Текст книги "Безликие"
Автор книги: Дмитрий Гришанин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Дорогой, наконец-то ты вернулся! А у нас тут такое творится! Такое! То и дело в стены бьют камни! Просто ужас! Так страшно! Особенно по ночам, когда рядом нет крепкого мужского плеча! Я так по тебе соскучилась! Но сейчас все уже позади! Ты вернулся! Я так рада!! Так рада!!!
«Вот ведь принесла нелегкая!» – это вместе с растерянностью ясно читалось на физиономии Маха. Но Анюта в его лицо не вглядывалась, она осыпала своего жениха поцелуями.
– А я, между прочим, предупреждал, – раздался из-за спины ехидный шепоток деда Пузыря. – Сколько я тебе талдычил: слушай старших, слушай старших. Но ты все по-своему норовишь! Теперь вот расхлебывай!
– Здравствуй… Анюта… – прохрипел Мах, пытаясь осторожно отодрать от своей шеи чересчур темпераментную графскую дочку.
– И это все?! «Здравствуй, Анюта» – и все?! – Она обиделась, отцепилась, и рыцарь смог наконец поставить ее на пол.
В ту же секунду в него, как камни из катапульт, полетели упреки:
– И. это после двух месяцев разлуки! Той ночью ты был куда красноречивее! Или ты меня уже разлюбил? Что, уже не рад видеть? Не молчи, отвечай!
– Рад, – буркнул Мах, старательно отводя взор от сверкающих яростью глаз кураски.
Лула, только что весело и непринужденно рассказывавшая Верду о своем народе и бытовой магии курасов, теперь буквально кипела от гнева.
– Ах ты, стерва наглая! – сквозь зубы прошипела она, медленно поднимаясь из кресла. – А ну, убери руки от моего мужчины!
Анюта, только теперь заметившая кураску, быстренько смерила взглядом соперницу, после чего презрительно фыркнула, повернулась к Маху и небрежно полюбопытствовала:
– Дорогой, а это что еще за пугало? И о чем оно… – Анюта подчеркнула это слово, – там лепечет?
Столь откровенное пренебрежение переполнило чашу терпения Лулы, и она, не говоря лишних слов, с трясущимися от праведного гнева губами, бросилась на обидчицу. Если бы не ловкость Маха, сумевшего перехватить руки кураски в паре вершков от лица Анюты, последней вряд ли удалось бы избежать памятных царапин. Тут уж и аристократическая надменность Анюты бесследно испарилась. Быстро пересилив испуг, она снизошла до общения с кураской:
– Дура! Припадочная! Психопатка!
– Дрянь! Стерва! Потаскуха! – не осталась в долгу Лула, рвущаяся из рук Маха.
Мах, желая всех примирить, робко попросил:
– Девушки, не надо.
– А ты заткнись! – в унисон рявкнули обе его подружки и продолжили диалог, но уже стараясь вовлечь в него и Маха.
– Мах, что ты нашел в этой драной кошке? Чего это она тут бормочет, будто ты – ее мужчина?! Да ты только посмотри на нее: глупая, взбалмошная деревенщина! Злая, никаких манер! Чуть что, бросается глаза выцарапывать! Мах, ты сам подумай, разве такая сумасшедшая может быть баронессой?
– Сейчас же пусти!.. Вот, значит, как? Значит, тебя здесь подружка дожидалась? Что ж ты о ней в Вечнозеленом лесу ни разу не вспомнил? Значит, эта выдра – твоя невеста?
– Отец, сделай что-нибудь! Помоги! – взмолился Мах.
– Еще чего… – отмахнулся Верд, поспешно пересаживаясь подальше от разъяренных девиц. – Сам, сынок, сам разбирайся. А я стар уже, мне такие потрясения ни к чему.
– Да отпусти же! Мне больно!.. – неистовствовала Лула.
– Не отпускай ее, дорогой, поделом ей! – злорадствовала Анюта. – В другой раз будет вести себя тише. А то бросается на людей со своими когтищами!..
– Мах, кто тебе дороже? Я или она?! А ну, отпусти меня!
– Сперва пообещай, что не будешь царапаться, – попросил Мах.
– Что-о?! Он еще и условия ставит! – взъярилась кураска. – Отпусти, тебе говорят!
– Размечталась! Ха!.. Держи, держи ее, дорогой! – подбадривала графская дочка.
– Мах, ты кого слушаешь?! Если любишь меня, сию же секунду отпусти мои руки, – продолжала бесноваться Лула.
– При чем здесь моя любовь? Если я их отпущу, ты тут же начнешь царапаться, – пробормотал Мах и с надеждой в голосе попросил: – Пообещай, что не будешь, и я тут же тебя отпущу.
– Значит, там, в лесу, ты меня обманул, а на самом деле не любишь?!
– Наконец-то дошло! – поспешила добить соперницу благородная Анюта. – Меня он любит, милочка, меня и больше никого! Заруби это себе на носу! А ты – всего лишь мимолетное увлечение! Сама подумай, какая из тебя баронесса, с твоими-то манерами? Только не надо трагедию разыгрывать. Небось сама Маха окрутила, а теперь строит тут из себя несчастную жертву…
От убийственной логики графской дочки Лула вдруг впала в какое-то странное оцепенение, она даже перестала вырываться из крепких рук рыцаря. Вместо этого она застыла на месте, распрямив спину, расправив плечи и гордо вскинув голову. Простояв так без малейшего движения секунд пять, она начала медленно разводить руки в стороны. Мах по-прежнему крепко сжимал ее запястья и попытался было помешать, но, несмотря на его недюжинную силу, он не смог даже на секунду замедлить плавное движение хрупких рук девушки – в них откуда-то влилась исполинская мощь! Разведя руки на ширину плеч, Лула резко ими тряхнула, и ладони Маха сорвались с ее запястий.
Почувствовав неладное, Анюта истошно завизжала, Лула же стремительно сорвалась с места… Но прыгнула она не на перепуганную соперницу, а в открытое окно.
Пару секунд Мах, Анюта и Верд пребывали в оцепенении, но едва к ним вернулась способность двигаться, они, подстегиваемые самыми нехорошими предчувствиями, со всех ног бросились к окну. Шутка сказать, комната Верда располагалась аж на четвертом этаже замка.
* * *
В отличие от оборотней курасы довольно редко меняют обличья, а некоторые за всю жизнь не переживают ни единого перевоплощения. И не потому, что курасы не хотят превращаться или им это не нравится, дело в том, что они не могут при этом владеть собой. У курасов перемена обличья совершается неожиданно для них самих. Раз – и вместо маленького кураса, доброжелательного и умного, он уже огромный ящер, злобный и тупой.
Когда у Лулы лопнуло терпение, с ней это и случилось. Поэтому, когда Верд, Мах и благородная Анюта выглянули в окно, изломанного тела Лулы под стенами замка они, к счастью, не обнаружили. Зато они увидели огромную грязно-серую драконицу, которая с удивленным выражением на клыкастой морде спокойно парила этажом ниже. Драконица тоже заметила высунувшихся из окна людей и, радостно пискнув, замолотила крыльями, быстро набирая высоту. К счастью, все трое успели отскочить, и зубастая пасть, звонко клацнувшая в оконном проеме, не причинила им никакого вреда. Разочарованно взревев, драконица попыталась было просунуть голову в окно и продолжить охоту, благо гибкая полуторасаженная шея вполне это позволяла. Но тут в ее бронированное брюхо вдруг ударил здоровенный обломок скалы, влетевший в очередную брешь защитного купола. Камень был уже на излете и особого вреда драконице не причинил, но разъярил изрядно. Обиженно взвыв, она ловко развернулась в воздухе и полетела на катапульты.
– Не-ет! Стой! Вернись! – закричал вслед драконице Верд, в отчаянии заламывая руки.
– Отец, в чем дело? – забеспокоился Мах.
– Она сейчас разнесет наш купол! – сдавленным от волнения голосом пояснил старый барон.
– А разве купол не отбросит ее, как отбрасывает камни? – спросила Анюта и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Сейчас ка-ак врежется лбом! Бедная девочка, мне ее даже жалко – у нее наверняка вскочит на лбу огромная шишка. И она станет драконом-единорогом.
Когда говорливая барышня наконец замолчала, старый барон объяснил:
– Она не камень, она дракон. А драконы к магии малочувствительны. Заклинаний, из которых сплетен наш купол, она даже не заметит. Вот, смотрите! Что я вам говорил!
И вправду: драконица без усилий преодолела магический барьер.
– Видите, какая огромная дырища осталась после нее. Такую нам уже вряд ли удастся залатать. Теперь купол развалится. О-о, это конец!
За пределами купола на драконицу обрушился целый град камней. Ни на мгновенье не переставая реветь от боли и обиды, Лула обрушила свое бронированное тело на дюжину стоящих рядком катапульт и начала с остервенением крушить все вокруг, сея в стане врага ужас и панику. Но бывалые рубаки, у которых за плечами был опыт десятилетней междоусобицы, довольно быстро оправились от потрясения и попотчевали драконицу настоящим дождем из стрел. Пришлось Луле бросить недоломанные катапульты и отступить.
А между тем от дыры, оставленной драконицей, по магическому куполу во все стороны поползли трещины, и он, как и предсказывал барон Верд, начал разваливаться.
* * *
Лула поднялась на высоту, где стрелы не могли ее достать, и начала кружить над армией безликих, время от времени испуская скрипучие крики.
Вдруг из вражеского лагеря в сторону драконицы потянулось что-то вроде голубоватого смерча.
– Зачем это им? Вот ведь злобные твари! – вновь забеспокоился барон Верд.
Беспокойство отца передалось и сыну.
– Что это? – спросил Мах.
– «Драконий смерч». Единственная волшеба, против которой дракон бессилен, – пояснил Верд.
– Что, этот смерч ее убьет? – с едва скрываемым злорадством полюбопытствовала Анюта.
– Ну что ты! Дракона нельзя убить магией. «Драконий смерч» – это ловушка, он как бы завораживает дракона. Когда смерч поднимется достаточно высоко, наша драконица сама влетит в его воронку и будет оставаться там до тех пор, пока безликие не снимут заклятье. Положение у нее будет как у собаки на цепи… О Создатель, а ведь эту можно подтянуть! Похоже, они хотят с помощью смерча заставить ее снизиться, а потом – в упор расстрелять из катапульт и арбалетов!
– Смотрите, смотрите, что она вытворяет! – восторженно заверещала Анюта, упоенная разворачивающимся в небе представлением. – Похоже, птичка уже у них в силке.
– Ничего не понимаю… – развел руками барон Верд. – На таком расстоянии смерч вряд ли способен ее заарканить. Не иначе она сама что-то задумала.
Между тем серая драконица стремительно снижалась, причем на сей раз не к катапультам. Она летела в ту часть лагеря, откуда поднимался смерч. Саженях в десяти от земли она резко замедлила полет; голубой смерч к этому времени вырос саженей до пяти. Похоже было, что драконица поначалу намеревалась опуститься на землю шагах в тридцати левее смерча, но, поравнявшись с ним, резко сменила направление и, как и предсказывал барон Верд, покорно направилась к его воронке. Но прежде чем влететь в нее, Лула вдруг изогнула шею, широко распахнула пасть и исторгла в сторону вражеского лагеря мощную струю огня. Точно такого же, как она сама, грязно-серого цвета!
Вот так, совершенно неожиданно, Маху открылась тайна древнего заклинания Крылатого клана курасов.
* * *
В том, что это тот самый огонь, Мах с Вердом убедились уже через несколько мгновений: «Драконий смерч», сотканный магией безликих, начал таять буквально на глазах. Драконица вынырнула из полурастаявшей воронки, победоносно взревела и лихо взмыла в поднебесье.
Между тем во вражьем лагере началась самая настоящая паника. Рыцари и солдаты, на глазах у которых начальники-бароны вдруг стали превращаться в жутких уродов, бросали знамена и со всех ног улепетывали во все стороны, прочь от стен неприступного замка.
К этому времени магический купол совершенно исчез. В замке Палуча запели боевые трубы, и из ворот четким строем вышел отряд графских стражников, в котором было едва двести человек – жалкая горстка по сравнению с многотысячной осаждающей армией. И все-таки отряд развернул знамена и ринулся на врага. Но никакого боя не получилось: обезглавленное неприятельское войско не оказало людям графа никакого сопротивления. Рыцари и солдаты сами склоняли знамена, выдавали лишившихся ума безликих и толпами сдавались на милость победителей. А через несколько часов с радостью присягали на верность настоящему королю Савоклу.
Когда рядовые воины своими глазами увидели, кто ими командовал, им не пришлось объяснять, кто сейчас занимает трон. И рыцари, и солдаты поклялись завтра же выступить со своим законным королем против безликого узурпатора.
Свечерело. Вокруг замка графа Палуча по-прежнему стоял лагерь, но теперь там отдыхали уже воины короля. А грозная пятитысячная армия безликих в одночасье исчезла без следа.
* * *
Сладкий утренний сон Маха был безжалостно прерван оглушительными воплями:
– Ау-у! Мах! Подъе-ом!
Мах продрал глаза, сел на кровати и тревожно огляделся. Солнце еще не взошло, и в комнате царил предрассветный полумрак.
– Ну и здоров же ты дрыхнуть, дружище! – как обычно, откуда-то из-за спины проворчал дед Пузырь. Через секунду призрак сделался видимым, пристроился в ближайшем к кровати кресле и как ни в чем не бывало продолжил: – Я тут уже минут двадцать надрываюсь, а ты – хоть бы хны. Сопишь себе в две дырочки и улыбаешься.
– А-а, это опять ты, – удрученно выговорил Мах и, обреченно закатив глаза, снова повалился на подушку.
– Конечно, я! Кому еще, кроме меня, заботливого, ты нужен?
– Что там еще у тебя стряслось? – досадливо поморщился рыцарь.
– Во-первых, не у меня. Я ведь призрак, и чтобы потревожить мой покой…
– Пузырь, говори короче! – раздраженно перебил Мах.
Дед Пузырь сделал вид, что не услышал окрика, и продолжал так же спокойно:
– Ну а во-вторых… С чего ты взял, будто что-то непременно должно стрястись?
– Хочешь сказать, что ты меня просто так, от нечего делать разбудил?! – взорвался Мах. – Соскучился, захотелось с кем-нибудь поболтать, а тут я тебе под руку подвернулся, лежу себе без дела, похрапываю, да? Вот ты и решил: хорошего помаленьку, давай-ка, дружище Мах, просыпайся и начинай меня развлекать! Так, что ли?
– Вот она, людская-то благодарность! – обиделся дед Пузырь. – Как ты мог подумать такое обо мне – самом преданном, заботливом, добром и отзывчивом? Разве я тебе дал хоть один повод усомниться в моей исключительной полезности? А сколько раз моя расторопность спасала тебе жизнь? О-о, черная людская неблагодарность!
– Ладно, ладно, прости, я немного погорячился, – пошел на попятную Мах. – Но и ты, согласись, тоже хорош: будишь человека среди ночи…
– Да через полчаса солнце взойдет! – возразил призрак.
– Вот именно! Грубо вырываешь меня из сладостного утреннего сна, а потом заявляешь, что ничего такого-этакого не стряслось.
– Пока не стряслось, – поправил призрак. – Видишь ли, Мах, у меня плохое предчувствие. В замке назревает что-то нехорошее, причем нехорошее именно для тебя. Так что лучше бы тебе побыстрее умыться, одеться и меч пристегнуть.
– Так бы сразу и сказал, – пропыхтел Мах, подымаясь с кровати. А направляясь в ванную, он вдруг добавил: – С некоторых пор я, знаешь ли, научился доверять твоим предчувствиям.
– Наконец-то! Давно пора, – расплылся в улыбке польщенный дед Пузырь.
– Предчувствие – штука серьезная. Раз уж оно появилось, значит, что-то непременно… – Дальнейшие рассуждения рыцаря заглушил плеск воды.
* * *
Минут через двадцать в комнату Маха буквально влетел граф Палуч, чрезвычайно чем-то озабоченный. Мах же как раз собирался приступить к завтраку, любезно доставленному в его апартаменты парой минут ранее. Не удостоив молодого человека даже приветствием, граф с порога обрушил на него целый поток упреков, причем весьма оскорбительных:
– Ах ты, свинья неблагодарная! Я-то к тебе со всей душой! Приютил в своем доме, накормил, напоил, спать уложил, а ты вместо благодарности вознамерился подлыми выходками своего чудовища дочку мою ненаглядную жизни лишить! Хорошо, что я как раз проходил мимо ее комнаты и решил проведать мое сокровище! Вовремя подоспел! Едва успел стащить ее с подоконника! Еще бы мгновенье – и она рухнула бы головою вниз на острые камни!
– Граф, уверяю вас, тут какая-то ошибка, – спокойно возразил Мах. – Или недоразумение. Я со вчерашнего вечера не выходил из этой вот комнаты. И… гм… не встречался этой ночью с вашей дочерью.
– Ты меня за полного-то болвана не держи! – взъярился Палуч. – Я все знаю! Разумеется, ты не виделся с нею этой ночью, зато натравил на мою бедную девочку свою злобную подружку, что до сих пор в обличье дракона кружит над моим замком! Думаешь, ты умнее всех? Ну так я с тебя спесь-то сейчас собью!
– Ваша светлость, объясните же толком, что стряслось? – попросил Мах, начиная терять терпение. – Заверяю вас, я ко всему, о чем вы тут говорите, не имею ни малейшего касательства.
– Что-о? Значит, касательства не имеешь?! – не унимался граф. – Издеваться надо мной вздумал, сосунок?! Э-эй, стража, а ну, взять этого наглеца!
Но Мах, предупрежденный призраком, был начеку. Как ни проворны были стражники графа, они смогли только опрокинуть поднос с нетронутым завтраком. Призрачный же воин оказался им не по зубам. Через мгновенье Мах уже стоял в шаге от Палуча и щекотал мечом беззащитное горло графа. Молодой рыцарь холодно улыбнулся нелюбезному хозяину и сказал:
– Если хоть рукой двинете или губами пошевелите, граф, вам не жить! Это, кстати, касается и ваших людей. Я стою к ним спиной, и это может вдохновить их на безрассудные выходки; так вот, должен предупредить, что мой призрак внимательно следит за ними, и, если он заметит что-то подозрительное, вам, граф, не поздоровится! Все ясно?!
Палуч утвердительно мигнул.
– Вот и хорошо. Не знаю уж, что вам там взбрело в голову, но я уверяю, к кошмарам вашей дочери я не имею ни малейшего отношения. Поэтому, господин старый сумасброд, вы мне сейчас спокойно обо всем расскажете… Говорите же, я слушаю.
Граф не рискнул ослушаться:
– Анюта спокойно спала, видела чудесные, беззаботные сны. И вдруг в ее сон грубо ворвалась твоя подружка в обличье дракона…
– То есть как это «ворвалась»? – перебил Мах. – Что за бред!
– Так ведь я же сказал: в обличье дракона! – со значением сказал Палуч. – Или ты ни разу не слышал, что драконы могут проникать в людские сны?
– Впервые слышу, – честно признался Мах. – Продолжайте.
Граф поспешил подчиниться:
– Вообще-то они… драконы то есть… проделывают такие фокусы довольно редко. Но твоя подружка, по всей видимости, не забыла вчерашнюю стычку с Анютой и даже в драконьем облике по-прежнему ненавидит мою бедную дочурку… Она ворвалась в ее сон и, страшно клацая огромными своими зубищами, стала кидаться на Анюту. Спокойный сон, понятно, тут же превратился в кошмар. Но от такого – наведенного извне – кошмара человек без посторонней помощи пробудиться не может. Спасаясь от разъяренной драконицы, Анюта стала метаться по комнате и наконец вскочила на подоконник. Но тут, слава Создателю, подоспел я и с помощью простенького заклинания вырвал ее из мира грез.
– Удивительная история! Согласен, ваша светлость, такого и заклятому врагу не пожелаешь. Я искренне вам сочувствую, – сказал Мах, но меч от горла графа не убрал. – Однако никак не возьму в толк, я-то тут при чем? С чего это вдруг вы накинулись на меня с утра пораньше?
– Как «с чего это вдруг»?! – вновь вскинулся Палуч. – А кто эту злобную тварь в наш мир притащил? Не ты ли? Ну, значит, ты за нее и в ответе!.. Слушай, Мах, твоя подружка едва не убила мою дочь! Делай что хочешь, но избавь меня и мой замок от злобной драконицы.
– Вчера, когда Лула помогла одолеть безликих, вы, насколько я помню, души в ней не чаяли, нахвалиться не могли и даже приказали своему живописцу включить серого дракона в свой герб, – напомнил рыцарь.
– Я по-прежнему преклоняюсь перед вчерашним подвигом твоей подруги, – заявил Палуч и тут же добавил: – Но, Мах, я слишком люблю свою Анюту, чтобы приносить ее в жертву драконице, пусть даже и героической!
* * *
Тут дверь резко распахнулась, и в комнату вошел его величество король Савокл, сопровождаемый Вердом, Клотом и Силикой.
– Эй, господа, что тут у вас происходит? – сразу же полюбопытствовал король. Разглядев, что Мах держит меч у горла графа, он нахмурился и приказал: – Сейчас же меч в ножны, барон!
– Сынок, что это на тебя нашло? – с тревогой в голосе спросил Верд.
– Я лишь защищался, – объяснил Мах, убирая меч.
– Палуч, с тобой все в порядке? – бросился к другу барон Клот и, лишь удостоверившись, что граф цел и невредим, обернулся к молодому рыцарю и прошипел сквозь зубы: – Ты мне за это ответишь!
– Когда угодно и где угодно, – ответил Мах, гордо вскинув голову. – Надеюсь, на сей раз никто не применит магию, чтобы уберечь ваше брюхо от моего меча!
– Что-о! – взвыл мгновенно побагровевший Клот.
– Клот, не смей орать на моего сына! – вмешался Верд.
Клот с Палучем молниеносно обнажили свои клинки, то же самое не менее проворно проделали и Мах с Вердом.
Еще секунда – и начнут рубиться!
– А ну-ка прекратите! – поторопился приказать Савокл. – Неужели все это время нас сплачивало лишь противостояние безликим? А стоило угрозе миновать – и мы уже на пороге новой междоусобицы?! Граф Палуч, барон Мах, немедленно объяснитесь!
Приказы монарха не обсуждаются, а исполняются. И графу, и баронам поневоле пришлось отложить выяснение отношений, а Мах с Палучем, перебивая друг друга, стали торопливо излагать события сегодняшнего утра. Вот так, вместе, они минут за десять объяснили всем причину стычки.
– М-м… да-а, ситуация, – подытожил король и тут же поинтересовался: – Мах, а долго твоя подруга намеревается пробыть в драконьей шкуре?
– Понятия не имею, – признался Мах. – Ведь курасы – не оборотни и не умеют превращаться по своей воле.
– Хочешь сказать, что она может остаться в таком виде до конца дней своих? – ужаснулся граф. – Но что же тогда будет с моей Анютой?!
– Граф, опять вы за свое! – одернул Палуча Савокл. – Прошу вас, не начинайте все заново. Мы не оставим вас в беде и обязательно что-нибудь придумаем… Господа, может, у кого-то уже есть какие-нибудь мысли? Не стесняйтесь, говорите.
– С вашего позволения, господа… – На призыв короля откликнулся до сих пор молчавший барон Силика. – Это всего лишь предположение, но в нашем положении, насколько я понимаю, выбирать не приходится…
– Не тяните, барон, переходите к делу, – поторопил Савокл.
Силика покорно поклонился королю и продолжил:
– Что, если Мах поговорит с драконицей? Ведь Лула явно к нему неравнодушна. Не исключено, что звук его голоса поможет ей вернуться к людскому обличью.
– Да не сходите вы с ума, барон! – возмутился Верд. – Она попросту сожрет моего сына – и дело с концом! Тогда, в первые минуты после перевоплощения, она увидела Маха в окне и чуть голову ему не оттяпала.
– Во-первых, – продолжал настаивать Силика, – в тот момент драконица была взбешена стычкой с Анютой. Теперь же она полетала, отвела душу и наверняка успокоилась. Разумеется, мы ее сперва до отвала накормим, а потом уж и Маха пустим. Во-вторых, во время нападения драконицы Мах не проронил ни слова, а тут он начнет с ней говорить, погладит ее, может, даже поцелует!
– Что-о?! Целовать этакое страшилище?! – вскинулся Мах.
– Бред! – поддержал сына Верд.
– А по-моему, план просто великолепный, – сказал Клот не без некоторого ехидства. – Вообразите, господа: вот целует он зубастую образину – и в его объятьях уже ослепительная красотка! Как это, право, романтично!
– Тогда иди и сам целуй! – стоял за сына Верд.
– Я бы с радостью, – осклабился Клот, – только вот драконица – девушка разборчивая и уже по уши влюблена в твоего сыночка!
– Вообще-то попробовать можно… – как бы про себя молвил король.
– Мах, подумай о моей маленькой беззащитной дочке, – попросил Палуч. – Какой-никакой, а все-таки шанс!
– Решать тебе, Мах, – подытожил Савокл. – Ну как, рискнешь? На случай беды при тебе есть твой славный призрак, он ведь уже не раз тебя из разных передряг вытаскивал.
– Ну что, Пузырь, попробуем? – пробормотал Мах себе под нос.
– Надо же, ты меняешься прямо на глазах! Впервые соизволил сперва со мной посоветоваться, а уж потом соваться в очередную неприятность, – не замедлил отозваться призрак. – Увы, дружок, вынужден тебя разочаровать. В этом деле я тебе не помощник. Поливая безликих холодным огнем, драконица и сама в нем перемазалась. А ты знаешь, как этот огонь действует на меня. Если ты подойдешь к ней на десять шагов, я еще смогу вмешаться, но если ближе… И все же я думаю, тебе стоит попытаться. Ставка здесь – твоя честь, честь призрачного воина! Ты привел в наш мир Лулу, значит, тебе и заботиться о ней! Впрочем, как только что сказал король, решать тебе.
– Пузырь, а что твое хваленое предчувствие? – ухватился рыцарь за последнюю соломинку.
– Молчит проклятое. – Соломинка с хрустом обломилась.
– Мах, так что ты решил? – поторопил Савокл.
– Ладно, будь по-вашему. Я согласен, – невесело улыбнулся Мах.
– Эх, сынок, сынок, – всплеснул руками Верд, – себя не жалеешь, так хоть бы старика отца пожалел!
– Вот и славно, – оживился Клот. – Верд, хватит слезу точить, ничего с твоим Махом не случится. А если что-то вдруг пойдет не так, парень с помощью своего призрака задаст деру от драконицы… А вы, господа, готовы поиграть в колдунов на лужайке перед замком? Конечно, в гранитной комнате колдовать было бы куда сподручней, но, боюсь, для «Драконьего смерча» свежий воздух предпочтительнее.
– Хватит кривляться, Клот, – одернул король не в меру развеселившегося барона. – Господа, прошу вас следовать за мной.
* * *
Уже через два часа удерживаемая воронкой смерча драконица благополучно опустилась на лужайку перед замком, в сотне шагов от рыцарей-магов. Они точно рассчитали, куда приземлять чудище, и слуги, пока маги гоняли по небу летающую ящерку, притащили туда добрую дюжину свежайших бычьих туш.
До самого последнего момента Мах надеялся, что у магов ничего не выйдет, что смерч, сотканный их колдовством, вдруг рассеется и освободившаяся драконица улетит в поднебесье, но ему не повезло. Маги наилучшим образом управились со своей частью безумной затеи, и теперь настал его черед действовать.
Мах помедлил еще полчаса, дожидаясь, когда могучий ящер насытится, и с бесстрашной улыбкой на лице, но на ватных ногах, пошел на свидание.
– Здравствуй, милая. Надеюсь, ты меня еще помнишь, – срывающимся от волнения голосом поприветствовал он Лулу за двадцать шагов.
Но чуткая драконица, похоже, услышала рыцаря. Она отвернулась от бычьей туши, с которой последние пару минут лениво слизывала кровь, с явным интересом посмотрела в сторону смельчака. Вдруг, оскалив окровавленную пасть, Лула взревела и рванулась к нему. К счастью для Маха, он еще не переступил границу смерча, и порыв драконицы кончился ничем.
Мах, ошарашенный таким приемом, замер как вкопанный.
– Не робей, Мах, я рядом, – обнадежил дед Пузырь. – Ну где же твоя отвага! Мы уже почти у цели!
– Ага, это сейчас ты рядом, а через пять шагов я окажусь с этой милашкой один на один, – ответил рыцарь, едва шевеля непослушными губами. – Посмотри, как она облизнулась! А что, если ей вздумается меня укусить? Если такая тяпнет, никакой лекарь не поможет!
– Да брось ты, сыта она, – заверил призрак своего подопечного. – Ведь десять с половиной здоровенных быков слопала! И как только в нее все это влезло?
– Как же, сыта… Чего ж она тогда так на меня смотрит?.. Ты же видел, как она на меня кинулась!
– Может, она тебя уже вспомнила? – предположил призрак. – Обрадовалась, вот и кинулась тебе навстречу. Смотри, как добродушно она виляет хвостиком. Представь, что перед тобой просто большая добрая собачка, и – вперед!
Драконица, словно подтверждая слова деда Пузыря, обиженно взревела, явно недовольная тем, что рыцарь так долго мешкает.
– Ты мне зубы-то не заговаривай! – возмутился Мах. – Какая еще собачка! Это драконица, здоровенная и весьма зубастая. Драконы – создания своенравные и свободолюбивые, характером они напоминают скорее кошек, нежели собак. А у кошек, между прочим, такие вот движения хвостом – верный признак ярости!
– Все! Лопнуло мое терпенье! – рассердился призрак. – Если ты со страху в штаны наложил, так и скажи! Разворачивайся и пошли отсюда!
– Ах так! – От негодования у Маха даже дыхание перехватило. – Да как ты!.. Думаешь, я смерти боюсь! Да пошел ты!..
Призрачный воин крепко зажмурился, чтобы не видеть воплощенного кошмара, и рванул к драконице с такой прытью, что в ушах засвистело.
– Мах! С ума сошел! Не так быст… – донеслись было из-за спины испуганные крики деда Пузыря, но вдруг оборвались.
Обиженный Мах понесся напропалую. Даже переступив границу смерча и явственно это почувствовав, он продолжал бежать, пока наконец не врезался во что-то большое и очень твердое. Он отлетел, упал на спину и замер, не решаясь открыть глаза.
Драконица рассерженно взревела и клацнула страшными зубищами в двух вершках от макушки злосчастного рыцаря. На Маха вдруг повеяло холодом, он буквально вжался в землю и затараторил:
– Лула, это я, твой Мах! Я очень тебя люблю! Тебя, тебя, одну лишь тебя! Очень люблю, просто жить без тебя не могу! Лулочка, миленькая, девочка моя драгоценная, не кушай меня, пожалуйста! Я очень невку-у-у-у-у!..
* * *
– Ах, так ты еще и издеваешься! – Маленькая, но крепкая ладошка отвесила Маху звонкую пощечину.
Мах, никак не ожидавшей такого, проворно распахнул глаза и увидел склонившуюся над ним Лулу. От обличья грозной драконицы даже следа не осталось.
– Ну, чего смотришь? Еще хочешь? – Девушка замахнулась, явно намереваясь огулять Маха и по второй щеке.
– Да нет, зачем же… Не надо меня бить. Если тебя раздражает мой взгляд, я отвернусь. – И он отвернулся так поспешно, что у него даже позвонки хрустнули.
Лула, несколько разочарованная такой покладистостью рыцаря, опустила руку и, наскоро оглядевшись, засыпала Маха вопросами:
– Эй, а что вообще происходит? Где это мы? И как мы здесь очутились? Куда подевалась комната твоего отца? А куда ты спрятал свою рыжую стерву?
– Что, совсем нечего не помнишь? – посочувствовал девушке Мах.
– Нет уж, дудки! Все я прекрасно помню! – возмутилась кураска. – Я твою подлую измену по гроб жизни не забуду! Ну надо же: я ему поверила, полюбила его – всем сердцем! – а он меня променял на какую-то куклу размалеванную!
– Лула, милая…
– Не смей называть меня милой, грязный кобель! – гневно перебила недавняя драконица.
– Но, Лула, у нас с Анютой было всего-то один раз. И я ведь тогда даже не подозревал о твоем существовании, – смущенно пролепетал Мах.
– Нашел оправдание! Лучше молчи, все равно не прощу! – приговорила кураска. – Ну-ка немедленно объясняй, почему ты валяешься на земле и каким это образом я очутилась за стенами замка?
– Как скажешь. Только постарайся не раздражаться. – Мах не спеша поднялся на ноги и отряхнулся.
– Да не тяни ты!
– Вчера ты обернулась драконом, – огорошил девушку Мах. – В этом обличье ты начала изрыгать холодный огонь и таким образом обезвредила осаждавших замок безликих. А потом, уже ночью, ты до полусмерти напугала бедняжку Анюту.
Лула была так ошеломлена новостями, что даже не придралась к «бедняжке», а Мах спокойно подытожил:
