Текст книги "Девяносто три!"

Автор книги: Дмитрий Волчек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

61

Отслоил поверхностную фасцию, добрался до ременной мышцы шеи. Вот поперечно-остистая, подзатылочная, подвздошно-реберная, задняя атлантозатылочная мембрана, межпоперечные мышцы поясницы. Паховое кольцо над лобковой костью.

Улыбка Жана Донета, первозданная, в скудости "Отеля де ля Сюз". Свистит младенческими зубами: Ю-ю!

Ждет химическую супругу, дочь Бабалон, искупление новорожденного эона. Избраны три футболиста из юношеской сборной (вратарь, нападающий, полузащитник), их смешные разговоры, языки, пропитанные дешевым дымом, неумелые губы. Фантастические междометия. Родились, когда у нас уже подкашивались ноги. Когда каждый стакан, каждый вздох, каждый порошок кажется лишним. Mirror cracked from side to side. Потрогал место, где была белая кнопка. Дырки от шурупов все темнее. Груши "побил мороз". Кто остался, парни?

Прямой провод в кнабенпарадиз. Заржавевшие мембраны. There ain't no bones in the ice-cream. До-ми-соль – густые капли прощупывают мраморные плиты, ночью запихнул половинки в синий форд, tin-lizzie. Сладкий запах мертвого божества. Пять лет спустя вспыхнули в гараже.

Уилсон и Парсонс.

Царствует мачизм, яблоко превратилось в гирю, требуха в цинковом корыте. Кончил на бедные кишки, лизнул запотевший глаз. До утра скакал по полям, не разбирая дороги. Вернулся исхлестанный ветками, ссадина на шее. 26 июня 1483 года.

Понимаешь, хорст хорст.

Нагнулся к воронке, прошептал: esiach. Ему нужна сестра это как магнит они тянутся полюса очень просто вот фронтон вот две впадины вот факел вот цепной мост тогда все складывается как треугольник и заяц. Две линии на поясе венеры. Или вообще никаких линий. Придавил дикарской ладонью пресс-папье с бронзовой розой. Провожу за этим столом всю жизнь. Иногда во французский клуб.

Подозрительная трещина на нижней губе. Блядский хынек? Как раз две недели. И опасная тяжесть под левым веком.

В 10:17 звонок из Вевельсберга. Хотят уточнить списки. В первый раз приглашен Хаусхофер-фис. Карма, испорченная как позавчерашний персик. Ты – мразь, будешь прыгать по команде. Никчемный разговор про еврейские планы, заставим чистить зубными щетками парапет. Мост александра третьего, беглая конспиративная встреча. Элевсинские таинства. Директивы Вевельсберга, полужирный курсив.

– Эксперимент по пересадке прекращен.

– Но еще три головы остались.

– Пришейте, и на этом все.

Повесил трубку, не сразу легла, фашистские гудки. Ресивер. Бассейн, подрочить, спать.

Понемногу перерезают сухожилия, их невидимые бритвы, вроде секундной стрелки часов, что висят в канцелярии f.

День за днем. То тут, то там возникает течь. Где голландский мальчик, затыкающий пальцем? Где хынек? Сегодня день суеты, понаехали бюргеры, три минета за вечер. Его изможденное тело, укус на плече. "Ебешься, как тамплиер". Сложил на полу: часы, телефон, зажигалка, пакетик с порошком, зеркальце, трубка. Выглянул в сад, потрогал ногой мокрую землю, вернулся.

– Что у тебя?

– "Книга мольбы". 48 страниц, серебряная бумага, без тиража, без года, мюнхенские печатники туле.

– Четыреста марок.

Потайное слово в этой истории – «жалость». Видел бритву?

Его подмышка: пахнет францией, яхтой, лентой на бескозырке.

62

Продажные дети: хынек-альфа, хынек-штрих, хынек-бис, хынек-раненые-ноги. Раскаленный прут Нового Ирода, побродил по юному мясу. Его стоны, его понимающие глаза: кончай скорее. Третий фюрер за ночь: пятница/суббота, все танцуют. Стыдная, зловонная хворь: кондиломатоз. Три тысячи. Лизнул нижнее веко, лизнул верхнее веко. То, что могло бы случиться просто так пятнадцать лет назад. Бесплатно. На дешевом порошке, на розовой капсуле, на треугольной таблетке. Их ценные чувства. «Ты милый человек, я знаю». Поведала рыба.

– Когда в Вевельсберг?

– Вечером в среду.

Шестерка жезлов, глаз коронованного младенца: виктори. Согрел в бархатном мешочке, прошептал полоумные слова. Вторая карта все сбила: старуха, спрятанная в лилиях, не разглядишь. Что-то про тайные знаки, нонсенс. А ведь было время, когда.

Запихнул выручку в освященный конверт. Прихлопнул машинкой.

– Твои руки нужно прятать. Сними кольца, не разжимай кулаки.

Негр и негритянка, розовые опухоли между пальцев, страшно прикоснуться. Но тем не менее.

Ветер северо-восточный, заморозки. "Фосфорная бомба", стержень расцеплен.

– Диагноз: кондиломатоз.

– Диагноз: эмфизема.

– Tell your own story.

– The calls of the Aethers are explicitly calling the parts of what seems to be angels and whose names are certainly found (помехи) in the Silver Grimoire (and yes, I know what you meant). Среда, вечер, билеты в сером конверте с короной. Just be quiet and look Who comes to see you, listen to the middle of the Circle vibrating the Call. I know him. His name is IAD BALT. His name is IAD BALT, I know him. You must assume his authority. Probe and Thimble, last call. Теперь: шы ше сдуфк? Тяжелый, вялый хуй, точно пожарный шланг. Как провод на пожаре, как сам этот «пожар». Забрались в виллу, пришлось выдавить стекло. "Канистра Маринуса", неловко стиснул клавишу большим пальцем, мелодии гестапо. Это была правильная карта, шестерка жезлов, victory, но она не сработала, не удалось ничего продать-купить. Марципаны из любека, бутерброд с сардинами, "это слишком жесткая щетка для моих чувствительных десен": так учили язык вагнера в бунтарские годы. Социальная помощь, плащ с прорехой, кожа потерпевшего кораблекрушение, скрюченного в трюме (Andrea Doria, мачты, туман). Спирали неудачника, его некрасивые мышцы. Сам виноват во всем. Хынек и иные продажные братья.

Понимаешь хорст хорст?

Нам. Угрожает. Опасность.

Безрассудно заказал SLH. Три ночи на барских простынях, среди картин, огненных кирпичей, колибри.

Череп Жана Донета, серое на золотом. Череп недопизды, пропитали "особым составом", высушили на алжирском солнце. Угольник впивается в темя, теперь можно просунуть карандаш "гигант".

Он говорит: Жарко. А другой невпопад: Жми на меня, слопай.

Пили чай из гваябы. Опасайся повстанцев, ходи только до заката солнца, по ночам на перекрестках автоматчики, фальшивые judiciales ловят мотористов, вкалывают сонную жидкость. Грецкие перепонки жилетов, квадратные очки, палестинские автоматы. Уборщики приносят в дом запах бедности, поливают цветы душистым раствором, выводят невидимых жуков. В семнадцать лет портятся, кожа расползается, как субботние чулки, детские буквы НН взлетают на потемневшей коре. Но это прямо здесь, все осталось, надо только приглядеться. Отели в роскошных районах, просто объясняем: sin carne. Не берите с собой то, с чем боитесь расстаться. Пересекаешь границу, не подозревая, что вот уже щит, вот уже матросы. ХНД за звенящим барьером. Ветер дробит деревенские кости.

– Нет никакого острова, что за хуйня.

– Вставил фитиль. Вставил капсулу.

– Святой Герасимос, тонет A. D.

– Маринус, твоя голова.

Принес звенящие предметы, плюхнул в ковшик с горячим спиртом. Лень обернуться, посмотреть.

63

Фурункул на шее. Слышишь, хорст, этот не годится, у него фурункул. Должны быть безупречны, ни единой ссадины, ни одного волоска. «Жестокие культуры». Дергается, как жертвенный барашек, стучит копытцем о мрамор. Маринус! Вот твоя канистра. Думал: это бесконечное письмо, хватит еще на три года, братья будут посылать из разных городов. Из какой-нибудь Гвадалахары. Из Позилиппо. Из Нотр-дам-де-Нант. Из Брэ. С острова Липари (ресторан на пригорке, соевая похлебка, сосланный магистр). Из Тренто, где открылась выставка де К.; не удалось поглядеть.

Не рекомендуется ночевать в машине на отдаленных стоянках. Джим убит бандитами, его брат Эдвард изнасилован и изувечен. Нашли утром 24 сентября на обочине проселочной дороги со связанными руками, кляпом в изгаженном зеве. Изъяты дорожные чеки, карты таро в бархатном мешочке, неизвестное вещество. Замучили унтерменши, жизнь не мила без теплого братца. В госпитале он выдергивает провод. Три ночи, прислуга спит. Картины и пистолеты, испятнан кафельный пол.

Предчувствие. Вы знаете, как это бывает: strip, полоса. Штрип? Склонился к уху. Ты обязан забыть все, чему тебя учили. Они – лгуны. Не садись в зеленый VW, не ешь острое, меняй иглу.

– Каждый раз?

– Yea, каждый.

Тесак. Упал неудачно, повис лоскут содранной кожи.

– Смотрите, это возвращается дейблер, вот его повозка с фонарями.

(Кивок в сторону неведомой земли, где взрывают губернаторов, строят баррикады, глумятся над бумагой. Люди, которых никто не ебет). Наша одежда, наше вино, наши разговоры под мокрыми струнами. Первая карта – семерка мечей (тщетность). Вторая, говорящая, что делать: самый свирепый из старших арканов.

Атрибуты героя: монеты, пламя, жезл, стрела, свисток, крылатое яйцо, чаша со змеей, меч.

Наш виноград, спускающийся сверху вниз. Наши Зеботтендорф и Хаусхофер. Наши финансы. Наша обезьяна, грозящая кулаком. Наши причиндалы.

Рыл яму, осталось недолго. Сокровище царей, долгожданные блестки на дне. Опустил лопату, перерыв. Много синего и золотого, подгибаются ноги. Десять часов сна. 21:24 – 7:25.

Извлечь световое тело! Баррон!

Возник на погосте берилловой глыбой. Гениталии титана, его большой палец, кухонный жир под ногтем. Пожираем ваших сыновей, лижем их спортивные глаза. "Девятое ноября, ничего не случилось, пили крюшон, танцевали". По пыльным следам typhoid mary, в ее заскорузлых тапках, в ее переднике, изгвазданном сальными пальцами. Д-р и Работник, их небритые впадины, их эфирные меридианы. Третий Ключ, Четвертый Ключ, дети скулят, как хряки.

Они собирают тайные дружины, клянутся именем Прелати, кромсают облатки, выламывают оклады, грызут морские узлы. Полицейские фургоны, вздыбленные кони с толстыми яйцами, кареты и еврейские ландо. Микробы короля Бабабела, тугие ресницы, ровные талии, набитые мускулами груди, ржавые соски. Преступления против человечности: найдено тулово Элизабет Шорт.

Jour de lenteur, встреча в невидимой базилике, досмотр поклажи. А что в вашем туеске? Пальцы богатых, растерянных, изощренных. Их неинтересные глаза, веревочные языки. Браслеты, платки, булавки. Вчера я был ребенком, брошенным судьбой в глуши лесов. Лорд Эдвард и безродный засранец Джим. Породнены благородством, шепотом эльфов, колдовскими руками. Lover, Jailer, Judge, Executioner, Despoiler, Seducer, Malkut, Destroyer. Как это смастерили? Как? Чудо!

Представь: большая, раненая страна ежится под чернильным ударом. Пятится в погреб, просит пощады. А теперь плесни спуманте.

– Смешно, он снимает штаны за два пенса.

– А мой не помыл залупу.

– Повтори двенадцать имен.

– J'ai pas sommeil.

– Отметил в календаре желаний.

– Перешел из ложи Зеленого Дракона.

– Наваристый, невозможно взять в рот.

– Нет ничего проще, расплющи наперсток.

– Крутили в отряде Бальдура фон Шираха.

– Не забудь пароль "Завидую всем убитым".

– Знаешь, сколько у него там спермы?

– От этого странного знака сдохла моя канарейка.

– На лодыжке? Брешешь!

– Меня только что сломали! Сломали! Сломали!

– Apo pantos kakodaimonos, Ю-ю.

64

Никуда не ходить, никого не видеть, ни с кем не встречаться. Заповеди либер оз, повесил в рамочку над канапе. Ели улиток, лизали продажных детей, заводили патефон. Завтра поживимся, вечер субботы. 22:30, пора ужинать цузамен. Липкий дым над крестьянскими хижинами, привыкли ложиться рано, берегут лучину, берегут зрачки. «Мой отец – мельник». Улыбнулся Баррону, улыбнулся Прелати, улыбнулся Новому Ироду.

"Пойдем куда-нибудь". Случайная встреча с гонцами: задержитесь, выпейте морса, закусите тыквенной кашей. Так он глупо расставлял сети одиночества, хотя церемониться незачем: схвати за плечи, ужаль в ключицу, выдерни поплавок.

16 июня 1438 г. – убийство сына Жана Женврэ.

24 июня 1438 г. – убийство Жана Донета, сына Жанны Дегрепи.

Сентябрь 1438 г. – убийство сына Перонна Лёссарта.

1 декабря 1947 г. – случилось то, что случилось.

Испытуемого привязывают к черным доскам, крест-накрест, целебная собачка обнюхивает родинки, – нет ли где меланомы. (Потом ее голову пришьют к телу казненного, но это позже, сперва трибунал). Казенные дела, выволокли архив во двор, подпалили, полоумно плясали у костра. День рождения сатаны, ночь на первое мая. Твоя шея, Маринус.

Дважды выпала карта «Колесница». Скоро все кончится. Боль в горле, словно триппер, вредная встреча с сыном мельника, жертвой Нового Ирода, хынек-штрих-штрих-штрих. Хотел предупредить, но отказал язык, какие-то «бэ», «мэ». Кончил без визга, конвульсий, словно чуть приоткрыли кран и тут же завернули. Так их нынче учат в таежных лицеях.

Влюбился не в тебя, а в твой дом, твой камин, твой ковер, коллекцию трофеев на ложных стенах. Дедушка был охотником, потом и его сразила серебряная пуля. А вот тут плясал Quimbanda, задирая похотливые ноги. Видишь пятно на полу?

Голоса южно-мичиганского проспекта, скрип шин, запах горячего пшена, возня клошаров в тени подъездов. Их ядовитые "калифорнийские вина". Их зловонные залупы. Недружелюбный смех, щебет лохмотьев. Дважды выпала карта «Колесница», смотрел на луну, как она кувыркалась, подмигивала, сулила поживу. Сладкие фонемы: сан-су-си, эр-зу-ли. Лоа: чертили прутиком на земле, потом посыпали костной мукой, подмокшим пшеном, пускали барахтаться куриц с переломанными лапами. Его «прелести», черный, александрийский обещающий взгляд. Серьги в тонких злых мочках. Собирает деньги на лечение невезучего братца. Тяжкие хвори: волчья пасть, заячья губа, на левой ноге – шесть пальцев. Танцевал на ублюдочной сцене, крутился у стального шеста. Порочный распорядитель, черный телефон с тяжелым диском. Когда-то у вас был один блондин, что с ним стряслось?

– А кличка? – цокнул неприязненно, баптистская улыбка.

– Хынек.

Это секретная информация. Маркопулос набрел на дыру в программе, оставленный невеждой черный ход, тайную лазейку для похотливой прислуги, расшатал, проник, столбики белых цифр на синем фоне. Триппер кромсает связки, теперь каркаю, точно лиса и виноград. А когда-то был голос: заслушаться можно. Так и называли "таитянский колокольчик". Видишь эту бороду, эти линзы, этот живот? Какой-то гинзберг. Откуда что берется?

Вышел в патио. Глиняные вазоны по бокам, дырявый тент, сухая земля, престарелый какаду в небрежной клетке. Брошюра "Линии Маннергейма" позабыта в девичьем шезлонге. Креольские босоножки, пудреница с белым порошком, скрученный доллар, крем от загара, малахитовая пепельница, оса в сладкой рюмке. Фальшивая невеста, выписана из сточной Манилы, бутик шанель, морщины в уголках глаз. Пессарий, маточное кольцо, посмотреть в красном словаре.

Люцифер, сын утреннего света, встречай его в пять эй-эм. Гар-дю-нор, свидание в Брэ, вытирал стульчак розовой губкой. Как заяц.

Встречи опознанные и неопознанные. Глядел из толпы на столик плюшевого кафе, дуновение ядовитой трубки, попал господину в яремную вену. Ты – ноль, живи как все, ничего хорошего больше не будет.

Неприметная корчма на набережной. Здесь произошло четвертое магическое кровотечение.

65

«…is actually travelling outside of his own psyche to be very rare. I am one of them (стержень расцеплен), but I hardly ever find other CMs who agree with my…» (сбой перфокарты, выбилась ведьминым языком из прыткой машинки). Разговор об облатке элементарного короля, три года назад, тогда еще было до хуя агавы, субстанции уносили кто в чем горазд: канистрах, кастрюлях, коробочках от птифуров, мозеровских бокалах, розенталевских блюдцах, баварских тазах с эмалевыми георгинами. Теперь: выжженная пустыня, туле, синий химический снег. Хорст и хынек, встреча на далеких меридианах. Отправился на разведку в прискорбный французский клуб, протрясти идоиго, повстречал на подиуме, проникся. Искуситель ерзал в фальшивых лучах подле стального прута, отрабатывал талеры. Смена ориентиров, гнусное отступление развеяно, точно апрельская вишня. Утром – мигрень, муравьи веселятся на позабытой в саду тарелке.

28 сентября, 39 дней до часа икс, груда счетов в почтовой схранке. Эротический буклет среди финансовых ужасов, шампанское ползет по безволосому животу. Проник в тайное общество моделей, ложу кипящей глины, лизал аккуратный пупок укротителя макак. Лавировал среди рифов депрессии: не ходил в гости, не пил самбуку, не оставался ночевать. Прости, меня ждет собачка, начнет скулить, потревожит прокурора. Вечер удался, ты ебешься, как тамплиер. По дороге, в тряской машине пытался взглянуть на остывшие часы, лампочка не зажигалась, стрелки слиплись. Придется глотать антидот. Мелкое счастье, точно рождественская иголка в трещине паркета.

Крах репутаций. Бродили по одиноким скалам, выяснилось: всюду глаза. Устройства невидимого противника: присоски, перемычки, диафрагмы, рычаги, дрожащий хуй на шарнирах. Кажется, вы никому не нужны, но вот на краю пропасти дергаются матросы, готовят дротики, аркебузы, томагавки. Приехал в столицу, вышел из вагона, повстречал народы крайнего севера. Вечером приглашение на ланч, пятница, четырнадцать тридцать. Прекрасное место, все простреливается. Помнишь Джека Страттона? Ястребиная месть, подпалил отель, в котором сорок лет таился убивец. Их развлечения: камеры с кислородом, восковые ванны, перешивание сосудов, вымораживание легких, пересадка свиной печени и сердца мартышки. Рос, точно фунгус, оплел кромку платья, добрался до пояса, завертелся пустяковой настурцией, пробил потайной ход в желудок. Встречи опознанные и неопознанные: поперечно-остистая мышца, подвздошно-реберная, задняя атлантозатылочная мембрана, нежный jejunum. You know the type of towelling robe you find in the bathroom of luxury hotels? Теперь там кровь, говно, пот больничных коридоров. Засушил морскую звезду, бросил на кромку бассейна. Шкатулка "для письменных принадлежностей", прямоугольный конверт "в случае моей смерти". Крутился среди изгоев, в июле поранили безымянной колючкой. Все может быть.

Щуп и наперсток! Купил сахарную трубочку, хрустнул, острым краем распорол десну. Они знают каждое препятствие, но теперь спят, не подают сигналы или отвечают невнятное, кладут ладонь на вздыбленный хуй, в два тридцать пьяной ночью, когда ничего не замечаешь, только трубы и провода. Их «ориентиры», 178 страниц. Написал с маленькой буквы: нотр-дам-де-нант. Мы здесь, в "Отеле де ля Сюз", царские покои, приезжай. Please specify: Ivory, Navy, Burgundy, Black. Учился у закройщика из торжка, его челюсть в глиноземе бабьего яра, обручальное кольцо на тесемке в ломбарде. Тирамису, эспрессо, рюмка граппы, достойное завершение вечера. Газета фашистских пощечин на стеклянном столике: полюбуйтесь. Родился в сраной сербии, но сохранил ловкость пальцев, плавность речи, крепость межпоперечных мышц поясницы. Remembering horror hospital, приехали к озеру на пикник, расстелили буржуазную скатерть, истребили крестьян, sweet revenge.

Зебо-ф и Хаусхо-р. Пальцы, потрескавшиеся от авитаминоза. Девяносто три удара бамбуковой палкой, мраморное мясо.

30 сентября, письмо Грифа. Послано из бункера, малагасийский сервер: топтал собственные следы, водил противника за нос.

"Well, there is a difference between the two. High magick is for ascension or purification.

66

Low magick is practical magick. It zips right up. Please specify color required: Ivory, Navy, Burgundy or Negro Black. They are not outright opposed to each other. The top zone supports your neck and head, the second zone allows your shoulders to relax, the middle zone supports the lumbar region deep inside into your scrotum. Could you perhaps restate this last part. Do you mean…"

Сигнал может идти две с половиной минуты. Секундой больше, и передатчик запеленгован. В Экстернштайне, Вевельсберге, Веймаре, Бергхофе. Погасли огни.

Мне девятнадцать лет, моя планета уран. "Ты взбивал сливки? Ты снимал пенки?". О да, и дальше, дальше, покуда не вытекут глаза. Построил сарайчик, открыл лавку: ремни с альпийскими пряжками, сумочки, капрон, славянское мясо. Купил место в гробнице, титул. Падишах LL. 8 ноября чистил рессоры, завтра в поход. Польские рытвины, откосы, поля засохшей сурепки. Все вымели тонтон-макуты. Ежегодная встреча на далеких меридианах, световые часы, проецирующие башенные стрелки на мокрый потолок. Наслоения ураганов, их микроскопические имена. Матросы поджидают путника, тайным лучом вскрывают брюхо. Элементарный король ловит каждый шорох, визг корешка под лапой робкого зверя, бумажный всхлип перфокарты, остановку лифта на девяносто третьем этаже.

– Святой Герасимос, покровитель душевнобольных.

– Захлебнулись насосы на Andrea Doria. Застряли шлюпы.

– В Вевельсберге отказали белые кнопки.

– Превратился в глыбу берилла, через пару минут растаял. Произнес только esiasch.

– Ты еще помнишь похороны Гвидо?

Да, мы отметили все даты. Похищение и убийство Жана Донета, казнь Нового Ирода, усекновение недопизды, циркуляр Lv-Lux-Light, ложное завершение строительства Храма Невинных Душ. Сбой программы, звезды и полосы, чудовище крутится в нацистской спальне, лижет засохшую сперму, обнюхивает кожу в поисках меланом. Детская вонь раковых клеток, доступна немногим.

Этот свидетель он жил в ботсване там были люди-крокодилы изуверская секта заставляли черных глотать алмазы потом срать у погребальных костров французские комиссионеры переправляли в анголу мозамбик через фронт освобождения идоиго прииски обмотаны колючей проволокой шесть рядов а иногда восемь. Понимаешь хорст хорст? Тот единственный хороший мальчик хынек который мыл мне хуй в ванночке с марганцовкой тер еврейские плечи говорил "если ты очень хочешь тогда ну ладно давай попробуем пусть будет по-твоему" этот мальчик хынек он уволился уже не служит в прискорбном клубе там заправляют парни из ботсваны торговцы камнями и вот один черный проглотил такой несусветный кохинор и не мог высрать они давали слабительное из жеваных листьев он был очень ценный вроде бы инженер или прораб за тщание награжден прибавкой жил в приличном домике у реки дети ходили в евангелическую школу святой герасимос покровитель душевнобольных нотарикон и гематрия его день девятое ноября мы встречаемся в экстернштайне детский вензель на березовой коре вымахал до белокурых небес наш знак восемь восемь карта смiрть старший аркан но ничего не получалось алмаз застрял в кишке крошка-jejunum а они подумали что врет там не было никакого иксрэя одна саванна и леопарды решили что инженер сдал камень начальству и только тужится для вида. Люди-крокодилы безжалостны жрец показывает на кого-то в толпе тощей куриной косточкой как анри-кристоф и тот сразу бледнеет валится на колени и вокруг пустота негры разбежались в страхе что из него вытечет знание как радиация сефира daath сговорились распороть предателю брюхо размолоть потроха на мелкие полоски засушить и развесить на деревьях словно беспроволочный телеграф несчастья. Такую полоску кожи начальство не заметит а для бедуина все ясно записал его телефон на салфетке потом выбросил нашелся алмаз а его нет нигде покорного мальчика моего хынека сгинул в казематах lapd точно несчастная элизабет шорт.