355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Самин » 100 великих архитекторов » Текст книги (страница 16)
100 великих архитекторов
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 16:04

Текст книги "100 великих архитекторов"


Автор книги: Дмитрий Самин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 56 страниц)

Среди построенных Фельтеном церквей можно различить два ряда зданий. Одни из них выполнены в характерных формах раннего классицизма, с колонными портиками при входе (церковь Св. Екатерины и армянская), открытой полуротондой (церковь Св. Анны), другие – в ложноготическом стиле.

Основное время Фельтена было занято преподавательской работой. По решению Совета Академии 30 мая 1775 года «за отъездом господина адъюнкта Деламота архитектурный класс поручается господину профессору Фельтену». С 1 июня 1775 года он был зачислен в штат Академии в звании старшего профессора с жалованьем 600 рублей в год.

Невозможность продолжать творческую работу, трудность соперничества с новым поколением архитекторов заставили стареющего Фельтена полностью сосредоточить свое внимание на Академии. В июле 1785 года «…старший профессор и член Совета господин статский советник Юрий Матвеевич Фельтен в награждение отменных дарований и полученной долговременной пользы…» был объявлен и утвержден адъюнкт-ректором.

Пришла известность и более широкая еще в 1783 году. Фельтен был избран корреспондентом Французской королевской академии.

В апреле 1789 года, по предложению президента И.И. Бецкого, неизменно покровительствовавшего архитектору и доверявшего ему, в Чрезвычайном Собрании Совета вместо барона П.Ф. Мальтица директором был назначен Фельтен. Достаточно энергичный, облеченный властью чиновник педантично выполнял поручения своего покровителя Бецкого.

Увольнение архитектора от должности в декабре 1794 года скорее всего было вызвано тем, что он лишался поддержки Бецкого, сложившего свои президентские обязанности. Уходил из Академии Фельтен без славы и без почета. Просьба его о награждении была отклонена.

Умер архитектор Юрий Матвеевич Фельтен 14 июня 1801 года.

АЛЕЙЖАДИНЬЮ
(1730 или 1738—1814)

С развитием всего бразильского искусства неразрывно связано творчество мулата из капитании Минас-Жераис Антониу Франсиску Лисбоа, прозванного Алейжадинью, то есть «Маленький калека», потому что в годы расцвета его таланта он болел все усиливавшейся проказой.

Современный историк и теоретик архитектуры норвежец К. Нурберг-Шульц указывает на роль Алейжадинью в искусстве того времени: «Самые оригинальные и чарующие произведения португальского барокко находятся, однако, в Бразилии, и они большей частью являются созданиями талантливого мулата – скульптора и архитектора Антониу Франсиску Лисбоа, прозванного Алейжадинью. В его работах скульптурная декорация усиливает формальную выразительность пластичных объемов».

Алейжадинью родился в Вила-Пина 29 августа 1730 или 1738 года. Он был сыном выходца из Португалии, подрядчика и архитектора М.Ф. Лисбоа, автора многих монументальных церквей и гражданских зданий, и рабыни-негритянки Исабелы. Как сын рабыни, он родился рабом, но, когда он был еще ребенком, отец выкупил его и воспитывал вместе с законными детьми. Отец рано заметил художественные способности Антониу и помогал ему развить их. С детства будущий мастер знакомился с работой скульпторов, резчиков, декораторов и с проектной и строительной деятельностью отца и, вероятно, дяди А.Ф. Помбала. Он вошел в круг интеллигенции капитании.

Уже в ранней молодости Антониу оказался самым способным учеником М.Ф. Лисбоа, а позднее стал его главным помощником. Хотя в официальных документах в соответствии с обычаями того времени он упоминается как мастер только после смерти отца, есть много оснований считать, что уже с начала 1760-х годов его участие в работах М.Ф. Лисбоа было активным и творческим. Быстрый профессиональный рост и самостоятельность Алейжадинью подтверждаются и тем фактом, что сразу после смерти отца, помимо завершения начатых построек, он приступает к сооружению своей первой, пластичной, как изваяние, церкви Сан-Франсиску ди Ассиз в Вила-Рике (1766—1794), которая стала подлинным шедевром бразильского барокко.

У церкви вытянутый план в виде двух соединенных по продольной оси прямоугольников с глубокой алтарной нишей, окруженной служебным коридором. Узкий, сильно расчлененный фасад имеет вертикальные пропорции, и весь объем, что подчеркнут прорисовкой деталей, устремлен ввысь. Передняя часть здания как бы напружинилась врезанными в его тело цилиндрическими башнями, покрытыми куполами со шпилями.

Церковь Сан-Франсиску отличает удивительная цельность исполнения, которую определила почти единственная в практике архитектуры колониальной Бразилии разработка фасадов и интерьера одним мастером к тому же совмещавшим в себе архитектора, декоратора и скульптора.

Антониу Франсиску Лисбоа был в равной мере скульптором и архитектором, но в разные периоды жизни занимался преимущественно одним из этих видов искусства. В 1770—1780-е годы он строит несколько значительных в художественном отношении церковных зданий в городах Минас-Жераиса – Вила-Рике, Сабаре, Сан-Жуан-дел-Рей и позже в Конгоньясе. Одновременно он выполняет целый ряд экспрессивных, но технически еще несовершенных декоративных скульптурных работ.

В 1780-е годы он создает великолепную резьбу по камню и дереву на фасадах. Однако позже, в 1790—1800-е годы, он работает в основном как зрелый и оригинальный скульптор, а архитектурой занимается только с целью создания необходимой среды для своих скульптурных ансамблей или декорируя интерьеры.

Этот переход от зодчества к ваянию, по-видимому, был связан и с личными причинами – усилением болезни, из-за которой он работал, прикладывая инструмент к перчаткам, и растущей изоляцией от людей, что затрудняло руководство строительными коллективами. Были, однако, и внешние причины. В восьмидесятые годы в краях, где воспитывался и работал Алейжадинью, разгорается национально-освободительное движение, создается «Инконфиденсиа Минейра». С одним из руководителей «Инконфиденсии», поэтом Клаудиу Мануэле да Коста, который погиб в тюрьме после раскрытия заговора и допроса под пытками, Антониу был много лет дружен. Очевидно, что Алейжадинью был связан с «инконфидентами». Быть может, именно в этом кроется разгадка творчества скульптора, особенно в последний период, наступивший после героической гибели руководителя движения и мученической смерти его друга.

В многоцветном скульптурном цикле «Страсти Христа» в часовнях в саду церкви Бон-Жезус-ди-Матузиньюс и в группе статуй двенадцати пророков на парадной лестнице перед главным фасадом церкви уже больной Алейжадинью создал своеобразный – лишь ассоциативно читаемый – памятник героям и мученикам «Инконфиденсии» и шире – антиколониального национально-освободительного движения в Бразилии. Высокая идея одухотворила творчество Алейжадинью, обогатила его мастерство.

Монументально-символичен весь замысел ансамбля в Конгоньяс-ду-Кампу (ныне Конгоньяс). Комплекс святилища, центром и завершением которого является паломническая церковь Бон-Жезус-ди-Матузиньюс, расположен на холме и включает также своего рода священную дорогу для пилигримов и религиозных процессий, обсаженную пальмами и окруженную двенадцатью кубическими часовнями, перекрытыми сомкнутыми сводами, открытый парадный двор и несколько небольших вспомогательных сооружений. Объемы часовен, явно подчиненных главному храму, тонко вписаны в пейзаж склона холма и в окружающую зелень.

Святилище, может быть, не является архитектурным ансамблем в обычном смысле слова, но представляет собой сложный, лишь постепенно воспринимаемый художественный ансамбль. Он объединяет природный ландшафт, лестницы, дороги, площадки, расположенные в нем архитектурные объекты, их интерьеры, пластические детали и декорацию, произведения скульптуры, живописи, декоративно-прикладного искусства.

Построение комплекса отвечает не только композиционному замыслу, но, прежде всего, функционально-литургическому «сценарию» места паломничества. Последовательностью библейских и евангельских текстов определено, например, размещение статуй пророков и сцен пути на Голгофу. Само шествие паломников к церкви в гору символизировало этот путь. При всем разнообразии выразительных средств художественная целостность ансамбля была достигнута выполнением несущих главную образно-символическую нагрузку архитектурных, скульптурных и, вероятно, живописных элементов единым коллективом скульпторов, резчиков и живописцев под руководством одного мастера – Алейжадинью.

Церковь с необычно раскрытым планом поставлена на вершине холма, по склону к ней ведут парадные лестницы, аллеи королевских пальм, а ансамбль дополняют кубические капеллы с пирамидальными завершениями и многочисленные скульптуры, изваянные Алейжадинью.

Вскоре после возведения основного объема церкви началось сооружение платформы с ведущими на нее лестницами, а также переделка ее фасадной части. Фасад церкви Бон-Жезус-ди-Матузиньюс, который надстраивался и отделывался в те годы, когда уже началось строительство по проекту Алейжадинью пластичной церкви Сан-Франсиску в Ору-Прету, сохранил, тем не менее, изначально задуманную плоскостность. И это, возможно, не случайно. Фасад, особенно портал, выполненный Алейжадинью, орнаментирован столь же богато, динамично и рельефно, как и в Ору-Прету, но крупная пластика объемов этого храма в церкви в Конгоньясе словно оторвана от фасада – перенесена во внешнее пространство святилища: в статуи, их пьедесталы, изломы лестниц. Она усилена мягкостью кривых линий в парапетах, скамьях, ступенях.

При общем спокойствии фасада церкви Бон-Жезус с двумя стройными башнями-колокольнями и высокими, вытянутыми вверх крестами, образующего фон скульптурной композиции, силуэт церкви динамичен, расчленен, перекликаясь со статуями, которые своими размерами (около 2, 5 метра высоты) создают масштабный переход от человека к архитектуре.

Невозможно, наверное, определить, превалировал в личности Алейжадинью скульптор или архитектор, но композиция не только ансамбля в целом, но и статуй подчинена архитектурно-композиционным требованиям.

Композиция храмового комплекса в Конгоньясе восходит к святилищу в Браге (Португалия), но вертикальная, ограниченная шириной фасада церкви и ведущей к ней лестницы структура португальского ансамбля здесь приобрела почти горизонтальный характер, развита вширь, что решительно укрупнило ее, а скульптура получила масштабное, определяющее значение.

Храмовый комплекс в Конгоньясе стал не только своеобразным памятником «Инконфиденсии», он является непреходящим памятником бразильского искусства в характерной для него синтетичности и единстве идейно-художественных устремлений мастеров разных видов искусства. Здесь в единый аккорд, или, скорее, в развернутую симфонию, сплавились архитектура, декоративно-прикладное искусство, скульптура, живопись и зарождавшееся в те годы садово-парковое искусство.

Творчество и личность Алейжадинью, подлинного сына бразильского народа, который, не уступив тяжелейшему недугу, достиг подлинных вершин искусства, издавна является национальной гордостью Бразилии.

Известный бразильский архитектор и историк архитектуры Э. Миндлин писал, что Алейжадинью в своих скульптурных и архитектурных работах «выкристаллизовал поэтические чувства новой расы». Называя Антониу Франсиску Лисбоа «наиболее значительной фигурой этого периода», Э. Ди Кавалканти писал: «Несмотря на то что его творчество было сковано и ограничено твердо установленными канонами стиля барокко, а также религиозным назначением сооружений, все созданное им было исполнено глубокого смысла и носило на себе черты его индивидуальности, его трагической личности. В его уродливом теле таилась огромная сила гениального художника, чье творчество является величайшим человеческим документом той эпохи».

В то же время творчество Алейжадинью не лишено и недостатков и противоречий, не исчерпываемых его принадлежностью к искусству примитива. По-видимому, для воплощения некоторых замыслов ему не хватало профессиональной подготовки, знакомства с произведениями европейских мастеров.

Умер Алейжадинью 18 ноября 1814 года в Вила-Пина.

КЛОД НИКОЛА ЛЕДУ
(1736—1806)

Произведения Клода Никола Леду поразительно современны. Его часто называли «проклятым архитектором», так как большинство его произведений было разрушено. Леду стремился создать идеальный город по образцу построения симфонии, а также к пластическому воплощению космических форм. Так, например, в его проектах сфера символизировала земной шар.

Он разрабатывал новые жилища для кустарей и крестьян, он требовал разрушения трущоб. Читая его, часто думаешь, что это современный автор. Иногда он предвосхищал Ле Корбюзье и его «Лучезарный город», а иногда – Гауди с его безумным барокко. Леду строг и целомудрен, когда строит рынок, общественную баню, училище, и натуралистичен, когда стремится сливать свои сооружения с природой. Он даже создает искусственные пещеры с ложными сталактитами, проектирует урны с лепными сосульками льда, строит мостовые опоры в виде античных трирем с гребцами. Подобный натурализм доводит его до бреда, когда он строит мастерскую для производства обручей в виде диска.

Клод Никола Леду родился в Дормане, что в Шампани, 21 марта 1736 года. Он занимался у Д.Ф. Блонделя и Л.Ф. Труарда. Начинал Леду с оформления витрин. Его архитектурная деятельность началась в шестидесятые годы. Первые проекты: Pavilion Hosquart (1764—1770), шато в Бенувилле (1768—1775).

Творчество Леду 1770-х годов настолько овеяно влиянием великого зодчего XVI века Палладио, что этот период даже называют палладианским. Слава Леду как выдающегося архитектора началась с 1771 года, когда он построил для мадам Дюбарри элегантный павильон, возбудивший широкий интерес. Затем его имя не сходило с уст парижан в связи с постройкой во французской столице ряда особняков. Успехи Леду способствовали тому, что в 1773 году его назначили членом Королевской академии архитектуры, и он, выполняя поручение Людовика XV, заложил обширный дворец в Лувенсиенне. И хотя заложенный дворец из-за смерти короля был заброшен, его проект обсуждался в широких кругах архитекторов.

В 1772 году следует проект особняка знаменитой в свое время танцовщицы Гимар, построенного на шоссе д'Антен в Париже. Среди прочего Леду разработал «храм Терпсихоры», как называли современники интимный театр танцовщицы, возведенный на участке усадьбы. Театр привлекает внимание как пример интерпретации старинного принципа организации зрительного зала.

1773 год связан со строительством дворца для фаворитки короля Людовика XV, мадам Дюбарри. К разработке проектов сооружения был привлечен Леду. В его замысле внимание привлекают протяженные фасады с коринфскими многоколонными портиками палладианского типа.

Проект грандиозного здания библиотеки в германском Касселе, исполненный Леду в 1776 году, обращает на себя внимание своеобразием широкой композиции. Из проектов общественных зданий Леду выделяется проект здания Учетной кассы.

В 1776 году Леду совершил турне на юг Франции в связи с привлечением его к крупным работам в Экс-ан-Провансе, расположенном недалеко от Средиземноморского побережья.

Еще несколько проектов завершил Леду в конце 1770-х. Это отели мадам Дюбарри в Сен-Врене, Табари, Эспиналь и Жернак.

Но главное событие для Леду не только 1770-х годов, но и всей жизни – проектирование города-мечты. В 1773 году, являясь официальным лицом, он предложил Людовику XVI свой проект идеального города. Утомленный уговорами Леду, король подписывает декрет на строительство города Шо при соляных приисках в провинции Франш-Конте.

Архитектор создает план идеального города, каким он представляется французу второй половины XVIII века, воспитанному на философии Просвещения. Этот город рисуется ему живущим стройной общественной жизнью, в которой нет места социальным конфликтам и несправедливости, в которой сбываются утопические мечты Руссо об идеально естественном и свободном человеке. Поэтому на первый план здесь выдвинуты общественные здания – «Дом братства», «Дом добродетели», «Дом воспитания», – эти торжественно-символические названия словно предвещают язык будущих якобинцев.

Проектируя в городе Шо «Дом садовника», Леду пренебрежительно отбрасывает сентиментальную условность этого модного архитектурного жанра и все вообще традиции современного строительства. На его проекте появляется нечто удивительное: огромный шар, поставленный прямо на землю. Он лишен окон, орнамента, каких бы то ни был членений, – одни только дверные проемы врезаны в его сплошные стены. «Дом директора источников» в том же городе Шо – еще более поразительный для своего времени проект. В монолитный объем цокольного этажа вписывается громадный полый цилиндр, и в эту внутреннюю полость врывается текущий с горы поток.

В своем городе Леду бесповоротно уничтожает традиции старого, феодального ансамбля. Город уже не подчинен королевским резиденциям или дворцам знати: на сцену выходят новые, демократические принципы, основанные на разумной логике и справедливости. Громадная центральная площадь круглой формы стягивает к себе главные общественные здания города. От нее радиальными лучами расходятся улицы, обсаженные деревьями; они вливаются в широкие кольцевые магистрали, также озелененные, описывающие все более и более широкие круги вокруг центральной площади. Дома расположены свободно, со всех сторон окружены пространством и не имеют главного фасада, обращенного к какой-то одной улице, – все фасады равны, одинаково значительны. Леду не позволяет ни одной стене остаться невыразительной служебной плоскостью: все они должны являться архитектурными акцентами, твердо и весомо расставленными в пространстве. Вместо стихийно сложившегося тесного хаоса феодального города возникают стройно организованные перспективы, широкие и просторные, полные света и воздуха. Леду вдохновенно мечтает о гармоничном и естественном обществе, рождающем новое искусство.

Идеальный промышленный город Леду имеет полукруглый план и представляет собой узел торговых и дорожных коммуникаций. Его город олицетворяет идею автономных сооружений, «свободный союз самостоятельных блоков». Он включает орудийную мастерскую, рынок, цехи и дома ремесленников. В этом нет ничего примечательного, но все же здесь мы встречаем идеи, которые позднее будут проповедовать Фурье и Кабе. Особенно это относится к разработанным Леду проектам общественных зданий, развлекательных учреждений и школ по образцу колледжей, описанных Ж.Ж. Руссо в романе «Эмиль». В его общежитиях могут совместно проживать шестнадцать семей. Оикема – это музей, в котором собраны пороки, обличая которые общество призывало народ к добродетелям. Это светские храмы, где проповедуют семейные, материнские и героические добродетели.

К сожалению, революция 1793 года увидела в Леду лишь представителя старого режима и прекратила строительство города соляных приисков.

Гармония и естественность – краеугольные камни всей эстетики Леду. Планируя здание театра в Безансоне, он делает свой знаменитый рисунок: амфитеатр зрительного зала вписывается в человеческий глаз. Это демонстративное признание того, что свое творчество архитектор подчиняет целесообразности, практическому удобству для человека. Здесь эта целесообразность заключена прежде всего в легкости и широте зрительного охвата – законы здесь диктует человеческий глаз, и, признав это, Леду не останавливается перед подлинной революцией в интересах человека. Он бесповоротно сметает старую схему театрального интерьера, где система ярусов и лож была как бы наглядным олицетворением феодальной иерархии и строгих классовых членений. Вместо этого в его проекте возникает демократический амфитеатр с широкими рядами скамей. Так стремление Леду быть предельно естественным в своей архитектуре принимает отчетливую социальную окраску.

Театр этот был так «изукрашен» реставраторами, что от произведения Леду почти ничего не оставалось. Поистине горькая судьба обрушилась и на это произведение Леду: весной 1958 года театр сгорел.

Героичность образа, широта и монументальность мышления лежат в основе всех произведений Леду. Он не мастер отдельных зданий, а творец целых ансамблей, создатель идеальных городов. Любое задание тотчас же принимает в его воображении формы грандиозного комплекса. Когда ему поручают в 1782 году построить вокруг Парижа таможенные заставы, где должна взиматься пошлина на товары, Леду и здесь находит точку опоры для захватывающих планов. Забывая об узкопрактическом назначении тех зданий, которые он должен строить, архитектор мечтает создать из пояса этих застав монументальное обрамление всего Парижа. Он проектирует около восьмидесяти зданий разного масштаба, – все они, охватив столицу единым кольцом, должны дать ее границам стройные архитектурные формы, дать каждой из дорог-въездов торжественные ворота. Леду мечтает создать нечто вроде величавой архитектурной прелюдии, подготовляющей путника к вступлению в первый город мира.

Поясу парижских застав посчастливилось немного больше, чем идеальному городу. Он строится, но совсем не так, как это представлял себе Леду. Одни здания вовсе вычеркиваются из проекта, другие сохраняются только при условии кардинальных изменений, – предложения архитектора слишком монументальны и слишком неэкономны.

Помимо переживаний, связанных с указом короля о прекращении этого строительства, Леду довелось увидеть, как в 1789 году народ сжигал его пропилеи и убивал рабочих, возводивших их. Из выстроенных им в Париже сорока зданий осталось только шесть: два на площади Денфер, два на площади Нации, ротонда в парке Монсо и ротонда на заставе Вилетт. Они предвосхищают стиль ампир, который, как и стиль Директории, будет неоднократно применять колоннады Леду.

Суровые формы ротонды де ла Виллетт, одного из немногих сохранившихся зданий этого комплекса, предельно выразительные в своем замкнутом величии, красноречиво говорят, каким уникальным ансамблем мог бы стать – и не стал – этот последний проект Леду.

Но и так ни одна постройка той эпохи не оказала такого влияния на европейских зодчих, как заставы Леду. Их без конца рисовали, обмеряли, изучали. Одна из самых интересных располагалась на Сент-Мартен. Она состояла из огромного куба, украшенного четырьмя портиками пестумско-дорического типа. На кубе возвышалась обширная ротонда, окруженная колоннадой, несущей аркаду.

Но был и другой Леду, спроектировавший тюрьму в Эксе с ее бесчеловечной холодностью, явившейся прообразом типичных тюрем XX века.

Архитектор построил для поэта Делиля дом без окон, который освещался через световой купол. Леду запроектировал подземные подъезды для повозок и построил туннель для карет во дворец Телюссон, проходящий под фундаментами здания. Он даже изобрел своеобразный «модулор», исполняя проекты по сетке, в которую вписывался стоящий человек со скрещенными руками (квадрат этой сетки принимали за модульную единицу).

При монархии Леду боролся за свои заработки и оплачивался по низким расценкам. С 1789 по 1792 год он оказался в полной нужде. Его заключили в тюрьму одновременно с жирондистами, но Термидор освободил его. Перед смертью он приветствовал Наполеона, надеясь увидеть в нем того, кто понял бы его честолюбивые проекты.

Умер Леду 19 ноября 1806 года в Париже.

Леду – необычное явление, на первый взгляд совершенно вырывающееся из рамок архитектуры XVIII века. В его проектах возникают удивительные находки, словно предвещающие конструктивизм века двадцатого. Он вторгается в устоявшийся мир античных ордеров, колоннад и портиков со своими новаторскими, аскетически-прямолинейными формами. Он демонстративно презирает все архитектурное наследие феодальных веков – пристрастие к декоративности, пышности, усложненным планам, извилистым линиям. Для него приемлемо только строгое, рациональное, оправданное и полезное: его идеал – это «формы, которые создаются простым движением циркуля». Он с увлечением проповедует в своем трактате об архитектуре: «Круг, квадрат – вот азбука, которую авторы должны употреблять в своих лучших произведениях».

Сам Леду в своем творчестве исповедует эти истины как эстетическую религию. Пафос простоты и строгости кладет свою печать на все им созданное. Здания замыкаются в суровые и массивные объемы кубов или параллелепипедов, стены лишаются декора, все формы становятся элементарными. Но при всей своей любви к простоте Леду непрестанно ищет чего-то необычного и дерзкого. Так в его проектах возникают то реминисценции далекого прошлого – конус пирамиды, кольцо амфитеатра, – то формы, обращенные своей новизной в такое же далекое будущее. В садах и парках тогдашней Франции сотнями строятся идиллические пасторальные хижины – «молочные фермы», «дома мельника», «дома сторожа».

Леду настойчиво подчеркивал моральную сторону искусства, приписывая архитектуре самые неограниченные возможности. «Все ей подвластно, – заявлял он, – политика, нравы, законодательство, религия, правительство». Эта вера в переустройство мира эстетическими средствами была созвучна самым благородным мечтам просветителей о преображении человеческой природы убеждением и развитием мысли. Леду входит в то сильное течение французской культуры накануне революции, которое стремится к созданию высоко этического искусства, полного значительных идей и героических образов.

И, наконец, стоит привести несколько теоретических высказываний Леду – этого замечательного предшественника современной архитектуры:

«Красота определяется соотношением масс и деталей или орнаментов, которые не отвлекают глаз на ненужные элементы».

«Все, что не необходимо, утомляет глаз, вредит мысли и ничего не добавляет к общему».

«Круг и квадрат – вот буквы алфавита, применяемые авторами в качестве основы лучших произведений… Все в природе есть круг».

«Форма куба – это символ незыблемости. На кубах должны восседать боги и герои».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю