Текст книги "Две томские тайны (Исторические повести)"

Автор книги: Дмитрий Барчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Для своих неполных тридцати восьми Наполеон выглядел хорошо. Холёное лицо и властный взгляд, а округлившийся животик красноречиво свидетельствовал о полноценном, несмотря на походный образ жизни, питании. Он был одет в свой любимый серый мундир гвардейских егерей. Через плечо у него была перекинута лента Почётного легиона, а на голове красовалась знаменитая маленькая шляпа. Молодой царь, не достигший ещё и тридцати, тоже смотрелся прекрасно в мундире Преображенского полка.

В сопровождении брата и четырёх переговорщиков Александр перешёл на малый плот, где их уже поджидали наполеоновские маршалы и генералы. На лицах французов сияли улыбки победителей.

Но стоило царю выпрямиться во весь рост, как Наполеон, едва достигавший его плеча, сразу занервничал и заспешил в шатёр.

– Я так же, как и вы, ненавижу англичан, – первым заговорил по-французски Александр, поспешая за торопливым коротышкой.

– Что ж, тогда всё может устроиться, – бросил на ходу Наполеон, исчезая в шатре. – Мир Европе обеспечен.

Наполеон первым протянул руки, они обнялись и расцеловались. Православный царь и узурпатор, северный сфинкс и корсиканское чудовище.

Императоры с нескрываемым любопытством разглядывали друг друга. Царь почувствовал, что собеседник воспринимает его как человека доброго и безвольного, и решил не рассеивать этого сладкого заблуждения об истинной природе своего характера.

– Скажите, сир, в чём была моя ошибка в сражении при Аустерлице? – первым спросил царь, дабы растопить лёд первоначальной холодности и завязать дружескую беседу.

– Охотно, – согласился Наполеон.

Он порылся в походном сундуке и вскоре достал нужную карту.

– Вот, смотрите, – позвал он царя к столу. – Я специально уступил вам Праценские высоты, а десять тысяч своих солдат ночью вывел в болото под ними. В утреннем тумане вы их не заметили. Затем я намеренно ослабил свой правый фланг, и вы клюнули на этот обманный маневр. Вы захотели использовать своё преимущество и разгромить меня справа. Но не хватало сил, и вы ослабили центр, считая, что на этом направлении вам ничто не угрожает. Но когда перед самым вашим носом, будто из-под земли, выросли мои десять тысяч удальцов, армия союзников уже была обречена. И только чудо помогло вам избежать плена.

– Как всё оказывается гениально просто, – покачал головой Александр. – И в каждом сражении вы применяете домашнюю заготовку? Как это удаётся? Ведь противник может не попасться в ваши сети, а, наоборот, расставить свои?

– Обычно правила игры диктую я, – самодовольно сказал Наполеон. – Если мне ещё раз придётся поставить на колени Австрию, то, так и быть, я дам вам покомандовать корпусом под моим началом.

Царь побагровел. Наполеон понял, что перегнул палку, и чтобы сгладить неловкость, раскрыл карту мира:

– Я предлагаю поделить его между нами. Вы не возражаете, Ваше Величество?

И оба монарха, забыв о распрях и обидах, склонились над картой. Ведь ничего нет более захватывающего на этом свете, чем делить мир.

От царя победитель не требовал ни контрибуции, ни территориальных уступок, разве что сущей безделицы – вывести русские полки из Молдавии и Валахии, заключить при содействии Франции мир с османской Портой да отказаться от претензий на западноевропейские земли.

– С этих пор Висла должна стать границей между нашими державами! – великодушно заявил царю Наполеон. – Мы поделим мир, как когда-то римляне: на Западную и Восточную империи. Отныне в Западной Европе буду безраздельно править я, а в Восточной Европе и в Азии – вы, Ваше Величество. И никакой Англии!

Кто из монархов отказался бы от такого предложения? Александр не стал исключением. Через два часа общения он был очарован этим искусителем не меньше своего брата Константина. Царь даже набрался смелости и завёл разговор о Константинополе:

– Вековая мечта всех православных монархов – вернуть этот священный город в лоно христианской цивилизации. Как Рим является столицей католического мира, так Константинополь должен стать столицей мира православного.

Наполеон нахмурился. Кому-кому, а такому великому стратегу и честолюбцу, как он, было доподлинно известно, что за высокими фразами о славянском братстве и православном долге скрываются личные притязания на мировое господство, которые он сам несколько минут назад разжёг в душе у царя. Отдать русским Константинополь, чтобы они контролировали проливы, означало бы сделать из северной варварской страны мировую империю. А это никак не входило в его планы. В мире должен быть только один властитель – Наполеон. Но сказать об этом сейчас вошедшему во вкус большой делёжки Европы варварскому монарху было бы непростительно глупо с его стороны. И он ещё раз польстил молодому честолюбию, пообещав:

– Если Россия присоединится к континентальной блокаде Англии, то, когда мы совместными усилиями заставим этих меркантильных островитян подписать договор на наших условиях, обещаю, что приложу все силы, чтобы ваш брат правил в Константинополе. Ведь не случайно же его назвали Константином, не правда ли?

И, не дождавшись ответа, добавил:

– Исключительно из личного расположения к Вашему Величеству. Что же касается господства Рима в католичестве, то я, напротив, хочу убедить Папу перевести святой престол в Париж. Этот город становится столицей мира. Православные патриархи тоже могли бы наставлять свою паству из Москвы, а не с берегов Босфора. Но это решать вам, Ваше Величество.

Окрылённый Александр готов был обнять Наполеона, но вспомнил ещё об одном, уже чисто рыцарском долге.

– А что будет с Пруссией? – спросил он победителя.

Наполеон ответил:

– Я предлагаю поделить её, так же как и Польшу. Половину – вам, половину – мне.

– Но что же тогда станет с королевской династией?

– Их судьба меня волнует меньше всего. Подлая нация, жалкий король и глупая королева. А что вы так о них печётесь, Ваше Величество? – с ехидцей спросил француз.

Выступивший на щеках царя румянец темпераментный корсиканец счёл подтверждением собственной догадки.

– А, понимаю. По долгам сердца тоже приходится платить. Неужели королева Луиза настолько хороша, что ради неё вы положили на полях сражений десятки тысяч солдат, а теперь ещё и откажетесь от половины Пруссии?

Александр Павлович продолжал молчать, только щёки у него всё больше краснели от напряженного ожидания.

И Наполеон уступил:

– Только из личного расположения к Вашему Величеству и в знак нашей нерушимой дружбы я оставлю этому жалкому ничтожеству Фридриху-Вильгельму две провинции.

– Пять! – выдавил царь.

Корсиканец рассмеялся:

– А вы не так просты, как кажетесь, Ваше Величество. Будь по-вашему: Луиза сохранит за собой старую Пруссию, Померанию, Бранденбург и Силезию. Но король дорого заплатит мне за кровь моих солдат! Сумму контрибуции я назову позднее. Пруссия, как и Россия, присоединится к континентальной блокаде Англии. Кроме того, во всех прусских крепостях я оставлю свои гарнизоны.

– Умоляю вас, не унижайте так короля, выведите хотя бы свои войска, – наконец царь заговорил тоном побеждённого.

– Я очень хочу быть приятным Вашему Величеству, но есть вопросы, в которых я не намерен уступать даже вам. Мой вам совет: не ставьте чувства доброго сердца на место, где должен находиться просвещённый ум… Ну… хорошо, хорошо. Я выведу войска из Пруссии, как только позволит обстановка…

По крайней мере, на словах Наполеон обещал выполнить и эту просьбу своего нового друга.

Из шатра они вышли, обнявшись, с торжествующими улыбками на лицах. С обоих берегов Немана их приветствовали криками одобрения выстроившиеся, как на параде, солдаты, доселе готовые сойтись в кровопролитном сражении, а сейчас счастливые, что завтра им не придётся умирать за своих императоров.

Проект мирного соглашения был парафирован сторонами уже спустя два дня, но новоиспечённых друзей, похоже, настолько тянуло друг к другу, что парады, прохождение войск, приёмы и конные прогулки растянулись ещё почти на две недели. Паролем для часовых были слова: «Наполеон, Франция, отвага», а отзывом: «Александр, Россия, величие».

Константин был на седьмом небе от счастья. Доставшееся ему от отца пристрастие к парадам было удовлетворено с лихвой. Он подружился с французскими генералами, а однажды, набравшись смелости, даже попросил Наполеона «дать ему взаймы» одного из тамбурмажоров.

Несносный зануда, король Фридрих-Вильгельм, следовал за ними по пятам. Властители мира не знали, как от него отделаться. Иногда, вернувшись с конной прогулки, императоры, не сговариваясь, просто расходились в разные стороны, чтобы только избавиться от надоедливого пруссака, а потом встречались вновь за чашкой чая и беседовали до самой полуночи.

В один из вечеров, когда очередное чаепитие закономерно переросло в винопитие, разговор случайно коснулся темы наследственной власти и перерос в настоящий диспут. Парадоксально, но наследный монарх, представитель двухсотлетней династии доказывал, что наследование является злом для верховной власти, а безродный лейтенант, напротив, убеждал, что это – залог покоя и счастья народов…

– Я был очарован вами до глубины своей души, пока вы действовали без всякой личной выгоды, только ради счастья и славы своей родины, оставаясь верным Конституции. Но после установления за вами пожизненного консульства, я усомнился в вашем бескорыстии.

Глаза Наполеона сверкнули и зажглись каким-то сатанинским светом. Он преобразился в единый миг. Вместо расслабленного, ведущего за бокалом доброго вина дружеский диалог собеседника, перед Александром неожиданно возродился из прошлого гражданин первый консул, пламенный революционный трибун.

– Нет, Ваше Величество, я – не убийца революции, я – её кровавое дитя! Это я защитил Директорию от восставшей черни, приказав артиллеристам палить картечью по толпе! И вновь я спас революцию, разогнав жалкую Директорию, разворовывавшую страну! Вы и представить себе не можете, насколько бездарна власть воров и опасна свобода при безвластии! Франция кишела разбойниками. Чтобы проехать по дорогам, надо было заручиться пропусками от главарей банд. Мануфактуры остановились. В больницах люди умирали не от болезней, а от нехватки лекарств. Нация стала равнодушной ко всему, кроме удовольствий столичной жизни. Кто-то должен был прекратить это безумие. Я взял на себя ответственность. Иного пути не было. Я направил в провинцию войска и приказал не брать в плен бандитов. Мои солдаты расстреливали и полицейских, покрывавших бандитов за деньги. Досталось и казнокрадам. Я вызвал к себе самого главного банкира, создавшего целую финансовую империю в период всеобщего воровства и вседозволенности. Он, привыкший ногой открывать двери в кабинеты Директории, посмел опоздать. А потом нагло заявил, что, зная о трудном положении правительства, он готов сделать Французскому банку несколько предложений. А у меня было только одно предложение: немедленно посадить глупца в тюрьму. И он безоговорочно подписал чек. И делал это потом много раз, пока не вернул наворованное. На людях играть куда проще, чем на флейте, Ваше Величество! Есть всего два маленьких рычажка, которые прекрасно управляют людьми: страх и деньги, точнее – алчность. Надо лишь своевременно нажимать на нужный рычаг… Я дал республике главное – справедливые законы, коих не имела ни одна страна мира. Мой Кодекс я ценю больше, чем все мои победы. В нём собраны воедино плоды великой революции и мысли великих философов. В нём впервые собственность объявлена священной. Запомните, Ваше Величество, в стране, где правит собственность, – правят законы, а там, где правят голодранцы, – правят законы леса. Я уничтожил все излишества революции, но сохранил все её благие дела!

– Но зачем вам понадобился императорский титул? – недоумевал Александр. – Вы были Бонапартом, а стали всего лишь императором. В моих глазах – это понижение.

Наполеон задумался. Уже совсем стемнело. На лугу застрекотала ночная живность. В ближнем перелеске заухала сова. На небе появились мириады звезд. Корсиканец поднял глаза вверх и стал что-то высматривать в этом сверкающем великолепии. Александр не понял поведения собеседника, но тоже посмотрел на небо. И вдруг с небосклона резко сорвалась одинокая звезда и, оставив после себя лишь воспоминание об искрометном секундном полёте, исчезла в бескрайней черноте.

– Вот он, знак судьбы! – по-мальчишески возрадовался Наполеон. – Мать рассказывала мне, что в самый канун моего рождения над нашим домом пролетела комета.

С той поры я верю в свою звезду. Сама судьба хранит меня и направляет на великие свершения. Власть – это удел избранников судьбы. Меня, безродного лейтенанта, короновал сам Папа Римский, приехавший ко мне в Париж. Уставшая Франция хотела новой монархии, оплодотворённой революцией – великими идеями равенства людей перед законом. Как двести лет назад Московия, измученная Смутным временем, призвала на царство вашего предка. Только меня избрали не бояре. Я сам пришёл по велению Судьбы, чтобы основать новую просвещённую династию в одряхлевшей Европе.

– А что если ваш наследник окажется недостойным вашей славы? Ведь такое случается очень часто, когда природа отдыхает на детях гениев. Если он будет походить, скажем, на столь ненавистных вам Бурбонов[12]12
  Бурбоны – французская королевская династия.


[Закрыть]… Тогда французам снова придётся устраивать революцию?

К этому вопросу Наполеон, похоже, готов не был. Он задумался:

– Я постараюсь не допустить, чтобы мой сын хоть в чём-то походил на Бурбонов. Но, если честно, я так далеко ещё не загадывал. У меня сейчас столько врагов, успеть бы их одолеть. Чтобы сыну легче было. Через четверть века будет совсем другая Европа, другие вызовы истории, которые, вы правы, придётся решать уже не мне.

Томск. Дом купца Хромова. Февраль 1863 года

– Вот как ответил государь император хитрому корсиканцу! – гость купца, читавший слова Александра Благословенного из диалога в «Русской старине», не сдержал эмоций.

Хромов, кому достались реплики Наполеона, уже собрался было продолжить занятную декламацию, позволявшую скоротать длинный зимний вечер с пользой, но неожиданно из-за стенки раздался громкий, не терпящий возражений, голос:

– Неправда! Этого я ему не говорил!

Звенящая тишина повисла в огромном купеческом доме. Только поленья трещали в печке, да громко тикали старые часы на стене. Журнал выпал из рук хозяина и с гулким эхом шлёпнулся на деревянный пол.

– Я, я… – к гостю не сразу вернулся дар речи. – Я лучше домой пойду. Засиделся у вас. Поздно.

А старец с тяжёлым вздохом повернулся на бок в своей комнатке и вскоре захрапел.

Германия. Эрфурт. Сентябрь года

У Наполеона проблема с Испанией. Его войска терпят одно поражение за другим. А тут ещё своенравные австрияки в любой момент могут выступить против него. Ему не осилить войну на два фронта. И он хочет убедить своего друга Александра в случае войны с Австрией поддержать Францию. Их нынешние переговоры, в отличие от походных условий Тильзита, проходят в парадных залах и театральных ложах. Наполеон – сама любезность, старается развлечь русского царя, как только может. Вызвал немецких королей, принцев и министров с целым цветником жён и любовниц. Зная слабость русского царя к прекрасному полу, он привёз в Эрфурт даже труппу «Комеди Франсэз»…

– Как вам нравится мадемуазель Жорж, мой друг? Она великолепна, не правда ли? А как кокетлива с вами мадемуазель Дюшенуа. Вы ей определенно понравились, Ваше Величество, – шептал на ухо сидевшему в соседнем кресле Александру французский искуситель на спектакле.

– А по мне, лучше мадемуазель Бургонь. Своими пышными формами она напоминает мне русских красавиц, – признался царь и заговорщицки спросил Наполеона: – Как вы думаете, она мне не откажет?

Тот рассмеялся и прошептал:

– Уверен, что нет. Правда, весь Париж вскоре получит подробное описание Вашего Величества с головы до пят…

Официальная же часть переговоров складывалась гораздо хуже. Александр постоянно напоминал Наполеону об обещанном в Тильзите Константинополе и проливах и не хотел подписывать простого письма с угрозами в адрес Австрии, не говоря уже о заключении военного союза.

Поняв, что силовым давлением от царя ничего не добиться, Наполеон сменил тактику. И однажды вечером он завёл такой разговор.

– Беспокойная жизнь меня утомляет. Я нуждаюсь в покое и хочу дожить до момента, когда можно будет отдаться прелестям семейной жизни. Но это счастье, увы, не для меня. Без детей не может быть семьи. А разве я их могу иметь! Моя жена старше меня на десять лет.

И, может быть, тогда он впервые произнёс слово «развод».

– Его предписывает мне судьба. И этого требует спокойствие Франции. У меня нет наследника. Мой брат Жозеф ничего собой не представляет. Я должен основать династию. У вас есть сёстры. Я отдам России Константинополь за руку вашей сестры!

Царь медлил с ответом.

– Если бы дело касалось только меня одного, то я бы охотно дал своё согласие, но этого недостаточно. Моя мать… Сёстры слушаются только её. Я могу лишь попытаться её убедить, – дипломатично высказался Александр.

По возвращении в Петербург он передал предложение Наполеона вдовствующей императрице и услышал категорическое «нет».

– Блестящий мезальянс! Ваша дружба с Наполеоном и так дорого обходится России. Казна пуста. За год участия в английской блокаде рубль обесценился наполовину. Дворянство ропщет. Берегитесь, Ваше Величество, вы можете кончить, как ваш отец. Уже преданные нашей семье придворные задумываются, а не применить ли против вас азиатское лекарство. Даже мне, вашей матери, неприятно обнимать друга Бонапарта. А теперь вы собираетесь отдать на съедение этому минотавру свою родную сестру. Только через мой труп!

– Но, маман. Я говорил с Катрин. Во имя России она согласна на эту жертву, – робко возразил император.

– Я ещё раз повторяю. Пока я жива, никогда Романовы не породнятся с Буонапартэ. Даже если он вам пообещает всю Османскую империю!

Через месяц Екатерина Павловна спешно была выдана замуж за прыщавого германского принца. Царю пришлось назначать его губернатором в Тверь, ведь другого занятия и места жительства у новоявленного родственника просто не было.

Но Наполеон не терял надежды породниться с Романовыми и в конце 1809 года посватался к младшей сестре русского царя Анне. Теперь он предлагал Польшу в обмен на русскую великую княгиню.

– Я очень высоко ценю выгоды от этого союза для своей политики. Но по завещанию Павла I решение должна принять вдовствующая императрица, сестре ведь не исполнилось ещё шестнадцати, – уклончиво ответил царь.

Мария Фёдоровна была вновь непреклонна:

– Для этого человека нет ничего святого. Его ничто не сдерживает. Он даже не верит в Бога!

Обиженный Наполеон подписал брачный контракт в Вене и получил руку дочери императора Франца, эрцгерцогини Марии-Луизы Австрийской.

И отказался отдать России Польшу.

Дорога к храму

Санкт-Петербург. Зимний дворец. Март 1812 года

Заседание Государственного совета близилось к завершению. Наступало время обеда. Доклад председателя департамента военных дел Аракчеева о подготовке армии к решающей схватке с Наполеоном, казавшейся уже неизбежной, и без того сильно затянулся. Члены совета утомились, стали нервно ёрзать на своих стульях, часто поглядывать в окно на Дворцовую площадь, где их дожидались экипажи. Кое-кто даже откровенно зевал. И главное – все уже изрядно проголодались.

Наконец докладчик откашлялся и умолк. Зал сразу оживился. Зашуршали бумаги. Задвигались стулья. Министры и начальники департаментов уже были готовы подняться со своих мест и устремиться к своим экипажам, которые понесут их – кого домой, на обед в семейном кругу, а кого – и в модный ресторан. Ждали только привычных слов государя: «Заседание на сегодня окончено, господа». Но не тут-то было.

Неожиданно слово взял сидевший по правую руку от царя статс-секретарь, товарищ министра юстиции Сперанский[13]13
  Сперанский – Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839) – русский общественный и государственный деятель, реформатор, законотворец. Выходец из низов, благодаря своим способностям и трудолюбию привлёк внимание императора Александра I и, заслужив его доверие, возглавил его реформаторскую деятельность. В 1816–1819 гг. – пензенский губернатор, в 1819–1821 гг. – сибирский генерал-губернатор. При Николае I руководил работой по кодификации законодательства, заложив основы теоретического правоведения (юридической науки) в России.


[Закрыть], возглавлявший комиссию составления законов.

– Прошу ещё несколько минут вашего внимания, господа, – сказал он, поднявшись во весь рост над овальным столом.

Гул недовольства пронёсся по залу. Но Сперанский, казалось, этого не заметил и спокойно продолжил:

– У каждого из вас уже несколько месяцев находится проект Конституции Российской империи. Но его рассмотрение всякий раз под различными предлогами откладывается. Я, как главный разработчик этого документа, вынужден настоять на его подробном рассмотрении на одном из ближайших заседаний Государственного совета.

Присутствующие сразу затихли и устремили взоры на императора. Александр понял, что слово за ним, но ничего не сказал и лишь выразительно посмотрел на Аракчеева[14]14
  Аракчеев – Алексей Андреевич Аракчеев (1769–1834) – русский государственный и военный деятель, пользовавшийся огромным доверием Павла I и Александра I, особенно во второй половине царствования Александра I («аракчеевщина»). Реформатор русской артиллерии, генерал от артиллерии (1807), военный министр (1808–1810), главный начальник Императорской канцелярии (с 1812) и военных поселений (с 1817). Граф.


[Закрыть]. Генерал кашлянул и, не вставая с места, спросил Сперанского:

– К чему такая спешка, Михаил Михайлович? Мы же не лягушатники какие-то, чтобы революции делать впопыхах, а степенные русские люди. У нас большая страна и косный народ. Чиркнешь спичкой – такой пожар займётся, что потом долго тушить. Особенно сейчас, когда враг стоит у наших ворот…

Статс-секретарь не дал Аракчееву договорить, а принялся в его лице яростно убеждать всех членов Государственного совета, а государя в особенности, в своевременности предлагаемых им реформ:

– Поймите же, любезный Алексей Андреевич, европейские народы потому так легко покоряются Наполеону, что он несёт им гражданские свободы и внятные законы. Если б Бурбоны во Франции в своё время вняли чаяниям третьего сословия, не было бы никакого Наполеона! Пожар революции не придётся гасить вовсе, если заранее провести противопожарные мероприятия.

На помощь охрипшему председателю военного департамента неожиданно пришёл доселе отмалчивавшийся министр полиции Балашов[15]15
  Министр полиции Балашов – Александр Дмитриевич Балашов (1770–1837) – русский государственный деятель из рода Балашовых, первый министр полиции, одновременно санкт-петербургский военный губернатор, генерал от инфантерии.


[Закрыть].

– Ваши предложения относительно разделения властей, господин статс-секретарь, не лишены смысла. Я с вами согласен, что государю удобно спрашивать за исполнение собственных указов с министерств, а за соблюдение законности – с Сената. Но ваша идея, чтобы законодательная роль от государя императора перешла к какой-то непонятной Государственной думе, по меньшей мере, не патриотична, а для империи – просто вредна. Нас в Государственном совете всего-то 35 человек, лучших представителей дворянства, и то мы тяжело принимаем решения. А вы предлагаете принятие законов отдать Думе, где будут заседать выборщики от различных сословий. Кухарки и дворники никогда не смогут управлять государством. В России тогда установится власть хаоса. Вот что вы готовите собственной стране, сударь!

Лицо Сперанского налилось краской, и он гневно выпалил:

– Вы намеренно перевираете мои идеи, генерал? Неужели до сих пор не можете простить мне, что ваши племянники не выдержали экзамена при приёме на государственную службу? Но не я же виноват, что у вас такие недалёкие родственники. Что же касается Конституции, то в моём проекте, напомню, всем подданным России гарантируются лишь общегражданские права…

– И крепостным? – ловко вставил Балашов.

– Да, и крепостным! И надо постепенно отменять этот варварский пережиток Средневековья, когда одни люди могут быть имуществом других. Но в моём проекте политические права предусматриваются пока для класса собственников.

– Вот уважили старика, – с сарказмом в голосе заметил министр полиции. – А то я уж подумал, что Михаил Михайлович баб и мужиков в Думу сгонит. Вот они надумают-то! Вмиг всю водку в стране выжрут.

По залу прокатился смешок. Даже государь улыбнулся.

– Полноте пикироваться, господа, – успокоил он спорщиков. – Обязательно рассмотрим ваш проект, Михаил Михайлович. Вот выиграем войну у Наполеона и рассмотрим.

Когда все вышли из зала, и статс-секретарь остался наедине с императором, Сперанский набрался смелости и обратился к Александру:

– Разве я когда-нибудь предлагал Вашему Величеству что-либо вредное для пользы Отечества?

Царь нахмурился, показывая всем своим видом, что ему не приятен этот разговор, но всё же ответил:

– Нет. Ваша финансовая реформа оказалась весьма эффективной. Вы создали настоящую систему управления финансами, чего никогда раньше в России не было.

– Поверьте мне, государь, политическая жизнь страны так же нуждается в реформах, как и экономика.

Но император молча встал со своего кресла с явным намерением удалиться.

И тогда реформатор не выдержал и обречённо произнёс:

– Вы слишком слабы, государь, чтобы управлять, но слишком сильны, чтобы быть управляемым.

Александр повернулся спиной к своему советнику и, заложив руки за спину, вышел из зала.

На следующий вечер домой к Сперанскому вломились жандармы. Их возглавлял сам министр полиции.

– По высочайшему волеизъявлению государя нашего, императора Александра, статс-секретарь, товарищ министра юстиции, член комиссии составления законов Сперанский Михаил Михайлович, сын священника, отправлен с сего дня в отставку со всех вышеперечисленных постов. Ему надлежит немедленно отправиться в ссылку со всем семейством в Нижний Новгород на постоянное проживание, – громогласно зачитал министр царский приказ, а от себя добавил: – Собирайся, Иуда. Жандармский офицер с тройкой ждёт тебя у ворот. Будешь знать, как на православной земле сеять антихристовскую ересь, наполеонов прихвостень…

Пока Сперанские собирали свою поклажу, Балашов, по-хозяйски развалившись в кресле, травил похабные анекдоты:

– А вот ещё одна пикантная историйка. Из Парижа прислали. События происходят в одном портовом городе на берегу Ла-Манша. Усталый путешественник ночью стучится в гостиницу. Ему открывает хозяин и говорит, что мест нет. Но бедняга сильно просится на постой, готов претерпеть любые неудобства. Хозяин поддался-таки на уговоры, но предупредил, что в комнате путешественник будет не один. Тот согласился. Каково же было его удивление, когда, вошедши в комнату, он увидел, что на соседней кровати лежит женщина. Мужик, недолго думая, пристроился к ней, а после, довольный, лёг на свою кровать и уснул. Проснулся он рано, соседка лежала неподвижно. Он оделся и вышел из комнаты. За завтраком слуга удивлённо у него спрашивает, мол, как вы не испугались спать в одной комнате с мёртвой француженкой? А путешественник ему и отвечает: «А я думал, что это живая англичанка!»

Но реакции не последовало. Бывший императорский статс-секретарь спустился по лестнице, поддерживая под руку жену, не проронив ни слова. Ни один мускул не дрогнул на его лице, а на веснушчатых щеках его супруги не блеснуло и слезинки. Урождённая английская леди умела скрывать свои чувства. Лишь слуги рыдали и голосили на весь дом, прощаясь со своими хозяевами.

Отставку реформатора Сперанского в Петербурге восприняли с восторгом, как первую победу над Наполеоном. Придворные ликовали, но до победы было ещё очень далеко. А крепостное право сохранилось в России ещё на полвека…

Западная граница империи. Июнь 1812 года

Царская ставка располагалась в Вильно. Несмотря на нехватку средств на обмундирование и провиант для солдат, деньги на блестящие парады и роскошные вечера в казне находились.

Закончилась мазурка. И пока музыканты готовились сыграть следующий танец, разгорячённый государь, не отдышавшийся от зажигательного вихря, отвёл свою даму, графиню N, к нервно ожидающему её подле окна мужу, поклонился с любезной улыбкой и перешёл к стоявшим рядом генералам.

– Эти очаровательные польки мне совсем вскружили голову, – признался император свитскому генералу, объясняя, откуда у него тёмные круги под глазами.

– Берегите свои силы, государь. Они вам понадобятся в баталиях, – ответил хитрый немец.

Из распахнутого окна вдруг послышались стук копыт и лошадиное ржанье. Во двор усадьбы въехали запылённые всадники. Музыканты, уже изготовившиеся сыграть вальс, отложили инструменты, и разочарованным парам, выдвинувшимся в центр залы, пришлось отойти обратно к стенам.

– Срочное донесение для Его Величества от генерала Барклая-деТолли[16]16
  Генерал Барклай-де-Толли – Михаил Богданович (при рождении Михаэль Андреас Барклай-де-Толли) (1761–1818) – российский полководец, происходил из старинного шотландского рода. Его предки переселились в Ригу в XVII в. Военный министр, генерал-фельдмаршал, князь. Второй (после М.И. Кутузова) полный кавалер ордена Святого Георгия. С весны 1812 года командующий 1-й Западной армией. Фактически исполнял обязанности Главнокомандующего Русской армией в начале Отечественной войны 1812 года, от отъезда из армии Александра I до назначения М.И. Кутузова. В заграничном походе русской армии 1813–1814 годов командовал объединённой русско-прусской армией в составе сил союзников.


[Закрыть], – доложил звонкий мальчишеский голос.

– Простите, господа, – извинился Александр и отправился в кабинет.

Там его уже дожидались адъютанты и двое гусар в полинявших мундирах.

– Государь, войска неприятеля перешли Неман, – доложил тот, что постарше.

Царь побледнел и опустился на край стула.

– Свершилось, – тихо прошептали его губы.

– И какова же численность его армии? – громко спросил он у гонцов.

– Они всё ещё переправляются через Неман, Ваше Величество. Но генерал считает, что будет не меньше пятисот тысяч, – доложил гусар.

– История ещё не знала такого воинства. Велика опасность для России…

– Там не только французы, государь, – звонким юношеским голосом отрапортовал молодой гусар. – Но и австрийцы, и пруссаки, и немцы, и итальянцы, и бельгийцы, и датчане, и поляки, даже испанцы есть.

– Значит, вся Европа в гости к нам пожаловала. Придётся славно попотчевать нежданных гостей. Заседание штаба назначаю в ставке в восемь часов вечера сегодня. Явка всех старших командиров обязательна. Доложите об этом командующему.

Когда гонцы удалились, царь потребовал у дежурного адъютанта перо, чернила и бумагу. Сел за стол и стал быстро писать:

«Государь, брат мой!

Нынче дошло до меня, что, несмотря на честность, с которой соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы. Я уже сделал выговор своему послу в Париже, князю Куракину, что он превысил свои полномочия, введя Ваше Величество в неприязненное отношение ко мне. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из-за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания всё происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принуждён отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество ещё имеет возможность избавить человечество от бедствий новой войны.

Вашего Величества добрый брат Александр».

– Запечатайте и отправляйтесь на французские аванпосты, чтобы передать Наполеону это послание, – приказал царь своему генерал-адъютанту.

Когда за посланником закрылась дверь, царь обхватил голову руками и долго смотрел перед собой неподвижным взглядом. Затем выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда заранее заготовленный свиток. Он вышел в центр танцевального круга, демонстративно медленно развернул скрученную в трубочку бумагу и громким, торжественным голосом зачитал:

– Неприятель вошёл с великими силами в пределы России. Он идёт разорять любезное наше Отечество… Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобождённая от рабства Европа да возвеличит имя России!

– Я настаиваю на генеральном сражении! Сколько можно, как испуганным зайцам, убегать от охотника! Не забывайте, что мы не в Австрии, а в России, господа генералы. За нашими спинами Москва и Петербург! Как мы будем смотреть в глаза нашим женщинам, господа! Надо же, какие удальцы, так испугались Наполеона, что удрали от него вглубь страны. План генерала Фуля[17]17
  Генерал Фуль – Карл Людвиг Август Фридрих фон Пфуль (1757–1826) – прусский генерал, позже принятый на русскую службу, барон. Известен по составленному им плану Отечественной войны 1812 года.


[Закрыть] пусть и не учитывает всех тонкостей нынешней диспозиции, но это надёжный, добротный план. Над его составлением долго трудились лучшие умы европейской военной стратегии. Дрисский лагерь[18]18
  Дрисский лагерь – укреплённый лагерь, устроен перед началом Отечественной войны 1812 года на левом берегу в излучине Западной Двины, между местечком Дрисса (ныне Верхнедвинск).


[Закрыть] должен стать могилой корсиканца! Все укрепления на левом берегу Западной Двины подготовлены к длительной обороне. На них первая армия сможет противостоять неприятелю сколь угодно долго. Багратиону[19]19
  Багратион – Пётр Иванович Багратион (грузинский князь Петре Иванидзе Багратиони) (1765–1812) – русский генерал от инфантерии, шеф лейб-гвардии Егерского полка, главнокомандующий 2-й Западной армией в начале Отечественной войны 1812 года. В Бородинском сражении получил смертельное ранение.


[Закрыть] хватит времени, чтобы отбиться от сил итальянского вице-короля и ударить по Наполеону с фланга и по его неприкрытому тылу. Шансы на победу у нас велики. Но если и не удастся сразу разгромить врага, мы его здесь, под Дриссой, так потреплем, что ему долго придётся зализывать раны. И будет совсем не до Москвы, даже не до Смоленска, даже не до Витебска. Я лучше умру здесь, чем уступлю французам исконно русские земли!