Текст книги "Убийства с уведомлением (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Малиган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Ген прокурор некоторое время зачаровано смотрел на пятно, и оторвал от него взгляд лишь, когда Мерседес начла замедлять скорость, впервые за все время их поездки. Если им по дороге и встречались светофоры, то для этой машины они были все равно, что в другом измерении.

Это был первый полицейский кордон. Ген прокурору даже не пришлось самому вступать в дискуссию, его шофер что-то сказал дежурившему сержанту, и тот беспрекословно пропустил Мерседес вперед. На следующих кордонах им даже не пришлось останавливаться, им преждевременно расчищали дорогу.

– Приехали, – только и смог выдавить из себя водитель, когда Мерседес остановился.

Георгий Константинович вышел из тачки, ничего не сказав шоферу в ответ, тот был ему за это только благодарен. От разнообразия машин самых различных муниципальных служб рябило в глазах: скорые, пожарные, копы, для полной картины не хватало разве что танка.

– Ебучий парад, устроили тут, – процедил сквозь зубы ген прокурор. – Имбицилы!

– Георгий Константинович!

Ген прокурор посмотрел в сторону, откуда доносился голос, перед ним стоял, этот вызванный из Киева следак. Ему захотелось размажить его сочувственное лицо об асфальт. Единственное что остановило Георгия Константиновича от этого, было осознание того, что как бы ему не хотелось, легче ему от этого не станет.

– Примите мои глубочайшие соболезнования, и заверения в том, что на данный момент мы...

– Где это произошло? – спросил ген прокурор.

По его тону, киевский следователь, сразу понял, что в дальнейшем ему лучше воздержаться от высказываний подобного рода. Он, молча, пошел к месту последнего «приземления» Кати. Ген прокурор, также сохраняя гробовое молчание, последовал за ним.

Человеческое море расступалось перед этой траурной процессией. Никто не рисковал даже попытаться высказать свои сочувствия ген прокурору. Все соболезновали молча, или делали вид. Для многих из них, это был лишь повод позлорадствовать. Недоброжелателей у людей занимающих подобные должности хватало везде.

Киевский следователь и ген прокурор пересекли очередную заградительную желтую ленточку и оказались внутри последнего кордона. Тело Кати было накрыто одеялом. Георгий Константинович опустился на колени перед телом дочери, и убрал одеял с ее головы.

Катя свалилась на асфальт плашмя, левая сторона ее лица была раздроблена, глаз вытек, на его месте было лишь отверстие неправильной формы. Правая же часть головы почти не пострадала.

Ему вспомнилась фраза из одного советского мультика, который они смотрели когда-то, много жизней назад: «Если отрубить тебе пол головы, то вторая вряд ли понадобиться».

Ее правый глаз был открыт, а на выражении оставшейся половины лица, застыл ужас. Георгий Константинович протянул руку и закрыл его. По правилам суд мед экспертизы, запрещалось кому бы то ни было, кроме представителей эксперт группы, прикасаться к телу. Никто даже и не заикнулся об этом.

Георгий Константинович в последний раз взъерошил дочери волосы, мысленно попрощался с ней, и закрыл одеяло.

– Я конечно понимаю насколько вам сейчас тяжело, но мне нужно...

– Это моя дочь, – ответил прокурор.

– Да но..., – справа от них блеснула вспышка, какой-то местный идиот пытался сфотографировать место преступления, и забыл ее выключить. К нему тут же подлетел ближайший коп, выбил у него телефон из рук, и наступил каблуком служебного сапога.

Неопытный папарацци пытался было протестовать, но получив дубинкой в солнечное сплетение упал и заткнулся.

– К вашей дочери была приставлена охрана?

– Да.

– Где они!? – спросил киевский следователь. – Мы должны их найти и допросить как можно скорее.

– Я не знаю, – ответил ген прокурор. – Да и какая разница. Может он и до них добрался!

– Он!?

Георгий Константинович не обратил на высказывание киевского коллеги внимания. Он обвел взглядом окружающий его район. Почти во всех квартирах горел свет, что было не удивительно, учитывая этот санкционированный парад. Толпа вокруг них потихоньку увеличивалась.

– Еще ведь слишком рано идти на работу, – тихо сказал ген прокурор. – Поглазеть сбегаются суки!

Его телефон ожил, Георгий Константинович посмотрел на экран, номер был скрыт. Он пересек желтую ленту, продолжая игнорировать вялые попытки киевского следователя к сотрудничеству. Все остальные разбегались от него, благоразумно старясь не попадаться на глаза, и делая вид, что очень заняты. Даже киевский следователь за ним не пошел, тоже делая вид, что отдает очень важные приказы.

Георгий Константинович потянул колечко на экране своего смартфона вниз, отвечая на вызов, и поднес телефон к уху:

– Все еще считаете мою работу топорной?

В голосе звонившего слышалась нескрываемая издевка, смешанная с торжеством.

– Пророк!? Зачем ты мне звонишь?

– Правильный подход! Могу сказать вам, куда рванули те два дебила. Что вы с ними сделаете, если я вам скажу?

– А почему ты сам их не убил?

– Не хотел лишать вас удовольствия!

– Не надо, – ответил Георгий Константинович. – Я сам их найду. А затем и тебя!

– Чего раньше-то не искали!? А может, поделитесь вашими ближайшими планами? Я вам даже дельный совет дам. Все-таки я намного лучше разбираюсь в психологии психопатов, чем вы.

– Считаешь себя самым умным!?

– Нет. Умнее большинства – да! Нет ничего плохого в том, чтобы знать, и умело использовать свои достоинства!

– Что ж, я готов признать, что ты достаточно умен для того чтобы не попадаться еще некоторое время, но могу тебя заверить что я не пожалею НИЧЕГО, чтобы тебя достать.

– Даже жизни вашей младшей дочери!?

– Ты не..., – договорит у него не получилось, Георгий Константинович понял, что впервые в жизни ощущает животный страх.

– А как, по-вашему, я вышел на Катю!? Оказывается вы не так уж и равнодушны к слезам представительниц слабого пола!

Прокурор молчал. Трижды проклиная себя за то, что поддался на Надины уговоры!

– Да расслабьтесь вы. Насчет вашего милого Единорожак у меня пока нет никаких планов. Но.... Если у вас все-таки получиться подобраться ко мне, а я до конца не исключаю такой возможности, то кто знает!? Прижатый к стенке, раненый зверь – самый опасный.

Георгий Константинович молчал. Он уже не мог говорить. Просто не знал, что вообще нужно говорить в данной ситуации.

– На самом деле самый ценный совет, который я могу вам сейчас дать – это забыть обо мне, и попытаться спасти остатки того, что вы называете своей семьей. Тогда я тоже навсегда забуду о вас.

– Нет, – в голос ген прокурора, начала возвращаться всегда присущая ему «сталь». Ненависть сменила страх. Он сделал выбор, обрекая себя на учесть графа Монте-Кристо, до самой своей смерти. – Я не остановлюсь не перед чем!

Если бы не стальной корпус, его телефон постигла бы участь недавнего, недопитого стакана виски, настолько сильно он сжимал его в руке.

– Понимаю, и, наверное, даже уважаю. Раз жребий брошен, позвольте вас в таком случае немного приободрить! Мы с вами обязательно встретимся. Может быть, чуть позже, чем вам хотелось бы, но ОБЯЗАТЕЛЬНО!! Я буду стоять от вас не дальше чем этот киевский остолоп, мнящий себя Эркюлем Пуаро.

Ген прокурор резко обернулся, за его спиной действительно стоял следователь Панасовский. Сколько он там простоял он не знал, но судя по терпеливому и извиняющемся виду, тот явно не слышал последней фразы, произнесенной прокурором.

– Вы будете смотреть в глаза убийце собственной дочери, но даже и не подумаете о том, КТО на самом деле стоит перед вами. До встречи!

Динамик смартфона начал издавать гудки. Засовывая его в карман, ген прокурор осматривался по сторонам с видом затравленного зверя. Панасовский что-то говорил ему. Он не слышал.

На некотором отдалении от них проходил мимо бомж, бросая на скопление людей в форме косые подозрительные взгляды. В другом конце двора, местный житель заливал пока терпящему его копу, что-то о нарушение гражданских свобод. Оператор пытался подобрать для камеры наиболее выгодный ракурс.

Осматривая лица всех этих людей, ген прокурор потихоньку осознавал, на какую жизнь обрек его этот психопат: в КАЖДОМ видеть потенциального убийцу своей дочери, и точно знать, что ни за что не узнаешь его в толпе, даже если смотреть ему прямо в глаза.

 

Глава 14. Пятая симфония

 

«Я заблокирован, я только пью и пью!» – эта дурацкая песня не отпускала Андрея Сергеевича уже битый час. Избавиться от нее было невозможно, зато она предельно четко отражала состояние, в котором сейчас находился следователь. Последние три дня после самоубийства Дениса, стали для него сущим адом.

– Это не было самоубийство! – в очередной раз отдернул себя Андрей Сергеевич. – Этот урод промыл бедному парню мозги!

Цепочка событий вновь вернулась к тому роковому выстрелу. Следователь не мог выкинуть эти образы из головы, и знал только единственный способ помочь себе выдержать это самобичевание еще раз. Он налил пол стакана водки, и осушил его за несколько глотков.

Знакомое ощущение тепла начало распространяться от горла вниз к желудку, не принося при этом полного избавления от преследующих Андрея Сергеевича видений, но по крайне мере водка давала возможность пережить это, пока.

Вот он снова несется вверх по лестнице пытаясь понять, что он мог тогда сделать по-другому. А оказавшись на крыше, оценивает все варианты, каким образом убийца смог ускользнуть прямо из под носа следователя. В том, что Саша был на крыше той многоэтажки, Андрей Сергеевич не сомневался. Но куда он делся потом?

Теоретически у него была масса вариантов, но все они при ближайшем рассмотрении были слишком ненадежными, и не вписывались в аккуратный почерк убийцы. Воспользуйся он одним из них, например, попытайся он затаиться в одной из квартир, то потерял бы драгоценное время, и его бы нашли рано или поздно.

Действовать Саше нужно было стремительно, и это оставляло Андрею Сергеевичу лишь один вариант, настолько безумный, что следователь старался не озвучивать его даже себе.

– Только гребанного человека-паука им здесь не хватало! – так и не найдя никакого разумного объяснения произошедшему, он возвращался непосредственно на место преступления.

Один из его подопечных пытался привести нерадивую журналистку в чувства. Она была в состоянии шока, но по крайне мере могла двигаться самостоятельно, и даже давала односложные ответы. Решив, что Катя была в надежных руках, следователь начал методично обводить глазами комнату, намертво запечатлевая в памяти каждую деталь. Больше сюда его вообще могли не пустить.

В комнате царил бардак, даже если и не брать во внимание нарисованный кровью на всю стену древний знак, и два трупа. Судя по всему, последний день своей жизни Дима провел здесь. По всей комнате были разбросаны следы его причастности к употреблению наркотиков. Из общей картины выбивалась только книжная полка.

Андрей Сергеевич почти сразу заметил, что кто-то очень бережно и аккуратно расставил там книги, так чтобы все их названия читались сверху вниз. Все кроме одной. Следователь успел лишь прочитать ее название, когда в комнату, словно метеорит ворвался Генеральный прокурор Харьковской области, он же Катин отец.

В приступе праведного гнева он заявил, что уволит всех к чертовой матери если с его драгоценной дочерью хоть что-то случилось. Он вообще хотел сразу увезти Катю, но Андрей Сергеевич был с ним не согласен, и настоял на том, чтобы ее допросили немедленно. Тогда он еще был следователем Харьковского уголовного розыска.

Генеральный прокурор свое слово сдержал, причем даже еще до того как его дочери помогли выйти через окно восьмого этажа. Допросы следовали один за другим. На 60 часов, комната для допросов стала родным домом для уже бывшего следователя.

С дела его сняли бы и без помощи прокурора, но благодаря услужливости Георгия Константиновича его еще и с работы уволили. Как оказалось, уволили не только его, но и всех кто хоть отдаленно имел отношение к этому делу. А на их место вызвали команду из Киева.

– Флаг вам в руки! – думал Андрей Сергеевич, по десятому разу отвечая на одни и те же вопросы.

Его обвинили во всем, в чем можно было вообще обвинить сотрудника уголовного розыска в данной ситуации: в преступной халатности, якобы это он должен был отслеживать неустойчивое состояние психики Дениса, а не его психиатр. В превышении служебных полномочий, якобы ему вообще не следовало ехать по тому адресу.

– А что мне тогда нужно было делать!? – в огрызку говорил он им в ответ.

В сговоре с преступником, но это уже звучало как полный бред. О чем он им и заявил. В конце концов, обвинений по статье служебная халатность, оказалось вполне достаточно. Андрей Сергеевич сильно и не отпирался.

Он винил себя в смерти напарника, действительно думал, что мог бы и повнимательнее относиться к поведению Дениса. Хотя анализирую все это, а времени за эти три дня у него было предостаточно, пришел к выводу, что за исключением той фразы, непосредственно перед выездом на место взрыва в боулинге, Денис вел себя нормально, насколько это вообще можно сказать о следователе, расследующем убийства.

Его выгнали, как бешенного пса, без выходного пособия, и живи как хочешь, на минимальную пенсию. Тогда еще следователь подумал, что с этим он уж как-нибудь справиться, поскольку долго задерживаться на этом свете и не собирался. Единственное что удерживало его от немедленного вскрытия себе черепной коробки 9 граммами свинца, вслед за своим напарником, была мысль, что эта сволочь все еще, где-то бродит по его родному городу.

Но каждые выпитые из залпом 100 мл. водки, делали эту мысль все более незначительной, и снижали его веру, в то, что он вообще когда-нибудь смог бы поймать этого ублюдка, даже останься он на своей прежней должности, и даже если бы ему выделили все имеющиеся у уг. розыска ресурсы.

Если бы кто-нибудь из журналистов спросил бы у него об этом, Андрей Сергеевич честно ответил бы, что по его мнению этого парня не поймал бы и сам Джек Бауер. Но никто его так и не спросил.

– Суки! – думал следователь, наливая себе очередной стопарь.

Не то чтобы он так уж любил разговаривать с прессой, но ведь это ОН блять, первым высказал мнение, что в городе орудует серийный маньяк убийца, уже после второго случая убийства наркомана в трансформаторной будке.

Когда он выходил из здания уг. розыска, пускай и не через парадный вход, ни одна мразь из этой журналистской братии к нему не подошла. Все лавры себе уже забрал этот модный киевский выскочка. А о нем все уже успели забыть, как об очередном спившемся следователе. И это при том, что дело об «Убийствах с уведомлением», именно так репортеры все это назвали, только набирало обороты.

Такой игнор, следователя задел, хотя он сам от себя такого не ожидал. Все-таки общение с прессой входило в его обязанности, и теперь ему этого не хватало. Может, это было и к лучшему, никто его не доставал.

Перед тем как уйти в последний в своей жизни запой, Андрей Сергеевич все-таки заставил себя кое-что сделать. Так чисто из любопытства, он хотел проверить, действительно ли для него Пророк, перевернул ту книгу на полке.

Когда он решился спросить об этом у своего заменителя из Киева, тот посмотрел на Андрея Сергеевич как на идиота, но по взгляду этой выскочки, он точно понял, что сам киевский следак, слышит об этом в первый раз.

Сейчас экземпляр «Учение дона Хуана: Путь знания индейцев яки» Карлоса Кастанеды, валялся забытым в углу комнаты. Андрей Сергеевич осилил лишь треть книги, уж очень специфической и сложной к прочтению она была. После третьего стакана водки, он снова взялся за ее чтение, но в подвыпившем состоянии вообще перестал там, что либо понимать, и со злостью забросил ее в угол, так и не поняв, что хотел этим сказать убийца, и вообще не было ли это только голосом его раздутого эго.

Андрей Сергеевич умел пить, всегда знал, сколько ему нужно, и когда надо останавливаться, сейчас же он был перед сложным выбором. Он отставил бутылку и посмотрел вправо и вверх. Там на шкафу стояла икона божьей матери, которая была в их семье всегда. Он помнил эту икону еще ребенком, когда ездил на летние каникулы, к родителям его матери.

Перед самой смертью бабушка подарила ему эту икону. Почему он решил спрятать трофейный ПМ *Пистолет Макарова*, привезенный им еще с афгана, именно в этой иконе, Андрей Сергеевич так и не смог ответить. Но это было своего рода естественным предохранителем, на подобный случай.

Чтобы достать эту икону со шкафа нужно было становиться на стул, что и по трезвому было сделать не так уж и легко. Спасибо архитекторам, предусмотревшим в квартире трех метровые потолки.

Он переводил взгляд с наполненного стакана на икону. Соображать уже было трудновато, пускай он точно знал, что все еще способен слазить за «божьей помощью» на шкаф.

Андрей Сергеевич взял в руку стакан, пытаясь оценить всю абсурдность ситуации, в которую сам же себя и загнал. Он сделал выбор.

– Не дождетесь уроды!

Он выбрал жизнь, но перед тем как жить, он напьется, до беспамятства, так как никто ни допивался, ни до, ни после него.

– За жизнь! – торжественно поднял стакан следователь, по такому случаю, он наполнил его полностью, и влил его в себя.

 

***

За все нужно было платить. Платой за сладкое забвение было похмелье. Чувство отвращения к себе, обычно сразу следовавшее за моментом пробуждения, от того как можно было до такого докатиться, не задерживалось с тобой надолго, почти сразу замещаясь убийственными приступами головной боли, головокружения, рвоты и единственным желанием – поскорее умереть. Но даже на это сил не было.

Очнувшись после алкогольной комы, Андрей Сергеевич обнаружил себя валяющимся на полу, в той же комнате, где он пил последние..., определить точное время, не предоставлялось возможным. Рядом валялся опрокинутый стул.