Текст книги "Зима 41-го (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лифановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

XIX

Комиссию пришлось проходить не в своем госпитале, а в госпитале ВВС, куда его и привез в сопровождении сержанта госбезопасности Сашкин старый знакомый Михалыч. Сержант передал документы и самого Сашку местному особисту и быстренько испарился, сообщив только, что машина будет ожидать товарища лейтенанта, чтобы отвезти обратно, столько, сколько нужно. Местный лейтенант госбезопасности, представившийся Виктором, сопроводил парня до кабинета ВВК и скрылся за дверью с его бумагами. А Сашка, поежившись под внимательными взглядами летчиков, спрятался за обгоревшим капитаном.

Возле кабинета, в котором разместилась военно-врачебная комиссия ВВС РККА, с утра царила суета. Кто-то нервно вышагивал по коридору, ожидая своей очереди, кто-то наоборот отирал спиной стены, а кто-то был излишне разговорчив, сыпля несмешными шутками или рассказывая не очень правдоподобные истории. Здесь все друг друга знали, все друг другу примелькались за время лечения. И когда к ним в сопровождении госпитального особиста присоединился незнакомый молодой паренек с рябым лицом, знаками различия лейтенанта ВВС, совершенно не соответствующими возрасту, и что еще удивительнее с Орденами Ленина и Красного знамени на груди, над которыми поблескивала Звезда Героя, все тут же обратили внимание на него. Кто-то из очередников даже удивленно присвистнул. Мгновение и тишина, повисшая в коридоре с появлением Сашки, опять заполнилась гомоном. Ну, появился новый человек и появился, мало ли откуда он? А то, что награжден– так война сейчас. Правда, с такими наградами!.. Так что волей неволей окружающие приглядывались к пареньку, ну а Сашка исподволь разглядывал народ в очереди.

Летчики, как летчики. Самые обычные, точно такие же, как и в 154-ом истребительном. И разговоры у них в основном об авиации, о самолетах и воздушных боях, где они, конечно же, всех побеждали и если бы не нелепая случайность, то в госпитале никогда бы не оказались. По крайней мере, так можно было подумать по рассказу юного младшего лейтенанта, который отчаянно жестикулируя, излагал таким же молодым младлеям свою версию попадания в госпиталь. Сашка особо к разговору не прислушивался, мысли больше крутились вокруг комиссии и допуска к полетам. Чувствовал он себя отлично, полностью здоровым! Но мало ли что могут придумать врачи, чтобы не пустить его летать? Да и не исключено, что где-нибудь в документах стоит пометочка, поставленная по приказу товарища Сталина, чтобы придержать попаданца на земле, во избежание опасностей.

– Балабол… – раздалось тихое бурчание со стороны капитана.

– Что, простите? – Сашка вынырнул из размышлений. Капитан смотрел на парня тяжелым взглядом. Вся правая сторона его лица была изуродована багровым ожогом, уходящим по шее под гимнастерку. Безволосая голова также была вся покрыта рубцами. Один глаз слезился. Смотреть на летчика было бы неприятно, если бы Сашка и сам совсем недавно не ходил примерно с таким же лицом. Только ему повезло больше, шрамов не осталось. А вот капитану не повезло.

– Клоун, – капитан мотнул головой на младлея и поморщился, – все врет!

– Почему Вы так думаете? – Сашке был рад отвлечься от пустых тревожных мыслей.

– Потому, – капитан явно был не в духе, – ты же опытный, – он покосился на награды парня, – сам понимаешь, так не бывает.

– Да я не прислушивался, – пожал плечами Сашка. Даже если парень и приукрасил что-то, какая разница. Каких только неправдоподобных историй он не наслушался во время своей краткой командировки на фронт. Особенно, когда летчики начинали распускать перья перед Зиной с Идой. Капитан замолчал и насупился, как воробей. Но видимо любопытство, все-таки взяло свое:

– За что Звезду получил?

Сашка махнул рукой:

– Да так. Повезло просто, – он не знал, что еще сказать. Подписку никто не снимал.

– А Знамя тоже повезло? – криво усмехнулся капитан.

– А Знамя вообще случайно получилось.

– Ну-ну, – протянул капитан, – случайно… Тут открылась дверь кабинета и симпатичная медсестра выкрикнула:

– Коротков!

Капитан как-то со всхлипом вздохнул и отлип от стены.

– Извини, брат. Меня зовут.

Не было его минут двадцать. Вдруг дверь резко распахнулась, и появился возбужденный капитан:

– Окопались тут, крысы! Да я товарищу Калинину писать буду! Меня, боевого летчика, списывать!!! А воевать кто будет?! Эти что ли?! – и он махнув рукой в сторону группки младлеев, с силой хлопнул дверью. Постоял задумчиво, раскачиваясь с пятки на носок, развернулся и опять открыл дверь в кабинет: – Извините, погорячился! Проходя мимо Сашки, капитан остановился: – Видишь, что! Списали! Подчистую комиссовали! Ладно, бывай лейтенант, – и капитан, прихрамывая, побрел по коридору. А в это время давешняя медсестричка уже кричала:

– Стаин!

Сашка выпрямил спину и на негнущихся ногах зашел в кабинет, где с удивлением увидел Царькова:

– Аристарх Федорович?!

Профессор улыбнулся:

– Александр, неужели Вы подумали, что я брошу своего самого геройского и талантливого пациента? Итак, товарищи, лейтенант Стаин. Поступил в состоянии средней тяжести. Обморожение лица второй степени, сквозное пулевое ранение брюшной полости, внутренние органы не повреждены, ну и проникающее ранение верхней трети левого плеча без повреждения кости. В рубашке родился молодой человек…

Вот и закончилась его госпитальная жизнь. На руках справка о ранении и отпускной билет на две недели, по истечению которых он должен будет явиться к месту службы. Ха! Как бы ни так! Завтра же! Будет он еще баклуши бить две недели! Дел невпроворот, да и соскучился он по Никифорову, по курсанткам, да и по настоящему нормальному делу. Надо, наконец-то, определиться с теми, кто продолжит обучение, как летный состав, а кто в технические службы уйдет. Отобранных для летной работы ждет жесткая проверка органами НКВД, а потом на базу, на тренажеры.

Петр сразу после возвращения из Волхова навестил Сашку в госпитале, поделился новостями, ну и высказал свое категорическое «фи» за то, что парень не взял друга с собой на фронт. И объяснения, что решение принималось быстро, что кому-то надо было остаться учить курсантов, Никифоровым отбрасывались, как не существенные. Было видно, Петька обижен. Правда, долго обижаться у него не получалось, натура не та, и уже к окончанию посещения все обиды отошли на второй план. Сашка еще раз озадачил Петра отбором кандидаток, на что получил ответ, что такое распоряжение давно уже получено сверху, и отрабатывается всеми инструкторами, которые ждут только его – Сашку. Ибо сказано было, что окончательное решение принимать ему. А еще Никифоров снял груз с Сашкиной души рассказом об эвакуации вертолета в Люберцы.

Оказывается, процесс транспортировки был отлажен еще в Кубинке при переброске материально-технической базы на 290-й завод, где теперь располагалось КБ Миля. К аэродрому кидалась железнодорожная ветка, благо и там и там, тянуть было совсем недалеко. Затем рылся ров в который укладывались рельсы и подавалась четырехосная платформа. По балкам на подколесных катках закатывался вертолет со снятыми предварительно лопастями, домкратился, катки и балки убирались, и вертолет железной дорогой отправлялся к месту назначения. Просто, как все гениальное. Так что сейчас все машины находились в спешно возведенных для них ангарах на территории хорошо охраняемого войсками НКВД завода. Там же расположились и курсы, под которые были выделены нормальные помещения. А самое главное, что на курсах теперь преподает сам Михаил Леонтьевич! В общем, из-за своего ранения Сашка пропустил много интересного и важного. Ничего, наверстает. Главное, военно-врачебная комиссия дала добро на прохождение дальнейшей службы без ограничений.

Но в отпуск по ранению все-таки выпихнули, перестраховщики! И теперь в госпитале его держало только одно дело, которое он лично, можно сказать выпросил у Льва Захаровича, с которым у Сашки после встречи у товарища Сталина сложились, можно сказать, отличные доверительные отношения.

Мехлис с Берией вышли от Иосифа Виссарионовича в прекрасном расположении духа, Василевский остался у Верховного:

– Ну, что, товарищ армейский комиссар первого ранга, доставите нашего юного друга в госпиталь? Я так понимаю, у вас еще не все дела с ним решены? – голос Берии, не смотря на усталый вид, был весел.

– Доставлю товарищ нарком внутренних дел.

– Тогда я к себе, на Лубянку. Всего доброго, Лев Захарович, Александр, – Берия пожал им руки и быстрым шагом покинул приемную, а Мехлис повернулся к Сашке:

– Александр, как Вы себя чувствуете? Сможете уделить мне еще несколько часов или отвезти Вас в госпиталь? – в голосе Начальника ГлавПУРа слышалось искренне участие. Брови Поскребышева в удивлении поднялись, странно было видеть проявление обычных человеческих чувств у всегда сурового и скупого на эмоции Мехлиса. А то, что Лев Захарович еще и интересуется возможностью парня уделить ему время, это было что-то вообще из ряда вон выходящее.

– Нормально чувствую, товарищ армейский комиссар первого ранга, готов работать столько, сколько потребуется, – Сашка действительно чувствовал себя неплохо, несмотря на довольно тяжелый разговор в кабинете Сталина.

– Хорошо. Я хотел бы услышать твои песни. Мы из-за них сегодня и собрались, только вот за другими вопросами забыли. Но товарищ Сталин поручил мне отработать этот вопрос с тобой. Что тебе для этого требуется?

– Гитара, наверное, – Сашка пожал плечами. Ситуация с песнями ему не нравилась, но раз надо, значит надо. – Только это не мои песни.

Мехлис внимательно посмотрел на парня:

– А вот это нам тоже предстоит решить. Ладно, поехали искать гитару. Заедем в театр Красной Армии, там должна быть. Можно, конечно, ординарца послать, но это только время терять.

Сашка замялся, а потом, решившись, сказал:

– Товарищ армейский комиссар первого ранга, если надо, у меня дома есть гитара.

– Дома? – Мехлис задумался, – А что? Так даже лучше! Значит, приглашаешь меня в гости?

Парень кивнул. А потом спохватился:

– Только угощать мне Вас не чем. Месяц дома не был.

– Ну, мы не пряники есть едем, а работать. Ну а чай у моего ординарца в термосе всегда есть.

Сашка смутился. Действительно, какие могут быть угощения. Просто вырвалось от непривычности ситуации. Вспомнилось вдруг, что мама всегда, когда к ним приходили гости, накрывала на стол. И они все вместе пили чай с тортиком или конфетами. А тут Мехлис как раз спросил про гостей. Странно, а ведь Никифорова с Волковым он таковыми не считал, они воспринимались совсем иначе, как свои, близкие люди. И если с Петром все было ясно – друг как-никак, то вот почему туда же попал Волков, было непонятно. Может быть потому, что он был первым, кого Сашка увидел на большой земле, или из-за того, что Волков пригласил его к себе в дом в первый же день пребывания парня в Москве, а может, сыграло роль, что майор воспринимался Сашкой еще и как отец одноклассницы. А может и все вместе.

Доехали быстро. Все-таки квартира была не так уж и далеко от Кремля. Сашка мухой метнулся к управдому и взял ключи от квартиры. Его комплект болтался где-то в госпитале с его вещами, получит при выписке. Короткая пробежка вымотала ослабленный ранениями организм, на лбу выступила испарина, да и запыхался парень сильно.

– Александр, Вы в порядке? – Мехлис не мог не заметить состояние парня.

– Все хорошо, Лев Захарович. Просто не окреп еще, не рассчитал силы, – пробежался он, конечно, зря. Теперь голова слегка кружилась и в висках пульсировала кровь, отдаваясь болью в лицо. Но виду Сашка решил не подавать. Надо быстрее отвязаться от этой песенной эпопеи. А скажи сейчас, что ему нездоровится, Мехлис отвезет его обратно в госпиталь, и лежи там потом, жди, когда за ним опять приедут. Лучше уж сразу все решить. В то, что Начальник ГавПУРа от него отстанет, Сашка не верил. Если уж он дошел с этими песнями до самого Сталина! И дался им его концерт! Зря он тогда пошел на поводу у девушек!

В квартире все было так же, как он оставил в тот день, когда ушел в школу, а оттуда к Сталину и на Ленинградский фронт. Но видно было, что за квартирой приглядывали. Пыли нигде не было, пол был вымыт, на кухне царил идеальный порядок. Костюм, в котором он ушел из дома, был кем-то аккуратно выглажен и повешен на плечики. Сашку кольнуло раздражение. Было слегка неприятно, что в его квартире мог хозяйничать кто-то еще. Но только слегка. Все-таки привычка к казарменной жизни накладывала свой отпечаток, и ощущение собственного личного пространства у парня еще не сформировалось.

Мехлис с любопытством осматривал жилище пришельца из будущего. И то, что он видел, ему нравилось. Неприхотливый в быту, в чем-то даже аскетичный, Лев Захарович ценил такой же подход к жизни и у других людей. А в этой квартире все просто кричало о непритязательном характере хозяина. Повидавшая виды мебель с инвентарными номерами, казенного вида шторы, тусклая лампа без абажура под потолком. Аккуратная стопка учебников и выставленные по линеечке письменные принадлежности на столе тоже многое говорили о характере парня.

– Лев Захарович, чай или сразу к делу? – спросил Сашка на правах хозяина, хотя чувствовал он себя очень не в своей тарелке.

– Ты очень хочешь чаю? – Мехлис как-то незаметно перешел на ты. И к лучшему. Сашке было странно, что этот суровый мужчина обращается к нему на Вы.

– Да, нет? – пожал плечами парень.

– Тогда давай сразу к делу. У меня времени мало, да и тебе обратно в госпиталь надо.

– Хорошо, – Сашка поставил стул к огромному монструозному шкафу и встал на него и достал сверху кофр с гитарой. Удивительно, но пыли не было даже там. Хорошо убирают, надо спросить, кто этим занимается и поблагодарить. А раньше он не замечал, что у него кто-то делает уборку, всегда прибирал сам. Наверное, по поручению Лаврентия Павловича расстарались. А может принято тут так в отсутствие хозяев. Все-таки в бытовых вопросах Сашка был совершенно не подкован.

– Хорошая гитара, – заметил Мехлис, когда парень достал инструмент из чехла.

– Подарок. От мамы с папой на десять лет, – Сашка отвернулся, чтобы Лев Захарович не увидел повлажневших глаз и судороги пробежавшей по лицу при воспоминании о родителях, но быстро взял себя в руки. – С чего начать?

– Начни с тех, что пел в госпитале…

Просидели долго. Сашка пел и записывал слова в тетрадь. Что-то Мехлису нравилось, от каких-то песен он морщился, а то и вовсе тихо ругался себе под нос. Но когда парень прекращал их исполнять, просил продолжать. В конце концов, этот изматывающий концерт закончился. Лев Захарович долго сидел, задумавшись. Сашка ему не мешал, самому нужен был отдых. Вымотался, как во время боя. Все-таки была у Мехлиса какая-то давящая тяжелая аура.

– Да… Странная у вас там была жизнь… – Лев Захарович то ли осуждающе, то ли сожалеюще покачал головой. – Еще что-нибудь споешь?

Парень отрицательно покрутил головой:

– Нет. Не помню больше ничего. Вам на базу надо. Там архив большой. Еще советские песни есть. Они Вам, наверное, больше подойдут.

– Надо. С тобой полечу, этот вопрос уже решенный. А пока давай сделаем так. Сейчас отвезу тебя в госпиталь, лечись, выздоравливай. Как выпишут, позвонишь мне, вот телефон, – Мехлис карандашом чикнул номер, – выступишь на радио. С товарищем Сталиным я этот вопрос решу.

– Товарищ армейский комиссар первого ранга, да какой из меня певец?! Да и засекречен я! Пусть кто-нибудь другой поет! – взвыл Сашка. Не дай бог, услышат его выступление одноклассницы, догадаются же, что это он по песням, да и по голосу. А зачем ему такая слава?! Он и так не знает, как от них отбиваться!

– Не обсуждается! – в голосе Льва Захаровича послышалась сталь, правда тут же, уже помягче, он добавил: – Пойми, Александр, тебе просто необходимо выступить! И с песнями и с рассказом о боевом пути. Что рассказать, мы придумаем, секретность не пострадает. Шестнадцатилетний летчик, Герой Советского Союза, раненый, пишущий и поющий о войне и о победе! Это именно то, что нужно сейчас на фронте и в тылу! Ведь те прекрасные песни, которые пели там у вас, еще не написаны и неизвестно будут ли написаны вообще, ведь ты уже вмешался в ход истории. А их должны услышать! Да и сама идея бойца – автора и исполнителя должна получить продолжение и я этим займусь! Чтобы не всякие там – в голосе комиссара послышалось презрение, – композиторишки в Ташкенте о войне писали, а люди из окопов говорили о том, что им ближе всего. И тебе все это начинать! А мы уж по своей линии поддержим и разовьем. Да и тебе гонорары будут падать, не помешает. А то живешь вон, как во времянке, все казенное, – Мехлис обвел рукой квартиру.

– Нет! – вскинулся Сашка.

– Что нет? Ты отказываешься?! – глаза Льва Захаровича недобро сверкнули.

– Спою, раз надо. А гонорары не возьму! – парень оскорбленно вскинул голову, – Это не мои песни! Не правильно это! Не честно! Да и не надо мне, у меня и так все есть.

Сашка действительно не понимал, зачем ему эти деньги. Он сыт, обут, одет, жилье есть. А на свои мелкие потребности жалования вполне хватает. Даже остается. Тем более в этот раз опять начислили за сбитые. По нынешним ценам не великие деньги, но и с его затратами вполне на уровне. А еще ведь орденские выплачивают – 20 рублей за Красное знамя и 50 рублей за Орден Ленина со Звездой Героя[i]. Да и за квартиру стало обидно. Ну и что, что все казенное?! Все равно он здесь практически не бывает, только ночует и то иногда.

Лицо у Михлиса разгладилось и на нем появилось удовлетворение. Не ошибся товарищ Сталин в парне! Настоящий советский человек он! А то, что не комсомолец, так это временно. Главное нутро у мальчишки правильное – большевистское!

– Вот и отлично, Александр, значит, договорились. А гонорары… Напишешь заявление, будут уходить в помощь фронту…

Сашка кивнул. Помочь фронту это святое. Вряд ли те, кто писал эти песни в их мире были бы против такого.

– Товарищ лейтенант государственной безопасности, приехали, – тихий голос Михалыча выдернул Сашку из воспоминаний. Машина стояла недалеко от госпиталя. Сашка специально попросил не подъезжать прямо к крыльцу. Ни к чему. И так девчонки могут увидеть его в форме и при наградах, потом вообще не отстанут. Тут после того, как его забрал прямо из палаты Лаврентий Павлович от расспросов отбоя не было. Хорошо хоть под шинелью парадку не было видно, да и углядели одноклассницы их издалека, рассмотреть ничего не успели.

Сашка, осмотревшись, выскользнул из машины и стараясь не попасться подругам на глаза дошел до кабинета комиссара госпиталя.

– Здравствуйте Василий Иванович.

– О, Александр, привет! – поднял на него взгляд пожилой дядька с желтым одутловатым лицом и усталыми глазами, – Ну как съездил? Прошел?

– Да прошел! – губы парня растянулись в улыбки. Он был рад, что ВВК не зарубила его, как того капитана. – Василий Иванович, Вам тут должны были для меня пакет передать из ГлавПУРа?

– Есть такое дело, – прогудел комиссар, – полчаса назад привезли. Василий Иванович грузно поднялся из-за стола и, припадая на протез, подошел к сейфу. Открыв его, достал коричневый, опечатанный сургучной печатью, толстый конверт и амбарную книгу. Раскрыв ее, отобразил факт передачи пакета по назначению и дал расписаться Сашке, потом Сашка расписался на отдельном бланке, прилагавшемся к пакету, и только после этого Василий Иванович передал его парню в руки.

– Спасибо, Василий Иванович, выручили! – Сашка радостно схватил конверт и вскрыл его. Так все на месте! Ну, пора. Он с благодарностью посмотрел на улыбающегося комиссара и еще раз поблагодарил: – Спасибо!

– Не за что. Работа у меня такая. Сашка кивнул и собрался уже выскочил от комиссара, но был остановлен добродушным окриком: – Стой, скаженный! Парень резко остановился, скользнув сапогами по полу. – Шинель скинь и халат надень. А то Рюминой попадешься, получишь на орехи, хоть ты у нее и в любимчиках!

Сашка быстро скинул шинель, расправил под ремнем гимнастерку, привычно пробежал руками по пуговицам и наградам и, поймав одобрительный взгляд комиссара, смущенно взял пакет и уже неторопливо вышел в коридор. Правда, там, оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, все равно сорвался на бег.

Вот и нужная ему плата. Постучавшись и получив разрешение войти, он тихонько открыл дверь и шагнул внутрь.

– Привет, Зина. Как ты?

– Здравствуй, Саша. Хорошо, – тепло улыбнулась девушка. Выглядела Зинаида и в правду гораздо лучше. Лицо порозовело и уже не напоминало восковую маску, в глазах появился задорный огонек, присущий Зинке. – Как ты? Прошел комиссию?

– Прошел! – Сашка радостно улыбнулся. – Только в отпуск меня на две недели отправили. Только ну их. Завтра же к нашим поеду.

– Привет им передавай, – Зина прикусила губу и отвернулась.

– Эй, ты чего? – Сашка заботливо взял девушку за руку.

– Ничего…

– Зин?!

Девушка повернулась и через силу улыбнулась.

– Все хорошо, Саш. Просто грустно. Вот и остаюсь я одна.

– Почему одна?! – возмущению парня не было предела, – Вовсе не одна! Мы к тебе приходить будем! Да и девчонки заходить будут. Они-то постоянно здесь, когда дежурства.

– Это да, – Зина опять улыбнулась. Хорошие они. В тебя влюблены.

– Скажешь тоже! – Сашка покраснел и отвернулся к окну, делая вид, что его что-то заинтересовало на улице.

– Какой же ты смешной, – Зина высвободила руку и погладила Сашку.

– Нормальный я, – буркнул парень и перевел разговор, – что врачи сказали, долго тебе еще тут?

– Ничего не говорят. Я думаю долго. Вряд ли я к вам вернусь отсюда, – глаза у Зины налились слезами.

– Ты это дело брось! Слышишь?! – Сашка сердито посмотрел на девушку, – Чтобы больше не слышал. Вернешься! Мы с Идой тебя будем ждать!

– Хорошо бы…

– Так и будет! Верь мне! Зина грустно улыбнулась. – Веришь?!

– Верю, верю, – Зина тепло смотрела на парня. Какой же он все-таки хороший! А сначала казался таким высокомерным серьезным молчуном, она и дразнила его все время, чтобы вывести из себя, сбить казавшуюся ей спесь. А он просто по-мальчишески стеснялся. Кто бы мог подумать! Вот и сейчас сидит весь красный из-за того, что она ему сказала про его одноклассниц. А ведь она права, тут же только слепой не увидит, что Лена с Настей по нему сохнут. Ну, или Сашка… Тем временем парень встал, подошел к двери, выглянул и, удовлетворенно кивнув сам себе, поплотнее ее прикрыл.

– Я сейчас, – он подошел к подоконнику и зашуршал принесенным с собой пакетом. Зина с любопытством смотрела на Сашку. Что там он еще задумал?

А Александр, как-то вдруг подобравшись взял в руки лист бумаги и, повернувшись к Зинаиде, начал читать:

– Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР от 7 января 1942 года… Зина слушала с замиранием сердца, глаза начало пощипывать. – За образцовое выполнение боевого задания Командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом доблесть и мужество наградить курсанта Вертолетных курсов Воскобойникову Зинаиду Трофимовну медалью «За отвагу», Председатель Президиума Верховного Совета СССР Калинин, Секретарь Президиума Верховного Совета СССР Горкин! – Сашка развернулся по Уставу через левое плечо, взял с подоконника коробочку с медалью и, подойдя к Зине, положил ей ее на грудь прямо поверх одеяла. – Вот, значит. Наградили тебя. За мужество и героизм. Заслужила! – он не знал, что сказать. Товарищ Сталин в таких случаях желал с честью служить дальше на благо трудового народа. Но так, то Сталин. А тут говорить такие напутственные слова Сашке показалось излишним пафосом. Но честь лично наградить девушек из своего экипажа он пробил у Мехлиса, и не отдаст ее ни за что и никому.

– Служу Советскому Союзу, – прошептала Зина. По ее щекам текли слезы, сползая к растянутым в счастливой улыбке уголкам губ и уже оттуда падали на подушку.

[i] Выплаты по наградам были установлены постановлением ЦИК и СНК Союза ССР от 7 мая 1936 года и определены «Общим положением об орденах Союза ССР». Награждённым за счёт государства ежемесячно выплачивалось: по ордену Ленина – 25 рублей, по ордену Красного Знамени – 20 рублей, по орденам Трудового Красного Знамени и Красной Звезды – 15 рублей, по ордену «Знак Почёта» – 10 рублей.

Постановлением ЦИК Союза ССР от 29 июля 1936 года Героям Советского Союза выплаты по ордену Ленина увеличивались до 50 рублей в месяц.

17 октября 1938 года Указом Президиума Верховного Совета СССР были установлены выплаты по медалям: «За отвагу» – 10 рублей, «За боевые заслуги» – 5 рублей в месяц. 27 декабря 1938 года такие же выплаты были установлены соответственно по медалям «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие». Отменены выплаты были с 1-го января 1948 года.