Текст книги "Шансон для братвы"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Да что вы, что вы! – Альфред побледнел. – Они, они воруют... «Мальборо» американского тридцать коробок недосчитали, «Кент» весь пропал...

– Ты где это, орел, у нас американское «Мальборо» видел? – грубо спросил Денис. – Братва, вон, турецким да польским травится, здоровье по вашей милости портит. Кашляют все, а ты штатовские сигареты теряешь? Кому другому расскажи...

– Да из Гомеля это «Мальборо», там хохлы с азерботами целый завод организовали, – пояснил Садист.

– Тем более. Считай, ты попал уже на базаре! – указующий перст Дениса ткнул в барыгу. – Ты что думаешь, если мы незнакомы, меня грузить можно?

– Да нет, что вы, – заныл Альфред, – меня самого обманули...

– С «Мальборо» потом решим, – прервал Садист.

Суть претензий пока не была ясна Денису, про сигареты заговорили явно для разминки.

– Ты лучше, чудило, расскажи, что у тебя на складе делается? – попросил Садист.

– Ничего не делается, инвентаризация... – по Альфреду было видно, что на складе что-то не так.

– А люди новые откуда? – ехидно усмехнулся Комбижирик.

– Это... Рабочих нанял... Грузчики не справляются...

– Грузчики? Интересно... А кто с чучмеками о маковой соломке договорился? – тихо спросил Садист. – Кто в ящиках с мылом двойное дно сделал? Мы с пацанами?

Прегрешение барыги было велико.

Заниматься наркотой, в общем-то, не возбранялось, но пойти на такое без санкции «крыши» означало подвести всех под статью, о которой братки и не подозревали.

– Это наша тема, мы курировать будем, – заявил бесстрашный Антифашист.

Денис понял, что пора действовать, поправил очки и нарочито медленно достал из-за пазухи огромный пистолет. Антифашист, как и договаривались, отступил на шаг и приготовился достойно «умереть». Рыбаков неторопливо поднял «пушку» и стал вдавливать спусковой крючок, одновременно нажимая кнопку на пульте в кармане.

Из груди Антифашиста при каждом выстреле вырывались клочья куртки и разлетались кровавые брызги. Его очень натурально отбрасывало – пиротехник не пожалел смеси и насыпал от души.

«Как бы он башкой в сосну не засадил...» – неожиданно подумал Денис.

Наконец Антифашист упал на склон у подножия дерева и красиво раскинулся среди выступающих на поверхность корней. «Киллер» подошел и сделал «контрольный выстрел» в сердце. Антифашист в последний, девятый раз дернулся и затих. Денис повернулся к собравшимся – сцена напоминала расстрел из «Овода». Гугуцэ замер на месте; белый как мел барыга открыл рот. Ортопед высунул голову из машины и, прищурившись, обозревал окрестности. Никто не видел его правой руки, которой он прижал к сиденью пиротехника, попытавшегося выйти и оценить результат своей работы. Зубинский вяло трепыхался, что-то бубня о «пересъемке».

Прошло полминуты.

Кровь из Антифашиста продолжала хлестать. По подсчетам Дениса, вытекло ее уже литров пятнадцать. «Убитый» медленно погружался в размокавший песок. Наконец сила тяжести преодолела силу трения, тело с хлюпающим скрипом соскользнуло под уклон и, кувыркнувшись, исчезло в старом, поросшем черникой окопе. Мужественный Антифашист даже не попытался затормозить. Глухой стук возвестил о соприкосновении лба «трупа» с корягой на дне окопа.

Раздался сдавленный вскрик.

– Землица с войны стонет, – ошарашенно пробормотал Садист.

– Ну чо, видел? – Комбижирик повернулся к Слюсаренко. – Хочешь, чтоб тебя рядом положили?

Денис решил приобщиться к воспитательному процессу и ткнул воняющее горелым порохом дуло в нос бизнесмену.

Про «оставленного в живых» Гугуцэ все на время забыли.

– Для всех места хватит! – продолжал орать Комбижирик, непонятно на что намекая.

– Значит так, урод, – Рыбаков был настроен жестоко. – С тебя сто тонн баксов сегодня братве и тридцать лично мне. С наркотой завяжешь, я этого не люблю. Понял? – Денис покрутил стволом в ноздре у коммерсанта. – Я могу прямо сейчас на курок нажать, и проблем у тебя больше не будет.

– Д-да, я отдам, у меня есть! – затрясся Альфред.

– Не мне отдашь, им, – Денис указал на Садиста, – а за пацана, который за тебя по дури вписался, отгрузишь полтаху ему. – Ствол пистолета повернулся в сторону Гугуцэ. Тот картинно замахал руками. – Ясно?!

Испереживавшийся барыга, не рассчитывавший на столь скорый и кровавый результат встречи, закатил глаза и осел на траву. Восхищенный Комбижирик показал большой палец и поволок потерявшего сознание коммерсанта к машине.

«Гранд-чероки» взревел и умчался.

Из окопа осторожно выглянул перемазанный зеленью и чем-то бурым Антифашист, лоб которого украшала лиловая шишка, придававшая ему вид лесной нечисти.

– Вы что, очумели? – орал через четверть часа Денис, сидя в летящей в город машине. – А если б этот урод не отключился, что бы мы делали? Мы же как клоуны выглядели! Антифашист небось до сих пор кровью истекает! А Гугуцэ?! Я эти рулады вовек не забуду! Какой идиот ему перед разборкой стихи Байрона подсунул? Он же внушаемый, как собака Павлова!

– Это Паниковский купил, – пояснил Горыныч, – думал – детектив, сразу не разобрался...

– Вы ему еще авангардистов дайте или символистов, тогда вообще перестанете понимать, что он говорит!

Замигала лампочка радиотелефона.

Садист снял трубку. Из нее донеслось радостное захлебывающееся верещание Комбижирика. Волны щенячьего восторга физически распространились по салону автомобиля.

– Все отдал, – пояснил Садист. – Братва в ауте, мы и не знали, что у него столько есть. Как тебе это удалось, не врубаюсь...

– Стресс, наверное, – буркнул Денис, – вы бы еще кровь с зеленой краской перепутали, так я бы вообще лимон вышибал. А то! Инопланетянина завалили, смотри, барыга, что из-за тебя произошло! Вовек не расплатился бы... Детский сад имени Буратино, блин.

– Какой детский сад? – поинтересовался Горыныч.

– Да я в стройотряде был, в Пятигорске... Там дружок мой, Вовка Литус, детский сад обнаружил, а на нем вывеска – «Имени Буратино». Дурдом... как у нас...

Слева мелькнул «ниссан», уносящий пиротехника к основному месту работы. Судя по всему, Комбижирик позвонил и Ортопеду – из водительского окна торчала рука с пистолетом, грохот выстрелов оглашал окрестности.

Ортопед ликовал.

– Он что, офонарел?

– Да нет же никого, – Горыныч меланхолично закурил, – и пушка у него газовая, ты ж ему сам отдал.

– А менее бурного проявления чувств у Миши не бывает? – ехидно спросил Денис. Садист хрюкнул.

– Почему, бывает, – не понял Горыныч. – Как-то тоже удачное дело было. Ну вот, Мишка на радостях дверь у ментов в дежурке припер поленом, паклю запалил и давай вокруг бегать... Пожар, пожар! – кричит... Менты в дверь ломанулись, а облом... Ну, и в окно... А Миша там заранее петарды китайские расставил... Во попрыгали, козлики... Зигзагами небось до райцентра бежали... Весело было, – закончил Горыныч.

Рыбаков с подозрением посмотрел на Даниила, но тот не реагировал, мечтательно крутил баранку. По его мнению, шутка Ортопеда удалась.

Денис вздохнул.

Горыныч покрутил настройку автомагнитолы, ничего достойного не обнаружил и замурлыкал под нос свою любимую – «Эй, ментяра, продерни в натуре...».

Денис вздохнул еще раз.

– Заедем покушать? – нарушил тишину Садист. – Предлагаю к Вилену, с Карузо пообщаемся. Комбижирику звякнем, пусть тоже туда подтягивается...

– Давай, – согласился Денис, – Гугуцэ и Ортопеда надо предупредить...

– Сделаем, – сказал Садист.

Кабачок «У Вилена» был не то чтобы суперэлитным, но уровень цен и постоянные «дежурные обеды» различных команд, выезжавших «на природу» для разборок, позволяли процветать владельцу, даже несмотря на регулярно разносимый вдребезги банкетный зал. Наготове всегда была бригада строителей-ремонтников, а постоянная смена интерьера привносила даже определенный шарм. Братки каждый раз бурно радовались обновленному кабачку и старались побыстрее сподвигнуть хозяина на новые изыски в дизайне, устраивая очередной погром.

По всеобщей договоренности, кабачок был нейтральной территорией, и Вилен никому не платил. Да и весь возможный процент уходил на ремонт. Несколько раз попытались было наехать мелкие коллективы, назначались стрелки, которые, по обычаю, заканчивались дракой в многострадальном банкетном зале. У питерской братвы уже выработался условный рефлекс неприятия сверкающего зеркалами и люстрами помещения.

Карузо, в миру Сережа Сухомлинов, пел в кабачке со дня основания и упорно отклонял все предложения раскрутить его на эстраде, мотивируя это отвращением к «тусовкам». Да и при работе два-три часа в день он имел не менее полутора тысяч долларов в неделю, сам писал и обрабатывал песни и даже как-то раз поставил нечто вроде мюзикла с гастролировавшей танцевальной группой. Все его начинания имели успех у понимающей аудитории, и размениваться на пошлый и насквозь фальшивый мир шоу-бизнеса не стоило.

Подъехав к ресторану, Денис увидел на террасе размахивавшего руками Паниковского, что-то горячо втолковывавшего Глюку. Тот с явным наслаждением слушал.

– Да вот же они! – радостно заорал Паниковский. – Что я тебе говорил?

– Здорово, классно отработали, – Глюк обрадованно поздоровался с прибывшими.

На крыльце появился хозяин кабачка и приглашающим жестом указал на распахнутые двери. Днем почти никого не было, веселье начиналось ближе к вечеру, но кухня обязательно имела весь ассортимент блюд.

– Организуй нормально, по полной программе, – попросил Садист.

– Всенепременно, – кивнул Вилен, подражая дореволюционным рестораторам.

Стол накрыли мгновенно. Присутствующие навалились на мясное ассорти, Горыныч вывалил себе в тарелку баночку икры, выжал сверху лимон и схватил ложку.

– Не дай Бог так оголодать, – прокомментировал Денис, отпивая сок. Садист чуть не подавился.

Явился Ортопед и стал громко требовать жюльен. Ему принесли. Денис с подозрением взглянул на поданное лакомство. Из рассказов Юрия Ивановича, бывшего корабельного кока, он знал, что в целях экономии к благородным грибам часто добавляют растущие в огромном количестве местные грибочки с паскудным названием «козлы». Эти грибы собственного вкуса не имеют и кладутся в блюдо для увеличения объема. В мисочке Ортопеда явно проглядывали их характерные шляпки.

– Не по понятиям жрешь, – сказал Денис.

– Не понял, – Ортопед поковырял ложкой. – А что, вилкой надо?

– Я не о том. Ты вообще знаешь, как эти грибы называются?

– Белые, – обиделся Ортопед. – Или шампиньоны...

– Нет, Мишель, это – козлы! – Денис был неумолим.

– Да брось ты, Диня, не подкалывай, – Ортопед вновь стал запихивать в себя ложку за ложкой.

– Гарсон! – На зов Рыбакова явился официант в накрахмаленной до хруста рубашке и элегантной бордовой «бабочке». – Каков процент «козлов» в жюльене?

– Не знаю, – удивился тот.

– Но есть?

– Конечно. Надо о пропорции у повара спросить...

Ортопед отложил ложку и встал.

– Спросите, спросите, – ехидно закончил Рыбаков, – и заодно принесите нашему товарищу варенье из голубики, он не наелся...

– Одну минуточку...

Садист склонился над столом, держась за живот. Ортопед грубо отстранил официанта и метнулся на кухню. Оттуда раздался грохот свернутого металлического стеллажа, звон бьющейся посуды, и в зал спиной вперед вывалился толстячок в белом халате со здоровенной кастрюлей на голове.

Из-под кастрюли текло какое-то густое варево. Невидимый Ортопед продолжал буйствовать.

– Вот как быва-ает... – невозмутимо пропел Денис.

Из кабинета выскочил Вилен, просеменил на кухню и забубнил, успокаивая любителя жюльена. Денис с интересом наблюдал за поваром, пытавшимся стащить с головы кастрюлю. На днище имелась вмятина, по размерам совпадающая с кулаком Ортопеда.

– Как в Лондоне на бирже, да, Олегус? – произнес Рыбаков, обращаясь к Садисту.

– Напичкать [34]34
  Ударить несколько раз «пикой», т. е. ножом (жарг.)


[Закрыть] кашевара за такие дела надо, – предложил кровожадный Горыныч.

Садист от хохота сполз под стол.

Повар наконец справился с кастрюлей. Вскрики Ортопеда становились глуше и реже, видно, Вилен нашел подходящие аргументы. Скандал угасал.

– Скукота, – сказал Денис, – даже зеркало не разбили...

В дверях появился Комбижирик с полиэтиленовым пакетом в руках. В его очертаниях угадывались тугие пачки денег.

– Во, – пакет грохнул об стол, – семьдесят бакинских, остальное рубли...

– А в общем? – спросил Денис.

– Сто восемьдесят...

– Молоток, – одобрил Садист. – Твоих, Динь, двадцать процентов... Это будет...

– Тридцать шесть. Лучше зелеными.

– Без базара, – цепкие пальцы Садиста выдернули из пакета пачки долларов и мгновенно отсчитали положенную сумму. Как с пистолетом, так и с твердой валютой Садист управлялся виртуозно.

Из кухни явился Ортопед, молча пробрался на свое место и потянул к себе блюдо с закусками.

– Так, – Садист наморщил лоб, – по сорок на команду, остальное в общак...

– Я тоже хочу в общак, – неожиданно заявил Денис.

– Нас Антон прибьет за такие шутки, – серьезно сказал Садист, – скажет, что мы уже и на тебя наезжаем.

– Это дискриминация. Если все – в общак, то и я, – не унимался Денис.

– Мы за тебя отгрузим, – вмешался Паниковский.

– Я не маленький, – Дениса несло, – сколько дел полезных можно за мою долю сделать. Толяну в его борьбе с сектами помочь, Антифашисту голову очинить в Штатах, в хорошей клинике. Да наконец, Гугуцэ отправить на курсы начинающих поэтов...

– Не надо Гугуцэ к поэтам, – Ортопеду стало обидно за друга, – лучше передай мне кетчуп...

Глава 3
Обрыдло все, особенно Канары...

Домой Дениса отвозили Ортопед с Горынычем.

Он развалился на заднем сиденье, прикидывая, что можно купить в подарок жене. Организм упорно отказывался от интеллектуальных изысков, бросив все силы на переваривание пищи. Довольный Горыныч раздобыл в ресторане огромную сигару и дымил ею, умиротворенно посматривая по сторонам.

После КПП у въезда в город на красном сигнале светофора рядом с «ниссаном» пристроился снежно-белый «вольво». Горыныч доброжелательно посмотрел на водителя, мужчину номенклатурной наружности в строгом костюме.

Загорелся желтый сигнал.

– Бросай курить, вставай на лыжи! – Водитель «вольво» приветливо, с улыбкой, махнул рукой. Горыныч чуть не проглотил сигару.

– Я тебе щас дам – вставай на лыжи [35]35
  Стать пассивным гомосексуалистом (жарг.)


[Закрыть]! – Даниил высунулся наполовину из окна и попытался достать противника кулаком. – Стой, тебе говорят!

«Вольво» резко рванул вперед.

– Гони! – Ортопед резко вдавил педаль газа, Дениса швырнуло на дверцу, он ударился локтем и зашипел. Вездеход обошел автобус и стал приближаться к «вольво». Горыныч лихорадочно шарил под сиденьем и через полминуты извлек бейсбольную биту.

– Прижимай его!

– В городе сложно! – Ортопед вцепился в руль, не сводя горящих глаз с автомобиля обидчика. Машины неслись со скоростью далеко за сто километров в час.

– Блин, пушки нет! – Горыныч сунулся в бардачок.

«Швед» увеличил скорость.

– Уйдет, Глебушка, у «Студера» мотор втрое! – радостно заорал сзади пришедший в себя Денис.

«Ниссан» нагнал «вольво» и почти поравнялся с ним. Горыныч, как робот из жидкого металла, скользнул в окно до пояса и врезал битой по багажнику беглеца. Брызнули осколки заднего фонаря. Противник прибавил скорость и попытался спрятаться за «Волгой». Горыныч вывернулся немыслимым способом и проорал в лицо водителя «Волги»:

– С дороги, блин!

Несчастный, внезапно увидев в окне такую харю, резко нажал на тормоз. Болтающийся, как цирковой наездник, Горыныч схватился за голову – стойка кузова «Волги» весьма чувствительно проехала ему по затылку. Утешало лишь то, что в зад вставшей машины на полном ходу въехал серый «Москвич».

«Вольво» свернул к новостройкам.

«Ниссан» перепрыгнул через бордюр, расшвыривая комья грязи, пронесся по газону и выскочил на асфальт. Горыныч решил не возвращаться в салон и торчал из джипа наподобие лихого кавалериста, размахивая битой. Идущие по обочине люди бурно реагировали на такой сюрреализм и живенько освобождали проезд.

– Перехвати руль, я с крыши достану! – завопил Ортопед и полез в свое окно, волоча омоновскую дубину. Денис в ужасе перегнулся вперед и схватился за баранку. Благо «патруль» был набит электроникой, и Ортопед успел включить «круиз-контроль» [36]36
  Электронная система, позволяющая автоматически поддерживать необходимую скорость, не дотрагиваясь до педали газа. Кнопка включения располагается обычно на руле


[Закрыть]. Ноги экс-водителя мелькнули в проеме окна, и Рыбаков буквально впрыгнул на переднее сиденье.

– Давай жми! – донеслось сверху через полуоткрытый люк. – Братан, я иду! – Это уже относилось к Горынычу.

Ортопед распластался на крыше в районе задних дверей, намертво вцепившись левой рукой в багажник. Правая с дубинкой покачивалась в районе головы Горыныча, задевая того за ухо. Горыныч отмахивался, но не оборачивался. «Ниссан» опять нагнал «супостата». Дубинка и бита одновременно врезали по крыше, прогнув железо сантиметров на десять. Со второго удара Горыныч разбил заднее левое стекло на дверце. Ортопед «рихтанул» багажник.

Братки замахнулись еще раз.

Горыныч попал по заднему стеклу, Михаил промазал – дубина свистнула в миллиметре от носа Даниила и стукнула по дверце «ниссана».

– Осторожно, блин!

– Прости, братан! Диня, прижимай!

«Вольво» резко ушел вправо.

– Решеткой его, гада, решеткой! – Денис понял, что ему предлагают таранить «вольвуху» толстенной защитой из хромированных стальных труб на радиаторе. Владелец «вольво» снова попытался оторваться, чем задел водительский кураж Рыбакова. Он крутанул руль и буквально вбил задний бампер «вольво» в багажник, мгновенно превратившийся в гармошку.

Справа мелькнуло что-то большое, темное и яростно матерящееся. Денис понял, что бравый экипаж лишился Ортопеда, сорвавшегося с крыши в момент столкновения и улетевшего в придорожную канаву. Могучий браток, как разыгравшийся дельфин, поднял огромный фонтан брызг.

Рыбаков ударил по педали тормоза.

Не ожидавший этого Горыныч уехал из салона на внезапно распахнувшейся дверце. Петли не выдержали стодвадцатикилограммового бугая, и Горыныча продолжил поступательное движение вдоль капота «ниссана» уже с дверцей на поясе. Полет завершился на покореженном багажнике «вольво». Горыныч стукнулся об него, отскочил и с утробным рыком скатился в канаву, увлекая по пути выбирающегося Ортопеда.

Денис вырубил двигатель и выскочил из машины.

Со стороны обочины слышались невнятные возгласы и плеск.

– Быстро мотай отсюда! – рявкнул он оцепеневшему водителю искореженной «вольво». – Выберутся – убьют! – И кинулся к канаве.

На первый взгляд с коллегами было все в порядке.

Ортопед стоял спиной и стаскивал с лежавшего Горыныча изрядно помятую дверцу, одновременно громко крича, чтобы Денис не прекращал преследование и «добил бы гада».

– Да уехал он, – сказал Рыбаков. Горыныч, последний раз дернувшись, освободился от дверцы, сел и начал хохотать.

– А славно мы его, – боевой пыл у него прошел. – А не выпить ли нам по этому поводу?

Домой Денис добрался часов в шесть вечера, предварительно заехав с братками на автостанцию.

Ортопед с Горынычем довольно потягивались, ибо все случившееся служило для них невинным и забавным приключением. «Частично открытый» джип поставили в бокс и позвонили Комбижирику, который прибыл через полчаса и прослушал героическую сагу о приключениях трех богатырей. В исполнении Дениса неизмеримо возросла тяжесть прегрешений водителя «вольво». Закончив повествование словами «Сам понимаешь, стерпеть такое, что лампочку в рот засунуть, самому потом не вытащить...», Денис запоздало понял, что сказал лишнее – Комбижирик покрутил головой и уставился на светильник, что-то напряженно обдумывая.

– Почему не вытащить? – спросил он.

– Строение челюстей у нас такое... – объяснил Денис.

Комбижирик вроде успокоился и предложил подвезти куда надо.

Дениса высадили на Большом проспекте Петроградского района и умчались по своим делам, обещав позвонить на днях. Он прошелся по улице, отдыхая от пережитого, и бездумно заглядывал в магазины. В «Аметисте» ему приглянулись серьги за шесть тысяч долларов, и он приобрел их, ошарашив продавцов заявлением, что давно мечтал вставить такие в нижнюю губу.

Страсти к накопительству у Дениса никогда не было.

Заработанные деньги он не складывал в кубышку, тратил как хотел и регулярно сидел на нуле. Но ни его, ни Ксению это не угнетало. Редкие моменты безденежья и вообще различные жизненные неурядицы воспринимались ими спокойно и философски. Оба они до момента знакомства друг с другом вели достаточно активный образ жизни, чуть не разочаровались в людях и совсем было разочаровались в возможности нормальной семейной жизни.

Денис был женат дважды, если можно назвать второй гражданский брак этим словом, Ксения тоже успела пару раз «сбегать замуж». На счастье, детьми в предыдущих браках они не обзавелись, хотя регулярно Денисова вторая так называемая «супруга» вопила о некоем «брошенном сыне», пытаясь доказать окружающим всю глубину своей несчастной женской доли и низость падения Рыбакова. «Отпрыска» она родила года через полтора после того, как «сливалась в экстазе» с Денисом последний раз, но такие мелочи Алину Кривулькину не смущали. Логический взгляд на происходящее был ей, увы, недоступен. Денис понимал, что основная вина лежит все-таки на нем – за год жизни с Алиной он купил ей две квартиры, автомобиль «БМВ» и огромное количество всяких побрякушек, параллельно обеспечив семью ее братца. По скудости интеллекта Алина восприняла это как должное, требовала еще, считая за счастье для любого мужчины находиться вблизи нее, и корчила из себя «роковую» женщину.

Через год, стряхнув наваждение, Денис с ужасом посмотрел на голубые тени и ярко-алую помаду, отсутствие талии и иксообразные ноги, и сбежал.

Очень удачно именно в момент прозрения Кривулькина увлеклась водопроводчиком из соседнего ЖЭКа и, закатывая глазки и придыхая, сообщила об этом Денису, мол, «сердцу не прикажешь». Тот воспринял это известие с «мужественной грустью», зато в душе возликовал и помчался «по бабам».

Алина, удивленная подобной легкостью расставания, попыталась было Дениса не отпустить – ровно через неделю она закатила дикую истерику на пару со своим заторможенным водопроводчиком прямо под окнами квартиры родителей Рыбакова. Сей абстрактный сюжет должен был продемонстрировать «тягу к справедливости» пьяненькой Кривулькиной, якобы узнавшей о любовных похождениях Дениса за период жизни с ней. Водопроводчик Равиль был приглашен в качестве массовки, однако с задачей не справился, сбившись на хриплое распевание народных татарских песен. Окружающую действительность он адекватно не воспринимал.

В дальнейшем до Дениса изредка доходили слухи о жизни бывшей пассии – то Алина выгнала водопроводчика и стала жить с электриком из того же ЖЭКа, то у нее в кавалерах объявился отставной прапорщик, то «мадама» ударилась в бизнес и совсем бросила пить.

В последнее Денис не поверил.

Зато о себе он с изумлением узнал, что является «латентным» [37]37
  Скрытый


[Закрыть] алкоголиком. Употребление малообразованной Алиной этого термина свидетельствовало о подключении к устному творчеству придурковатого брата-медика. Подружки Кривулькиной, внешне охая над ее рассказами, между собой крутили пальцем у виска, считая Алину непроходимой дурой с безумным комплексом собственной значимости и неотразимости.

Постоянные вопли Алины Кривулькиной о бессердечии бывшего «сюпруга», лишившего ее на старости лет материальной поддержки и оставившего ее ребенка «практически сиротой», не только не беспокоили Дениса, но доставляли определенное моральное удовлетворение. Круг ее знакомых он прекрасно знал, равно как и их отношение к задравшей нос Алине, которая, поимев на халяву материальное благосостояние, мгновенно почувствовала себя светской львицей. Хотя при написании слова «светский» сделала бы, как минимум, две ошибки. Родом она была из какого-то поселка под Мурманском и, вдобавок ко всем остальным достоинствам, была на шесть лет старше Дениса. Посмотрев как-то раз на «вероятную тещу», Рыбаков понял, что его полюбовница скоро в «это» превратится – необъятных габаритов «мамо» жевала с утра до вечера. К тому же очень быстро распался миф о невероятной сексуальности Кривулькиной и райском наслаждении от общения с нею. Побарахтавшись немного с подружками, Денис не мог без содрогания вспомнить нравоучительные речи и манерные позы Алины. Единственным напоминанием о совместной жизни с этой особой служили ее редкие звонки родителям Дениса, по времени странно совпадающие с полнолуниями, да пара писем, изобиловавших претензиями и грамматическими ошибками, из-за чего содержание, и так далекое от совершенства, совсем съеживалось.

Один раз Денису даже удалось поговорить по телефону с ейным братцем, случайно заставшим Рыбакова у родителей.

Братец Олежка был зело умом скорбен и начал с недовольства тем, что Денис не приглашает его и всю эту безумную семейку на свои дни рождения. Потом он верещал о каких-то трудностях во взаимоотношениях Алины с какими-то вымогателями, обвинив Рыбакова в том, что это он их и подослал.

Из-за сильной родовой травмы Олег отличался абсолютным тупизмом и с трудом закончил медвуз, куда был принят по протекции мамаши. Работа врачом не особо ладилась, так как при осмотре «Великий Пилюлькин» едва мог добраться до слов «дышите – не дышите». Дальше для Олега начиналась сумеречная зона, и дело стопорилось.

Однажды, на пике своей медицинской карьеры, он порекомендовал пришедшему на осмотр гипотонику клофелин [38]38
  Гипотоник – человек с пониженным давлением, клофелин средство для понижения давления


[Закрыть] в дозе, троекратно превышающей нормальную, и даже заставил выпить это при нем, едва не отправив больного на тот свет. Придурочного Айболита спасло только заступничество мамаши, добившейся его перевода в ЛТП [39]39
  Лечебно-трудовой профилактории для алкоголиков


[Закрыть], где он сразу же начал бухать и вскоре мало отличался от клиентуры заведения. На новом месте Олежек заведовал выдачей и приемом белья и твердо занял привычное для себя положение местного идиота.

На кухне сидели Юрий Иваныч и угощавшая его кофеем Ксения.

Иваныч зашел на минуту за набором отверток и сидел третий час, ждал Дениса, увлекательно повествуя о своих приключениях в молодые годы. Ксения с удовольствием слушала истории хозяина самого крупного ротвейлера в городе. Юра отличался тем редчайшим качеством прирожденного рассказчика, что даже самые обычные действия приобретали в его изложении неповторимый народный колорит и сияли всеми гранями хитроватого русского юмора.

В момент, когда Денис открывал дверь, Иваныч заканчивал рассказ о своем друге, истосковавшемся на корабле по женской ласке и в порыве душевного поиска, замутненного брагой из огнетушителя, перепутавшего каюту поварихи с каютой боцмана.

– Здоров, Юрик, я сейчас, только рыжего успокою, – вцепившегося, как клещ, Адольфа окончательно успокаивали обычно дубиной, но приветливый пес не обижался. – Ты на работу-то устроился?

– А как же. Уже неделю тружусь...

Питбуль переключился на пуделя, загнал Дашу под кровать и победно оглянулся на хозяина. Денис пошел в комнату и положил коробочку с серьгами и деньги в ящик стола. Оставлять что-либо в прямой досягаемости Адольфа было недальновидно – тот все брал на клык. Обещание владельцев питомника, что питбули после года становятся флегматичными, не оправдывались.

Рыжему монстру шел уже четвертый.

Нанесенный этим варваром ущерб исчислялся тысячами долларов. Единственным, да и то спорным, достоинством пса была его защитная подготовка, пройденная за двадцать уроков у инструктора Андрюши Айзенштайна, которые Денис окрестил «воспитание собаки-антисемита». Результат был отличный – питбуль работал по группе людей так же разрушительно и с огоньком, как ОМОН в цветочном ряду на рынке, где за полчаса до этого командиру отряда надели ведро с гвоздиками на голову и обозвали «русской свиньей». Айзенштайн обещал, что после прохождения курса тренировки Адольф перестанет трогать собак, но тот опроверг и эти прогнозы. Удары током электрического ошейника он игнорировал, самозабвенно вырубая любую приблизившуюся собаку. При этом Адольф трепетно обожал щенков, котят и вообще всех детей, что является отличительной особенностью бойцовых пород. Вопреки общественному мнению, сложившемуся под воздействием статей не очень умных журналистов.

Денис частенько удивлялся скудости мыслей авторов этих опусов, не удосужившихся даже проверить информацию, и полному их незнанию предмета, о котором. пишут. Потом махнул рукой – если хозяева клубов других пород не могут по-иному привлечь покупателей, кроме как оплаченной дискредитацией популярных боевых собак, то это их личное горе. В общества любителей бультерьеров, стаффордов и питов входят обычно достаточно состоятельные люди, которые могут себе позволить не обращать внимания на глупости. Собаки сами себя на породы не делят, а агрессивного дебила можно вырастить и из болонки, экстерьер здесь ни при чем.

Каков хозяин – такова и собака.

– Никто не звонил? – Денис присел к столу.

– Только «лучше, чем грузин». – Ксения налила мужу сок. – Хотел в гости заехать в воскресенье...

– Без базара. – Гурген Ваганович Котовский был большим приятелем Ксении и, по совместительству, старшим опером по грабежам и разбоям Главка. Со своей женой Нателой Ромуальдовной они частенько наведывались пообщаться и являлись, ко всему прочему, счастливыми обладателями такого же сумасшедшего питбуля со скромным именем Рафинад.

Ксения подозрительно взглянула на Дениса.

– Из образа не вышел?

– Не без этого, – живописать свое участие в гонках без правил Денис не стал. – Я тебе кое-что купил, в ящике, ма-аленькая коробочка.

Ксения живо отправилась в комнату. Как любая женщина, она была немного кривлякой и долго вертелась перед зеркалом, разглядывая обновку.

– Умеешь ты жену радовать, – прокомментировал Юра.

– А то! – Денис гордо надулся. – Как на новом месте?

Вопрос был животрепещущий.

Юра долго не мог устроиться по специальности по причине переизбытка доморощенных поваров, заполнивших рестораны и упорно травивших посетителей. На Иваныча смотрели с подозрением, предполагая его принадлежность к общей массе, особенно после его коронных фраз – «Все блюда можно есть, но некоторые только один раз» и «Не все грибочки одинаково полезны», которые он произносил очень серьезно и потом страдал от того, что его в очередной раз не поняли.

– Нормально, вчера банкет обслужил. – Денис закурил и приготовился слушать. – «Крыша» кушала. Накрыли нормально, а тут директор мне и говорит – ты, мол, раздели икру не на восемьдесят порций, а на сто двадцать, их шестьдесят человек, по две чтоб было. Я не понял, говорю, а если закупка контрольная до этого будет? Я в тюрьму не хочу. Да и гости могут обидеться, вес порции двадцать пять грамм, а тут и двадцати не наберется. Это ж заметно сразу... Так мне по морде и получать? Скажут, ворую. Не, говорю, не пойдет. Директор давай подпрыгивать, делай, говорит, что хочешь, но чтоб все довольны были...

– Барыга есть барыга, – сказал Денис.

– Тут эти приезжают, я к ним, говорю, сказано, чтобы вы довольны были, чего изволите? – Судя по ехидному выражению лица Иваныча, он всласть поиздевался за вечер. – Там двое здоровых было и маленький один, вообще шибздик, так больше всех орал. Здоровые-то говорят, ну, водка чтоб не «левая», с мясом нормально, ассорти на закуску, а маленький так пальцы сделал, – Юра показал «козу», – и давай кипеж поднимать – осетрина должна быть копченая, балык, фрукты экзотические, перечислять начал – авокадо, манго, бананы какие-то розовые... Я от здоровых-то развернулся и за мелким пошел. Ты чо, орут, страх потерял? Да нет, говорю, ваш товарищ мне пальцы показал, я и подумал, что он главный, испугался, что не услышу его. Ну, здоровые мелкого заткнули и опять мне про водку талдычат. Я-то знаю, что водочка у нас туфта, ее директорский кузен в трюме, ресторан-то плавучий, из баржи переделан, шлангом в бутылки закачивает. Из-под чего есть посуда, и в меню пишем. Нет, говорю, водочку я вам не рекомендую, к мясу коньяк возьмите... Сам думаю, а чем коньяк-то лучше? Тем, что тот же кузен чайную заварку в свое пойло добавляет, меньше риск отравиться. Из того же сырья и мастырит... Те уперлись – нет, говорят, «Абсолют» давай. Я так и сел... До банкета час, а с этими проверяющими я вообще ничего не успею. И бутылок из-под «Абсолюта», как назло, нет, кончились три дня назад... Говорю, может, лучше вино, к мясу-то оно аристократичнее будет. Мелкий опять орать, мол, вино пить беспонтово, как и пиво... Ну, как насчет других вин, не знаю, а насчет нашего – тут он не прав... Здоровые задумались, тащи, говорят, вино, а потом водку. Ну, на сердце полегчало, после нашего вина они «Абсолют» от фекальных вод не отличат. Винцо у нас убойное, в цистерну, где оно хранится, при каком-то шмоне один посетитель полкило героина скинул, а он и растворился. Сейчас, кто стакан примет – с копыт, у нас его даже сторож не пьет – боится. Зато платят все хорошо, мне рассказывали, что и не помнят, кто что заказывал. Но, думаю, тут главное – не переборщить с винцом, а то, если шестьдесят рыл здесь улягутся, куда ж мы их денем? Ну и вопрос с икрой решать надо. Я к здоровым, спрашиваю, надо порции делать? А они мне, мол, давай просто в банках, сами разберемся. Я на кухню ушел, сказал, чтоб графины вином наполнили и в холодильник. Если его комнатной температуры подавать, вкус больно омерзительный, героин в нос так и шибает, а холодненькое – нормально, не чувствуется... Тут торт у меня подоспел, надо его коньяком заправить. Пошел к директору, дайте, говорю, нормального грамм сто. Он для себя настоящий держит. А директор наш, мы его Пархатычем кличем, не дает, выпьете, говорит, вместо торта. Ты, говорит, вина залей, и все. Я ему – вы что это такое говорите, у нас что, теперь все блюда с наркотой будут? Может, заместо соли кокаин использовать, он тоже белый? Пархатыч посерел весь, уволю, шепчет. Это мне потом рассказали, был уже случай... Его корефаны попросили в трюме мешок анаши спрятать, так повар перепутал с базиликом и в соляночку сыпанул. Сильно пьяный был. Вкус был ваше, супец курить можно было... Посетителей после этой соляночки мусора прям на улице хватали, те совсем обалдевшие были. С тех пор наш директор очень болезненно все намеки на наркотики воспринимает. А я не знал, врезал ему в конце – давайте, говорю, наш ресторан из «Штиля» в «Шприц» переименуем, а то стыдно людям в глаза смотреть, впечатление создается, что мы боимся чего-то. Ну и винцо наше, говорю, не стаканами продавать будем, а порциями, внутривенно... Пархатыч за сердце. Я вниз спустился, кузену его говорю – директор распорядился выходить из подполья, давай на палубе разливай, ничего не бойся. Тот вольтанутый, грузчиков позвал, те бочки на палубу вытащили... Тут «крыша» приезжает, я их встречаю. Они и спрашивают, что, мол, за Менделеев на носу целую лабораторию устроил? Помпа воду из Невы качает, придурок чай кипятит, у него как раз на линии коньяк стоял, пробки крутит и акцизные марки клеит. Я им – вот, новая форма обслуживания, все теперь при клиенте готовят, директор сказал, что его родственник «Абсолют» лучше шведов делает, из отечественного сырья и на нашем оборудовании. Те чуть с трапа не упали, где, говорят, этот новатор? То-то после каждой попойки полкоманды неделю встать не может. Ну, Пархатыча притащили, он от вида водочного заводика едва с ума не сошел. Стали в него «продукт» вливать, он верещит, на здоровье сетует. Кузена не поймали – он, как рожи их увидел, с борта сиганул и уплыл. Я не досматривал, что дальше было, ушел, у меня горячее на плите...