Текст книги "Черное племя (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Крамер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Часть 14. Разговор со старцем
Когда Арена и Феофила удалось растащить, Криан показал жестом всем выйти и остался наедине с вождем, который до сих пор сидел на полу, правда, уже молча.
– Ты чувствуешь, что происходит? – голос старца был суровым, – Видишь?
– Вижу, – Арен поднялся с пола, вложил меч в ножны и сел на скамью, а не на трон, как обычно.
– Твоя власть, данная тебе с рождения, уплывает из рук... И это грозит хаосом.
– Знаю! – нервно ответил вождь, глядя в пол.
– Ослепленный местью, ты забыл, что есть и дела племени, кроме твоих собственных. Насколько твой отец был умен, настолько ты забываешь, кто ты есть.
– Я помню, кто я есть!
– Не помнишь, – старец сидел напротив Арена, его яркие голубые глаза светились гневом, – Зачем ты хочешь убить Кайлина?
– Я не хочу, чтобы он был моим мужем!
– А ты не подумал о последствиях? Или ты вообще не умеешь думать?
– Что ты хочешь от меня услышать, Криан? – Арен поднялся и принялся ходить по залу, – Что я виноват? Да, я виноват, что упустил власть, что растоптал свой авторитет. Да, от меня отвернулся Феофил, меня теперь ненавидит Энджи и презирает всё племя. Что мне делать? Покончить с собой? С удовольствием!
– Ты очень рано решил сбежать от неприятностей! Натворил дел и всё? – старец и не думал сочувствовать Арену, – Покончишь с собой, и дальше? Наследников нет, и как сказал Феофил, что даже если Кайлин и забеременел, ты его довел до такого состояния, что он просто выкинет плод! О чем ты думал?
– Я не хочу, чтобы у нас были дети!
– А мне плевать, что ты хочешь! Кроме твоего "я" есть и интересы племени. И ты должен их чтить выше собственных, – старец поднялся и вплотную подошел к Арену. Криан говорил медленно, чеканя каждое слово, – Ты бесполезный, глупый, самовлюбленный эгоист. Таким в вождях не место, и если ты не изменишься, то я созову вече, где ты будешь осужден и разжалован.
– Нет... – Арен понимал, что старец не шутит, – Хорошо, что я должен сделать?
– Во-первых, перестань сживать со света Кайлина. Он должен родить. Во-вторых, веди себя как вождь. Где твое благородство? Где великодушие? Зачем ты рассказал на вече, что Энджи выдал твою тайну Феофилу? Тебе не стыдно?
– Я приревновал... – Арен отвел взгляд, – Мне стало неприятно, что Энджи вообще против меня.
– Он не против тебя, он за справедливость и за интересы племени. А не за свои собственные, как ты, – Криан смотрел в лицо вождю, который не смел поднять глаза, – Он благороднее тебя, хотя от него никто никогда не ждал благородства, и ты знаешь почему.
– Знаю, – оборотень отошел в сторону и прислонился к стене, – Я устал от всей этой ненависти. Я сам не понимаю, как это всё получилось, вот так. Я забылся, увлекся... Но я не хочу никого из них видеть.
– Арен, хватит оправдываться и хватит жаловаться. У тебя должна быть голова на плечах, а если ее нет, то зачем нам такой вождь, – с этими словами старец вышел из зала, оставив черного оборотня в одиночестве.
Арен провел в размышлениях около суток. Впервые ему приходилось в одиночестве решать для себя, что важнее: он сам или племя, приходилось взвешивать свои поступки. И когда он убирал чувства и эмоции, то становилось очевидно, что глупее, чем он себя ведет, придумать было невозможно. Нужно было, наконец, срочно брать себя в руки, потому что Арен понимал очень четко, что трон под ним раскачивается.
На следующее утро оборотень пошел к Кайлину. Еще на улице он встретил Феофила, который, видно, направлялся туда же.
– Ты хоть в курсе, что случилось с Энджи вчера? – спросил лекарь, даже не поздоровавшись.
– Нет, не в курсе, – вождь остановился, сделав абсолютно равнодушное лицо.
– Его изнасиловали, двое.
– Сочувствую, – Арен пожал плечами, хотя внутри стало как-то больно, – Но ведь это твой омега.
– С чего ты вообще взял, что он мой? У меня с ним ничего не было...
– Правда? Ну, значит, Энджи совсем не повезло. Где он сейчас?
– Наверху, они с Кайлином вместе теперь...
– Что? – Арен аж рот раскрыл, – Они ж в плохих отношениях.
– Уже нет, обоюдная ненависть к тебе, а также к прочим альфам их объединила, – желчно произнес Феофил, на что Арен только приподнял брови, не зная как прокомментировать. Наконец он выдавил из себя:
– Чертов Кайлин!
– Только не вздумай...
– Не вздумаю, – перебил лекаря Арен и пошел в башню.
Наверху, в комнате Кайлина, впервые за несколько дней царила гармония. Оборотни расчесывали друг другу волосы, Энджи делал массаж мальчишке, Кайлин в ответ смазывал ему кровоподтеки и ссадины. И сейчас они сидели вдвоем на кровати, поджав ноги, довольно тесно прижавшись друг к другу, и о чем-то шептались. Оба были в шелковых нижних рубашках, расшитых кленовыми листьями. Распущенные длинные волосы были разбросаны по плечам, и зеленоглазый оборотень держал в руках белоснежную прядь, сравнивая ее со своей. Увидев Арена, Кайлин чуть приоткрыл розовые губки и, вцепившись в Энджи, попытался за ним спрятаться. Второй омега замер, лишь приобняв рукой младшего вождя.
Увидев такую реакцию и такое удивительное единение чувств, Арену стало обидно. Он мрачно глянул на мужа и бывшего любовника, затем невольно отвел глаза. В голове против воли вспыхнули несколько картин, от которых внизу живота стало тяжелее. Две чувственные нежные омежки... Хотелось отыметь их обоих, искусать им губы, изорвать рубашки. Дряни... Даже ненавистный Кайлин... Смотрит своими невинными фиолетовыми глазами и хлопает длиннющими ресницами, прячась за опытным Энджи, у которого, кажется, поперек его тоненького красивого личика написано, что он самый распутный омега в племени.
– Я не буду обижать никого из вас. Можете успокоиться, – мальчишки в ответ даже не пошевелились, но Арен продолжил, – Не надо меня бояться. Кайлин, я тебя не буду больше избивать, ты мой муж и должен родить мне наследника. Энджи, я погорячился, что вызвал тебя на вече. В тот момент я был очень зол, – Арен опустил глаза на пол, понимая, что отвечать они ему не намерены, – Это всё, что я хотел сказать вам...
Арен снова посмотрел на обоих, уловив внимательный взгляд Энджи, который пялился на промежность вождя и гадко улыбался. Понял, гаденыш, что Арену хочется. А теперь ведь точно не даст, ни один, ни второй. Кайлин же по-прежнему изображал невинность, хотя, он, кажется, такой и есть. Злобно покосившись на мальчишек, Арен выскочил из комнаты, едва не сбив с ног идущего по коридору Феофила.
Мальчишки было расслабились, но тут зашел лекарь, и Энджи отполз в угол постели, стараясь не смотреть на него. Но Феофил пришел поговорить именно с ним. Лекарь имел несколько помятый вид, потому что заснуть в эту ночь ему так и не удалось. Перед глазами всплывали картины вече, драки с Ареном и, конечно же, Энджи. Чувственный, беззащитный, изнасилованный. Он вызывал желание приласкать его, взять под опеку, но при этом член напрягался, стоило только воскресить в голове образ зеленоглазого оборотня. Альфа понимал, что как ни пытается он себя обманывать, к мальчишке он неравнодушен. Тогда он звал на помощь здравый смысл, который говорил, что этот омега ему не пара, да и что от него можно ждать, неизвестно. Это вызывало раздражение, но в голове лекаря всплывала черная метка, которую из-за него дали мальчишке, и оборотень снова метался, разрываясь между досадой, вожделением и жалостью.
– Энджи, можно тебя на разговор?
– Скажи тут, – мальчишка накрылся одеялом, поглядывая на Кайлина, ища защиты.
– Я не разрешаю Энджи покидать меня. У нас нет секретов между собой, так что говори сейчас, если есть что сказать.
Феофил недовольно посмотрел на обоих омег, впервые пожалев, что Кайлину от Арена мало досталось.
– Я хочу поговорить наедине с Энджи!
– Я не хочу с тобой вообще разговаривать, а наедине тем более, – прошептал мальчишка, загребая под одеяло еще и котенка.
– Хорошо... Я скажу так, – Феофил замялся, видно, подбирая слова, – Учитывая твою репутацию, Энджи, и твое сегодняшнее положение, очень хрупкое... Я бы хотел предоставить тебе защиту. Я знаю, что никто никогда не ставил на тебе метку. И это могу сделать я, раз уж ты попал из-за меня в такое затруднительное положение.
– То есть ты хочешь меня трахать на законных условиях, да еще чтобы я тебе за это в ножки кланялся? – мальчишка опустил одеяло и скрестил руки, – Я, значит, шлюха, а ты узник совести? Да пошел ты куда подальше! Я в подачках не нуждаюсь.
Феофил даже покраснел от стыда и злости.
– Да кто ты вообще такой, чтобы так посылать меня, сопляк?
– Успокойтесь, пожалуйста, – Кайлин видел, что атмосфера накаляется, – От такого предложения руки и сердца откажется кто угодно.
– Я не предлагаю ему руку и сердце, я хотел защитить, потому что чувствую себя обязанным. А его тело меня не интересует. Я брезгую общаться с такими, как он.
Феофил развернулся и в гнетущей тишине вышел из комнаты. Кайлин посмотрел ему вслед, затем повернул голову к Энджи, который, обняв колени, смотрел в сторону, сжав губы, силясь не заплакать.
– Ну ты что... – Кайлин коснулся черных волос товарища.
– Никогда мы не будем вместе, никогда...
Часть 15. История Энджи
Кайлин подполз к Энджи, сел на колени рядом с ним и взял его руки в свои, начав поглаживать.
– Не расстраивайся, может, еще получится с Феофилом. Ты только посмотри, как он на тебя реагирует, – младший вождь ободряюще кивнул омеге.
– Он принципиален, во-первых, а во-вторых... Я бы хотел, чтобы он меня уважал, а этого никогда не будет, – Энджи удержался от слез и теперь подавленно, виновато улыбался, стараясь не показывать, насколько его обидели слова лекаря.
– Но почему? Что ты такого сделал? – Кайлин смотрел в лицо товарищу, поражаясь, поведению Феофила, который вечно оскорбляет мальчишку, – Неужели тебе есть чего стыдиться?
– Я не совсем невинный мальчик, – Энджи покачал головой, – Когда я смотрю на альф, не отводя глаз, когда переодеваюсь в чужом присутствии, не краснея, они задаются вопросом, а где я научился этому бесстыдству? А я не могу его скрыть, мне не свойственна скромность омег нашего племени, но, видят боги, я не очень виноват в этом. И тогда они начинают спрашивать обо мне, и то, что всплывает на поверхность, отпугивает любого нормального альфу. А Феофил вообще в курсе всей моей подноготной.
– А что они узнают? – Кайлин с интересом рассматривал Энджи.
– Ну... Арен не первый мой альфа, и не второй. Да и метка на мне была, только говорить об этом не принято, хотя и знают об этом немногие. Феофил знает... Только предпочитает не помнить.
– Расскажи мне, – белый оборотень умоляюще смотрел на мальчишку.
– А ты после этого дружить со мной не перестанешь?
– Нет, не перестану. Я обещаю! – Кайлин приобнял Энджи, приготовившись слушать.
– Я верю, – омега коснулся волос юноши и начал рассказывать, – В нашем племени, как и у вас, принято беречь омег. Во время течки нас прячут, защищая от похотливых альф, да и от самих себя. К 16-17 годам омеги, нежные и воспитанные, находят свою пару, вступают в брак. Редко, когда за жизнь у омеги может быть больше двух-трех партнеров, да и то это случается, если альфа погибает в расцвете сил. Так должно было случиться и со мной, но, как видишь, мне уже двадцать, а я один.
– Почему? Ты же такой красивый, – Кайлин смотрел на длинные черные волосы товарища, на его тонкие длинные пальцы и огромные зеленые глаза.
– Красивый, да... – Энджи хмыкнул и начал рассказывать, – Когда только началась война, наше Черное племя делало большие успехи. Я помню, как отец приносил головы погибших оборотней. Их сбрасывали в одну огромную кучу за лесом, и потом еще долго над ними летали черные вороны и выклевывали им глаза. Приводили и пленников, омег пятнадцати-шестнадцати лет, их насиловали и тут же убивали. Их тела тоже сбрасывали в эту кучу. Рядом с ней постоянно устраивались пиры, на которых Беон похвалялся своими победами перед племенем, – Энджи смотрел в пустоту, видя перед собой воскресавшие картины дикой, разгульной жестокости, – Но ведь удача, а особенно военная, переменчива, – мальчишка грустно ухмыльнулся самому себе, – Не знаю, какую такую стратегическую ошибку допустил Беон, но однажды ночью на наше поселение напали белые оборотни. Это был небольшой отряд, но они были яростные, жестокие, стремительные. Они убивали всех подряд, даже детей, убивали спящих, кто попадется. Возникла паника, ужас.
Я, помню, выскочил из шатра и увидел, как вокруг валяются трупы черных оборотней и среди них я узнал тело своего отца-альфы. Жуткий шум битвы, крики... Я этого не слышал, стоял, как вкопанный. Даже не плакал. Просто смотрел на тело отца, думая, где мой папа-омега... Вдруг передо мной остановился белый оборотень, альфа. Он был на лошади, огромный, широкоплечий, сильный. Его меч был в крови. Я, помню, поднял глаза на него, понимая, что убежать не успею. Он одной рукой держал за вожжи пляшущего под ним белоснежного коня, а вторую руку, в которой блестел увесистый меч, уже занес надо мной, но вдруг передумал. Оборотень нагнулся, схватил меня, усадил рядом с собой, и мы помчались. От страха я не мог, кажется, дышать, вокруг всё полыхало – наши шатры, а в ушах звенел рог Белого племени – сигнал к отступлению.
Когда мы, наконец, примчались, он кинул меня в свой шатер, а сам сел неподалеку. Рассмотрел я своего похитителя не сразу. В тот момент я вообще ничего не соображал, видел только глыбу перед собой. И лишь спустя несколько часов, сидя в углу, сжавшись, я его всё-таки рассмотрел. До сих пор помню, он тогда чистил меч. Я часто потом думал, может, это он убил моего отца? Но на этот вопрос нет ответа. Сомневаюсь, что он сам вспомнил бы, кто пал от его руки, даже если бы я спросил его об этом. Но я не спрашивал, я никогда у него ничего не спрашивал.
Знаешь, Кайлин, я, наверное, был умным мальчиком, хотя мне было всего одиннадцать. Когда он, наконец-то, ко мне обратился, я не рыдал, не обвинял его, не пытался убежать. Спокойно отвечал на вопросы и делал, что мне скажут. Только первое время смотреть на него было страшно. Хотя он был красив: стальные глаза, кудрявые, до плеч, волосы. Он не был молод, но мне-то какая разница? Звали его Гарольд, по-моему красивое имя. Мы жили вдвоем. Первое время я выполнял роль слуги: чистил одежду, готовил, бегал с поручениями. Таких, как я, было несколько. Все омеги, лет до четырнадцати. Я с ними никогда не общался, во-первых, боялся, что это не одобрит Гарольд и убьет, чего доброго, во-вторых... Мне было стыдно.
Так прошло месяца три, и вскоре я заметил, что мне нравится общество моего похитителя. И хотя он был угрюм, неразговорчив, да и вообще, всё-таки он был врагом, я часто, сам того не замечая, пытался быть рядом с ним. А он, вечерами, сажал меня на колени, и мы так молчали. Он редко разговаривал с кем бы то ни было. Когда он уходил воевать, я дико скучал. Ты спросишь меня, а что я думал об оставленном родном племени, о родителях? Я не хотел вспоминать о родине, потому что как только я начинал об этом думать, как всё шло наперекосяк. Я ложился на землю, и часами лежал, не в силах пошевелиться. Внутри всё болело от тоски. Но кому я нужен такой, грустный? Я боялся, что надоем Гарольду, и он меня убьет. А я хотел вернуться в племя. Поэтому я старался быть веселым, а если не веселым, то хотя бы изображать беззаботность.
А потом у меня началась течка. Самая первая течка. В ту ночь у меня очень болел живот, я стонал и метался по полу, а Гарольд молча жевал травинку и смотрел на меня, ждал. Ближе к утру, когда боль улеглась, я впервые столкнулся с ранее неведомым мне ощущением. Будто внутри разгорелся пожар, мучительный и приятный. Я сразу понял, чего мне хочется. И смотрел на Гарольда, удивляясь, почему раньше не чувствовал его прекрасный, пряный запах.
Он был похож на древнюю статую, недвижим, сидел и рассматривал меня своими огромными стальными глазами. Потом, когда понял, что я готов, он медленно поднялся, взял меня на руки и отнес на свое ложе. Это была самая странная и, не поверишь, сладкая ночь в моей жизни. Необыкновенное чувство боли и наслаждения. Я плакал от счастья, я целовал его, как сумасшедший, будто в последний раз. Когда мы закончили, уже в полдень, он мне сказал, что не видел более страстного омегу, чем я. А я не мог иначе. Я отдавался ему весь, не зная стеснения или стыда. Какой-то огромный сгусток энергии внутри не давал мне успокоиться. Мне было мало, всегда мало.
Так прошло семь дней. Течка закончилась, но желание, хоть и притупилось, не исчезло до конца. И он это видел. Каждый вечер он относил меня на ложе, и я спал с ним, мы стонали так громко, что это было слышно в соседних шатрах. Он обучал меня всем прелестям этой науки, а я оказался самым старательным учеником, которого можно было только найти.
Сейчас я смотрю на одиннадцатилетних мальчишек и думаю, ну как можно с ними спать? Но тогда я не думал... Да и если бы думал... Я был пленником, рабом.
Так прошел месяц. Я не слишком думал о будущем, наслаждаясь телом белого оборотня. Я был практически счастлив. Однажды днем я варил обед возле шатра и услышал крики. Гарольда в этот момент рядом не было, но мое любопытство было слишком велико, и я пошел посмотреть, что происходит. Это был один из тех редких дней, когда я позволил себе перемещаться по поселению без его разрешения. Один из оборотней куда-то тащил омегу моего племени, мальчишку, лет четырнадцати. Тот упирался, что-то кричал. Вообще эта пара мне давно примелькались, я видел, что у них отношения похожи на мои с Гарольдом. А в последние два месяца у мальчишки начал расти живот. И сейчас он был хорошо виден, да и омега поправился, перестал быть таким худеньким как раньше. Мальчишка упал на колени, плача и о чем-то умоляя, но белый оборотень вытащил меч и проткнул ему горло. Беременному. Мне стало плохо. Кажется, я упал в обморок.
Очнулся я в шатре, рядом сидел Гарольд и сурово на меня смотрел. Я уже открыл рот, чтобы рассказать, что увидел, но он начал говорить сам. Впервые он говорил так долго. Он не пытался меня успокоить, сразу выложил как есть. Что с омегами из Черного племени развлекаются, пока не увидят явную беременность. А потом развлекаться с мальчишкой не интересно – живот мешает. Ну а ребенок вообще большая проблема, он же от раба родится, куда его? Поэтому омег рано или поздно и убивают.
Я тут же кинулся ему в ноги. Плакал я не хуже, чем тот мальчишка, я просил, умолял, чтобы он меня пощадил. Каково знать, что тебя убьют через какие-нибудь три-четыре месяца? А то, что я беременный, я даже не сомневался. Мы всю течку с ним не отлипали друг от друга. Знаешь, и ведь Гарольду стало меня жалко. Он вытер своей огромной ладонью с моего лица слезы и повел к шаману. Тот меня поил какой-то гадостью несколько дней, отчего сильно кружилась голова, тошнило и болело всё тело. На восьмой день у меня пошла кровь, живот скручивало так, что я думал, что умру. Но я не умер. Меня вернули к Гарольду пустым. И все началось по новой. Мы жили год вместе, и, веришь, я ведь после этого всего так и не забеременел. Подействовала отрава.
Но Гарольд ко мне привязался. Однажды он укусил меня за загривок и сказал, что никогда не отпустит. Оставил метку. На рабе. Даже сейчас я не понимаю, почему он это сделал. Неужели любил? А я и не помню, что тогда чувствовал, та история с убийством беременного омеги меня здорово встряхнула. Я не мог забыться, понимал, кто я и где. Наверное, это и было моим взрослением. Но, знаешь, никогда, никогда мне не приходило в голову убить Гарольда. Может, я его на самом деле любил?
По крайней мере, когда его убили, я плакал. И хотя мое горе было несколько эгоистичным, я ведь потерял хозяина, опеку, но в то же время я думал о том, что больше никогда, никогда не увижу его стальных глаз, не покрою поцелуями его руки, грудь, лицо. Но я не мог долго плакать. В Белом племени возник вопрос, а нужен ли я в принципе. Раб лишился хозяина. Несколько воинов решали мою судьбу. А я не хотел умирать, и, хотя на меня навалилось горе, я не знал что делать и перспективы были не утешающие, я всё равно мечтал выжить. Я страстно и унизительно хотел вернуться домой. Я помнил о родине, хотя и старался не думать о родителях и оставленном доме. Было стыдно.
Белым оборотням было проще меня убить. Но я предложил им одну ночь, всего одну ночь, после которой они бы решили, действительно ли это так необходимо. Они дали мне шанс, и я этим шансом воспользовался. Ты когда-нибудь обслуживал четырех человек за ночь? Хотя, глупый вопрос. Ты не познал другого мужчину, кроме Арена. А я развлекал их. Работал ртом, руками, подставлял попку. Не поверишь, одного я даже утомил. В свои-то двенадцать лет. Ты спросишь, откуда у меня было столько сил? Ну, во-первых, я же не развлекаться к ним ходил, а во-вторых... Я всё-таки развлекся. Мне нравилось с ними спать. Я получал удовольствие от прикосновений, от проникновения, я был страстный, и не только во время течки. Не буду долго расписывать, но я стал штатной шлюхой вашего племени, настолько втеревшись в доверие, что они перестали следить за мной. Чего я и добивался. В одну из ночей я переспал с часовыми, вымотал их, а когда они заснули, не отказал себе в удовольствии перерезать им горло, спящим. За того мальчишку, которого убили. Конечно, нужно было прикончить и того оборотня, но к тому моменту он погиб сам.
Я сбежал. Три дня я путался, плутал, но инстинкт привел меня к родному племени. К тому моменту мне уже было тринадцать. За два года меня успели не только мысленно похоронить, но, кажется, даже забыли, что я существовал на белом свете. Но я не обиделся.
Папа-омега был жив, он всё равно ждал меня, хотя шансов меня увидеть у него было мало. Но я вернулся, и был рад этому, но, знаешь, первое время я их очень боялся. Своих соплеменников. Меня отвели к Беону. Оказывается, я был первым пленником, который смог сбежать. И я знал, что там внутри, структуру, привычки воинов, защиту, многие вещи, важные в военном деле. Ведь пленные белые оборотни не были слишком разговорчивы, а тут прямо подарок. А еще у меня Беон спрашивал, как я выжил. И я всё рассказал, как есть. Он слушал мрачно, но не смея осудить меня, а у меня сердце выскакивало из груди. Рядом с ним сидел Феофил и тоже слушал. Они с Беоном всегда были очень близкими друзьями. Вождь и лекарь... Беон попросил осмотреть меня. Знаешь, даже тогда, спустя год после смерти Гарольда, метка еще была на моем теле. Феофил, помню, очень удивился, когда вообще ее увидел, а я... Я вдруг понял, что это моя пара. Наверное, тогда метка и начала исчезать, когда я перестал тосковать по Гарольду. Я был слишком юн, память гибкая, и я полез к Феофилу, со всей своей приобретенной вульгарностью, не краснея. Именно полез. Ответил он так грубо, что я потом несколько лет боялся показываться ему на глаза. Мне было больно, но знаешь, после того, что я пережил в плену, меня было сложно чем-то серьезно расстроить. Я окаменел какой-то частью души, и зажил дальше, привык.
Папа сначала обрадовался, что я вернулся, но вскоре понял, что лучше бы меня там и убили. Я не мог обуздать свой бешеный нрав, свою похоть. Я не знал, зачем мне себя блюсти и беречь, если мою девственность надо искать по десяткам коек Белого племени.
Во время течки он меня просто связывал, но это не всегда помогало. Самцы знали, что я безотказный. Приходили в шатер и имели меня в отсутствие папы. Я не беременел и радовался этому. Разговоры с папой не помогали. Между течками меня тоже нужно было связывать, потому что желание, хоть и ослабевало, но было все равно слишком сильным. О Феофиле я уже и не мечтал. Махнул рукой.
Папа вскоре понял, что ничего не помогает. Да и мораль прививать мне поздно, а я плевал на всё. На общественное мнение, на чувства папы, на свое будущее. А еще я помнил, что я не беременею больше, так смысл изображать невинность?
Однажды, после очередной гулянки, я вернулся домой и застал папу в слезах. Он знал, где я был, но вместо привычных упреков и наказаний, к которым я уже давно привык, он подошел ко мне, поцеловал в лоб и стал со мной прощаться, намереваясь куда-то уйти, – на этом месте Энджи, который рассказывал притихшему Кайлину эту историю абсолютно спокойно, вдруг заплакал, – Я спросил, куда он собирается. Он ответил, что не может больше терпеть насмешки соплеменников, осуждений, укоров. Что у него нет выхода. Я не сразу понял, что он имеет ввиду, но когда он показал мне кинжал, мне стало всё ясно. Я упал на колени и умолял его не делать этого, умолял так, как когда-то умолял Гарольда оставить мне жизнь. Только теперь я бился за жизнь своего папы. С ним же. Мы говорили несколько часов, я ползал по полу, в истерике, слезах, я готов был лизать ему ноги, изуродовать себя, сделать всё, всё что он попросит. Он долго и устало смотрел на меня, потом сказал, что если я хоть раз пущусь в разгул, то он выполнит то, что задумал. Без предупреждения. Я обещал измениться.
С того дня я почти не выходил из дому. Меня не надо было связывать, мне ничего не нужно было говорить. Я искал себе какие-то дела, научился вырезать фигурки из дерева, готовил, но... Моя похоть меня не оставляла. Я мучился этим. И, что самое главное, эта похоть меня преследовала даже между течек. Я тайком ублажал себя руками, неподходящими для этого предметами, иногда, по глупости, нанося себе травмы. Когда папа застукал очередной раз меня за этим занятием, у нас состоялся очень важный разговор... Он объяснил мне, что со мной происходит. Всё моё дикое, жуткое желание происходило от переизбытка сексуальной энергии. Ее было слишком много. Но по глупости и незнанию я ее тратил на разгул, тогда как редким омегам она давалась для иного. Это была сила, которая позволяла колдовать, лечить... Один минус, в нашем племени омеги не имеют права этим заниматься, и поэтому папа, который владел этим искусством, боялся передавать его мне. Но эта сила пожирала меня, и он сжалился. Так я научился контролировать свои желания искусственным образом. Нет, они не исчезли, но я мог с ними справляться. Моя сила помогала мне, я перестал бояться, стал гордым и научился отказывать. Так я встретил свое четырнадцатилетие.
Долгие пять лет я избегал общества альф. За мной ухаживали, ко мне приставали, но это было бесполезно. Я мог и с мечом кинуться. Я отказывал всем, потому что знал, что по-настоящему я никому из них не нужен. А еще я часто вспоминал Феофила, но прятался от него по-прежнему. Наверное, это был единственный человек, кроме папы, способный заставить меня стыдиться самого себя.
Однажды я шел мимо крепости и мне преградил путь Арен. Он положил мне руку на плечо, не давая пройти дальше и понюхал меня с явным удовольствием. Я ему понравился, даже очень. А он мне... Скорее да, чем нет. Я уже не надеялся, что Феофил меня когда-нибудь полюбит, а больше я никому по-настоящему не нравился. А тут понравился, да еще сыну вождя! Папа знал, что Арен на мне не женится, да и я сам в этом не сомневался. Но так как надежд обрести пару у меня уже не было, встречаться с Ареном папа мне разрешил. Беон тоже не был против, но при условии, что Арен не будет ставить на мне метки... Сам Арен о женитьбе никогда не говорил, а я и не напрашивался, мне было достаточно и того, что было. Я лишь иногда с досадой поглядывал на Феофила, который по-прежнему относился ко мне с презрением, – Энджи еле заметно улыбнулся, глядя на грустного и задумчивого Кайлина.
– Так Арен знал твою историю? Про твой плен? – белый оборотень качал головой, думая над тем, что рассказал Энджи.
– Да, конечно, но надо отдать ему должное, он никогда об этом не спрашивал. Будто этого всего и не было.
– Но ведь он на тебе не женился! Тебя это не обижало?
– Арен ничего мне не обещал, не обманывал меня ложными надеждами. Зачем мне обижаться? Да и самое главное, я никогда не обеспечу его наследниками, – Энжди усмехнулся, – Мне надо было раньше думать, как себя вести, после плена.
– Но ты не виноват!
– Перестань. Теперь ты всё знаешь. Ты будешь продолжать со мной дружить? – Энджи серьезно смотрел на Кайлина.
– Я буду. Но у меня встречный вопрос. Почему ты меня поддерживаешь, если мои соплеменники так плохо обошлись с тобой? Неужели у тебя не возникает желания отомстить?
– Кому? Тебе? А за что? – Энджи покачал головой, – Ты тут не при чем, да и я ведь понимаю, что тогда было... Война.
