Текст книги "Зима 41-го (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лифановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

XV

Вот и настало время того самого разговора, которого он так ждал и боялся. Таня завезла парня в палату и помогла улечься на койку. Волков зашел следом за ними и встал у окна, глядя на заснеженный двор госпиталя, чтобы не смущать парня своим вниманием. Медсестра подоткнула вокруг Сашки одеяло, поправила повыше подушки и, придвинув для посетителя поближе к кровати стул, упорхнула из палаты. Майор тут же повернулся и пристально посмотрел на Александра:

– Да, брат, потрепало тебя. Как же ты так подставился? – Волков подошел к старенькому, обшарпанному деревянному стулу и уселся, поправив сползший с плеч халат. Сашка пожал плечами. Он до сих пор не мог понять откуда взялись те два мессера, ну не было их в воздухе и вдруг они выходят ему в лоб!

– Что с моими, с ребятами и детьми? – задал Сашка самый важный для него вопрос.

– А что с ними будет? Нормально все. Все живы.

– А Зина?

– Зина?

– Курсант Воскобойникова.

– Ранена. Тяжело. Но жить будет. На счет летать ничего не знаю. Да, она здесь, с тобой по соседству лежит, ходить начнешь, навестишь.

– Ясно. Хорошо, – Сашка облегченно вздохнул и отвернулся к стене. Неожиданно душу ожгло обидой. Получается у всех все нормально, все живы и здоровы, а навестить его времени ни у кого не нашлось! Хоть бы весточку передали! От обиды из горла вырвался тихий стон, а на глазах выступили слезы.

– Сань, ты чего?! Врача позвать?! – всполошился Волков.

– Нет. Не надо. Просто болит после перевязки. Пройдет, – разговаривать не хотелось. Все, что его беспокоило, он узнал, а больше говорить и не о чем. Мысли в голове еле-еле ворочались, а сердце тупой болью сдавила черная, непроходимая тоска. Хотелось остаться одному. Чтоб никто его не трогал, ни о чем не спрашивал, ничего не рассказывал. Это будет лучше всего. Как тогда, на базе, когда он остался один. Надо было там и оставаться! Ну и умер бы он от болезни. И ничего страшного. Так было бы проще всем! «А война?! А помощь своим?!», – прорвалась сквозь серую пелену ленивая мысль. А что война? Войну и без него выиграли в прошлом, выиграли бы и сейчас! Зато всем было бы спокойней. А главное ему не пришлось бы ходить в эту дурацкую школу! И на перевязки! Проклятые перевязки! А вот не пойдет он больше на них! Или поедет? Его же возят. На каталке. Ай, пойдет, поедет, какая разница?! Зачем все это?! Ну его! Все равно он скоро умрет, не здесь так на фронте. Потому что это будет правильно! Но лучше на фронте. А хотя без разницы. К папе, к маме, к Альке. Или к Вальке? К какой Вальке? Кто такая Валька? Огромные мамины глаза появились перед ним и стали приближаться, приближаться, приближаться. «Дяденька, я не Алька, я Валя. Валя Егорова…» Валя… Аля… Она же жива! Это хорошо! Хоть, что-то хорошо! Надо будет найти эту девочку. Аттестат на нее отписать[i]. Да и вообще все, что есть у него, оставить ей. Он все равно умрет, а ей легче будет! Ведь она тоже сирота! А хотя у него все равно ничего нет. Но аттестат отписать надо. Надо Волкову сказать, пусть найдет ее. Он же майор госбезопасности, он может. Сашка повернулся к Волкову, чтобы попросить его найти Валю Егорову, но почему-то на месте майора сидел Сталин и укоризненно качал головой:

– Вот так, Александр, приказы нарушать. Я ведь приказывал тебе в бои не ввязываться, а ты…

– Я не ввязывался. Не знаю, откуда они выскочили! А тех двоих, что мы с Зиной сбили, просто некому было больше!

Волков хотел приободрить Сашку, сказать, что ничего страшного. На то они и раны, чтобы болеть. Главное что живой. Как парень вдруг обмяк и начал бредить. Майор выскочил в коридор и, увидев медсестру, прикатившую парня с перевязки, крикнул:

– Доктора сюда! Быстро!

Девушка вскочила и забежала в палату. Увидев, что Сашка мечется в бреду, комкая здоровой рукой простыню, опрометью бросилась за профессором. Буквально через несколько минут в палату в сопровождении еще нескольких врачей ворвался Аристарх Федорович:

– Все посторонние вон! – кивнул он на Волкова, а сам наклонился над раненым. Татьяна вытолкала майора в коридор и закрыла дверь. Владимир Викторович в недоумении остался в коридоре один. Он так и не понял, что произошло. Перед тем, как идти к Стаину он разговаривал с профессором, и тот заверил его, что Александр идет на поправку. Единственное, доктор посетовал, что раненый замкнут в себе. Но это и понятно. Переживает за внешность. Все таки обморожение. А тут еще и медсестра напугала шрамами, вот и расстроился парень. В общем, посещение раненого ему разрешили без разговоров и тут такое. Из палаты выскочила сестричка и куда-то умчалась с озабоченным видом. Впрочем, вскоре она вернулась, неся в руках эмалированную кювету со шприцами и какими-то бутыльками. А минут через двадцать появился и доктор. Волков бросился к профессору:

– Что с ним?

– Ничего не понимаю! Я его перевязывал час назад, все было нормально, – доктор подозрительно кинул взгляд на петлицы майора и строго спросил, – о чем Вы с ним говорили?! Вы что, допрашивали его?! Вы же сказали, что Вы его командир! – Аристарх Федорович начал заводиться. Когда дело касалось его пациентов, он не признавал никаких авторитетов. Вот и сейчас ему было плевать, что перед ним стоит майор государственной безопасности. – Я это Ваше самоуправство так не оставлю! И если надо до наркома дойду, но никаких допросов у себя в госпитале не потерплю! – профессор, вскинув голову, наступал на Волкова. А тот, пятясь к стене под напором доктора, пытался оправдаться:

– Да какой допрос, доктор! Мы даже поговорить не успели!

– Тогда, что вы ему сказали или сделали?! Отвечайте! – сказано это было так жестко, что майор сам того не осознавая, как мальчишка стал отчитываться перед Аристархом Федоровичем.

– Да ничего я не делал и не говорил. Поздоровались. Потом медсестра его уложила и вышла. Он только и успел спросить про своих. Я ответил, что все живы, как он вдруг застонал и сказал, что разболелись раны. Я еще спросил, может позвать сестру, но он отказался. А потом вдруг потерял сознание и стал бредить!

Профессор задумался, а потом, внимательно посмотрев на майора, спросил:

– Он, что думал, что кто-то из его друзей убит?

– Ну, да, наверное. Его же сюда без сознания доставили?

Аристарх Федорович задумчиво покивал головой и ни к месту спросил:

– Он давно на фронте?

Волков хотел было ответить, что всего неделю и осекся. С октября Сашка здесь, в их времени. Сначала в тылу у немцев, где сделал два боевых вылета, если не считать банду карателей. Потом переброска техники, тоже фактически боевая операция. Затем школа и курсы. Недолго. И Ленинградский фронт. А до всего этого четырехлетнее сидение в бункере, после войны, уничтожившей в его мире все живое. Получается, что парень воюет без перерыва пятый год! Как-то с этой стороны никто из них – ни Иосиф Виссарионович, ни Лаврентий Павлович, ни он сам ситуацию не рассматривали. Узнав, кто к ним попал и что он может, они стали использовать парня по максимуму. Да и Сашка не отказывался, безропотно выполняя все, что ему приказывали. Потому что война, потому что так воспитан. А ведь ему всего шестнадцать лет! Но, видимо, всему наступает предел, вот и для Александра он наступил.

– Давно. Очень давно, – глухо и потерянно ответил доктору Волков. А Аристарх Федорович не стал щадить майора:

– А когда его ранили, довольно тяжело, прошу заметить, никто из сослуживцев и командиров за полторы недели, что он находится в госпитале, не удосужился навестить парня! – глаза доктора пылали гневом и презрением.

– Да некому было! Я только сегодня в Москву прилетел и сразу сюда! А остальные на Ленинградском фронте остались.

– А командировать, конечно, некого было, – голос доктора сочился ядом. – Не хотел бы я служить с такими, как вы! – выплюнул несправедливый упрек профессор. – А парень молодец! Держался и виду не подавал. А мы-то думали, что он за лицо переживает! – Аристарх Федорович развернулся и, уходя, добавил:

– Не ждите. Я ему уколы поставил. Спит он сейчас.

– Когда прийти можно будет? – виновато опустив голову, спросил Волков.

– Завтра подходите, – кинул Царьков, отойдя уже на десяток шагов. А майор остался стоять в коридоре под неприязненным взглядом медсестры. Все, что сказал ему сейчас этот пожилой доктор, было несправедливо, но вины с него, майора Волкова, не снимало. Да, его не было в Москве, он был на базе, которая отнимала у него все время и силы. Весельская и ребята, отвечавшие за безопасность Сашки, остались в Волхове, охранять вертолет. Туда же вылетели Миль с техниками, провести осмотр повреждений и решить вопрос с возможностью доставки техники обратно в Москву. А на курсах про то, что Стаин ранен, даже не знали. Секретность, будь она не ладна! Но ведь можно же было что-то придумать, чтобы парень не чувствовал себя брошенным! Или нельзя?! Только вот на душе все равно похабно. Майор молча стянул с плеч халат, отдал его медсестре и пошел на выход. К Сашке он зайдет завтра. А сейчас ему надо в Кремль. А потом к семье. Сколько он их не видел? Месяц или больше?

Как ни странно на следующий день Сашка проснулся в прекрасном настроении. Раны не болели, даже лицо не дергало, да и обида куда-то делась, как будто ее и не было. Ну не навестили его и что? Значит, не смогли. Все находятся на службе, все люди подневольные. Да и даже если просто не захотели мир не перевернется. Был он один, один и останется, ничего страшного. Единственное, парень совсем не помнил, как ушел Волков и о чем еще они с ним говорили. Да и ладно. Вспомнит. А сейчас надо попробовать встать. Хорош уже лежать, надоело!

Сашка аккуратно, опираясь на здоровую руку, приподнялся и сел на кровати, свесив ноги на холодный пол. Простреленный бок дернуло болью, но тут же отпустило, голова слегка закружилась. Парень медленно, держась рукой за металлическую спинку койки, встал на ноги и прислушался к себе. Терпимо! Голова кружится, чувствуется слабость, но боли нет, да и шевелиться в таком состоянии вполне себе можно. Только вот босые ноги мерзнут. Сашка оглядел палату и увидел тапочки, стоящие у тумбочки. Осторожно сделав два шага, он затолкал ступни в тапки и, шаркая, направился к дверям. На лбу выступила испарина, все-таки ходить еще тяжеловато. Но и лежать нет никаких сил.

А в коридоре кипела жизнь. Туда-сюда сновали раненые и незнакомые парню медики. С лестницы тянуло ядреным махорочным дымом, и раздавался громкий заразительный гогот вперемешку с забористым, задорным матом– кто-то под самокрутку травил анекдоты. Сашка, отдыхая, прислонился спиной к прохладной стене. Дышалось тяжело, но головокружение прошло. У проходящего мимо мужчины лет сорока с перемотанным бинтом носом и загипсованной рукой поинтересовался:

– Товарищ, не подскажете, где здесь туалет?

– В конце коридора. Не ошибешься, – махнул тот на ходу здоровой рукой себе за спину.

– Спасибо.

Мужчина ничего не ответил, продолжив свой коридорный променад. Сашка пожал плечом и отлипнув от стены пошкандыбал в указанном направлении. Пока добрался до нужного ему помещения, отдыхал еще дважды. Обратный путь дался еще тяжелее. Весь мокрый от пота, но довольный путешествием заполз к себе в палату, где на него тут же с упреками накинулась Светлана Георгиевна:

– Ранбольной, Вы что себе позволяете?! Вас только вчера доктор спасал, а Вы на следующий же день нарушаете постельный режим! Я буду вынуждена сообщить о Вашем поведении Аристарху Федоровичу! – ругаясь, она подскочила к парню и помогла добраться до кровати, на которую Сашка, обессилев, буквально рухнул.

– Спасибо, – выдохнул он, переводя дух.

– Что спасибо?! Что спасибо?! – кипятилась медсестра, – А если раны откроются?! А мне отвечать за Вас!

– Не откроются, Светлана Георгиевна. Извините, надоело лежать. А сегодня чувствую себя просто отлично, вот и решил пройтись, – примирительно сказал Сашка. Не смотря на то, что уколы она делала больно, женщина Светлана Георгиевна была очень хорошая и добрая, и обижать ее парню не хотелось.

– Извинтите его, – остывая, буркнула медсестра, переходя на ты, – себе же хуже делаешь!

Сашка не стал продолжать это пустое пререкание, переведя разговор:

– Светлана Георгиевна, а женское отделение тут далеко?

Медсестра возмущенно и удивленно воззрилась на парня:

– Нет, ну ты посмотри на него! Еле как до горшка дошел самостоятельно, вспотел весь и запыхался, а уже женское отделение ему подавай! – выдала она. Сашка покраснел:

– Да Вы не так меня поняли. Мне просто узнать надо…

– Нечего тут узнавать! – перебила его медсестра, – Нет, у нас женского отделения!

Как же, так?! Неужели Волков его обманул, чтобы успокоить?! Или этот разговор ему привиделся в бреду?

– А мне вчера сказали, что есть.

– Отделения нет, палаты есть. Зачем тебе?

– Светлана Георгиевна, – Сашка решил добить этот вопрос до конца, не смотря на воинственность женщины, – а не могли бы Вы узнать, где лежит Воскобойникова? Мне очень надо! – и он умоляюще посмотрел на пожилую медсестру.

– Зазноба? – голос женщины смягчился.

– Нет, что Вы! – еще сильней покраснел парень, – просто мы из одного экипажа. Нас вместе ранили. Я думал, ее убили. А вчера узнал, только ранили. Нас вместе тогда ранили, – сумбурно пояснил он, – мне сказали, что она в нашем госпитале. Мне ее навестить надо!

Светлана Георгиевна пристально посмотрела на парня, но увидев, что тот действительно переживает за знакомую ему девушку оттаяла:

– Ладно узнаю. Говори фамилию, имя, отчество и год рождения.

– Воскобойникова Зинаида. А отчество и год рождения не помню, – он просматривал личные дела курсантов, но вот отчество и день рождения Зины не запомнил.

– Эх ты, кавалер! – усмехнулась женщина.

– Я не кавалер! – буркнул Сашка, ему стало неудобно, что Светлана Георгиевна считает, что Зина его девушка, – И вообще, у нее жених есть! А потом, вспомнив чей-то предсмертный крик в эфире, во время боя, добавил тихо: – Если не погиб.

Медсестра тяжело вздохнула:

– Хорошо, узнаю. Только посещение если Аристарх Федорович разрешит! – строго предупредила она.

– Конечно, Светлана Георгиевна. Спасибо.

Белый пушистый снежок, неторопливо кружась, медленно опускался на мостовую, тихонько поскрипывая под сапогами. Ида под руки с Исой и Алексеем молча и не спеша, шагали по улочкам Москвы. Ей было хорошо и спокойно рядом с этими сильными парнями. Так спокойно она не чувствовала себя давно, пожалуй, с того самого времени, как они с папой уехали из Москвы в Западную Белоруссию. Жизнь в довоенном Белостоке сложно было назвать безмятежной, а потом и вовсе началась война. Поспешная эвакуация, страшная смерть любимого человека, переживание за оставшегося где-то там, в тылу у немцев отца, за маму, бабушку и брата, живущих сейчас в Тамбове, этот беспощадный калейдоскоп событий заставил ее замкнуться в себе, собрав волю в железный кулак. И вот в блокадном Ленинграде, рядом с уверенным в себе, таким надежным, несмотря на молодость, Александром и веселой, немножко легкомысленной Зинаидой она начала оттаивать. И тут этот воздушный бой. Ей было страшно, очень страшно! Нет, не от того, что ее могли убить, к смерти она была готова. Ей было страшно от собственного бессилия, от того, что она ничего не может сделать и остается только метаться по салону вертолета, успокаивая плачущих детей и надеяться, что все будет хорошо. А кидало их не слабо, хорошо еще, что Саша еще на земле закрепил носилки с лежачими.

Ида не заметила попаданий в их вертолет, была занята детьми. А потом, как будто все успокоилось, ни полетели ровнее. Значит отбились. И вдруг при посадке жесткий удар об землю, частично, правда, погашенный шасси, но все равно довольно чувствительный. Двигатели смолкли а задняя аппарель так и не открывалась. Может быть что-то повреждено? Но тогда Саша или Зина сообщили им об этом. А тут они даже не выглянули из кабины пилотов. Странно. Но сейчас не до этого, надо выводить детей. Она перебралась через сидящую у стены девочку Валю и открыла боковую дверь. В салон задуло холодным ветром. Ида спрыгнула на землю и, заглянув внутрь, позвала Валентину и помогла ей выбраться из вертолета, следом за Валей к дверям подошел тот самый нарядный мальчуган, что был вместе с ней в санях. Как его звать Ида не знала, мальчишка все время молчал и только испуганно лупал глазами. Из дверей показалась голова Харуева. Иса огляделся и ловко спрыгнул на землю, крикнув внутрь чтоб подавали детей. Это время к вертолету уже подбегали люди из аэродромной обслуги и подъехала санитарная машина. С их помощью дело пошло быстрее и в считанные минуты удалось освободить проход. Ида помогала грузить лежачих детей в санитарную полуторку, как вдруг она увидела, что из вертолета выгружают безвольное тело в до боли знакомом летном комбинезоне. Кто?! Зина?! Саша?! Ей не было видно, люди загородили обзор своими спинами. Скорее всего, Зина. Если бы ранили или убили Сашу, вертолет посадить было бы некому. Точно, вот мелькнула рыжая прядь волос. Девушка бросилась к подруге:

– Что с ней?! – крикнула она, подбежав к тащившим девушку людям.

– Ранена она, – тяжело дыша, ответил ей какой-то парень из обслуги аэродрома.

– Куда ранена?! Серьезно?!

– Да не знаю я! Весь комбинезон в крови. Отойди, не мешай! – мужчины потащили Зину к машине. Ида стояла, прикусив губу, глядя, как подругу укладывают в тентованный кузов полуторки. Зину было жалко до слез. Тут сзади раздался окрик:

– Ида, помогай!

Девушка оглянулась и увидела бледного и чем-то сильно взволнованного Ису. Весельская подбежала к Харуеву. Тихонов и Сиротинин осторожно вытаскивали из кабины тело Саши. Голова его безвольно болталась, комбинезон так же, как и у Зины был весь в крови, лицо неестественно белое. Иса подхватил парня под плечи, а Ида придержала голову. Тихонов и Сиротинин спрыгнули на землю и они, вчетвером, ухватившись поудобнее, потащили парня к машине, в которую до этого загрузили Зину.

– Иса, Ида, вы в медсанчасть с ними, – распорядился Тихонов, – а мы с Васей здесь останемся, вертолет без охраны оставлять нельзя. Харуев кивнул, а Ида молча полезла в кузов, где аэродромные медики уже копошились рядом с Зиной и Сашей. – Иса! – окликнул Тихонов, собравшегося забраться в кузов вслед за девушкой Харуева. Тот, уже ухватившись рукой за борт, остановился и обернулся. – Ты там пригляди за ним, если парень умрет, сам понимаешь… Харуев еще раз кивнул и забросил себя в машину. Можно подумать своим приглядом он чем-то может помочь парню.

На аэродроме Зину с Сашей только перевязали и тут же отправили дальше, в госпиталь в Волхов, где их тут же развезли по операционным. Ида с Исой остались ждать в коридоре. Время шло, неизвестность изматывала. Разговаривать не хотелось. Харуев нервно вышагивал туда-сюда по коридору, а Ида невидящим взглядом смотрела в окно. Мыслей в голове не было. Вернее они были, но какие-то разрозненные, не связанные между собой, они приходили и сразу же улетали. Со стороны операционных показалась медсестра. Иса быстрым шагом рванул ей навстречу, а Ида осталась на месте, на нее накатила какая-то апатия. Медсестра о чем-то спросила у сержанта, на что тот покачал головой и, что-то ответив, направился к девушке.

– Ида, ты свою группу крови знаешь?

– Да. Нам на курсах делали анализ. Первая группа. А что?

– Саше нужна кровь, у него большая потеря.

Ида решительно шагнула к женщине в белом халате.

– Куда идти?

– Идите за мной, Вам надо сначала переодеться.

Иду завели в какую-то комнату со стенами и полом сплошь покрытыми белым кафелем. Там она полностью переоделась в белье и белый халат с завязками на спине, выданные ей медсестрой, которая помогла ей завязать веревочки халата. Девушку попросили повязать на лицо медицинскую маску и надеть белую докторскую шапочку. Теперь она практически ничем не отличалась от окружавших ее медиков. Они прошли в процедурную, где Иду уложили на кушетку и закатали рукав халата. Одна из медсестер вытащила откуда-то странную стеклянную колбу похожую на огурец, с тонкими патрубками, торчащими с обеих сторон. На один из патрубков уже была натянута желтовато-коричневая резиновая трубка с иглой, второй патрубок был закрыт такой же трубкой. Смазав девушке вену ваткой резко пахнущей спиртом, одна из медсестер ввела туда иглу и в колбу полилась кровь. Ида с интересом смотрела на процедуру, крови она не боялась. Когда колба наполнилась чуть больше чем наполовину начала слегка кружиться голова, когда колба заполнилась на три четверти, сестра ловко выдернула иглу, передавив резиновую трубку.

– Как Вы себя чувствуете? – спросила она у Иды.

– Нормально. Глова только кружится, – девушка действительно чувствовала себя нормально.

– Это не страшно, так и должно быть, – улыбнулась ей женщина, – Вы отдыхайте пока, а я в операционную. Ида осталась лежать на кушетке, глядя в потолок и незаметно для себя уснула. Разбудила ее та же медсестра. – Проснитесь, ну проснитесь же!

– Что случилось?! – ничего не понимая всполошилась девушка.

– Крови не хватает. Мы ищем доноров по госпиталю, но это время, а кровь нужна сейчас. Но…

– Берите, – Ида с готовностью согласилась.

– Понимаете, это может быть опасно для Вас, – в голосе медсестры слышалось беспокойство вперемешку с надеждой.

– Берите! – Весельская требовательно вытянула руку. Медсестра посмотрела на девушку и, кивнув начала процедуру. В этот раз Ида уснула практически сразу.

Проснулась она только на следующий день в палате. Рядом никого не было. Одета она была в тот же белый медицинский халат, только маска и шапочка уда-то исчезли. Девушка вышла в коридор. Недалеко от нее, уронив голову на стол, спала дежурная медсестра, а чуть дальше, скрючившись на кушетке, стоящей у стеклянных дверей замазанных белой краской, дремал Харуев. При приближении Иды он резко открыл глаза и подскочил.

– Очнулась? – Иса выглядел так, будто и не спал только что.

– Да. Как ребята?

– Живы. Операции прошли нормально. Иса благодарно посмотрел на девушку: – Ида, спасибо за кровь.

– Да ну, ерунда, – Весельской стало неудобно от этой благодарности. Можно подумать она сделала что-то выдающееся. Да на ее месте так поступил бы каждый!

– Нэт! – в голосе Харуева вдруг прорезался не свойственный ему в обычной ситуации сильный кавказский акцент, – это нэ ерунда! Ви тэперь с ним как брат и сэстра, а он мнэ, как брат. Значит и ты мнэ тэперь сэстра! – и он протянул ей руку. Ида удивленно пожала протянутую ей сильную ладонь. Услышать это было неожиданно. Тем более от молчаливого, всегда сдержанного с ними Харуева. Правда, Саша говорил, что Иса еще тот баламут. Но глядя на сурового война, каким казался ей сержант, в это сложно было поверить. А то, что он ей сказал сейчас, вообще не было похоже на шутку. – Ты чэго встала? Врач сказал, что тэбе отлежаться надо! – в голосе мужчины слышалось искреннее беспокойство.

– Да вот, проснулась. Одна. Думала, что ты меня тут оставил, – смутилась Ида.

– Как я могу, сэстренка! – расплылся сержант в заразительной улыбке, от которой Иде стало на душе тепло и спокойно, а потом, посерьезнев, он добавил: – Мне сообщили, что Сашу и Зину должны самолетом отправить в Москву. Мы пока остаемся здесь, на охране. Ты с нами, как единственный член экипажа. Вернемся, когда решится, что делать с машиной. Так что лежи, отдыхай. Если что, мы за тобой приедем. Хотя, я пока буду тут.

– Спасибо, – тепло улыбнулась девушка, маска Снежной королевы потихоньку таяла.

Они действительно приехали за ней на следующий день, когда она уже полностью пришла в себя. Сашу и Зину уже отправили в Москву. А они остались на аэродроме в Плеханове, куда вскоре приехали ремонтники, во главе с невысоким мужчиной с мягким лицом и стальным характером. Михаил Леонтьевич, так звали мужчину, поинтересовался у ребят, которых он, оказывается, хорошо знал судьбой Саши. Услышав о том, что Александр тяжело ранен, Миль очень расстроился и ушел из их землянки смурнее тучи. Ида потом часто видела Михаила Леонтьевича лазающим по вертолету наравне с обычными техниками. Да и она не отставала от них, стараясь впитать во время работы все, что могли ей дать эти фанатики винтокрылых машин. И видела в их глазах полное понимание и одобрение своему энтузиазму.

А потом они прилетели в Москву, где она побывала в Кремле! Правда никого из членов правительства там не видела, посетив только какого-то майора госбезопасности Волкова, который очень дотошно расспрашивал ее с ребятами об их командировке на Ленинградский фронт, а потом выписал им отпускные удостоверения на сутки и велел отдыхать. От этого же майора они узнали, где находится госпиталь, в который перевезли Сашу и Зину.

И вот они направляются проведать своих раненых друзей. И если бы не неудобная форма и противотанковые ежи с баррикадами на улицах, можно было бы подумать, что сейчас обычный предновогодний мирный день, а она просто гуляет со своими друзьями по улицам знакомого с детства города. Пару раз их останавливали военные патрули. Но увидев бумаги, которые им показывал Алексей, отдавали честь и без вопросов уходили, оставляя их в покое.

Госпиталь встретил знакомой по Волхову суетой людей в белых халатах и специфическим запахом карболки, крови и чего-то еще неприятного и непонятного, Алексей сказал, что это запах гноя. Им предстояло найти второе хирургическое отделение. Только вот спросить, где искать было не у кого, все были заняты. Они остановились посреди светлого холла и стали озираться, в поисках регистратуры или чего-то подобного. Вдруг Алексей оживился и, разулыбавшись, крикнул кому-то:

– Лена! Лена! Волкова!

Куда-то спешащая молоденькая девушка в белом застиранном халате, вдруг резко остановилась и непонимающе заозиралась в поисках того, кто ее окликнул. Но увидев Тихонова с Харуевым, вдруг радостно взвизгнула и бросилась Алексею на шею:

– Лешка, Иса! Вы как здесь?! Папа с Вами?! – затараторила она, с детской радостной непосредственностью дергая парней за рукава шинелей.

– Нет не с нами. А что он дома не был? Он сказал, что вчера прилетел.

– Да? Вот здорово! – обрадованно воскликнула Лена, а потом грустно добавила – а я дома не была. Здесь со вчерашнего дня. Сначала на дежурстве, а потом раненые пришли, пришлось остаться. Теперь, наверное, не застану.

– Застанешь, застанешь, – обнадежил ее Алексей, – может даже здесь встретитесь, он сюда собирался.

– Зачем?! Что случилось?! Кого-то ранили?! Из наших?! – обеспокоенно застрочила, как из пулемета вопросами девушка.

– Ранили. Из наших, но ты их не знаешь. И познакомься, это Ида, теперь тоже наша, – тепло улыбнувшись кивнул в сторону Весельской Алексей, – А эта егоза, – кивок уже в стороны Лены, – Лена Волкова, командирская дочка.

– Леша! – возмущенно прикрикнула Лена, стукнув смеющегося Тихонова кулачком в грудь, а потом, повернувшись к Иде, протянула ей руку: – Извините, очень приятно.

– И мне, – пожала почти детскую ладошку Весельская.

– Так куда вам надо? Давайте провожу? Я тут все знаю, уже почти два месяца тут работаю вместе с одноклассницами! – гордо похвасталась Лена.

– Вторая хирургия знаешь где?

– Конечно! Пойдемте за мной! – и она, развернувшись на пятках, стремительно рванула в сторону лестницы. Ида с ребятами поспешили за ней. – Какая палата? – спросила девушка, когда они поднялись на второй этаж и пройдя по хитросплетениям коридоров вошли в двери над которыми висела белая табличка с надписью красными буквами «2-е хир. отд.»

– Четвертая.

– Подождите, я сейчас! – она так же стремительно забежала в какой-то кабинет, откуда раздался ее пронзительный голос: – Светлана Георгиевна, тут в четвертую палату посетители! Туда можно? В ответ раздалось приглушенное дверью бурчание, а потом опять звонкий голос Лены: – Нет, нет, нет, конечно! Я прослежу! А где халаты взять? Опять бурчание и появилась Волкова с тремя медицинскими халатами в руках. – Снимайте шинели, давайте сюда и одевайте халаты! – властно распорядилась она. Дождавшись, когда они разденутся, забрала у них шинели и занесла в ту же самую комнату, откуда только что вышла. – Пойдемте, до палаты доведу, – сказала она, появившись, уже без шинелей в руках и зашагала по коридору.

Иде стало смешно от того, какой важностью была преисполнена при этом эта милая, отзывчивая девочка. Буквально через десять метров Лена остановилась и показала на закрытую деревянную дверь с цифрой четыре нарисованной от руки той же красной краской что и надпись над дверями отделения.

– Это здесь.

Тихонов постучался и, приоткрыв щелку, просунул туда голову:

– Саня, гостей принимаешь? – мимо них по коридору пожилая медсестра как раз прокатила тележку с гремящими на ней металлическими медицинскими кюветами, поэтому что ответили с той стороны было не разобрать. Но Алексей обернулся и, махнув рукой, пригласил: – Заходим! – и скрылся в дверном проеме. Следом туда зашел Иса, а потом уже Ида. Саша сидел на кровати, прислонившись к стене. Рядом с ним лежала газета, которую он видимо только что читал. Лицо поперек обмотано бинтом, из-под которого проступают пятна желтоватой мази, раненая рука хоть и не забинтована, но висит в петле, перекинутой через шею, почему-то называемой медиками косынкой. Парень попытался встать, но было видно, что движения даются ему тяжело. Тихонов, увидев, что Сашка встает остановил его: – Да лежите, товарищ лейтенант госбезопасности!

Сашка, подумав, все-таки с облегчением откинулся назад и ворчливо проговорил:

– Ты бы еще вытянулся и честь отдал! – а потом расплылся в улыбке, от которой тут же болезненно охнул и добавил: – Ребята, как же я рад вас видеть! Я же до вчерашнего дня не знал, живы вы или нет, – вдруг его взгляд наткнулся на Волкову, зашедшую в палату самой последней: – Лена?! – удивленно воскликнул парень. Все присутствующие оглянулись на девушку, которая стояла вдверях бледная, с мокрыми глазами, нервно кусая себе кулак. Мгновение и Лена, развернувшись, выскакивает из палаты, хлопнув дверью. А Ида, Алексей и Иса так же синхронно, как до этого обернулись к девушке, уставились на Сашку.

[i] Имеется в виду денежный аттестат. Частая практика во время ВОВ. Военнослужащие, находящиеся на казенном обеспечении отсылали свой денежный аттестат семье. И родственники в военкомате получали жалование вместо военнослужащего.