Текст книги "Ардагаст, царь росов"

Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7
ХОЗЯИН ЛЕСА

Шумно и весело было в обычно малолюдных окрестностях Медвежьей горы. Со всей Черной земли съехались сюда старейшины, воеводы, волхвы со своими семьями и близкой роднёй. Горели костры. Приезжие пировали и возле костров, и в длинном доме на горе, поставленном ещё будинами. Наедались блинов и напивались хмельного без всякой меры, благочестия ради, ибо веровали: как в эти дни наешься-напьёшься во славу богов и предков, так и весь год будешь сыт и богат.

Катались с обледенелых склонов горы на салазках и на донцах от прядок – чтобы лен хорошо уродил. На льду Десны тешились кулачными боями – и парами, и стенка на стенку. Ездили наперегонки на санях и верхом. Неслись вокруг горы лихие тройки – с песнями, со свистом. Чествовали молодожёнов: то песнями величали, то на санях катали, то заставляли целоваться раз по двадцать, то в снегу закапывали.

Шла Масленая неделя – первая неделя месяца сухого[31]31
  Сухой – март (слав.).


[Закрыть]. Провожали Зиму-Морану и готовились встретить Морану-Весну. В седьмой день первого весеннего месяца свершится чудо: выведет Даждьбог черноволосую коварную красавицу Морану из подземного царства, и станет она вместо холода и гибели нести миру тепло, обилие, радость.

Всё нынче было напоказ: и богатые шубы, и расписные сани, и разукрашенные лошади, и удальство, и разгул. Только за всем этим весельем чувствовалась неизбывная тревога. Все знали: с севера идёт царь Ардагаст с непобедимым войском, с богатой добычей. Что-то ждёт теперь ослушников? А кого страшней было ослушаться – царя или могучих тёмных богов? А вдруг да разразится ещё их гнев над ним и его воинами? Солнце небесное и то на ночь в преисподний мир уходит.

Может быть, от этого страха и гуляли отчаянно, с безобразиями. Даже степенные, уважаемые мужи позволяли себе многое, а молодёжь и вовсе удержу не знала. Обрезали у коней хвосты и упряжь, опрокидывали сани, охальничали при всём народе, воровали в соседних сёлах всё, что могло гореть. Воровали, конечно, не просто так, а для священного костра. И вообще чуть ли не всякое озорство в эти дни оправдывалось прадедовским обычаем. Если в ином мире непорядок, боги между собой разбираются, то что со смертных взять? Больше всех озорничали сарматы. Носились с гиканьем на буйных конях, сбивая людей, перескакивая через плетни. Приставали без разбору к девкам и к замужним. Чуть что, лезли в драку, выхватывали оружие: «Венед, воевать умеешь? Покажи!» Были это не росы, а роксоланы.

Наконец в шестой день сухого разнеслось: «Идут! Идут!» С севера, из-за речки Рожаницы, показались, блестя доспехами на солнце, конные росы. Ветер колыхал красное знамя с золотой тамгой. Рядом развевались стяги лесных племён: дреговицкий с золотым львом, нурский с волчьей головой, северянский с чёрным орлом. Сурово, молчаливо глядели царь и его воины на празднично наряженную толпу, и под этими взглядами невольно умолкали даже пьяные. За конной ратью шла пешая, следом понуро брели пленные голядины. Эти, впрочем, были рады, что поплатились свободой, а не жизнью.

Толпа поначалу совсем притихла, не ожидая для себя ничего хорошего. Потом, увидев северянскую дружину, стали высматривать своих родных, приветствовать их криками, спрашивать о тех, кого в рядах не было видно, – ранены они или... Воины-северяне махали своим руками, откликались им на ходу, но из строя не выходил никто – таков был строгий приказ царя, ибо неизвестно было, что ждёт росов у Медвежьей горы, – может быть, засада. Воины из других племён ругали собравшихся вместо войны на праздник северян, обзывали их трусами, лежебоками, медведями в берлоге.

У ворот священного грродка стояли главные правители Черной земли – Доброгост, Чернобор, Воибор. За ними теснились старейшины. Рядом с верховным жрецом были только его жена – ведьма Костена – и зять-помощник Скирмунт с Невеей. Сильно потрёпанный волками Шумила отлёживался в чаще, Лаума выхаживала его, а Бурмила рыскал по лесам, собирая самых отчаянных голядинов, бежавших от росов в дебри. Владыки Северы стояли пешие, опираясь на посохи. А над ними всеми возвышался, восседая на породистом коне в серебряной сбруе, немолодой уже, но красивый сармат в кольчуге с большой золотой бляхой в виде оленя на груди и красном плаще с похожей на росскую тамгой – царь роксоланов Роксаг, Сияющий Олень. Увидев его, Ардагаст насторожился, готовый ко всему. Этому красавцу и удальцу с чёрной кудрявой бородой и тонкими закрученными усами везло решительно во всём и всё сходило с рук. Он с одинаковой лёгкостью соблазнял женщин и обманывал царей, многие, особенно сами роксоланы, считали его любимцем Артимпасы – богини войны и любви.

Его племя владело богатейшими землями Скифии от Днепра до Танаиса, летом пасло скот у развалин Гелона и других будинских городов (не забираясь, однако, в леса), зимой – на прежних пастбищах царских скифов у Днепра и Меотиды. В своё время он отложился от великого царя сарматов, похитил его жену и вместе с Фарзоем загнал царских сарматов далеко на север. Когда же Фарзой бился с легионами, Роксаг предал и его. Но когда в Империи появились три кесаря сразу, именно Роксаг пошёл вместе с Инисмеем за Дунай и надолго отбил у римлян охоту продвигать границу Империи за эту реку. При этом осторожный и хитрый Фарзой оказался вроде бы и ни при чём: ну, воевали роксоланы с римлянами, а заключить мир помог Инисмей. Роксаг покорялся то Фарзою, то не ладившему с ним царю аланов Гоару, чьи владения простирались от Танаиса до границ Хорезма, а при случае ещё и грозил снова привести на юг царских сарматов. В степи говорили: «Есть три великих царя сарматов, но кто из них самый великий, решает Сияющий Олень».

Этот-то царь сейчас приветственно поднял руку, хитро и весело улыбаясь Ардагасту: мол, угадай, что я тебе приготовил. Зореславич небрежно ответил на его приветствие и окинул укоризненным взглядом старейшин в роскошных шубах:

   – Празднуете, лучшие мужи Северы? Пируете?

   – Пируем, во славу богов и предков, – степенно отозвался Доброгост. Старейшина не дерзил царю, не обзывал безбожным и окаянным, но от недавнего подобострастия не осталось и следа.

   – Мы вот тоже... пировали. На кровавом, огненном пиру! Напоили гостей незваных – упились они, не проспались. А вы вот и званые не явились. Жрали блины да вареники, пока мы за вашу Дебрянщину кровь лили! Помянули вы хоть блинами тех северян, кто в битве пал, кого нелюди Гимбутовы съели?

   – Заложных и неупокоенных поминают на святки да на Ярилу, – преспокойно ответил великий старейшина.

   – Кто в святом бою за светлых богов погиб – не заложные! – возмущённо выкрикнул Славобор.

   – За тех, кто погиб, ты в ответе, отроче неразумный, – наставительно произнёс Воибор. – Ты их на войну повёл, не я.

   – Да, он повёл! И потому отныне великий воевода северянский – Славобор Славятич, а не ты, трус и изменник! – властно произнёс царь росов.

   – На великое воеводство меня племя поставило, – выпятил грудь Воибор.

   – Вы теперь не только в племени живете – в царстве. Моём царстве!

   – А мы тебя, Зореславич, царём не хотим, – всё тем же спокойным тоном уведомил Ардагаста великий старейшина. – Не нужны нам подвиги твои да войны. Соседи из-за тебя на нас пошли. Что же дальше-то будет? Мы люди тихие, а ты на нашу землю битвы богов накликаешь, чтобы от неё одно пепелище осталось. Пусть лучше с нас дань берёт Роксаг. Он и веры нашей не трогает, капищ не разоряет, святых жрецов не губит. Будем кланяться великому царю, чтобы нам быть под царём роксоланов.

«Какому великому царю – не говорит», – про себя заметил Ардагаст.

Чернобор поднял двоерогий посох и возгласил:

   – Царь Ардагаст! Ты неугоден нашим богам. Уйди из Черной земли, твоё царство и так... слишком велико.

Неожиданно на помощь царю росов пришла Саузард. Даже её ненависть к Ардагасту отступила, когда царевна увидела, что завоёванное её отцом может уйти из рук племени. Она взмахнула плетью, подъехала почти вплотную к Роксагу и во весь голос заговорила:

   – Что-о?! Эта земля наша, росская. Попробуй только собрать тут хоть связку беличьих хвостов! Видишь? – Она указала плетью на венедскую рать. – С нами воины леса. Сунься сюда хоть со всем своим войском, и его кости останутся здесь. А тех, кто выберется из леса, перебьют и переловят всадники Фарзоя.

   – Со мной тоже будут воины леса, царевна. – Роксаг, нахально усмехаясь, указал на северянских старейшин. У тех мурашки по коже забегали. Превращение Северы в поле битвы между двумя сарматскими ордами в расчёты лучших мужей никак не входило. Боги бессмертные, хоть бы всё обошлось угрозами!

А росы уже одобрительно шумели, венеды крыли роксоланов руганью, дружинники Роксага отвечали им тем же. Видя, что назревает схватка, Хор-алдар обратился к царю роксоланов:

   – Царь Роксаг! Мы с тобой вместе били римлян. Помнишь, как я спас тебя, когда твой раненый конь завяз в глубоком снегу?

   – Помню. Если бы не ты, висел бы я на кресте, а мой доспех – в римском храме. Артимпаса меня не забыла – послала тебя.

   – Так вот, война между нами нужна только римлянам. Кое-кто на юге очень хочет избавиться от Ардагаста. – Князь пристально взглянул в глаза Роксагу. – Или, может, щедрый Спевсипп уже одарил тебя? Или этого колдуна с чёрной бородой, который стравливает нас между собой? Хочешь ослабить своё племя – позволяй им и дальше водить себя на аркане.

Неприязненные взгляды со всех сторон обратились к Чернобору.

   – Пошарить бы у него в доме, да и в святилище. Небось не меньше римского серебра найдётся, чем у Лихослава, учителя его, – громко произнёс Неждан.

   – Верно. Был у него какой-то грек, ещё осенью, – поддержал сарматича Славята.

Старейшины зашептались, заспорили, одни остались рядом с Доброгостом и волхвами, другие собрались вокруг Славяты.

   – Так каким это богам я неугоден? – в упор взглянул Ардагаст на верховного жреца. – Не греческому ли Гермесу – богу тех, кто колдует, ворует да торгует?

Верховный жрец по-прежнему стоял, величаво опираясь о двурогий посох и словно не замечая собиравшейся вокруг него грозы. Презирая всех, не посвящённых в колдовскую премудрость, он сейчас опасался разве что Вышаты.

   – Да, ему. Гермеса на юге зовут Трижды Величайшим. А у нас – Велесом. Ты что же, думал, воюешь с лешими, чертями, волхвами? Нет, с самим Хозяином Леса. С тем, кого все лесные духи, и звери, и люди-лесовики чтут. Народы в лесу меняются и языки, а законы и хозяева лесные остаются те же. Ты кто, бог, чтобы всё в лесу переменить?

Глаза волхва из-под густых чёрных бровей глядели сурово, обличающе, словно сам бог явился посрамить великого грешника.

   – Он избранник богов! – воскликнул Славобор.

   – Всего-то? – Могучая чёрная борода верховного жреца затряслась от смеха. – А вдруг боги те слабы окажутся против старейшего из богов? Где тогда кости ваши неупокоенные лежать будут, воины светлых богов? А может и вовсе не остаться ни костей, ни души – ничего!

   – Был, говорят, один великий царь, – словно невзначай заговорил Роксаг. – И задумал он на небо взлететь. Сел в корзину, запряг четырёх орлов... Только вот вниз лететь пришлось быстрее, чем вверх. То ли он совсем разбился, то ли голос с неба услышал: не лезь туда, где место лишь богам и духам.

Хилиарх вспомнил, что подобную историю он читал в книге, которую охотно покупало простонародье во всех книжных лавках, образованные же люди над ней лишь посмеивались. Царь там был назван Александром, написал же книгу будто бы Каллисфен – самый учёный из спутников великого завоевателя, брошенный им на съедение львам. Сердце эллина сжалось. Неужели жизнь Ардагаста будет такой же короткой, как у славнейшего из эллинов, а дело его после смерти так же пойдёт прахом? И сохранят ли варвары хоть в песнях память о Солнце-Царе?

Он, Хилиарх, не писатель. Но он сообщит всё, чему был и будет свидетелем, пантикапейскому мудрецу Стратонику. И тот напишет книгу об Ардагасте, царе скифов, именуемых росами. Пусть её читают как сказку, как миф, лишь бы поверили, что можно посвятить жизнь более высокой цели, чем погоня за властью, славой и золотом. И при этом держать в руках меч, а не книги о жизни созерцательной, которая лучше деятельной.

Раздумья эллина прервал голос Вышаты:

   – Ты, верховный жрец, не Велесу служишь. Никто из светлых богов не враг Ардагасту, и праотец богов тоже. Или ты зовёшь Велесом Чернобога – своего хозяина?

   – У Владыки Тьмы два лица, – величаво произнёс Чернобор. – Для слабых, кто ночью без света боится, он – Велес. А для сильных и мудрых – Чернобог. Забыл, чему тебя учили в Чёртовом лесу? А ведь такой сметливый да памятливый был, помню.

   – И у Хозяйки Зверей два обличья. Для добреньких да слабых – Лада. А для тех, кто тёмной ночью никого и ничего не боится, – Яга, – сказала Костена.

Лисья физиономия Скирмунта расплылась в самодовольной ухмылке.

   – Вот так-то! А ещё говорят: Правда, Кривда, зло, добро...

«Повезти этих скифских софистов в Элладу, а ещё лучше – в Рим, и их бы стали чествовать, как некогда Анахарсиса. Тот, правда, учил совсем другому», – подумал Хилиарх.

Лучшие мужи северянские, вконец оробев, молчали, словно перед ними вещали сами боги тьмы. Вдруг, раздвигая старейшин, вперёд вышла Лютица.

   – Нечего словами блудить! Вы, когда порчу наводите, кого зовёте: Ладу с Велесом или Чернобога с Ягой и всем их бесовским племенем?

   – Да когда мы на кого порчу наводили? – развела руками Костена. – Кто такое видел?

   – Кто видел, того уж нет. Или молчит со страху.

   – Клевещешь ты на меня! Небось в верховные жрицы метишь? – воинственно подбоченилась Костена.

   – Это в какие – лысогорские? Себе оставь такую честь.

   – Да ты на Лысую гору и сунуться побоишься, даже если кошкой обернёшься – жёлтой, с кисточкой на хвосте!

   – За вами, медвежьими волхвами, кое-что похуже порчи есть, – вмешался Вышата. – Скажи, Шишок!

   – Это он сжёг колдовским огнём мой лес! – указывая на Чернобора, загремел во всё лешачье горло Шишок. – И глазела на это целая свора колдунов, ещё и сам Чернобог. Да, Чернобог, а не Велес! Где это видано, чтобы Велес кому позволил лес жечь не для посева? И был среди них Визунас, ящерово отродье, что потом на Белизне точно так же лес жёг. Провалиться бы вам самим сквозь землю в то пекельное пламя!

   – Нашёл свидетеля! – нагло усмехнулся Чернобор. – Не устерёг свой лес от пожара, по пьянке небось, а теперь на праведных волхвов всё валит.

   – Твои сыновья четыре племени против нас подстрекали и сами с росами бились. Это не один леший видел, – возразил Вышата.

   – Мои сыновья – взрослые мужи и сами за себя в ответе. Я их против вас не посылал.

   – Гаданиями северян тоже не ты морочил, чтобы на войну не шли? Визунасу не ты с Медвежьей горы чарами помогал? – не успокаивался Вышата.

   – Людям я волю Велеса открывал, не свою. А насчёт чар ты клевещешь на меня не иначе из зависти, что я теперь великий жрец, а у тебя ни кола ни двора не было и нет.

   – Верховным жрецом Северы сделаться хочешь? Не выйдет. Не будин ты и не северянин, а бродяга без рода и племени, как и предок твой Огнеслав, – ехидно усмехнулся Скирмунт.

   – Не смейте хаять великого волхва, бесовы слуги! – возмущённо зашумели росы.

Вышата лишь презрительно взглянул на духовных владык Черной земли.

   – По себе судите. Не бродяга я, а странник. Эта доля не для тех, кто любит крепкие меды, мягкие постели да согнутые спины.

Волхвы стояли друг против друга. Один – в белом плаще поверх сарматского кафтана, лицом – обычный венед, добродушный и открытый. Другой – высокий, дородный, с густой чёрной гривой и такой же бородой, сливавшимися с чёрной тканью плаща и кафтана. Казалось, верховный жрец не пришёл сюда двадцать лет назад, а вырос прямо из земли. Или сама вековечная тьма Черной земли вдруг сгустилась и обернулась человеком с двоерогим посохом. Пеший перед конными, Чернобор не выглядел от этого более слабым или приниженным.

   – Что ж, пусть меня с вами рассудит сам Велес, – медленно, спокойно проговорил чёрный жрец.

   – Готов ли ты к тройному звериному поединку?

   – С тобой? Ты – слуга своего царя, а я служу лишь богам. Царь Ардагаст! Если веришь, что угоден Велесу, войди в это святилище и принеси жертву Хозяину и Хозяйке Леса. Этой ночью, при свете его небесного лика. И если они тебя не отвергнут и не покарают за твои безбожные дела, я сам склонюсь перед тобой и отдам посох верховных жрецов твоему волхву. Признаете ли вы тогда Ардагаста своим царём, лучшие мужи Северы?

   – Признаем, признаем! – закивали головами старейшины.

   – А если бог не примет твоей жертвы, тогда её принесу я, – самоуверенно заговорил Роксаг. – Меня-го он не отвергнет. Богу зверей я приношу жертвы перед каждой охотой, и всякий раз мне везёт. А нужно будет – принесу жертву хоть подземному хозяину, хоть Сырдону – губителю Солнца. Кто силён в ином мире – тот и есть бог, а кто силен в этом – тот и есть царь.

Наглость «любимца богов» и чёрного жреца возмутила росов. Воины зашумели, кое-кто обнажил оружие. Ардагаст внутренне напрягся. Достаточно ему сейчас взмахнуть рукой, и Чернобор с его приспешниками будут изрублены на месте. Покончить разом с этим чёрным пауком, отплатить за погибших в походе! А «любимца Артимпасы» и его дружинников разоружить, высечь и потребовать выкуп, чтобы не лезли в чужую землю.

Но Зореславич помнил, как Куджула Кадфиз пощадил такого же паука – верховного жреца Шивы. Пощадил, чтобы не сделать своими врагами тысячи шиваитов. Погубй сейчас «святого волхва» – и жди потом стрелы из-за каждого дерева и отравы в каждой хате. Ни к чему и нарываться на войну с сильными и воинственными роксоланами. Оставался только один способ одолеть и посрамить всех врагов. И Ардагаст сказал:

   – Я готов принести жертву и не боюсь увидеть богов и ответить перед ними.

   – Я царица росов и буду приносить жертву вместе с мужем, – решительно произнесла Ларишка.

Ардагаст обернулся к жене. Хотел сказать ей, что она – единственная наследница его царства и дела, что не может он лишний раз рисковать её жизнью. Но тохарка лишь склонилась к его уху и прошептала: «Милый, их выйдет двое». И он сразу понял, кто будут эти двое и откуда они выйдут. Не из того места, куда честные жертвы возносятся...

А Чернобор, довольный, что в его ловчую сеть летели сразу две птицы, уже властно распоряжался:

   – Хорошо. Но жрецами будете вы сами. Ни один волхв не войдёт в святилище, даже и я сам. А вы, именитые мужи, соберётесь ближе к полуночи в Велесовом сарае. Пусть всё будет готово для пира. Мы будем чествовать царя Черной земли – того, чью жертву примут боги.

Никто не посмел возразить духовному владыке. Глядя на царя росов, верховный жрец произнёс почти что с издёвкой:

   – Велес и Вела могут явиться во многих обликах. В Велик день медведи и змеи выходят из-под земли. Но до него ещё восемнадцать дней. Плохо может быть тому, кто раньше времени разбудит Великих Зверей...

   – В сёлах и так от гостей тесно. Мы разобьём стан за Рожаницей, – сказал Ардагаст и повернул коня.

По дороге к нему подъехал Ясень и горячо заговорил:

   – Что же ты, царь? Да одно твоё слово, и мы бы их всех... в капусту...

   – Я бы их тоже... в капусту, – улыбнулся царь. – Если бы не был старше тебя... на четыре года. И не повидал мир отсюда до Индии богатой.

А в это время Саузард возмущённо говорила своему супругу:

   – Трусливые лесовики теперь смеют сами себе выбирать царей! И всё из-за этого дурака Роксага. О боги, и он когда-то заглядывался на меня...

   – А ты на него, – заметил Андак.

Царевна не ответила на колкость. Всё внимание Саузард было поглощено появившейся рядом с ней всадницей в доспехах, с такими же длинными тёмными волосами и ястребиным носом, как у самой царевны.

   – Держи этой ночью свою дружину наготове, доченька. Только не лезь в ту заваруху, которую затевает медвежий колдун. Убийце Родичей из неё живым не выбраться. Главное, чтобы наутро здесь не осталось живых царей и цариц, кроме вас с Андаком. Заодно убери колдуна со старейшинами. Покажи этому племени рабов их место. Твоя власть должна быть страшной! С первых шагов! Пусть потом болтают, будто ты обратилась медведицей или драконицей и всех пожрала...

Видела и слышала всадницу лишь сама дочь Сауаспа.

В полутёмном царском шатре сидели при свече Ардагаст с Ларишкой, Седой Волк, Вышата, Милана и Лютица. Волхв озабоченно рассуждал вслух:

– Да, у Велеса и Велы много обличий. Но не меньше у Чернобога с Ягой. Кто же явится – пара Великих Медведей, или Хозяева Леса, или Владыки Тьмы?

   – Кто бы ни пришёл – сумеем встретить. С тёмными богами мы с мужем уже сражались. Да ещё под землёй. А на земле уж как-нибудь справимся. Верно, Ардагаст? – задорно улыбнулась Ларишка.

   – Как бы только вы, воители и богоборцы великие, и впрямь с Велесом и Велой-Ладой не подрались. Чернобору только этого и надо, – без тени улыбки сказал Вышата.

   – Как же их отличить, да ещё в зверином обличье? Наставь, о, великий волхв! – Царица сложила ладони перед лицом на индийский лад.

   – Отличить поможет Колаксаева чаша. Велес не очень-то любит Сварога и его рукоделья. Но бесятся, завидев Огненную Чашу, только те, кому Свет ненавистен.

   – Почему эти медвежьи жрецы при всех сказали, будто Велес – это Чернобог, а Лада – Яга? Раньше они такое разве что своим ведунам да ведьмам говорили, – сказала Лютица.

   – Это значит, решили бесовы слуги свою веру утвердить. Чтобы люди вовсе не верили, что есть Правда на свете. Для этого и нужно Чернобору, чтобы Солнце-Царь погиб в его святилище, от руки богов. А уж каких богов – то верховный жрец сам объявит, – ответил Вышата.

Тут вдруг снаружи донеслись негромкие голоса:

   – Пусти, Ясень. Я такое узнала, что только ему могу сказать.

   – Мне, значит, уже не доверяешь?

   – Глупый ты! Солнце-Царя погубить хотят, понимаешь?

   – Ясень! Впусти её, – приказал Ардагаст.

В шатёр вошла взволнованная Добряна.

   – Ардагаст, солнце наше, не ходи на Медвежью гору! Мы в усадьбе Черноборовой на Святом озере остановились, как всегда на Масленую, я и услышала через стену, как верховный жрец с отцом говорили. Выйдут на вас с Ларишкой вместо богов медведь с медведицей, от которых Шумила с Бурмилой родились, и разорвут вас. Они в заклятой пещере под горой прячутся... Я дождалась, пока матушка заснула, и к тебе пробралась...

   – Спасибо, обнадёжила! Уже легче: мы-то думали, что сам Нечистый с Костяной Ногой явятся, – улыбнулся Ардагаст. – Не бойся: меня ни тигр не съел – видела чепрак мой из его шкуры? – ни черти индийские да бактрийские.

   – А ещё Чернобор говорил: в пещере той врата есть в нижний мир, и он оттуда может вызвать зверей ещё страшнее тех медведей. Да ещё из леса злые лешие ему всякое зверье пригонят.

   – Вот это хуже, – сказала Милана. – Лихослав и тот не рисковал без крайней нужды из преисподнего мира зверей вызывать. Чертей и тех обратно загнать легче, чем их.

Добряна опустилась на кошму, прижала руки к груди. Тревога и мольба бились в её синих глазах.

   – Ардагаст, милый, не ходи в эту берлогу! Ты пришёл – словно солнышко вдруг осветило наши дебри. А погибнешь ты – мне... нам, кто в тебя поверил, лучше не жить. Преисподней станет Чёрная земля, царством Чернобоговым! – Поймав на себе взгляд Ларишки, северянка умолкла и лишь украдкой вытирала слёзы краем платка.

Ардагаст взглянул ей в глаза:

   – Вы все меня Солнцем зовёте. А разве может Солнце утром не вставать? Или вечером не садиться и не идти всю ночь сквозь преисподнее царство?

   – Подниму-ка я сейчас своих волков, – хищно ощерился Волх. – Разорвём в клочья всё это ведовское кодло. Пусть наутро разбирается Севера, какой бог их всех покарал.

   – Не на богов подумают, а на нас с тобой, – покачал головой Зореславич. – Скажут: испугался Ардагаст святых волхвов и спустил на них волколаков, чтобы осталась Чёрная земля без волшебной защиты.

   – Нам Хилиарх рассказывал про царя Александра. Ему тоже советовали напасть на персов ночью, внезапно. А он сказал: «Я не краду побед». И победил днём, хотя они были сильнее, – сказала Ларишка. – Ну а нам нужно победить ночью. – Она обняла за плечи Добряну. – А тебе спасибо, девочка. Оставайся у нас в стане до утра. Завтра тебе Чернобор уже не будет страшен, вот увидишь.

   – Ой, не надо, – внезапно засмущалась северянка. – Это же не на Купалу. Меня и так дразнят и царицей, и сарматкой, даже царёвой наложницей. Пусть меня Ясень проводит, а обратно в дом я сама проберусь, меня собаки Черноборовы знают.

Она торопливо вышла. Проводив её взглядом, Зореславич деловито сказал:

   – На Медвежью гору со мной пойдёт русальная дружина. На Масленицу ведь тоже рядятся. А ты, князь, со своими волками будешь в засаде возле горы. Следи, чтобы никакая тварь не прорвалась на городище. Остальная рать пусть отдыхает. Незачем воинам зря на чары нарываться. Да и много чести ведунам – всем войском твердыню их медвежью брать.

Месяц-Велес пас звёздные стада по безоблачному тёмному небу. Он пас их ещё в те времена, когда люди не приручили ни овцы, ни коровы, ни даже собаки. Только тогда это были стада диких коней, туров, зубров и иных, забытых уже зверей, на которых охотился человек внизу, на холодных равнинах, безлесных, но обильных травами. Две Великие Медведицы, мать и дочь, бродили тогда по небесной степи, пока однажды не обратились в золоторогих олених и не изгнали Мороз с ледяных равнин, обратив холодную степь в болота, а затем в леса. Сейчас лишь острые рога старейшего из богов заливали небо серебряным светом, а его круглое лицо, мудрое и лукавое, таилось в темноте. Чернели внизу бескрайние леса, сияла белизной долина Десны, алмазами переливался ледяной панцирь священной горы.

Снег ещё не таял, но уже не было жгучего, нещадного холода, не было даже холодного ветерка. Мороз-Чернобог бессилен был удержать в подземном плену свою черноволосую молодую супругу, и торжествующий златоволосый Даждьбог вёл её из тёмных пещер к людям. Всё замерло в ожидании её прихода.

Старейшины Черной земли важно, не спеша сходились к Медвежьей горе. Обледенелый вал, ров и частокол защищали священное городище. Но главной его защитой служили благоговейный страх перед богами и чары жрецов. Поэтому вместо моста ров пересекала напротив ворот широкая насыпь. Тех, кто попытался по ней идти приступом на ворота, понадеявшись лишь на оружие, ждала страшная участь. Из них – скифов, голядинов, сарматов – не возвратился живым ни один.

С внутренней стороны вдоль вала тянулся длинный узкий дом, прозванный Велесовым сараем. В нём не жили – лишь пировали по большим праздникам: на святки, Масленицу и Велик день. В тёплое время праздновали в лесу, у Святого озера. Внутри дома не было ничего, кроме земляных скамей вдоль стен, длинных столов и нескольких очагов. Ворота городка – двойные, крытые высокой крышей – делили дом надвое. Снаружи ворота, называвшиеся Золотыми, были покрыты резьбой и окрашены дорогой бронзовой краской.

По старому обычаю, старейшины венедских сёл шли пировать в правую, южную половину дома, а будинских – в левую, северную. Во многих сёлах, впрочем, будины и венеды жили вперемежку, молодёжь же, выросшая за двадцать лет, вообще предпочитала говорить по-венедски и не очень-то считалась родами. Левую половину называли «пеклом», правую – «раем». Некогда в «раю» сидели южные будины, почитавшие весёлого Рагутиса, в «пекле» – северные, поклонявшиеся мрачному Вельнясу-Чёрту.

Над валом возвышались деревянные фигуры зверей и птиц – медведь, вепрь, лев, змей, ворон, рысь и другие, всего двенадцать. Двенадцатью животными, по числу месяцев, может оборачиваться великий волхв, познавший тайны всех двенадцати богов, владеющих годовым кругом, и немногие из волхвов этого достигают. Над самыми воротами широко раскинул крылья чёрный орёл. На створках Золотых ворот были вырезаны лев и медведь.

Многие из лучших мужей не явились, предчувствуя, что этот полуночный пир добром не кончится. Из остальных немало пришло лишь потому, что не угодить грозному верховному жрецу или непобедимому Солнце-Царю было ещё страшнее. Каркал где-то в лесу ворон, ухал филин, хохотал и свистел леший, и сердца мужей тревожно сжимались, чувствуя: кончается тихая, хоть и опасная лесная жизнь, и грядёт что-то новое, неизвестное, то ли чёрное, как безлунная ночь, то ли светлое, как блеск Колаксаевой чаши.

Старейшины подошли к насыпи. Распахнулись Золотые ворота. Слева, у медведя, стал Чернобор, справа, у льва, – Костена. Рядом с верховным жрецом появился, небрежно поигрывая темляком, Роксаг. Предстоявшее было для него скорее забавой. Если он не должен завладеть Черной землёй, то всё равно останется царём, одним из самых сильных в Сарматии. Он не какой-то бродяга и искатель царств вроде Ардагаста, а царь и сын царя, рождённый от старшей царицы и воспитанный по-царски. Раз уж боги дали ему такое высокое рождение, значит, не случайно ему во всём везёт.

Доброгост уже ступил на насыпь, и тут вдруг Славята опередил его, резко обернулся и, подняв посох, громко, решительно заговорил:

   – Ну что, мужи северянские, не надоело выгадывать, перед кем бы согнуться? Эх вы! Солнце праведное пришло в наши дебри, а вы его – испытывать... Словно без того не знаете, каким богам свет даждьбожий неугоден. И кто испытывать велит? Те, кому в пекле место! Вот что: кто хочет Солнце-Царя, пусть идёт за мной на райскую сторону. А кому любы Чернобор с любимцем этим, что уже на ваших жён и дочерей заглядывается, – идите на сторону пекельную!

Костена, задыхаясь от негодования, двинулась на Славяту с поднятыми кулаками.

   – Ты что, волхв, чтобы тут распоряжаться? Ты кого это в пекло посылаешь?

   – Я бы тебя и подальше послал, кабы не в святом месте.

Старейшины затаили дыхание – заворожит сейчас непокорного главная ведьма, испортит, оборотит невесть кем! Волхвы светлых богов стали протискиваться вперёд. Но самой первой на пути у Костены с кошачьей быстротой встала Лютица. Она не стала колдовать или пускать в ход свои сильные руки, но одного взгляда жёлтых глаз природной ведьмы хватило, чтобы остановить ведьму учёную.

   – Кто у тебя за спиной? Там, на воротах? Лютый зверь солнечный! А я – Лютица! Мне к нему и вести людей. А ты иди вон туда, к мужу своему. И только попробуй тронуть кого – я тебя в клочки изорву, хоть в каком обличье! Поняла, медвежья подстилка?

   – Иди сюда, Костена, – раздался спокойный, уверенный голос Чернобора. – Кому в Ирий не терпится, скатертью дорога. Только вот куда придут-то?

   – Ирий – он на небе, для мёртвых. А кто его на земле ищет – как раз в иной мир и попадёт прежде времени, – ехидно произнёс появившийся рядом с верховным жрецом Скирмунт.