Текст книги "Русские писатели XVII века"

Автор книги: Дмитрий Жуков

Соавторы: Лев Пушкарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

В мае 1656 года, после объявления войны шведам, Алексей Михайлович выехал к стоящему в Белоруссии войску. С 5 по 15 июля он жил в Полоцке.

В субботу 5 июля 1656 года перед вечерним богослужением игумен Игнатий Иевлевич вместе с многочисленной братией Богоявленского монастыря ожидал в поле за Борисоглебским монастырем прибытия царского войска. Вот на горизонте показалось облако пыли, засверкали в лучах заходящего солнца наконечники пик и сабли всадников, блеснули золотым шитьем праздничные ризы священников – огромное поле вскоре заполнилось придворной свитой, русскими воинами, обозами. С крестом, высоко поднятым над головой, вышел вперед дальновидный игумен и произнес первые слова своей речи: «Долговременная и прискорбная наша желания благо нам мздовоздашася, егда на пресветлого лица твоего царского величества пренасветлейшие очи… благодарственно взираем!»

Игнатий сравнивал приход московских войск с восходом солнца, говорил о том, как тяжко было жить белорусскому народу под иноземным игом.

Внимательно слушали речь игумена царь и бояре, взволнованные теплым приемом со стороны полочан. Одобрительно кивали головами именитые жители Полоцка, собравшиеся на поле для встречи пришедших с востока избавителей… Речь Игнатия Иевлевича была составлена в обычном приподнятом стиле и «милостиво» выслушана царем. Гораздо большее впечатление произвели иа него 12 отроков братской школы во главе с Полоцким, прочитавших приветственные стихи «Метры иа пришествие великого государя Алексея Михайловича». Отроки поздравляли царя, освободившего белорусский парод от иноземного ига, бояр, смело пошедших на войну против свирепых гонителей белорусского народа, и митрополита сарского и подонского Питирима, своими «сладкими словесы» вдохновлявшего русскую армию на борьбу с иноверцами.

Подобные торжественные вирши не были в диковинку Алексею Михайловичу. Уже при взятии Смоленска в 1654 году белорусский поэт (его имя осталось нам неизвестным) воспел победу православного царя. «Песня о взятии Смоленска» начинается так:

 
Крикнул орел белой, славной,
Воюет царь православной,
Царь Алексей Михаилович,
Восточного царства дедич,
Идет Литвы воевати,
Свою землю очищати…
 

Стихи, которыми встретили царя в Полоцке, резко отличались от этого примитивного славословия. В стихах говорилось о русских воинах, освободивших своих белорусских братьев, о радости белорусского народа, наконец-то воссоединившегося с Россией. Эти стихи были прославлением важнейшего политического акта середины XVII века – воссоединения Украины и Белоруссии с Россией.

«Кто сей монах? Узнай и приметь!» – тихо сказал Алексей Михайлович сопровождавшему его митрополиту Питириму.

Молодой дидаскал обратил на себя внимание царя и искусно составленной похвалой, и торжественностью исполнения, и тем, конечно, что стихи, в которых русские слова соседствовали с белорусскими и польскими, были произнесены 9–10-летними учениками, что не могло не произвести впечатления.

«Метры» – не единоличный труд Симеона, это коллективное произведение отцов и братии полоцкого Богоявленского монастыря. Монастырь этот в середине XVII века был центром культурной жизни Белоруссии. Помимо братской школы, при монастыре имелась хорошая библиотека, большую часть которой составляли полемические сочинения, направленные против «латин», католиков, что было вполне естественно для этого форпоста православия на границе с католической Польшей.

Кроме Игнатия Иевлевича, большое влияние оказал на Полоцкого еще один монах Богоявленского монастыря – Филофей Утчицкий, известный своими стихами богослужебного и церковного характера. После отъезда из монастыря Утчицкий в течение продолжительного времени переписывался с Полоцким. Возможно, что Утчицкий и был его учителем в области поэзии.

Быстро промелькнули десять дней пребывания царя в Полоцке. Весь город был оживлен, все ожидали дальнейших событий. Царь собирался выступить вместе с полками против шведов в Ливонию. Расторопный игумен Иевлевич решил воспользоваться случаем и в день отъезда царя из Полоцка на молебне в церкви св. Софии подал царю челобитную с просьбой отписать на монастырь два села да три деревеньки «на строение церковное, откуль бы промыслити для братии пищу и одежду». На том же молебне царь отписал монастырю эту вотчину в присутствии думного боярина Бориса Ивановича Морозова.

Русские войска дошли до Риги, осадили ее, но взять не смогли. Царь снял осаду Риги и отступил в Полоцк. 12 октября 1656 года игумен Иевлевич вновь встретил царя в поле за городскими стенами. «Ничего не успеют сделать враги и супостаты твоего царского величества», – утешал игумен царя. Игнатий Иевлевич особо отметил взятие «столичного града Ливонской митрополии» – города Юрьева (Дерпт), пожелал царю «здравия, долгоденствия и на врагов победу».

Царь пробьл в Полоцке чуть больше двух недель. На прощальной литургии Иевлевич вновь произнес торжественную речь, в которой заверил царя в верности полочан русскому православному государю.

Центральное событие внутриполитической жизни Руси середины XVII века – воссоединение трех братских народов (русского, украинского и белорусского) – оказало решающее влияние на формирование общественно-политических взглядов Полоцкого. Для него необыкновенно характерно подчеркивание единства происхождения трех братских народов из единого корня – «из российского роду». В отличие от польско-католических писателей того времени, стремившихся показать общность происхождения белорусского и польскою народов (что вызывалось далеко идущими планами окатоличивания Белоруссии), Симеон старался подчеркнуть тесную генетическую связь белорусского и русскою народов. И он часто называет «русским народом» белорусов, волею исторических судеб отторгнутых о г России, искренне радующихся своему с нею воссоединению и освобождению из-под польско-шляхетского гнета. Поэтому гак часто встречаем мы в «Метрах» восторженные, эмоционально приподнятые строчки: « Радуйся,Белорусская земля», «Плещем руками, радуючися…», «Днесь нам дал радостныйи веселый день..» и т. д. (курсив мой. – Л. П.). Приветствуя пришедших русских воинов, Полоцкий и его коллеги не забывают при этом напомнить, что белорусы издавна тянулись к русскому царю и душой и сердцем, «здесь здавнаРусская земля язык мает». Белорусская земля называется исконной русской территорией.

 
Вы з неволи увесь русийский народ свободили
И ереси из земли давной рускойскоренили.
 

В приветствии, прочитанном отроками перед царем, говорилось о том, что белорусский народ так жаждал освобождения и воссоединения с русским народом, как жаждет земля дождя в палящий летний зной, прославлялись русские воины и их военачальники, которые не убоялись пойти на войну против свирепых губителей народа и гонителей православной веры и, «яко дети львовы», не устрашились вражеского ополчения, их еретических мечей, их раскаленных в огне пуль, а пострадали за православную веру и освобождение белорусского народа.

«Метры» сложны по построению: каждый отрок трижды выступал перед царем, прославляя ею подвиг в освобождении Белоруссии от иноземного ига.

Теме воссоединения Украины и Белоруссии с Россией посвящены многие произведения Полоцкого, в которых он касается также и других внешнеполитических проблем, стоявших в то время перед Россией. В особенности его волнует борьба за выход к Балтийскому морю.

Как известно, утрата побережья Финского залива, отторгнутого Швецией, крайне болезненно отражалась на экономическом развитии России Вместе с тем Русское государство стремилось возвратить земли, населенные русскими, украинцами и белорусами. Эти земли были захвачены польскими феодалами, проводившими политику национального угнетения и насильственного обращения в католичество восточнославянских народов. И не случайно позднее в «Орле российском» Полоцкий, юворя о польской Лифляндии, призывает царя «расширить свою власть морем и землею» и победить «льва желтопольска венцем увязенна» (на гербе польской Лифляндии был изображен увенчанный лев).

Мы видим, таким образом, что Полоцкий много сделал для идеологического обоснования воссоединения Украины и Белоруссии с Россией, но эта идея была навной и ведущей лишь на начальном этапе формирования его общественно-политических взглядов. В дальнейшем интересы Симеона сильно изменились. Он по-прежнему уделял много внимания укреплению связей между Украиной и Россией, распространению в Москве книг белорусских и украинских писателей и ученых, содействовал проникновению украинских методов обучения в практику русского образования и просвещения, но чем более зрелым и самостоятельным мыслителем становился Полоцкий, тем все более и более общие мировоззренческие темы привлекали его внимание.

В трудах, занятиях в школе, молитвах и знакомстве с богатой монастырской библиотекой проходила жизнь Симеона. Вскоре после отъезда царя из Полоцка государевой грамотой лучший монастырский певчий Иван Кокля с женою и детьми был вызван в Москву… «Мы его за то пожалуем, и будет он на Москве жити не похочет, и мы, великий государь, его велим отпустить назад в Полотеск», – писал царь из Смоленска 24 ноября 1656 года. Острое чувство сожаления испытал Симеон, когда узнал об этом вызове, им овладело желание повидать столицу.

Царь продолжал оказывать милости порубежному городу. В грамоте от 16 февраля 1657 года он вновь подтвердил права полоцких мещан «владеть около города Полотеска землею и лесами, и сенными покосы и всякими угодьи на все четыре стороны кругом по пяти верст на выпуски», оговорив при этом – «опричь отчин, земель и угодей Полоцкого Богоявленского монастыря». Игумен Иевлевич приступил к расширению церковного строительства, в том числе и братской школы. Симеон вместе со старшими учениками деятельно помогал мастерам. Царь Алексей Михайлович грамотой от 25 февраля 1657 года указал воеводе Афанасию Лаврентьевичу Нащокину отпустить для монастыря кирпич.

А война с Польшей все продолжалась, царь посылает все новые грамоты к полоцким жителям с призывами верно служить– России и идти в войско князя Ивана Андреевича Хованского на государеву службу. Игумен Иевлевич ревностно исполняет все поручения и царя, и епископа полоцкого и витебского Каллиста. В декабре 1659 года царь посылает грамоту о поставлении Иевлевича архимандритом полоцкого Борисоглебского монастыря.

Симеон остался по-прежнему в школе Богоявленского монастыря. Жизнь его стала хуже с уходом его покровителя игумена Игнатия. Правда, перед своим прощанием игумен намекнул, что, возможно, его вызовут вскоре в Москву и что он возьмет тогда Симеона с собой. Памятуя ласковый прием, оказанный ученикам полоцкой школы, игумен посоветовал разучить с учениками новые поздравительные стихи для царя и его семейства. Симеон решил написать эти стихи на церковнославянском языке.

Не всем представителям местного полоцкого духовенства пришлась по душе промосковская ориентация молодого инока. Сохранилась собственноручная заметка Симеона о его злоключениях и притеснениях со стороны полоцкого епископа Каллиста.

В феврале 1660 года Алексей Михайлович собирает церковный собор, на который был вызван и архимандрит полоцкого Борисоглебского монастыря Игнатий Иевлевич. Он выехал с многочисленной свитой на 9 подводах и, миновав Витебск, Смоленск, Дорогобуж, Вязьму и Можайск, в январе 1660 года прибыл в Москву. Среди сопровождавших его лиц был и Полоцкий с 12 отроками.

Можно представить себе восторг, который охватил Симеона при виде белокаменной Москвы! После невзрачного Полоцка, и в XVII веке сохранявшего еще мрачноватый облик города-крепости, златоглавые церкви столицы Русского государства, широкие улицы, колокольный звон, каменные хоромы московской знати, разодетые стрельцы, пышные выезды бояр – все казалось необычным, торжественным, даже сказочным.

После длительного пути заиндевелые лошади с трудом тащили тяжело нагруженные сани на подворье… Переехали Москву-реку, где в прорубях языкастые москвички полоскали белье, – и вот впереди засверкали черепицей башни Московского Кремля, раздался звон колоколов…

19 января 1660 года архимандрит Иевлевич, Симеон и его ученики были приглашены в Кремль, в царский дворец.

Во рву, окружавшем Кремль, не было воды. Симеон, проходя с учениками мимо Спасской башни, обратил внимание на большие склады с хлебом – житницы. Но учеников больше заинтересовал небольшой зверинец, расположенный во рву около Неглинной. Они удивлялись невиданным зверям, присланным иностранными государями в подарок русскому царю.

Ошеломленные полочане шли мимо недавно отстроенной Спасской башни. Новая черепица на шатровом покрытии блестела на солнце своей зеленовато-синей чешуей. Громадные часы украшали башню. Диск на часах представлял собою небесный свод лазоревого цвета с солнцем, серпом луны и золочеными звездами. Время показывала неподвижно установленная над циферблатом стрелка в виде солнечного луча, а вращался сам циферблат. Счет часов производился не от полуночи и от полудня, как в наши дни, а от восхода до захода и от захода до восхода солнца. Подвернувшийся подьячий объяснил ученикам, что каждое утро особый часовщик на рассвете устанавливал часы вручную на первый час, после чего и начиналось течение «дневных» часов. В момент заката часы вновь переводились на первый час, и начиналось течение «ночных» часов. Бой часов был слышен на 10 верст. Подойдя к Свибловской башне, Симеон увидел большой бак, выложенный свинцом; в этот бак накачивалась вода, поступавшая далее самотеком на царский двор по свинцовым трубам. Симеон был знаком с водопроводом еще по Киеву, но его ученикам это сооружение было в диковинку: стоило лишь открыть кран, и вода текла сама.

Густым пушистым инеем были покрыты деревья дворцовых садов в Кремле, расположенных ярусами. Сам Кремль, утративший к этому времени оборонное значение, превратился в обширный и величественный дворец. Между Успенским, Благовещенским и Архангельским соборами увидели они три палаты – Грановитую, Меньшую Золотую, или Царицыну, и Среднюю Золотую. Пройдя мимо Царицыной палаты, они вышли на Боярскую площадь. Широкое Постельное крыльцо закапчивалось лестницей, которая вела к постельным комнатам царя. Оробевшие ученики молча шли по переходам на третий этаж теремного дворца. Они вошли в передние проходные сени. Стены были обшиты хорошо выстроганными досками; потолки украшены деревянной резьбой. Вдоль стен стояли лавки, покрытые красными и зелеными заморскими сукнами. В переднем углу стояло большое кресло, или царское «место», и несколько кресел поменьше – для членов царского семейства. Воздух был наполнен запахом различных курений и благовоний, исходивших от серебряных и медных жаровен.

Архимандрит Иевлевич был допущен поцеловать руку у царя и царицы, остальные стояли, сгрудившись, у дверей. После разрешения царя и благословения священника началась процедура приема. Главным событием было. конечно, выступление учеников.

Симеон произнес речь, а его ученики – «стиси краесогласные» (то есть рифмованные стихи), в которых Россия сравнивалась с небом, Алексей Михайлович – с солнцем, царица Мария – с луной, наследник цесаревич Алексей – с утренней денницей и многочисленные дочери и сестры царя – со звездами:

 
Спросить бы солнца, аще виде ровну
Яко Ирину в Руси Михайловну,
Ей подражает благородна Анна,
В единых стопах с нею Татианна.
 

В стихах, произнесенных «отроками», выражались надежды на полное воссоединение Белоруссии с Россией (как известно, к этому времени Белоруссия фактически уже воссоединилась с Русским государством, однако официально мирным договором это воссоединение не было еще утверждено). В стихах говорилось также и о том, что царь будет защитником, «оборонцой», Полоцка и всего белорусского народа:

 
Без тебя тьма есть, как в мире без солнца.
Свети ж нам всегда и будь оборонца
От всех противник… —
 

вот основная мысль «декламации». Все же остальное – панегирическое воспевание царя, царицы, наследника и многочисленной царской семьи – лишь дань придворному этикету, без которой не была бы «милостиво» выслушана и вся «декламация» в целом.

Царское семейство было восхищено: «отроков» щедро одарили. Каждому был выдан большой «печатный» пряник (то есть пряник с выдавленным на нем рисунком). На обратном пути «отроков» провели через жилые покои царя. По всем стенам висели клетки с соловьями, перепелами, щеглами и снегирями; были и заморские птицы – попугаи и канарейки. Симеон сказал своим ученикам, что одна канарейка стоит 6–8 рублей, то есть столько же, сколько платили за 10–12 коров.

После духоты царских покоев на морозном воздухе дышалось легко и свободно. Мимо школьников проехал вельможа в больших санях, покрытых шкурами белых и бурых медведей. Его жена ехала сзади в поставленной на сани карете со стеклянными окнами, покрытой до земли алым и розовым сукном.

Возбужденные приемом во дворце, долго еще не могли успокоиться полоцкие ученики, вновь и вновь вспоминали они царские палаты, богатое убранство царя, диковинные изразцовые печи, большое зеркало, висевшее в простенке…

Столичная жизнь вскружила голову молодому иноку. 10 февраля 1660 года он вместе с архимандритом Иевлевичем был на приеме у Федора Михайловича Ртищева – видного государственного деятеля того времени. Архимандрит держал речь, а Симеон, впервые попавший в такое общество, молчаливо рассматривал и невиданное доселе убранство комнат, и богатый стол, уставленный заморской оловянной и серебряной посудой.

Побывали они и в Чудовом монастыре у архимандрита Павла. Богато жили в Москве монахи! На столе были серебряные с позолотой кубки, арбузы и дыни, рыбные кушанья разных сортов и видов, орехи, фрукты, ягоды.

На пасху, 6 апреля 1660 года, они были вновь приглашены к Ф. М. Ртищеву в его собственный дом за Боровицким мостом; Игнатий Иевлевич прочитал необходимые пасхальные молитвы, произнес поздравительную речь. Симеон ему прислуживал. Симеону разрешили даже осмотреть богатую библиотеку Ртищева. В его доме пел выписанный из Киева хор – об этой новинке много толковали в Москве, так как «партесного пения» в то время на Руси еще не было.

Деловитый Игнатий Иевлевич много работал, и Симеон был предоставлен самому себе. Вместе с учениками бродил он по Москве.

Надо ли говорить о том, с какой жадностью листал Симеон продающиеся на Красной площади книги – печатные и рукописные, как поразили его иностранцы… Но молодой монах был прежде всего учителем. Кончил свою работу церковный собор, и 20 сентября 1660 года Симеон вместе с учениками выехал в Полоцк: начинались школьные занятия.

О том, как шла его преподавательская работа в эти годы, мы можем только предполагать. В иронических «Стихах утешных к лицу единому», написанных в это время, он говорит о себе:

 
Видите мене, как я муж отраден,
Возрастом велик и умом изряден…
 

Возможно, в этих строчках невольно выразилось его представление о самом себе: молодой честолюбивый инок не находил в Полоцке применения своим силам.

Холодной и вьюжной была зима 1660 года в Полоцке. Длинными зимними вечерами, сидя после занятий в школе один в своей келье, при тусклом и неверном свете свечи, упорно осваивал Симеон церковнославянский язык. Он старался применить к русскому стиху формы, свойственные западноевропейскому стихосложению. Одно свое произведение – «Диалог краткий» – он написал в форме «эхо». Это типичный образец так называемой «песни в виде эхо» – carmen echicum: стих делится на две части, в первой задается вопрос, во второй дается созвучный ответ:

 
Рцы, щасте, кому служишь? Кто есть сей? Алексей.
Чья кров? Сын Михайлов, государев, царев.
Кто саном? Царь розаном.Коли дуж?Храбрый муж.
 

Видимо, стихотворение не вполне удовлетворило поэта. В языке много белоруссизмов. «Царь розаном» – это должно означать «царь россиянам», но слово это никак не «ложилось» в строку. Произведение осталось неоконченным. Было ли оно когда-либо произнесено, мы не знаем, но диалогическая форма его, несомненно, давала все возможности для этого.

Положение Симеона еще более усложнилось после возобновления в 1661 году русско-польской войны. Полоцк был вновь занят поляками. Лица, благожелательно относившиеся к Москве и православной церкви, начали подвергаться притеснениям и преследованиям. На Симеона был написан донос. Выхода не было, и он счел за лучшее выехать в Москву.

ГЛАВА 3

С переезда Симеона в Москву наступает самый плодотворный период в его жизни, который начинается скромной работой учителя молодых подьячих. Его переезд совпал с прибытием в Москву газского митрополита Паисия Лигарида. Один из многочисленных авантюристов и вымогателей, которыми так был богат XVII век, темная личность, дважды проклятый иерусалимским патриархом Нектарием за сребролюбие и взяточничество, Лигарид разъезжал из страны в страну, пользуясь подложными документами, не брезговал при случае и шпионажем в пользу Ватикана. В то же время Паисий был, несомненно, весьма образованный и культурный человек. В 1638 году он уже защитил диссертацию на степень доктора философии и богословия. Еще в 1656 году патриарх Никон приглашал его в Москву, надеясь привлечь к работе по исправлению богослужебных книг.

Лигарид прибыл в Москву в феврале 1662 года с целью испросить у царя милостыню для газского Предтечева монастыря. Ловкостью обхождения и умелым поведением Паисий вскоре полюбился Алексею Михайловичу, в то время как Никон быстро разгадал этого проходимца в рясе, распознал в нем своего врага и публично уже в 1663 году «лаял» его: «вор, нехристь, собака, самоставленник, мужик». Патриарх, как мы видим, не стеснялся в выражениях. Газский митрополит верно оценил сложившуюся на Руси обстановку и в споре «священства» с «царством» безоговорочно встал на сторону царя. Он руководствовался при этом, конечно, собственными корыстными интересами: Паисий стремился проникнуть в богатейшую патриаршью библиотеку, недавно пополненную редчайшими греческими рукописями, привезенными Арсением Сухановым из Афона. Теперь, после удаления Никона, только царь мог разрешить пользоваться этой библиотекой.

Лигарид, прекрасно владевший греческим, латинским и рядом европейских языков, ни слова не понимал по-русски. Ему требовался опытный и знающий богословие переводчик.

Исследователи, изучавшие жизнь Полоцкого, вначале предполагали, что его вызвал в Москву сам царь для обучения царевича Алексея латинскому языку и что произошло это в 1664 году. Однако позднее было доказано, что сделал Симеон это, во-первых, добровольно и самостоятельно («Оставил я отечество, родных, удалился, вашей царской милости волеювручился»), а во-вторых, переезд его следует отнести ко второй половине 1663 года: Симеон упоминается как переводчик Паисия Лигарида при его спорах с патриархом Никоном уже в июле 1663 года. Этот же год подтверждает и сам Полоцкий в предисловии к «Вертограду многоцветному», написанному в 1676 году: он говорит, что ко дню кончины Алексея Михайловича прожил в Москве 13 лет.

Приехавшего в Москву молодого учителя и поэта по специальному царскому указу определили на жительство «в обители всемилостивого Спаса, что за Иконным рядом». Видимо, Симеон приехал не с пустыми руками: в той же обители ему пожаловали погреб в городской стене для сохранения «ради безбедства от пожаров» его вещей. Это были главным образом рукописные книги: Симеон был уже известен как книгочий и книголюб. Все его содержание отнесли за счет двора: царь указал давать ему денежный корм 5 алтын в день.

По тем временам это были немалые деньги. Дело в том, что обычная монастырская еда (рыба, овощи, мед и проч.) выдавалась монахам бесплатно, и добавочное денежное содержание Симеон мог тратить по своему усмотрению. Чаще всего он эти деньги тратил на покупку книг. Пять алтын в день равнялись 15 копейкам. В середине XVII века столько стоил ягненок или поросенок. На три копейки можно было получить в трактире суточное содержание – три раза еда и два раза чай или квас.

Заиконоспасский монастырь, где постоянно жил Полоцкий во время своего пребывания в Москве, находился вблизи от Кремля, на Никольской улице. Монастырь этот был основан в 1660 году князем Волконским. Близость к Кремлю и к царским покоям оказалась впоследствии весьма важной для Симеона.

Уже в 1664 году Полоцкий в письме к епископу Мстиславскому и оршанскому Мефодию сообщает, что он по царскому указу обучает некоторых лиц по Альвару, так в то время назывался обычный учебник латинской грамматики, написанный португальским иезуитом Альварецом и употреблявшийся в иезуитских училищах. А в 1665 году, как об этом свидетельствует найденная И. Е. Забелиным выписка из дела Тайного приказа, на Никольской улице, в Спасском монастыре за Иконным рядом, было построено особое здание с жилищем при нем, где и поселились сам Полоцкий и его немногочисленные ученики. Эта так называемая Заиконоспасская школа Полоцкого – одна из тех греко-латинских школ в Москве, которые предшествовали созданию Славяно-греко-латинской академии.

Трудно с полной определенностью сказать, чему, кроме латинского языка, обучал Симеон молодых подьячих Тайного приказа. Некоторые ученые считают, что Полоцкий, помимо латинского языка, преподавал также грамматику, риторику, пиитику и, конечно, богословие. Об этом можно судить по его ученикам и в первую очередь по Сильвестру Медведеву. Можно также утверждать, что Симеон в своей преподавательской практике стоял ближе к Киево-Могилянской коллегии и учил тому, чему сам не столь давно научился. Известно, что Полоцкий недостаточно хорошо знал греческий язык, но успешно овладел основами гражданского, светского образования.

Симеон был единственным учителем в этой школе; первоначально в ней обучалось всего четыре человека, но зато это были уже взрослые, вполне грамотные люди, служившие подьячими в приказе. Поэтому Полоцкий, видимо, не тратил времени на обучение азам, а уделял больше внимания сложным вопросам. Он жил в одной келье со своим любимым учеником Медведевым и пользовался каждой свободной минутой, чтобы вырастить из него достойного себе преемника.

А свободного времени у Симеона было мало. Он занимался не только делами школы, существовавшей, по-видимому, до мая 1668 года. (В мае 1668 года С. Медведев и его товарищи были отправлены в Курляндию вместе с А. Л. Ординым-Нащокиным.) С первых же дней своего пребывания в Москве Полоцкий постоянно был связан с Паисием Лигаридом. Полоцкий переводил для Лигарида все материалы на латинский язык, а затем ответы Лигарида на русский. В декабре 1664 года, то есть тогда, когда Никон пытался вернуть себе патриарший престол, Полоцкий был переводчиком Лигарида в присутствии царя. К тому же Полоцкого от его имени посылали к Никону за самовольно захваченным им символом патриаршей власти – посохом. В начале 1666 года суздальский поп Никита и романовский священник Лазарь подали царю челобитные, в которых обличали нововведения Никона. Симеон перевел эти челобитные на латынь для Паисия, тот написал опровержение на эти челобитные (по-латыни), а Полоцкий вновь перевел их на русский для царя. 7 мая 1666 года церковный собор поручил Симеону написать специальную книгу, которая опровергала бы идеи раскольников, и Полоцкий выполнил эту работу за два месяца. От имени собора труд Полоцкого был издан в 1667 году под названием «Жезл правления» [26]26
  Вот полное название этой книги: «Жезл правления на правительство мысленного стада православно-российския церкве, – утвержение во утвержение колеблющихся во вере, – наказания в наказание непокорных овец, – казнения на поражение жестоковыйных и хищных волков, на стадо христово нападающих. Сооруженный от всего освященного собора, собранного повелением благочестивейшего, тишайшего и самодержавнейшего великого государя, царя и великого князя Алексиа Михайловича, всея Великий, и Малыя, и Белыя России самодержца, в царствующем, богоспасаемом и преименитом граде Москве. В лето 7177 (1666) месяца мая в 7 день». См. полное библиографическое описание этой книги: А. С. 3ернова, Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI–XVII в. Сводный каталог. М., 1958, стр. 96.


[Закрыть].

В ноябре 1666 года в Москву прибыли для суда над Никоном восточные патриархи – Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Полоцкий приветствовал их речью на латинском языке, а они поручили ему произнести ответное поучение на праздник рождества. Одним словом, уже в это время Симеон активно участвует в общественно-политической, главным образом церковной, жизни страны как знаток латинского языка и латинских книг, как образованный, знакомый с диалектикой и церковной догматикой богослов. Но Полоцкий привлек внимание своей ученостью не только церковных деятелей.

1 сентября 1667 года царевичу Алексею исполнилось 13 лет, и он был объявлен наследником престола. 7 сентября состоялся торжественный обед, на котором Симеон присутствовал уже в качестве учителя царевича. Поэт произнес торжественную речь и подал стихотворное приветствие царю Алексею Михайловичу и его сыну великому князю Алексею Алексеевичу.

Полоцкий назвал свой панегирик «Орел российский». До наших дней дошел роскошный подносный экземпляр этого стихотворения, переплетенный в малиновый шелк, написанный четким полууставом и украшенный многими рисунками в красках. Симеон сравнивает царя с солнцем, лучи которого освещают весь мир и достигают таких отдаленных стран, где златовласый Титан пасет своих коней, где престол Нептуна, где царствует Эол, откуда дуют ветры «Апилиот, Мессис, Кекия, Евр, Липс, Зефир, Апарктиа, Аргест, Япикс, Финикс, Борей, Керкий, Левконт, Ливонот». Слава Алексея Михайловича перешла за геркулесовы столбы, в «Америцкие страны»; он превзошел величайших правителей древности – Александра Македонского, Тита, Соломона. Ни Ганг, ни Пактол (ныне Сарабат, золотоносная река в Лидии) не приносят столько золота, сколько оказывает доброт Алексей Михайлович.

Мы не можем не заметить в этом стихотворении явных поэтических гипербол. Именно эта чрезмерная лесть и привлекала царственных покровителей Полоцкого. Но показательно другое: даже в этих стихах Симеон стремится просветить своих слушателей. Этим целям служит ответ Аполлона и его девяти муз на вопрос автора, что означает изображение орла российского на фоне солнца, и объяснение всех знаков зодиака. Полоцкий вспоминает величайших певцов и ораторов древности – Гомера, Вергилия, Демосфена, Аристотеля, Орфея… И далее по всему стихотворению рассеяны упоминания о Касторе и Поллуксе, Юдифи, Курции, Кодре афинском, Амоне, Буцефале.

В этом произведении Симеон как бы сконцентрировал все богатство историко-литературного материала, преимущественно античного мира, и его панегирик должен занять достойное место в ряду остальных произведений просветительского толка.

Но когда царь и его семейство разглядели уже после пира, на свободе книжицу «Орел российский», они ахнули: подобной зрелищной яркости и замысловатости в поздравительных сочинениях они никогда не видали.

Подносный экземпляр начинался двумя стихотворными посвящениями (названными автором «афиеросис») царю и его наследнику цесаревичу Алексею, причем оба посвящения зашифрованы. Способ чтения был сложным: надо читать на первой, четвертой, седьмой строках – первые 5 слогов, на второй, пятой, двенадцатой – 4 слога, на восьмой и девятой – 3, на третьей, шестой и одиннадцатой – 2 слога. Затем нужно вернуться вновь к первой строке и читать оставшиеся слоги с последнего слога прочтенного стиха. В результате второй, например, афиеросис