Текст книги "Шансон для братвы"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Так нет же обстоятельств.

– А ты ищи. Ты договоры проверил?

– Липа это... Терпила сам и состряпал... Огнев ржал, на почерковедческой экспертизе настаивал. Там этот дурак пытался подпись его жены подделать, типа, и она при делах... Я еле отбился, хорошо еще, анонимки можно к делу не приобщать, а то вот был бы казус при проверке...

На самом деле «терпила» был ни при чем.

Упомянутые договоры Султанову прислал сам Огнев, договорившись с приятелем об изготовлении фальшивой печати фирмы «потерпевшего». По договорам выходило, что Огнев и его жена были должны все тому же бизнесмену полмиллиона долларов. Эти «документы» были присланы по почте с объяснением, что посылавший «боится мести» со стороны Дмитрия, и произвели неизгладимое впечатление на Воробейчика.

Бывший «потерпевший» заявил, что «смутно помнит» этот долг, следователь продемонстрировал бумажки Огневу и туманно намекнул, что новые обстоятельства дела иногда «всплывают». Дмитрий дождался эксперта, тот провозился минут десять и, обозленный, уехал, обозвав сотрудников отделения «дегенератами, которым место на улице, с метлой». Фальшивка была слишком явной. Огнев мысленно согласился с экспертом, подслушав под дверью.

Султанов вынужден был извиниться за фальсификацию материалов дела неизвестным лицом, оппонент грустно посочувствовал. Дело приобретало мистически-дебильный характер, причем главным блаженным вытанцовывался сам следователь.

* * *

– Ну ты даешь с этими египетскими казнями, – протянул Денис.

– А чо! – Ортопед шумно хлебнул чаю. – Горячий, блин! Тусовка там знатная была, фараон сам виноват...

– Не виноват твой фараон! Он, считай, вообще не при делах был. Ты все время о еврейском боге забываешь, там же постоянно на него ссылки есть – то сказал, это посоветовал..

– Ну да, с Мойшей базарил, типа...

– Не только с Мойшей, он вообще всюду лез. Чуть что – он тут как тут со своими советами... Когда тусовка началась с исходом иудеев из Египта, так он им помогать стал и гадости фараону делать.

– Но фараон-то логичный пацан – решил, выгнал.

– Ага, конечно! Там поначалу не так все просто было. Я не пойму, Мишель, у тебя чего – Библия в кратком изложении? Только основные тезисы или вообще комикс? Судя по твоему изложению, у тебя в книжке глава должна называться так: «Как, типа, мужик нехороший, Фараоном звали, Мойшу на фиг, типа, послал, и он, типа, пошел, и чо, блин, из этого вышло» И на обложке надпись – «Типа про Бога, врубаетесь, пацаны, да?».

– Да не, нормальный бук... [96]96
  Книга (англ.).


[Закрыть] Адаптированный.

– Ага, ну тады ясно. Слухай сюда, щас тему вдвину про мужика Мойшу и лоха фараона.

– Динь, да кончай ты подкалывать... Ну не помню я точно, что там было.

– Ладно... Ну так вот: пришел Моисей к фараону и говорит – отпусти народ мой! Кстати, у евреев это любимая фраза, они ее к месту и не к месту вставляют... Фараон и говорит – идите спокойно.

– Они и пошли.

– Как бы не так! Вечером, а точнее ночью, к фараону явился бог иудейский и, как в Писании говорится, я цитирую – «ожесточил его сердце». Заметь, не фараон сволочью был, а бог иудейский присоветовал!

– А на фига?

– Об этом ничего не сказано. Так просто. Видно, делать ему было нечего. Я ж тебе говорил – Библия – это фельетон, написанный явным противником иудеев, поэтому там дикости такие встречаются... Но в данном конкретном случае Бог, конечно, не при делах. Это кто-то из приближенных присоветовал, сказали – ты чо, фараон? А за уход заслать деньжат? Чисто финансовые соображения, народ богатый, грех не попользоваться... Ну, фараон и начал по утряни возбухать – ни фига, орет, не уйдут, не пущать! И посохом машет. Мойша к нему рванул – типа, мужик, мы же договорились, заслали слегка, чего надо? Прям, как ты, фараон себя повел – тебе барыга процент засылает, а ты копаешь – нет ли левачка, чтоб еще нагрузить... Вот и с жидами то же получилось – слишком много имущества с собой потащили, фараон и его команда решили еще пощипать... Тут и началось: вечером – счастливого пути, братья-евреи, утром – хрен вам в обе руки, пархатые! Ромашка, блин, – ехать – не ехать... Параллельно каждый раз фараон за свою подляну получал что-нибудь нехорошее – то чуму, то саранчу... Причем не себе лично, а египтянам в целом. Может, революцию хотели так спровоцировать, народ-то одурел. Евреи туда-сюда носятся со своей поклажей, гадости разные происходят постоянно, фараон чего-то у себя во дворце косорезит, баклан проклятый – фараон, правда, на десятый раз тоже сдал, махнул рукой – пусть едут! Мойша наконец повел евреев... Только отошли, этому придурку на троне опять присоветовали – айда за евреями! По тексту Библии, еврейский бог и присоветовал. Ну, фараон уже плохо соображал со всеми этими напастями и рванул вдогонку... Только евреи к морю подошли – оно и раздвинулось – Мойша приливы-отливы знал. Эти пробежались, а египтяне застряли – по мокрому песочку техника не прошла, тут их и накрыло водичкой. Фараон погиб... Думаю, он с собой покончил, надоело ему все это... Мойша-то духом и воспрянул, смотрите, кричит, как я его! Опять косяка засадил небось... Вот отсюда все эти легенды о богоизбранности...

– А манна небесная?

– Есть такая буква, Мишель! Явление природное, и достаточно часто случается – торнадо урожай собирает и переносит. На тысячи километров может швырнуть... Вот и тогда так же вышло. С тем же успехом арбузы или булыжники могли посыпаться, смотря, где смерч пройдет. Чистая случайность...

Ортопед задумался.

Расшифровка Денисом библейских сюжетов здорово помогала Мише в создании собственной системы мироощущения. Можно было, конечно, и поспорить с Рыбаковым о примитивизме приводимых им причин, вызывающих те или иные исторические события, но в наличии логики отказать было сложно. Ортопед становился формальным материалистом с библейским уклоном. Его очумелый антисемитизм уступал место чуть ироничному, но более приемлемому критическому восприятию Святого писания.

Хотя на коммерсантов это не распространялось.

– А чо, Динь, в нашем мире ваще чудес не случается?

– Мишель, а что такое чудо? Не будь столь категоричным, абсолютно ничего не бывает – тоже так говорить нельзя. Все зависит от определения понятия «чуда». Кому-то что-то чудом покажется, кому-то нет... То, что ты барыг давишь, а менты тебя не берут – всем чудом кажется, а для тебя – обычное дело. Просто зрители не знают, что ты мусорам на лапу дал, думают – просто так. Вот и получается... Мы ведь вообще живем в мире формальностей, у нас любое слово множество значений имеет. Каждый человек у себя в мозгу свой образ видит. Вот ты какое яблоко себе представишь, если просто сказать «зрелое яблоко»?

– Ну, красное такое, большое, с пупырышками с одной стороны... Не помню, как сорт называется, мой любимый.

– А, «Стартинг», знаю. Вкусные яблоки. А вот у меня образ – круглое, желтое, среднего размера. Вот видишь, мы хоть друг друга понимаем, но мыслим по-разному, одинаковое словосочетание вызывает совсем различные ассоциации. И это в элементарном понятии! А что говорить о категориях более высоких... Туда же вкладывается еще множество понятий, условностей, опыт наш жизненный, а он у всех разный...

– Да, верно. Ты, кстати, не забыл, мы с тобой о проверке интеллекта говорили?

– Нет, не забыл. Я позвонил, можешь в любое удобное время к моему дружбану подъехать. Он в судмедэкспертизе работает. Знаешь, где?

– Ага, возле «Техноложки».

– Именно. Только пацанов с собой не бери, тогда труба будет, с их шуточками тебе либо агрессивность жуткую поставят, либо вообще дебилом получишься... Они доведут.

* * *

Когда кабина лифта уже почти доехала до нужного Гоблину седьмого этажа, в шахте что-то щелкнуло, треснуло, свет замигал, и лифт остановился.

Браток постучал кулаком по стене.

Та отозвалась дребезжанием дешевого пластика и лопнула во всю высоту.

Взору Гоблина открылась грязная бетонная стена.

Верзила почесал затылок и нажал кнопку вызова ремонтной бригады.

Никто не отозвался. Провода давным-давно были перерезаны местным хулиганьем.

– Эй, блин! – заорал Гоблин. – Люди!

Тишина. Дом будто вымер.

– Да отзовитесь кто-нибудь!

Вопль братка заметался в лифтовой шахте.

– Выберусь – головы поотрываю! – Гоблин попытался разжать двери, но только согнул одну из створок. – Лю-юди-и-и!

Забаррикадировавшиеся в своих квартирах жильцы сделали вид, что не слышат воплей из застрявшего лифта, и увеличили громкость своих телевизоров.

Гоблин бушевал еще минут сорок.

Он напрочь разнес три из четырех стен кабины и чуть не проломил потолок.

Но все тщетно. Около часа ночи браток притомился, махнул на все рукой. И свернулся калачиком на полу, подложив под голову огромный кулак. «Ладно, завтра я снова буду крутым...» – подумал он, засыпая.

Глава 14
Так кто у нас псих?

Огнев прибыл для прохождения психиатрической экспертизы ровно в десять утра и в коридоре сразу увидел Султанова, грустно стоящего у окна.

– Что вы такой невеселый?

– Ничего, встал рано... Вот постановление, распишитесь.

Дмитрий взял листок и углубился в чтение.

– Интересно получается, – Огнев покрутил авторучкой. – А где это я вам противоречивые показания давал? Воробейчик в клювике информацию принес? Ну-ну, пернатый, погоди, скоро как в Китае будет... [97]97
  В КНР несколько лет уничтожали воробьев, считая их главными виновниками потерь злаковых в сельском хозяйстве.


[Закрыть]

Султанов молчал, смотрел в окно и делал вид, что к нему это не относится.

Огнев криво ухмыльнулся и продолжил:

– Так, следствием установлено, что... ля-ля-ля... двести миллионов рублей, ого! Кто установил? Вы? Ага, говорил, что у него было сотрясение мозга... Кому говорил? Неясно. Когда? Когда из камеры выходил, а Султановым в то время и не пахло?.. Ладно. Получается лажа, Иса Мухтарович, по этой писульке я не свидетель, а обвиняемый... Ну, и где обвинение?

– Если не согласны, можете написать, я же вам предлагал отказаться, – Султанов ткнул в листок постановления.

– Не дождетесь! А соображения свои я обязательно изложу... Порадую Воробейчика каллиграфией. Так, вот тут и накорябаем... С фактом экспертизы согласен, с мотивировкой – нет – и почему.

Султанов отошел.

Ему уже порядком надоел язвительный тон Огнева, тем более что по существу – тот был прав. Отправка его на психиатрическую экспертизу была чревата скандалом, он все же был свидетелем и потерпевшим от действий экс-терпилы. Хоть и в другом районе города, но все же. Назначить экспертизу против его воли было невозможно, втайне и Воробейчик, и все остальные задействованные сотрудники надеялись, что Дмитрий откажется и можно будет тянуть время, ссылаясь на алогичность его поведения и неадекватность заявлений. Согласие Огнева путало карты, дебильная мотивировка постановления становилась ясной всем.

– Иса Мухтарыч! – Голос «испытуемого» вывел следователя из мира дум. – Не подскажете: «очкастый крючкотвор» с большой буквы писать или как? Все-таки заместитель прокурора...

– Где?! Вы мне официальный документ испортили!

– Да не волнуйтесь вы так – вот ваше гениальное постановление. Я пошутил.

Султанов выдернул листок, сунул в папку и вновь попытался принять независимый вид.

– Пройдемте сюда, Дмитрий Семенович... Куртку можете сдать в гардероб.

– Конечно, сдам, вежливые люди к врачу в кабинет в верхней одежде не входят, – ехидно подметил Огнев внешний вид следователя. Султанов сжал зубы – сам он только что вышел от невропатолога в плаще. – А вы что, не разденетесь? Автомат вместо пистолета сегодня взяли? Не хотите народ пугать?

– Проходите в кабинет, вас ждут, – отреагировал красный от раздражения Султанов.

«Пациент» вежливо постучал, зашел и присел у ближайшего стола. В большом кабинете сидели еще пяток врачей и беседовали с какими-то людьми. Видимо, испытуемые пересаживались по кругу, обходя всех специалистов.

– Паспорт у вас с собой? – осведомилась милая девушка в белом халате.

– А как же! Вот. – Пока она заполняла карточку, Дмитрий ознакомился с наглядным пособием по борьбе со СПИДом. Тупость текста была очевидна сразу – с такими рекомендациями проще было стать евнухом.

– Давайте побеседуем – Вы не возражаете против экспертизы? [98]98
  Дальнейшие диалога испытуемого и врачей полностью соответствуют реалиям жизни. К сожалению...


[Закрыть]

– Нет, конечно.

– Вас не удивляет этот факт?

– Что именно меня должно удивить – сама экспертиза или метод проведения? Так метода я еще не знаю.

– Сама экспертиза.

– Не особенно.

– Я ознакомилась с постановлением – Вы пишете, что не согласны с мотивацией... Можно несколько подробнее?

– Видите ли, я считаю, что в официальных документах стоит писать правду, а не заниматься подтасовкой фактов. Следствие пытается высосать из пальца некие таинственные обстоятельства, придумать некий тактический ход...

– А вы считаете, что у следователя не было оснований?

– У нынешнего – никаких. Полтора года назад постановление было вынесено, я был обвиняемым, но тогда у следователя Яичко, я его указал, были совсем другие задачи – он деньги из меня выбивал. Сейчас вспомнили, когда от меня отвязаться надо. Вот пусть и пишут правду – надо закончить с процессуальными документами. Я ж не возражаю против экспертизы, пожалуйста, исследуйте. Мероприятие лично для меня интересное, познавательное.

– Ну что же, ответ исчерпывающий. Алкоголь употребляете?

– Нет.

– Совсем?

– Абсолютно. Не имею желания...

– Наркотики?

– Никогда не пробовал и не намерен.

– А алкоголь, что, тоже ни разу в жизни не пробовали?

– Нет, почему. На вкус знаю – вернее, знал – лет десять уже даже и не притрагивался. Лет в восемнадцать вино, пиво пробовал – не понравилось. – У Огнева было отменное здоровье, он действительно вообще не пил и к тому же был мастером спорта по вольной борьбе, о чем Мегрэ-Султанов и не подозревал. Ну не пришло ему в голову послать запрос в Спорткомитет.

– Вот тут следователь пишет о сотрясениях мозга.

– По-моему, это его перманентное состояние.

Невропатолог улыбнулась. Она уже пролистала дело и заметила, что подобного идиотизма, несвязухи в доказательствах и бессмысленности претензий со стороны «потерпевшего» давно не видела.

– У вас какое образование?

– Незаконченное высшее.

– Где учились?

– В Герцена. На английском отделении.

– Почему не закончили?

– Потерял перспективу. Стало неинтересно и ушел.

– Чем в данный момент занимаетесь?

– Прохожу психиатрическую экспертизу...

Врач снова улыбнулась.

– Конкретный ответ. Я имею в виду другое.

– Я понял. Работаю дома, занимаюсь патентоведением...

– В какой организации?

Огнев непонимающе посмотрел на врача.

– Как – в какой? В Европейском патентном бюро, естественно.

– Ага... Ясно. Женаты?

– Йес, – Дмитрию было скучно.

– Как отношения в семье?

– Замечательные.

– Дети есть?

– Да, двое... Дочка и дочка...

– Жена работает?

– Да, она журналист...

– Горячие точки? И не боитесь за жену?

– Да какие горячие точки! Единственная такая точка – это утюг. Она театром занимается, премьерами, спектаклями. У нее уже Султанов допытывался, видать, контрамарочку хочет...

– Не любите вы его.

– Вести себя надо соответственно.

– Ну, в ваши взаимоотношения мы вторгаться не имеем права.

– А жаль.

– В детстве тяжелые болезни были?

– Нет. Как у всех – свинка, ветрянка...

– Травмы какие-либо?

– Руку сломал, когда с дерева свалился. Мне лет десять было...

– Головой не ударялись?

– Не-а. И болей головных нет. Чист, как первый снег.

– Ясно. У меня все, давайте к психиатру пересядем...

Дмитрий уселся за соседний стол, невропатолог пристроилась рядом. Заполненный листок лег перед психиатром, немного странноватой женщиной лет пятидесяти.

– Так-так, вы у час Огнев Дмитрий Семенович. Наследственные заболевания имеются?

– Оптимизм. Больше нет.

Психиатр поджала губы.

– Кто-нибудь из родственников страдал?

– Только от неразделенной любви... По психиатрии – нет, точнее, не знаю...

– Что значит не знаете? – насторожилась психиатр.

– Вы понимаете, – очень серьезно начал Огнев, – я свое генеалогическое древо только с конца позапрошлого века изучил... А что там раньше было – убей Бог, не в курсе. Не обессудьте... Может, что и не углядели...

Невропатолог отвернулась, пряча улыбку.

– Между прочим, у нас тут и стационар есть, – заявила психиатр.

– А что, в экспертизу и обзорная экскурсия включена? – демонстративно обрадовался Огнев. – Здорово, не ожидал!

– Вы меня не поняли.

– Очень даже хорошо понял, – Дмитрий посерьезнел – Не выйдет. Я – свидетель.

– Как? – удивилась психиатр.

– Да, свидетель, – подтвердила невропатолог.

«Ага, – подумал Огнев, – спец по психам забыла спросить, кто перед ней сидит. Нормально они тут работают, совсем как в ментовке».

Психиатр наклонилась к Дмитрию, слегка покачиваясь. Огнев отклонился назад.

– Припадки были?

– У кого?

– У вас, разумеется.

– Нет, не было. Припадаю исключительно к плечу жены.

Психиатр вновь взяла листок.

– Вот тут написано, что вы учились на английском отделении, а занимаетесь патентами... Странно это.

– Кому как. Мне – не странно. Семью надо содержать, вот и работаю...

– А чем вы конкретно заняты?

– Я же сказал – патентоведением.

– В какой области?

– Патентоведение – это и есть отдельная область – Вам популярно объяснить?

– Можно конкретно, по существу... Тема работы?

«Ладно, получай фашист гранату», – подумал Огнев.

– Проблема гравитационных возмущений, – кратко ответил он.

Дмитрию стало интересно, чего же хочет психиатр – та явно ничего в физике не понимала и только умно кивала.

– Это общие слова – можно разъяснить?

– Конечно. – Огнев широко улыбнулся, внимательно глядя психиатру в глаза. Ему уже было ясно, что та за время своей работы переобщалась со своими пациентами и в любом собеседнике бессознательно ищет патологий. И обязательно находит. – Решив путем интегрирования от единицы до необходимой величины значение гравитационного вектора совокупности полей, неравной нулю, я хочу найти подход к ограничению в объеме электромагнитного поля и рассчитать границу конца взаимодействий, – любой физик умер бы на месте, услышав этот бред, – изменив константу структурирования поля, можно снизить энергетические потери с куба до квадрата расстояния по ослаблению, – физика отпели и поволокли на кладбище, – это поможет разработать усовершенствованный аккумулятор, – гроб забросали землей, – вот, собственно, и все.

– Здесь все понятно, – изрекла психиатр. Огнев еле сдержался. – А какие знания вы дополнительно получали?

– Я проштудировал литературу по высшей математике и аналоговому моделированию... Я хорошо шел в школе по точным наукам.

– Ясно. Вот видите, и не надо было злиться.

– Я не злюсь...

– Ну, я же вижу, – снисходительно сказала психиатр.

– Скажите, а вы с диссидентами не работали? – ошарашил вопросом Дмитрий. – Методы больно по фильмам знакомые...

Психиатр вновь закачалась из стороны в сторону. «Может, сказать ей, – подумал наглый “пациент”, – “Хорош качаться! В глазах рябит!” И вообще, я ненормальных боюсь...»

– Вы свободны...

– Минуточку, – сказала невропатолог, – завтра можете часикам к двенадцати подойти, психолог принимает, я карточку ей передам...

– А сегодня нельзя всех пройти?

– К сожалению, нет. Мы ведь бюджетники, в клиниках прием ведем. Следователя, когда выйдете, пригласите, пожалуйста...

Из кабинета Султанов появился минут через пятнадцать, злой на весь белый свет.

Дмитрий курил у входа в обществе какого-то громилы. Огнев познакомился с ним, попросив огоньку. Михаил приехал сюда с целью проверить свой интеллектуальный коэффициент и ждал прихода психолога. Узнав о беспределе следователя, Миша шумно возмутился и посоветовал «посадить того на пику». Дмитрий, в благодарность за столь ценный совет, дал Михаилу адрес магазина, где продают компьютерные лазерные диски с тестами по всем областям. У него самого была парочка. Радикальный Михаил старательно записал адрес, сообщил, что обязательно сегодня же купит и пройдет тестирование в офисе у какого-то своего знакомого молдаванина Гугуцэ.

– Очень странно, – многозначительно сказал Султанов, когда они шли с Огневым к воротам, – первый раз в моей практике такой случай, чтобы за один день не справились...

«Кого ты лечишь? – подумал Дмитрий. – Во дает, думает, мне о графике врачей ничего не известно... Точно у ментов с головой плохо...»

– А зачем вас вызывали после меня?

– Попросили вопрос переписать, – независимо ответил Султанов, – в соответствии с УПК...

«Молодец, ты еще вопрос грамотно поставить не можешь, – мысленно улыбнулся Дмитрий. – Совсем, видно, впопыхах готовились, придраться-то не к чему...»

– Не опаздывайте завтра. Меня не будет. Справитесь сами?

– Легко, – ответил Огнев.

«Меня не надо за ручку водить, это вы с Воробейчиком все парочкой. Как два педрилы... Ну-ну, посмотрим, чего дальше делать будете...»

* * *

Денис отправился в очередное подземное путешествие.

Результаты первого вдохновляли. Он взял с собой раскладной рюкзак, десяток крепких черных полиэтиленовых мешков и титановый гвоздодер, который дополнительно можно было использовать как дубинку. За день до этого он заволок в трубу еще четыре мощных фонаря и спрятал их в обнаруженном возле завала углублений Рыбаков внимательнейшим образом осмотрел обвалившееся перекрытие. То, что его не уберут в ближайшие годы, было видно сразу – для этого музей надо было ставить на капитальный ремонт. Единственное, что не понял Денис – почему в самом музее не обрушился кусок пола. На всякий случай он натянул поперек подвала веревку метрах в пяти от завала, чтоб даже случайно не приблизиться к нему – береженого Бог бережет. Он не поленился пройтись и в обратную сторону от входного люка и метрах в ста наткнулся на бетонную заглушку, запечатавшую трубу. Это и объясняло то, что в трубе даже крыс не было. После какой-то древней аварии этот участок перекрыли и забыли о нем. Температура здесь держалась почти постоянная – градусов семь-десять тепла. Не Ташкент, конечно, но работать можно. Видимо, поблизости проходили трубы с горячей водой, а естественный теплообмен регулировался участком, омываемым водой канала Грибоедова. Трубу не посещали как минимум лет двадцать, поживиться здесь было нечем, если не знать о ее направлении.

С обрезами, однако, Денис не расставался, а работая в подвале, набрасывал на ведущее в трубу отверстие квадрат очень плотного брезента. На поясе он закрепил патронташ с двадцатью патронами и чувствовал себя более или менее уверенно.

На этот раз он выбрал десяток ящиков, отволок их подальше от обвалившегося свода и вскрыл один за другим – сказывался свойственный ему педантизм. С четырьмя мощными фонарями, расставленными по углам, можно кино было снимать. В шести коробках обнаружились только истлевшая церковная одежда и судя по размерам, то ли шторы, то ли портьеры, два были набиты серебряной утварью. Предметов было много, штук сто, и весили они все вместе килограмм восемьдесят. Пришлось половину упаковать в рюкзак, остальные – распихать по трем мешкам и крепко стянуть горловины скотчем, чтоб не брякали. За сохранность Денис особо не волновался – еще не хватало каждую вещь тряпкой оборачивать, тогда год провозиться можно. Если что и поцарапается, не страшно, на ценах это отразится мало.

Два оставшихся ящика содержали десяток свернутых в трубку картин и толстенную папку с бумагами. Рыбаков тут же обмотал их скотчем, чтобы не развалились, и двинулся на выход. И то для одного раза это было многовато.

Рулоны и мешки привязали к багажнику на крыше, рюкзак сунули в салон. Ксения с Денисом напоминали дачников. Он, перемазанный, как трубочист, она в старенькой брезентовой курточке, древний «запор».

Подозревать эту занюханную семейку инженеров в хищении ценнейших предметов искусства было смешно. Ни один уважающий себя сотрудник ГАИ и не посмотрит в их сторону – таких остановишь и сразу услышишь сопливые сетования на задержки зарплаты и косноязычные просьбы отпустить. Ограничения скорости им все равно не нарушить – «запоры» быстро не ездят, не позволяют технические характеристики. Ну и пусть тарахтят по своим делам, вокруг вон сколько «сладеньких» на «мерсах», «вольво», «крайслерах». На выбор. Гаишники с трепетом относятся к престижу своей профессии, ронять собственное величие ради общения с водителями «инвалидок» не будут. Есть дела поважнее.

Как говаривал один чиновник из произведений Салтыкова-Щедрина: «Без взятки ни за какое дело не берись, руки не порть!»

На случай, если все-таки остановят и, ну совсем фантастика, обшмонают машину и обнаружат ценности, версия была готова – Ксения купила в двухстах километрах от города жуткую развалюху, и они вдвоем с Денисом как следует разворошили чердак. Повезло инженеришкам, купили курятник для своего незатейливого летнего отдыха и тут такое нашли! Не придраться, ясно сразу. А хозяин бывший, так тот к родичам куда-то под Псков подался, да и пил беспробудно последние полвека. У него если чего и спросить, так все равно не помнит.

* * *

Огнев зашел в канцелярию судмедэкспертизы и сообщил, что прибыл пообщаться с психологом. Его тут же отправили в нужный кабинет.

Психолог, тихая женщина в огромных роговых очках, усадила Дмитрия у стола и вручила список слов, к которым было необходимо нарисовать объясняющие картинки. Этот тест проходили в Герценовском институте, где на экзаменах по психологии у Огнева было «отлично». Предмет он любил, интересовался литературой и с удовольствием почитывал статьи об особенностях человеческого мышления. Он быстренько накалякал нечто в стиле Бидструпа, пока врач обсуждала по телефону какие-то финансовые проблемы.

– Ага, хорошо, – «докторица» наконец повесила трубку, – мы к этому вернемся позже... Пока просто побеседуем.

– Хорошо, Галина Ивановна.

– Откуда вы знаете мое имя? – Она подняла брови.

– У вас на халате вышито «Гэ-И». Самое распространенное сочетание имени и отчества, вероятность ошибки невелика. Чужой халат вы вряд ли наденете...

– Логично, – психолог сделала пометку на листе. – Вы в педагогическом учились?

– Да. Английское отделение.

– Хотели стать учителем?

– Вероятно, да.

– Почему «вероятно»?

– Я поступал сразу после школы, в этом возрасте выбор еще не совсем осознанный, больше романтический.

– Угу... А в каком возрасте, вы считаете, появляется осознанный?

– Лет в двадцать пять-двадцать семь, не раньше.

– Возможно. Что такое ассоциативный ряд, знаете?

– Естественно.

– Хорошо. Давайте попробуем продолжить пословицу...

– По ассоциации или лексически верно? – деловито поинтересовался Огнев.

Психолог запаузила.

– Ну... Как угодно, схожесть с оригиналом не обязательна...

– Это интереснее, чем просто долдонить поговорки.

– Вероятно. Что ж, начнем. Чем дальше в лес...

– ...Тем толще партизаны.

– Почему? – Такого психолог не ожидала.

– Далеко в лес противник не заходит, боится, вот партизанам делать нечего, они обленились, только спят и кушают, – подобные шуточки со словосочетаниями распространены в среде лингвистов и педагогов. Огнев не был исключением.

– Да, интересно... Попробуем это: баба с возу...

– ...Ну и славно! Девиз холостяков.

– Хорошо, – психологу, видимо, самой стало любопытно. – Кто к нам с мечом придет...

– Тот не знает о том, что изобретено огнестрельное оружие. Короче, ловить ему нечего, на границе пристрелят. А меч в музей сдадут.

– Так... Если гора не идет к Магомету?..

– ...То Магомет идет на фиг!

– Хорошо. – Психолог ощутила себя несколько неуютно. Ей уже давно не приходилось тестировать людей образованных и с развитым чувством юмора, она разучилась ставить нужные вопросы. Общение с малолетними любителями клея и алкоголиками не давало особого опыта, все одно и то же. – Попробуем цвета! Вот семь карточек. Назовите цвета в порядке убывания...

– По насыщенности?

– Нет, почему... По предпочтительности для вас... Карточки руками не трогайте.

– Замечательно. Галина Ивановна, хочу вас предупредить, что, когда мне говорят «назовите», я это так и воспринимаю. Если бы вы сказали «схватите», тогда другое дело... Синий, серый, черный, лиловый, красный.

– Ага, – психолог сделала пометку на листе. – Вот видите, у вас по тесту какая-то бесплодная активность прослеживается.

– Да-а? – Настала очередь Дмитрия удивляться. – Интересно, где этот тест так трактуется? – Ничего подобного в учебниках по психологии не было, цвета означают лишь принадлежность к определенному психологическому типу: синий – сангвиник, черный – флегматик, красный – холерик. – Вас, случаем, член-корреспондент Султанов не консультировал?

– Султанов – это ваш следователь? Я с ним беседовала, – растерялась психолог.

– Ну, тогда все ясно! Вы мне подробненько разъясните, что у нас с цветами...

– Вторым и третьим у вас идут серый и черный, – психолог многозначительно взглянула на Огнева.

– Ну и что?

– Это обозначает склонность к депрессиям.

– Да что вы говорите! Как интересно! Получается, если у нас правительство и Президент на черных машинах передвигаются – значит, они точно маньяки, с депрессивным психозом. Так? Тогда их в больничку.

– Нет, – психолог не знала, как повести себя, – так не нужно...

– А как?

– Это не наш с вами вопрос, – она взяла себя в руки. – Давайте поговорим о том, как вы учились. Легко было в школе?

– Достаточно.

– А в институте?

– Тоже легко.

– Тогда почему ушли?

– Неинтересно стало. Перспективу потерял, перестройка, инфляция. Сами знаете...

– Ага. Вы тест на интеллектуальный коэффициент когда-нибудь проходили?

– Да.

– Каков результат?

– Двести [99]99
  Обычным считается показатель 120-140 единиц


[Закрыть].

– Это очень много.

– Можете перепроверить.

– У нас времени нет, да и бланков соответствующих... В армии служили?

– Да.

– Вот здесь написано, что в спецназе...

– Ну и что?

– Не считаете время потерянным?

– Нет. Служил нормально, многое узнал... Полезное занятие...

– Ну, где и что, конечно, спрашивать не буду... – психолог переложила листы на столе и неожиданно подняла на Огнева глаза. – Много убивать приходилось?

«Ого! – насторожился Дмитрий. – Во тетка дает! Странные вопросики на этой медэкспертизе...»

– А с чего вы взяли, что я вообще кого-то убивал?

– Я общалась со многими людьми, прошедшими войну. Вы очень похожи... Поведением, манерой держаться, взглядом...

«Маладэц, да? – иронически подумал Огнев. – Мужские черты характера с манерами Терминатора путает! Вот баба несчастная, ей что, все слизняки попадаются? Или ушки Султанова торчат? Не успокоился, все рыщет... Воробейчик небось настропалил, верещал, что я терпилу прибить обещал. Не выйдет ничего у них, разговор тет-а-тет был, не докажут...»

– Что ж вы не отвечаете?

– Не имею желания обсуждать подобные темы. – Дмитрий откинулся на спинку стула и скучающе посмотрел на врача.

– Почему? Что-то случилось в армии?

«Опять двадцать пять, – разозлился Огнев. – Что они с армией-то прицепились? Все, схожу в ФСБ и стукану, это их дело, пусть со всей этой кодлой разбираются. Им сейчас делать нечего, вот и будут копать, хоть нервы им помотают...»