Текст книги "Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля"

Автор книги: Дмитрий Нечевин

Соавторы: Лариса Беляева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Сами барышники сбывают эти вещи частью здесь же в столице, переделав их, или же отправляют в другие города. Барышников можно найти почти постоянно: на Толкучем, на задах Щукина двора, на Фонтанке, в переулке от Чернышевой площади к Яблочной и в некоторых других пунктах столицы. Барышники сами следят за ворами всюду и принимают вещи из рук в руки. При всех съездах, вокруг театров, во время представлений барышники находятся на условных местах и подхватывают выносимую им добычу, с жадностью вырывая ее друг у друга из рук. Продажа воровских вещей по улицам очень распространена.

Почти ежедневно на Гороховой, Садовой, на людных улицах вообще, даже на Невском проспекте можно встретить субъектов, предлагающих прохожим с таинственной осторожностью за бесценок часы, перстень, колечко, цепочку под видом золотых. В этих случаях подразумевается, конечно, что вещь эта краденая, и множество подобных безделушек, медных и не имеющих никакой цены, сбываются легковерным и жадным прохожим под видом «краденых», тогда как они исключительно для этого промысла подделаны… Бинокли, между прочим, украденные во время представлений, всегда почти разносятся для продажи в самом Гостином дворе.

Весьма опасными помощниками мошенников бывают лихачи. Они держатся всегда как можно ближе к вору, замышляющему более или менее важную кражу, или стоят вблизи за углом и увозят мошенника во весь дух, когда дело исполнено или когда возникает опасность. Это называется ухрять или ухнуть. Ловкий лихач придает мошеннику много отваги. Сорвав цепочку, часы, шубу с плеч, схватив в жилом доме, в магазине какую-либо ценную вещь, мошенник опрометью кидается к лихачу, и они исчезают на виду у всех.

Важную роль в воровской деятельности играют известные трактиры, гостиницы, харчевни, погреба и публичные дома.

«Передержатели», или так называемые содержатели черныхквартир, занимаются тем, что, наняв где-нибудь подвальную квартиру, темную и душную яму, принимают на ночлег каждого, кто принесет гривенник. Здесь же в случае надобности готов самый бедный обед и ужин, которым пользуются неудачно промышлявшие мошенники. Квартиры эти содержатся под видом временных ночлежек. Здесь жильцы меняются почти ежедневно; такие притоны – настоящие гнезда порока.

Трактиры, гостиницы, харчевни и погреба нередко принимают заведомо явных воров и мошенников и получают от них большой доход. Там спасаются воры в случае опасности, там они проводят свой досуг, особенно ночью, сходятся и уговариваются с барышниками. Для этого в таких заведениях есть особые комнаты и особый задний ход. Здесь мошенники часто прогуливают со своими дамами сердца после удачной добычи в одну ночь очень большие деньги. Здесь процветают карты, кости, бильярд и т. п.

В квартирах проституток также постоянно происходят игры в карты и грабежи, которые большей частью остаются без всякой огласки. Проститутки в сообществе с мошенниками стараются залучить молодых людей всех званий и состояний и передают их ворам. Из ста только один пойдет жаловаться на то, что его обобрали в подобном месте. Кроме того, и сами проститутки напаивают своих посетителей и обирают их дочиста. Наконец, есть и такие, которые, будучи приглашенными к кому-нибудь ночью на квартиру, высматривают все, что нужно мошенникам, затем передают им вещи или отворяют им ночью дверь.

На байковом языке мошенников существует целый ряд выражений, относящихся к их профессии. Если мазур облопался, т. е. попался, то товарищи делают складку (скуп) для его выкупа. Откупиться называется у них отначиться или еще лучше: дать сламу, а «слам» означает долю воровской добычи. Слам на крючка – это взятка, то же слам на выручку, а слам на ключа – взятка на долю следственного пристава.

Сами названия полицейских чинов, данные им мошенниками, показывают, как они судят о первых.

Квартальный, например, называется карман или выручка. Названия сами по себе вовсе недвусмысленные, ибо, очевидно, что тут и там речь идет о деньгах. Но если вспомнить, что «мазуры» называют «мешком» барышника, перекупающего краденые вещи, то слово карман делается еще более подозрительным. Выручкой же называется вообще касса или сумма, вырученная от продажи краденого.

Паспорт или всякий вообще вид называется у мошенников глазом или биркой; фальшивый вид – темным глазом. Такой темный глаз или чужой глаз, т. е. краденый или купленный паспорт, стоит от пяти до десяти целковых.

Для удостоверения в том, что эта торговля крадеными паспортами, которые вытаскиваются из карманов вместе с деньгами, действительно существует, я приказал купить несколько таких видов и в том числе свидетельство и мирской приговор об освобождении мещанина от общества.

С подобным видом беглец или бродяга приписывается, куда хочет, под чужим именем, и таких людей в столице нашей немало.

Несмотря на объявления об утрате таким-то своего вида, мошенник живет по нему без всякого опасения. Лучшим доказательством этому служит, конечно, самая торговля этими паспортами, поскольку если бы такого вида документы нельзя было употребить в дело, то не стали бы его ни продавать, ни покупать.

С перечисленными мною выше некоторыми категориями постоянных видов преступного промысла не следует смешивать случайных преступлений, хотя бывает и так, что эти «случайные преступления» принимают прямо эпидемический характер.

Так, одно время в Петербурге весьма распространился особый вид краж «полотерных». Куда ни приходили полотеры, почти всюду оказывались кражи… Зло распространилось настолько, что в 1866 году вызвало издание специального запроса С. -Петербургского оберполицейместера к подведомственным ему чинам о причинах распространения такого рода краж и о мерах борьбы с ними.

Оказалось, однако, что крала более прислуга и ссылалась на полотеров. Крали, положим, и полотеры, но преимущественно из уволенных хозяевами, которые самозвано являлись на квартиры для чистки полов, и т. д. Все это удалось весьма быстро прекратить, заставив, с одной стороны, хозяев полотерных заведений обращать внимание на выбор людей, а с другой – освобождали прислугу во время чистки полов от других обязанностей для наблюдения за чистильщиками, делая ее ответственной за пропажи.

Такого рода «эпидемии» нетрудно довольно быстро прекратить, но не в них главное зло…

Условный язык петербургских мошенников,

известный под именем «музыки», или «байкового» языка

Агалчить Неосторожно толкнуть товарища и помешать ему

Аркан Цепочка на шее

Аршин Купец

Барчук Господин во фраке

Бирка Письменный вид

Буквоед Священник или чтец Св. писания

Бутырь Городовой

Быть в лаванде Скрываться от полиции

Вертун Коловорот

Вечор я было влопался, насилу фомкой отбился, да, спасибо, мазурик со стороны поздравил каплюжника дождевиком Вчера вечером я было попался, да оборонился ломом, а товарищ пустил со стороны в полицейского булыжником

Взято с верхов Из наружного кармана

Влопаться Попасться с надеждой освободиться

Выначить, срубить Вынуть из кармана

Выручка Касса или сумма, выручен-ная от продажи краденого

Глаза Паспорт

Голуби Белье

Гонять сизых голубей Таскать свинец с крыш

Гопать Ночевать на улице

Грабли Перчатки

Дать сламу Откупиться

Деревянная солонка Отделение приговоренных

Двухглазая Бинокль

Дождевик Камень, булыжник для случайной обороны

Дрянные ширмы Фальшивые ассигнации

Делатели марок Изготовители фальшивых монет

Жулик Малолеток, ученик мошенника, это же слово означает нож

Заделье Свадьба

Заливать Говорить вздор

Знать музыку Понимать мошеннический язык

Застегнуть пуговицу Затянуть кого-либо в мошенническую группу, в карты или в кегли

Затыпить Скрыть, заслонить

Зашибить шиллинг Обокрасть денежный ящик

Захороводить Подговорить прислугу в доме на воровство или отвести прислугу

Зетить, стремить Зорко глядеть

Змееныш или форточник Худощавый, ловкий и смелый мальчишка, которо-го обыкновенно принанима-ют вламывающиеся в дома воры, когда нужно пролезть в окно верхнего этажа

Камбала Лорнет

Камлюх Шапка

Камышевка Большой лом

Канна Кабак

Каплюжник Полицейский

Карман или выручка Квартальный надзиратель

Клевый Хороший, красивый, дорогой

Кле Всякая воровская вещь

Клюй Следователь

Козлятник Человек, который учит воровству мальчиков

Колесо, серсо Рубль

Коленный скребец Ступальная мельница (выражение это, вероятно, явилось вследствие того, что работающий на ней пре– ступник должен постоянно остерегаться, чтобы не оцарапать себе колени беспрерывно вращающимся колесом)

Коньки Сапоги

Крякожи Связанные руки

Лаханка Табакерка

Леди Грин Тюремный священник

Лецен Платок карманный

Ловко надуть Войти в дом, когда вся семья в церкви

Мазурик, мазур Мошенник из наших

Маз, торговец Мошенник первой руки, мастер своего дела

Мальчишки Отмычки или крючки

Маруха Развратная женщина

Михлютка Жандарм

Мошенник Человек, которого хотят обокрасть

Мудак Мужик

Музыка, байковый язык Условный язык воров

Мякоть Подушка с экипажа

Мешок Барышник, покупающий воровские вещи

Мешок во что кладет веснухи? Что дает, во что ценит барышник часы?

На мелководье Ходить полуобнаженным, чтобы возбудить сострада-ние прохожих

Набрать снегу Украсть вывешенное для просушки белье

Натереть, или надрать, когтями на завтрак Подвергнуться телесному наказанию в тюрьме

Начудить Сделать неудачно кражу

Облопаться Попасться в воровстве

Обначивать Обманывать

Оболочь Надеть

Обруч Кольцо, перстень

Окрестить Джека Выскоблить имя или номер на краденых часах или заменить вымышленным

Он ведь уже ел миноги и спроважен, не чиста была бирка Он уже наказан плетьми и выслан, паспорт был фальшивый

Острёмиться Неудачно покуситься на кражу

Отначить Оттянуть от другого

Отначиться Откупиться

Отстал Сослан или отправлен на каторжные работы

Охота за дичью Кража кур и всякой домашней птицы

Охотники за клопами Полуночные бродяги, обкрадывающие пьяных

Ошмалаш Ощупать

Паломник Вор, который обкрадывает лавку в то время, когда товарищ его отвлекает внимание купца

Перевес Цепочка не на шее

Перетырить Передать краденую вещь товарищу

Перетырь жулику да прихерься Передай мальчишке-помощ-нику, а сам прикинься пьяным

Персяк Платок шелковый

Подлипало, фига Полицейский сыщик

Подначивать Подговаривать на воровство

Поднять паруса Обокрасть лавку

Полупрогулка Шестимесячное заключение

Помада Долото

Попался с закладом Быть изобличенным в воровстве

Пойдем на клей Пойдем воровать на готовое

Прихериться Притвориться пьяным

Пробрать дробью Наказан розгами

Прогулка Трехгодичное заключение в тюрьме

Прочитать над Джеком молитву Вынуть механизм из одних часов и переложить в другие

Потешиться Затеять для виду с кем-нибудь драку на улице, чтобы собралась толпа, и в это время обокрасть кого-нибудь

Пчелы Фальшивые деньги

Расколоть ящик, пробить барабан Совершить ночное воровст-во

Растырбанить Разделить добычу

Рубашка Конская сбруя

Рыболов Вор, который грабит кэбы и кареты, отрезая от эки-пажных задков чемоданы

Рыжая, Сора Полуимпериал

Рыжик Червонец

Swaq Вообще всякая украденная вещь

Сверкальцы Драгоценные камни

Сгореть, преть, вспотеть Попасться без надежды на освобождение

Сережка Замок

Sinker Фальшивые деньги

Скамейка Лошадь

Скуржа Серебро

Скуп Сумма для выкупа попавшегося

Слам Доля добычи

Слам на крючка Взятка

Слам на ключа Взятка на долю следствен-ного пристава

Smasher Человек, пускающий в об-ращение фальшивые деньги

Союзник Соучастник в так называемой наперсточной игре, который, разыгрывая роль совершенно постороннего человека, зав-лекает в нее других, не подозревающих тут никакого плутовства

Соря, бабки Деньги

Спурить, пропулить Продать краденую вещь

Срубил шмель да выначил скуржаную лоханку Вытащил кошелек с деньгами и серебряную табакерку

Стрема Будь осторожнее, смотрят

Стрема, стремит михлютка Осторожней, жандарм глядит

Стриканцы Ножницы

Струканцы, веснухи Часы золотые

Стырить Украсть, стянуть

Стрела Казак

Талыгай Военный

Темный глаз есть Есть фальшивый паспорт

Темный глаз липовый Фальшивый паспорт

Теплуха Шуба

Тонкие проволоки Длиннорукие воры, искусно залезающие в карманы

Трекать Толкать в давке

Трекнуться Оглянуться невпопад, вынимая вещь из кармана

Трока Три рубля

Трясогузка Горничная

Уборка, халтура Похороны

У Гришки есть бирка У Гришки есть паспорт

Усыпать зведами стекло Разбить стекло в окне

Ухнуть, ухрять Ускакать на извозчике, который заодно с вором

Ухрял было, с бутырем справился, да стрела подоспела и облопался Ушел было, с городовым справился, да подоспел казак и схватил

Ухрялон, вечер, что ли? Ускакал он на извозчике вчера вечером?

Фараон, паук Полицейский

Финалы Ассигнации

Финал, шмука, лопатка Бумажник

Фомка Небольшой лом, чем свертывают замок

Халдыговина Конно-железная дорога

Хам, халдей, Алешка, денщик Лакей

Хвастун Человек, крадущий что-либо из лавки под видом покупки

Хвостик Трехмесячное заключение

Хер Пьяный, хмельной

Ходить Жохом Без денег, быть в нужде

Ходить по музыке Заниматься воровством

Хрять Бежать

Черная Мария Тележка, на которой привозят в тюрьму преступников

Что стырил? Что украл?

Шатун Винный погреб

Ширман Карман

Шифтан Армяк

Шкеры Панталоны

Шмель, шишка Кошелек с деньгами

Ел миноги Наказан плетьми

Яманный Негодный, нехороший

Я правлю три рыжика, он четыре колеса кладет Я прошу три червонца, он дает четыре целковых

К. Путилин ПОКУШЕНИЕ В ПОЕЗДЕ[23]23
  Впервые опубликовано в журнале «Исторический вестник», 1913 г., №


[Закрыть]

Просматривая как-то бумаги моего покойного отца И. Д. Путилина, первого начальника Петербургской сыскной полиции со дня ее учреждения в 1866 г., я нашел небольшую записную книжку, где его рукой мелким, крайне неразборчивым почерком занесен ряд отрывочных заметок, воскресивших в моей памяти знакомые образы и обстановку целого ряда преступных дел, типичных по замыслу и выполнению, других – по приемам раскрытия преступлений, не отмеченных до сего времени в печати.

Одна из его заметок раскрывает драму семейного разлада тайного советника Н. И. Т-ва, занимавшего в восьмидесятых годах видный служебный пост в столице.

Покушение на жизнь этого деятеля было произведено в исключительной обстановке и притом на моих глазах, вот почему все его детали ярко запечатлелись в моей памяти.

Двадцатипятилетняя давность позволяет теперь поднять завесу в этом деле, не называя настоящей фамилии объекта преступления, сошедшего с жизненного пути лишь несколько лет тому назад.

В богато обставленном кабинете за ореховым письменным столом сидел, углубясь в чтение бумаг, Иван Васильевич Карасев, управляющий удельными имениями в Астраханской губернии.

Вошел курьер и на подносе передал только что полученное с вечерней почтой письмо со штемпелем из Петербурга.

Иван Васильевич нервно разорвал конверт с хорошо знакомым ему женским почерком. По мере чтения письма выражение красивого лица управляющего становилось все мрачнее и мрачнее.

«Сегодня ровно три месяца, – читал Карасев, – как мы с тобой расстались, мой горячо любимый друг Ваня!.. Я думала, что скоро справлюсь со своим чувством и подавлю в себе порывы угасающей молодости… Увы! в этом я глубоко ошиблась!.. и убедилась, как неверна пословица: «С глаз долой – из сердца вон!» Ты не можешь себе представить, как стало мне тяжело и невыносимо жить в последнее время; прежде хоть мимолетные свидания с тобой, твои ласки и горячая привязанность поддерживали во мне веру и надежду на лучшее будущее…

Но вот осталась я одна, бок о бок с человеком-извергом, ставшим мне, как ты знаешь, ненавистным с первого же года нашей свадьбы, и тут вся жизненная энергия во мне сразу погасла… Зачем дольше жить, на что еще впереди надеяться?.. Кругом мертво… пусто…

Николай Иванович, как человек умный, отлично понимает, насколько его жизнь отравляет мою, и мстит мне методически на каждом шагу. Его постоянные придирки, двусмысленные намеки на наши с тобой отношения и насмешки над каждым моим словом, жестом – дошли до апогея… «Я знаю, – с кривой усмешкой сказал он мне как-то на днях, не стесняясь присутствия сына, – вы все мечтаете о разводе и рае с любимым человеком… но, помните, никогда, никогда я развода вам не дам… Ваша свобода – когда вы овдовеете; десяток-другой лет надо еще подождать, я надеюсь пожить, а потом, когда сами сделаетесь старым, морщинистым грибом, – падайте в объятия вашего Адониса!.. Ведь старая любовь, говорят, не ржавет!..»

Ужасно выносить такую пытку: раздави, убей, но не мучь так жестоко почти каждый день. Дети наши всецело на моей стороне: они никогда не видят от него ни ласки, ни доброго слова.

Вчера я видела сон: вагон, в котором возвращался из имения Николай Иванович, упал с высокой насыпи и разбился вдребезги; в это утро я проснулась в счастливом настроении.

– Настя, барин, вернулся?

– Нет, его превосходительство еще не приехали…

Боже! – подумала я, неужели само Провидение, к моему счастью, разрубило Гордеев узел! Увы, мечты скоро рассеялись: послышался в передней звонок, подали открытое письмо от мужа: «Дела по хозяйству задержали, выеду через неделю, с пятницы на субботу». Вот что я прочла, невольно содрогаясь от ужаса разбитой иллюзии. Прощай, мечты и надежды!.. Опять через семь дней возобновится для меня прежняя пытка!

Нет, тысячу раз нет, я не могу больше терпеть и ждать, ждать без всякой надежды на избавление… Лучше каторга, чем эта агония, продолжающаяся и так более десяти лет. О, если бы ты мог заглянуть в мою душу, то содрогнулся бы от той решимости, которая у меня созрела; двоим нам не жить на свете, кто-нибудь должен уступить дорогу!.. Он или я!..

До свидания, скорее прощай, мой дорогой Ваня, пожалей твою несчастную Варю. В. Т.»

В соседней комнате, в столовой, пробило десять часов. Бой часов вывел Ивана Васильевича из глубокой задумчивости.

– Да, выхода другого нет!.. Варя для меня и нашей девочки должна жить!.. Надо поспешить отделаться от этой гадины, – глухо проговорил Карасев, порывисто отодвигая от стола кресло.

Подойдя к боковому столику, Иван Васильевич залпом выпил два стакана холодной воды и, пройдясь несколько раз по кабинету, вновь присел к письменному столу и углубился в составление письма.

Нервное подергивание мускулов лица и капли холодного пота, выступившие на лбу, свидетельствовали о сильной душевной борьбе автора письма.

– Снеси это письмо немедленно в почтовый ящик, – приказал Карасев вошедшему на звонок курьеру.

На конверте крупным решительным почерком был написан адрес: «Петербург, Моховая, 6. Инженеру-технологу Антону Антоновичу Шиманскому».

– Рубикон перейден… пан или пропал!.. – тихо проговорил Иван Васильевич, как только слуга затворил за собой дверь кабинета.

– Если ты не очень занят своими лекциями, то завтра утром поедешь со мною на станцию Бологое, предстоит интересное дело; лично ты мне нужен для обстановки; замешано лицо, о котором ты, конечно, много слышал… Случай далеко не легкий: малейшая оплошность может повлечь за собой роковой для нас исход… Так подумай!.. Идешь или нет?

Такими словами встретил меня отец, когда я вернулся домой с лекций из института инженеров путей сообщения.

– Да, конечно, – поспешил я дать согласие, соображая, что наука не волк, в лес не убежит, а тут живое дело, пожалуй, еще ночное нападение бандитов, в масках… Нет, такого интересного случая нельзя пропустить.

– Долго продлится наше отсутствие?

– Сутки, – коротко отрезал отец.

– Что, собственно, предстоит нам делать? Какую роль я должен играть, кто с нами еще поедет? – закидал я вопросами отца, ходившего крупными шагами вдоль моей комнаты.

– По дороге в вагоне ты обо всем узнаешь, а теперь никому не болтай о нашей завтрашней поездке. И с этими словами отец, круто повернувшись, вышел из моей комнаты.

Плохо спалось мне в эту ночь…

Проехали станцию Колпино, а от отца ни слова разъяснения мотива нашей поездки.

– Может быть, мы едем только до Волхова, в Оснечки (наше имение на реке Волхов)? – попробовал я настроить отца на разговор.

– Дальше, – получил я лаконический ответ.

И вот когда я потерял уже надежду узнать что-нибудь в дороге и стал слегка придремывать под влиянием бессонной ночи и дорожной качки, я услышал над самым моим ухом голос отца:

– Мы доедем через два часа до станции Бологое; слушай же внимательнее: цель этой поездки – предупредить покушение на жизнь Тургасова, мало того, товарищ министра поручил мне создать такую обстановку, при которой Николай Иванович не мог бы подозревать, какая катастрофа ожидает его в дороге, на поезде.

– Странно, зачем такая таинственность?

– Не знаю, вероятно, замешаны личные отношения, а может быть, щадят слабое, больное сердце Николая Ивановича… Но дело не в этом, важно выполнить то, чего от нас требуют, а потому не перебивай праздными вопросами, – строгим тоном заметил отец. – Само собой разумеется, если на станции встретится со мной Николай Иванович, у него сейчас зародится подозрение?..

– Значит, нужен отвод?

– Да…

– Я и Ольга Семеновна (моя мачеха, ехавшая также с нами) должны сыграть какую-нибудь роль, чтобы рассеять подозрение Т-ва? Не так ли!..

– Да, ты угадал…

– Но я на артистическом поприще еще никогда не подвизался!..

– Не боги горшки обжигают, да и роль для тебя пустая, – сухо заметил отец, видимо, недовольный моим сомнением.

– Конечно, я постараюсь оправдать твои надежды…

– В этом я не сомневаюсь, иначе обошелся бы без тебя. В сорока пяти верстах от станции находится имение полковника Варнавина, – продолжал отец после небольшой паузы. – Этим летом у него гостила племянница, только что окончившая Смольный институт…

– Ну, а мне-то до всего этого какое дело? – не вытерпел я.

– Не перебивай, слушай дальше… Ты, находясь летом на технических работах на реке Вишерке, около станции Малая Вишера, познакомился с племянницей Варнавина Надей и…

– Влюбился в нее по уши… Так ведь?..

– Она также ответила на твое чувство, ты сделал неделю тому назад предложение, вызвав меня телеграммой на обручение, которое и состоялось сегодня днем.

– Значит, вы прикатили сюда, чтобы благословить «влюбленных детей»! Весьма трогательно… но поверит ли всей этой басне Т-в? Вот в чем я весьма сомневаюсь!

– Надо, чтобы он поверил; приложим все старания и все искусство, а иначе…

– Мы рискуем?

– Дурака сыграть! – перебил меня отец. – Осложнить и наполовину испортить дело, для которого мы сюда приехали. На станции мы встретимся с Николаем Ивановичем, он, очевидно, будет спешить к двенадцатичасовому поезду, встреча наша должна быть совершенно неожиданной. Твоя задача обратить его внимание на себя и тем самым отвлечь его подозрения на мой счет. Ольга Семеновна также постарается отвратить его внимание от деловых соображений и догадок не в нашу пользу. Я думаю, – продолжал отец, – наша беседа на станции не затянется более чем на полчаса; подойдет московский поезд, и мы рассядемся по вагонам. Т-в поедет, по обыкновению, в первом классе, ты и Ольга Семеновна – во втором…

– А ты? – прервал я отца.

– Смотря по обстоятельствам! Николай Иванович не должен заметить, что я его охраняю в дороге.

– Дальше, дальше!..

– На одной из промежуточных станций войдет в первый класс одно лицо, которое… – Отец сделал паузу на самом интересном месте.

– Ну, ради Бога, договаривай до конца…

– Изволь… Если мы своевременно не примем мер, то Николай Иванович не доедет до столицы живым, да и нам, пожалуй, несдобровать!

– С нами едут агенты?

– Двое – Руткевич и Серенко.

– Что же, собственно, может произойти в вагоне? – недоумевал я.

– А вот прочти это письмо, переданное мне товарищем министра, ты тогда уловишь нити…

С этими словами отец передал мне с обгорелыми концами письмо. С большим трудом я смог разобрать его содержание:

«Милостивый государь Антон Антонович!

В ночь с пятницы на субботу, 30-го сентября, выезжает со станции Бологое в Петербург из своего имения Н. И. Представляется весьма удобный случай отделаться раз навсегда: вам – от заклятого врага вашей политической партии, немало погубившего ее горячих адептов (Машурину, Колобова, Глебова и др.), а мне – от ненавистного человека, ставшего на дороге к личному счастью… Помните наш последний разговор у Палкина перед самым моим отъездом: «Я вам обязан своей свободой и готов всегда на какую угодно для вас услугу, даже пойду на преступление, конечно, идейного характера». Таковы были ваши заключительные слова… не правда ли?.. И вот час настал, услуга за услугу, и мы с вами не только будем квиты, но я останусь в долгу перед вами на целую мою жизнь. Перейдите же от слов к делу. Кинжал, яд, пироксилин… в форме небольшой бомбочки, выбирайте, по вашему усмотрению; окраска, конечно, политическая. Завтра перевожу на ваше имя через учетный банк 5. 000 рублей для перевода вашего в Америку, хотя бы на время в случае удачи, в которой я не сомневаюсь, зная вашу решимость и твердость воли. Ваш К. Р. S. Письмо сожгите».

– Как это письмо уцелело? Ведь оно было в печке… частью уже обгорело?.. Право, для меня это загадка…

– Однако все случилось очень просто, – заметил отец. – Само собой разумеется, Шиманский по прочтении письма бросил его в печь, но само письмо по легкости осталось около дверок.

– Но кто же мог его откуда вынуть?

– Очевидно, прислуга, кухарка Марья.

– Ничего не понимаю!

– Я считал тебя более догадливым, – недовольным тоном проговорил отец. – Устроилось это так: момент вспышки письма был предупрежден появлением в кабинете Марьи с кочергой в руках. Сырые дрова плохо горят, естественно, надо помешать дрова в печке. Кажется, теперь понятно?

– Да, теперь мне ясно: Марья шпионила! Она, следовательно, состояла на службе у охранного отделения… Не так ли?

– Шиманский принадлежал к партии социал-демократов, и за ним был учрежден надзор, – пояснил мне отец.

– Прекрасно, – заметил я. – Где же подтверждение о готовности Шиманского на преступление?

– В дальнейшем поведении инженера, – сухо заметил отец. – После получения инкриминируемого письма Шиманский с лихорадочной поспешностью целыми днями занимался химическими опытами, покупая бертолетовую соль, азотную кислоту и другие вещества, входящие в состав взрывчатых снарядов; далее, три дня тому назад Шиманский купил небольшой, желтого цвета, ручной саквояж, и прислуга видела в замочную щель, как инженер положил туда какой-то круглый предмет, величиной с апельсин, от которого шли желтые шнуры… после чего запер саквояж на ключ.

– Почему же Шиманского не арестовали… чего же еще надо было ждать?

– Промахнулись! – с досадой в голосе ответил отец.

– Как, каким образом?

– Третьего дня Шиманский ушел в десять часов утра из дома, сказав, что возвратится не раньше двух часов; как только он вышел из подъезда, за ним стал следить агент; на углу Михайловского и Невского подошел к агенту его товарищ по службе и довольно громко сказал: «Это он, Шиманский». Последний, по-видимому, услышав сзади свою фамилию, догадался, что за ним следят по пятам… вот тут-то он и выкинул фортель!

– Какой? Это крайне интересно!

– Зайдя в магазин Чуркина, он вышел оттуда в новой поярковой шляпе, оставив котелок свой в лавке.

– Хитрость довольно прозрачная.

– Слушай дальше. От Чуркина Шиманский прямо пошел в булочную Филиппова и здесь, просидев с полчаса за стаканом кофе, он внезапно встал с места, оставив на столе свою шляпу, и направился в кабинет уединения.

– И больше не вернулся к столику?

– Да, очевидно, Шиманский через проходной двор вышел на Владимирскую улицу, тогда как его стерегли у выходов на Невский и Троицкий переулки и в самой булочной.

– Ловко надул, но ведь он вышел с голой головой. Как это-то не заметили?

– Нет, он вышел в фуражке, иначе его бы не пропустил дворник, дежуривший у ворот.

– Фуражка? Да откуда же она у него взялась? Неужели в самой булочной Шиманский на ходу ее украл?

– Нет, все это много проще случилось: Шиманский, как оказалось впоследствии, купил у Чуркина вместе с поярковой шляпой еще шелковую дорожную фуражку и последнюю спрятал на всякий, очевидно, случай, в карман. Этот случай скоро и представился.

– А саквояж?

– Увы! И он исчез с содержимым. Шиманский из булочной на лихаче заехал на свою квартиру и, отперев своим ключом дверь, прошел в кабинет, где, забрав свой саквояж, не тронул ничего из других вещей.

– И скрылся? Митькой звали!

– Да, скрылся бесследно, никакие розыски не могли обнаружить его настоящее местопребывание.

– А где же была кухарка Марья?

– Ушла в отделение с докладом о поведении ее питомца. – насмешливо досказал отец.

– Ты думаешь, Шиманский сядет в вагон на станции Бологое?

– Скорее, на одной из промежуточных станций. До Петербурга их немало!

– Неужели Шиманский решится пожертвовать и своею жизнью: взрывом снаряда он сам легко может быть убит или, в лучшем случае, тяжело ранен? Вот почему я думаю, что он скорее прибегнет к удару кинжала.

– Ты забываешь, что момент взрыва можно рассчитать довольно точно, если снаряд будет снабжен часовым механизмом; я ни минуты не сомневаюсь в предусмотрительности Шиманского; конечно, он не будет ставить свою жизнь на карту! Положить снаряд и спрыгнуть с поезда за несколько минут до взрыва – вот план злоумышленника! Хотя заранее нельзя этого утверждать – возможны вариации: пистолетный выстрел, удар кинжала… все в его распоряжении… Я об этом думал…

– И нашел средства предупредить?..

– Да… – коротко заметил отец, давая по тону понять об окончании разговора.

Впереди замелькали станционные огоньки; раздался протяжный свисток, и поезд медленно подошел к дебаркадеру.

Мы вышли на станцию Бологое. «Здесь должна разыграться комедия, не дай Бог, чтобы конец ее был трагический», – невольно подумал я.

На станции было пусто; до прихода московского поезда оставалось более трех часов. Кроме нас, поодаль, за отдельным столиком, спиной к нам сидели какие-то два индивидума, на которых я не обратил внимания, занявшись пожарской котлетой.

Подали чай; отец, выпив полстакана, как-то внезапно встал со стула и направился к двери; тотчас же отодвинулись стулья от соседнего стола, и два незнакомца направились, не спеша, по следам отца.

– Ба, да это ведь Руткевич, а с ним агент Серенко, неправда ли, Ольга Семеновна?

Та молча кивнула головой.

На Руткевиче был одет щегольской охотничий костюм, на голове красовалась поярковая шляпа с синим пером, этот костюм весьма шел к тонкому профилю его лица, окаймленного роскошной, старательно расчесанной черной бородой. Никто не мог бы заподозрить в этом барине-охотнике чиновника сыскной полиции.

Я понял, что отец вышел для разработки плана предстоящей «кампании» и распределения ролей между его помощниками, и мне не следовало мешать.

Прошел добрый час, пока, наконец, не вернулся к нам отец. По его озабоченному виду можно было судить о той тяжелой мыслительной работе, которая пришлась на его долю за этот небольшой промежуток времени.