

Спустя восемь дней после совета, на котором мы обсуждали тактическую победу над наристами, пришли новости с востока. Наместник Дакии докладывал, что взял на вооружение наши инструкции, и теперь костобоки горят в огне набегов лакрингов и хасдингов. Эти племена сжали их в клещи, добивая остатки ослабленных прошлогодним поражением варваров.

Честно говоря, мне их не жаль. Я видел в этом жест Рима всем варварам, что мы будем мстить. Не надо испытывать удачу. Она отвернется от вас в конце концов. Последнее слово будет за Римом.

Лакринги и хасдинги действовали с железной хваткой, но самое интересное в докладе оказалось в конце. Как мы и предвидели, даже без вмешательства римлян, эти два племени, объединившись против общего врага, сцепились между собой после победы. Из-за добычи и разной интерпретации справедливого дележа возникли смертельные конфликты.

Клементс проявил дальновидность, организовав такую ловушку. Одно племя в одиночку вряд ли справилось бы с костобоками, а два – это перебор, который неизбежно вёл к соперничеству. В этом была вся суть плана: Рим умело натравил врагов друг на друга.

Теперь, по словам наместника, он готовится к следующему этапу плана. Развязка близка, и Клементс рассчитывает на её успех. На две трети план уже выполнен, и это можно считать большим достижением.

Однако, хорошее настроение от этих локальных успехах омрачила новая напасть. На этот раз в совсем иной части Империи.

Набеги мауров с Атласских гор достигли побережья Бетики на юге Испании. Не имея в распоряжении почти никакой силы на этом стратегически важном участке, кроме одного легиона, размещённого далеко на севере в Кастра Легионис, маурские отряды смогли в короткие сроки прорваться в Тарраконскую и Лузитанию. Эта операция стала результатом их молниеносной атаки на более уязвимую часть провинции, где римские силы оказались недостаточно сконцентрированы для обороны. Несмотря на удалённость основных римских войск, мауры использовали свои знания местности и ловкость, чтобы ослабить позиции Империи на этих побережьях. Однако эта угроза требует немедленного внимания и отправки дополнительных войск для защиты ключевых провинций и восстановления контроля.

Наместник Испании уверял, что приложит все усилия, чтобы справиться с проблемой собственными силами. Однако, как он отметил, было бы крайне полезно, если бы император направил дополнительную кавалерию. На совете разгорелись долгие споры относительно наличных сил, возможности выделить подкрепления и необходимого времени для того, чтобы оказать помощь. В конце концов, все пришли к выводу, что угроза слишком серьёзна, и её необходимо решить как можно быстрее. В результате было решено отправить в Испанию имеющиеся в Галлии алы, чтобы предотвратить дальнейшие вторжения и стабилизировать ситуацию.

В конце августа, за несколько дней до моего дня рождения, наместник, похоже, решил сделать мне подарок хорошими новостями. Лакринги изгнали своих бывших союзников – хасдингов из земель костобоков. Вожди побежденных костобоков, оказавшись в крайне сложной ситуации, согласились стать клиентами Рима. В ответ на это Клементс направился в их земли, чтобы освободить их от пирующих победителей.

Не испытывая ни малейших симпатий к этим захватчикам, римляне методично очищали земли, восстанавливая контроль и налаживая связи, где это было возможно. Сильно надеяться на лояльность костобоков в будущем не стоит, но в текущей ситуации Рим поступил правильно. Они напали на нас – мы ответили. На них напали другие племена – мы вмешались, защищая их. И пусть теперь они будут благодарны за нашу помощь.

Таким образом, с военной точки зрения, год можно было считать завершённым. Лето уходило, племена занимались сбором урожая и подготовкой к зиме – время для войны было почти завершено. Зимой войны не ведут. Мы пережили этот год в целом положительно. Наристы были изгнаны, костобоки подчинены. Маркоманы затаились, квады пока что остались в тени, а языгов пришлось снова подкупать. Но ничего, языгам, это золото счастья не принесет.

Единственным омрачающим фактором оставался набег маури, где-то далеко. Я осознавал, что они представляют собой серьёзную угрозу, но в контексте общей ситуации они казались более отдаленной и менее важной проблемой. Моё внимание было сосредоточено на германской угрозе, которую мы ещё не решили. Эта угроза, похоже, не исчезнет в ближайшее время. Поэтому весь мой фокус был направлен на этот фронт. Хотя, конечно, Империя огромна, и порой из-за этого мы упускаем из виду другие угрозы, которые, несмотря на их масштаб, кажутся менее срочными.

Кстати, интересно, что мой отец официально присвоил матери титул Mater Castrorum – в знак признания её усилий и заботы о быте лагеря. Она не хотела сидеть без дела и начала докучать префекту лагеря. Вначале тот отмахивался, но после просьбы отца он согласился, уступить ей в малом, испытать её способности. И не пожалел. Мать показала отличные организаторские и хозяйские способности. Её навыки управления лагерем были замечены всеми, вплоть до рядовых легионеров. За это она снискала уважение и любовь всех. Титул стал официальным признанием её заслуг от лица воинов, и все согласились с этим. Мать была приятно удивлена и счастлива.

***

924(171) октябрь, Тера Марция, Паннония

Закат окрашивал небо над деревней Тера Марция багряными и золотыми оттенками. Обычно Гай Марций Руф находил в этом зрелище покой и умиротворение. Когда это было? Ещё пять лет назад он мог стоять на крыльце своего дома, глядя, как солнце медленно скрывается за горизонтом, и думать, что спокойствие наконец поселилось в его жизни. Теперь же это зрелище казалось зловещим напоминанием о постоянной угрозе. Гай Марций Руф вздохнул обреченно.

Он вздохнул тяжело, потерев мозолистую руку о кожаный ремень, где должен висеть старый, но всё ещё надёжный гладиус. Тот лежал теперь дома. Жить на лимесе – значит всегда быть готовым к бою. Даже до начала войны Гай смотрел за реку с недоверием. Варвары. Для него, ветерана легионов, они всегда оставались источником беспокойства.

Хотя, пять лет назад он уже было поверил что мирная жизнь о бок с варварами возможна. Тогда он уже четыре года как уволился из легиона: двадцать лет службы в легионах, призом за которые стала земля в Паннонии. Да, это лимес, но когда, боги, было, чтобы честным легионерам давали земли в Италии? Гай не роптал: он хорошо усвоил что такое дисциплина. Долгая жизнь в легионе меняет взгляд на мир. Дисциплина, и послушание. Есть декан, который решает вопросы. А если не он, то есть опцион. А центурион это решение любых проблем, с которыми он мог столкнутся в ходе службы. Жизнь простая, где все ясно, что надо делать, а что не надо. И постоянная готовность. Он понимал что не сможет полностью переключится на мирную жизнь. Легион прочно въелся в мозги.

Однако мирная жизнь оказалась не такой простой. Вместе с ним на земли осел десяток его товарищей по контубернии. Подтянулись и несколько родственников из его семьи решившихся переехать. Первое время казалось, что всё идёт как надо. Но вскоре встал вопрос: кто будет принимать решения? Кто будет договариваться с проезжающими торговцами, разбирать споры или организовывать оборону в случае опасности? Вначале они старались обращаться к старшим офицерам, но те, жившие в крупных поселениях, больше занимались налогами и сбором отчётов, чем реальными проблемами. Тогда братья по оружию выбрали его – старостой. Или, как сами решили называть, деканом деревни. Это звучало привычнее.

Если в легионе всё решалось приказом, то здесь требовались дипломатия и умение договариваться. Однако благодаря дисциплине, привитой годами службы, и опыту общения с товарищами, он сумел организовать деревню. Под его началом построили небольшой частокол.

Было сложно, но кое какие сбережения, накопленые. Также пришлось продать пугио, который он любовно украшал всю службу. Эти средства помогли укоренится их маленькой деревне колонистов, которую решили незамысловато назвать Тера Марция. Завели жен и стало легче. Эти селянки, знали как вести хозяйство, что и как нужно устроить. Это сильно помогло. Появилась малышня. Казалось, что они достигли счастья, боги их благословили за труды.

Наладили небольшую торговлишку с граничащами селами варваров. Первое время даже варвары казались терпимыми соседями. Они приносили шкуры, мёд и другие товары для обмена, а иногда соглашались работать за плату на римских полях. Гай начал верить, что мир с ними возможен, пока не пришла война.

Первые сложности начались, когда Люций Вер отправился в поход в Армению. Римская армия требовала больше ресурсов, и налоги начали расти. Это свело на нет усилия по развитию деревни. Рабочих рук катастрофически не хватало. Рабы, которых могли себе позволить только богачи-латифундисты, в этих местах были редкостью, и цены повышены.

Поначалу Гай Марций Руф думал, что сможет справиться. Земляки помогали друг другу, слаженно работали, и деревня держалась. Но варвары, словно почуяв слабину, внезапно оживились. Один из первых набегов стал настоящим ударом. Своими военными мозгами Гай сразу понял, что без укреплений не выжить. Палисад, построенный им в первые месяцы жизни на лимесе, оказался их спасением. Варвары отступили, но потери всё равно были. Двоих мужчин убили в схватке, несколько получили серьёзные ранения. Пришлось тащить пострадавших в ближайший город, где их принял жадный медикус. Он взял неимоверную плату, но, по крайней мере, спас жизни.

Набеги можно было предвидеть. Это всегда было частью жизни на лимесе. Однако следующая беда оказалась намного страшнее. Сначала были только слухи. В таверне мужчины рассказывали друг другу тревожные новости о странной болезни, которая косит людей в городах. Никто не знал, откуда она взялась, но вскоре пришли первые свидетельства из ближайшего городка.

Гай испугался. Он велел всем оставаться в деревне, запретил ездить в город. И все же, несмотря на все меры предосторожности, зараза всё равно проникла в Теру Марцию. Сначала заболела одна семья, потом ещё две. Ещё через неделю деревню охватила паника. Люди умирали быстро, и ничто не помогало.

Больнее всего было хоронить детей. Из десятка малышей в деревне выжили лишь трое: два мальчика и одна девочка. Гай потерял всех своих. Он видел, как его сыновья мучались, слабели и, наконец, покидали этот мир. Боги, казалось, отвернулись. Сам он слёг на месяц, лёжа в бреду и думая, что его дни сочтены. Но, к удивлению, он выжил. Боги решили посмеяться над ним? Они могут.

Жена, к счастью, осталась здорова, но чума выкосила треть Теры Марция. Шесть семей были стерты с лица земли, и деревня больше напоминала руины, чем живое поселение.

Проблемы на этом не закончились. Налоги было нечем платить. Чтобы хоть как-то удержать деревню, Гай обратился к ростовщику в городе. Тот дал деньги, но лишь под грабительские 40 долей. Без этих средств они бы просто не дожили до следующей весны. Всё, что они вырастили на полях и виноградниках, пришлось отдать на налоги и долги.

Может стоит вернутся в легион? Но он уже не чувствовал сил для этого. Не стоит подводить братьев. Что их ждет? Он не знал.

Глава 10

924(171) декабрь, Карнунт, Паннония

Я впервые за долгое время зашёл к матери в её покои. Здесь всё было иначе, чем в моих собственных комнатах или в казармах лагеря. Тепло, уют, но вместе с этим – какая-то отстранённость, словно я был чужим в этом маленьком мире.

Мама нянчила мою младшую сестру, которой недавно исполнился год. Она, крошечный комочек жизни, пока была единственным светлым пятном среди суровых реалий войны. Однако я чувствовал себя здесь немного не в своей тарелке. Может быть, потому что редко заходил, а может, потому что видел, как утомлена мать.

Титул Mater Castrorum, данный ей отцом, приобретал для меня новый, пикантный, оттенок. Я старался не думать об этом слишком много, отвлекая себя разговорами на более нейтральные темы. Ну они же имеют право на личную жизнь, даже во время войны? При той смертности детей в нашей семье, никогда не можешь быть уверенным что хватит. До переезда в лагерь умер мой младший брат, Марк Верус Цезарь (Marcus Annius Verus Caesar). Ему было всего семь лет. Мать горевала в тихую. Я тоже чувствую утрату того красивого братика, который все время тянулся общатся со мной, когда не болел. Мама горевала тихо, сдержанно, как и полагается римской матроне. Возможно, поэтому она так стремилась быть ближе к отцу, а отец, утешил ее. Опять, не те мысли лезут.